В один из дней последней трети IX в. северонорвежский вождь Оттар посетил короля Англии Альфреда. Он рассказал королю о своей родине и своих странствиях. Альфред велел записать рассказ (эта запись на древнеанглийском языке сохранилась до наших дней).

Оттар поведал, что живет «севернее всех остальных норманнов» — как полагают ныне, его поселение находилось где-то в районе Малангена в Южном Тромсе. Оттуда он плавал на юг мимо Nordmanna land (Земли норманнов) в Скирингссаль, порт в Южном Вестфолле. Оттар называл Землю норманнов Nordweg — «северный путь» или «северный регион». Именно от этого слова и произошло современное название «Норвегия» (Noreg, Norge), Оттару мы обязаны и первым известным рассказом о Норвегии и норвежцах.

Оттар описывает Норвегию как страну с весьма протяженной территорией. К северу находилась Земля финнов, или саамов, в дальнейшем получившая название Финмарк, а на юге — Denamearc (Дания), лежавшая по левому борту, когда он плыл из Скирингссаля в порт Хедебю у основания полуострова Ютландия. Это позволяет предположить, что в то время к Дании относилось нынешнее западное побережье Швеции вплоть до Свинесунна на севере, а может быть, и дальше. Восточнее от Норвегии, по словам Оттара, находилась Земля шведов — Свеаланд (Sweoland), а к северу от нее, вокруг Ботнического залива, — Cwena land, Земля западнофинских квенов. Оттар не знал ни о каких постоянных поселениях к северу и востоку от своих родных мест вплоть до Земли финноязычных бьярмов у Белого моря. В Финмарке и на Кольском полуострове кочевали племена саамов — охотников и рыболовов. Они нередко Добирались до плоскогорий в глубине страны, далеко на юге Финмарка.

Оттар сказал, что он вождь одного из племен на своей родине, в Халогаланне (древнее название Норвегии к северу от Трённелага), хотя его хозяйство по английским меркам выглядело скромным.: «не более» 10 коров, 20 овец и 20 свиней, а также небольшой участок пахотной земли, который он обрабатывал плугом, запряженным лошадьми. Основным источником его богатства были охота, рыболовство, бой китов и дань, которую ему платили финны и саамы. Однажды он совершил путешествие на север, чтобы посмотреть, как далеко простирается его страна, и раздобыть моржовые клыки и шкуры. Пятнадцать дней Оттар плыл вдоль Финмарка и Кольского полуострова к Земле бьярмов у западного залива Белого моря. Плавание на юг в Скирингссаль заняло более месяца, хотя ветер был благоприятным, поскольку на ночь судно вставало на якорь. Чтобы добраться оттуда до Хедебю, понадобилось пять дней.

Вот таким образом Норвегия и норвежцы появляются на исторической сцене, выделяясь на общем североевропейском фоне, — народ со своей территорией, простирающейся от Южного Тромса до Осло-фьорда, или Вика, как его тогда называли.

Люди обосновались в Норвегии задолго до Оттара. Одиннадцать — двенадцать тысяч лет назад, когда закончился последний ледниковый период и льды отступили, охотники и рыбаки стали селиться вдоль норвежского побережья. Около 4000 г. до н.э. большие и малые племена уже кочевали по территории страны. К этому же времени относится начало обработки земли, но только на крайнем юге. На западном и северном побережьях довольно быстро распространилось скотоводство, но пахотное земледелие привилось очень нескоро. Однако, став привычным видом деятельности, оно позволило прокормить больше людей, чем разведение скота, и теснее привязать их к определенной территории. От «чистых» охотников этих людей отличало владение реальной собственностью — у них был скот и возделанная земля. Поселений стало больше, они приобретали постоянный характер и иерархическую структуру.

К концу позднего каменного века, примерно к 1500 г. до н.э., сельское хозяйство давно уже стало основным занятием жителей Южной Норвегии, более важным, чем охота и рыболовство. На севере, напротив, первостепенную роль по-прежнему играли охота и рыболовство. Но по мере того как сельское хозяйство распространялось «вверх» по побережью вплоть до Южного Тромса, между жителями этих территорий и охотниками и рыболовами Крайнего Севера происходило культурное размежевание. К временам Оттара в Северной Норвегии норманны и саамы создали две различные культуры, и можно предположить, хотя доказательств этому нет, что культура охотников и рыболовов в чистом виде была только саамской начиная с конца каменного века.

Мы не знаем, как давно норманны заселили остальную территорию Норвегии и что означают слова «норманнский» и «норвежский». Предпосылкой появления норвежской народной общности послужил язык, на котором говорили «северные люди». Рунические надписи свидетельствуют, что начиная примерно с 200 г. н.э. существовал единый североевропейский язык, из которого в дальнейшем развились нынешние национальные языки стран Северной Европы. Это базовое североевропейское «наречие», вероятно, возникло не позднее начала эпохи христианства. Во времена Оттара в Норвегии уже обособились диалекты, отличавшиеся от тех, что распространились на юге и востоке Скандинавии; возможно, такая ситуация сложилась гораздо раньше.

Норманнов связывала и общая религия. Норвежская топонимия свидетельствует, что они несколько столетий поклонялись одним и тем же божествам. Строительство деревянных кораблей — технология, изобретенная в железном веке, — позволяло совершать регулярные плавания вдоль всего норвежского побережья. Весьма вероятно, что именно этот прибрежный маршрут и дал стране название: «северный путь», или Норвегия. В любом случае вместе с сухопутными маршрутами он объединял страну. По этим путям издревле велась торговля, сглаживая различия между экономикой отдельных регионов страны и способствуя укреплению связей с заморскими землями. Параллельно с экономическими устанавливались и социально-культурные связи.

Можно с уверенностью сказать, что именно таким образом ко времени Оттара Норвегия стала Норвегией. Однако язык и религия вряд ли резко отличали норвежцев от остальных скандинавов. Но все же шведов и норвежцев на востоке разделяли высокие плоскогорья и густые леса, и, может быть, именно эти географические особенности, если смотреть на них с точки зрения датчан, то есть с юга, и вызвали к жизни названия «Норвегия» и «норвежцы». Это позволяет предположить, что в глазах своих соседей норвежцы чем-то отличались от остальных. И хотя до создания настоящего общества было еще далеко, они, по всей видимости, обладали неким этническим и культурным своеобразием.

Во времена Оттара основной единицей поселения была своеобразная усадьба или хутор, называемый горд (gard, gard). Он состоял из постоянных жилых построек и помещений для скота, расположенных неподалеку друг от друга, внутри огороженного или иным путем обозначенного участка возделанной земли. Окружающая территория — лес, пастбища и др. — была определена менее четко. Усадьбы имели собственные названия, восходящие к раннему римскому железному веку (ок. 0—400 гг. н.э.).

Вероятно, во многих сельскохозяйственных поселениях, получивших в то время и в последующие столетия свои названия, которые мы определяем как усадебные, проживала большая патриархальная семья. Она не только представляла собой социально-экономическое сообщество, но и была объединена культом поклонения предкам. Кроме того, родовые связи были важнейшим элементом зарождавшейся более широкой организации общества.

Доказательств всему этому у нас нет, и, как мы увидим позднее, тогдашняя низкая продолжительность жизни оставляла немного шансов на появление вертикально расширенных семей, насчитывающих два или более поколений взрослых. Поэтому потребность в рабочей силе для экстенсивного ведения хозяйства (что легло в основу более крупных сельскохозяйственных поселений) с трудом могла удовлетвориться чисто родственным сообществом. Так что можно с полным основанием говорить о наличии в усадьбе достаточного количества зависимых сельскохозяйственных работников, и, следовательно, о менее эгалитарной социальной структуре поселения, чем предполагает тезис о «большой семье». Многие из таких работников, возможно, были треллями, или рабами, что нашло отражение в некоторых древних названиях усадеб.

Самые ранние норвежские юридические тексты — «областные законы», дающие представление о положении дел в XII в., — рисуют картину общества, где родство наследовалось как по мужской, так и по женской линии. Скорее всего в раннем железном веке ситуация была иной. Такая «двусторонняя» система, признававшая принадлежность человека и к отцовской, и к материнской линии, не способствовала формированию четко структурированных родовых сообществ. Тем не менее родство играло важную социальную роль. Оно обеспечивало каждому безопасность и защиту, а также объединяло индивидов и семьи в более крупные группы. Права такой общности на экономические ресурсы были в какой-то степени прочнее, чем права индивида или семьи, что выразилось позднее в праве одаля (odelsrett). Они имели также решающее значение и в других сферах — юридической, политической, религиозной. Однако это не означает, что в период железного века (то есть примерно до 1050 г.) общество было родовым, хотя подобные утверждения часто встречаются. Ведь если это так, родовые узы должны были быть достаточно мощными, чтобы подчинить себе другие элементы социального устройства, а такое вряд ли имело место в действительности.

Данные топонимики и археологии позволяют предположить, что поселения (bygder), состоявшие из нескольких родовых усадеб, представляли более крупные социальные объединения, связанные общими религиозными, юридическими и оборонительными интересами. Похоже также, что подобная организация в какой-то степени распространялась и на более обширные территории. В этом случае, безусловно, требовалось нечто большее, чем родовые узы.

Готский хронист Иордан упоминает о нескольких народах, населявших Скандинавию (около 550 г. н.э.). В том, что касается Норвегии, мы можем с большой долей вероятности вычленить среди искаженных латинизированных названий такие «народы», как ранрикинги, раумерикинги, грены, эгды, руги и хорды. Определенное значение имеет тот факт, что первые два народа связаны с собственными территориями и «королевствами» (riker, или рики). Помимо Ранрики (область, которой владели рены, нынешний Бохуслен) и Раумарики (территории раумов) в современных топонимах можно проследить еще несколько таких фюльков (областей проживания конкретного «народа»): Хедмарк, Хаделанн, Рингерике, Гренланн (Земля гренов), Телемарк, Ругаланн (Земля ругав), Хордаланн (Земля хордов), Емтланн и Халогаланн. Связь названия народа с территорией предполагает, по крайней мере в некоторых случаях, наличие организованного сообщества. Например, как топонимия, так и археологические находки предоставляют косвенные свидетельства существования в доисторическое время единой религиозной и оборонной организации в Раумарики (Страна раумов).

Часть исследователей утверждает, что в некоторых областях страны, особенно в Восточной Норвегии и во внутренних районах Трённелага, территориальная организация возникла прежде всего из потребности в объединении у крестьян, обладавших более или менее равным социальным статусом и живших в наследственных усадьбах. Но многое указывает на то, что такая организация повсеместно зависела от могущества предводителей и имела более выраженный аристократический характер. Речь идет скорее об институте вождей — одновременно политических и религиозных лидеров, с которыми люди были связаны узами личной преданности.

Вероятнее всего, эти руководимые вождями сообщества постоянно оспаривали друг у друга территорию и ресурсы; они могли быстро менять как своих правителей, так и «базовую» территорию. В географическом плане условия для такой социальной организации существовали по всему норвежскому побережью с естественными центрами в пригодных для сельского хозяйства районах или в тех местах, где большие реки и фьорды пересекались с прибрежными морскими путями. Вождь центрального района стремился овладеть побережьем по обе стороны от фьорда, а также внутренними землями по берегам рек до самых гор. Вдоль полноводных рек Эстланна с их многочисленными притоками, где расстояние от побережья до гор было значительным или где крупные озера и обширные сельскохозяйственные площади простирались далеко в глубь страны, места для нескольких территориальных сообществ вполне хватало. Подходили для объединений и земли вдоль больших фьордов Вестланна, но здесь сильно пересеченная местность создавала благоприятные условия и для более мелких социальных единиц. В Центральной Норвегии многочисленные крупные сельскохозяйственные районы соединял Тронхеймс-фьорд. Севернее ведущую роль играли ловля зверя и рыболовство. Вместе с тем северонорвежские вожди располагали большими возможностями для подчинения саамов или просто для торговли с ними. К таким предводителям как раз и относился Оттар.

По всей вероятности, природные условия Норвегии способствовали развитию на раннем этапе истории более или менее крупных региональных сообществ, возглавляемых вождями. Таким путем могли объединяться несколько фюльке. Присущая этим сообществам тенденция к экспансии способствовала созданию все более крупных социальных объединений.

О характере власти вождей можно судить достаточно определенно в эпоху викингов (ок. 800—1050 гг.). Объяснить североевропейскую заморскую экспансию того времени позволяют несколько факторов. Викинги следовали по традиционным торговым маршрутам, где, как они знали, ждут их богатства. Часто их целью был грабеж, но имела место и мирная торговля, как видно из примера с Оттаром. Внутренние политические неурядицы также могли способствовать захватническим устремлениям викингов — именно так считали исландские хронисты XI—XII вв., но, по всей вероятности, куда более важную роль играли быстрый рост населения и, как следствие, усилившаяся нагрузка на природные ресурсы. Такая ситуация неизбежно порождала жажду приключений и потребность в поиске новых земель, чем и объясняется тот факт, что многие викинги на завоеванных территориях создавали крестьянские поселения.

Походы викингов можно понять лишь исходя из существовавшей в те времена иерархии общества, предполагавшей наличие обеспеченного слоя — «аристократии». Скорее всего, подготовить корабли, снаряжение и привлечь людские ресурсы, необходимые для таких путешествий, могли только вожди — хёвдинги и «большие люди» (storтепп). Насколько можно судить, многие из тех, кто отправлялся в поход вместе с вождями, и у себя на родине находились с ними в зависимых, патронально-клиентских отношениях. Постепенно, по мере того как походы приобретали все больший размах, из среды викингов выдвинулись собственные военные предводители. Наиболее влиятельные из них сумели основать королевства как в Норвегии, так и за ее пределами. Добытие путем грабежа и торговли богатства викингов стали эффективным средством «приобретения сторонников», усиления могущества и престижа в рамках общественного строя, где обмен дарами был одним из способов установления связей между людьми.

Первые известные нам походы викингов в конце VIII в. были ничем иным, как грабительскими набегами на Британские острова. Переселение норманнов на Шетлендские и Оркнейские острова, вероятно, также началось не позднее этого периода и привело к полному господству викингов над народами покоренных архипелагов. Расположенные севернее Фарерские острова и Исландия подверглись колонизации частично из самой Норвегии, а частично с удаленных от континента норманнских территорий к югу от них. В Исландии поселения норманнов появились в конце IX в., и уже оттуда примерно 100 лет спустя мигранты достигли Гренландии. Они добрались и до Северной Америки (Винланд), но не создали там постоянных поселений.

В течение IX в. норманны перешли от грабительских набегов на Британские острова к колонизации Северной Шотландии, Гебридов, о. Мэн и Ирландии. Через какое-то время были основаны норманнские королевства с центрами в Дублине и на о. Мэн. В начале X в. норманнские мигранты из Ирландии обосновались в Северо-Западной Англии. Оттуда они достигли Нортумберленда и Йоркшира, и некоторое время короли норманнского происхождения правили этими областями из своей столицы в Йорке. Однако в набегах викингов на Восточную Англию, континентальную Западную Европу и Средиземноморье участвовали прежде всего жители датских земель, а «бросок» через Балтику и дальше по русским рекам к Черному и Каспийскому морям в основном осуществили выходцы из шведских областей.

Скандинавы оказали воздействие на те районы, где они создали многочисленные поселения и основали королевства и графства. В то же время именно в эпоху викингов Скандинавия по настоящему «открылась» для Европы. Занесенные из Европы ростки христианства в итоге привели к культурной переориентации. Немаловажно было и то, что за границей скандинавы ознакомились с более сложными формами политической организации общества — княжеским или королевским правлением. Среди прочего они также осознали роль городских центров.

Последние два-три десятилетия IX в. были не только временем походов Оттара и начала заселения норманнами Исландии. В этот же период произошла и знаменитая битва при Хаврсфьорде в Ругаланне. Согласно скальдической поэзии того времени, король Харальд Хальвданарсон (позднее получивший прозвище Прекрасноволосый) одержал здесь победу, которая, согласно стихотворному тексту, принесла ему власть над Ругаланном, а возможно, и над Агдером. исландские и норвежские авторы саг и хроник начиная с XII в. именуют его первым королем, правившим всей Норвегией. А Снорри Стурлусон в своде саг о конунгах (королях), «Круге земном» («Хеймскрингла»), относящемся примерно к 1230 г., отмечает, что Харальд покорял одну область за другой, пока не одержал решающую победу при Хаврсфьорде.

История объединения Норвегии рассказана Снорри много позже описываемых им событий. Но, вероятно, все же есть причины тому, что Харальд оставил в истории более долговечный след, чем предыдущие норвежские военные вожди. Похоже, центр королевства Харальда и владений его преемников находился на юго-западе страны, откуда их власть простиралась на север, включая Хордаланн. Здесь вдоль прибрежного морского пути располагались королевские усадьбы — временные места пребывания короля и его хирда, или дружины. Они путешествовали от усадьбы к усадьбе, принимая угощение от местных жителей, устраивавших совместные пиры, так называемые «вейцлы», а также другие дары, то есть жили за счет различных податей с местного населения и натуральных продуктов, которые давала земля. Это был единственный способ эффективного осуществления королевской власти, пока не возникла постоянная местная администрация.

Безусловно, власть Харальда временами распространялась и на другие области страны. Однако неясно, и вряд ли мы это когда-нибудь узнаем, насколько сильно ощущалось там его присутствие. Традиционная точка зрения о принадлежности Харальда к династии королей Уппланна (внутренние возвышенные области Эстланна) является весьма спорной. Учитывая состояние дорог и инструментов власти, а также уровень политической организации того времени, трудно поверить, что он осуществлял постоянный, прямой контроль далеко за пределами центральной части королевства. Если и можно сказать, что он управлял другими областями страны, то происходило это скорее всего через посредство мелких независимых вождей.

Харальда Прекрасноволосого можно считать первым правителем, сделавшим важный шаг к объединению Норвегии, но не единственным великим «собирателем королевства». Объединение королевства — длительный процесс, в течение которого норвежская территория перешла под власть одного королевского рода и была организована как политическая единица.

Объединение Норвегии представляло собой часть более глубоких изменений. Оно шло параллельно с общеевропейскими событиями, которые привели к образованию системы малых и средних государств, основанных на территориальном единстве под королевской или княжеской властью. Так, в Скандинавии объединение Дании и Швеции произошло примерно в тот же период, что и Норвегии.

Процессы, происходящие в Скандинавии, имели серьезные последствия для остальной Европы, и наоборот. Набеги викингов в некоторых землях привели к необходимой для обороны консолидации власти. В свою очередь скандинавы получили полезные уроки в области политической организации от тех чужестранцев, которых они стремились покорить. Кроме того, в заморских походах хёвдинги и другие знатные викинги обогащались и оттачивали воинское мастерство — и то и другое им пригодилось по возвращении домой. Власть некоторых из первых норвежских королей имела в своей основе собственный опыт и богатства, добытые во время «викингского прошлого».

Таким образом, три скандинавских королевства образовались под влиянием схожих обстоятельств. В ходе борьбы за политическое лидерство каждая из воюющих сторон часто обращалась за помощью к соседним королевствам. Кроме того, «собиратели королевств» в какой-то степени соперничали за владение территориями. В эпоху викингов первенство принадлежало датским королям-завоевателям. У них были территориальные претензии как на норвежские, так и на шведские земли, и они влияли на политическое развитие обеих стран.

Объединение Норвегии представляло собой военно-политический процесс, для завершения которого потребовалось более трехсот лет. В общих чертах он делится на два этапа. О начале первого этапа всерьез можно говорить применительно к периоду правления Харальда Прекрасноволосого. До середины XI в. королевство с центром на западном побережье с переменным успехом пыталось контролировать ближние и дальние регионы страны. Король Олав Харальдссон Толстый (после смерти канонизированный как Олав Святой), правивший, очевидно, в 1015—1028 гг., был первым, кто напрямую подчинил себе большую часть страны. Однако его правление было лишь эпизодом в тот период, когда у датских королей была власть над различными, большими или меньшими, районами Норвегии, в первую очередь над Виком, ближайшей к Дании областью Осло-фьорда.

Только после смерти короля Кнута Могучего в 1035 г. и распада североморской империи датчан норвежским королям удалось установить постоянный контроль над основной частью Норвегии. В XI в. при королях Магнусе Олавссоне и Харальде Сигурдарсоне (Суровом Правителе) Норвегия какое-то время вела наступление на соседей. На юге они увеличили свои владения от Ранрики вплоть до р. Гёта-Эльв; одновременно Харальд Суровый Правитель довел до конца план своего сводного брата Олава Харальдссона, подчинив себе все королевство, включая богатые сельскохозяйственные районы Трённелага и Уппланна (внутренняя территория Эстланна).

Затем последовал период относительной политической стабильности и мира. Но иногда в Норвегии одновременно правили двое или больше королей, опиравшихся на центры власти в различных областях страны — явное свидетельство того, что ее политическое объединение было далеко от завершения. После смерти в 1130 г. короля Сигурда Крестоносца претензии его сына Магнуса на роль единоличного правителя обернулись борьбой за трон. Она продолжалась следующие сто лет и позднее получила название «гражданских войн».

Гражданские войны составляли второй и завершающий этап процесса объединения. Они закончились победой «биркебейнерского» королевства, основанного Сверриром и его потомками, и установлением их единовластия во всей стране. Первоначально центром этого королевства был Трённелаг. Победа над Магнусом Эрлингссоном позволила Сверриру в 1180-х гг. овладеть Вестланном. На заключительный период правления и первые годы после его смерти (1202) пришелся конфликт между биркебейнерами («лапотниками») и баглерами («церковниками»), прежде всего за контроль над Эстланном. В конце концов в 1220-х гг. при Хаконе Хаконарсоне биркебейнеры овладели этой областью, что положило конец борьбе за объединение норвежской территории под властью одного короля.

Все, что теперь оставалось, — завершить колонизацию норманнами северо-восточных земель вдоль побережья Финмарка. Она проходила в период Высокого и Позднего Средневековья. Со времен Сверрира Емтланн также находился под властью норвежской короны. Но его население, связанное с приходами, находившимися в Швеции, полностью так и не было инкорпорировано в норвежское сообщество. К югу королевство простиралось до устья р. Гёта-Эльв; именно в этой точке сходились владения трех средневековых королевств Скандинавии.

Вначале национальная монархия утверждалась путем завоеваний. Владения первых королей объединялись в основном под их личной и порой недолговечной властью. Авторитет, которым они обладали, был связан скорее с контролем над подчиненными группами населения, чем над территорией как таковой. И власть в значительной мере строилась на личности конкретного монарха и его энергии. Он обеспечивал себе поддержку дарами и благодеяниями, а также наказывая врагов и нарушителей спокойствия. Тогда еще не существовало постоянного административного аппарата, сохраняющего стабильность в государстве после смерти короля-завоевателя.

Территориальное объединение страны шло медленно из-за длительного процесса формирования социально-политической организации и связанной с ней идеологии, способных спаять королевство воедино и до определенной степени не зависящих от личности короля. Этот организационный процесс объединения по-настоящему начался лишь в середине XII в. Тем не менее уже на первом его этапе были предприняты некоторые важные шаги в борьбе за собирание государства.

Создание единого королевства, охватывающего всю территорию страны, в значительной мере зависело от взаимоотношений короля и светской аристократии. Тема конфликта между королем и «большими людьми» никогда не исчезала из скальдической поэзии и саг. Тем не менее формирование норвежской знати, обладающей влиянием на местном и региональном уровнях, было необходимой предпосылкой объединения королевства. Чтобы распространить власть за пределы своих традиционных владений, Харальду Прекрасноволосому и его непосредственным преемникам приходилось вступать в союз с вождями и «большими людьми» тех земель, которые королю не подчинялись. Привязывая таких людей к себе через взаимозависимые отношения, король заставлял их осуществлять официальную власть от его имени и предоставлять военную помощь в обмен на долю в королевских доходах и королевское покровительство. Но такая административная структура всегда была палкой о двух концах: хёвдинги «сотрудничали» с королем только до тех пор, пока это отвечало их собственным интересам.

Что касается Олава Харальдссона (Святого), то он проводил более продуманную политику подчинения старой знати. Один из способов заключался в назначении местных хёвдингов управляющими королевскими усадьбами (аппепп), наделенными также официальными полномочиями. Другим способом было завоевание поддержки местных «больших людей» в качестве противовеса власти аристократов-хёвдингов. Во времена Олава, а возможно, и раньше, монархия стремилась укрепить связи с хёвдингами и другими «большими людьми», назначая их лендрманами, получавшими в обмен на вассальную присягу и королевскую службу королевские земли или усадьбы. Однако Олаву Харальдссону так и не удалось «приручить» хёвдингов-аристократов. Не сумел он в конечном счете и отстоять свою власть в борьбе с королем Дании и Англии Кнутом Могучим, вступившим в союз с теми норвежскими «большими людьми», чье влияние Олав ограничил. Но его сын Магнус и сводный брат Харальд Сигурдарсон уничтожили или изгнали из страны самых непокорных представителей старых хёвдингов. Первый этап борьбы за территориальное объединение закончился, когда часть «больших людей» была уничтожена, а остальные — привязаны к королю статусом лендрманов.

Отношения короля с церковью и духовенством развивались куда успешнее, чем со светской аристократией. В эпоху викингов благодаря контактам с Европой христианство быстро распространилось в прибрежных областях Норвегии. Но именно короли вроде Хакона Воспитанника Этельстана (приемного сына уэссекского короля Этельстана), Олава Трюггвасона и Олава Харальдссона провели христианизацию большей части населения, именно они решительно искореняли языческие культы и ввели первые элементы церковной организации.

Миссионерскую церковь возглавлял король. Он же построил первые соборы и закрепил за ними собственность. Королевские приношения заложили и основу церковных владений, которые в дальнейшем существенно увеличились. Епископы-миссионеры были членами хирда, или королевской дружины; назначал их по-прежнему король, даже когда, начиная с правления Олава Спокойного (1066—93), у них появились постоянные резиденции — в Нидаросе (название Тронхейма как религиозного центра), Бергене и, вероятно, несколько позже — в Осло.

Короли-миссионеры были обращены в христианство во время посещений заморских стран, там же они постигли систему взаимодействия между монархией и церковью, которую, естественно, стремились перенести в Норвегию. Очевидно, дело было не только в религиозных соображениях. Новая религия могла послужить разрушению старой языческой социальной организации, противостоявшей королю. Именно так произошло в Трённелаге и Уппланне (Южная и Центральная Норвегия). Здесь объединение страны наряду с принятием христианства, похоже, привело к конфискации владений богатой сельской знати, поклонявшейся языческим богам, и передачи немалой части их собственности церкви.

Обращение в христианство повсюду оборачивалось реорганизацией местных обществ и их подчинением королевской власти. Постепенно вся страна покрылась сетью церквей, все больше контролируемых епископами. В результате был создан церковный аппарат, призванный стать первым механизмом объединения социальной системы в масштабе страны. Через этот аппарат распространялась единая религиозная доктрина, основные положения которой укоренились в умах большинства людей. Были приняты правила соблюдения христианских обрядов, создавшие общий образец поведения.

Как покровитель и глава церкви, король одновременно приобрел власть и возвысился над обществом. Среди духовенства он находил людей, как никто подходящих для роли его советников и помощников. Они умели читать и писать, поддерживали тесные контакты с другими странами, а значит, были знакомы с более передовой организацией общества. В широком смысле духовенство отстаивало дело короля перед народом. Христианское учение без труда позволило мобилизовать себя в поддержку более стабильной светской организации общества, к которой стремилась королевская власть.

Даже при том, что главную роль в создании единого королевства играли аристократия и духовенство, норвежское общество было крестьянским (обществом бондов) и продолжало оставаться таковым на протяжении всего Средневековья. Любая официальная власть могла сформироваться, лишь имея поддержку в общественном мнении. Потребность бондов хотя бы в относительном мире и спокойствии, юридической и политической стабильности представляла собой важную черту политико-административного развития страны. Эта потребность удовлетворялась королем как гарантом соблюдения законов и военным руководителем. Таким образом, он брал на себя социальные функции, создававшие условия сохранения и поддержки монархии как института. Скальдическая поэзия того времени превозносит первых королей — Харальда Прекрасноволосого, Хакона Воспитанника Этельстана и Олава Харальдссона — за жесткое преследование воров и насильников; последние двое воспеваются также как творцы и хранители законов. Поддержание законности со временем стало приносить доход в виде штрафов и конфискаций; постепенно развивался и административно-правовой аппарат, ставший оплотом королевской власти.

В качестве военного лидера король заключал с бондами из разных областей страны соглашения о постоянной экономической и военной помощи в кризисные периоды. Именно таким образом формировался лейданг, или военно-морское ополчение, — призывное войско во главе с королем, для которого бонды сообща снаряжали боевые корабли, поставляли солдат, продовольствие и оружие. В середине X в., в правление Хакона Воспитанника Этельстана, такое войско было создано в Вестланне и, скорее всего, в Трённелаге. Позднее, по мере распространения королевской власти, оно появилось и в других прибрежных областях.

Большое значение для развития отношений между королем и крестьянством имело народное собрание, или тинг. Общие собрания всех свободных людей (альтинги), вероятно, возникли еще в доисторические времена; на них улаживали споры, решали хозяйственные и некоторые политические вопросы, представлявшие общий интерес. Позднее, в Средние века, подобные собрания сохранились в качестве местных органов как в городах, так и в сельской местности. Некоторые из них приобрели особое значение, поскольку обладали полномочиями провозглашения короля: претендента признавали королем в ходе юридической церемонии обмена обязательствами между ним и участниками. Лишь король, провозглашенный на тингах, пользовался авторитетом, поэтому к такому признанию стремились все претенденты на престол.

В источниках, относящихся к первому этапу территориального объединения, впервые упоминаются лагтинга. Эти собрания занимали более высокое положение, чем древние альтинга, так как охватывали население более крупных территорий. Дошедшие до наших дней старые «областные законы» отражают правовую ситуацию XII в., хотя некоторые их положения относятся к более ранним периодам. Здесь лагтинги выступают в качестве высших юридических собраний страны, единственных, имевших право ратифицировать законы. Областные уложения двух старейших собраний — Гулатинга в Западной Норвегии и Фростатинга в Трённелаге — свидетельствуют о сильном влиянии интересов королевской власти и о ее более действенном юридическом контроле. О Двух других древних лагтингах — Эйдсиватинге и Боргартинге в Эстланне — мы впервые узнаем из общенационального кодекса законов, принятого королем Магнусом Исправителем Законов, — «Ландслова» 1274 г.

Лагтинги пользовались поддержкой королевской власти, что вполне объяснимо. Через их посредство осуществлялась административная связь между жителями страны и важнейшими инициативами властей в форме закона. Именно таким путем в сельских районах Норвегии были приняты христианство и основные элементы церковной организации, введено военно-морское ополчение. В качестве высших судов лагтинги поддерживали закон и порядок в соответствии с правовыми нормами, предусматривавшими осуществление правосудия королевской властью, а также приносили королю доход в виде судебных штрафов и конфискаций. Считается, что лагтинги возникли еще в доисторические времена, однако никаких явных свидетельств их существования до правления Харальда Прекрасноволосого не обнаружено. Вполне возможно, их учредила именно королевская власть, по крайней мере в таком прогрессивном виде, как представительные органы наиболее крупных регионов.

Организационное развитие монархии требовало создания более постоянных и безопасных военно-административных баз, чем старые усадьбы вдоль морского пути. Именно в этой связи следует оценивать вклад королевской власти в создание первых норвежских городов. В городах король и его приближенные могли обеспечить себе более спокойную и комфортабельную жизнь, чем та, что они вели, постоянно переезжая с места на место; к тому же из города было легче контролировать близлежащие территории. Не менее важное значение имело и то, что власть была заинтересована в поддержании и использовании специализированной экономической деятельности, всегда отличавшей города от их окрестностей. В Средние века эта деятельность в основном сводилась к торговле и ремеслам.

Первые норвежские города пришли на смену сезонным местным и региональным центрам во время первого этапа борьбы за объединение страны. Короли имели достаточно оснований в пользу создания стратегических баз именно в тех местах, где, согласно сагам, они начиная примерно с 1000 г. н.э. основывали города: Тронхейм, Борг (Сарпсборг) и Осло. Позднее в устье Гёты-Эльв возник Конунгахелла, ставший королевской гаванью и южным форпостом страны. Когда в годы правления Олава Спокойного был основан Берген, причиной тому, вероятно, стало стремление королевской власти создать религиозный и административный центр для Вестланна. В 1135 г. англо-норманнский хронист Ордерикус Виталис упоминает пять вышеназванных центров, а также Тёнсберг в качестве городов (civitates), расположенных на норвежском побережье. Все они, очевидно, свидетельствуют о централизации королевской и церковной власти.

Список литературы

1. Даниельсен Р. и др. История Норвегии. От викингов до наших дней; М.: Издательство "Весь Мир", 2003