Политические воззрения С.С. Уварова

Ермашов Д. В.

Родился 25 августа (5 сентября) 1786 г. в Петербурге в семье подполковника конной гвардии. Получил блестящее домашнее образование, выдержанное в духе французской педагогической традиции. В совершенстве владел основными европейскими языками. Учился в Германии. В 1805 г. поступил на дипломатическую службу. С 1806 г. — сотрудник российского посольства в Вене, с конца 1809 г. — секретарь посольства в Париже. По возвращении в Россию в 1811 г. женился на дочери министра народного просвещения А. К. Разумовского и стал вскоре попечителем Санкт-Петербургского учебного округа. С 1818 г. — президент Императорской Академии наук. В 1821 г., вступив в конфликт с новым главой министерства народного просвещения А. Н. Голицыным и его окружением, оставил в знак протеста против увольнения известных профессоров Петербургского университета пост попечителя и, сохранив за собой президентство в АН, возглавил департамент мануфактур и внутренней торговли. С восшествием на престол Николая I стал участвовать в работе комитета по обустройству учебных заведений. В начале 1832 г. был назначен товарищем министра народного просвещения, а спустя год, 20 марта 1833 г. вступил в управление министерством, которое и возглавлял в течении 16 лет, уйдя с должности главы ведомства в 1849 г. Причиной отставки послужило несогласие Уварова с ужесточением цензурных требований и введением секретного надзора за деятельностью его министерства. Перебрался на жительство в Москву и большинство из оставшихся дней жизни провел в своем можайском поместье Поречье.

C.С. Уваров — почетный член Института Франции, обладатель более сотни всевозможного рода свидетельств и дипломов академий и научных учреждений многих стран мира. Он был дружен или переписывался с самыми известными деятелями европейской культуры первой четверти XIX в. — Г. Штейном, Ф. Шлегелем, И. В. Гёте, Ж. де Сталь, Ж. де Местром, В. фон Гумбольдтом и др. Входил в число наиболее активных участников знаменитого литературного кружка "Арзамас". В 1846 г. Уваров был возведен в графское достоинство, в 1850 г. пожалован орденом Андрея Первозванного.

В истории отечественной социально-политической мысли имя Уварова неразрывно связано с созданием доктрины, базирующейся на знаменитой формуле "Православие, Самодержавие, Народность" и названной А.Н. Пыпиным в 1870-е гг. "теорией официальной народности". Он не оставил сколько-нибудь систематического изложения собственной политической философии. Большинство работ Уваров, принесших ему общеевропейскую известность (главные из которых — "Проект азиатской Академии" (1810), "Опыт об элевзинских таинствах" (1812), опубликованы на франц. языке), посвящены исследованиям в области филологии, истории немецкой и античной литературы, философии истории и написаны до 1830-х гг. Свое же социально-политическое кредо Уваров выразил очень скупо, в ряде официальных документов (отчетов, циркуляров, докладов) лишь очертив контуры теории официальной народности, ставшей на десятилетия государственной идеологией Российской империи.

Центральная проблема, за решение которой Уваров взялся по вступлении в должность министра народного просвещения, сводилась им к необходимости поиска самобытного и органичного национальным традициям пути развития России, позволившего бы ей избежать тех социальных и политических катаклизмов, которые сотрясали Западную Европу в конце XVIII — первой трети XIX вв.

В России, по мысли министра, формула самостоятельного развития национальной культуры и истории выражается лозунгом "Православие, Самодержавие, Народность". При этом для него православие являет собой национальный русский тип религиозной веры, точно же так, как самодержавие — национальный тип русской власти, и выступает лишь условием исторического бытия народа. Именно последнее обстоятельство, иначе говоря, народность приводит, согласно убеждению министра, в движение "государственный состав", заключает в себе источники непрерывного развития государства, сохраняет в неизменности "главные черты" его неповторимого облика. В итоге Уваров формулирует не совсем логичный, но вполне допустимый для идеологического обеспечения политики тезис о том, что религиозные, полититические и нравственные убеждения России есть не что иное как "останки нашей народности", которые пока еще остались у нас в эпоху всеобщей разобщенности и безрассудства. Иными словами, православие как религиозный и самодержавие как государственный принципы подчинены в рамках триады принципу национальному — народности, выводятся из него, и в то же самое время народность сводится к особенностям национальной психологии ("убеждениям"), заключающимся в приверженности к русским формам религии и власти, олицетворенным в первых двух членах формулы. Таким образом, взаимоопределив элементы своей триады по схеме — одно через другое, и наоборот, — Уваров придал этим своей программе народного просвещения видимость крепкого и прочного фундамента, идеологическое содержание которого было востребовано властью и по своей значимости сыграло едва ли не основную роль как в политической, так и в интеллектуальной истории дореволюционной России.

Скончался С.С. Уваров 4 (16) сентября 1855 года в Москве.

Сочинения:

Письмо Николаю I / Публ. А. Зорина // Новое литературное обозрение. М., 1997. № 26. С. 96–100.

О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерством Народного Просвещения / Публ. М. М. Шевченко // Река времен. Книга истории и культуры. Кн. 1. М., 1995. С. 70–72.

Десятилетие министерства народного просвещения. 1833–1843. СПб., 1864.

Журнал министерства народного просвещения. 1834. Ч. 1. № 1.

Сборник постановлений по министерству народного просвещения. СПб., 1875. Т. 2. Отд. 1.

Список литературы

Егоров Б. Ф. Официальная идеология // Из истории русской культуры. М., 1996. Т. 5 (XIX век).

Зорин А. Идеология "православия–самодержавия–народности" и ее немецкие источники // В раздумьях о России. М., 1996. С. 105–128.

Зорин А. Идеология "православия–самодержавия–народности": опыт реконструкции (Неизвестный автограф меморандума С. С. Уварова Николаю I) // Новое литературное обозрение. М., 1997. № 26. С. 71–104.

Исамбаева Л. М. Общественно-политические взгляды С. С. Уварова в 1810-е годы // Вестник МГУ. Сер. 8: История. 1991. № 1. С. 16–27.

Казаков Н. И. Об одной идеологической формуле николаевской эпохи // Контекст–1989. М., 1989. С. 5–37.

Шевченко М. М. Сергей Семенович Уваров // Российские консерваторы. М., 1997. С. 95–136.

Тексты

Письмо Николаю I(1)

Государь,

С того самого момента, как Ваше Императорское Величество определили для меня важную и трудную сферу деятельности(2), я испытываю живейшую потребность прибегнуть к Его Августейшей персоне, чтобы открыть мое сердце монарху, повергнуть к Его стопам исповедание веры, изложение моих правил, которое, по меньшей мере, покажет Вашему Величеству, как я оцениваю объем тех новых обязанностей, которые возложила на меня Его Высочайшая воля. Я дерзаю привлечь Его внимание к этим строкам, набросанным с безграничной доверенностью, и умолять Его уведомить меня, понял ли я Его намерения и в состоянии ли я им соответствовать.

Вам известно, Государь, что двадцать лет тому назад я уже находился в положении, если не вполне схожем, то, по крайней мере, подобном тому, которое мне было недавно даровано. Десять или двенадцать лет моей жизни, когда я был молод и исполнен сил, были отданы Министерству народного просвещения(3). Не возвращаясь к особым обстоятельствам, заставившим меня с той поры посвятить себя как иной отрасли государственной службы, так и уединенным занятиям, в которых отчасти прошли мои последние годы, я ограничусь лишь тем, что замечу: время, миновавшее с поры, когда я почитал карьеру в области народного образования бесповоротно закрытой для себя, было исполнено событий огромной важности, оказавших исключительно пагубное влияние на развитие просвещения в нашем отечестве. События эти были неблагоприятны не только для нас, но в той же или в еще большей степени для всех стран Европы: это нравственная зараза, плоды которой все уже ощутили и еще продолжают ощущать. Всеобщее возбуждение умов служит ее самой характерной приметой; все гарантии существующего положения вещей обнаружили свою несостоятельность, все, что мы считали достигнутым, снова поставлено под сомнение, общество, которое, как оно полагало, вправе надеяться на прогресс, поколеблено в своих политических, нравственных и религиозных основаниях, и самый общественный порядок ежедневно стоит перед вопросом жизни и смерти.

Не забираясь слишком далеко, достаточно бросить взгляд в прошлое, чтобы проникнуться нынешним положением дел в Европе и его отношением к всеобщей цивилизации, ставшей тем очагом, без которого современное общество, такое как оно есть, не может существовать и который в то же время содержит в себе зародыш всеобщего разрушения.

Июльская революция(4), уничтожившая столько явлений, покончила в Европе, по крайней мере, на полстолетия со всеми идеями общественного прогресса и политического совершенствования. Она потрясла тех, кто тверже всего верил в будущее народов, вовлекла их в бесчисленные заблуждения, заставила усомниться в себе самих. После 1830 года нет мыслящего человека, который хотя бы однажды не спрашивал себя с удивлением, что же такое эта цивилизация?

Пособница ходу событий, она не послужила ему даже слабой преградой; и вот она превратилась в призрак, свелась к этому горестному вопросу, каждый из нас и как частное лицо, и как член общества уже в глубине души сверг ее с трона. Кто ни пытался взвесить то, что цивилизация дает, и то, что она отнимает у человека и общества, жертвы, которых она требует, и преимущества, которые она гарантирует, отношения просвещения к частному благу и общественному процветанию. Не провозгласил ли недавно с трибуны один из творцов июльской революции г. Гизо(5), человек, наделенный совестью и талантом: "У общества нет более политических, нравственных и религиозных убеждений"? — и этот вопль отчаяния, непроизвольно вырывающийся у всех благонамеренных людей Европы, каких бы взглядов они ни придерживались, служит единственным символом веры, который еще объединяет их в нынешних условиях.

Поторопимся сразу же сказать: Россия пока избегла подобного унижения. Она еще хранит в своей груди убеждения религиозные, убеждения политические, убеждения нравственные — единственный залог ее блаженства, останки своей народности, драгоценные и последние останки своей политической будущности. Дело Правительства — собрать их в одно целое, составить из них тот якорь, который позволит России выдержать бурю. Но эти части рассеяны преждевременной и поверхностной цивилизацией, мечтательными системами, безрассудными предприятиями, они разобщены, не соединены в единое целое, лишены центра, и более того, на протяжении тридцати лет принуждены были противостоять людям и событиям; как согласить их с настоящим расположением умов, как соединить их в систему, которая заключала бы в себе выгоды нынешнего порядка, надежды будущего и предания прошедшего? — как приступить к тому, чтобы сделать образование одновременно нравственным, религиозным и классическим? — как идти в ногу с Европой и не удалиться от нашего собственного места? Каким искусством надо обладать, чтобы взять от просвещения лишь то, что необходимо для существования великого государства и решительно откинуть все, что несет в себе семена беспорядка и потрясений? Вот задача во всем ее объеме, жизненно важный вопрос, разрешить который требует от нас само положение дел и от которого мы не имеем возможности уклониться. Если бы речь шла только о том, чтобы обнаружить начала, поддерживающие порядок и составляющие особое достояние нашей державы (а каждое государство основано на собственных началах), было бы достаточно поместить на фасаде государственного здания России следующие три максимы, подсказанные самой природой вещей и с которыми напрасно стали бы спорить умы, помраченные ложными идеями и достойными сожаления предрассудками: чтобы Россия усиливалась, чтобы она благоденствовала, чтобы она жила — нам осталось три великих государственных начала, а именно:

1 Национальная религия.

2 Самодержавие.

3 Народность.

Без народной религии народ, как и частный человек, обречен на гибель, лишить его своей веры — это значит исторгнуть его сердце, его кровь, его внутренности, это значит поместить его на низшую ступень нравственного и физического порядка, это значит его предать. Даже народная гордость восстает против подобной мысли, человек, преданный своему отечеству, столь же мало согласится на утрату одного из догматов господствующей Церкви, сколько и на похищение одного перла из венца Мономаха.

Мощь самодержавной власти представляет необходимое условие существования Империи в ее настоящем виде. Пусть политические мечтатели (я не говорю о заклятых врагах порядка), сбитые с толку ложными понятиями, выдумывают себе идеальное положение вещей, поражаются видимости, воспламеняются от теорий, одушевляются словами, мы можем им ответить, что они не знают страны, заблуждаются относительно ее положения, ее нужд, ее желаний; мы скажем им, что с этим безумным пристрастием к европейским учреждениям мы уже разрушили те учреждения, которыми мы располагали, что этот административный сен-симонизм уже породил бесконечную путаницу, поколебал доверенность и нарушил естественные отношения между различными сословиями в их развитии. Приняв химеры ограничения власти монарха, равенства прав всех сословий, национального представительства на европейский манер, мнимо-конституционной формы правления, колосс не протянет и двух недель, более того, он рухнет прежде, чем эти ложные преобразования будут завершены. Эта важная истина более или менее очевидна большинству нации, только она одна способна объединить умы, самые противоположные между собой и самые несходные по степени просвещения. Ею должно быть глубоко проникнуто изучение государства или, вернее, никто не сможет изучать свое отечество без того, чтобы не приобрести этого ясного и искреннего убеждения. Тою же истиною должно руководствоваться в народном образовании, не в форме похвальных слов правительству, которое в них не нуждается, но как вывод рассудка, как неоспоримый факт, как политический догмат, обеспечивающий спокойствие государства и являющийся родовым достоянием всех и каждого.

Рядом с этим консервативным началом находится другое, столь же важное и тесно связанное с первым — это Народность. Чтоб одно могло удержать всю свою мощь, другое должно сохранить всю свою целостность; каковы бы ни были столкновения, которые им довелось пережить, оба они живут общей жизнью и могут еще вступить в союз и победить вместе. Вопрос о народности более сложен, чем о самодержавной власти, но он покоится на столь же надежных основаниях. Главное затруднение, которое он заключает, состоит в соглашении древних и новых понятий, но народность не состоит в движении назад, ни даже в неподвижности; государственный состав может и должен развиваться подобно человеческому телу: по мере возраста лицо человека меняется, сохраняя лишь главные черты. Речь не идет о том, чтобы противиться естественному ходу вещей, но лишь о том, чтобы не наклеивать на свое лицо чужую и искусственную личину, о том, чтобы сохранить неприкосновенным святилище наших народных понятий, черпать из него, поставить эти понятия на высшую ступень среди начал нашего государства и, в особенности, нашего народного образования. Между старыми предрассудками, не признающими ничего, что не существовало, по крайней мере, полвека назад, и новыми предрассудками, без жалости изничтожающими все, чему они идут на смену, и яростно нападающими на останки прошедшего, лежит обширное поле — там и находится твердая почва, надежная опора, основание, которое не может нас подвести.

Таким образом именно в сфере народного образования надлежит нам прежде всего возродить веру в монархические и народные начала, но возродить ее без потрясений, без поспешности, без насилия. Довольно руин нас уже окружает — способные разрушать, что мы воздвигли?

Утверждая, что эти три великих рычага религии, самодержавия и народности составляют еще заветное достояние нашего отечества, которое несколько лет специальных занятий позволили мне узнать ближе, я считаю себя вправе добавить, что безумное пристрастие к нововведениям без узды и разумного плана, к необдуманным разрушениям составляет в России принадлежность крайне незначительного круга лиц, служит символом веры для школы столь слабой, что она не только не умножает числа своих приверженцев, но и ежедневно теряет некоторых из них. Можно утверждать, что в России нет учения менее популярного, ибо не существует системы, которая оскорбляла бы столько понятий, была бы враждебна стольким интересам, была бы более бесплодна и в большей степени окружена недоверием.

Предавая всего себя, Государь, в волю Вашего Императорского Величества, я полагаю исполненным мой настоящий долг как по отношению к моему отечеству, так и по отношению к Августейшей Персоне Монарха, к которому, я позволю себе сказать, я привязан узами благоговейной привязанности и глубокого почитания, не зависящими от Его высокого предназначения. Я не стану возобновлять, Государь, уверений в моей верности, рвении и преданности; не скрывая от себя многочисленных трудностей предназначенного мне поприща, я нахожу в себе тем более решимости приложить все свои силы, чтобы оправдать в Ваших собственных глазах выбор, который Ваше Императорское Величество соблаговолили сделать. Или Министерство народного просвещения не представляет собой ничего, или оно составляет душу административного корпуса. Самыми счастливыми в моей жизни станут дни, когда я увижу эту задачу разрешенной к славе Вашего Императорского Величества, к выгоде отечества, к удовольствию всех людей, преданных монархии, проникнутых тем же чувством привязанности и почтения к трону, равно готовых служить ему с тем же жаром и число которых не столь ограничено, как это пытаются утверждать.

Вы повелеваете мне, Государь, закрыть собой брешь (в этом слове нет никакого преувеличения, ибо никогда еще консервативные идеи не подвергались столь жестокому нападению и не защищались так слабо). Ваше Величество можете быть уверены, что я буду стоять там до последнего.

В то же время я дерзаю надеяться, что Вы соблаговолите принять во внимание те обстоятельства, в которых Министерство народного просвещения оказалось вновь открыто для меня; положение учреждений, состояние умов и, в особенности, поколение, которое выходит сегодня из наших дурных школ и в нравственной запущенности которого мы, может быть надо признаться, должны упрекнуть себя, поколение потерянное, если не враждебное, поколение низких верований, лишенное просвещения, состарившееся прежде, чем оно успело вступить в жизнь, иссушенное невежеством и модными софизмами, будущее которого не принесет блага отечеству. При таком положении вещей я дерзаю надеяться, что Ваше Величество соблаговолите взять на себя роль моего поводыря и будете указывать мне путь, следовать которым Он полагает для меня необходимым; с другой стороны, я дерзаю надеяться, что если, по примеру стольких других, я буду превзойден силою вещей, окажусь неспособен совладать с ней, согнусь перед размахом событий и под тяжестью моей миссии, если мои успехи не будут отвечать моему мнению и ожиданиям Вашего Величества, чье доверие может быть оправдано только успехами, в этом случае я дерзаю надеяться, что Он соблаговолит разрешить мне признаться в моих слабости и бессилии с теми же искренностью и самозабвением, которые руководят моим поведением и направляют сегодня мое перо. Тогда я позволю себе испрашивать у Его Высочайшей справедливости соизволения вновь с честью удалиться в отставку и унести с собой убеждение в том, что, по мере своих сил, я заплатил свою дань преданности поддержанию порядка и славе царствования Вашего Императорского Величества.

Примечания

1. Черновой автограф письма (на французском языке) С.С. Уварова Николаю I, хранящийся в Отделе письменных источников государственного Исторического музея (ОПИ ГИМ), датируется мартом 1832 г. и является тем самым первым из всех известных случаем употребления Уваровым формулы "Православие. Самодержавие. Народность". Будучи тогда еще товарищем (заместителем) министра народного просвещения, автор письма обращается к императору с изложением своих замыслов по преобразованию — посредством деятельности министерства народного просвещения — интеллектуального и нравственного состояния российского общества с целью формирования прочных духовных основ будущего великого и самостоятельного развития Российской Империи. Наиболее значимые фрагменты меморандума позднее почти без изменений вошли в официальные документы возглавлявшегося Уваровым министерства — доклад "О некоторых общих началах, могущих служить руководством при управлении Министерства Народного просвещения" (1833) и отчет "Десятилетие деятельности Министерства Народного просвещения" (1843). Текст документа был подготовлен к публикации А. Зориным (при участии А. Шенле) и под заголовком "Письмо Николаю I" впервые опубликован в 1997 г. в журнале "Новое литературное обозрение", № 26. Здесь публикуется по данному изданию: Уваров С.С. Письмо Николаю I // Новое литературное обозрение. М., 1997. № 26. С. 96–100.

2. Уваров говорит о своем назначении в начале 1832 г. товарищем министра, а с 1833 г. — министром народного просвещения.

3. Имеется в виду период службы С.С. Уварова в Министерстве народного просвещения на посту попечителя Санкт-Петербургского учебного округа.

4. Речь идет о революции во Франции 26–29 июля 1830 г., свергнувшей реставрационный режим династии Бурбонов и установившей буржуазную монархию во главе с Луи Филиппом.

5. Франсуа Пьер Гийом Гизо (1787–1874), французский государственный деятель, историк, публицист. Один из основателей теории борьбы классов в рамках т. н. "буржуазной историографии периода Реставрации". Идеолог и видный деятель июльской революции, член кабинета министров ряда правительств Франции после 1830 г.