ИСТОРИЯ ИНСТИТУТОВ ПУБЛИЧНОГО ПРАВА. ИСТОЧНИКИ ПРАВА

Начало республиканского периода ознаменовалось событием, для всего дальнейшего римского праворазвития чрезвычайно важным, – именно, составлением и изданием кодекса, известного под названием законов XII таблиц (Leges XII tabularum). Согласно показаниям римских писателей, история возникновения этого важного памятника такова.

Одной из причин для недовольства плебеев против патрициев в первые времена республики была неясность действующего обычного права. Применение права находилось в то время исключительно в руках патрицианских магистратов, и эта неясность права открывала возможность для всяких злоупотреблений со стороны этих последних. Поэтому первою потребностью плебеев было установить действующее право в форме ясных писанных законов. С этой целью еще в 462 г. до Р. Х. плебейский трибун Терентилий Арса внес проект о назначении комиссии для составления кодекса. Однако патриции в течение 8 лет противились этой мысли, и лишь благодаря настойчивому поведению плебеев, все время выбиравших тех же трибунов, должны были согласиться. Предварительно решено было послать особое посольство из трех человек в Грецию для ознакомления с греческим правом вообще и с законодательством Солона в особенности. По возвращении этих послов в 451 г. была избрана комиссия из 10 человек для начертания законов – Decemviri legibus scribundis, причем на этот год им была отдана вся власть; все магистраты, в том числе и плебейские трибуны, на этот год избраны не были. К концу года децемвиры изготовили значительную часть законодательства, именно 10 первых таблиц, которые и были, по предложению децемвиров, приняты народным собранием. Для окончания работы на следующий год были выбраны новые децемвиры; они изготовили еще 2 таблицы, но по окончании года не захотели сложить с себя полномочий. Это обстоятельство, а также факт грубого нарушения права и справедливости со стороны виднейшего из децемвиров, Аппия Клавдия (знаменитый процесс Виргинии), вызвали народное возмущение и падение децемвиров. Прежний строй был целиком восстановлен, а составленные вторыми децемвирами 2 таблицы были приняты народным собранием по предложению первых после революции консулов.

Вся эта традиционная история возникновения законов XII таблиц была подвергнута в последнее время полному сомнению. Один из виднейших представителей современного скептического настроения, итальянский ученый Э. Пайс (Ettore Pais) в своей "Истории Рима", сравнивая предание о возникновении XII таблиц с преданием об обнародовании legis actiones Кн. Флавием, находит в обоих много подозрительно сходного (и там и здесь играет роль Аппий Клавдий и т. д.) и приходит к заключению, что компиляция, известная под названием законов XII таблиц, есть не что иное, как частный юридический сборник, составленный в начале III века до Р. Х. некоторым Кн. Флавием.

Еще дальше пошел в этом направлении французский ученый Ламбер192. По его мнению, XII таблиц, как особый законодательный памятник, так же малодостоверны, как Jus Papirianum или как две доски заповедей Моисеевых. Самая римская традиция о создании XII таблиц децемвирами возникла в Риме не ранее начала II века до Р. Х. и полна противоречий. В действительности, говорит Ламбер, то, что называется законами XII таблиц, есть не законодательный кодекс, а простое собрание старинных юридических обычаев, появившееся еще позже, чем думал Пайс, – именно в начале II века до Р. Х., и составленное известным юристом того времени – Секстом Элием Петом.

Эти попытки опровергнуть даже самое существование законов XII таблиц встретили, однако, весьма серьезный и вполне убедительный отпор со стороны всех наиболее видных представителей современной науки. Так, например, Жирар193 среди многих других соображений усматривает невозможность позднего появления XII таблиц уже ввиду самого характера содержащихся в них положений: положения эти предполагают общество мелких земледельцев, архаический процесс, небольшую территорию (venditio trans Tiberim194 было бы бессмыслицей не только в начале II в. до Р. Х., но и значительно ранее) и т. д. Затем, с гипотезой Пайса или Ламбера совершенно не вязались бы многочисленные довольно ранние законы, отменяющие или дополняющие правила XII таблиц (например, lex Aquilia, lex Furia de legatis и т. д.).

Возможно, что те или другие детали в изложенной выше истории возникновения законов XII таблиц переданы нам не совсем верно, но отрицать на этом основании самое существование их, как прямого законодательного памятника, и притом приблизительно указанного времени, невозможно.

Подлинные XII таблиц до нас не сохранились; по преданию, они погибли во время галльского нашествия195. Но законы XII таблиц пустили прочные корни в народной памяти; они циркулировали в списках и еще во время Цицерона заучивались детьми наизусть. Благодаря этому, хотя и не дошел до нас полный текст этого памятника, тем не менее сохранились отдельные положения из него, переданные нам позднейшими римскими писателями отчасти в буквальных выражениях, отчасти в свободном пересказе. И можно думать, что все существенное содержание кодекса нам известно.

Современные ученые неоднократно пытались собрать воедино все эти отдельные переданные нам положения законов XII таблиц и расположить их в таком порядке, в каком они находились на каждой из первоначальных таблиц. При этих попытках реконструкции руководились следующим соображением. В дошедшем до нас Юстиниановском своде сохранились выдержки из комментария к XII таблицам, написанного Гаем и состоявшего из 6 книг. Предположив, что Гай следовал порядку таблиц и каждую одну книгу своего комментария посвящал двум таблицам подлинного законодательства, на основании содержания известных нам отрывков Гая пришли к следующему распределению: на таблицах I и II находились положения о гражданском процессе, на III производство против несостоятельного должника, на IV – положения об отцовской власти, на V и VI – опека, наследование и собственность, на VII и VIII – обязательственные отношения, на IX и X – jus publicum и sacrum и на XI и XII – различные дополнительные статьи196. Все эти построения, однако, лишены достаточной научной прочности и, прежде всего, они противоречат общему обычаю древних при начертании законов или других актов на досках писать сплошь до конца и затем переходить на другую без всяких соображений относительно содержания.

Как видно уже из приведенного перечня общего содержания, законы XII таблиц касались почти исключительно гражданского права и процесса; из других областей (права государственного или уголовного) есть только несколько совершенно разрозненных постановлений вроде "de capite civis nisi per maximum comitiatum ne ferunto" (положение o provocatio), "privilegia ne inroganto" (запрещение привилегий) и некоторые другие. Обо всех важнейших постановлениях гражданского права будет идти речь ниже –в истории гражданского права; постановления, касающиеся гражданского процесса, в значительной части уже изложены в учении о legis actiones.

Что же послужило источником законов XII таблиц, материалом при их составлении? Нередко высказывается мнение, что на законы XII таблиц оказало большое влияние греческое право. Это мнение как бы подтверждается преданием о посылке депутации в Грецию и об участии в составлении некоего грека Гермодора Эфесского. Однако, ближайший анализ известных нам положений XII таблиц приводит к заключению, что если вообще заимствования из Греции (через посредство греческих колоний в Южной Италии) были, то они, во всяком случае, отразились лишь на сравнительно немногих и несущественных положениях. Огромное же большинство содержащихся в этих законах норм представляет из себя не что иное, как исконные римские обычаи. Децемвиры, по всей вероятности, только формулируют и кодифицируют их, лишь изредка внося что-либо новое в интересах большей ясности и определенности и в соответствии с выяснившимися потребностями времени.

Законы XII таблиц имели громадное значение для дальнейшего развития римского права. Явившись, с одной стороны, синтезом всей предшествовавшей эпохи обычного права, они, с другой стороны, послужили основой для дальнейшего движения вперед. По общему сознанию римлян, они явились "fons omnis publici privatique juris" (Ливий)197, даже значительно позже римские юристы неоднократно комментировали их.

На основе законов XII таблиц развивается в дальнейшем система норм национально-римских, применяемых только к римским гражданам (cives Romani), в форме обыкновенного гражданского процесса (legis actiones). Эта система норм и называется jus civile или jus Quiritium198.

Развитие цивильного права совершается при этом следующими двумя путями: во-первых, путем практического толкования законов XII таблиц (interpretatio), а во-вторых, путем дальнейшего законодательства.

Первое (и еще довольно значительное) время после издания законов XII таблиц развитие права совершается почти исключительно путем interpretatio. Всякий, даже очень совершенный с редакционной стороны, закон при своем применении к конкретным случаям и к конкретным вопросам жизни нуждается в детальном истолковании своего истинного смысла. Далее, во всяком, даже современном, кодексе встречаются неясности и пробелы; в таком случае приходится решать по аналогии с другими нормами или на основании общего духа законов. Если роль толкования велика и в современной юридической жизни, то она еще больше в эпохи ранние, обладающие неполными, несовершенными и почти всегда казуистическими кодексами. А таким именно кодексом и были XII таблиц. Лицам, в руках которых находилось применение этих законов, приходилось сплошь и рядом производить очень сложную умственную работу, чтобы подвести тот или другой конкретный случай под то или иное постановление XII таблиц, выраженное по большей части неполно и казуистично. При этом жизнь не ждала; условия изменялись, изменялись и потребности, и воззрения. Толкование права не могло оставаться глухим к этим изменениям, и под влиянием их оно нередко начинало цепляться за ту или другую букву закона, за то или другое умолчание его, чтобы провести в жизнь, под видом смысла закона, то, что являлось при изменившихся условиях желательным, хотя бы самый закон имел совершенно иной смысл. Этим и объясняются многие выводы древнеримских interpretatio, которые кажутся с точки зрения логики натяжками и даже крючкотворством и примеров которых мы найдем впоследствии немало в истории гражданского права.

Лицами, в руках которых сосредоточивалось в древнейшее время знание и толкование права, были понтифики. Их связь с различными отношениями гражданского права и с древнеримским гражданским процессом была очерчена выше. Благодаря этой разносторонней, но всегда влиятельной связи, в течение всей первой половины республики понтифики являлись исключительными творцами описанной interpretatio. Вышколенные долговременной традицией в казуистике сакрального права, они перенесли свою способность анализировать и расчленять и в область светских отношений и несомненно наложили свой логический отпечаток на весь характер древнеримской интерпретации. Не являясь в историческое время ни магистратами, ни судьями, от которых непосредственно зависело решение спорного дела, понтифики, тем не менее, сохранили все значение сведущей в вопросах права корпорации, от которой всегда могли получить компетентный совет и частные люди, и судьи; говоря иначе, понтифики являлись первыми юристами и первыми комментаторами права. А строгий формализм древнего права и процесса, каравший малейшее упущение в форме и букве, делал их помощь почти во всех юридических положениях (при заключении сделки, постановке процесса и т. д.) необходимой.

Накоплявшаяся в течение многих поколений интерпретационная традиция отлагалась постепенно в понтификальных записях – commentarii pontificum, которые являлись таким образом зародышем юридической литературы. Но эти комментарии, равно как и другие дела коллегии, были закрыты для непосвященных ("jus civile reconditum in penetralibus pontificum"199). Заботясь о сохранении своего влияния (а, может быть, и связанных с ним материальных выгод), понтифики ревниво оберегали эту тайну. С другой стороны, особенно с большим развитием оборота и деловых сношений, эта постоянная зависимость от понтификов создавала серьезные неудобства для деловых людей. Все настойчивее и настойчивее ощущалась потребность эмансипироваться от этих последних остатков жреческого влияния, секуляризировать эту последнюю область, еще остававшуюся в их руках.

И действительно, предание рассказывает нам, что приблизительно за 300 лет до Р. Х. (к тому же времени относится и допущение плебеев в коллегию понтификов – lex Qgulnia) некий Кн. Флавий, сын вольноотпущенника и писец известного демократического реформатора Аппия Клавдия Цека, похитил и обнародовал книгу об исках и исковых формулах (legis actiones), которая и получила от его имени название Jus Flavianum. Он же вслед за тем обнародовал и календарь, то есть расписание dies fasti и nefasti200. За это благодарный народ избрал его в 304 г. в эдилы.

Несомненно, что в изложенном рассказе действительность изукрашена. Как бы то ни было, но опубликование наиболее практической части из понтификальных записей имело большое значение: оно, с одной стороны, уничтожило юридическую монополию жрецов, а с другой стороны, дало толчок светскому изучению права и повело к появлению светской юриспруденции.

Рядом с развитием цивильного права путем interpretatio идет и прямая законодательная деятельность народа. Период республики есть вообще эпоха оживленного законодательства, хотя большинство изданных в это время законов касается публичного права и лишь сравнительно меньшая часть посвящена регулированию тех или иных отношений гражданского права. С отдельными законами этого рода мы познакомимся впоследствии (в истории гражданского права); здесь же рассмотрим лишь общие формы республиканского законодательства.

Нормальным органом законодательной власти в этом периоде являются, как известно, народные собрания; поэтому и нормальной формой закона является lex, то есть постановление комиций, а со времени lex Hortensia201 – и plebiscitum.

Инициатива закона может исходить только от магистрата, имеющего jus cum popolo agindi202. Проект закона должен быть его инициатором-магистратом выставлен на форум для всеобщего ознакомления, по крайней мере, за trinundinum (то есть за три недельных базарных дня, точнее – за 24 дня) до предполагаемого голосования. Это технически называется promulgare legem или regationem. В течение этого времени проект уже не может быть изменен; в предупреждение тайных изменений (быть может, в последнюю минуту) lex Licinia Junia 62 г. предписала, чтобы одновременно с выставлением закона на форум копия его представлялась в aerarium. В промежуток магистрат может созывать contiones для разъяснения законопроекта и для агитации в пользу его принятия. Убедившись в невозможности провести проект, магистрат может взять его обратно. В день собрания проект еще раз читается перед народом, причем магистрат обращается к народу с обычной формулой "velitis jubeatis Quirites ut…"203 По внесении rogatio без всяких дебатов приступают к голосованию, причем со времени lex Papiria tabellaria голосование производится посредством опускания табличек.

Ввиду того, что законопроекты могли быть приняты или отвергнуты без всяких поправок и только целиком, возможны были случаи вплетения в законопроект статей разнородного содержания – в расчете на то, что предложения безусловно желательные заставят принять и предложения сомнительные. Такие законы называются legеs saturae (например, legеs Licniae Sextiae, lex Aquilia). Этот порядок вещей, конечно, ненормальный, был отменен законом Caecilia Didia 98 г. ("ne quid per saturam ferretur"204).

Принятый таким порядком закон становился уже eo ipso jussus populi205 и тотчас же вступал в действие; какой-либо публикации закона не требовалось, но обыкновенно он записывался на деревянной или медной доске и выставлялся на форуме, что технически называлось legem figere; сверх того, копия закона сдавалась на хранение в архив.

В своей редакции закон имеет обыкновенно три существенные части: а) praescriptio – наименование магистрата, внесшего законопроект и дающего этим свое имя самому закону; дата принявшего закон народного собрания и название центурии или трибы, подававшей голос первою; b) rogatio – то есть самый текст закона, и c) sanctio – указание тех последствий, которые повлечет за собой неисполнение закона.

По характеру этой sanctio законы обычно разделяются на следующие категории: а) если никаких последствий закон не устанавливает, если, таким образом, sanctio отсутствует, то мы имеем lex imperfecta; b) если на случай нарушения предписания (например, формы того или иного юридического акта) самый акт объявляется ничтожным, то мы будем иметь lex perfecta, и с) если акт сохраняет свою силу, но лишь назначается штраф за нарушение закона, то закон будет lex minus quam perfecta.

Кроме закона, как постановления народного собрания, мы встречаем еще в источниках ссылки и на некоторые senatusconsulta этого периода, как на нечто, установившее ту или другую норму.

Ввиду того, что сенат в период республики законодательной власти не имел, эти senatusconsulta понимают, как инструкции сената магистратам, обладавшим юрисдикцией, причем предписания инструкции приводились в действие властью этих последних. Как бы то ни было, но появление подобных senatusconsulta является показателем растущего влияния сената и предвещает ту роль, которую он будет играть в следующий период.

От legеs в настоящем смысле (leges rogatae) надо отличать так называемые leges datae. Под этим именем разумеются специальные права и привилегии, даваемые отдельным общинам римскими магистратами – полководцами при покорении известной территории. Но магистраты не имели законодательной власти, и такие постановления даются ими как бы по поручению народа и от имени последнего.

От всей обширной законодательной деятельности этого периода в подлинном виде дошло до нас только очень немногое, да и то лишь в отрывках – в виде случайно найденных обломков досок с текстом закона, надписей и т. п. Важнейшими из этих остатков являются следующие:

1) Так называемая tabula Bantina, куски бронзовой доски, найденные в 1790 г. на месте древнего городка Бантия в Лукании; они содержат отрывки закона из времени Гракхов о взятках (repetundae) на латинском (одна сторона) и оскском (другая сторона) языках.

2) 11 кусков медной доски, найденные еще в XVI в. и содержащие отрывки других законов: на одной стороне – lex repetundarum, вероятно – lex Acilia repetundarum, из эпохи Гракхов206, а на другой стороне – lex agraria207, вероятно – lex Thoria agraria того же времени.

3) Отрывок из lex Cornelia (Суллы) de XX quaestoribus, найденный также еще в XVI в. в Риме под развалинами храма Сатурна208.

Но бесконечно больше мы знаем о законодательстве республиканской эпохи из сообщений различных римских писателей.

Постановления законов XII таблиц даже с дополнениями и изменениями, внесенными путем interpretatio и позднейших leges, далеко не охватывали всех отношений и далеко не удовлетворяли всем потребностям, которые выдвигала быстро развивавшаяся и усложнявшаяся жизнь республиканского периода. Сплошь и рядом создавались такие отношения, для которых в jus civile не было никакой нормы. В таких случаях приходилось бы ожидать, пока народившаяся потребность станет более или менее всеобщей, пока она формируется в народном сознании и вызовет, наконец, соответствующий закон. Но это путь долгий и сложный; римляне, благодаря особенной постановке своих магистратур, нашли иной и чрезвычайно удобный путь, благодаря которому законодательная работа всего народа в сильной степени упрощалась и благодаря которому римское право стало тем, чем оно было для всего человечества и для всей юридической науки.

На обязанности римских магистратов – особенно высших консулов, а затем преторов, – как было сказано раньше, лежала общая забота об охране внутреннего гражданского мира и порядка. Для выполнения этой обязанности им была дана почти неограниченная административная власть (imperium) со всеми ее аттрибутами (multae dictio, pignoris capio и т. д.).

Во всех упомянутых выше случаях, когда закон оставлял пробелы, когда то или иное частное лицо терпело какой-нибудь ущерб в своих интересах и не имело возможности добиться удовлетворения путем обыкновенного гражданского иска (где нужно было непременно опереться на ту или другую норму juris civilis), оно естественно могло обратиться к магистрату с просьбой помочь ему своей властью. Магистрат производил расследование (causae cognitio) и, если находил просьбу, жалобу просителя заслуживающей внимания, удовлетворял ее при помощи административных средств своего imperium: например, угрозой штрафа вынуждал лицо, неправильно завладевшее вещью, возвратить ее мне. При этом консул, а позднее претор, формально опирался на свое imperium, материально же на свою обязанность и свое право охранять гражданский мир и порядок. Что такое порядок и непорядок, это было предоставлено его свободному суждению, и во всех случаях подобного рода он своим вмешательством устранял известное положение вещей, как некоторый общественный непорядок. Таким путем появились в Риме интердикты, то есть консульские или преторские приказы в их древнейшем и простейшем виде, а вместе с тем зародилось консульское и преторское вмешательство в область гражданских отношений.

По мере того, как вниманию претора предъявлялись жизнью путем подобных жалоб однообразные отношения, у него, конечно, вырабатывались и однообразные решения их. Эти установившиеся решения преторы стали заранее объявлять во всеобщее сведение в своих эдиктах.

Преторы, как и другие магистраты, имели право издавать эдикты, то есть постановления, касающиеся вопросов и компетенции и обязательные на время их должностного года.

Одни из этих эдиктов имели в виду какой-либо отдельный, конкретный повод и только для него предназначались, – это так называемые edicta repentina. Другие, напротив, имели в виду определить общую программу преторской деятельности на весь его должностной год и содержали поэтому ряд общих абстрактных правил: при таких-то условиях я, претор, насилия не потерплю ("vim fieri veto"), договора не признаю ("non animadverto"), заставлю вернуть захваченную вещь, и т. д. Такой эдикт есть в этом смысле edictum perpetuum (эдикт постоянный, с отдельным случаем не связанный).

В этих-то edicta perpetua и отлагалась постепенно административно-судебная практика преторов. Каждый новый претор при этом, составляя свой эдикт, принимал во внимание эдикты своих предшественников, и благодаря этому с течением времени образовалась известная совокупность преторских норм, переходящих из эдикта в эдикт, и составляющая так называемый edictum tralaticium.

Постановления преторского эдикта, созданные претором для своей собственной деятельности, формально для него самого не обязательны: он может следовать им, но может и не следовать; edictum стоит не над претором, как lex, а под претором, как его собственная программа. Но, конечно, для твердости и ясности правопорядка представляло существенный интерес, чтобы претор оставался верен своим эдиктальным обещаниям. Ввиду этого lex Cornelia (Суллы) 67 г. предписал: "ut praetores ex edictis suis perpetuis jus dicerent"210, то есть чтобы они не отступали от своих эдиктов. Этим юридическое значение эдикта было усилено, так что Цицерон называет его уже "законом на год" – lex annua.

Совершенно аналогичное явление наблюдается в специальной области рыночного оборота, порученной наблюдению курульных эдилов, где также с течением времени развивается система особенных норм, выработанных эдилами и отложившихся в edicta aedilicia.

Вся же совокупность норм, выработанных практиков преторов, – jus praetorium – и практикой эдилов – jus aedilicium, составляет jus honorarium (от слова honores – магистратуры).

Система jus honorarium, расширяясь с течением времени, встречается во всех областях со старым цивильным правом, переплетается с ним самым различным образом, и таким путем в области права создается характерное для римского праворазвития явление, известное под именем дуализма правовых систем: в одной и той же области гражданского права действуют одновременно две системы норм разного происхождения и разной юридической природы, причем их взаимоотношение может быть различно.

На первых порах преторские мероприятия имели своею целью исключительно лишь помощь законному (цивильному) правопорядку и восполнение его пробелов, или, выражаясь словами источников, jus honorarium действовало "juris civilis adjuvandi vel supplendi gratia"211. Конечно, под видом этой помощи и восполнения вносились нередко в область права весьма существенные реформы, но все же претор не становился пока в резкое и открытое противоречие с предписаниями jus civile. Но жизнь заставила скоро преторов сделать и дальнейший шаг, выступить с открытыми корректурами – juris civilis corrigendi gratia212 – там, где потребности оборота далеко переросли старые нормы цивильного права и где даже самая свободная intepretatio оказалась бессильной.

Формальное основание для подобного, не имеющего аналогий в современном государстве, поведения по отношению к закону претор находил в своем imperium – власти, как мы знаем, на год почти неограниченной. Конечно, закона, как такового, отменить и предоставляемых им прав отнять претор не мог – praetor jus tollere non potest213; но осуществляя свою обязанность блюсти общественный мир и порядок, он мог в том или другом отдельном случае, где, по его мнению, того требовали интересы целесообразности, предписать частным лицам нечто иное, чем предписывал закон. Закон, таким образом, отстранялся, делался sine effectu; для данного случая создавалось некоторое новое положение, – но все это формально мыслилось как временное изъятие по некоторым особым условиям этого данного случая. Конечно, фактически, со включением соответствующего преторского решения в edictum perpetuum, а затем и в edictum tralaticium, это, по идее временное, изъятие становилось постоянным, а закон, jus civile, по идее сохраняющий свою полную силу, делался пустым звуком или, как выражаются источники, "голым правом" - nudum jus Quiritium.

Поясним некоторыми примерами. Римское цивильное право для передачи права собственности на некоторые вещи требовало определенных формальностей; несоблюдение этих формальностей делало весь акт ничтожным: покупщик собственности на вещь не приобретал, и продавец мог ее всегда по суду отобрать назад; равным образом приобретатель вещи, как не собственник, оказывался беззащитным перед всеми посторонними лицами. Когда указанные формальности утратили всякое значение в глазах общества, претор, не отменяя самого закона (ибо этого он сделать не может), стал отказывать прежнему (а по строгому jus civile все еще и настоящему) собственнику в иске о возвращении вещи, а приобретателя защищать в его владении. Таким образом цивильный собственник сохраняет свое квиритское право собственности, но это право есть "голое право", право sine effectu, меж тем как новый приобретатель, не имея цивильного права на вещь, пользуется под защитой претора всей практической выгодой его. Претор не может создать ему цивильного права – praetor jus facere non potest214, но он может своими мероприятиями создать весьма успешный суррогат его.

По jus civile, сын, освобожденный от отцовской власти и вследствие этого выбывший из состава familia, лишался права на наследование после отца, и наследство, минуя его, могло перейти к другим, быть может, очень отдаленным, родственникам. С течением времени это стало казаться несправедливым, и претор стал поступать так: не имея возможности дать сыну права наследования в цивильном смысле (дать ему hereditas legitima), он вводит его в фактическое владение наследственным имуществом, дает ему bonorum possesio, а всякие иски цивильных наследников просто отвергает.

Подобный дуализм правовых норм проникает в большей или меньшей степени во все области гражданского права, создавая в случаях коллизий целую массу совершенно своеобразных явлений; но для правильного понимания этих явлений нужно твердо помнить исторический генезиз этого дуализма и вытекающую отсюда юридическую неравнородность права цивильного и преторского.

В объективном смысле цивильное право есть совокупность норм, изданных законодательной властью и абсолютно обязательных как для граждан, так и для магистратов, и притом обязательных навсегда – до отмены. Jus honorarium есть, напротив, совокупность норм, изданных административной властью, действительных de jure только на один год и для самих органов этой власти только относительно обязательных (а до lex Cornelia – и вовсе необязательных).

В субъективном смысле цивильное право есть непосредственное властное отношение к вещи или лицу. Для осуществления этого отношения путем иска нет нужды в какой-либо активной помощи преторской власти; нужно только, чтобы эта власть не наложила своего veto; нужно отсутствие отрицания, а не положительное творчество. Обращаясь к претору за получением исковой формулы, лицо, имеющее за собой цивильное право, обращается к нему лишь как к органу, через который должен пройти всякий процесс. Иск такого лица есть прямое следствие, прямая функция его права: он имеет иск, actio, потому что имеет право, jus.

Совершенно иной характер имеет преторское субъективное право. Не имея за собой какого-либо цивильного права, лицо, желающее получить от претора защиту каких-либо своих интересов, должно обращаться к активному вмешательству преторской власти – imperium. Если претор в своем эдикте для того или иного случая обещал дать такую защиту в виде интердикта, предоставления иска и т. д., то этим обещанием он только (относительно) связал самого себя, но не создал чего-либо в руках лица заинтересованного. Если претор не исполнит своего обещания, не даст иска, то у претендента (например, в нашем примере у сына) не остается ничего. Все его право покоится только на преторском обещании дать иск и на действительном исполнении этого обещания; все его право держится tuitione tantum praetoris215, только этим иском, и в самом себе не имеет базиса. Вследствие этого преторское право есть следствие иска (или другого преторского мероприятия); лицо имеет право потому, что ему дается иск, а не иск потому, что имеет право.

Описанный дуализм правовых норм, со всеми его коллизиями, имеет массу теоретических и практических неудобств; но зато он открывал римлянам возможность в области права шаг за шагом, не отставая, следовать за изменяющимися условиями жизни и за нарождающимися потребностями. Имея право в каждом конкретном случае отступить от нормы, быть может, устарелого закона и решить так, как того требуют новые условия и новые воззрения, претор практически, в этих конкретных решениях, подготовлял наилучшее разрешение возникавших юридических проблем, являясь в каждый момент выразителем растущего народного правосознания или, как говорили римляне, – viva vox juris civilis216. Конечно, с другой стороны, эта широкая власть претора, его фактическое положение выше закона, открывала возможность и крайне опасного произвола, – но против этого гарантировала римлян в лучшую пору республики вся фактическая же, общественная обстановка, в которой преторам приходилось действовать.

К описанным правовым системам – jus civile и jus honorarium – в период республики присоединяется еще третья система – jus gentium, по своей юридической природе, впрочем, почти равная jus honorarium, но отличная от него по сфере своего действия.

Как jus civile, так и jus honorarium простирались только на римских граждан, на cives Romani. Но во второй половине республики, когда Рим делается центром всемирной торговли, туда стекаются массы неграждан, перегринов. Завязываются разнообразные деловые отношения с этими перегринами и между этими перегринами. Вместе с этим возникает потребность нормировать эти отношения. И вот римляне создают для них особую магистратуру – praetor peregrinus. Он так же, как и praetor urbanus, при вступлении в должность издает эдикт, в котором определяет правила своей юрисдикции, и этот эдикт делается основой особого гражданского правопорядка, действующего для отношений римлян с перегринами и перегринов между собой. Нормы этого правопорядка заимствуются из общих обычаев международного торгового оборота, то есть из обычаев, слагающихся в торговле, в которой принимают участие деловые люди разных стран и национальностей. Таким образом, по своему материальному содержанию это есть право общенародное, почему римляне и называют его jus gentium218.

Предназначенное первоначально только для сношений перегринов, jus gentium, отличавшееся большею свободой и гибкостью, приобрело мало-помалу большое влияние и на собственно римское право. Многие положения его перешли потом – то путем обычая или закона, то путем преторского эдикта – в оборот между самими римскими гражданами, вытеснив институты специфически римские. Jus gentium было лабораторией, в которой перерабатывались разнообразные нормы различных народов античного мира, сталкивавшиеся между собой на международном рынке, в одно интернациональное целое, для того, чтобы затем переработать и самое римское право в духе той же интернациональности.

Когда впоследствии (после закона Каракаллы219) все жители Римской империи были наделены правами гражданства и вследствие этого перегрины, как таковые, исчезли, вместе с ними исчезла и надобность в особой системе jus gentium. Но к тому времени указанная задача была уже выполнена, ибо уже все материальное содержание этой системы было перенесено в чисто римское право.

Но, кроме этого положительного значения, jus gentium имеет у римских юристов еще иной смысл. Уже самое происхождение jus gentium должно было наводить римских юристов на мысль, что существует некоторое общее для всех народов право, состоящее из правил, признаваемых одинаково всеми, например, родство, почитание родителей, реакция против причиненного зла и т. д. Совокупность этих общепризнаваемых норм они также называли jus gentium, независимо от их реального действия in concreto.

Задаваясь, далее, вопросом о происхождении такой общности известных правил у различных народов, они полагали, что причиной ее является самая природа человека, а иногда даже природа всех животных ("quod natura omnia animalia docuit"). С этой точки зрения они называли такое право, диктуемое самой природой, естественным правом или jus naturale. Оно есть, по определению Цицерона, некоторое вечное право – "aeternum quiddam, quod universum mundum regeret imperandi prohibendique sapientia"220, закон, который рождается "simul cum mente divina" и есть "ratio recta summi Jovis"221.

Само собою разумеется, что jus gentium в только что указанном втором значении и jus naturale являются не какой-либо новой положительной системой норм наравне с jus civile, jus honorarium и jus gentium в обороте перегринов, а лишь первыми попытками юридической мысли в области философии права.

Наконец, нередко в качестве источника права римские юристы приводят aequitas, справедливость. Римское понятие об aequitas пытаются иногда определить, как принцип равенства всех перед законом222. Несомненно, эта идея входит в понятие aequitas, но не одна она. Как и наше понятие справедливости, римская aequitas представляла из себя нечто охватывающее в одних общих скобках принципы разнообразного характера – принципы морали, социальной политики и т. д. Но точно так же, как и наша справедливость, римская aequitas не являлась источником права в положительном смысле, наравне с законом, обычаем или преторским эдиктом.

Видным фактором римского праворазвития во второй половине республики делается светская юриспруденция. Не обладая ни законодательной, ни эдиктальной властью, юристы своими толкованиями и разъяснениями в высокой степени способствуют развитию и совершенствованию права.

Выше было указано, что с обнародованием jus civile Flavianum было подорвано в области правоведения исключительное господство понтификов и была открыта дорога для образования светской юриспруденции. Предание сообщает нам, что первый же pontifex maximus из плебеев Tiberius Coruncanius (253 г. до Р. Х.) стал давать свои советы тяжущимся публично, то есть стал допускать к своим консультациям всех, желавших ознакомиться с правом. Вслед за этим развитие светской юриспруденции идет быстрыми шагами вперед.

Много причин способствует этому. 1) Строгий формализм цивильного права требовал постоянной осторожности в совершении юридических сделок, в постановке исков и т. д. Для всего этого необходимо было детальное знание права и его интерпретационной традиции. Это вызывало необходимость появления особых специалистов, к которым деловые люди могли бы обращаться за советами. 2) Строй римских магистратур и римского суда благоприятствовал общему распространению юридических знаний в народе: каждый гражданин мог сделаться магистратом, а тем более судьей; для отправления должности необходимо было знание права или привлечение в советники людей, опытных в праве. С другой стороны, многие из этих магистратов, по сложении с себя должности, пользовались приобретенным знанием для того, чтобы помогать своими советами своим преемникам и частным лицам. 3) Наконец, весь уклад римской жизни требовал общего знакомства всех и каждого с элементарными положениями права: весь народ принимал участие в политической жизни, весь народ призывался к обсуждению и решению законодательных вопросов. Неудивительно, если элементарное юридическое образование было частью общего образования (Цицерон сообщает, что законы XII таблиц заучивались мальчиками наизусть) и если в Риме в эту эпоху знание права было широко распространено в народе. Все это вместе в высокой степени подготовляло почву для блестящего развития юриспруденции. И действительно, уже во второй половине республики появляется довольно многочисленный класс юристов.

Деятельность этих юристов, по словам Цицерона, проявлялась в трех формах: cavere, respondere и agere. Под этими выражениями разумелось: а) cavere - выработка наилучших формул для различных юридических актов (договоров, завещаний и т. д.), то есть помощь частным лицам при заключении сделок и т. д.; b) respondere - ответы на запросы частных лиц по поводу всяких юридических сомнений; c) agere – подача советов относительно постановки исков и процессульного ведения дела; в качестве прямых поверенных римские юристы почти не выступали, ибо процессульное представительство в Риме не допускалось так свободно, как у нас.

Параллельно начинает развиваться и юридическое обучение. Оно сводится, главным образом, к обучению посредством практики: желающий изучать право допускается присутствовать при консультациях какого-либо юриста и потому называется auditor. Конечно, при этом давались ученикам необходимые разъяснения – disputationes. С усложнением законодательства и interpretatio появляется необходимость давать начинающим предварительно некоторые общие понятия гражданского права, и таким образом зарождается деление юридического обучения на две стадии – institutio и instructio.

Из отдельных юристов этой эпохи, юристов, которых позднейшие римские юристы называют общим именем "veteres jurisconsulti"224, первым заслуживающим упоминания является Секст Элий Пет (в 200 г. эдил, в 198 г. консул, в 190 г. цензор). О нем позднейший юрист Помпоний, от которого дошел до нас в Юстиниановском Своде отрывок об истории права, рассказывает следующее: когда Jus Flavianum с течением времени устарело, то есть образовались новые роды исков, формул, которых в нем не было, то Элий Пет составил новую книгу исковых формул, причем эта книга получила название Jus Aelianum. Тот же Помпоний сообщает нам далее, что от Элия сохранилась книга, носящая название Tripertita, то есть состоящая из трех частей: а) законы XII таблиц, b) комментарий к ним на основании позднейшей interpetatio и с) legis actiones, то есть исковые формулы. В каком отношении находилось первое сочинение ко второму – неясно: предполагают, что третья часть Tripertita и была не что иное, как упомянутое Jus Aelianum.

Но Элий Пет не был единственным юристом этого и ближайшего времени, упоминаются и некоторые другие: два Катона (старший 234-149 гг. и младший 192-152 гг.), два Элия, несколько Муциев и т. д. По-видимому, занятие юриспруденицией делается как бы семейной традицией в некоторых фамилиях. От всех этих юристов-практиков ведут свое начало многочисленные юридические правила (regulae juris), ставшие в позднейшее время юридическими поговорками.

Распространение греческой науки и греческой философии в начале I века до Р. Х. вызывает сильный подъем и в юриспруденции. Оставаясь практиками, юристы в то же время начинают более разрабатывать юридические вопросы и теоретически. Из юристов этого времени на первом месте должен быть поставлен Квинт Муций Сцевола (консул 95 г.), старейший из юристов, цитированных в Юстиниановском Своде. Он первый дал систематическое изложение цивильного права в 18 книгах, которое служило потом основанием для дальнейших работ в этом роде. Он же оставил после себя немало учеников, из которых наиболее известным является Аквилий Галл (претор 66 г.).

Новый, критический, дух вносит в юриспруденцию Сервий Сульпиций Руф, друг Цицерона (консул 51 г.), составивший критические замечания на книгу Кв. Муция и вообще написавший, по сообщению Помпония, до 180 книг. Он также оставил после себя целую школу учеников, среди которых выделяются Авл Офилий и Алфен Вар. Труды всех этих учеников были собраны потом в 140 книгах.