Реферат

Реферат Творческие взгляды ЛН Толстого

Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 26.12.2024


СОДЕРЖАНИЕ

Формирование творческих взглядов Л.Н. Толстого

Трактат об искусстве

Критерии художественности

1. ФОРМИРОВАНИЕ ТВОРЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ Л.Н. ТОЛСТОГО

Л.Н. Толстой родился в 1828 году, умер в 1910. таким образом, Толстой выступает связующим звеном между русской классической и новой литературой. Толстой оставил огромное литературное наследие: три крупных романа, десятки повестей, сотни рассказов, несколько народных драм, трактат об искусстве, множество публицистических литературно-критических статей, тысячи писем, тома дневников.

Толстой выступил в литературе в самом начале шестидесятых годов прошлого столетия. В течение 1852—1855 годов на страницах «Современника» появляются его повести: «Детство», «Отрочество» и рассказы. Уже первые произведения Толстого возбудили страстный интерес у современников. Критики в один голос заговорили о выдающихся художественных достоинствах его первых повестей отмечали новизну и цельность поэтического восприятия действительности, ставили молодого писателя в один ряд с прославленными представителями современной ему литературы — Тургеневым и Гончаровым. В критике отмечалось, что Толстой своими рассказами открыл читателям совершенно новый, неизвестный им доселе мир, что его произведения, отличаясь глубокой и неподдельной поэзией, являются «истошным и счастливым нововведением в описании военных сцен». Таким образом не «воинствующим архаистом», как доказывалось в специальной «научной» литературе, а художником-новатором вошел Толстой в русскую литературу. Именно поэтому молодой писатель и его произведения уже в середине пятидесятых годов стали объектом борьбы между революционно-демократической и либерально-дворянской критикой.

В ходе начавшейся подготовки «крестьянской» реформы в среде писателей, объединившихся вокруг самого передового органа эпохи — «Современника», происходит резкое политическое размежевание. Углубление классовой борьбы в стране проявляется в литературе в форме обостряющейся общественно-политической и литературно-критической борьбы революционных демократов с либералами. Группа либералов во главе с А. В. Дружининым, В. П. Боткиным, П. В. Анненковым теряет в литературе свое былое влияние. Руководство «Современником» переходит в руки выдающихся представителей революционно-демократического движения Чернышевского и Добролюбова.

В противовес демократической критике, звавшей к борьбе с самодержавно-крепостническим строем, к осуществлению высоких освободительных идеалов, Дружинин ратовал за литературу открыто реакционную, пытающуюся насаждать идеи примирения с действительностью.

Эта борьба двух лагерей не могла не коснуться Толстого и его творчества. Теоретики и защитники «чистого искусства» пытались так истолковать произведения Толстого, чтобы убедить его в закономерности и жизненной необходимости его прихода в «чистое искусство», где художники слова должны отражать в своих произведениях «светлый взгляд на вещи, беззлобное отношение к действительности».

Чернышевский и Некрасов понимали всю губительность этого пути для Толстого. Чернышевский стремился всеми средствами воздействовать на писателя, получить над ним некоторую власть – а это было бы хорошо и для него и для «Современника», убедить Толстого в необходимости дальнейшего развития его творчества в реалистическом направлении.

Некрасов, в свою очередь, горячо приветствуя появление Толстого в литературе писал: «я люблю…в Вас великую надежду русской литературы, для которой Вы уже много сделали для которой еще больше сделаете, когда поймете, что в вашем отечестве роль писателя – есть, прежде всего, роль учителя и, по возможности, заступника за безгласных и приниженных»1.

Некрасов верно угадал многие особенности таланта Толстого. Однако более целостная характеристика оригинального дарования художника содержится в высказываниях Чернышевского. Уже в первой статье, посвященной «Детству», «Отрочеству» и «Военным рассказам», великий критик дал тонкое истолкование глубокого своеобразия таланта Толстого, поставив его в связь с развитием русской литературы и определив степень его новаторства. Он мастерски охарактеризовал напряженный психологизм Толстого, справедливо полагая, что психологический анализ дает подливную силу таланту писателя. Многие художники до него ограничивались лишь изображением начала и конца психического процесса, не показывая самого процесса рождения мысли или чувства. Их психологический анализ, поэтому, носил «результативный» характер. Толстой превосходит этих художников самой природой своего дарования, позволяющего ему проникать в те сферы человеческой жизни, к которым не прикасались его предшественники.

Чернышевский правильно отмечал, что писатель, способный подвергать такому беспощадному анализу поступки, мысли, переживания других людей, должен был пройти огромную школу самонаблюдения и самоанализа. «Кто не изучил человека в самом себе, никогда не достигнет глубокого знания людей». Для душевной жизни Толстого еще до того, как он стал писателем, действительно был характерен глубочайший самоанализ, который не покидал его и в последующие годы.

В отличие от других писателей, Толстого более всего интересует «самый психический процесс, его формы, его законы, — диалектика души, чтобы выразиться определительным термином». «Другая сила» таланта писателя, придающая ему необычайную свежесть,— это «чистота нравственного чувства». Высокие нравственные идеи, морально-этический пафос присущи всем замечательным произведениям русской литературы и в наибольшей мере произведениям Толстого. Чернышевский предвидит, что его талант в дальнейшем своем развитии обнаружит новые грани, но «эти две черты — глубокое знание тайных движений психической жизни и непосредственная чистота нравственного чувства» — останутся в нем навсегда.

По своим эстетическим идеям статья Чернышевского была глубоко полемична. Защитники «чистого искусства», преследуя цель совращения Толстого, объявили его «чистым художником». Они же первые начали писать об особенностях его таланта, о художественном своеобразии его произведений. Чернышевский давал им бой на ими же избранном плацдарме, то есть он также говорил преимущественно о природе таланта Толстого, но говорил так, что все сказанное до него либералами оказывалось незначительным и второстепенным. Обличая всю несостоятельность претензий сторонников «чистого искусства», всю узость их эстетических норм, нарушающих условия подлинной художественности, он заключил свой полемический пассаж уничтожающим саркастическим замечанием: «И люди, предъявляющие столь узкие требования, говорят о свободе творчества!»2

Критическое выступление Чернышевского стало вехой в изучении творчества Толстого. Критик глубоко верил в могучую силу его таланта, он видел в новом писателе «прекрасную надежду» русской литературы, а во всем, что создано им, — лишь «залоги» того, что он совершит впоследствии. Каждое новое произведение Толстого открывало новые стороны в его даровании. Вместе с расширением круга жизни, попадавшего в сферу творческого внимания писателя, «постепенно развивается и самое воззрение его на жизнь».

Разрыв с демократическим направлением в литературе и увлечение — пусть и кратковременное — идеями «искусства для искусства» отрицательно сказались на творчестве Толстого. Произведения, написанные им в 1857—1859 годах, отличаются значительным обеднением тематики, этим, главным образам, и объяснялся полный неуспех его «милых» повестей и рассказов. Реакционные идеи «чистого искусства» не могли оплодотворить творческую мысль Толстого, как, впрочем, и всякого истинного художника.

Такие произведения писателя, как «Юность», «Альберт», «Семейное счастье», остались почти незамеченными критикой. В течение трех лет (1858—1860) о Толстом не появлялось специальных критических статей. Только в малоизвестном журнале «Рассвет» была опубликована рецензия молодого Писарева о рассказе «Три смерти», написанная под несомненным влиянием статей Чернышевского.

Писатель тяжело переживал свои творческие неудачи. Он мучительно освобождался от грузя обветшалых эстетических и вырабатывал новые понятия о литературе и ее значении в жизни. В начале шестидесятых годов Толстой, оставив литературу, обратился к педагогической деятельности. После «крестьянкой реформы он занял должность мирового посредника и, одновременно, в течение всего 1862 года издавал педагогический журнал «Ясная Поляна».

Вся эта деятельность способствовала сближению Толстого с народом. В идейном развитии писателя, в его движении к глубокому пониманию интересов русского патриархального крестьянства годы сыграли огромную роль. Они положили начало его духовной драме. Относясь глубоко отрицательно к революционным методам преобразования действительности, Толстой во всех своих построениях исходил из того, что считал патриархального мужика воплощением высшего нравственного идеала, наиболее цельным и органическим человеком, живущим в полном соответствии с законами природы. Интеллигенция, по мысли писателя, не может учить этого мужика, а должна сама учиться у него, она обязана постичь основы его «нравственной жизни» и затем стать на путь опрощения.

Эти взгляды писателя отразились в его педагогических статьях. По мысли Толстого, всю систему образования и воспитания следует строить на основе потребностей народа, не навязывать народу определенные знания в принудительном порядке, а следовать за его духовными запросами. Такова одна из основных педагогических идей Толстого. Писатель убежден, что образованные люди, интеллигенты не знают, чему учить и как учить народ. Эта мысль пронизывает многие его высказывания. Особенно нашумела статья Толстого «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?» Писатель признает за крестьянскими ребятами преимущество непосредственности восприятия жизни и произведений искусства. Несомненно, что педагогические взгляды Толстого в известной мере проникнуты демократическими идеями, многие его высказывания были резко направлены против цивилизации господ, но вместе с тем в них содержались и моменты реакционной идеологии.

Таким образом, широкое общение с народом в шестидесятые годы подготовило возвращение писателя в литературу. Он заканчивает повесть «Казаки» и приступает к написанию «Войны и мира».

Сложный и крайне противоречивый процесс идейного развития Толстого отражает его движение к народу , к русскому патриархальному крестьянству, выразителем идеалов которого он и выступил после «духовного кризиса».

2. ТРАКТАТ ОБ ИСКУССТВЕ

Как богословы разных толков, так художники разных толков исключают и уничтожают сами себя. Послушайте художников теперешних школ, и вы увидите во всех отраслях одних художников, отрицающих других: в поэзии — старых романтиков, отрицающих парнасцев и декадентов; парнасцев, отрицающих романтиков и декадентов; декадентов, отрицающих всех предшественников и символистов; символистов, отрицающих всех предшественников и магов, и магов, отрицающих всех своих предшественников; в романе — натуралистов, психологов, натуралистов, отрицающих друг друга. То же и в драме, живописи и музыке. Так что искусство, поглощающее огромные труды народа и жизней человеческих и нарушающее любовь между ними, не только не есть нечто ясно и твердо определенное, но понимается так разноречиво своими любителями, что трудно сказать, что вообще разумеется под искусством и в особенности хорошим, полезным искусством, таким, во имя которого могут быть принесены те жертвы, которые ему приносятся

Критика, в которой любители искусства прежде находили опору для своих суждений об искусстве, в последнее время стала так разноречива, что если исключить из области искусства всё то, за чем сами критики различных школ не признают права принадлежности к искусству, то в искусстве почти ничего не останется.

А то ужасно подумать, что очень ведь может случиться, что искусству приносятся страшные жертвы трудами, жизнями людскими, нравственностью, а искусство это не только не полезное, но вредное дело.

И потому для общества, среди которого возникают и поддерживаются произведения искусства, нужно знать, всё ли то действительно искусство, что выдается за таковое, и всё ли то хорошо, что есть искусство, как это считается в нашем обществе, а если и хорошо, то важно ли оно и стоит ли тех жертв, которые требуются ради него. И еще более необходимо знать это всякому добросовестному художнику, чтобы быть уверенным в том, что всё то, что он делает, имеет смысл, а не есть увлечение того маленького кружка людей, среди которого он живет, возбуждая в себе ложную уверенность в том, что он делает хорошее дело, и что то, что он берет от других людей в виде поддержания своей большею частью очень роскошной жизни, вознаградится теми но произведениями, над которыми он работает. И потому ответы на эти вопросы особенно важны в ваше время.

Что же такое это искусство, которое считается столь важным в необходимым для человечества, что для него можно приносить те жертвы не только трудов в жизней человеческих, но и добра, которые ему приносятся?

Что же такое, в сущности, это понятие красоты, которого так упорно для определения искусства держатся люди нашего круга и времени?

Красотой в смысле субъективном мы называем то, что доставляет нам известного рода наслаждение. В объективном же смысле красотой мы называем нечто абсолютно совершенное, вне нас существующее. Но так как узнаем мы вне нас существующее абсолютно совершенное и признаем его таковым только потому, что получаем от проявления этого абсолютно совершенного известного рода наслаждение, то объективное определение есть не что иное, как только иначе выраженное субъективное. В сущности и то и другое понимание красоты сводится к получаемому нами известного рода наслаждению, т. е. что мы признаем красотою то, что нам нравится, не вызывая в нас вожделения. Казалось бы, при таком положении дела естественно было бы науке об искусстве не довольствоваться определением искусства, основанным на красоте, т. е. на том, что нравится, и искать общего, приложимого ко всем произведениям искусства определения, на основании которого можно бы было решать принадлежность или непринадлежность предметов к искусству.

Объективного определения красоты нет; существующие же определения, как метафизическое, так и опытное, сводятся к субъективному определению и, как ни странно сказать, к тому, что искусством считается то, что проявляет красоту; красота же есть то, что нравится (не возбуждая вожделения).

Но все попытки определения того, что есть вкус, как может видеть читатель и из истории эстетики и из опыта, не могут привести ни к чему, и объяснения того, почему одно нравится одному и не нравится другому и наоборот, нет и не может быть. Так что вся существующая эстетика состоит не в том, чего можно бы ждать от умственной деятельности, называющей себя наукой, — именно в том, чтоб определить свойства и законы искусства или прекрасного, если оно есть содержание искусства, или свойства вкуса, если вкус решает вопрос об искусстве и о достоинстве его, и потом на основании этих законов признавать искусством те произведения, которые подходят под эти законы, и откидывать те, которые не подходят под них, — а состоит в том, чтобы, раз признав известный род произведений хорошими, потому что они нам нравятся, составить такую теорию искусства, по которой все произведения, которые нравятся известному кругу людей, вошли бы в эту теорию. Существует художественный канон, по которому в нашем кругу любимые произведения признаются и эстетические суждения должны быть таковы, чтобы захватить все эти произведения. Суждения о достоинстве и значении искусства, основанные не на известных законах, по которым мы считаем то или другое хорошим или дурным, а на том, совпадает ли оно с установленным нами каноном искусства, встречаются беспрепятственно в эстетической литературе. И потому надо найти такое определение искусства, при котором эти произведения подошли бы под него, и, вместо требования нравственного основой искусства ставится требование значительного.

Вместо того, чтобы дать определение истинного искусства и потом, судя по тому, подходит или не подходит произведение под это определение, судить о том, что есть и что не есть искусство, известный ряд произведений, почему-либо нравящихся людям известного круга, признается искусством, и определение искусства придумывается такое, которое покрывало бы все эти произведения.

Так что теория искусства, основанная на красоте и изложенная в эстетиках и в смутных чертах исповедуемая публикой, есть не что иное, как признание хорошим того, что нравилось, но и нравится нам, т. е. известному кругу людей.

Если же мы признаем, что цель какой-либо деятельности есть только ваше наслаждение, и только по этому наслаждению определяем ее, то, очевидно, определение это будет ложно.

Точно так же красота, или то, что нам нравится, никак не может служить основанием определения искусства, и ряд предметов, доставляющих нам удовольствие, никак не может быть образцом того, чем должно быть искусство.

Люди поймут смысл искусства только тогда, когда перестанут считать целью этой деятельности красоту, т. е. наслаждение.

Но если искусство есть человеческая деятельность, имеющая целью передавать людям те высшие и лучшие чувства, до которых дожили люди, то как же могло случиться, чтобы человечество известный, довольно длинный период своей жизни — с тех пор как люди перестали верить в церковное учение и до нашего времени — прожило без этой важной деятельности, а на место ее довольствовалось ничтожною деятельностью искусства, доставляющего только наслаждение?

И последствием этого отсутствия истинного искусства оказалось то самое, что и должно было быть: развращение того класса, который пользовался этим искусством.

Все запутанные, непонятные теории искусства, все ложные и противоречивые суждения о нем, главное — то самоуверенное коснение нашего искусства на своем ложном пути, — всё это происходит от этого вошедшего в общее употребление и принимаемого за несомненную истину, но поразительного но своей очевидной неправде утверждения, что искусство наших высших классов есть все искусство, истинное, единственное всемирное искусство. Несмотря на то, что утверждение это, совершенно тождественное с утверждениями религиозных людей разных исповеданий, считающих, что их религия есть единственная истинная религия, совершенно произвольно и явно несправедливо, оно спокойно повторяется всеми людьми нашего круга с полною уверенностью в его непогрешимости.

Искусство, которым мы обладаем, есть всё искусство, настоящее, единственное искусство, а между тем не только две трети человеческого рода, все народы Азии, Африки, живут в умирают, не зная этого единственного высшего искусства, но, мало этого, в вашем христианском обществе едва ли одна сотая всех людей пользуется тем искусством, которое мы называем всем искусством; остальные же О,99 наших же европейских народов поколениями живут и умирают в напряженной работе, никогда не вкусив этого искусства.

Пока искусство не раздвоилось, а ценилось и поощрялось одно искусство религиозное, безразличное же искусство не поощрялось, — до тех пор вовсе не было подделок под искусство; если же они были, то, будучи обсуживаемы всем народом, они тотчас же отпадали. Но как только совершилось это разделение и людьми богатых классов было признано хорошим вся-кое искусство, если только оно доставляет наслаждение, и это искусство, доставляющее наслаждение, стало вознаграждаться больше, чем какая-либо другая общественная деятельность, так тотчас же большое количество людей посвятило себя этой деятельности, и деятельность эта приняла совсем другой характер, чем она имела прежде, и стала профессией.

А как только искусство стало профессией, то значительно ослабилось и отчасти уничтожилось главное и драгоценнейшее свойство искусства — его искренность.

Профессиональный художник живет своим искусством. и поэтому ему надо не переставая выдумывать предметы своих произведений, и он выдумывает их. В этой профессиональности первое условие — распространение поддельного, фальшивого искусства.

Второе условие — это возникшая в последнее время художественная критика, т. е. оценка искусства не всеми, и главное, не простыми людьми, а учеными, т. е. извращенными и вместе с тем самоуверенными людьми.

Если произведение хорошо, как искусство, то независимо от того, нравственно оно или безнравственно, — чувство, выражаемое художником, передается другим людям. Если оно передалось другим людям, то они испытывают его, и мало того, что испытывают, испытывают каждый по-своему, и все толкования излишни. Если же произведение не заражает людей, то никакие толкования не сделают того, чтобы оно стало заразительно. Толковать произведения художника нельзя. Если бы можно было словами растолковать то, что хотел сказать художник, он и сказал бы словами. А он сказал своим искусством, потому что другим способом нельзя было передать то чувство, которое он испытал. Толкование словами произведения искусства доказывает только то, что тот, кто толкует, не способен заражаться искусством. Так оно и есть, и как это ни кажется странным, критиками всегда были люди, менее других способные заражаться искусством. Большею частью это люди, бойко пишущие, образованные, умные, но с совершенно извращенною или с атрофированною способностью заражаться искусством. И потому эти люди всегда своими писаниями значительно содействовали и содействуют извращению вкуса той публики, которая читает их и верит им.

Критики художественной не было и не могло и не может быть в обществе, где искусство не раздвоилось и потому оценивается ^ религиозным мировоззрением всего народа. Критика художественная возникла и могла возникнуть только в искусстве высших классов, не признающих религиозного сознания своего времени.

Искусство всенародное имеет определенный и несомненный внутренний критерий — религиозное сознание; искусство же высших классов не имеет его, и потому ценители этого искусства неизбежно должны держаться какого-либо внешнего критерия.

В нашем обществе искусство до такой степени извратилось, что не только искусство дурное стало считаться хорошим, но потерялось и самое понятие о том, что есть искусство, так что для того, чтобы говорить об искусстве нашего общества, нужно прежде всего выделить настоящее искусство от поддельного.

Признак, выделяющий настоящее искусство от поддельного, есть один несомненный — заразительность искусства.

Правда, что признак этот внутренний и что люди, забывшие про действие, производимое настоящим искусством, в ожидающие от искусства чего-то совсем другого, — а таких среди нашего общества огромное большинство, — могут думать, что то чувство развлечения и некоторого возбуждения, которые они испытывают при подделках под искусство, в есть эстетическое чувство. Тем не менее признак этот для людей с неизвращенным и неатрофированным относительно искусства чувством остается вполне определенным и ясно отличающим чувство, производимое искусством, от всякого другого.

Главная особенность этого чувства в том, что воспринимающий до такой степени сливается с художником, что ему кажется, что воспринимаемый им предмет сделан не кем-либо другим, а им самим, и что всё то, что выражается этим предметом, есть то самое, что так давно уже ему хотелось выразить. Настоящее произведение искусства делает то, что в сознании воспринимающего уничтожается разделение между ним и художником, в не только между ним и художником, но и между ним в всеми людьми, которые воспринимают то же произведение искусства. В этом-то освобождении личности от своего отделения от других людей, от своего одиночества, в этом-то слиянии личности с другими и заключается главная привлекательная сила и свойство искусства.

Испытывает человек это чувство, заражается тем состоянием души, в котором находится автор, и чувствует свое слияние с другими людьми, то предмет, вызывающий это состояние, есть искусство; нет этого заражения, нет слияния с автором и с воспринимающими произведение, — и нет искусства. Но мало того, что заразительность есть несомненный признак искусства, степень заразительности есть в единственное мерило достоинства искусства.

Чем сильнее заражение, тем лучше искусство, как искусство, не говоря о его содержании, т. е, независимо от достоинства тех чувств, которые оно передает.

Искусство же становится более или менее заразительно вследствие трех условий: 1) вследствие большей или меньшей особенности того чувства, которое передается; 2) вследствие большей или меньшей ясности передаче этого чувства и 3) вследствие искренности художника, т. е. большей или меньшей силы, с которой художник сам испытывает чувство, которое передает. Чем особеннее передаваемое чувство, тем оно сильнее действует на воспринимающего. Воспринимающий испытывает тем большее наслаждение, чем особеннее то состояние души, в которое он переносится, и потому тем охотнее и сильнее сливается с ним.

Таким образом, необходимо вводить в сознание людей те истины, которые вытекают из религиозного сознания нашего времени.

И только тогда и искусство, всегда зависящее от науки, будет тем, чем оно может и должно быть, — столь же важным, как и наука, органом жизни и прогресса человечества.

Искусство не есть наслаждение, утешение или забава; искусство есть великое дело. Искусство есть орган жизни человечества, переводящий разумное сознание людей в чувство. В наше время общее религиозное сознание людей есть сознание братства людей и блага их во взаимном единении. Истинная наука должна указать различные образы приложения этого сознания к. жизни. Искусство должно переводить это сознание в чувство.

Задача искусства огромна: искусство, настоящее искусство, с помощью науки руководимое религией, должно сделать то, чтобы то мирное сожительство людей, которое соблюдается теперь внешними мерами, — судами, полицией, благотворительными учреждениями, инспекциями работ и т. п., —достигалось свободной и радостной деятельностью людей. Искусство должно устранять насилие. И только искусство может сделать это.

Всё то, что теперь, независимо от страха насилия и наказания, делает возможною совокупную жизнь людей (а в наше время уже огромная доля порядка жизни основана на этом), всё это сделано искусством. Если искусством могли быть переданы обычаи так-то обращаться с религиозными предметами, так-то с родителями, с детьми, с женами, с родными, с чужими, с иноземцами, так-то относиться к старшим, к высшим, так-то к страдающим, так-то к врагам, к животным — и это соблюдается поколениями миллионов людей не только без малейшего насилия. Но так, что этого ничем нельзя поколебать, кроме как искусством, — то тем же искусством могут быть вызваны и другие, ближе соответствующие религиозному сознанию нашего времени обычаев. Если искусством могло быть передано чувство благоговения к иконе, к причастию, к лицу короля, стыд пред изменой товариществу, преданность знамени, необходимость мести за оскорбление, потребность жертвы своих трудов для постройки и украшения храмов, обязанности защиты своей чести или славы отечества. То же искусство может вызвать и благоговение к достоинству каждого человека, к жизни каждого животного, может вызвать стыд перед роскошью, перед насилием, перед местью, перед пользованием для своего удовольствия предметами, которые составляют необходимое для других людей; может заставить людей свободно и радостно, не замечая этого, жертвовать собою для служения людям.

Искусство должно сделать то, чтобы чувства братства и любви к ближним, доступные теперь только лучшим людям общества, стали привычными чувствами, инстинктом всех людей.

Вызывая в людях, при воображаемых условиях, чувства братства в любви, религиозное искусство приучит людей в действительности, при тех же условиях, испытывать те же чувства, проложит в душах людей те рельсы, по которым естественно пойдут поступки жизни людей, воспитанных искусством.

Соединяя же всех самых различных людей в одном чувстве уничтожая разделение, всенародное искусство воспитает людей к единению, покажет не рассуждением, но самою жизнью радость всеобщего единения вне преград, поставленных жизнью.

Назначение искусства в наше время — в том, чтобы перевести из области рассудка в область чувства истину о том, что благо людей в их единении между собою, установить на место царствующего теперь насилия то царство Божие, т. е. любви, которое представляется всем нам высшею целью жизни человечества.

Может быть, в будущем наука откроет искусству еще новые, высшие идеалы, в искусство будет осуществлять их; но в наше время назначение искусства ясно и определенно. Задача христианского искусства — осуществление братского единения людей.

3. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ КРИТЕРИИ

Произведение искусства хорошо или дурно от того, что говорит, как говорит и насколько от души говорит художник.

Для того, чтобы произведение искусства было совершенно, нужно, чтобы то, что говорит художник, было совершенно ново и важно для всех людей, чтобы выражено оно было вполне красиво, и чтобы художник говорил из внутренней потребности и, потому, говорил вполне правдиво.

Для того, чтобы то, что говорит художник, было вполне ново и важно, нужно, чтобы художник был нравственно просвещенный человек, а потому не жил бы исключительно эгоистичной жизнью, а был участником общей жизни человечества.

Для того, чтобы то, что говорит художник, было выражено вполне хорошо, нужно, чтобы художник овладел своим мастерством так, чтобы, работая, так же мало думал о правилах этого мастерства, как мало думает человек о правилах механики, когда ходит.

А чтобы достигнуть этого, художник никогда не должен оглядываться на свою работу, любоваться ею, не должен ставить мастерство своей целью, как не должен человек идущий думать о своей походке и любоваться ею.

Для того же, чтобы художник выражал внутреннюю потребность души и потому говорил бы от всей души то, что он говорит, он должен, во 1-х, не заниматься многими пустяками, мешающими любить по-настоящему то, что свойственно любить, а во 2-х, любить самому, своим сердцем, а не чужим, не притворяться, что любишь то, что другие признают или 'считают достойным любви. И для того, чтобы достигнуть этого, художнику надо делать то, что делал Валаам, когда пришли к нему послы и он уединился, ожидая Бога, чтобы сказать только то, что велит Бог; и не делать того, что сделал тот же Валаам, когда, соблазнившись дарами, пошел к царю, противно повелению Бога, что было ясно даже ослице, на которой он ехал, но не видно было ему, когда корысть и тщеславие ослепили его.

Из того, до какой степени достигает произведение искусства совершенства в каждом из этих трех родов, вытекает различие достоинств одних произведений от других. Могут быть произведения 1) значительные, прекрасные и мало задушевные и правдивые; могут быть 2) значительные, мало красивые и мало задушевные и правдивые, могут быть 3) мало значительные, прекрасные и задушевные и правдивые и т. д. во всех сочетаниях и перемещениях.

Все такие произведения имеют свои достоинства, но не могут быть признаны совершенными художественными произведениями. Совершенным произведением искусства будет только то, в котором содержание будет значительно и ново, и выражение его вполне прекрасно, и отношение к предмету художника вполне задушевно и потому вполне правдиво. Такие произведения всегда были и будут редки. Все же остальные произведения несовершенные сами собой разделяются по основным условиям искусства на три главные рода: 1) произведения, выдающиеся по значительности своего содержания, 2) произведения, выдающиеся по красоте формы, и 3) произведения, выдающиеся по своей задушевности и правдивости, но не достигающие, каждое из них, того же совершенства в двух других отношениях.

Все три рода эти составляют приближение к совершенному искусству и неизбежны там, где есть искусство. У молодых художников часто преобладает задушевность при ничтожности содержания и более или менее красивой форме, у старых наоборот; у трудолюбивых профессиональных художников преобладает форма и часто отсутствует содержание и задушевность.

По этим 3-м сторонам искусства и разделяются три главные ложные теории искусства, по которым произведения, не соединяющие в себе всех трех условий и потому стоящие на границах искусства, признаются не только за произведения, но и за образцы искусства. Одна из этих теорий признает, что достоинство художественного произведения зависит преимущественно от содержания, хотя бы произведение и не имело в себе красоты формы и задушевности. Это так называемая теория тенденциозная.

Другая признает, что достоинство произведения зависит от красоты формы, хотя бы содержание произведения и было ничтожно и отношение к нему художника лишено было задушевности; это теория искусства для искусства. Третья признает, что всё дело в задушевности, в правдивости, что, как бы ни ничтожно было содержание и несовершенна форма, только бы художник любил то, что он выражает, произведение будет художественно. Эта теория называется теорией реализма.

И вот, на основании этих ложных теорий, художественные произведения не являются, как в старину, одно, два по каждой отрасли в промежуток времени одного поколения, а каждый год в каждой столице (там, где много праздных людей) являются сотни тысяч произведений так называемого искусства по всем его отраслям.

В наше время человек, желающий заниматься искусством, не ждет того, чтобы в душе его возникло то важное, новое содержание, которое бы он истинно полюбил, а полюбя, облек бы в соответственную форму, а или по 1-й теории берет ходячее в данное время и хвалимое умными, по его понятию, людьми содержание и облекает его, как умеет, в художественные формы, или по 2-й теории избирает тот предмет, на котором он более всего может выказать техническое мастерство, и с старанием и терпением производит то, что он считает произведением искусства. Или по 3-й теории, получив приятное впечатление, берет то, что ему понравилось, предметом произведения, воображая, что это будет художественное произведение потому, что ему это понравилось. И вот является бесчисленное количество так называемых художественных произведений, которые могут быть исполняемы, как всякая ремесленная работа, без малейшей остановки: ходячие модные мысли всегда есть в обществе, всегда с терпением можно научиться всякому мастерству и всегда всякому что-нибудь да нравится.

И из этого-то и вышло то странное положение нашего времени, в котором весь наш мир загроможден произведениями, претендующими быть произведениями искусства, но отличающимися от ремесленных только тем, что они не только ни на что не нужны, но часто прямо вредны.

Из этого вышло то необыкновенное явление, явно показывающее путаницу понятий об искусстве, что нет того, так называемого художественного произведения, о котором бы в одно и то же время не было двух прямо противоположных мнений, исходящих от людей одинаково образованных и авторитетных. Из этого же вышло и то удивительное явление, что большинство людей, предаваясь самым глупым, бесполезным и часто безнравственным занятиям, т. е. производя и читая книги, производя и глядя картины, производя и слушая музыкальные и театральные пьесы и концерты, совершенно искренно уверены, что они делают нечто очень умное, полезное и возвышенное.

Люди нашего времени как будто сказали себе: произведения искусства хороши и полезны, надо, стало быть, сделать, чтобы их было побольше. Действительно, очень хорошо бы было, если бы их было больше, но горе в том, что можно делать по заказу только те произведения, которые, вследствие отсутствия в них всех трех условий искусства, вследствие разъединения этих условий, понижены до ремесла.

Настоящее же художественное произведение, включающее все 3 условия, нельзя делать по заказу, нельзя потому, что состояние души художника, из которого вытекает произведение искусства, есть высшее проявление знания, откровение тайн жизни. Если же такое состояние есть высшее знание, то и не может быть другого знания, которое могло бы руководить художником для усвоения себе этого высшего знания.

1 Л.Н. Толстой в русской критике. С.9

2 Толстой в оценке русской критики. С.11

21



1. Реферат Гезмиш, Дениз
2. Реферат на тему Экологические проблемы Калтасинского района Республики Башкортостан
3. Реферат Ретикулярная формация ствола мозга, вегетативная нервная система
4. Реферат на тему Анализ трудовых ресурсов предприятия 2
5. Биография на тему Вяземский Александр Алексеевич
6. Реферат на тему Pointofview Cannery Row Essay Research Paper PointofViewBy
7. Курсовая на тему Возникновение и развитие банков
8. Шпаргалка Шпаргалки по физике, успешно использованные при поступлении в ТРТУ летом 2001 года
9. Методичка на тему Служба неотложной медицинской помощи
10. Реферат на тему Закономірності виміру головних показників роботи тракторів в експлуатації