Демографическая утопия «устойчивого развития»

А.П. Назаретян, доктор философских наук, профессор Российского открытого университета

Похоже, Россия оказалась страной, научная общественность и политическое руководство которой с наибольшим энтузиазмом отреагировали на итоги форума в Рио-де-Жанейро. По «канонической» версии «устойчивого развития», население Земли должно быть сокращено в 6–10 раз (концепция «золотого миллиарда»). В «патриотической» прессе уже появились сообщения о расписанной зарубежными глобалистами квоте по странам, согласно которой России предлагается к 2020 г. снизить численность населения до 50 млн человек [1]. Возможно, это очередная газетная «утка». Но ей поверили и некоторые исследователи, решившие, что идея «золотого миллиарда» рано или поздно потребует конкретизации. В любом случае приходится срочно искать компромисс между идиллией будущей гармонии и требованием уменьшить населенность страны. Это достигается просто: другие страны должны сокращать население, а Россия нет. Почему же? А потому, что в ней средняя плотность населения как раз соответствует упомянутой концепции, и ее руководству остается лишь (?!) равномерно перераспределить жителей по необъятному пространству: из европейской части в азиатскую, с юга на север [2].

Сколько людей должно жить в России?

Между тем элементарная критичность должна бы заронить в умах таких теоретиков подозрение. Не оттого ли моя страна занимает в моих глобальных построениях столь привилегированную позицию, что она — моя? Хорошо известно, что экологи Западной Европы, используя несколько иную аргументацию, приходят к совершенно аналогичным выводам: всем остальным следует сокращать население, а мы (Германия, Франция, Англия) без этого обойдемся. Готов держать пари, что энтузиаст концепции «золотого миллиарда» в любой стране Азии, Африки или Америки сможет объяснить, почему именно его страна, в отличие от прочих, свободна от необходимости депопуляции. И все их доводы будут на первый взгляд столь же убедительны, а на поверку столь же несостоятельны, как «отечественные».

Прежде всего неверно, будто в России имеются громадные пространства, ждущие освоения человеком. В современной географии используется понятие «эффективной территории», пригодной для постоянного проживания людей. По этому показателю Россия уступает сегодня Бразилии, США, Австралии, Китаю [3].

Более двух третей нашей территории «неэффективные». Россия, будучи самой холодной страной мира (среднегодовая температура –5,5 °С), является единственной, где за Полярным кругом существуют города с населением более 100 тыс. человек. По данным медиков и биологов, в таких городах происходит ускоренная деградация человеческого генофонда, а экономисты и демографы констатируют массовый отток населения и прогнозируют неизбежное опустение таких регионов.

Но и это еще не все. «Эффективность» территории имеет градации. Так, энергозатраты на обеспечение нормативной жизнедеятельности человека при прочих равных условиях зависят от климата и обширности пространства, а потому, чтобы достичь благосостояния западных европейцев, на каждого россиянина нужно в среднем затрачивать в 3 раза больше энергии. И это — без учета различий в бытовой и производственной культуре: напрасно горящих лампочек, текущих кранов, нерентабельных предприятий [3].

Остается открытым настежь и «технический» вопрос: как сокращать население? Оставим за скобками рекомендации откровенно безнравственные (война, распространение голода, инфекций, прекращение экономической, медицинской помощи бедным странам) и совсем наивные (всеобщий договор). Мне приходилось встречать в литературе только два предложения, не слишком вульгарных и вместе с тем достаточно «предметных». Первое состоит в том, чтобы целенаправленно регулировать пол зародышей (такая возможность обеспечена современной биохимией), достигая глобального соотношения: 9 родившихся мальчиков на 1 девочку; при таком раскладе рождаемость в следующем поколении должна резко снизиться. Второе — подмешивать в пищу, воду, распылять в воздухе псевдогормональные препараты, снижающие вероятность зачатия за счет «очищающей селекции».

Нужно ли доказывать утопичность и опасность таких проектов? В конечном счете, они опять-таки сводятся к задачам «уговорить», «обмануть» или «заставить» и спорам о том, где следует и где не следует применять эти меры. Имея в виду все сказанное, приходится признать интеллектуально честным горький вывод академика Н. Моисеева: «Чтобы человечество не нарушало хрупкого баланса ресурсов, население планеты при нынешнем уровне технологий должно быть уменьшено раз в десять... А такое, вероятнее всего, невозможно. Значит, предсказанная Мальтусом катастрофа в той или иной форме неизбежна» [4, с. 89].

Итак, одно из центральных требований концепции «устойчивого развития» в ее нынешнем варианте ведет к признанию неотвратимости Апокалипсиса и дает импульс настроениям безысходности и групповой нетерпимости. Поэтому самое время поставить вопрос без обиняков: либо существует реальная альтернатива депопуляции, либо долгосрочное сохранение жизни и цивилизации на Земле исключено.

Баланс силы и мудрости

Насколько мне известно, единственным крупным ученым, высказавшим нетривиальные доводы против демографического алармизма, был английский экономист, историк и философ, лауреат Нобелевской премии Ф. Хайек. Он показал, что рост населения представляет угрозу только тогда, когда опережает внутреннюю дифференциацию общества, умножение функций в системе разделения труда, т. е. когда растет количество «одинаковых людей». Однако простой закон Мальтуса теряет силу там, где увеличивается число «разных людей», обеспечено умножение взаимодополняющих услуг, отходы одних производств становятся сырьем для других и растущее число производителей находит место в системе, не наращивая нагрузку на природные ресурсы. В этом случае «рост населения, приводя к его дальнейшей дифференциации, может создать условия для еще большего роста населения, и в течение неопределенного времени его прирост, будучи самоускоряющимся, может вместе с тем служить предварительным условием для любого продвижения цивилизации как в материальной сфере, так и в духовной» [5, с. 210].

Междисциплинарный анализ и сопоставление глобальных антропогенных кризисов от палеолита до наших дней обнаружили ряд общих причинных схем. В частности, удалось выявить историческую зависимость между технологическим потенциалом, качеством выработанных культурой механизмов самоограничения и жизнеспособностью общества. Эта устойчивая зависимость была названа законом техно-гуманитарного равновесия (или законом эволюционных корреляций). Чем выше инструментальный потенциал общества, тем более совершенные средства сдерживания экологической и политической агрессии необходимы для его выживания. Нарушение внутреннего баланса инструментальной и гуманитарной культуры («силы» и «мудрости») ведет к обострению антропогенных кризисов, и многие цивилизации погибли именно из-за того, что не смогли разрешить это противоречие: подорвав природные и организационные основы существования, пали жертвой собственного могущества.

Не впервые возникла перед человечеством и угроза глобального самоистребления. В целом цивилизация на нашей планете до сих пор жива благодаря тому, что люди, становясь сильнее, в конечном счете становились и мудрее. Преодолевая драматические (и вполне закономерные) кризисы эволюции, они создавали более щадящие технологии производства, последовательно совершенствовали духовную культуру, мораль, право, организационные основы, приемы внутригруппового, межгруппового и социоприродного компромисса.

С дротиком и луком

Если бы — вообразим невероятное — 15–20 тыс. лет назад на Земле объявился ученый-глобалист, вооруженный знанием географии, экологии, математики, он бы строго доказал, что планета даже при сверхблагоприятных климатических и прочих условиях способна прокормить не более 5 млн человек. И это был бы более чем оптимистический расчет. В самом деле, когда население планеты приблизилось к 2 млн, в средних широтах Евразии и Африки, где развитие шло наиболее динамично, разразился кошмарный по своим ближайшим последствиям (и чрезвычайно продуктивный по отдаленным) кризис верхнего палеолита. Только в нашем столетии ученым удалось по косвенным данным восстановить картину событий. Овладев небывалыми по эффективности орудиями (дротики, копья, лук со стрелами, ловчие ямы и прочая «охотничья автоматика») и освоив типичную для эпох экстенсивного роста психологию вседозволенности, люди превратились в безудержных разрушителей природы. Последняя не могла бесконечно выдерживать давление столь оснащенных, все более многочисленных агрессоров и стала необратимо деградировать. Исчезали популяции и целые виды животных, традиционно служивших объектами охоты (мамонты, пещерные медведи, некоторые породы лошадей, в Америке — слоны, верблюды). В результате обострилась смертельная конкуренция между племенами, и в короткий срок население сократилось на порядок. Дальнейшее существование человечества в очередной раз оказалось под угрозой. (Позже нечто похожее произошло на континентах Америки.)Выходит, наш воображаемый эколог на профессиональном уровне был совершенно прав. Вместе с тем, зная дальнейший ход событий, можно констатировать, что в его рассуждение вкралась сугубо «философская» ошибка: профессионал не учел творческий фактор развития. Последовала неолитическая революция, охоту и собирательство вытеснили скотоводство и земледелие, и ситуация решительно изменилась. Самое примитивное земледелие допускало рост населения в десятки раз, более развитое — в сотни, а ирригационное — в тысячи.

Но земледельцу и скотоводу необходим больший масштаб причинно-следственных представлений, нежели собирателю и охотнику, а также более сложная система социальных связей. Поэтому переход к производящему хозяйству сопровождался ростом объема информации, интеллекта и социального разнообразия: возникли беспрецедентные формы межплеменной кооперации, привычные для палеолита геноцид и каннибализм уступили место зачаточным формам «эксплуатации человека человеком» (сельскохозяйственные и «воинственные» племена). Этот комплекс революционных преобразований и обеспечил кардинально увеличившуюся вместимость экологической ниши, что заранее трудно было предвидеть.

В последующем наш эколог неоднократно попадал бы впросак с экстраполяциями, актуально вполне достоверными, но игнорирующими творческий фактор развития. Так, все признаки эволюционного тупика отчетливо обозначились в Европе к середине II тысячелетия новой эры. Быстро сокращался лесной покров, смертоносная вода из образовавшихся болот стекала в реки вместе с отходами бесконтрольно растущих городов. Экологический кризис вызвал рост социальной напряженности и эпидемии. В XIV в. «черная смерть» погубила почти половину населения Европы, затронув и Россию, но даже это бедствие не пресекло сложившихся тенденций. В результате кризис сельскохозяйственной цивилизации разрешился промышленной революцией с сопутствующими ей преобразованиями политической, экономической организации, идеологии — и в близких к экологическому истощению регионах Европы население возросло на один-два порядка.

...Такого рода примеры сами по себе заставляют усомниться в универсальности модели Т. Мальтуса, связывающей между собой всего два параметра: численность населения и доступные ресурсы. Проводя анализ в мальтузианской парадигме, неизменно принимают за константы те социально-культурные параметры, которые на самом деле являются, во-первых, переменными, а во-вторых, определяющими демографическую вместимость территории (и планеты в целом). Пренебрегая этим обстоятельством, современные экологи совершают ту же ошибку, какой не мог избежать в прошлом наш эколог гипотетический. Они не способны отвлечься от эмпирических реалий, попадают под гипноз цифр и прямолинейных экстраполяций, а в результате теряют стратегическую перспективу и формулируют глобальные выводы, антигуманные и опасные по существу.

Надежда сильнее

Над чем же сегодня должна работать конструктивная мысль ученых, философов и государственных деятелей? Обобщения кибернетической теории систем и синергетики в совокупности с конкретно-историческими сопоставлениями позволяют выделить те «промежуточные переменные», от которых решающим образом зависит допустимая населенность. Их можно свести к трем общим компонентам: удельной продуктивности технологий (объем разрушений среды на единицу полезного продукта), качеству экономической и политической организации (внутреннее разнообразие общества) и качеству духовной культуры (информационная размерность интеллекта, утвердившиеся нормы морали, права и т. д.).

И здесь обнаруживается решающее обстоятельство. За счет творческого механизма людям (а еще раньше — живой природе) до сих пор удавалось преодолевать ограничения, накладываемые объективными законами, не нарушая и не меняя сами эти законы, но опираясь на более общую систему объективных зависимостей. По сути, выясняется, что нет принципиально неразрешимых проблем, есть лишь проблемы, для решения которых существующий интеллект неадекватен.

Сегодня всего несколько процентов расходуемой человечеством энергии воплощается в конечный полезный результат, а львиная ее доля уходит буквально на согревание или сотрясение воздуха, так что в принципе существует масса способов увеличивать активное население, сокращая одновременно нагрузку на природу. Так, повышение удельной продуктивности может быть связано с интенсивным развитием информационных технологий. Резко сократив расход энергии и природных ресурсов и наращивая отдачу почвы, снижая нагрузку на транспорт и переводя гонку вооружений в компьютерные модели, без реализации «в металле», переориентируя удовлетворение многих потребностей в сферу «виртуальной реальности», информационная революция при оптимальном воплощении могла бы вместе с тем серьезно повлиять на образ мысли ближайших поколений. Параллельно ведутся поиски альтернативных источников энергии. Налет утопизма присутствует едва ли не в каждой новой разработке, но далеко не исчерпаны возможности солнечной энергетики, геофизических и космических ресурсов. Все это в сочетании с перспективами генной инженерии, искусственного интеллекта могло бы обеспечить частичное претворение в жизнь прогноза В.И. Вернадского о переходе цивилизации к автотрофному существованию.

Разумеется, все мои рассуждения основаны на том, что более или менее известно мне, не специалисту в области новейших технологий, и даже не затрагивают вероятность оригинальных и потому непредсказуемых открытий. Но и без них, в принципе, с технологической точки зрения, сокращение нагрузки на природу без сокращения численности человечества вполне достижимо. Убежден, что верная расстановка акцентов способна повысить эффективность антикризисных мероприятий. Думать надо не о том, где и как уменьшить население (это направление мысли самоубийственно), а о динамичной перестройке социально-политических, экономических структур, о формировании и распространении мировоззренческих, правовых, морально-этических основ, адекватных новым требованиям. К числу таких требований относится ускоренный рост внутреннего разнообразия, а в психологическом плане — высокий уровень терпимости к различиям, не имеющий аналогов в прежних культурах.

Список литературы

1.Кургинян С., Кудинова А., Репин В. Что есть устойчивое развитие? // Завтра. 1995. №16.

2.Урсул А.Д. Перспективы эволюции государства в модели устойчивого развития. // Общественные науки и современность. 1996. №2.

3.Клименко В.В. Россия: тупик в конце туннеля? // Общественные науки и современность. 1992. №5.

4.Моисеев Н.Н. Природный фактор и кризисы цивилизации. // Общественные науки и современность. 1992. №5.

5.Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М., 1992.

6.Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры. (Синергетика исторического процесса). Курс лекций. М., 1996.