ХРИСТОФОР КОЛУМБ

Христофор Колумб. Жизнь его полна легенд, неразрешимых загадок, казалось бы, непре­одолимых преград и, конечно же, звёздных мгновений. Со страниц многочисленных биографий и научных исследований, написанных в разные века, он предстаёт перед нами то человеком, облас­канным божественным озарением, то масштабно мыслящим учёным, то отчаянным авантюристом, то, наконец, простым смертным, отправившимся с тремя кораблями на поиски фортуны.

Каким же был этот всемирно известный море­плаватель? Мы до сих пор почти ничего не знаем о его реальном облике; завесой тайны окутано детство Колумба. Долгое время биографы спорили о месте и времени его рождения; назывались несколько го­родов Италии и Испании и даты в диапазоне от 1436 до 1455 г. Только XX век, кажется, развеял сом­нения на этот счёт.

Христофор Колумб родился в Генуе в конце ок­тября 1451 г. в семье небогатого шерстобита. Не­ясным остаётся вопрос об его образовании. Одни исследователи полагают, что он обучался в г. Павия, другие — считают его гениальным самоучкой. Утверждения о Колумбе-корсаре, бороздившем Сре­диземное море, лишены документальных свиде­тельств. Зато достоверно известно, что его представ­ления о вероятности западного пути в Индию скла­дывались в 70—80-е гг. XV в., когда он увлечённо занимался географией, изучал навигационные кар­ты и, несмотря на тяжёлое материальное положе­ние, возлагал надежды на осуществление путешест­вия.

Настоящим подарком судьбы для молодого Ко­лумба стала его встреча в Португалии, где он жил в конце 70-х — начале 80-х гг., с Фелипой Монис (встречается и другое написание — Филиппа Мунис), дочерью португальского морского капитана. Они полюбили друг друга и вскоре поженились.

Атмосфера дома избранницы Христофора вполне соответствовала его устремлениям. Дневники, мо­реходные карты и впечатления тестя укрепляли Ко­лумба в желании найти неведомый дотоле путь в Индию. Чего стоили только рассказы друзей тестя

о необычных находках в Атлантике, в районе Азор­ских островов! По свидетельствам этих старых мор­ских волков, было найдено несколько кусков худо­жественно обработанного дерева с рисунком, совер­шенно не похожим на европейские, азиатские и аф­риканские орнаменты. Больше того, на одном из Азорских островов были обнаружены тела двух лю­дей, лица которых разительно отличались от лиц представителей известных европейцам народов.

Большое влияние на Колумба оказали и опубли­кованные в XV в. труды, затрагивавшие вопросы географии и морских путешествий. Среди них — книги итальянского гуманиста и поэта Энеа Сильвио Пикколомини (бывшего с 1458 по 1464 г. рим­ским Папой Пием II), «Образ мира» Пьерра де Айльи и, конечно же, путевые заметки Марко Поло. Множество замечаний на полях книг и сделанных выписок говорит о стремлении Колумба переосмыс­лить устоявшиеся представления, исходя из лич­ных наблюдений и приобретённых знаний.

Идея проложить западный путь в Индию воз­никла ещё у античных мыслителей. Её разделяли Аристотель, Эратосфен, Протагор. В упомянутой книге де Айльи особенно поразили Колумба приве­дённые автором слова Аристотеля: «Протяжён­ность моря между крайней точкой Испании и тер­риторией Индии невелика и может быть преодолена в течение нескольких дней». Ещё более поразитель­ную догадку высказывал древнегреческий географ Эратосфен, автор многотомной «Географии»: если держаться одной и той же широты, то можно с Пи­ренейского полуострова попасть в Индию, и по пути могут встретиться два или более обитаемых матери­ка. Взгляды эти разделял и современник Колумба флорентиец Паоло Тосканелли, врач по профессии, увлекавшийся географией и морскими путешест­виями и на этой ниве снискавший всеобщее приз­нание. Колумб становился рабом своей идеи. К осу­ществлению такого плавания подталкивала и объ­ективная экономическая потребность.

В XV в. традиционные торговые пути в Азию через Средиземное море блокировала могучая Ос­манская империя. Европа оказалась отрезанной от

336

пряностей, красильных веществ и благовоний Вос­тока. Особенно ощутим был разрыв связей с Инди­ей, откуда поставлялись пользовавшиеся большим спросом перец, имбирь, гвоздика, мускатный орех, корица, кардамон. Перец же тогда являлся едва ли не самым главным товаром . В качестве средства платежа его использовали при покупке земель, при погашении долгов, нередко он фигурировал как приданое и мог служить ценным подарком для са­новных особ самого высокого ранга. Это был своеобразный эквивалент денег, ка­ким, например, долгое время были: в Монголии — чай, в Абиссинии — соль, в Судане — рыба, в Сиаме — раковины, в Мексике — какао. Восток для Европы — это и шёлковые и хлопчатобумажные ткани, и ковры, и предметы роскоши. Одним словом, поиск новых путей в Индию стал необходи­мостью для европейцев.

Вызревавший много лет проект нуждался в средствах для его осуществления. Вряд ли Колумб предполагал в на­чале 80-х гг., что его одиссея по королевским дворам Евро­пы окажется столь продолжи­тельной и малоэффективной. Король Португалии Жуан усомнился в доводах морепла­вателя, просившего корабли для открытия пути к острову Сипанго (Япония) и предпола­гавшего плыть туда по «морю мрака» (Атлантический океан) в западном направлении. Тем не менее Жуан поручил «экс­пертам», епископу и двум космографам, проверить доводы Колумба. Вывод комиссии был удручающим: в основе проекта лежит чистая фантазия... Не увенчалась успехом и поездка брата Колумба, Бартоломе, с той же целью в Англию.

Испания также долгое вре­мя оставалась глуха к предло­жениям Христофора Колумба.

Впрочем, и здесь не обошлось без придирчивого анализа. Вердикт мудрецов соответствовал духу времени. Они отвергли доводы Колумба, ссылаясь на Евангелие, а также на послания и сочинения Святого Августина, Святого Григория, Святого Амбросия и др. Географические доводы, по их мнению, также противоречили разуму: ведь «шарообразная форма Земли образовала бы перед ним (кораблём) как бы громадную гору, через которую он не смог бы переплыть даже при самом попутном ветре».

Легко представить состояние Колумба: под уг­розой оказались не только многолетние надежды,

Христофор Колумб.

Неизвестный художник.

ПЕРВОЕ

ВПЕЧАТЛЕНИЕ

ОТ ВСТРЕЧИ

С АБОРИГЕНАМИ

(Из дневника первого путешествия Колумба)

12 октября 1492 г. после встречи с индейцами острова Гуанахани Колумб записал:

«Поскольку они держали себя дружественно по отношению к нам и поскольку я сознавал, что лучше об­ратить их в нашу святую веру любовью, а не силой, я дал им красные колпаки и стеклянные чётки, что вешают на шею, и много других малоценных предметов, которые доставили им большое удовольствие. И они так хорошо отнеслись к нам, что это казалось чудом. Они вплавь переправлялись к лодкам, где мы находились, и приносили нам попугаев и хлопковую пряжу в мотках, и дротики, и много других вещей, и обм­енивали всё это на другие предметы, которые мы им давали, как, например, на маленькие стеклянные чётки и погремушки. С большой охотой отдавали они всё, чем владели.

Но мне казалось, что эти люди бедны и нуждаются во всём. Все они ходят нагие, в чём мать родила, и женщины тоже, хотя я видел только одну из них, да и та была ещё девочкой. И все люди, которых я видел, были ещё молоды, никому из них не было более 30 лет, и сложены они были хорошо, и тела у них были очень красивые, а волосы грубые, совсем как конские, и короткие... Некоторые разрисовывают себя чёрной краской (а кожа у них та­кого цвета, как у жителей Канарских островов, которые не черны и не белы), другие красной краской; иные тем, что попадётся под руку, и одни из них раз­рисовывают лицо, другие же всё тело, а есть такие, у которых разрисованы только глаза или нос. Они не носят и не знают железного оружия: когда я показывал им шпаги, они хватались за лезвия и по неведенью обрезали себе пальцы. Никакого железа у них нет. Их дротики — это палицы без железа. Некоторые дротики имеют на конце рыбьи зубы, у других же наконечники из иного материала...

Они должны быть хорошими, и толковыми, и сметливыми слугами — я заметил, что они очень быстро научились повторять то, что им говорилось, и я полагаю, что они легко станут христиа­нами, так как мне показалось, что нет у них никаких верований. И, с божьей помощью, я привезу отсюда для ваших высочеств шесть человек, которых возьму при отправлении в обратный путь, чтобы научились они говорить по-испан­ски. Тварей никаких, кроме попугаев, я на острове не видел».

*

337

ПОЧЕМУ НОВЫЙ

СВЕТ НАЗВАЛИ

АМЕРИКОЙ

Человек, в честь которого ныне назы­вается Америка, — Америго Веспуччи — родился в 1454 г, во Флоренции. Америко, Эмериго — это то же он; такие написания его имени встречаются в архивных материалах.

Он принадлежал к одной из знатных семей города, глава которой был нотариусом. Америго получил хорошее образование. В 1492 г. он поселился в Севилье, став служащим Хуаното Берарди, финансировавшего наряду с другими первые два путешествия Колу­мба. В 1505 г. Веспуччи принял испан­ское подданство.

В атмосфере тех лет всеобщий порыв к путешествиям в Индию не мог не зах­ватить флорентийца, изучавшего в юности астрономию, географию, интересовавшегося мореплаванием. Он посетил Новый Свет.

Славу ему принесли два его письма, написанные в 1503 и 1504 гг. Первое было адресовано Пьеро де Медичи, другое — Пьетро Содерини. Их оригиналы утеряны, но сохранились копии. Первое письмо, о путешествии 1501 г., под названием «Mundus Novus» (Новый Свет) было опубликовано в

1504 г., второе — о всех четырёх экспедициях Колумба — увидело свет в

1505 г. во Флоренции. Так просвещённая Европа впервые узнала о существовании Нового Света и о том, кто является первооткрывателем Южной Америки.

Широкая известность Веспуччи была причиной того, что его имя начало ас­социироваться с Новым Светом, и этот континент стал называться Америкой. Справедливости ради следует сказать, что Веспуччи не принимал участия в увековечивании своего имени и умер, ничего не подозревая.

Некоторые исследователи считают, что упомянутые письма подготовлены противниками Колумба. Однако в любом случае они остаются первыми откликами европейца на неожиданное прозрение: мир увеличился на целое полушарие. Кроме того, эти литературно-историче­ские памятники по изяществу стиля превосходят образцы эпистолярного наследия Колумба.

Веспуччи жаловался в первом письме на непостоянство фортуны: «Как она меняет свои бренные и преходящие милости, как может иногда вознести че­ловека на вершину своего колеса, а в другое время сбросить его». По отношению к нему судьба оказалась весьма благосклонной. Как заметил Виктор Гюго: «Есть несчастные люди: Христофор Колумб не может написать своего имени на своём открытии; Гильотен не может смыть своего имени со своего изобретения».

*

но и жизнь: при недремлющей инквизиции прослыть еретиком со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями... И всё-таки он продолжал верить в свою звезду. Глубокая набожность, видимо, стала причиной того, что однажды он услышал во сне сло­ва: «Бог желает, чтобы имя твоё прославилось на всей Земле, и хочет дать тебе ключи от ворот океана, которые теперь заперты тяжёлыми цепями».

Наступил счастливый для Испании 1492 год: кончилось восьмивековое господство мавров. В начале года Колумб получил ауди­енцию у королевы Изабеллы. Она рассуждала просто: если затея с плаванием окажется безрезультатной, то корона потеряет лишь зат­раченное на экспедицию, но если Колумб окажется прав...

17 апреля 1492 г. одобренный королевой Изабеллой и королём Фердинандом договор был подписан Колумбом и секретарём коро­левского дворца Хуаном де Коломой. Документ гласил, что в случае неудачи мореплаватель не получал никаких вознаграждений, успех же превозносил бы его. Колумб назначался бы вице-королём «всех островов и материков, которые он лично и благодаря своему ис­кусству откроет или приобретёт в этих морях-океанах». Он получал бы звание адмирала и десятую часть со всех товаров, «которые будут куплены, обменены, найдены или приобретены». Принимая на себя восьмую часть расходов по снаряжению кораблей, он обла­дал бы затем восьмой частью вырученной прибыли. В довершение Колумб и его наследники возводились бы в дворянское достоинство.

Одобрение королевской четой проекта Колумба вовсе не убирало все препятствия с его пути к неведомым землям. Когда были уре­гулированы финансовые вопросы, найдены три небольших судна, вдруг оказалось, что простые моряки также не верят Колумбу и считают его человеком не от мира сего. Тогда ему удаётся получить от властей разрешение использовать для комплектования экипа­жей заключённых на оговоренных условиях. Однако такой выход из положения пришёлся не по душе трём братьям Пинсонам, ре­шившим принять участие в плавании Колумба. Старший из них, Мартин Алонсо, считался лучшим морским капитаном Испании. Моряки и корабелы, Пинсоны сумели сколотить экипажи из бы­валых, опытных матросов, и на рассвете 3 августа 1492 г. корабли взяли курс на Канарские острова. По разным оценкам, экспедиция насчитывала от 90 до 120 человек.

Традиционно все три судна первой экспедиции называют ка­равеллами. Однако если придерживаться принципов классифика­ции морских судов того времени, то каравеллами были только «Нинья» и «Пинта», водоизмещение которых не превышало ста тонн. Более крупная «Санта-Мария» именовалась «нао» — и самим мо­реплавателем, и многими хронистами.

Предусмотрительный Колумб, считая, что длительная оторван­ность от родины может надломить людей, вёл в плавании два бор­товых журнала. В выставлявшемся для всеобщего обозрения он записывал несколько «приукрашенные» данные, а в секретный вносил точные сведения. Предчувствие его не обмануло: экспеди­ции пришлось пережить несколько критических моментов. Так, 16 сентября, когда суда находились в Саргассовом море, наступил дли­тельный штиль. Наименее стойкие пали духом, решив, что здесь вообще не дует ветер и теперь им никогда не добраться до Испании. У Колумба хватило выдержки переубедить соотечественников. Он использовал только два аргумента, но зато какие — Божью помощь и будущие несметные богатства. Сам Колумб отнюдь не был бессреб­реником, жажда обогащения переполняла и его. «Золото восхити­тельно, оно создаёт сокровища и распространяет свою власть даже на чистилище, освобождая из него души», — это его слова. Впро­чем, вряд ли стоит упрекать его за них, если вспомнить, что нищета была постоянным спутником мореплавателя, особенно в течение 20 лет, предшествующих экспедиций.

338

12 октября 1492 г. с каравеллы «Пинта» послы­шался выстрел: матрос Родриго де Триан увидел долгожданную землю. Христофор Колумб вступил на берег небольшого острова, который местные жи­тели называли Гуанахани. Он упал на колени, за­плакал, поцеловал землю, развернул королевский штандарт и, подняв глаза к небу, трижды произнёс имена католических королей Изабеллы и Ферди­нанда. Писарь Родриго де Эскобедо составил акт. Отныне и море с удивительными кораллами, и пе­сок, и скалы, и пальмы, и попугаи, и эти бронзовые люди, ещё не знающие ни одежды, ни денег и с удивлением наблюдающие за ритуалом «открытия» Западного полушария, — отныне всё вокруг будет принадлежать испанской короне. Во время первого путешествия Колумб открыл также Гаити и Кубу. Он был уверен, что эти острова — настоящая Ин­дия, из числа тех легендарных 7777 островов, ко­торые Марко Поло отнёс к восточной части азиат­ского континента. А потому жителей их, вторя Ко­лумбу, с тех пор стали называть индейцами.

Возвращение экспедиции было триумфальным. 15 марта 1493 г. её встречал порт Палос. Затем Ко­лумб направился в Барселону, где в это время на­ходились Изабелла и Фердинанд. Воистину прав

Вольтер: «Мгновения счастья дороже тысячи лет известности». Празднества, посвящённые открытию Нового Света, затмили всё.

В местном соборе монархи велели поставить трон под балдахином из парчи, вытканной золотом. При приближении Колумба Изабелла и Фердинанд вста­ли и не позволили ему опуститься на колени для традиционного целования рук, больше того, поса­дили с собой рядом. Их вопросам не было конца, и стало очевидно, что это путешествие к берегам Но­вого Света было не последним.

Расходы на экспедиции составляли, по оценкам современников, от 1 млн. 140 тыс. до 2 млн. мара-веди. Доходы же превзошли эту сумму примерно в 170 раз. Упоминание о том, что королева будто бы заложила свои драгоценности ради снаряжения ко­раблей, — не более чем красивая легенда...

Состоялись ещё три экспедиции (сентябрь 1493 г. — июнь 1496 г., май 1498 г. — октябрь 1500 г., май 1502 г. — ноябрь 1504 г.). Были от­крыты Центральная Америка и северное побережье Южной Америки. Все эти годы Колумбу пришлось проявить себя в разных ипостасях: он был и учё­ным, и мореплавателем, и завоевателем, а в

Корабль Колумба.

339

отдельные периоды и правителем Эспаньолы (Гаити).

Самой драматичной для адмирала стала третья экспедиция, из которой он возвратил­ся в Испанию закованным в цепи. У Колумба ока­залось слишком много врагов среди завистливой ис­панской знати, не прощавшей талантливому и упорному вчерашнему бедняку вознесение на Олимп славы. К счастью, королева вновь оказалась выше предрассудков и дворцовых интриг. Она при­казала заменить кандалы дорогими одеждами и на­правила часть своей личной охраны в почётный ка­раул Колумба. Однако боль от нанесённого оскорб­ления не притупилась до последнего вздоха адми­рала. По словам его сына Фердинанда, эти цепи постоянно лежали на письменном столе отца, по­желавшего быть погребённым вместе с ними.

20 мая 1506 г. Колумб произнёс свои последние слова: «В твои руки, Господь, я вручаю мой дух». Беспокойная судьба ожидала и его останки. Похо­ронили Колумба в Севилье, но затем во исполнение его воли останки были перезахоронены на Эспаньоле. В 1795 г. остров стал французской колонией, и прах Колумба оказался на Кубе, а в 1877 г. — опять в Севилье, где и покоится до сих пор.

Он ушёл, а человечество начало бесконечный спор о том, было ли открытие Америки открытием, а если да, то в чём его значение. Не исключено, что другие мореплаватели и до Колумба достигали бе­регов Америки. Одному из них время воздало долж­ное. Благодаря исландским сагам стало известно имя викинга Лейфа Эриксона, который около 1000 г. подплыл к берегам Ньюфаундленда.

Однако ни плавание Эриксона, ни другие высад­ки на берегах Нового Света не были «замечены» историей, ни одно из них не стало событием все­мирного значения, не расширило интеллектуаль­ные горизонты человека, не способствовало актив­ному познанию многочисленных тайн Земли. К ус­тановлению между Восточным и Западным полу­шариями постоянных экономических, политичес­ких и культурных связей привели четыре пу­тешествия Колумба. Это было, можно сказать, вза­имным открытием Европы и Америки.

КОНКИСТАДОРЫ

Открытие Нового Света повлекло за собой кон­кисту (по-испански conquista — завоевание), названную перуанским исследователем Марьятеги «последним крестовым походом». Крест и меч стали символами конкисты, а жестокость, жад­ность, ханжество и лицемерие — неотъемлемыми чертами большинства завоевателей. Конкиста по­ложила начало разрушению уникальных культур американских индейцев, неповторимых цивилиза­ций инков, майя, ацтеков, чибча-муисков. В конце XV в. миражи заокеанских богатств пленили вооб­ражение тысяч испанцев, устремившихся по про­торённой Колумбом дороге. Кто они?

После изгнания мавров с Пиренейского полуост­рова остались не у дел те, для кого военные доспехи служили основным источником существования. Но открылась вдруг сказочная перспектива: за океа­ном оказался «беспризорным» неведомый в Европе мир. И потянулись в Новый Свет вчерашние сол­даты, монахи, разорившиеся идальго. От инквизи­ции бежали за Атлантику те, кто не мог смириться с религиозным гнётом; нищета гнала туда тех, кто только там надеялся на благосклонность фортуны. Надежды и слухи порождали всё новые и новые легенды: и о стране амазонок, и о неповторимых городах, где дома из чистого серебра, и об источнике вечной молодости, и, конечно же, об Эльдорадо — крае несметных сокровищ и «позолоченных» лю­дей.

«Золото» — вот магическое слово, которое зас­тавило испанских королей в сравнительно корот­кий исторический срок покорить отдалённый на тысячи километров огромный континент с населе­нием, значительно превышающим население Испа-

ОТКРЫТИЕ ТИХОГО ОКЕАНА

25 сентября 1513 г. отряд испанцев из 67 человек подошёл к тому месту, откуда, поднявшись на гору, можно было, по словам индейцев, увидеть «необъятное море». Подъём начали все вместе, однако недалеко от вершины предводитель конкистадоров Васко Нуньес де Бальбоа дал команду остановиться. От вершины и всемирной славы первооткрывателя Тихого океана его отделяли несколько десятков метров.

Достигнув пика, он увидел фантастическую панораму. Казалось, за этой горой лежит последняя полоска земли, а далее — беспредельная водная стихия, уходящие в беско­нечность волны. Сердце рвалось из груди конкистадора. Потрясённый увиденным, он упал на колени и, воздев руки к небу, горячо благодарил его за подаренную радость открытия.

Затем поднялись остальные. Восхищённые возгласы испанцев стали своеобразной прелюдией к пению христиан­ского гимна «Те Deum Laudamus» — кульминации торжественного акта. Завоеватели водрузили массивный деревянный крест, и священник Андрес де Вера отслужил мессу. В довершение всего был составлен документ об открытии Южного моря, как назвал его Нуньес де Бальбоа, с упоминанием имён всех 67 участников события.

Через четыре дня они подошли к заливу, получившему название Сан-Мигель, где Нуньес де Бальбоа, зайдя по колени в воду, обнажил шпагу и произнёс: «Да здравствуют великие и могущественные короли — дон Фернандо и донья Иохана, от имени которых и для королевской короны Кастилии я вступаю во владение этими морями, и землями, и берегами, и портами, и островами...»

Вместе с ним вошли в воду ещё 27 человек и попробо­вали, действительно ли здесь солона вода. Великий океан, наречённый через шесть лет Фернаном Магелланом Тихим, перестал быть тайной для европейцев.

*

340

нии. Характеризуя новых «крестоносцев», совре­менник событий, испанский гуманист Бартоломе де Лас Касас писал: «Они шли с крестом в руке и с ненасытной жаждой золота в сердце».

Эту беспрецедентную кампанию характеризова­ли три главные составляющие: территориальная экспансия, дух наживы и миссионерско-просветительские мотивы, связанные с обращением абори­генов в христианство. Специфическую, важную роль играли в конкисте так называемые «аделантадо». Этот титул король давал тем, кто, организо­вав за свой счёт или с чьей-нибудь помощью во­оружённую экспедицию, во главе её отправлялся в Новый Свет для завоевания территорий, которыми и должен был в дальнейшем управлять от имени короля.

Государственная же казна использовалась толь­ко для субсидирования путешествий Колумба, кру­госветного плавания Магеллана и экспедиций Педрариаса Давилы в Центральную Америку. Королев­скими седулами (указами) определялся минималь­ный состав завоевательной экспедиции — 320 чело­век: 100 пехотинцев, 40 рыцарей, 50 земледельцев, 30 моряков, 20 мойщиков золота, 20 офицеров, 30 женщин и т. д. Наибольшие трудности были с вер­бовкой женщин: их обычно не удавалось набрать в нужном количестве.

Оценки конкистадоров историками весьма раз­личны, но неизменно они выводятся из их алчнос­ти, тщеславия, неукротимой ярости и отчаянной смелости. Это, как правило, плохие политики и не­удавшиеся администраторы, люди, которые, по вы­ражению французского поэта Жозе Мариа де Эредиа, «устав дырявые донашивать кафтаны... плыли покорить тот сказочный металл».

Первыми удар европейцев испытали на себе або­ригены островов Карибского моря. Колумб факти­чески завоевал Эспаньолу и Ямайку (см. ст. «Хри­стофор Колумб»). Затем наступила очередь Пуэрто-Рико и Кубы. В дальнейшем острова стали постоян­ной базой испанской конкисты; с них направлялись завоевательные экспедиции в различные регионы Западного полушария.

Земли Карибского бассейна оказались небогаты драгоценными металлами, а «золотая лихорадка» будоражила воображение конкистадоров и гнала их на поиски сокровищ в неведомых ранее широтах. Покорение Мексики с её огромными богатствами стало решающим импульсом для дальнейшего раз­вития завоевательной кампании. Появился и свое­образный эталон конкистадора — Эрнан Кортес (1485—1547).

Состоятельные родители определили 14-летнего Эрнана в самый знаменитый испанский универси­тет в городе Саламанке. Однако юриспруденция на­скучила ему через два года. Вся Испания бредила таинственными Индиями, найденными Колумбом, и страсть к приключениям взяла верх. В 1504 г. он прибыл на остров Эспаньола, где и началась его го­ловокружительная карьера.

Биографы Кортеса не скупились на дифирамбы, утверждая, что он, подобно античным героям, был

ЧЕТВЕРТОВАННЫЙ КОНКИСТАДОР

В 1540 г. Пвдро де Вальдивия начал покорение Чили, проявив беспримерную жестокость по отношению к або­ригенам. По его приказу 400 индейцев лишили носов и рук. Их соплеменники при виде этих несчастных преисполнились ненависти к испанцам. В конце 1553 г. индейцам удалось зах­ватить в плен Педро де Вальдивию и испанского священника Пасо.

...Напрасно раздетый донага Вальдивия умолял арауканов пощадить его. Он обещал уничтожить основанные им города и крепости и, одарив аборигенов, покинуть Чили. Но зло порождает зло: победители не проявили великодушия.

Старейший касик Аремчеу поведал о том, что произошло 1 января 1554 г.: «Были различные мнения, одни предлагали убить, другие — оставить в живых, возобладало мнение Лаутаро, желавшего испить чичу из черепа пленника и сделать флейты из костей его ног. Говорят, что они очень подходили для этого. Итак, решили убить его, применив тяжелейшие пытки, наполнив его рот золотым порошком... И ему говорили, что коль ты такой друг золота, так утоли же свой аппетит и наполни брюхо тем, чего так тебе хотелось. Вместо золота, как об этом думают некоторые, ему, однако, наполнили рот землёй...»

На этом страдания Вальдивии не кончились. В ход были пущены ножи из раковин... Священник Пасо успел только поднятием руки благословить его и простить все грехи. Таким был трагический конец первого губернатора Чили, который своими действиями, по словам того же касика Аремчеу, «ожесточил чувства даже самых кротких и трусливых аборигенов».

Уже девять месяцев череп Вальдивии с хмельной влагой переходил от одного касика к другому, когда испанский король Карл V 29 сентября 1554 г. подписал седулу (указ), отмечавшую заслуги конкистадора и заканчивавшуюся словами: «Наше пожалование и воля состоят в том, чтобы отныне и впредь в течение всей Вашей жизни Вы были бы аделантадо (в данном случае — губернатором) провинции Чили».

«Отныне и впредь...» В этих словах парадокс беспреце­дентной по масштабам кампании завоевания и колонизации огромного континента на краю света.

*

Эрнан Кортес. Медаль, отчеканенная в 1529 г.

341

выкован из стали, называли его Цеза­рем с душою Вергилия. За каждым эпи­тетом скрывалась какая-то доля исти­ны. Конечно, это была незаурядная личность: его не пугали ни безмерность океана, ни стрелы индей­цев, ни многократное численное превосходство про­тивника. Тонкий психолог и умелый дипломат, Кортес обладал даром красноречия и имел изящ­ный стиль письма. Всё это проявилось при покоре­нии им империи ацтеков, о чём он поведал в своих знаменитых посланиях испанскому королю Кар­лу V. Пять писем конкистадора, скорее напомина­ющих многостраничные трактаты, стали ценным источником для исследователей завоевания Мек­сики.

10 февраля 1519 г. флотилия из 11 судов с 508 солдатами на борту, покинув Кубу, взяла курс на Юкатан. Вооружение экспедиции, состоявшее из ружей, аркебуз, арбалетов и бронзовых пушек, до­полняли 16 лошадей, неожиданно сыгравших в по­корении Америки весьма заметную роль. Никогда не видевшие их индейцы были в ужасе от быстроты и мощи фантастических существ. Воевали индейцы с помощью луков, стрел, очень длинных копий с бронзовым или медным наконечником, деревянных палиц.

Высадившись 4 марта в районе Табаско, испан­цы уверенно продвигались в глубь мексиканской территории. Однако неожиданно угроза стала ис­ходить не от ацтеков, а от части взбунтовавшихся соотечественников. Восставшие попытались захва­тить одно из судов и возвратиться на Кубу. И тут обнаружился жёсткий нрав Кортеса: два фрондёра-предводителя были повешены, одному отрубили но­гу, а все остальные получили по 200 розог. Сле­дующий шаг Кортеса даже его друзьям показался граничащим с безумием. Послав одно из судов в Испанию, чтобы заручиться поддержкой Карла V, он приказал потопить все остальные. Теперь и хра­брецы, и трусы оказались отрезанными от Кубы и обречёнными на верность Кортесу.

Приходится только удивляться чувству реаль­ности, проявленному Кортесом в эти годы. Он от­чётливо представлял себе, сколь смехотворны будут его усилия силой оружия и «мощью» войска из пя­тисот с небольшим человек покорить огромную страну. Правда, он не имел ещё о ней полного пред­ставления, но по сведениям, полученным от индеанки Марины, ставшей его женой, и некоторых касиков (вождей) местных племён, уже знал, что мас­штабы и богатства её впечатляющи.

Кортес избирает тактику привлечения на свою

Период захвата новых земель в Новом Свете европейцами.

342

сторону вождей племён. Она оказалась весьма эф­фективной. Ещё не вполне сложившаяся империя ацтеков держалась на силе, внутренние противоре­чия в ней были обострены, а император Монтесума у многих племён был непопулярен. Вскоре семпоальтеки и тотонаки выразили готовность сотрудни­чать с завоевателями.

Испанцы назвали Мексику Новой Испанией. Продвигаясь в направлении её столицы — города Теночтитлана, Кортес, дипломат и стратег, прибе­гал к нетипичному для других известных конкистадоров приёму. Он направлял своих послов к касикам, чтобы получить разрешение на марш его от­ряда по принадлежащим им территориям. Не все вожди позволяли это и, когда испанцы пренебре­гали их отказом, мужественно защищали свою зем­лю. Однако раздробленность индейцев, эффект ог­нестрельного оружия и настоящий фурор, произ­ведённый лошадьми, склоняли чашу весов на сто­рону захватчиков.

Успешному продвижению армии Кортеса — а после пополнения аборигенами это уже была дейст­вительно армия — в решающей степени способство­вала ещё и легенда о великом Кетцалькоатле. Эта легенда гласит, что он прибыл на берега реки Пану-

ко во главе белых людей в X веке. В течение нескольких лет Кетцалькоатль обучал индейцев новым ремёслам, об­работке земли и, будучи белым человеком, внушил любовь к себе подобным. Сложно пока отделить в этой легенде правду от вымысла, однако фольклор многих племён Южной Америки хранил предания о пришествии белых людей, обожествлял их. Не­удивительно, что испанцев сначала никто не при­нял за поработителей. Более того, им оказывали радушный приём.

Конечно, не ко всем конкистадорам надо под­ходить с единой меркой. Индейцы нескольких по­колений Коста-Рики лестно отзывались об Эрнане Санчесе де Бадахосе и Хуане Васкесе Коронадо, в основном доброжелательных по отношению к ко­ренному населению. Правда, и за ними водились «неискупимые грехи»: первый приказал заживо сжечь женщину, а второй — четвертовать индейца. Но, видимо, эти случаи воспринимались индейцами как досадная случайность.

Прозрение наступило слишком поздно. За три года Кортес покорил Новую Испанию. Франсиско Писарро в течение примерно такого же срока в на­чале 30-х гг. XVI в. завоевал огромную империю

Во время 1-го кругосветного плавания Магеллана в 1520 г. был открыт первый морской путь в Тихий океан.

343

ПЛЕНЕНИЕ МОНТЕСУМЫ

Эрнану Кортесу предстояло покорить огромную империю, в которой доминировали племена ацтеков во главе с Монтесумой. Много других племён, населявших в то время территорию современной Мексики, были побеждены ац­теками, платили им дань, одна­ко не смирились со своим униженным положением и постоянно стремились к избав­лению от власти Монтесумы. Поэтому некоторые племена встали на сторону испанцев. На пути к столице ацтеков Теночтитлану Кортес дважды получал подарки от императора Монтесумы с неизменной вежливой просьбой: покинуть пределы его владений. Но кон­кистадоры неумолимо прибли­жались к цели вместе с поддерживавшими их индейцами. Причём количество последних постоянно росло. Большинство вождей племён видело в Кортесе избавителя от владычества ацтеков и Монтесумы.

В городе Айотсинко Кортеса встретил один из знатнейших людей империи Какаматсин, племянник Монтесумы. Его мольбы сводились к тому, чтобы испанцы хотя бы не вступали в столицу. Но тщетно. Утром 8 ноября 1519 г. конкис­тадоры оказались у ворот Теночтитлана. Кортеса приветствовал сам Монтесума, которого несли на носилках, ук­рашенных золотом и драгоценными камнями. Монарха окружала многочислен­ная свита. Одежда Монтесумы поразила европейцев своей роскошью. После того как Кортес спрыгнул с коня, Монтесума спустился на землю и пожал протянутую конкис­тадором руку.

Кортеса и его приближённых проводили в один из дворцов, ставший резиденцией нежданного, но тем не менее почётного гостя. Во второй половине дня он вновь встретился с Монтесумой, убеждённым в том, что белые пришельцы связаны родственными узами с Солнцем и спустились на землю, чтобы стать её повелителями. И опять император осыпал их сказоч­ными подарками, не помышляя о сопротивлении.

Кортеса устраивало столь

Эрнан Кортес въезжает в столицу ацтеков.

инков, занимавшую территории современных Перу, Эквадора и Боливии. Ещё скоротечнее были осуществлявшиеся в 1523—1525 гг. кампании Педро де Альварадо, Педрариаса Давилы и Гонсало де Сандоваля в Цент­ральной Америке, а также Гонсало Хименеса де Кесады на территории нынешней Колумбии в 1538 г.

Только племена арауканов, обитавшие на территории Чили, более трёх веков боролись против чужеземного нашествия и покорены были лишь в середине XIX в. В чём же причина? В Араукании потери испанцев в XVI в. оказались значительнее, чем во всех остальных регионах Нового Света вместе взятых.

На взгляд автора, объясняется это, как ни парадоксально, социально-экономической отсталостью арауканов по сравнению с развитыми циви­лизациями майя, ацтеков, инков, чибча-муисков. Арауканы не имели чёт­ко выраженного имущественного расслоения, отсутствовала у них и част­ная собственность на землю. Материальные блага принадлежали общине и распределялись в соответствии с вкладом каждого в её жизнь. Вследствие этого отсутствовали и междоусобные войны, которыми столь успешно пользовались испанцы. И каждый индеец Араукании действительно защи­щал свой очаг, свою землю, свою свободу, пока ничем ещё не ущемлённую.

За пять веков написано много книг, затрагивающих проблемы конкис­ты. Известный испанский писатель XIX в. Мануэль Кинтана, говоря о конкистадорах, справедливо отмечал, что «их чрезмерная зависть, их без­жалостная ярость, все эти преступления были на совести Времени, а не Испании». Знаменитый аргентинский мыслитель и политический деятель

344

прошлого века Доминго Фаустино Сармьенто считал, что, когда конкис­тадор «направился в Америку, он ещё не покинул средневековье».

Конкиста превратила Испанию в крупнейшую империю того времени, в пределах которой никогда не заходило Солнце. Для покорённых же на­родов последствия конкисты имели двоякое значение: с одной стороны, был нанесён огромный ущерб их уникальной культуре, с другой — по­ложено начало процессу взаимообогащения цивилизаций Европы и Аме­рики.

ВЕЛИКИЙ ИНКА — ПЛЕННИК БЫВШЕГО СВИНОПАСА

Историю конкисты отличала зачастую алогичность, парадоксаль­ность, опровергались устоявшиеся принципы военного искусства. Франсиско Писарро, покоряя в начале 30-х гг. XVI в. империю инков, вспоминал свои беседы с Эрнаном Кортесом: а не попытаться ли захватить Великого Инку Атауальпу так же, как его родственник пленил Монтесуму?

Разбив лагерь в г. Кахамарка, Писарро начал готовиться к появлению императора, пожелавшего посмотреть на белых пришельцев. Ожидая вы­сокого гостя, он прежде всего позаботился об оптимальном расположении своих сил. В центре главной городской площади, где предстояла цере­мония встречи, были установлены пушки, группа с аркебузами располо­жилась на высокой башне, три кавалерийских эскадрона возглавили са­мые способные и верные люди.

Атауальпа посчитал, что 5—6 тыс. войска достаточно для надёжного обеспечения его безопасности. Можно ли усомниться в этом, превосходя испанцев численностью в 40 раз! Инка направлялся в Кахамарку для де­монстрации своего величия. Его бесконечный обоз ослеплял своей рос­кошью и богатством; изумляли своей красотой и пышными нарядами мо­лодые женщины, не умолкали многочисленные певцы, не жалели ног танцоры; среди них выделялись степенностью знатные особы. На специ­альном помосте восемь индейцев несли трон Атауальпы. Обладание одним только этим троном превратило бы в реальность самые неосуществимые мечты конкистадоров: так много в нём было золота, серебра, драгоценных камней. Украшавшие трон золотое Солнце и серебряная Луна подчёрки­вали, сколь высок и недосягаем для простых смертных его обладатель.

Атауальпе вышел навстречу священник Винсенте Вальверде с крестом и Библией в руках. Через индейца-переводчика он поведал императору, что Иисус Христос, сын Бога, передал власть над землёй Святому апос­толу Павлу и его последователям Папам, а те, в свою очередь, поручили королю Испании Карлу V обратить народы Нового Света в христианскую веру.

Спокойно внимавший словам священника Атауальпа попросил Библию и сказал: «Мне эта книга ни о чём не говорит. Я не знаю Бога, создавшего землю и небо, и в то же время убеждён, что мир создал Пачакамак (древ­ний бог индейцев кечуа, «творец» мира и света) и что Солнце и Луна, которым мы поклоняемся, — бессмертны, а Иисус Христос, о котором ты говорил, умер. Я никогда ничего не слышал о вашем Папе, дарящем страны, не принадлежащие ему. Никто не имеет права обладать моим царством без моего ведома». После этих слов Инка с пренебрежением бро­сил Библию на землю. Не на такую ли реакцию и была рассчитана опе­рация? «Отомстим, христиане! Атакуйте еретиков, осквернивших Биб­лию!» — закричал священник.

Загрохотали пушки и аркебузы. В разношёрстном и многолюдном ок­ружении Инки воинам-индейцам, ошарашенным внезапным нападением, трудно было организовать сопротивление. Орущей, мечущейся в панике толпе кавалерия не оставляла никаких надежд. Писарро с группой солдат пробрался к трону Инки и захватил его в плен. Индейцы прекратили борь-

благоприятнов начало «визита». Но, будучи «человеком с тысячью лиц», он был полон подозрений и в любой момент ожидал проявления коварства. На следующее утро во время предложенной Монтесумой прогулки по городу Кортес не столько любовался столицей ац­теков, сколько оценивал её основные стратегические пункты. Не тогда ли его осенило: захватить Монтесуму, сделать его пленником и потребовать всё, что душе угодно. И если он, Кортес, вдруг окажется побеждённым, жизнь царственного заложника станет гарантией собственного спасения.

Убедив себя в необходимости этого шага, предводитель конкистадоров лихорадочно искал предлога осуществить замысел. Случай представился спустя пять дней. Два верных ему тласкальтека прибыли из Веракруса с письмом. Прочитав его, Кортес пришёл в ярость: семпоальтеки отказались платить дань испан­цам, а на попытку заставить их силой ответили сопротивлением. В стычке погиб капитан Хуан де Эскаланте. Взятого же в плен испанца индейцы обезглавили и послали голову Монтесуме в знак того, что и белые люди смертны.

Разгневанный Кортес в сопровождении пяти наиболее бравых приближённых прибыл во дворец и обвинил императо­ра в лицемерии, предательстве и организации покушений на солдат испанского короля. Монтесума пытался разубедить Кортеса и даже приказал схватить несколько касиков (вождей), виновных в гибели испанцев, но тщетно. Кортес был неумолим и приказал взять императора под стражу.

Монтесума согласился с требованием Кортеса стать вас­салом короля Испании и выплачивать дань. Началась эксплуатация, казалось, неисчер­паемой золотой жилы — бо­гатств Мексики. Однако это не спасло жизни Монтесумы. По одной версии, он был убит солдатами Кортеса, по другой — соотечественниками, возмущёнными предательством императора.

*

345

бу. Всего полчаса длился погром. На площади и вокруг неё, по словам Франсиско Хереса, личного секретаря Писарро, осталось 2 тыс. трупов. Конкистадоры не понесли потерь вообще. Атауальпа, внешне оста­ваясь спокойным, изрёк: «Это обычное дело на войне: или побеждать, или быть побеждённым».

Мог ли бывший свинопас, так и не освоивший премудрости грамоты, предположить, что в его жизни будет такой триумф? Победители захватили богатейшие трофеи, но наиболее ценным оказался сам Инка. Писарро сузил границы владений им­ператора до одной комнаты размером 22 фута в дли­ну и 16 футов в ширину. Атауальпа обещал напол­нить это помещение драгоценностями до высоты поднятой руки за своё освобождение. Испанец, ес­тественно, ответил согласием.

Началась золотая лихорадка. По стенам в комнате Инки на ус­ловленном месте была проведена красная черта и сотни гонцов нап­равились во все концы империи. И богатства, создававшиеся многи­ми поколениями людей, непре­рывным потоком потекли в Кахамарку. Золото и серебро храмов Солнца и дворцов крупнейших го­родов — Куско, Уамачуко, Уайласа, Пуиту и Сиклапамы — прино­сились в жертву недальновидности Атауальпы.

Он не сомневался в скором осво­бождении и думал о будущем. А это будущее способен был перечерк­нуть брат и законный наследник Уаскар, которого могли использо­вать в своих интересах испанцы. Через верных людей, бывших сре­ди тех, кто приносил золото, Атауальпа приказал уничтожить Уаскара. И его утопили в реке Андамана, утопили, потому что, согласно поверью ин­ков, только утопленник никогда не воскреснет.

Легковерный Атауальпа обретал спокойствие: основной соперник в борьбе за трон стал призраком, а у него впереди свобода — ведь он, могуществен­ный Инка, насыпал алчным испанцам драгоцен­ностей до красной черты...

Что же представляли собой сокровища, полу­ченные от Атауальпы, и каким образом конкис­тадоры поделили их между собой? Было собрано золота на сумму 15,5 млн. золотых песо и 25 805 фунтов серебра. После того как пятая часть всех сокровищ была выделена королевской короне, ос­тальное распределилось следующим образом: Писарро получил 57 222 золотых песо и 1175 фунтов

серебра, а также золотой трон Инки, оценённый в 25 тыс. золотых песо. Его брату Эрнандо досталось 31 800 золотых песо и 1175 фунтов серебра, каж­дому кавалеристу — соответственно 8880 и 181, а каждому пехотинцу — по 4440 и 90 с половиной фунтов серебра.

Став обладателем сказочных богатств, Писарро тем не менее не спешил предоставлять царствен­ному пленнику обещанную свободу. Он понимал, что Атауальпа не остановится ни перед чем, желая отомстить за оскорбление, и тогда вряд ли удастся не только сохранить добытые трофеи, но и спасти жизнь. Чтобы не допустить этого, Писарро решил устроить суд над Инкой. Атауальпу обвинили в убийстве Уаскара, незаконном захвате престола, идолопоклонстве, многожёнстве, разворовывании казны и даже в подготовке антиис­панского переворота. Приговор — сожжение заживо на костре — ле­денил Атауальпе душу. Страшна была не мучительная смерть — во­ин не боялся её. Инки верили в бес­смертие по окончании земной жиз­ни, но лишь в том случае, если тело усопшего будет забальзамиро­вано.

Вот почему Атауальпу ужасала мысль о смерти. Незадолго до на­чала казни Вальверде ещё раз предложил императору принять христианскую веру. Инка наотрез отказался. И тогда священник предложил ему поменять костёр на петлю, но с условием обязатель­ного крещения. Атауальпа согла­сился, получив в ходе церемонии имя Хуан. Затем под звуки рели­гиозных псалмов, исполненных несколькими испанцами, оборва­лась жизнь тридцатилетнего Ин­ки.

Продолжением судебного лицемерия самозва­ных служителей Фемиды стало изощрённое глум­ление над памятью усопшего: на следующий день Писарро устроил торжественные похороны, в ко­торых принимали участие он сам и другие конкис­тадоры, облачённые в траурные одежды. Палачи «оплакивали» жертву. Справедливости ради надо сказать, что некоторые испанцы протестовали про­тив этого суда и особенно — смертного приговора, считая, что судьбу Атауальпы должен решать Карл V.

Смерть Атауальпы повергла в хаос империю ин­ков, чем сполна воспользовался Писарро, поко­ривший её «малой кровью», почти не понеся по­терь.

Франсиско Писарро.

Неизвестный художник

(около 1530 г.).

ИНДЕЙЦЫ АМЕРИКИ

Согласно одной из ацтекских легенд, мир четы­режды полностью разрушался тиграми, урага­нами, огнём и водой. После каждой такой катастрофы человечество возникало заново, не уна­следовав абсолютно ничего от предыдущих поко­лений. Любопытно, что после третьего катаклизма часть оставшихся людей, по версии ацтеков, пре­вратилась в обезьян, а после четвёртого — возникла необходимость создавать новое Солнце.

И тогда, как гласит легенда, собрались боги в Теотиуакане и спросили друг друга, кто из них ре­шится «позаботиться о том, чтобы был день, чтобы был свет». (Теотиуакан — центр одной из важней­ших доколумбовых цивилизаций Центральной Мексики, цивилизации тольтеков (I—XII вв. н. э.). В настоящее время от этого древнего города, распо­ложенного в 50 км от мексиканской столицы, ос­тались пирамиды Луны и Солнца, развалины двор­цов и храмов, памятники скульптуры и красочные

росписи. Центр города пересекает главная улица — Дорога мёртвых длиной 4 км.) И вызвались сделать это два бога — могущественный и надменный «вла­ститель раковин» бог Текуксистекатль и бедный, необычайно отважный бог Нанауацин. В Теотиуакане запылал костёр, горевший четыре года. Эти два бога, вызвавшиеся принести себя в жертву ради создания нового светила, должны были броситься в него. Языки пламени не испугали только Нанауацина, а трусливый Текуксистекатль предпочёл истлеть в образовавшемся пепле костра. И не уди­вительно, что с тех пор сияние и блеск исходят от Нанауацина, ставшего богом Солнца, а мертвенная бледность — от Текуксистекатля, превратившегося в бога Луны.

Однако, чтобы не померк блеск Солнца, бог вой­ны Уитцилопочтли должен был ежедневно вести ожесточённую борьбу со звёздами и Луной. В этом трудном противоборстве ему могли помочь только

Ацтекская культура до прихода Кортеса в Мексику.

347

души тех, кто погиб на поле боя или был принесён в жертву. Так возникла идея человеческого жертвоприноше­ния. Она является центральной в религии ацтеков, которые обосновывали её следующим образом. Лю­ди не могут жить без повседневного участия богов, а те в свою очередь нуждаются в том, чтобы человек поддерживал их, принося ради этого в жертву соб­ственную жизнь. Из неё боги получают живитель­ную для себя магическую субстанцию, содержащу­юся в крови и в сердце человека...

Удивительный и неповторимый мир древних ин­дейских цивилизаций донёс до нас в упомянутой выше ацтекской легенде свой взгляд на одну из ве­ликих загадок бытия и мироздания. А сколько зага­дочного и непознанного до сих пор таит в себе сама история майя, ацтеков, инков, чибча-муисков и т. д., получивших с лёгкой руки Христофора Колум­ба наименование индейцев.

Существует множество гипотез о том, когда в За­падном полушарии впервые появился человек и от­куда люди пришли на американский континент. Начиная с XVI в. и до наших дней не утихают споры учёных мужей по этому вопросу. Среди первых жи­телей Америки называют выходцев с Канарских островов, финикийцев, карфагенян, древних греков и римлян, евреев, испанцев, египтян, вавилонян, китайцев и даже татар и скифов. Не обошлось и без красивой легенды, связанной с Атлантидой, кото­рая якобы соединяла в далёком прошлом Среди­земное море и американский континент.

По мере развития науки шёл естественный отбор различного рода гипотез и предположений. В нас­тоящее время нет сомнений в том, что в Западном полушарии первые люди были выходцами с других континентов. Но откуда? Этот вопрос до сих пор окончательно не решён.

Большинство исследователей считают, что они прибыли из Азии, другие (например, норвежский этнограф и путешественник Тур Хейердал) защи­щают меланезийско-полинезийский вариант засе­ления Америки. Французский учёный Поль Риве склоняется к существованию и того, и другого вари­антов.

Со второй половины XVIII в. время от времени напоминает о себе и диаметрально противополож­ная точка зрения, согласно которой Америка была одним из центров появления человека. Наиболее «аргументированно» её обосновал в конце XIX в. аргентинский археолог и философ Флорентино Амехино. Он утверждал, что «homo pampeanus», обитавший на территории Аргентины 1—2 млн. лет назад, вообще является первым человеком на Зем­ле, а следовательно, Америка была колыбелью все­го человечества. Доводы оппонентов аргентинского учёного были немногочисленны, но подтверждены археологическими раскопками: в Западном полу­шарии не было человекообразных обезьян.

В настоящее время большинство исследователей считают, что заселение американского континента шло из Азии через Берингов пролив. Но каким же образом люди сумели пересечь его в глубокой древности? Учёные полагают, что в этом им помогли четыре великих оледенения, а вероятнее всего, два последних (между 40 и 20 тыс. лет и 13—12 тыс. лет до н. э.).

В эпоху великих оледенений Берингов пролив замерзал и превращался в своеобразный огромный мост, что и позволяло племенам, ведшим кочевой образ жизни, беспрепятственно оказаться на сосед­нем материке. Временной диапазон появления че­ловека на американском континенте — от 10 до 30 тыс. лет назад.

Отправляясь в 1492 г. в своё первое плавание на поиски западного пути в Индию, Колумб взял с со­бой переводчика Луиса де Торреса, знавшего араб­ский язык и несколько китайских и японских слов. О, святая наивность великого мореплавателя! Ока­залось, что в открытых им Индиях в то время име­лось 1700 различных языков и диалектов.

Среди множества племён, обитавших на конти­ненте, по своей численности и, отчасти, по уровню развития можно выделить следующие: эскимосы, ирокезы, пуэбло, навахи (Северная Америка), ац­теки (Мексика), майя (Мексика, Центральная Аме­рика), карибы и араваки (Антильские острова, бас­сейн реки Ориноко), тупи-гуарани (Бразилия, Па­рагвай), чибча (Колумбия), кечуа и аймара (Перу, Боливия), чарруас (Уругвай, Аргентина), арауканы (Чили).

К моменту прихода европейцев в Новый Свет в его различных регионах племена существенно от­личались друг от друга по хозяйственному укладу. Наиболее высокий уровень общественно-экономи­ческого развития имели индейцы Мексики, Цент­ральной Америки и Перу.

В основе развития всех известных цивилизаций всемирной истории лежал процесс возделывания какого-либо определённого злака: в Европе — пше­ницы, в Азии — риса, в Америке им стала кукуру­за. На приоритет в её окультуривании имеют почти равные шансы Мексика, Перу и Боливия. Это про­изошло около 7 тыс. лет назад.

Индейцы оказались весьма искусными земле­дельцами. В общей сложности они употребляли в пищу почти 20 тыс. растений — больше, чем все народы других континентов вместе взятые. Правда, эта цифра включает в себя десятки, а иногда и сот­ни видов одной и той же культуры.

Не иначе как чудом, верхом сметливости и муд­рости воспринимается сегодня система чинампас, применявшаяся ацтеками до испанского завоева­ния. Суть её состояла в создании садов и огородов на акватории озёр. Плоты из тростника и дерева привязывались к сваям, покрывались илом и... вод­ная гладь радовала глаз чёткой геометрией мно­жества благоухающих участков. Этот способ земле­делия в условиях жаркого лета создавал максимум удобств: вода под рукой, прохлада от водоёма, в любое время можно наловить рыбы. Система чи-

348

Жак Картье вручает мушкеты

вождям индейцев, привлекая

их на свою сторону.

нампас выдержала проверку временем и до сих пор применяется в отдельных районах Мексики.

Американский континент «подарил» миру по­мимо кукурузы картофель, томаты, какао, подсол­нечник, табак, лекарственные средства хинин и бальзам и такую сложную операцию, как трепана­ция черепа. В то же время аборигены Нового Света не знали колеса, лошадей, не плавили железо, ко­торое они научились обрабатывать значительно поз­же золота, серебра, платины, меди и бронзы.

До европейского завоевания самые развитые ци­вилизации Западного полушария сложились в Мезоамерике и в Андах. Понятием «Мезоамерика», впервые введённым в 1943 г. германским учёным Паулем Кирхгофом, археологи обозначают геогра­фический регион, включающий в себя Мексику и большую часть Центральной Америки (до полуост­рова Никойя в Коста-Рике). На этой обширной тер­ритории, сменяя друг друга, оставили след пять древних цивилизаций. Наиболее известными среди них являются цивилизации майя и ацтеков.

Учёные относят нижнюю хронологическую гра­ницу цивилизации майя к II тыс., а иногда и к III тыс. до н. э., верхнюю — к X в. н .э. Наибольший расцвет её приходится на VII—VIII вв. н. э.

Индейцы майя распространили своё влияние на полуостров Юкатан, Гватемалу, Белиз, часть Гон­дураса и Сальвадора и территорию нескольких шта­тов современной Мексики. Столь обширные геогра­фические границы этой цивилизации (325 тыс. кв. км) охватывали ареал обитания нескольких де­сятков, а может, и сотен племён, унаследовавших одну культуру, хотя и имевшую, естественно, ре­гиональные особенности.

Цивилизация майя выделялась прежде всего своими достижениями в строительстве и познания­ми в астрономии и математике. Изысканностью и совершенством отличались живопись и скульптура майя, обработка камня и керамика.

В повседневной жизни майя пользовались двумя календарями: солнечным, включавшим 365 дней, и ритуальным (260 дней). Они делили год на 18 месяцев по 20 дней и дополнительный месяц из 5 дней. И месяцы, и дни имели свои названия, ко­торые применялись и во втором календаре, где счёт вёлся не на месяцы, а на промежутки времени по 13 дней. Религиозная символика широко исполь­зовалась и в том, и в другом календаре.

В области математики, пожалуй, самым вели­ким достижением культуры майя является введе­ние понятия ноля. Это было сделано на сотни лет раньше других высокоразвитых цивилизаций.

История ацтеков до их появления во второй по­ловине XII в. н. э. в Центральной Мексике таит мно­жество загадок. Они называли свою родину остро­вом Астлан (место, где живут цапли). От слова «астлан» и произошло название «ацтек». До сих пор наукой не установлено точное местонахождение этого острова.

Кочевые охотничьи племена ацтеков оказались весьма воинственными. В течение почти двух веков

они вели завоевательные кампании и в начале XIV в., покорив многие другие племена, обитавшие в Центральной Мексике, создали могущественную империю. Примерно в 1325 г. её столицей стал ос­нованный ими город Теночтитлан (современный Мехико).

Культура ацтеков ассимилировала богатые тра­диции и замечательные достижения всех предшест­вовавших им мексиканских цивилизаций. От майя ацтеки унаследовали иероглифическое письмо и широко пользовались им. Весьма оригинальной бы­ла изготовлявшаяся ими полихромная керамика. Всемирной славой пользуются их скульптуры, со­хранившиеся до наших дней: «Грустный индеец», «Голова мёртвого», статуя бога Шочипилли и др. Многого ацтеки добились и в сельском хозяйстве, применяя дренажные работы. Как и майя, ацтеки широко использовали труд рабов, которыми стано­вились должники, сироты, разведённые жёны.

Империя ацтеков достигла наивысшего уровня развития в начале XVI в. В то же время на терри­тории Перу, Эквадора, Боливии, части Колумбии, Аргентины и Чили существовала другая великая империя — государство инков. Она занимала тер­риторию более 1 млн. кв. км и называлась Тауантинсуйу, что на языке кечуа означает «четыре объ­единённые стороны света». Её размеры подчёрки­вают справедливость столь глобальных притяза­ний.

Для всех упомянутых цивилизаций характерно обожествление Солнца. Инки же превзошли в этом всех, назвав себя «сынами Солнца». В какой-то сте­пени они имели на это право, ведь центральное ядро этой цивилизации находилось в Андах, самой вы­сокой горной системе Америки. Как и представи­тели других вышеупомянутых цивилизаций, инки были отличными астрономами. В городе Куско они построили четыре башни для наблюдений за поло­жением Солнца, имели понятие о солнечном и лун­ном годе. До наших дней дошли великолепные из­делия инков из золота, серебра и меди.

Во главе государства находился Великий Инка, считавшийся живым воплощением Солнца. Изоб­ражение этого светила в виде золотого диска с чело­веческим лицом служило предметом официального культа. Сестрой и супругой Солнца считалась Луна. В качестве божества почиталась и Куичи-Радуга. Существовали также культ духов — покровителей земледелия, культ стихий природы и т. д.

Как и у индейцев майя, в государстве инков важ­ная роль принадлежала жрецам. Существовали спе­циальные «поля Солнца», урожай с которых шёл только на нужды священнослужителей. Верховный жрец вёл свою родословную от рода Великого Инки и разделял с ним власть.

У инков также существовала традиция челове­ческого жертвоприношения, но оно имело иную

350

Воины-индейцы.

1 Воин VIII—X вв.. Оклахома.

2. Воин культуры мочика. V—VII вв.

3. Воин майа. VII-VIII вв.

4. Ацтекский воин «ордена ягуара». XIV—XVI вв.

целенаправленность, нежели у ацтеков. Его главное предназначение состояло в обожествлении самого Великого Инки. Жертвоприношения, как правило, имели место во время пышных празднеств по случаю его вступле­ния на престол. Приносились в жертву девушки и дети, которых должны были поставлять покорён­ные инками племена.

Весьма оригинальным было «узелковое письмо» инков — «кипу». Оно состояло из шнура и нитей-подвесок разных цветов и оттенков. Сочетания цве­тов и комбинации узелков на нитях позволяли ис­пользовать кипу для подсчёта налогов, фиксации различного рода исторических событий, для пере­дачи имён собственных и названий и даже отдель­ных фонетических элементов. Уникальное кипу бы­ло найдено в одном из перуанских храмов. Оно ве­сило 6 кг. По подсчётам одного из самых автори­тетных российских исследователей культуры инков В.А. Кузьмищева, такой моток пряжи мог бы сое­динить Москву с Санкт-Петербургом, а по объёму заложенной в него информации способен заменить многотомный статистический справочник.

Центром развития и становления культуры чибча-муисков является Боготинское плоскогорье (со­временная Колумбия). Сложившаяся в этом регио­не цивилизация (V—XV вв.) отличалась высоким уровнем развития гончарного дела, ткачества, до­бычи каменного угля и изумрудов.

Так же, как и в других упомянутых выше циви­лизациях, здесь имело место существенное иму­щественное расслоение, что нашло своё отражение даже в сфере религиозной мифологии. Бог Чибча-кум («опора людей чибча») являлся покровителем простого люда, а бог Бочика — покровителем знати.

Отдельные исследователи считают, что чибча-муиски были единственным народом древней Аме­рики, имевшим деньги, роль которых выполняли небольшие золотые диски. Более осторожные в сво­их выводах авторы называют эти изделия пользо­вавшимися спросом украшениями, обменивавши­мися на другой товар.

С местами обитания чибча-муисков связана ле­генда о сказочно богатой стране Эльдорадо. Первым испанским конкистадорам аборигены рассказали о своеобразном ритуале посвящения в вожди в одном из племён. В день торжеств претендент натирает тело смолой, а затем покрывает его золотым порош­ком. Соплеменники сопровождают этого позолочен­ного человека, возлежащего на драгоценных носил­ках, до горного озера. Он ныряет, смывает позо­лоту, и тем самым свершается обряд посвящения. Участники процессии бросают в озеро золото и дра­гоценные камни. А сколько за сотни лет было таких церемоний? Так и возник миф о неведомой стране и её несметных богатствах, названной Эльдорадо, что по-испански означает «позолоченный».

В течение почти целого столетия, начиная с 30-х гг. XVI в., в первую очередь в районах Колумбии и Гвианы велись безуспешные поиски и «по­золоченного человека», и озера с несметными богат­ствами. Манящие миражи Эльдорадо влекли к себе

не только испанцев, но и германцев, и англичан. В конце концов было обнаружено озеро, где якобы свершался описанный выше ритуал, однако его глу­бина (120 м) оказалась непреодолимым препятст­вием для искателей фортуны того времени.

Британский вариант Эльдорадо связан прежде всего с именем легендарного Уолтера Рэли, море­плавателя, одного из руководителей разгрома ис­панской «Непобедимой армады», поэта, драматур­га, историка. «Великий искатель приключений», «знаменитый вдохновитель походов» — эти слово­сочетания, неизменно стоящие в исследованиях ря­дом с его именем, безусловно, справедливы. С Эль­дорадо он связан не только тем, что в 1595 г. при­был в Гвиану на поиски этого волшебного края, но и книгой «Открытие обширной, богатой и прекрас­ной империи Гвиана», увидевшей свет в следующем году.

Как человек с хорошо развитым творческим на­чалом, Рэли многое домыслил, развил и трансфор­мировал в легенде об Эльдорадо. В его трактовке позолоченным человеком становится король Гвиа­ны, устраивающий оргии со своими придворными. Слуги должны были раздевать всех участников ор­гий, «смазывать их сверху донизу белым бальза­мом» и покрывать золотым порошком до тех пор, «пока гости не начинают сверкать с ног до головы, и в таком виде они сидят и пьют группами по двад­цать и по сто человек и продолжают это занятие иногда шесть-семь дней подряд».

Рэли попытался докопаться и до «подлинного» названия территории, которую испанцы окрестили Эльдорадо. Взятый им в плен губернатор Беррео сообщил англичанину, что аборигены именуют Эль­дорадо не иначе как Маноа.

В картографии у Маноа оказалась более счастли­вая судьба. Если Эльдорадо так и не появилось ни на одной из карт, то Маноа (Беррео назвал его го­родом) впервые фигурировал на карте Южной Аме­рики, составленной в 1598 г. голландским карто­графом Иодоком Хондием, работавшим с материа­лами неопубликованной рукописи Рэли, которая хранится в Британском музее.

Не было забыто и таинственное озеро. В 1599 г. фламандский гравёр Теодор де Брай на подготов­ленной им карте Гвианы поместил озеро Парима, на юго-западном берегу которого, по его словам, на­ходился город «Маноа, или Дорадо... самый боль­шой город в мире». Американский историк и геог­раф Рамсей, всесторонне исследовавший эту проб­лему, отмечает, что Маноа уже к 30-м гг. XVII в. исчез с географических карт, а Париму можно было найти и на некоторых картах XVIII в. Последнюю точку в этом заблуждении поставил Александр Гумбольдт, доказавший, что в бассейне реки Ори­ноко нет озёр. В то же время немецкий учёный по­считал, что слухи об озере Парима могут иметь ре­альную почву, так как в момент разлива река за­топляет огромную территорию и возможны какие-то временные озёрные образования.

И наконец, несколько слов о реально сущест­вующем озере Гуатавита. Испанцы предпринимали

352

несколько попыток осушить его, но этого удалось добиться только английской экспедиции в 1913 г. «Старателей» ожидало полное разочарование. Най­денные ими несколько золотых предметов не оку­пили даже затрат на организацию мелиоративных работ. «Было бы преждевременным считать, — де­лает вывод Рамсей, — что то, что найдено при этих раскопках, исчерпывает все содержащиеся в озере богатства. Но на основании имеющихся данных бы­ло бы не менее опрометчиво предполагать, что ин­дейское племя муисков практиковало церемонию с «позолоченным человеком» долгое время или что

их золотые приношения были когда-либо очень многочисленными».

Кроме мифов и легенд индейцев на возможность существования Эльдорадо в районе се­верного побережья Южной Америки указывали и учёные мужи того времени, считавшие, что мес­торождения драгоценных металлов тяготеют к эк­ватору.

Эту легендарную страну так и не удалось от­крыть европейцам, зато подлинным Эльдорадо стал для них Новый Свет с его неповторимыми индей­скими цивилизациями.

СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ

Священная Римская империя — средневековое европейское государственное образование, ос­нованное в 962 г. германским королём Оттоном I и просуществовавшее до 1806 г.

При первых представителях Саксонской динас­тии Генрихе I (919—936 гг.) (здесь и далее указаны годы правления) и Оттоне I (936—973 гг.) сложи­лось и окрепло единое немецкое государство, уси­лилась королевская власть. Генриху I удалось от­воевать у Франции Лотарингию и в значительной степени подчинить стремящихся к полной самосто­ятельности германских герцогов. В 936 г. Оттон I без затруднений получил отцовский престол и был признан королём во всех пяти германских герцог­ствах — Франконии, Саксонии, Швабии, Баварии, Лотарингии. С самого начала Оттон I стремился к такой же державной власти, какой обладал Карл Великий. Именно поэтому его коронация происхо­дила в Ахене — столице империи Карла Великого, где покоился прах императора. Продолжая борьбу с герцогами, Оттон I пытался превратить их в долж­ностных лиц. Сепаратизму (стремлению к обособ­лению) герцогов Оттон I противопоставил свою епи­скопальную систему. Король раздавал церкви зе­мельные пожалования с предоставлением ей ши­роких политических прав. Церковь получала право суда над зависимым населением. Под управление епископов и аббатов передавались территории, изы­маемые из герцогств. Церковные учреждения пре­вращались в государственные органы, причём пол­ностью подчинённые королю, т. к. все епископские и аббатские должности находились в его распо­ряжении. Укрепив своё положение в стране, От­тон I усилил оборону Германии от венгров, давно уже досаждавших своими набегами, и нанёс им ре­шающее поражение на реке Лех близ Аугсбурга. Победа резко повысила авторитет германского ко­роля. Менее удачными оказались попытки Оттона I

завоевать славянские земли. Многим славянским племенам удалось отстоять свою независимость. Неудачи на востоке заставили короля сменить на­правление внешней политики и обернуться к югу. Этот поворот во многом предопределил судьбу Свя­щенной Римской империи.

На юг Оттона I влекло стремление подчинить своей власти папство и тем самым установить пол­ное господство над римско-католической церковью, желание завоевать политически раздробленную Италию и создать подобие империи Карла Великого и даже древней Римской империи.

Носителем идеи «Мировой Римской державы» не случайно стал германский король. По сравнению с другими европейскими монархами — своими со­временниками — Оттон I обладал самой сильной властью в своей стране. Стремящаяся к захватам и приобретениям германская знать поддержала на­мерения своего короля.

В 951 г. Оттон I совершил первый поход в Ита­лию, захватил Ломбардию и принял титул короля лангобардов. Через 10 лет он совершил новый поход в Италию. Занятый борьбой с итальянскими фе­одалами, Папа Иоанн XII не мог не удовлетворить честолюбивые притязания Оттона I. В 962 г. Папа короновал Оттона I в Риме императорской короной. Так была восстановлена начавшая было угасать традиция «Мировой Римской державы» и возникла Священная Римская империя.

Новоявленное государство было достаточно ис­кусственным образованием. Империя не имела ни общей социально-экономической базы, ни нацио­нального единства. Но в представлениях современ­ников её существование было вполне оправданным. «Вечный город» вновь выходил на авансцену ми­ровой истории, и сцена эта была овеяна святостью католической церкви. Показательно выражение то­го времени: «Пока Колизей (самый большой амфи-

353

театр Рима) будет цел, Рим будет жить, когда падёт Колизей — падёт и Рим, а когда падёт Рим — падёт и весь мир».

В территориальном отношении оттоновская им­перия не уступала даже каролингской. В X—XI вв. в её состав входили две трети территории Италии, Германия, Бургундия (вошла в конце указанного срока), Богемия, Моравия, Польша, Венгрия, Да­ния.

Важную роль в положении Священной Римской империи играли взаимоотношения императоров с Папами. Уже Оттон I ввёл обязательную присягу Папы императору, что и явилось выражением под­чинения папства империи. Вместе с тем получение короны из рук Папы ставило императора в зависи­мость от папского престола и таило в себе опасность для будущего империи.

Первые трения с папством возникли уже у им­ператора Оттона I. Он вынужден был сместить вна­чале послушного, но вскоре возмутившегося оттоновской опекой Папу Иоанна XII и поставить на папский престол верного Льва VIII. Оттону I и его преемникам удалось временно (X в. — первая по­ловина XI в.) установить фактическое господство императоров над Папами, что усиливало власть первых. Усилению этой власти способствовало и создание в присоединённых и завоёванных облас­тях империи специальных органов: была создана Особая канцелярия для Италии, введены должнос­ти канцлера, пфальцграфов и императорских пос­ланцев, в Бургундию назначались наместники. Позже Фридрих I пытался поставить над ломбард­скими городами своих чиновников, именовавшихся «подеста».

Оттону I пришлось конфликтовать с Византией, не желавшей признавать новоявленного «римского императора». Однако в конечном итоге был найден компромисс, увенчанный браком сына Оттона I и византийской принцессы Феофано.

После смерти Оттона I престол перешёл к его 17-летнему сыну Оттону II (973—983 гг.), который был коронован императорской короной ещё в 12-летнем возрасте. Продолжая политику отца, Оттон II успешно преодолел сопротивление недоволь­ной части немецкой знати, воевал с Францией из-за Лотарингии, совершил традиционный поход в Ита­лию. Император участвовал в войне за Южную Ита­лию с сицилийскими арабами, которых поддержи­вала Византия. В ходе этой войны Оттон II чудом спасся от арабского плена, когда немецкое войско неожиданно подверглось нападению лёгкой араб­ской конницы и было почти целиком уничтожено. Оттон II бежал на греческий корабль, но чуть не попал в плен к византийцам. Ему с трудом удалось вплавь добраться до берега. Но и это не охладило воинственного пыла императора. Военные планы Оттона II в Южной Италии разрушила лишь смерть.

Когда Оттон II умер, его сыну Оттону III испол­нилось лишь 3 года. В Германии развернулась борь­ба за опекунство над уже коронованным в Ахене младенцем-императором. Опекунство давало право

Корона Отгона II или III. Вена. Музей истории искусства.

на власть. Победительницей вышла Феофано, кото­рая правила как королева-мать. Феофано проявила незаурядный политический и дипломатический та­лант, проводя довольно энергичную внутреннюю и внешнюю политику. Она твёрдо вела корабль им­перии по курсу, намеченному свёкром и мужем. На документах Феофано подписывалась: «Феофано, Божьей милостью императрица» или даже «Феофаниус, Божьей милостью император». После её смер­ти на престол вступила 60-летняя бабушка Оттона III — Адельгейда, которая опекала внука до 994 г., когда он в возрасте 14 лет стал самостоя­тельно править империей.

Оттон III был довольно образованным для своих лет юношей. Он владел немецким, итальянским, латинским и греческим языками, был склонен к мечтательности и религиозному аскетизму (отказ от благ и подвижничество). Молодой император мечтал о воссоздании древней Римской империи во всём её величии как мирового христианского го­сударства. Себя Оттон III представлял подвижни­ком, предназначенным небом для этой великой це­ли; Германия казалась ему глухой провинцией, а Рим — местом, откуда он должен управлять всем миром.

В 996 г. Оттон III предпринял коронационный поход в Италию, отличавшийся особой пышностью. На освободившийся в это время папский престол император посадил своего двоюродного брата, ко­торый и короновал Оттона. Его императорский ти­тул — «августейший император римлян» — срав­нялся по важности с титулом Византийского импе-

354

ратора. На документы Оттона III вместо восковой печати подвешивался свинцовый медальон, на од­ной стороне которого был изображён профиль Кар­ла Великого, а на другой — щит со знаменем и надписью «Возрождение Римской империи». Поз­же была сделана печать с изображением профиля самого Оттона III и надписью «Золотой Рим». Что­бы осуществить свои притязания на роль преемни­ка древнеримских императоров, Оттон III должен был постоянно пребывать в столице — в император­ском дворце, который по его велению был выстроен на Авентинском холме в Риме. На его фасаде красо­валась надпись «Священный дворец». Был расши­рен императорский двор, введены некоторые новые должности и титулы для Италии и «провинций». Управлением Рима и Римской области ведал рим­ский патриций. Береговой обороной от сарацин и византийцев занимался префект. Буйная фантазия молодого императора рисовала возрождённую Рим­скую империю как некое административное целое, включавшее Италию, южноитальянские византий­ские области и Германию. Другие западно- и центрально-европейские страны должны были окружать эту империю как её «друзья» и «союзники». Во гла­ве этих союзных и зависимых государств должны были стоять соправители и императорские патри­ции. Папе отводилась (по древнеримской и визан­тийской традиции) роль помощника императора по управлению церковью. В отличие от своих пред­шественников, которые совершали военные походы в Италию и Рим, чтобы короноваться и возобновить своё господство над страной, Оттон III, находясь в Риме, устраивал выезды и походы в провинции сво­ей во многом выдуманной империи. Во время од­ного из таких походов в Германию император по­сетил гробницу Карла Великого в Ахене. Оттон III приказал взломать каменный пол храма в том мес­те, где, по слухам, был похоронен Карл Великий, и рыть, пока не будет найдена гробница. Когда она была раскопана и вскрыта, Оттон III снял золотой крест, висевший на шее трупа, и взял нетленные царские одежды, с помощью которых император рассчитывал возвысить своё достоинство.

Жизнь показала оторванность имперских идей Оттона III от реальности. Стоило ему на полтора года покинуть «вечный город», как по возвращении его встретило не народное ликование, а восстание, заставившее императора бежать из Рима в Равенну. А вскоре 22-летний император заболел и умер.

После смерти Оттона III победителем из династи­ческой борьбы вышел Генрих II (1002—1024 гг.). В отличие от восторженного Оттона III, которого смерть спасла от восстания недовольной немецкой знати, Генрих II был прагматичным (ценящим лишь практически полезные результаты) полити­ком. Идею Священной Римской империи Генрих II понимал и воплощал в реальной политике иначе. Генрих II провозгласил «возрождение Франкского (Германского) государства», восстановил и укрепил епископальную систему Оттона I, поладил с немец­кими феодалами, проводил активную, хотя и не очень успешную восточную политику, сделал несколько шагов к будущему присоеди­нению Бургундии. В 1013 г. Генрих II предпринял свой «коронационный» по­ход в Италию, которая после смерти Оттона III, ка­залось, была потеряна для немцев. Принадлеж­ность Италии к Священной Римской империи была вновь подтверждена. Умерший в 1024 г. Генрих II был последним представителем Саксонской динас­тии, на смену которой пришла Франконская ди­настия (1024—1125 гг.).

Императоры новой династии решали старые за­дачи. Конрад II (1024—1039 гг.) проявил способ­ности крупного государственного деятеля и твёр­дого политика. Несмотря на свою неграмотность, он был наделён природным умом и умел ценить советы образованных людей. Небезуспешно Кон­рад II стремился к государственному объединению Германии и ликвидации феодальной раздробленно­сти. Ему удалось включить в состав империи Бур­гундское королевство. С помощью нескольких по­ходов он смог удержать в узде постоянно отпадаю­щую от империи Италию. Удачным было правление и сына Конрада II — Генриха III (1039—1056 гг.). Это было благополучное время для Священной Рим­ской империи. Однако над ней уже начинали сгу­щаться тучи. Поднимали голову недовольные не­мецкие князья, ухудшалась международная обста­новка. После смерти отца 6-летний король Герма­нии Генрих IV (1056—1106 гг.) находился под опе­кой своей матери Агнессы, которая пыталась про­должать политический курс Генриха III. В 1062 г. он попал под опеку князей, и лишь в 1066 г. 16-летний монарх начал самостоятельно управлять го­сударством. Судьба готовила ему тяжёлые испыта­ния. Ко второй половине XI в. обстановка в Европе изменилась. В Германии вновь окрепли крупные феодалы, которые отказывались подчиняться им­ператорской власти. Разительные перемены про­изошли в Риме. Ещё недавно находившиеся под пя­той императора, римские Папы выступили с пре­тензиями на верховную власть в мире. Воодушев­лённые клюнийской церковной реформой, они не намерены были больше играть второстепенные ро­ли в империи. Главным выразителем этих идей стал Папа Григорий VII.

Энергичный Генрих IV не бездействовал. Он стремился укрепить свой домен (личные земли) в Саксонии, чтобы накопить силы для борьбы со свое­вольными князьями. Но тщетно. Активная коро­левская политика в Саксонии вызвала мятеж вер­хушки саксонской феодальной знати и массовые выступления крестьян. Беспощадно расправив­шись с крестьянами, со знатью Генрих IV заключил мир. Но впереди ещё была драматическая схватка с Папой Григорием VII. Рушилось привычное соот­ношение императорской (светской) и папской (ду­ховной) властей в рамках Священной Римской им­перии. Борьба шла за инвеституру (право вводить в должность епископов). И Папа, и император не желали расставаться с этим правом, ведь это давало власть над епископами (именно на этом строилась знаменитая оттоновская епископальная система).

355

В 1076 г. на собрании высшего не­мецкого духовенства в Вормсе Генрих IV объявил о низложении Григория VII. В ответ на это Папа отлучил императора от церкви и лишил его королевского сана, а подданных коро­ля освободил от присяги своему государю. Это по­служило сигналом для непокорных немецких кня­зей, которые тут же восстали против Генриха IV.

Оказавшись в чрезвычайно тяжёлом положении, император был вынужден временно покориться. Со­вершив трудный переход через Альпы и добившись встречи с Папой в замке Каносса, он на коленях вымолил прощение у Григория VII. Несмотря на это, немецкие князья на своём собрании избрали нового короля — одного из главарей княжеской оп­позиции Рудольфа Швабского. Так впервые в исто­рии Священной Римской империи законный мо­нарх был свергнут и заменён выборным, угодным знати. Всё же благодаря поддержке немецких епис­копов Генрих IV сумел вернуть власть. Прибыв с войском в Рим, он изгнал оттуда ненавистного Папу и добился провозглашения новым Папой своего ставленника Климента III. Из его рук Генрих IV и получил традиционную корону императора Свя­щенной Римской империи. Однако на папском пре­столе вскоре вновь утвердился сподвижник Григо­рия VII — Урбан П. В Германии на время устано­вилось спокойствие. После смерти в 1106 г. Генри­ха IV престол перешёл к его сыну Генриху V, кото­рый столкнулся в своей политике с теми же труд­ностями, что и его отец. Давняя борьба между им­ператорами и Папами завершилась в 1122 г. под­писанием Вормского конкордата (договора) между Генрихом V и Папой Каликстом II. В соответствии с этим договором в Германии император совершал светскую инвеституру — передачу скипетра, сим­волизировавшего власть над землями епископства. После светской инвеституры следовала духовная, осуществлявшаяся Папой или его легатом (предста­вителем). В Италии и Бургундии император прак­тически лишался инвеституры. Всё это было серь­ёзным ударом по императорской власти как в Гер­мании, так и во всей Священной Римской империи.

В XII в., когда полным ходом шло развитие на­циональных государств в Англии и Франции, в Гер­мании установилась феодальная раздробленность и ослабла центральная власть. Вновь усилилось рим­ское папство. И всё же идея «Мировой Римской дер­жавы» сохраняла свою притягательность и в неко­торой степени могла быть осуществлена на практи­ке. Ей требовалось лишь новое воплощение.

Блестящими представителями идеи император­ской власти стали монархи из новой династии Гогенштауфенов (Штауфенов). Именно с ними связан последний значительный взлёт в многовековой ис­тории Священной Римской империи.

Однако, оценивая итоги правления первого Гогенштауфена — Конрада III (1138—1152 гг.), труд­но было предсказать в дальнейшем такой поворот событий. Конрад III был первым германским коро­лём со времени основания империи, не совершив­шим ни одного завоевательного похода в Италию и

не получившим императорской короны. Он участ­вовал в бесславно завершившемся 2-м крестовом походе и угодничал перед церковью, за что получил прозвище «поповский король». Главной его заслу­гой было то, что он завещал трон не своему 7-лет­нему сыну Фридриху, а 32-летнему герцогу Фрид­риху — будущему императору Фридриху I Барба­россе («Рыжебородому») (1152—1190 гг.), с именем которого связаны важнейшие события в истории Германии и в судьбах Священной Римской импе­рии.

Фридрих I возобновил итальянские походы гер­манских императоров. В 1154 г. в ходе первого та­кого похода он сумел поладить с Папой и короно­вался в Риме императорской короной. К этому вре­мени у императорской власти возник новый про­тивник — набравшие силу итальянские города, ко­торые часто объединялись с Папой против импера­тора. Во время нового похода в Италию в 1158 г. Фридриху I удалось полностью подчинить империи северо-итальянские города. Он лишил их прав само­управления, назначил своих наместников — подес­та, присвоил себе право высшей судебной власти в городах и обложил их налогами. Миланцы, решив­шие не подчиняться произволу императора, были жестоко наказаны: город был взят немецкими вой­сками и разрушен, а рыночная площадь вспахана и посыпана солью в знак того, что на месте города всегда будет пустошь. Однако вскоре фортуна из­менила императору. Объединив свои силы, города нанесли поражение его войску в битве при Леньяно в 1176 г. Допекаемый Ломбардской лигой (союзом городов) и римским Папой, Барбаросса заключил с ними мир в Констанце (1183 г.), означающий вос­становление самоуправления итальянских городов.

Не менее активной была внутригерманская по­литика Фридриха I. Император укреплял свой до­мен, пытался опереться на города, напоминал не­покорным вассалам о славных порядках прошлого, умело лавировал между крупнейшими князьями, делая уступки то одному, то другому. На этом этапе такая политика обеспечила императору устойчивое влияние в Германии и позволила ему заниматься делами Священной Римской империи.

Именно при Фридрихе I в названии средневеко­вой Римской империи окончательно закрепилось наименование «Священная». Императорская про­паганда активно утверждала священный характер империи. Сам Фридрих I выступал против папских притязаний на мировое господство с теоретически­ми доводами. А совпавшее с периодом правления Барбароссы временное ослабление папской власти (часто на престол избиралось несколько Пап одно­временно) делало такие доводы достаточно убеди­тельными. Фридрих I утверждал верховенство свя­щенной власти императора над папством. В этот период в состав Священной Римской империи вхо­дили Северная Италия, Германия, королевство Бургундия, Западная Швейцария, Лотарингия, Эльзас, часть Фландрии; зависели от империи Бо­гемия, славянские земли в Мекленбурге и Поме­рании.

356

Фридрих I погиб во время 3-го крестового похода в 1189 г., утонув в небольшой горной речке в Малой Азии. Но «запаса прочности» у империи, укреплён­ной Барбароссой, хватило ещё на некоторое время. Новый германский король и император Священной Римской империи продолжал политику Фридри­ха I. И хотя отношения его с немецкими князьями сильно осложнились, Генрих VI (1190—1197 гг.) сумел сохранить свою власть. Главным его дости­жением было присоединение к Священной Римской империи Южной Италии и Сицилии и пополнение своей коллекции короной сицилийского королевст­ва.

Сын Генриха VI Фридрих II (1220—1250 гг.) — последний значительный монарх из династии Гогенштауфенов — был выдающимся военным и по­литическим деятелем Средневековья. Превратив Сицилию в центр своей империи и рассматривая Германию как провинцию, он решительно боролся за утверждение в Северной Италии и Риме. Ярост­но, назло всем обстоятельствам, препятствующим воплощению его замыслов (позиция Папы и лом­бардских городов, сепаратизм немецких князей), Фридрих II сражался за уже недосягаемый идеал империи (см. ст. «Фридрих II Гогенштауфен»).

Вместе с Гогенштауфенами сошла в могилу Свя­щенная Римская империя как серьёзное политиче­ское образование. Оно больше не вписывалось в но­вые политические реальности. Но представления о «Мировой Римской державе» продолжали жить, периодически поступая на вооружение тщеславных правителей. Формальное существование империи продолжалось. Она уже не имела твёрдых границ, которые регулярно менялись в результате войн, ди­настических браков, перемен в вассальных связях. В самой Германии, распавшейся окончательно на территориальные княжества, императорский титул

стал игрушкой в руках князей, кото­рые избирали на престол угодного им кандидата. Порядок выборов опреде­лялся «Золотой буллой» Карла IV (1356 г.). От не­когда пышного титула мало что осталось: князья расхитили все земли и разделили между собой ат­рибуты императорской власти.

Многие императоры, разглагольствовавшие о своём главенстве над христианским миром, вла­чили жалкое существование. Сигизмунд (1410— 1437 гг.) и Фридрих III (1440—1493 гг.) кормились по имперским городам и монастырям. После Фрид­риха III ни один император не был коронован в Ри­ме. Потеряв все присоединённые области, империя превратилась в немецкую, несколько изменив название — «Священная Римская империя Герман­ской нации». С XV в. императорская корона закре­пилась за домом испанских Габсбургов, которые стремились использовать её былое величие в инте­ресах собственного государства. От них исходили попытки реформировать и укрепить империю пу­тём введения имперского налога и административ­ного деления, что, впрочем, ничего не дало. После Тридцатилетней войны (1618—1648 гг.) и Вест­фальского мира (1648 г.) имперские органы оконча­тельно потеряли значение.

Благополучно преодолев границу между Средне­вековьем и Новым временем, агонизирующая им­перия просуществовала до XIX в. Её бледные кон­туры стали едва различимы на новой политической карте Европы. В 1806 г. под шум наполеоновских побед последний император Франц II отказался от короны Священной Римской империи. Желающих подобрать упавший венец не нашлось. Так печаль­но закончилась многовековая история империи, ко­торая даже в свои лучшие годы была лишь жалкой тенью величия Древнего Рима.

КАРЛ V И ФИЛИПП II ГАБСБУРГИ

XVI век — век великой Испании и её королей. Большую часть столетия . правили Карл V и его сын Фи­липп II. На них сильно повлияла мать Карла V и бабушка Филиппа II Хуана Безумная (1479— 1555 ). Она, как писал один из испанских авторов, «в течение 50 лет была мертва при жизни». Будучи вторым ребёнком в семье королевской четы — Изабеллы и Фердинанда, Хуана в 11 лет стала невестой принца Филиппа Бургундского, сына им­ператора Священной Римской империи Максими­лиана I. 21 октября 1496 г. отпраздновали их свадьбу. Страстная влюблённость Хуаны встречала полное безразличие мужа, отнюдь не стремившегося соблюдать верность этому брачному союзу. Через 10 лет ей пришлось хоронить своего 34-летнего мужа. Однако Хуана ни за что не хотела расста­ваться с ним. Труп провезли по всей Кастилии, и она, словно надеясь на чудо, всё время была с ним рядом, пытаясь вдохнуть в него угасшую жизнь. Несчастная молодая вдова уединилась во дворце Санта-Клара, в городе Тордесильяс, где и провела все оставшиеся годы. Ей постоянно мерещился кот, раздирающий на куски тела её отца и мужа. Оста­ваясь физически крепкой, она неделями и месяца­ми не покидала кровать, которая служила ей к тому же и столовой, и туалетом.

От брака Хуаны и Филиппа родилось 6 детей.

357

Самым знаменитым из них оказался сын Карлос (1500—1558), коронован­ный в 1516 г. на испанский престол под именем Карла I. В 1519 г. он унаследовал от своего деда Максимилиана корону Священной Римской империи и был провозглашён императором Кар­лом V. Красивый, атлетически сложённый человек, он получил блестящее воспитание и разностороннее образование, владел немецким, испанским, ита­льянским, французским и фламандским языками. И здоровье, и знания были крайне необходимы ему — королю Испании и императору Священной Римской империи, чтобы решать сложнейшие зада­чи того времени.

"Карл V в битве при Мюльбурге".

Фрагмент.

1543 г. Мадрид. Прадо.

В целом 20—40-е гг. были очень напряжёнными и весьма успешными для Карла V. Защищая инте­ресы Испании и Священной Римской империи, он провёл ряд триумфальных военных операций в Ита­лии, нанёс поражение войскам Османской им­перии, пытавшейся закрепиться в Центральной Ев­ропе. Всю первую половину XVI в. Испания вела бесконечные войны с Францией, главным образом из-за желания каждой из них присоединить ита­льянские земли.

Карл V замышляет создать мировую христиан­скую державу. В мечтах он уже вершил судьбы всей Европы, распоряжался землями турецкого султана и владел всей Африкой, не говоря об Америке, хо­зяином большей части которой он действительно был.

Идея единой мировой христианской державы могла быть порождена только замутнённым подсту­павшей болезнью рассудком, а отнюдь не конкрет­ной реальностью того времени. В 1494 г. Тордесильясский договор на основании булл Папы Александ­ра VI разделил Новый Свет между Испанией и Пор­тугалией. Наибольшие преимущества получила Ис­пания, но с этим не были согласны государи других крупных европейских стран. «Я не помню того мес­та в завещании Адама, которое лишало бы меня моей доли мирового господства», — остроумно за­метил король Франции Франциск I. По существу такую же позицию занимала и Англия, готовая в любой момент поспорить за «свою долю» вновь от­крытых земель. Новый Свет требовал всё большего внимания не только в военной области. Карл V раз­вернул широкую кампанию по колонизации и эко­номическому освоению заокеанских владений.

С самого начала императорского правления в Германии он столкнулся с серьёзной проблемой — набирало силу широкое общественное движение против католической церкви. В Европе шла оже­сточённая борьба между католицизмом и протес­тантизмом. Если на поле брани Карл V чаще всего выходил победителем, то в войнах католиков и про­тестантов, развернувшихся на территории Священ­ной Римской империи, ему пришлось испытать го­речь поражения. Подписанный в 1555 г. Аугсбургский религиозный мир между германскими протес­тантскими князьями и Карлом V признал лютеран­ство официальным вероисповеданием наряду с ка­толицизмом и способствовал усилению власти кня­зей.

Это был тяжёлый удар для Карла V. Болезнь прогрессирует. Слабеет память. Карл V оставляет политическую деятельность и весь отдаётся рели­гии. Он ежедневно посвящает много времени мо­литвам, в течение дня слушает несколько месс, вновь и вновь перечитывает Ветхий и Новый завет. В 1554 и 1555 гг. Карл V пытается отречься от ко­ролевской и императорской власти, что удаётся осу­ществить только с третьей попытки. 16 января 1556 г. он уступает испанский трон сыну Филип­пу II, а германский —- брату Фердинанду. Ещё не­давно могущественный монарх уединяется через год в одном из монастырей Эстремадуры, где оста­ётся до своей кончины, последовавшей 21 сентября 1558 г.

Филипп II (1527—-1598) в отличие от отца был хилым, низкорослым, с узкой, впалой грудью, с робким, как бы извиняющимся взглядом вечно больного человека. Один из испанских авторов, вос­торженно относившихся к этому королю, сравнил тело Филиппа II с клеткой, короткой и узкой, в то время как для его духа была мала вся небесная сфера. Филипп II не достиг высот своего отца-поли­глота — кроме испанского, он практически не знал

358

Филипп II. Л. Санчес Коэльо. Частное собрание.

других языков, но был знаком с историей и геогра­фией, имел склонности к изящным искусствам. И всё-таки, чтобы в течение 30 лет управлять коро­левством, в состав которого входили Испания, Ита­лия и территории, которые мы сегодня называем странами Бенилюкса, а также Новый Свет, тре­бовались незаурядные достоинства, которыми Фи­липп II, несомненно, обладал.

Он продолжил политику своего отца, направлен­ную прежде всего на защиту католицизма и сохра­нение гегемонии Испании в Европе и Америке. Так же как и отцу, ему казалось, что на его долю выпала особая миссия, о которой знают только он сам и Всевышний. Она заключалась в борьбе против лю­бой ереси и в поддержании всеобщего порядка, при котором все другие монархи стали бы вассалами Испании, хотя бы в духовной сфере.

Для этой цели в окрестностях Мадрида был по­строен великолепный архитектурный ансамбль Эскориал, включающий в себя дворец, храм и монас­тырь. Он создавался с 1563 по 1582 г. архитектором Хуаном Баутистой де Толедо. Эскориал стал рези­денцией Филиппа II, где он проводил большую часть времени. Там он основал библиотеку, став­шую одной из лучших в стране. Оттуда руководил всеми правительственными службами, причём иск­лючительно посредством переписки. Известный

французский историк Жюль Мишле сравнил испанского короля с привиде­нием, растворившимся в мрачных по­коях Эскориала, ставшего для монарха одновремен­но и дворцом, и монастырём, и могильным скле­пом, в котором тот был погребён заживо. Однако такое восприятие личности Филиппа II не соответ­ствовало действительности. Он оставался вполне земным человеком — например, четырежды всту­пал в брак. Среди избранниц его сердца оказались португальская принцесса Мария, королева Англии Мария Тюдор, принцесса Франции Изабелла, прин­цесса Священной Римской империи Анна-Мария. Первая и последняя жёны приходились ему пле­мянницами. Мария Тюдор была на 11 лет старше Филиппа II, но страстно любила его.

Среди внешнеполитических акций короля были как несомненные удачи, так и весьма чувствитель­ные провалы. К числу первых прежде всего следует отнести присоединение Португалии к Испании. Когда понадобился претендент на португальский престол, происпанские силы в Лиссабоне вспомни­ли о том, что Филипп II являлся внуком недавно правившего короля Португалии Мануэла. В 1581 г. португальские кортесы провозгласили испанского монарха королём Португалии под именем Филип­па I. Союз Испании и Португалии просуществовал с 1580 по 1640 г. В нём Португалия в целом со­храняла свою независимость, однако во всех кон­фликтах с другими странами была обязана поддер-

Доспехи Карла V.

Первая половина XVI в.

Испания.

359

живать и защищать интересы Испании. На основании этих обязательств Порту­галия оказалась даже втянутой в войну с Англией, своим традиционным союзником на про­тяжении многих веков. Её последствия были траги­ческими для обоих пиренейских государств, но осо­бенно для Испании. Английские корабли и шторм в проливе Ла-Манш уничтожили половину её воен­но-морского флота, «Непобедимой армады», окон­чательно подорвав надежды на морское могущест­во.

Сложности ожидали Филиппа II и в Нидерлан­дах. В эпоху Карла V эта страна становится коммер­ческим центром Европы, а антверпенский порт — фактически центром мировой торговли; интенсивно развиваются металлургия, добыча угля, текстиль­ное производство; складываются капиталистиче­ские отношения. Достижения Нидерландов несопо­ставимы с состоянием экономики в других частях Испанской империи, где в основном преобладали изжившие себя феодальные производственные от­ношения. Нидерланды имели политическую автономию и при Карле V не испытывали слиш­ком уж бесцеремонного вмеша­тельства испанского правитель­ства в их внутренние дела. К то­му же Карл V, часто бывавший в этой части своей империи, су­мел установить хорошие отно­шения с нидерландской знатью и воспринимался ею не иначе как законный король. В отли­чие от отца Филипп II оказался затворником: с 1559 г. он ни ра­зу не появлялся в Нидерландах. Конечно, это была существен­ная, но не основная причина обострения отношений между Испанией и Нидерландами. Главным были значительные различия в традициях, обыча­ях, интересах и культуре лю­дей, населявших эти страны.

Вступившие на путь эконо­мического процветания Нидер­ланды покрывали большую часть расходов на непрерывные войны, которые вели Карл V и Филипп II. Возможно, ещё бо­лее нестерпимыми, чем налого­вый гнёт, были традиционное для метрополии высокомерие по отношению к зависимым от неё территориям, а также про­водившаяся обоими королями религиозная политика. Их ка­толический фанатизм встречал активное противодействие в протестантских Нидерландах. Особенно усердствовал Фи­липп II: он разрешил обосноваться в Нидерландах ордену иезуитов, хотя его и предупреждали, что это будет враждебно встречено местным населением. Король усилил борьбу не только с протестантами, но и с чиновниками, недо­статочно решительно пресекавшими распростране­ние «ереси». Было приказано конфисковывать иму­щество всех, кто эмигрировал по религиозным при­чинам, строго следить за странствующими певцами и актёрами, призывавшими к неповиновению, и, наконец, тайно казнить осуждённых. Если в Испа­нии инквизиция делала ставку на публичное сож­жение еретиков, то в Нидерландах было всё наобо­рот. Как было сказано в королевском указе, мест­ные еретики «считают делом чести подвергаться публичной казни, так как благодаря своему упор­ству им ещё лучше удаётся привлечь людей к своим проклятым сектам и лжеучениям».

Вскоре нидерландская действительность выдви­нула и лидеров, способных возглавить борьбу за не­зависимость. Среди них первым был Вильгельм Оранский (1533—1584), очень богатый и влиятель-

1. Граница империи Карла V.

2. Граница Священной Римской империи.

360

ный человек. Занимая высокое положение в об­ществе, он был прост и любезен, обладал обширны­ми познаниями, владел семью европейскими язы­ками и, имея прозвище «Молчаливый», был наде­лён природным красноречием.

В 1566 г. восстание охватило 12 из 17 провинций Нидерландов. На первом этапе революции основные требования восставших были направлены против засилья католической церкви. Власти всех мятеж­ных провинций запретили деятельность инквизи­ции. Вскоре Филипп II прислал в Нидерланды от­борное испанское войско под командованием герцо­га Альбы, заметного персонажа европейской исто­рии той эпохи. В годы нидерландской кампании ему было уже 59 лет. В прошлом остались десятки сражений против французов за величие Испании и короля Карла V. Этот человек, гордый своим знатным происхождением и считавший по­роками откровенность и сердечность, признавал действенным только один способ управления — силу.

Ответом нидерландцев на террор и грубый про­извол Альбы стало повсеместное усиление борьбы. В апреле 1572 г. началось всеобщее восстание се­верных провинций. Через 7 лет они подписали Ут­рехтскую унию, ставившую главной целью войну против Испании до полной победы, которую одер­жали в 1581 г. Они образовали независимое госу­дарство — республику Соединённых Провинций Нидерландов, или Голландию (по названию наибо­лее сильной провинции). Это государство было признано Испанией в 1609 г. Южные провинции (территория современной Бельгии) добились неза­висимости лишь в 1830 г.

ДИНАСТИЧЕСКИЕ ВОЙНЫ.

ВОЙНА АЛОЙ И БЕЛОЙ РОЗЫ

Власть всегда порождает соперничество. Сред­ние века прошли под знаком нескончаемых поединков между баронами, герцогами, ко­ролями и императорами. И нередко бывало, что отправной точкой такого противоборства станови­лись не земли — они приложатся, — а сама власть, право главенства в сложной иерархической системе общества. За это на протяжении веков резали друг другу глотки самые близкие родственники и даль­ние свойственники, имевшие хотя бы относитель­ное право оказаться у власти. Борьба разных коро­левских родов за трон с помощью оружия, коварст­ва, подкупа и предательства — династические вой­ны. Трудно назвать страну, которую не посетило бы это несчастье. Нередко династические распри были лишь поводом, а истинной причиной являлись глу­бокие противоречия между различными социаль­ными слоями, интересы которых выражала та или иная благородная фамилия. Так случилось в Визан­тии в конце XII в., когда на престоле оказался малолетний Алексей II, а регентшей стала враждеб­ная интересам страны Мария Антиохийская. В связи с непопулярностью регентши возникли сму­ты, воспользовавшись которыми, к власти пришёл представитель боковой ветви правящего дома Комнинов — Андроник. Обиженные вельможи при­звали норманнов, которые свергли Андроника и посадили на престол Исаака II Ангела. Его в свою очередь лишил престола собственный брат (визан­тийцы вообще славились своим коварством). Но эта

распря не вылилась в противоборство армий враж­дующих сторон, как в других государствах. На­пример, на Руси в 1420—1450 гг. оспаривали в битвах право на великокняжеский престол у Ва­силия II его дядя, Юрий Дмитриевич, а потом его сыновья Василий Косой и Дмитрий Шемяка.

За династическим поводом иногда скрывалось давнее соперничество не социальных слоёв, а целых государств. Такой была Столетняя война. Причины её крылись в противоречиях между двумя страна­ми, а повод был сугубо династический — претензии английского короля, внука французского короля Филиппа IV Красивого, на французский трон.

Но самой известной из династических распрей стала, может быть, благодаря своему романтичес­кому названию, война Алой и Белой розы, разра­зившаяся в XV в. в Англии. Смуты и усобицы, пред­шествовавшие ей, начались ещё раньше, в конце XIV в. Разоряющиеся лорды старались поддержать уходящее могущество с помощью оружия. Они со­бирали вооружённые отряды (в сущности настоя­щие банды) из родственников, вассалов и наёмни­ков и принимались терроризировать своих слабых соседей, грабить на дорогах. Найти управу на мо­гущественных сеньоров было практически невоз­можно. Им ничего не стоило не только затеять дра­ку во время судебного разбирательства над кем-ни­будь из «соратников», но и привести вооружённую дубинами свиту в парламент. Так поступали и ба­роны, и имеющие виды на трон принцы крови,

361

которых охотно поддерживали знатные разбойники, рассчитывающие извлечь выгоду из смены правителя. Силой утвердилась в 1399 г. на английском тро­не династия Ланкастеров: сын герцога Джона Лан­кастерского отнял престол у своего двоюродного брата Ричарда II Плантагенета и стал королём Ген­рихом IV Ланкастером. Впрочем, править спокойно ему не удалось: не в силах справиться с баронскими смутами, не прекращавшимися всё его царствова­ние, измученный тяжёлой болезнью — проказой, Генрих IV в 1413 г. передал корону своему сыну. Генрих V — молодой, талантливый, удачливый — за своё не слишком долгое правление успел принять участие в Столетней войне, разбить французов в битве при Азенкуре и заключить мир, по которому король Англии фактически становился наследни­ком французского престола. Но вот вырастить сво­его наследника Генрих V так и не успел. Когда он умер от случайно подхваченной лихорадки, его сы­ну было всего десять месяцев. Генрих VI рос среди непрерывных ссор боровшихся за власть и влияние родственников и опекунов. Правление короля-ре­бёнка, равно как и короля, не успевшего обзавес­тись прямым наследником, — благодатное время для тех, кто желал бы сам сделаться наследником. При Генрихе VI стал претендовать на престол гер­цог Ричард Йоркский (внук Эдмунда Йорка, род­ного дяди Генриха IV), хозяин огромных владений, решительный и властный магнат, имеющий огром­ное число сторонников. Ричарда Йорка не без осно­вания побаивались и старались держать подальше от королевского двора. Однако сделать это было не­просто. Генрих VI вырос безвольным и болезнен­ным, делами заправлял фаворит его жены, энер­гичной Маргариты Анжуйской.

В 1450 г.. воспользовавшись волнениями в стра­не, Ричард Йорк самовольно оставил пост вице-ко­роля Ирландии, вернулся в Англию и начал де­монстрацию силы, умудряясь, однако, при этом вы­казывать верноподданнические чувства Генри­ху VI. Главный удар герцог и его сторонники на­правили против герцога Сомерсета, пользовавшего­ся неограниченной властью при королевской чете. На его изгнании настаивала поддерживающая Йор­ка палата общин, но Генрих VI проявил завидную твёрдость. Тогда в 1451 г. один из депутатов парла­мента прямо внёс предложение о провозглашении Ричарда Йорка наследником престола (детей у ко­роля долго не было). В ответ Генрих VI распустил парламент и заключил дерзкого депутата в Тауэр. С этого момента началось открытое противостояние Йорков, в гербе которых была изображена белая роза, и Ланкастеров, в гербе которых была алая роза: война Алой и Белой розы. Соперничество это вылилось в кровопролитную тридцатилетнюю бой­ню.

В августе 1453 г. Генрих VI в результате силь­ного испуга повредился в рассудке. Воспользовав­шись этим, Ричард Йорк добился для себя важней­шей должности — протектора государства. Но к Генриху VI вернулся рассудок, и позиция герцога

пошатнулась. Не желая расставаться с властью, Ри­чард Йорк собрал вооружённые отряды своих при­верженцев. Он решил, что гибель на поле боя лучше смерти на эшафоте. В 1455 г. в городке Сент-Олбанс на узеньких улочках произошло сражение между войсками герцога и короля. Исход схватки решил молодой сторонник Йорка граф Уорик, который, прорвавшись со своими людьми через заборы и ого­роды, ударил с тыла по королевским войскам. В полчаса всё было кончено. Многие Ланкастеры — сторонники короля, в том числе и герцог Сомерсет, погибли. Сам король оказался в руках Ричарда Йорка. Родственники погибших сеньоров горели местью. Так началась война Алой и Белой розы. После сражения у каждой стороны чётко обозначи­лись сторонники: Йорков поддерживали более раз­витые юго-восточные районы Англии, лондонские купцы, горожане — те, кто был заинтересован в установлении сильной королевской власти. За Лан­кастеров стояли независимые феодалы Северной Англии. Впрочем, соображения сиюминутной лич­ной выгоды, страх мести и жажда наживы поро­дили в ходе этой войны огромное число предателей и перебежчиков.

После поражения в Сент-Олбансе Генриха VI снова охватило безумие, и борьбу с Ричардом Йор­ком возглавила королева Маргарита. В конце 1460 г. ей удалось взять реванш — в жестокой бит­ве перед воротами своего замка Уэйкфильд Ричард Йорк погиб. Вместе с ним погибли его 17-летний сын и многие преданные ему бароны. С оставши­мися в живых королева расправлялась с неженской жестокостью. Голова погибшего Йорка, увенчанная короной из позолоченной бумаги, была выставлена над воротами города Йорк в назидание новым пре­тендентам на престол. О трагедии при Уэйкфильде вскоре узнали старший сын погибшего герцога Йоркского граф Эдуард Марч и Уорик, некогда от­личившийся в уличной схватке, а теперь вождь йоркистов, талантливый полководец, оратор и дип­ломат. Они поспешили в Лондон, жители которого были в панике от известия о приближении армии королевы Маргариты, её солдаты нещадно грабили попадающиеся на пути города. Армия йоркцев бы­ла встречена с радостью. Здесь Уорик удачно под­нял вопрос о правах Эдуарда Марча на престол. Лондонцы согласились объявить его королём Эду­ардом IV. 3 марта 1461 г. депутация лордов и знат­ных горожан просила графа Марча принять корону. Но торжественная коронация 19-летнего короля состоялась только после того, как он, разгромив в очередной битве войска ланкастерцев, занял Йорк, жестоко отомстил за отца, выгнал королеву Марга­риту и находящегося с ней Генриха VI в Шотлан­дию и подчинил себе север страны.

Царствование Эдуарда IV длилось 22 года (1461 —1483 гг.). Первые годы молодой король, взвалив всю тяжесть власти на верного Уорика (прозванного «делателем королей»), проводил вре­мя в пирах и турнирах. Но вскоре царственный по­веса превратился в умного деятельного правителя. Тут у него начались разногласия с Уориком по по-

362

воду отношений с Францией: Уорик стоял за союз с королём Людовиком XI, а Эдуард — за союз с его соперником Карлом Бургундским. Разногласия за­кончились полным разрывом между королём и «де­лателем королей». Уорик возглавил мятеж против Эдуарда. Войско короля было разбито, сам он стал пленником Уорика. Эдуард не скупился на обеща­ния, чтобы вернуть себе свободу, и Уорик вскоре отпустил своего пленника. Но король вовсе не соби­рался выполнять свои обещания, и борьба между ним и его бывшим сподвижником разгорелась с но­вой силой. Постепенно Уорик всё больше сближал­ся с ланкастерцами, даже заключил договор с ко­ролевой Маргаритой. В 1470 г. он решил создать, а вернее, воссоздать своего очередного короля. Ген­рих VI, безумный, немощный, незадолго до этого в беспамятстве бродивший по дорогам Англии с ни­щенствующими монахами, заключённый затем в Тауэр, был освобождён Уориком и провозглашён королём. Полгода Уорик снова мог править само­властно. Но весной 1471 г. Эдуард IV в сражении у города Барнета разгромил войска мятежного графа. Уорик был убит. Несчастный Генрих VI тоже вскоре умер (или был убит, т. к. смерть его случилась как нельзя вовремя). У Ланкастеров не осталось ни од­ного возможного претендента на престол. Уцелел только дальний родственник ланкастерского дома Генрих Тюдор, граф Ричмонд, укрывшийся во Франции. Однако кровавые усобицы на этом не пре­кратились.

Эдуард IV правил ещё 12 лет. К концу правления он сделался болезненным, вялым, обрюзгшим чело­веком, хотя вовсе не был стар. По мере того как ослабевала воля короля, возрастала роль, которую играл при нём его младший брат Ричард, герцог Глостер. Во всех мятежах и смутах он оставался верен Эдуарду. Ричард был талантливым админист­ратором, способным полководцем. Природа обдели­ла его красивой внешностью, но этот недостаток компенсировался волей и живым умом. От рожде­ния он был кособокий. Ричард изнурительными фи­зическими упражнениями добился того, что этот изъян стал почти незаметен. Эдуард IV умер неожи­данно в 1483 г. Наследовать ему должен был 12-летний сын. Королю-мальчику требовался регент. Родственников королевы Елизаветы, вдовы Эдуар­да IV, многочисленных и жадных, не любили в рав­ной степени и лорды, и горожане. Арестовав род­ственников королевы, герцог Ричард Глостер объ­явил насмерть перепуганному маленькому королю Эдуарду V, что теперь он будет его опекуном. Это был настоящий государственный переворот. Эду­ард V и его младший брат Ричард оказались в Тау­эре. Вскоре после этого Ричард Глостер инсцени­ровал своё «призвание на трон» и был коронован 6 июля 1483 г. под именем короля Ричарда III.

Ричард III ассоциируется с создан­ным Шекспиром образом злобного гор­батого карлика, всеми ненавидимого и сопровождаемого толпой призраков убитых им лю­дей. Действительно, малолетние сыновья Эдуар­да IV были убиты в Тауэре по его приказу. Вероят­но, Ричард приложил руку и к убийству в 1471 г. короля Генриха VI. Но на самом деле он был не более кровожаден, чем любой из правителей того времени. Ричард Глостер, выросший среди крова­вых смут, принимал в них непосредственное учас­тие наравне с другими героями Войны роз. Он был воин, ему не раз приходилось убивать в сражении собственноручно — и поэтому на кровь он мог смот­реть вполне равнодушно. Ричард III был человеком своего времени и королём своего времени. И не са­мым плохим королём. Его реформы — запрещение насильственных поборов, упорядочение судопроиз­водства, охрана интересов английского купечества

— были популярны в народе. Недаром именно «кровожадный злодей» Ричард III считался у анг­личан чуть ли не единственным королём, который ставил интересы государства выше собственных.

Тем не менее правление Ричарда III продлилось недолго. Уже в 1483 г. началась новая волна мя­тежей, затеянных уцелевшими сторонниками Лан­кастеров. Укрывавшийся во Франции Генрих Тю­дор предпринял попытку вторжения в Англию, но вынужден был бежать. Предчувствуя, что этим де­ло не кончится, Ричард начал готовиться к новым выступлениям. Он собирал войска, копил средства. Генрих Тюдор действительно не заставил себя ждать: 7 августа 1485 г. он высадился в Уэльсе. Армия Ричарда оказалась гораздо меньше, чем он рассчитывал: многие бароны предали его. Против­ники встретились у Босворта. Здесь Ричарда поки­нули даже его воины, деморализованные изменой одного из полководцев короля. Ричард III сделал всё, что зависело от его личного мужества. Он отка­зался бежать, когда ему предложили коня, заявив, что умрёт королём, дрался, пока достало сил, и был зарублен секирой. Здесь же, на поле битвы, Генрих Тюдор был провозглашён королём Англии.

Война Алой и Белой розы завершилась. За 30 лет она унесла почти четверть населения Англии, 80 представителей королевской крови, огромное ко­личество феодальных родов. Знать, ведущая свою родословную от некогда покоривших Англию нор­маннов, была истреблена полностью. На смену ей пришли новые дворяне. Генрих Тюдор, короновав­шийся под именем Генриха VI, основал новую ди­настию. Алая и Белая розы — Ланкастеры и Йорки

— обессилели и заглохли. Но два враждовавших цветка были соединены Генрихом VII на одном гер­бе — гербе Англии Тюдоров.

ЕЛИЗАВЕТА I ТЮДОР

Все замерли на борту пиратского галеона «Золотая лань», когда сама королева Англии Елизавета, сверкая драгоценностями, сопровождаемая пыш­ной свитой, поднялась на палубу. Лицо королевы было непроницаемо и надменно, в руке она держала обнажённую шпагу. Капитан галеона Фрэнсис Дрейк приветствовал государыню низким покло­ном. Он был в растерянности. Визит королевы — великая честь, но чем это может обернуться? Дрейк знал, что король Испании Филипп II требовал от английского правительства его казни за лихой на­лёт на испанские колонии. Значительная часть добычи от этого рейда досталась самой Елизавете. Но много ли значит для великой королевы жизнь одного пирата?

Елизавета приблизилась к капитану. Над палу­бой нависла напряжённая тишина, только ветер пе­ребирал снасти. Под взглядом королевы отважный пират опустился на колени.

— Фрэнсис Дрейк, я пришла взять твою голову! — голос Елизаветы прозвучал сурово, и Дрейк при­крыл глаза, видя, как сверкнула, взлетая, шпага. Но клинок остановился, так и не коснувшись шеи пирата. Кончик шпаги легко тронул его плечо, и в следующий миг оробевший Дрейк был посвящён в рыцари.

Елизавета I Тюдор родилась 8 сентября 1533 г. Она была дочерью короля Генриха VIII и его второй жены Анны Болейн. Через три года королеву Анну казнили, обвинив в измене царст­венному супругу, а Генрих VIII в гневе отрёкся от Елизаветы. Король так никогда и не признал её наследницей престола. Это сделал английский пар­ламент в 1543 г.

Отвергнутая отцом, маленькая принцесса Ели­завета всё-таки не была изгнана из дворца и росла среди придворных. В отличие от своей старшей сестры Марии она не могла похвастаться богатыми нарядами, зато похвалы учителей, которые зани­мались с королевскими детьми, чаще всего доста­вались именно ей. Елизавета оказалась способной, сообразительной и очень старательной ученицей. Принцесса писала и говорила по-латыни, читала по-гречески, знала французский, испанский и ита­льянский языки, играла на лютне и прекрасно тан­цевала. При этом она держалась скромно, стараясь лишний раз не напоминать о себе Генриху VIII, ко­торый словно бы мстил дочери за грех её матери: даже на смертном одре он ещё раз отрёкся от Ели­заветы.

После смерти неласкового отца-короля жизнь принцессы не стала лучше. Елизавете было только 15 лет, а вокруг неё уже плели опасные интриги. Честолюбивые придворные мечтали воспользовать-

Генрих. Гольбейн Младший.

Портрет Генриха VIII".

1539-1540 гг.

ся неопытностью и молодостью наследницы престо­ла в своих интересах (парламент подтвердил, не­смотря на решение Генриха VIII, право Елизаветы наследовать корону Англии вслед за её братом Эду­ардом и сестрой Марией). Принцессе с трудом уда­лось избежать опасных подозрений. Не желая боль­ше подвергаться смертельной угрозе, Елизавета удалилась в своё поместье Хатфильд, где и пережи­ла страшные годы царствования своей сестры Ма­рии, прозванной Кровавой.

После смерти Марии в 1558 г. Елизавета всту­пила на престол. Страна досталась ей далеко не в блестящем состоянии, но 25-летняя королева обла­дала твёрдым и решительным характером, а скром­ная жизнь в прежние годы сделала её бережливой и расчётливой. Как и подобает правительнице ве­ликой страны, Елизавета имела пышный двор, бо­гатые наряды, однако тратила на это лишь треть того, что расходовала её предшественница Мария. Большую часть расходов на дворцовое великолепие новая королева старалась возложить на придвор-

364

Маркус Герардс Младший. "Елизавета в костюме для маски". 1600 г.

ных, разными способами добивавшихся её милости. Кроме того, частенько в целях экономии средств Елизавета со всем своим двором снималась с места и отправлялась в гости к какому-нибудь знатному вельможе, где и жила неделями на хлебах радуш­ного хозяина, который буквально разорялся после таких визитов.

Однако Елизавета умела использовать не только деньги, но и таланты своих подданных. Среди её приближённых были умные политики Сесиль и Уолсингем, раскрывший позднее заговор Марии Стюарт; философ Фрэнсис Бэкон; «король купцов», финансовый советник королевы Томас Грешем; мо­ряк, поэт, историк Уолтер Рэли. Благосклонность королевы нередко определялась женской симпати­ей, поэтому при дворе не переводились щёголи, пы­тавшиеся добиться внимания властительницы изящными манерами или красивой внешностью. Фаворитов она осыпала милостями. И в то же время деспотичной и скорой на расправу королеве ничего не стоило принародно дать пощёчину провинивше­муся любимцу.

К Елизавете Английской сватались русский царь Иван Грозный, испанский король Филипп II и французский принц Франсуа Анжуйский. Всем тро­им она отказала, не желая ни с кем делить судьбу своей страны, и вошла в историю как «королева-девица».

Но так же, как Елизавета отвергала одного за

ПРИБЛИЖЁННЫЕ ЕЛИЗАВЕТЫ I АНГЛИЙСКОЙ

Королева Англии умела выделить из своего окружения на­иболее умных и способных людей — опору в нелёгком деле управления государством, проводников политики Её Величества на суше и на море, в Англии и за её пределами.

Первым другом и советником, служившим Елизавете ещё в те дни, когда она принцессой уединённо жила в поместье Хатфильд, стал выдающийся политик Уильям Сесиль. Это был умный, осторожный и преданный Англии человек. Взойдя на престол, Елизавета сразу назначила Сесиля членом Королевского Совете. С этого момента и до самой смерти он играл главную роль в английской политике. Королева говорила, что Сесиля «нельзя подкупить никакими дарами, и он всегда останется верен государству», и обра­щалась к нему как «к своей совести». Способный на компромиссы, сэр Уильям в то же время умел проявить нас­тойчивость даже в том случае, если его совет или предло­жение были не по нраву Елизавете, но могли послужить на пользу Англии. В знак признания заслуг своего помощника и друга королева даровала ему титул лорда Берли.

Ещё одним верным соратником Елизаветы I был Фрэнсис Уолсингем, член Тайного Совета, начальник разведки и контрразведки Англии. Ему принадлежит главная заслуга в раскрытии заговора Марии Стюарт и организации суда над мятежной королевой.

Уолсингем для своего времени был гением шпионажа. Он организовал сложнейшую разветвлённую сеть агентов в Англии и Европе, получая таким образом богатейшую ин­формацию о всех текущих событиях. Яростный противник ка­толицизма, сэр Фрэнсис Уолсингем считался злейшим вра­гом Испании, и его смерть в 1590 г. немало порадовала Фи­липпа II. Но, может быть, самой яркой фигурой среди при­ближённых королевы был Уолтер Рэли. Блестящий придвор­ный, он пользовался особым расположением Елизаветы, но прославился не как фаворит великой королевы.

Рэли соединил в себе талант учёного и поэта с отвагой мореплавателя. Он ненавидел Испанию и большую часть жизни провёл в борьбе с этим злейшим врагом своей родины. Рэли выдвигал планы создания английских колоний в Америке в противовес испанским владениям. Именно ему принадлежит честь основания в Северной Америке первой английской колонии Вирджинии, названной так в честь Елиза­веты — «королевы-девственницы» (virgin — дева). Неутоми­мый искатель приключений, Рэли совершил экспедицию в Гвиану в поисках легендарной «Золотой страны Эльдорадо».

Жизнь сэра Уолтера Рэли завершилась трагически. Ис­панское правительство «по достоинству» оценило подвиги своего врага: в качестве одного из условий мире с Англией испанцы потребовали казни Уолтера Рэли. Наследник Елиза­веты I Тюдор — Яков I Стюарт решил пожертвовать отваж­ным мореплавателем. Рэли окончил свою жизнь на эшафоте в 1618 г.

*

другим своих женихов, и её отказались признать законной правительницей подряд три римских Па­пы (т. к. Рим не признал законным брак Генри­ха VIII и Анны Болейн). Они несколько раз объяв­ляли её еретичкой и отлучали от церкви. Отверг­нутая главой католической церкви, Елизавета пре­красно понимала, что быть полновластной госуда­рыней в своей стране она сможет только в том слу-

365

чае, если будет протестанткой, как большинство англичан, и если станет править в интересах протестантов. Первое, что сделала королева, вступив на престол, — провозгласила государственной англиканскую церковь (анг­лийская протестантская церковь — независимая от Рима; глава церкви — король Англии). Католицизм — религия большинства европейских госу­дарств — в Англии превратился в гонимую старую веру и в то же время стал удобным прикрытием для агрессивных планов внешних врагов. Глав­ным из них был испанский король Филипп II. В своё время он был женат на Марии Кровавой — ярой католичке, сестре и предшественнице Ели­заветы — и являлся принцем-консортом Англии (муж королевы, но не король). После смерти Марии и отказа Елизаветы выйти за него замуж Филипп лишился всякого права на британский трон, но не потерял на­дежду покорить Англию. Стремясь к осуществлению своих планов, король Испании вместе с Папой римским попытался организовать всеобщую войну католических государей Европы с королевой-еретичкой. Желая посеять беспорядки внутри самой Англии, они поддержали претендовавшую на английский престол шотландскую королеву Марию Стюарт — послушную католичку.

Появление Марии Стюарт в Англии было очень опасно для Елизаветы — шотландская королева предъявляла свои претензии уже давно, и у неё нашлись сторонники в стране. Понятно, что королева приложила все ста­рания к тому, чтобы обезвредить соперницу. Мария вскоре стала плен­ницей Елизаветы, но и в плену оставалась центром заговоров, чинимых врагами королевы Англии. Правда, не дремали и верные слуги короны. Всё раскрылось. Марию, «обычно называемую королевой шотландской» (так писали в судебных документах), отдали в руки английского правосу­дия. За участие в заговоре с целью убийства Елизаветы I её приговорили к смертной казни и обезглавили 8 февраля 1587 г. в замке Фатерингей.

Вся Англия ликовала, узнав об этом. Сама же Елизавета не участвовала в общем торжестве и облачилась в траур по Марии Стюарт. Даже для такой твёрдой и решительной властительницы, как Елизавета, казнь королевы Шотландии была слишком смелым шагом. Впервые особу королевской кро­ви судили, приговорили к смерти и казнили за государственное преступ­ление. Так поступали с простолюдинами, дворянами, герцогами, в конце концов, но не с королями! Кровь королей считалась священной. Елизавета и сама была в этом твёрдо уверена, но, выбирая между кровью шотланд­ской королевы и спокойствием и могуществом Англии, она выбрала Анг­лию. Казнь Марии Стюарт показала, что короли отвечают за свои деяния, и избавила протестантскую страну от 30-летней угрозы насильственного возвращения католицизма.

Казнь Марии Стюарт стала вызовом всей католической Европе. Фи­липп II в бешенстве провозгласил себя претендентом на английский пре­стол и начал готовить вторжение в Англию.

На самом же деле эта война шла давно. Английские пираты нещадно грабили гружённые золотом корабли, идущие из Нового Света в Испанию. Елизавета сама покровительствовала морским разбойникам и потому почти не реагировала на бесконечные протесты испанского посла. Королева име­ла в деле морских грабежей свой интерес: вместе с приближёнными она вкладывала деньги в пиратские экспедиции за золотом короля Филиппа II и получала от этого просто сказочные прибыли. Естественно, что попол­нявших королевскую казну корсаров Елизавета не преследовала, а, на­оборот, осыпала всяческими милостями: Хоукинса и Дрейка сделала дво­рянами, а последнего, кроме того, назначила вице-адмиралом флота.

Чтобы положить конец пиратским нападениям, в 1588 г. Филипп II снарядил для захвата Англии огромный флот — «Непобедимую армаду».

Елизавета знала, что к серьёзной войне Англия не готова. Королевский флот состоял всего из 34 кораблей, а сильной сухопутной армии в стране вообще не было. Но речь шла о независимости Англии. Видя угрозу, всё население Англии сплотилось вокруг своей королевы. Купцы и дворяне снарядили и прислали корабли. Самые прославленные пираты приняли

Елизавета I. Камея. XVI в.

Неизвестный художник. "Мария Стюарт в белом траурном уборе". 1570-е гг.

Мария Стюарт. Камея. 1570-е гг. Италия.

366

Елизавета Тюдор.

"Елизавета и Слава".

Книжная миниатюра XVI в.

Жёлтый (золото) символизирует небесную

благодать, ниспосланную английской короне.

Неизвестный художник. Королева Елизавета Время и Смерть".

1600 г.

командование на флоте. Горожане шли в ополче­ние, создавали отряды добровольцев, готовых от­разить высадку испанского десанта. Но, конечно, они едва ли могли противостоять закалённым в бо­ях солдатам Филиппа II. Стремясь ободрить свои войска, Елизавета верхом (а ей было 55 лет) объез­жала их ряды, говоря: «Я прихожу к вам, решив­шись в разгар битвы жить или умереть с вами».

Но высадка испанцев не состоялась. 28 июля 1588 г. «Непобедимая армада» была «разбита и раз­веяна по всем румбам» (Ф. Дрейк) английскими мо­ряками и корсарами. С этого времени Англия под­нялась до положения великой морской державы — «владычицы морей».

Победа в борьбе с внешним врагом принесла Ели­завете огромную славу. О ней говорили как о спа­сительнице страны, «доброй королеве Лиззи» (так её называли лондонцы), королеве корсаров и куп­цов.

Елизавета покровительствовала торговле, и анг­лийские купцы теперь, после победы над испанца­ми, уже без опаски отправлялись во все концы све­та: в Турцию, Африку, Россию, к берегам Америки, не говоря уже о соседних европейских странах. Ко­ролева и её придворные нередко вкладывали деньги в торговые предприятия и, как и от пиратских экс­педиций, имели от этого свой доход. При Елизавете с её поощрения возникли самые мощные торговые компании, например Ост-Индская, купцы которой положили начало созданию огромной Британской колониальной империи.

Однако гораздо реже принято вспоминать о том, что «добрая королева» умела быть скупой и небла­годарной. Она любила только удачливых: одно провалившееся предприятие — и даже такие видные и прославленные деятели, как Дрейк или Рэли, попа­дали в немилость. Ещё хуже приходилось тем, кто не был приближён к трону, богат или знатен. Мо­ряков, победителей «Непобедимой армады», уволи­ли с кораблей, ничего им не заплатив или заплатив только часть жалования. Те, кто был изранен и по­калечен, вообще не получили ни пенни и были вы­нуждены умирать от голода или нищенствовать. Нищих же закон, изданный Елизаветой, предпи­сывал бить плетьми и клеймить. Пополняя казну, королева думала о своих подданных так же мало, как и остальные монархи того времени, хотя и ут­верждала, что «тратит все силы, чтобы обеспечить доброжелательность англичан».

Конец царствования Елизаветы был трудным. Королева говорила о себе: «У меня тело слабой и больной женщины, но у меня сердце короля, и к тому же — короля Англии». В последнее десятиле­тие своего правления «королева с сердцем короля» превратилась в усталую старую женщину. Она пе­режила многих близких ей людей. Из тех, кого она любила, двое умерли, а один — граф Эссекс — был отправлен на эшафот по обвинению в государствен­ной измене. Казна, как ни старалась Елизавета, бы­ла почти пуста. Парламент стал проявлять недо­вольство тем, что королева покровительствует от­дельным купцам или компаниям в ущерб другим. И лондонцы — а некоторые из них были выброше­ны на улицу по «Закону о жильцах» (домохозяевам

368

запрещалось сдавать внаём помещения и прини­мать жильцов), не встречали больше свою королеву ликованием.

Елизавета стала замкнутой и подозрительной. Она панически боялась заговоров и убийц и ходила теперь только с обнажённой шпагой. Поговаривали, что королева сошла с ума.

Елизавета I Тюдор умерла 23 марта 1603 г., прожив 70 лет. С ней прекра­тилась династия Тюдоров. С неё нача­лась Великобритания — одна из могущественней­ших держав, Англия Нового времени, владычица морей, хозяйка почти половины мира.