Реферат Третий крестовый поход
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
План
Введение
1 Положение христианских государств на Востоке
2 Война с Саладином
2.1 Хаттин
3 Подготовка к походу
4 Выступление английского и французского королей
5 Начало движения Фридриха Барбароссы
6 Фридрих Барбаросса на византийской территории. Смерть Фридриха
7 Осада Акры
8 Переход на Аскалон
9 Битва при Арсуфе
10 Наступление на Иерусалим
11 Окончание похода
12 Третий крестовый поход в культуре
13 Источники
Введение
Третий крестовый поход (1189—1192) был инициирован римскими папами Григорием VIII и (после смерти Григория VIII) Климентом III. В Крестовом походе приняли участие четверо самых могущественных европейских монархов — германский император Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август, австрийский герцог Леопольд V и английский король Ричард I Львиное Сердце. Третьему Крестовому походу предшествовал захват Саладином Иерусалима в октябре 1187 года.
1. Положение христианских государств на Востоке
Положение христианских государств на Востоке после второго крестового похода осталось в том же состоянии, в каком оно находилось до 1147 года. Ни французский, ни германский короли ничего не сделали для ослабления Нуредина. Между тем в самих христианских государствах Палестины замечается внутреннее разложение, которым и пользуются соседние мусульманские властители. Распущенность нравов в антиохийском и иерусалимском княжествах обнаруживается особенно резко после окончания Второго крестового похода.
В Иерусалимском и в Антиохийском государствах во главе правления стояли женщины: в Иерусалимском — королева Мелисенда Иерусалимская, мать Балдуэна III; в Антиохийском с 1149 года — Констанция, вдова князя Раймунда. Начались придворные интриги, престол окружили временщики, у которых недоставало ни желания, ни умения стать выше интересов партии. Мусульмане же, видя безуспешность попыток европейских христиан освободить Святую землю, начали наступать на Иерусалим и Антиохию с большей решительностью; особенную известность и роковое значение для христиан приобрел с середины XII века Нуредин, эмир Алеппо и Мосула, стоявший гораздо выше христианских государей по своему характеру, уму и пониманию исторических задач мусульманского мира.
Нуредин обратил все свои силы против антиохийского княжества. В войне Раймунда Антиохийского с Нуредином, которая велась в течение 1147—1149 годов, антиохийцы не раз были разбиты наголову, в 1149 году пал в одном из сражений сам Раймунд. С тех пор положение дел в Антиохии стало не лучше, чем в Иерусалиме.
Все события второй половины XII века на Востоке группируются главнейшим образом около величественной импозантной фигуры Нуредина, которого затем сменил не менее величественный Саладин. Владея Алеппо и Моссулом, Нуредин не ограничился тем, что стеснил антиохийское княжество, он обратил внимание и на положение королевства Иерусалимского.
Еще в 1148 году иерусалимский король, направив Конрада на Дамаск, сделал большую ошибку, которая сказалась сразу же после Второго крестового похода. Она повлекла за собою весьма печальный исход: Дамаск, теснимый иерусалимскими крестоносцами, входит в соглашение с Нуредином, который делается владетелем всех крупнейших городов и главнейших областей, принадлежащих мусульманам. Когда Нуредин захватил в свои руки Дамаск и мусульманский мир увидел в Нуредине самого крупного своего представителя, положение Иерусалима и Антиохии постоянно висело на волоске. Из этого было видно, как непрочно было положение восточных христиан и как оно постоянно вызывало необходимость содействия со стороны Запада.
В то время как Палестина постепенно переходила в руки Нуредина, на севере возрастали притязания со стороны византийского царя Мануила Комнина, который не упускал из виду вековой византийской политики и употреблял все меры, чтобы вознаградить себя за счет ослабевших христианских княжеств. Рыцарь в душе, человек в высшей степени энергичный, любящий славу, царь Мануил готов был осуществлять политику восстановления Римской империи в ее старых пределах. Он неоднократно предпринимал походы на Восток, которые были для него весьма удачны. Его политика клонилась к тому, чтобы постепенно соединить антиохийское княжество с Византией. После смерти первой своей жены, сестры короля Конрада III, Мануил женится на одной из антиохийских принцесс. Вытекавшие отсюда отношения должны были в конце концов привести Антиохию под власть Византии. Таким образом, как на юге, вследствие успехов Нуредина, так и на севере, вследствие притязаний византийского царя, христианским княжествам во второй половине XII столетия угрожал близкий конец.
Трудное положение христианского Востока не осталось неизвестным на Западе, и отношение византийского царя к христианам не могло не возбудить ненависти к нему со стороны западных европейцев. Против Византии все более и более раздавались враждебные голоса на Западе.
2. Война с Саладином
Новое направление делам на Востоке дал Саладин; при нем произошло соединение египетского халифата с багдадским. Саладин обладал всеми качествами, которые нужны были для того, чтобы осуществить идеальные задачи мусульманского мира и восстановить преобладание ислама. Характер Саладина выясняется из истории Третьего крестового похода, из его отношений к английскому королю Ричарду Львиное Сердце. Саладин напоминает черты рыцарского характера, а по своей политической сообразительности он стоял далеко выше своих врагов-европейцев. Не в первый раз во время Третьего крестового похода Саладин является врагом христиан. Он начал свою деятельность еще во время Второго крестового похода; он участвовал в войнах Зенги и Нуредина против христиан. После окончания Второго крестового похода он отправился в Египет, где приобрел большое значение и влияние на дела и скоро захватил в свои руки высшее управление в халифате, поддерживая в то же время связи и отношения с халифатом багдадским.
После смерти Нуредина его сыновья затеяли междоусобную борьбу. Саладин воспользовался этими раздорами, явился в Сирию с войсками и предъявил свои притязания на Алеппо и Мосул. Враг христиан, прославивший себя как завоеватель, Саладин соединил вместе с обширными владениями и грозными военными силами энергию, ум и глубокое понимание политических обстоятельств. Взоры всего мусульманского мира обратились на него; на нем покоились надежды мусульман, как на человека, который мог восстановить утерянное мусульманами политическое преобладание и возвратить отнятые христианами владения. Земли, завоеванные христианами, были одинаково священны как для египетских, так и для азиатских мусульман. Религиозная идея была столько же глубока и реальна на Востоке, сколько и на Западе. С другой стороны, и Саладин глубоко понимал, что возвращение этих земель мусульманам и восстановление сил ислама Малой Азии возвысит его авторитет в глазах всего мусульманского мира и даст прочное основание его династии в Египте.
Таким образом, когда Саладин захватил в свои руки Алеппо и Мосул в 1183 году, для христиан настал весьма важный момент, в который им приходилось разрешить весьма серьезные задачи. Но христианские князья были далеко ниже своей роли и своих задач. В то время, когда со всех сторон они были окружены враждебным элементом, они находились в самых неблагоприятных условиях для того, чтобы оказать сопротивление своим врагам: между отдельными княжествами не только не было солидарности, но они находились в крайней деморализации; нигде не было такого простора для интриг, честолюбия, убийств, как в восточных княжествах. Примером безнравственности может служить Иерусалимский патриарх Ираклий, который не только напоминал собой самых дурных римских пап, но во многом превосходил их: он открыто жил со своими любовницами и расточал на них все свои средства и доходы; но он был не хуже других; не лучше были князья, бароны, рыцари и духовные лица. Например, знатный тамплиер Роберт Сент-Олбанский, приняв ислам, перешел на службу Саладина и занял высокое положение в его войске. Полная распущенность нравов господствовала среди тех людей, на которых лежали весьма серьезные задачи в виду наступавшего грозного неприятеля. Бароны и рыцари, преследовавшие свои личные эгоистические интересы, не считали нисколько зазорным в самые важные моменты, во время битвы, оставлять ряды христианских войск и переходить на сторону мусульман. Это абсолютное непонимание событий было на руку такому дальновидному и умному политику, как Саладин, который вполне понял положение дел и оценил всю их важность.
Если среди рыцарей и баронов можно было ожидать измены и коварства, то и главные вожди, князья и короли, были не лучше их. В Иерусалиме правил Балдуин IV, человек, энергичный, отважный и мужественный, не раз принимавший личное участие в битвах с сарацинами. В силу невозможности излечения от проказы и ощущения таяния сил он вынужден был решать вопрос о наследнике престола в целях недопущения смуты в королевстве, грозившей наступить из-за споров о претендентах на корону. Балдуин IV намерен был короновать своего малолетнего племянника Балдуина V; при этом возник спор из-за опеки: спорили Гвидо Лузиньян, зять Балдуина V, и Раймунд, граф Триполи.
Представителем полного произвола служил Рено де Шатильон, который совершал разбойничьи набеги на торговые мусульманские караваны, шедшие из Египта; мало того, что своими набегами Райнальд возбуждал мусульман против христиан, но он наносил существенный вред самим христианским княжествам, которые жили этими караванами, и подрывал в самом корне торговлю Тира, Сидона, Аскалона, Антиохии и других приморских христианских городов.
Во время одной из подобных экскурсий, которые Райнальд совершал из своего замка, он ограбил караван, в котором находилась и сестра Саладина. Это обстоятельство и можно считать ближайшим мотивом, вызвавшим столкновение между мусульманским повелителем и христианскими князьями. Саладин и раньше указывал иерусалимскому королю на недостойные поступки Рено де Шатильон, но у короля не было средств, чтобы обуздать барона. Теперь, когда Саладину было нанесено оскорбление чести и родственного чувства, он, невзирая на перемирие, которое было заключено между ним и христианскими князьями, объявил христианам войну не на жизнь, а на смерть.
Война началась в 1187 году. Саладин решился наказать иерусалимского короля, как за проступки Рено де Шатильон, так и за его лишь видимую независимость. Войска Саладина выдвинулись из Алеппо и Моссула и были сравнительно с силами христиан весьма значительны. В Иерусалиме можно было набрать всего до 2 тысяч рыцарей и до 15 тысяч пехоты, но и эти незначительные силы не были местные, а составлялись из приезжих европейцев.
2.1. Хаттин
В поход на выручку Тивериады собралось две тысячи конных рыцарей, восемнадцать тысяч пехотинцев и несколько тысяч легких лучников — армия по тем масштабам немалая. Эйфория от возникшего вдруг единения была всеобщей. Магистр тамплиеров открыл королю Иерусалима казну, переданную английским королем на случай третьего крестового похода. Войско хорошо оснастили и отправили на стоянку в Галилею, к Сефорийскому источнику. Единственным, кто не приехал к войску, был патриарх Ираклий. Он сказался больным и лишь прислал Святой крест в сопровождении двух епископов.
Отказ Ираклия участвовать в походе никого не удивил. Патриарх Иерусалима слыл большим жизнелюбом. Как рассказывает хронист, патриарх содержал любовницу, имел от нее детей и эта любовница, одетая роскошно, как принцесса, в сопровождении свиты гуляла по улицам города. Так что отсутствие патриарха было встречено шутками по поводу того , что старый ревнивец не смеет оставить любовницу без присмотра. Нести крест было доверено тамплиерам.
3 июля, когда крестоносное войско уже подходило к Тивериаде, стало известно, что город пал. Держалась только его цитадель, где укрылась семья Раймонда Триполийского. Графиня Эшива мужественно держала оборону.
Перед последним переходом к Тивериаде бароны собрались на совет в шатре короля Ги.
Первым выступил Раймонд Триполийский.
— Я стою за то, что Тивериаду отбивать не следует, — сказал он. — Учтите, что мною движет не себялюбие — ведь я рискую более других: моя семья осаждена в цитадели и в любой момент может попасть в руки сарацин. Но если они захватят мою жену, моих людей и мое добро, я возвращу их себе обратно, когда смогу, и отстрою свой город, когда смогу. (Граф знал, что говорил: действительно, Саладин, захватив графиню Эшиву, отпустил ее с дорогими подарками.) Ибо я предпочитаю скорее видеть разрушенной Тивериаду, чем погибшей всю землю. До самой Тивериады нет источников, и местность открытая. Солнце будет печь неумолимо. Мы потеряем множество людей и коней. Следует ждать войско Салах ад-Дина здесь, у источников.
Бароны шумно поддержали Раймонда. Согласились с ним и госпитальеры. Только великий магистр тамплиеров хранил молчание. Король Ги, присоединившись к мнению большинства, приказал никуда далее не двигаться и укреплять лагерь на случай появления сарацин.
Но после ужина в шатер к королю пришел великий магистр ордена тамплиеров. Он объяснил Ги, что план Раймонда Триполийского — явное предательство. «Я вижу волчью шкуру» - злобствовал он. Раймонд метит на иерусалимский престол и дал такой совет, чтобы опозорить короля и лишить его возможной победы и славы. Никогда еще у иерусалимского короля не было столь огромного войска. Надо спешно идти к Тивериаде, напасть на сарацин и победить их. "Подите же и велите крикнуть войску, чтобы все вооружались и становились каждый по своим отрядам и следовали за знаменем Святого Креста». Тогда вся слава достанется королю.
Утром, к удивлению баронов, король вышел из шатра в белом плаще с красным крестом тамплиеров, в кольчуге, в шлеме и с мечом. Он приказал седлать коней и двигаться вперед. Бароны возроптали, но в походе король был командиром. Подействовала и твердая уверенность уже севших на коней храмовников. И войско начало вытягиваться по иссушенной долине. Христиане шли тремя отрядами: авангардом командовал граф Раймонд Триполийский, король Ги возглавлял центр, в котором находился Святой Крест, под охраной епископов Акрского и Лидского. Балиан Ибелинский командовал арьергардом, в который входили тамплиеры и госпитальеры. Численность христианского войска составляла порядка 1200 рыцарей, 4000 конных сержантов и туркополов и около 18000 пехоты
К полудню люди уже падали от тепловых ударов. Над долиной висела мелкая желтая пыль.
Вскоре арьергард армии начали беспокоить летучие отряды Салах ад-Дина. Барон Ибелин потерял много пехотинцев и даже рыцарей в этих коротких стычках.
Крестоносцы подошли к селению Манескальция, располагавшемуся в пяти километрах от Тивериады. Король обратился к Раймонду за советом. Граф предложил разбить палатки и встать лагерем. Насколько хорош был первый совет Раймонда, настолько же дурным оказался второй. Промедление только усилило истощение воинов, единственный источник, встретившийся здесь, был мал, и не удалось даже толком напоить коней. Многие современники придерживались мнения, что если бы крестоносцы атаковали с ходу, то имели хотя бы небольшие шансы на победу. Однако король последовал совету графа Триполийского, и христиане разбили лагерь.
Позиция латинской армии растянулась на два километра. На ее левом фланге были лесистые склоны, оканчивающиеся небольшим холмом, на котором стояла деревня Нимрин. На правом фланге находилась деревня Лубия, располагавшаяся на заросшем лесом холме. Впереди возвышались скалы, прозванные Рога Хаттина, с правой стороны которых, виднелось Галилейское озеро.
Армия сарацин заняла следующие позиции. Отряд Таки ал Дина расположился на плато между Нимрином и Рогами Хаттина, тем самым перекрыв дорогу к источнику в деревне Хаттин. Войска Саладина удерживали холмы вокруг Лубии, преградив путь к Галилейскому озеру. Отряд Гёкбёри находился внизу на равнине недалеко от арьергарда христиан. Предположительно, Саладин собрал под своими знаменами 12000 профессиональной кавалерии и 33000 менее эффективных войск.
На протяжении ночи обе армии были настолько близко расположены друг от друга, что их пикеты могли переговариваться между собой. Страдающие от жажды и деморализованные крестоносцы всю ночь слышали бой барабанов, звуки молитв и песен, доносившихся из стана врага.
Кроме того, Саладин приказал на протяжении всего предполагаемого пути латинской армии с подветренной стороны выложить сухой кустарник.
Когда стемнело, возле лагеря крестоносцев поймали нищую старуху. Кто-то крикнул, что это мусульманская колдунья, которая хочет навести порчу на крестоносцев. Тут же из взятых с собой дров разложили костер и сожгли старуху живьем. С ближайшего холма Салах ад-Дин наблюдал за рыцарским лагерем и никак не мог понять, зачем христианам понадобился такой большой костер. Крики старухи до Салах ад-Дина не долетали.
Утром 4 июля армия двинулась дальше, несмотря на то что перед выходом произошла стычка между Раймондом Триполийским и магистром тамплиеров. Раймонд требовал отступить, пока не поздно.
К полудню армии сошлись у деревни Лубия. Было еще жарче, чем накануне. Рыцарям казалось, что они испекаются заживо, и бились они вяло. Пехота отстала, тамплиеры гнали лучников вперед, словно стадо баранов. Прорвать строй сарацин не удалось.
Ги отыскал Раймонда Триполийского. Белый плащ старого воина был разорван копьем. Раймонд шатался от усталости. Ги спросил, что делать дальше. Он больше не верил великому магистру тамплиеров. Раймонд, ответил, что единственная надежда спастись - это отступать в расчете на то, что Салах ад-Дин не будет преследовать крестоносцев.
Ги приказал трубить отход.
Войско крестоносцев, отбиваясь от перешедших в наступление сарацин, отошло на большой отлогий холм, где стояла деревня Хаттин. Воды не было. Колодец в деревне опустошили до дна. Те, кому не досталось воды, сосали влажный песок. Враги стояли так близко, что слышны были их голоса.
С наступлением темноты солдаты начали перебегать в лагерь Салах ад-Дина. Глубокой ночью к Салах ад-Дину пришли пять триполийских рыцарей. Среди них были Балдуин де Фотина, Ральфус Бруктус и Людовик де Табариа. Не исключено, что они дезертировали с ведома графа Раймонда, на землях которого и шел этот бой. Рыцари рассказали Салах ад-Дину то, что оп знал и без них,— положение крестоносцев безнадежно, и состояние их духа столь низко, что достаточно небольшого толчка, чтобы плод упал с дерева. Известно, что Салах ад-Дин приказал напоить рыцарей и выделить им шатер. Он не питал зла к графу Триполийскому.
На рассвете первыми в лагере поднялись рыцари Рене Шатильонского. Они решили прорваться.
Но опоздали. Салах ад-Дин проснулся раньше. Его люди подожгли вереск, и едкий дым пополз по холму, скрывая суматоху в лагере. Холм был окружен сельджукскими всадниками. Волна рыцарей Рене натолкнулась на них и откатилась обратно, в дым и отчаяние гибели.
Саладин тотчас же послал свой центр и возможно левый фланг, под командой Гёкбёри в атаку. Тамплиеры контратаковали одновременно с авангардом графа Раймонда, направившим свой отряд против Таки ал Дина и правового фланга мусульман, заблокировавшего продвижение вперед. Во время этой схватки Саладин потерял одного из своих наиболее приближенных эмиров - молодого Мангураса, который сражался на правом фланге мусульманской армии. Мангурас углубившись в ряды неверных, вызвал на поединок христианского рыцаря, но был сброшен с лошади и обезглавлен.
Основной задачей Саладина по прежнему было не допустить христиан к воде - ни к роднику в Хаттине, ни к Галилейскому озеру. Поэтому он расположил войска следующим образом. Таки ал Дин прикрывал путь к деревне Хаттин, посредством удерживания позиций от подножья Рогов до Нимринского холма. Центр мусульманской армии располагался между подножием Рогов и Лубийским холмом, перекрывая главную дорогу к Тивериаде. Отряд Гёкбёри находился между Лубией и массивами Джабал Туран перекрывая путь отступления на запад к роднику в деревне Туран. Укрепление одного из флангов на холме было распространенной тактикой турко-мусульманской конной армии, тогда как расположение центра армии на холме было присуще пешей армии. Кроме того, Саладин опасался, что крестоносцы смогут прорваться к озеру, поэтому он дал прямое указание любой ценой остановить христиан в этом направлении.
Тем временем, Саладин готовил главную атаку мусульманской кавалерии. С целью отражения этой атаки король Ги Лузиньян приказал армии остановиться и поставить шатры, но из-за последовавшего замешательства было установлено всего три тента "рядом с горами" - недалеко к западу или юго-западу от Рогов. Дым от зажженного кустарника теперь сыграл свою роль, раздражая глаза крестоносцев и, усиливая и без того невыносимую жажду. Мусульманские части, все еще расположенные вокруг Рогов Хаттина, также страдали от этого дыма до тех пор, пока отряды Саладина и Таки ал Дина не разошлись в стороны.
В это время граф Раймонд Трипольский предпринял атаку в северном направлении, в результате которой сумел избежать разгрома, постигшего армию крестоносцев. Старый граф скакал впереди своего отряда. Вниз по склону холма и дальше по пыльной дороге отряд ушел к Триполи. Потом графа Раймонда упрекали в том, что он ночью вошел в соглашение с Салах ад-Дином. Не исключено. Кампания была проиграна, и Раймонд лучше, чем кто-либо другой, понимал это. Во всяком случае, одно обстоятельство очевидно - Таки ал Дин не пытался остановить Раймонда, наоборот, он приказал своим легковооруженным солдатам пропустить крестоносцев. Если бы, Таки ал Дин выдвинул своих людей на Нимринский холм, пропуская кавалерию графа Раймонда, то он бы совершенно открыл проход между его войсками и отрядом Саладина, располагавшегося к югу от Рогов Хаттина, в который могла хлынуть христианская пехота, поэтому его воины просто разошлись в стороны, а затем быстро вернулись на свои позиции, тем самым практически исключив возможность нанесения удара с тыла прорвавшимися рыцарями, так как последним пришлось бы атаковать с узкой и отвесной тропы.
На холме Хаттин тем временем кипел бой. Центр боя находился в районе королевского шатра и Святого креста, который сторожили иоанниты и служки епископов. Пехота была отрезана от рыцарей, и напрасно король Ги слал гонцов с требованием, чтобы пехотинцы спешили на выручку Святому кресту. Мораль войска была настолько подавлена, что крестоносцы, несмотря на приказ короля и увещевания епископа, ответили: "Мы не пойдем вниз и не будем сражаться, потому что мы умираем от жажды". Оказавшиеся незащищенными лошади рыцарей были перебиты сарацинскими лучниками, и уже большая часть рыцарей сражалась в пешем строю.
Дважды сарацинская кавалерия атаковала склоны, прежде чем сумела захватить седловину между Рогами. Молодой Ал Афдаль, находившийся рядом с отцом воскликнул: "Мы победили их!", но Саладин повернулся к нему и сказал: "Тише! Мы разобьем их тогда, когда этот шатер упадет". В этот момент мусульманская конница пробила себе путь к южному холму, и кто-то подрезал веревки королевского шатра. Это, как и предсказывал Саладин, обозначило конец битвы. Измученные крестоносцы падали на землю и сдавались без дальнейшего сопротивления. Затем наступила очередь короля.
День еще не успел разгореться, как христианская армия перестала существовать. Арабский историк говорит, что у мусульман не хватило веревок, чтобы связать всех пленных. Их было так много, что цены на рабов резко упали; одного из рыцарей хозяин обменял на пару сапог. Все пленные туркополы, как изменники веры, были казнены прямо на поле сражения.
Епископы погибли. Святой крест был захвачен, и дальнейшая его судьба неизвестна. Правда, через несколько лет в Акке объявился рыцарь, который утверждал, что закопал крест на том холме. Была снаряжена целая экспедиция. Копали три дня, но креста не нашли.
Среди рыцарей, попавших в плен были король Ги де Лузиньян, его брат Джефри де Лузиньян, коннетабль Амори де Лузиньян, маркграф Монферратский, Рене Шатильонский, Онфруа де Торон, магистр ордена тамплиеров, магистр ордена госпитальеров, епископ Лидский и много баронов. Фактически вся знать Королевства Иерусалимского, за исключением графа Раймонда, Балиана Ибелинского и Жослена де Куртене (брата Агнессы де Куртене и дяди Сибиллы Иерусалимской), попали в руки Саладина.
Покрытых пылью, осунувшихся пленников привели в шатер к Салах ад-Дину. Очевидно, ощущая великодушие после великолепной победы, султан предложил чашу с холодным шербетом Ги де Лузиньяну. Король, испив из чаши, передал ее графу Рене Шатильонскому, которого Саладин поклялся убить. Дело в том, что по арабскому обычаю, пленнику получившему из рук победителя еду или воду, в дальнейшем не может быть причинен вред. Увидев, что Рене пьет шербет, Салах ад-Дин заявил: "Этот преступник получил воду без моего согласия, и мое гостеприимство не распространяется на него". Рене вздрогнул, но скрыл страх и передал чашу магистру тамплиеров.
Салах ад-Дин обнажил саблю. Затем произнес:
— Я подарю тебе жизнь, если ты раскаешься и примешь ислам.
Рене зная, что его рок близок, ответил султану с надменной смелостью. Салах ад-Дин ударил его саблей.
Рене упал. Подбежали стражи и отрубили ему голову. После того как граф был убит, Саладин опустил палец в кровь врага и провел им по своему лицу в знак того, что его месть окончена. Потом голову Рене возили по городам султаната.
После этого Салах ад-Дин велел отвести всех пленников в тюрьму. Им предстояло там находиться до тех пор, пока за них не будет заплачен выкуп.
Исключение были сделано только для тамплиеров и иоаннитов. Их было более двухсот. Всем захваченным тамплиерам и госпитальерам был предложен выбор: или принять ислам или умереть. Обращение в веру под страхом смерти противоречит мусульманским законам. Но Салах ад-Дин сказал, что рыцари-монахи так же ужасны, как ассасины. Только это христианские ассасины — убийцы без чести, которым не следует жить на Земле. У Салах ад-Дина были свои счеты с ассасинами: на него несколько раз устраивались покушения. И все тамплиеры и иоанниты были казнены. Лишь несколько рыцарей приняли ислам, одним из них был тамплиер из Испании, который в 1229 г. командовал гарнизоном Дамаска.
Остальные рыцари были отпущены за выкуп. Крестоносцев незнатного происхождения продали в рабство.
Около 3000 человек из армии христиан бежало с поля битвы, они смогли укрыться в ближайших замках и укрепленных городах.
Некоторое время спустя Саладин воздвигнул монумент "Qubbat al Nasr" на южном холме. До наших дней сохранилась только небольшая часть фундамента.
Тивериадская битва (или битва при Хаттине) прозвучала похоронным звоном для латинских государств на Ближнем Востоке. Проигранная ставка на генеральное сражение привела к тому, что в городах побережья не оказалось гарнизонов, не было рыцарей и баронов, которые могли бы возглавить оборону. Могучие крепостные стены были скорлупой пустых орехов. А так как население приморских городов (в отличие от Иерусалима, в котором жило несколько десятков тысяч христиан) было в основном мусульманским, то переход власти к наместникам Салах ад-Дина ничем не грозил ремесленникам и торговцам Яффы, Бейрута, Иерихона, Кесарии и других городов.
В течение нескольких недель отряды мусульман подавили сопротивление городов, К осени в руках крестоносцев остались лишь Иерусалим, Тир, Аскалон и Триполи. Легкость, с которой рушился крестоносный мир, была ошеломляющей. Беглецы из городов — семьи рыцарей, священники, купцы не могли пробиться к Иерусалиму. С августа Иерусалим был отрезан от побережья и блокирован.
Со дня на день должен был пасть Тир — уже шли переговоры о его сдаче. Но неожиданно для Салах ад-Дина и для отчаявшихся защитников города в море появились паруса: во главе небольшой эскадры с сотней византийских лучников и несколькими рыцарями, прорвав блокаду, в Тир прибыл Конрад Монферратский. Старший брат Конрада, Вильгельм, был первым мужем королевы Сибиллы. По знатности Монферра не уступали никому в латинских государствах.
Появление Конрада изменило положение дел в Тире. Конрад быстро наладил оборону. Штурм, который предприняли сарацины, провалился. Известие о том, что Тир держится и что Салах ад-Дин бессилен победить Конрада Монферратского, распространялось по Святой земле, вселяя надежду в поредевшие ряды крестоносцев. Отказался сдаться Триполи, хотя вернувшийся туда усталый и разочарованный Раймонд Триполийский был при смерти. Обороной руководила прибывшая из Тивериады жена графа. Балиан Ибелинский также отступил к Тиру с небольшим отрядом.
При Хаттине христианам было нанесено поражение, от которого они уже не смогли оправиться, и именно эта победа Саладина привела в дальнейшем к гибели государств крестоносцев в Святой Земле.
Завладев этим пунктами (Бейрут, Сидон, Яффа, Аскалон), Саладин отрезал христиан от сообщения с западной Европой и смог без препятствий завладеть и внутренними пунктами. Отнимая приморские города, Саладин уничтожил везде христианские гарнизоны и заменял их мусульманскими. В руках христиан остались еще кроме Иерусалима Антиохия, Триполи и Тир.
В сентябре 1187 года Саладин подступил к Иерусалиму. Горожане думали сопротивляться, поэтому отвечали уклончиво на предложение Саладина сдать город под условием дарования осажденным свободы. Но когда началась тесная осада города, христиане, лишенные организующих сил, увидели всю невозможность сопротивления и обратились к Саладину с мирными переговорами. Саладин соглашался за выкуп даровать им свободу и жизнь, причем мужчины платили по 10 золотых монет, женщины — по 5, дети — по 2. Иерусалим был взят Саладином 2 октября.
После взятия Иерусалима он не мог больше встретить препятствий к завоеванию остальных христианских земель. Тир удержался благодаря лишь тому, что его защищал прибывший из Константинополя граф Конрад из дома Монферратских герцогов, отличавшийся умом и энергией.
3. Подготовка к походу
Весть о том, что совершилось на Востоке, получена была в Европе не сразу, и движение началось на Западе не раньше 1188 года. Первые известия о событиях в Святой земле пришли в Италию. Для римского папы в то время не оставалось возможности колебаться. Вся церковная политика в XII столетии оказалась ложною, все средства, употребленные христианами для удержания Святой земли, были напрасны. Необходимо было поддержать и честь церкви, и дух всего западного христианства. Невзирая ни на какие затруднения и препятствия, папа принял под свое покровительство идею поднятия Третьего крестового похода.
В ближайшее время было составлено несколько определений, имевших целью распространить мысль о крестовом походе по всем западным государствам. Кардиналы, пораженные событиями на Востоке, дали папе слово принять участие в поднятии похода и проповедуя его пройти босыми ногами по Германии, Франции и Англии. Папа же решился употребить все церковные средства к тому, чтобы облегчить участие в походе по возможности всем сословиям. Для этого было сделано распоряжение о прекращении внутренних войн, рыцарям облегчена была продажа ленов, отсрочено взыскание долгов, объявлено, что всякое содействие освобождению христианского Востока будет сопровождаться отпущением грехов.
Известно, что Третий поход осуществился при обстоятельствах более благоприятных, чем первые два. В нем принимали участие три коронованные особы — император германский Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский — Ричард Львиное Сердце. Не было в походе только общей руководящей идеи. Движение крестоносцев в Святую землю направлялось разными путями, да и самые цели вождей, участвовавших в походе, были далеко не одинаковы.
Вследствие этого история Третьего похода распадается на отдельные эпизоды: движение англо-французское, движение германское и осада Акры.
Существенный вопрос, долго препятствовавший французскому и английскому королям прийти к соглашению насчет похода, зависел от взаимных отношений Франции и Англии в XII столетии. Дело в том, что на английском престоле сидели Плантагенеты, графы Анжу и Мэна, получившие английский престол вследствие брака одного из них на наследнице Вильгельма Завоевателя. Всякий английский король, оставаясь в то же время графом Анжу и Мэна, герцогом Аквитании и присоединенной сюда еще Гиени, должен был давать французскому королю ленную присягу на эти земли. Ко времени Третьего похода английским королем был Генрих II Плантагенет, а французским — Филипп II Август. Оба короля находили возможность вредить один другому благодаря тому обстоятельству, что земли их во Франции были смежны. У английского короля правителями его французских областей были два его сына Иоанн и Ричард. Филипп заключил с ними союз, вооружил их против отца и не раз ставил Генриха Английского в весьма затруднительное положение. За Ричарда была сосватана сестра французского короля Алиса, которая жила тогда в Англии. Разнесся слух, что Генрих II вступил в связь с невестой своего сына; понятно, что подобного рода слух должен был оказывать влияние на расположение Ричарда к Генриху II. Французский король воспользовался этим обстоятельством и начал раздувать вражду между сыном и отцом. Он подстрекал Ричарда, и последний изменил своему отцу, дав ленную присягу французскому королю; этот факт способствовал только большему развитию вражды между французским и английским королями.
Было еще одно обстоятельство, препятствовавшее обоим королям подать возможно скорую помощь восточным христианам. Французский король, желая запастись значительными денежными средствами для предстоящего похода, объявил в своем государстве особый налог под именем «Саладиновой десятины». Этот налог распространялся на владения самого короля, светских князей и даже на духовенство; никто, в виду важности предприятия, не освобождался от платы «Саладиновой десятины». Наложение десятины на церковь, которая никогда не платила никаких налогов, а сама еще пользовалась сбором десятины, возбудило недовольство среди духовенства, которое и начало ставить преграду этой мере и затруднять королевских чиновников в сборе «Саладиновой десятины». Но тем не менее эта мера была довольно успешно проведена как во Франции, так и в Англии и дала много средств для Третьего крестового похода.
Между тем, во время сборов, нарушаемых войной и внутренними восстаниями, умер английский король Генрих II (1189 год), и наследство английской короны перешло в руки Ричарда, друга французского короля. Теперь оба короля могли смело и дружно приступить к осуществлению идей Третьего крестового похода.
4. Выступление английского и французского королей
В 1190 году короли выступили в поход. На успех Третьего крестового похода большое влияние оказало участие английского короля. Ричард, человек в высшей степени энергичный, живой, раздражительный, действовавший под влиянием страсти, был далек от идеи общего плана, искал прежде всего рыцарских подвигов и славы. В самих сборах его к походу слишком рельефно отразились черты его характера. Ричард окружил себя блестящей свитой и рыцарями, на свое войско, по свидетельству современников, он издерживал в один день столько, сколько другие короли издерживали в месяц. Собираясь в поход, он все переводил на деньги; свои владения он или отдавал в аренду, или закладывал и продавал. Таким образом, он действительно собрал громадные средства; его войско отличалось хорошим вооружением. Казалось бы, что хорошие денежные средства и многочисленное вооруженное войско должны были обеспечить успех предприятия.
Часть английского войска отправилась из Англии на кораблях, сам же Ричард переправился через Ла-Манш, чтобы соединиться с французским королем и направить свой путь через Италию. Движение это началось летом 1190 года. Оба короля предполагали идти вместе, но многочисленность войска и возникшие при доставке пропитания и фуража затруднения заставили их разделиться. Французский король шел впереди и в сентябре 1190 года прибыл в Сицилию и остановился в Мессине, поджидая своего союзника. Когда прибыл сюда и английский король, движение союзного войска было задержано теми соображениями, что начинать поход осенью по морю неудобно; таким образом оба войска провели осень и зиму в Сицилии до весны 1191 года.
Пребывание союзных войск в Сицилии должно было показать как самим королям, так и окружающим их лицам всю невозможность совместных действий, направленных к одной и той же цели. В Мессине Ричард начал ряд торжеств и праздников и своими поступками поставил себя в сложное положение по отношению к норманнам. Он хотел распоряжаться как полновластный повелитель страны, причем английские рыцари позволяли себе насилия и произвол. В городе не замедлило вспыхнуть движение, которое угрожало обоим королям; Филипп едва успел потушить восстание, явившись примиряющим посредником между двух враждебных сторон.
Было еще одно обстоятельство, которое поставило Ричарда в сложное положение как по отношению к французскому, так и германскому королям, это притязания его на норманнскую корону. Наследница норманнской короны, дочь Рожера и тетка Вильгельма II, Констанца, вышла замуж за сына Фридриха Барбароссы Генриха VI, будущего германского императора; таким образом германские императоры этим брачным союзом узаконили свои притязания на норманнскую корону.
Между тем Ричард по прибытии в Сицилию заявил свои притязания на норманнские владения. Фактически он обосновывал свое право тем, что за умершим Вильгельмом II была замужем Иоанна, дочь английского короля Генриха II и сестра самого Ричарда. Временный узурпатор норманнской короны, Танкред, держал в почетном заключении вдову Вильгельма. Ричард потребовал выдать ему сестру и заставил Танкреда дать ему выкуп за то, что английский король оставил за ним фактическое обладание норманнской короной. Этот факт, возбудивший вражду между английским королем и германским императором, имел большое значение для всей последующей судьбы Ричарда.
Все это ясно показало французскому королю, что ему не удастся действовать по одному плану с королем английским. Филипп считал невозможным, ввиду критического положения дел на Востоке, оставаться далее в Сицилии и ожидать английского короля; в марте 1191 года он сел на корабли и переправился в Сирию.
Главная цель, к которой стремился французский король, был город Птолемаида (французская и немецкая форма — Accon, русская — Акра). Этот город в течение времени от 1187—1191 годов был главным пунктом, на котором сосредоточивались виды и надежды всех христиан. С одной стороны к этому городу направлялись все силы христиан, с другой — сюда стягивались мусульманские полчища. Весь Третий поход сосредоточился на осаде этого города; когда весной 1191 года прибыл сюда французский король, казалось, что главное направление дел дадут французы.
Король Ричард не скрывал, что он не желает действовать заодно с Филиппом, отношения к которому особенно охладели после того, как французский король отказался от женитьбы на его сестре. Флот Ричарда, отплывшего из Сицилии в апреле 1191 года, был захвачен бурей, и корабль, на котором ехала новая невеста Ричарда, принцесса Беренгария Наваррская, был выброшен на остров Кипр.
Остров Кипр находился в это время во власти Исаака Комнина, который отложился от византийского императора того же имени. Исаак Комнин, узурпатор Кипра, не различал друзей и врагов императора, а преследовал свои личные эгоистические интересы; он объявил своей пленницей невесту английского короля. Таким образом, Ричард должен был начать войну с Кипром, которая была для него непредвиденна и неожиданна и которая потребовала от него много времени и сил.
Завладев островом, Ричард заковал в серебряные цепи Исаака Комнина; начался ряд торжеств, сопровождавших триумф английского короля. Это было в первый раз, что английская нация приобрела территориальное владение на Средиземном море. Но само собою разумеется, что Ричард не мог рассчитывать на долгое обладание Кипром, который находился на таком большом расстоянии от Британии.
В то время, когда Ричард праздновал на Кипре свою победу, когда он устраивал торжество за торжеством, в Кипр прибыл титулярный король Иерусалима Ги де Лузиньян; мы называем его титулярным королем потому, что фактическии он не был уже королем Иерусалима, он не имел никаких территориальных владений, а носил только имя короля. Ги де Лузиньян, прибывший в Кипр, чтобы заявить знаки преданности английскому королю, увеличил блеск и влияние Ричарда, который и подарил ему остров Кипр.
Побуждаемый Ги де Лузиньяном, Ричард оставил наконец Кипр и прибыл к Акре, где два года вместе с другими христианскими князьями принимал участие в бесполезной осаде города. Сама идея осады Акры была в высшей степени непрактична и прямо бесполезна. В руках христиан были еще приморские города Антиохия, Триполи и Тир, которые и могли обеспечивать им сообщение с Западом. Эта идея бесполезной осады была внушена эгоистическим чувством таких интриганов, как Ги де Лузиньян. В нем возбуждало зависть, что в Антиохии был свой князь, Триполи — владел другой, в Тире сидел Конрад из дома герцогов Монферратских, а у него, иерусалимского короля, не было ничего, кроме одного имени. Этой чисто эгоистической целью и объясняется его приезд к английскому королю на остров Кипр, где он щедро расточал перед Ричардом заявления чувств преданности и старался расположить в свою пользу английского короля. Осада Акры составляет роковую ошибку со стороны деятелей Третьего крестового похода; они бились, тратили время и силы из-за небольшого клочка земли, в сущности никому не нужного, вполне бесполезного, которым хотели наградить Ги де Лузиньяна.
5. Начало движения Фридриха Барбароссы
Большим несчастьем для всего крестового похода было то, что в нем вместе с английским и французским королем не мог принять участия старый тактик и умный политик Фридрих Барбаросса. Узнав о положении дел на Востоке, Фридрих I начал готовиться к крестовому походу; но он начал дело не так, как другие. Он отправил посольства к византийскому императору, к иконийскому султану и к самому Саладину. Отовсюду были получены благоприятные ответы, ручавшиеся за успех предприятия. Если бы в осаде Акры участвовал Фридрих Барбаросса, ошибка со стороны христиан была бы им устранена. Дело в том, что Саладин обладал отличным флотом, который доставлял ему из Египта все припасы, а войска шли к нему из середины Азии — из Месопотамии; само собою разумеется, что при таких условиях Саладин мог успешно выдержать самую продолжительную осаду приморского города. Вот почему все сооружения западных инженеров, башни и тараны, все напряжение сил, тактики и ума западных королей — все пошло прахом, оказалось несостоятельным в осаде Акры. Фридрих Барбаросса внес бы в дело крестового похода идею практики и, по всему вероятию, направил бы свои силы туда, куда следовало: войну нужно было вести внутри Азии, ослаблять силы Саладина внутри страны, где находился самый источник пополнения его войск.
Крестовый поход Фридриха Барбароссы был предпринят с соблюдением всех мер предосторожности, обеспечивавших возможно меньшую потерю сил на пути через византийские владения. Фридрих заключил предварительно с византийским императором договор в Нюренберге, вследствие которого ему предоставлялся свободный проход через имперские земли и обеспечивалась доставка съестных припасов по установленным заранее ценам. Нет сомнения, что новое движение латинского Запада на Восток немало тревожило византийское правительство; в виду неспокойного состояния Балканского полуострова, Исаак Ангел был заинтересован в точном соблюдении договора.
Еще крестоносцы не двинулись в поход, как в Византии получено было секретное донесение из Генуи о приготовлениях к походу на Восток. «Я уже известился об этом, — писал в ответ Исаак, — и принял свои меры». Поблагодарив Бодуэна Гверцо за эти известия, император продолжает: «И на будущее время имей радение доводить до нашего сведения, что узнаешь и что нам важно знать».
Само собой разумеется, несмотря на внешние дружественные отношения, Исаак не доверял искренности крестоносцев, и в этом нельзя винить его. Сербы и болгары не только были в то время на пути к освобождению от власти Византии, но угрожали уже византийским провинциям; не скрываемые отношения с ними Фридриха были во всяком случае нарушением данной верности, хотя и не предусмотрены были нюренбергскими условиями. Для Византии весьма хорошо известны были намерения Фридриха завладеть далматинским побережьем и соединить его с землями сицилийской короны. Хотя Фридрих отверг, будто бы, предложения славян безопасно провести его по Болгарии и не вступил с ними в наступательный против Византии союз, но византийцам вполне естественно было сомневаться в чистоте его намерений; притом, едва ли справедливо, что предложения славян были позже отвергнуты.
24 мая 1189 года император Фридрих I Барбаросса вступил в пределы Венгрии. Хотя король Бела III лично не решился участвовать в крестовом походе, он оказывал Фридриху знаки искреннего расположения. Не говоря уже о ценных подарках, предложенных императору, он снарядил отряд в 2 тысячи человек, который оказал немалую пользу крестоносцам знанием местных условий и выбором путей.
Через пять недель крестоносцы были уже на границе владений византийского императора. Прибыв в Браничев 2 июля, они в первый раз вступили с чиновниками императора в прямые отношения, которые сначала казались, впрочем, удовлетворительными. Из Браничева лучшая дорога к Константинополю шла по долине Моравы к Нишу, потом на Софию и Филиппополь. Греки, будто бы, не хотели вести латинян этим путем и умышленно испортили его; но люди из угорского отряда, хорошо знавшие пути сообщения, убедили крестоносцев настоять на выборе именно этой дороги, которую они взялись исправить и сделать проезжей вопреки желанию греков.
Заметив здесь, прежде всего, что крестоносцы держали путь по землям, едва ли тогда вполне принадлежавшим Византии. Течение Моравы, всего вероятней, было уже спорным между греками и сербами, иначе говоря, здесь не было тогда ни византийской, ни другой администрации. Шайки разбойников на собственный страх нападали на мелкие отряды крестоносцев и без подстрекательства византийского правительства. Нужно, с другой стороны, иметь в виду, что крестоносцы и сами не церемонились с теми, кто попадал в их руки: на страх другим, захваченных с оружием в руках они подвергали страшным истязаниям.
Около 25 числа июля к Фридриху явились послы Стефана Немани, а по прибытии в Ниш 27 числа император принимал и самого великого жупана Сербии. Здесь же, в Нише, велись переговоры с болгарами. Ясно, что в Нише не оставалось уже византийских властей, иначе они не допустили бы Стефана Неманю до личных объяснений с германским императором, которые во всяком случае не клонились в пользу Византии. И если крестоносцы на пути от Браничева до Ниша и потом до Софии подвергались неожиданным нападениям и терпели урон в людях и обозе, то, по справедливости говоря, византийское правительство едва ли должно нести за это ответственность. Нужно только удивляться, почему оно ни разу не сделало соответствующего заявления Фридриху I и не обратило его внимания на положение дел на полуострове.
Сербы и болгары предлагали крестоносцам в сущности одно и то же — союз против византийского императора, но в награду за то требовали признания нового порядка на Балканском полуострове. Мало того, славяне готовы были признать над собою протекторат западного императора, если он согласится обеспечить за сербами сделанные ими за счет Византии завоевания и присоединить Далмацию и если Асеням предоставлена будет Болгария в бесспорное владение. В частности, великий жупан Сербии просил согласия императора на брак своего сына с дочерью герцога Бертольда, владетеля Далмации. Хотя не было тайной, что с этим брачным проектом соединялись виды на перенесение владетельных прав над Далмацией на дом Немани, тем не менее согласие Фридриха было получено.
Это обстоятельство, в соединении с новыми переговорами, имевшими место между германским императором и славянскими вождями, позволяет выставить некоторые сомнения против показания Ансберта, будто ответ Фридриха в Нише был определенно отрицательного свойства. Имея действительной целью крестовый поход, Фридрих, может быть, из осторожности и по нежеланию впутываться в новые сложные отношения, уклонялся от прямого и решительного ответа на предложения славян. Но мы увидим далее, что славянский вопрос не раз еще заставлял его задумываться и колебаться. Будь на месте Фридриха Роберт Гвискар, Боэмунд или Рожер, события приняли бы совершенно иной оборот и предложения славянских князей, вероятно, были бы оценены.
6. Фридрих Барбаросса на византийской территории. Смерть Фридриха
Нет причины не доверять словам Никиты Акомината, который обвиняет в недальновидности и обычной небрежности тогдашнего логофета дрома (Иоанн Дука) и Андроника Кантакузина, на ответственности которых лежало провести крестоносное ополчение. Взаимное недоверие и подозрения питались не только тем, что крестоносцы не получали иногда подвоза припасов, но и слухами, что опаснейший проход (т. н. Траяновы ворота), ведущий через Балканские горы на Софию к Филиппополю, занят вооруженным отрядом.
Конечно, нельзя не видеть нарушения нюренбергского договора в тех мерах, какие принимало византийское правительство, чтобы задержать движение крестоносцев: порча дорог, блокада перевалов и снаряжение наблюдательного отряда; но оно старалось объяснить свои предосторожности и выражало открытое неудовольствие отношениями Фридриха с возмутившимися сербами и болгарами. Так, когда еще крестоносцы были около Ниша, к ним явился Алексей Гид, который высказал строгое порицание губернатору Браничева и обещал все устроить по желанию Фридриха, если только сам он запретит войскам грабить окрестные селения, прибавляя, что германцы не должны иметь никаких подозрений относительно вооруженного отряда, стерегущего перевалы, ибо это мера предосторожности против жупана Сербии.
Когда крестоносцы продвигались к главнейшему перевалу, ведущему в филиппопольскую равнину, трудности путешествия увеличивались для них все более и более. Мелкие отряды беспокоили их неожиданными нападениями в опаснейших местах, вследствие чего крестоносное ополчение шло медленно и в боевом порядке. Германское посольство, отправленное в Константинополь, по слухам, принято было недостойнейшим образом. Чем ближе крестоносцы подходили к Македонии, тем сильнее росло неудовольствие их против греков. Полтора месяца шли они от Браничева до Софии (Средец); как натянуты были отношения между греками и германцами, можно судить из того, что когда последние 13 августа достигли Софии, то нашли город оставленным жителями; само собой разумеется, здесь не было ни византийских чиновников, ни обещанных припасов.
20 августа крестоносцы держали путь через последний перевал, который был занят греческим отрядом; последний, однако, отступил, когда крестоносцы собрались проложить дорогу с оружием в руках.
К Филиппополю крестоносцы подошли уже в качестве врагов империи, и с тех пор до конца октября отдельные вожди делали нападения на города и села и вели себя в греческой земле совершенно как неприятели. Если нельзя оправдывать правительство Исаака Ангела за недоверие к крестоносцам, то и поступки последних не могут быть названы благовидными. Не доверяя грекам, Фридрих пользовался услугами угорских проводников и сербского отряда. Как бы крестоносцы ни желали доказать свою правоту, нельзя упускать из виду и показаний лиц, для которых не было повода скрывать настоящее положение дел. Фридрих не прерывал отношений со славянами, которые служили ему во все время перехода через Болгарию, хотя он не мог не знать, что это питало подозрительность Исаака Ангела.
Осенью 1189 года, со времени занятия крестоносцами Филиппополя, еще более должно было усилиться взаимное раздражение, так как византийский наблюдательный отряд неоднократно имел столкновения с крестоносцами, а последние занимали вооруженной рукой города и селения. Тем не менее и к концу осени положение не разъяснилось, между тем Фридриху опасно было пускаться в дальнейший путь через Малую Азию, не заручившись точными и верными обещаниями со стороны греческого императора.
Для разъяснения отношений отправлено было в Константинополь новое посольство, которому поручено было сказать приблизительно следующее: «Напрасно греческий император не позволяет нам идти вперед; никогда, ни теперь, ни прежде, мы не замышляли зла против империи. Сербскому князю, врагу греческого императора, который являлся к нам в Ниш, мы никогда не давали в бенефицию ни Болгарию, ни другую землю, подвластную грекам, и ни с одним королем или князем не замышляли ничего против греческой империи».
Этому второму посольству удалось выручить, не без больших, однако, хлопот, первое, ранее того отправленное в Константинополь. Все послы возвратились в Филиппополь 28 октября. На следующий день, в торжественном собрании вождей, послы делали донесение о том, что они испытали в Константинополе, и рассказывали обо всем, что они видели и слышали. «Император не только весьма дурно обращался с нами, но безо всякого стеснения принимал посла от Саладина и заключил с ним союз. А патриарх в своих проповедях, говоренных по праздничным дням, называл псами Христовых воинов и внушал своим слушателям, что самый злой преступник, обвиненный даже в десяти убийствах, получит разрешение от всех грехов, если убьет сотню крестоносцев».
Собрание выслушало такое донесение перед тем, как были введены послы византийского императора. Нет ничего удивительного, что переговоры не могли быть дружелюбны, на высокомерные требования крестоносцев греческие послы отказались отвечать. До чего могли доходить греки и крестоносцы в чувстве взаимного раздражения и подозрительности, показывает, между прочим, следующий случай. Значительный отряд крестоносцев, совершив нападение на Градец, был поражен странными изображениями, найденными в церквах и в частных домах: на картинах были изображены латиняне с сидящими у них на спинах греками. Это так ожесточило крестоносцев, что они предали огню и церкви, и дома, перебили население и без сожаления опустошили всю эту область. Вероятнее всего, латиняне рассвирепели при взгляде на картины страшного суда, в которых местные живописцы, для известных целей, могли пользоваться и западными типами. Обычай во всяком случае извинительный, если бы ненависть и нетерпимость латинян к грекам и без того не достигла крайних пределов.
Византийское правительство имело полное основание предполагать, что сербский князь действует в союзе с Фридрихом, и было бы весьма трудно доказать то, что Фридрих не обнадеживал Стефана Неманю в его честолюбивых замыслах. В то время, когда крестоносцы угрожали уже самой столице греческой империи (Адрианополь и Димотика были в руках крестоносцев), тыл их, защищенный сербскими войсками, был в полной безопасности, так что они нашли возможным перевести филиппопольский гарнизон в Адрианополь.
Летописцы много раз упоминают о послах сербского великого жупана и об отношениях крестоносцев со славянами. Известно, что труднее всего было удовлетворить притязания Стефана Немани на Далмацию — обстоятельство, которое могло вовлечь Фридриха в неприятные столкновения с норманнами и уграми. Не лишено значения, что каждый раз выдвигается в переговорах с сербами герцог Бертольд, тот самый, дочь которого была обещана за сына Стефана Немани. В трудные минуты, когда терялась всякая надежда на соглашение с византийским императором, помощь славян была для крестоносцев истинным благом, которым они не могли пренебрегать на случай окончательного разрыва с греками. Но так как все же оставались некоторые признаки, что греческий император также опасается разрыва, то славянские посольства выслушивались по обычаю милостиво, принимаемы были на службу небольшие отряды из сербов, к решительным же мерам Фридрих опасался прибегнуть во все время своего пребывания на Балканском полуострове и самые мелочные факты и указания этого рода весьма любопытны.
В начале ноября, когда крестоносцы приближались к Адрианополю, король Бела III потребовал возвращения своего отряда назад, и 19 ноября венгры решительно заявили, что не могут более оставаться с крестоносцами. Не нужно искать других объяснений этому поступку со стороны венгерского короля, кроме недовольства на переговоры со славянами. Ясно, что Фридрих, попав в Болгарию, задался новыми планами и что отношения его со славянскими вождями совсем не входили в соображения венгерского короля, который относительно славянского вопроса стоял, конечно, на стороне Византии. На тогдашнее положение дел проливает свет донесение клирика Эбергарда, посла императора Фридриха к венгерскому королю, возвратившегося, между прочим, с письмом от последнего для Исаака. Письмо, правда, не заключало в себе ничего важного: в нем Бела выставлял на вид Исааку, какие опасности может навлечь на империю его строптивость с крестоносцами. Но посол мог личными наблюдениями иллюстрировать содержание письма и дать ему совершенно новое объяснение: «Король, — говорил он, — весьма смущен и поражен победоносными успехами крестоносцев и внесенным ими в греческую землю опустошением. Когда получена была весть об опустошении крестоносцами округа Димотики, король совсем переменился в обращении с послом. С тех пор он уже не был так добр и милостив, как прежде: посол не получал более ни кормовых, ни карманных из королевской камеры». Между другими новостями тот же клирик Эбергард сообщил, что, проезжая по Болгарии, он нашел разрытыми все могилы крестоносцев, умерших на пути, и что трупы вытащены из гробов и валяются по земле.
К началу 1190 года крестоносцы продолжали еще обмениваться посольствами с греческим императором, но никакого соглашения не смогли достигнуть. Фридрих, кажется, серьезно думал воспользоваться услугами Петра, вождя болгар, который предлагал выставить к весне 40 тысяч болгар и куман, с каковым подкреплением можно было бы сделать попытку проложить путь в Малую Азию и помимо согласия греков. Но германский император должен был за это не только признать свободу Болгарии, но и обеспечить за Петром императорский титул.
Понимая важность положения и ответственность за подобный шаг, Фридрих все-таки не отказывался от предложения Петра и старался предварительно оценить все средства, какие ему могли бы доставить славяне. Так, 21 января 1190 года, с одной стороны, он вел переговоры с послами византийского императора, с другой, осведомлялся через посредство герцога Далмации о намерениях и расположении Стефана Немани. На последнего нельзя было возлагать много надежд, так как он начал в это время вести войну на собственный страх и занят был предприятиями на границе Сербии и Болгарии.
Есть возможность объяснить до некоторой степени мотивы, по которым Фридрих и в январе 1190 года колебался еще принять на себя задачу разрешения славянского вопроса, на которую наталкивали его обстоятельства. Для него оставалась еще надежда, устранив помощь славян, которая сопряжена была с неприятными и тяжелыми обязательствами, получить к весне помощь из Европы. В этих соображениях он писал к своему сыну Генриху: «Поелику я не надеюсь совершить переправу через Босфор, разве только получу от императора Исаака избраннейших и родовитых заложников или подчиню своей власти всю Романию, то я прошу твое королевское величество послать нарочитых послов в Геную, Венецию, Антиохию и Пизу и в другие места и отправить на кораблях вспомогательные отряды, чтобы они, подоспев к Цареграду в марте месяце, начали осаду города с моря, когда мы окружим его с суши». К середине февраля отношения, однако, уладились: 14 февраля в Адрианополе Фридрихом были подписаны условия, на которых византийский император соглашался дозволить крестоносцам переправу в Малую Азию.
Пребывание Фридриха I в Болгарии во всяком случае было не бесполезно для болгар и сербов. Первые, поощряемые германским императором, нарушили мир, заключенный прежде с греками, и, хотя обманулись в надежде теснить греков заодно с немцами, тем не менее не без выгоды для себя воспользовались замешательством в Константинополе и в последующей борьбе с Византией приняли решительно наступательные действия. Сербы, значительно распространив в то же время свои владения к северо-востоку от Моравы и к юго-западу до Софии, пришли к сознанию важности одновременных действий с болгарами: они заключили союз с Петром и Асенем и вели с тех пор одно и то же с ними дело.
Как бы уклончивы ни были обещания Фридриха I, все же он не прерывал переговоров со славянами и питал в них враждебное к Византии настроение. Пусть он не заключал ни с болгарами, ни с сербами договора, который обязывал бы тех и других выставить к весне 60 тысяч войска (со стороны болгар 40 и от сербов 20 тысяч); но войска были собраны и без участия крестоносцев начали отвоевывать у Византии города и области. Прошествие крестоносцев сопровождалось всеми последствиями неприятельского вторжения, вызвав в Болгарии новое недовольство византийским правительством: беглые, голодные, лишенные домов и достатка поселяне должны были пристать к болгарским или сербским вождям.
Переправа крестоносцев через Босфор началась 25 марта 1190 года. Путь Фридриха шел по западным областям Малой Азии, частью разоренным вследствие войн с сельджуками, частью занятым этими последними. Тюркские отряды беспокоили крестоносцев и заставляли их постоянно быть настороже. В особенности христиане страдали от недостатка продовольствия и корма для вьючных животных. В мае они подошли к Иконии, одержали значительную победу над сельджуками и вынудили их дать провиант и заложников. Но в Киликии немецкое войско постигло несчастье, погубившее все их предприятие. 9 июня, при переходе через горную реку Салеф, Фридрих увлечен был потоком и вытащен из воды бездыханным.
Значение Фридриха вполне оценил Саладин и со страхом ожидал прибытия его в Сирию. В самом деле, Германия, казалось, готова была поправить все ошибки прежних походов и восстановить на Востоке достоинство немецкого имени, как неожиданный удар уничтожил все добрые надежды. Часть немецкого отряда отказалась от продолжения похода и возвратилась морским путем в Европу, часть под предводительством герцога Фридриха Швабского вступила в антиохийское княжество и затем осенью 1190 года жалкие остатки немцев соединились с христианским войском под Акрой, где им не пришлось играть важной роли.
7. Осада Акры
С 1188 по 1191 годы христианские князья приходили под стены Акры в одиночку; не было ни одного раза, когда бы все наличные силы христиан, приходившие с Запада, сосредоточились здесь в одно время. Часть христиан, прибывшая под Акру, погибала под ударами мусульман, от болезней и голода; ее заменял другой отряд и в свою очередь подвергался той же участи. Кроме этого для христиан представлялась масса других затруднений, которые тяжело отзывались на ходе всего дела.
Христиане осаждали город с моря — единственная часть города, на которую они могли направить свои осадные орудия. Внутренняя часть была занята войсками Саладина, который удобно и легко сносился с Месопотамией, служившей для него источником пополнения его военных сил. Таким образом, христиане приходили под Акру по одиночке, подставляя себя под удары мусульман, никогда не соединяли своих сил, между тем как Саладин постоянно обновлял свои войска свежими приливами мусульман из Месопотамии. Ясно, что христиане находились в весьма неблагоприятных условиях, Саладин мог долго и энергично отстаивать Акру. Кроме того, для осады города нужен был строительный лес; который христиане вблизи нигде не могли достать — его они должны были доставать из Италии.
В войне попеременно получали перевес то итальянцы, в особенности приморские города — Венеция, Генуя и Пиза, торговые интересы которых на Востоке заставляли их принимать большое участие в деле крестовых походов, то французы, то немцы, то англичане — смотря по тому, какой народ в данный момент был в более значительном количестве.
К этому неудобному положению присоединилось еще соперничество восточных вождей. Ги де Лузиньян был во вражде с Конрадом Монтферратским. Их соперничество разделило и крестоносный лагерь на две враждебные партии: итальянские народы сосредоточились около тирского князя, англичане приняли сторону Ги. Таким образом, дело при Акре не только по своей цели, но и по отношению между народами, участвовавшими в нем, не могло окончиться благоприятным образом для христиан. Неудобства в доставке леса замедляли предприятие, а несвоевременная доставка, а иногда и недостаток съестных припасов, голод и моровая язва ослабили христианское войско.
Летом 1191 года под Акру пришли французский и английский короли, на которых восточные христиане возлагали большие надежды. Кроме этих двух королей, пришло еще одно коронованное лицо — герцог Австрийский Леопольд V. Теперь можно было ожидать, что дело пойдет надлежащим путем, по определенному плану. Но, к сожалению, такого плана не было выработано представителями христианских наций.
Личные отношения французского и английского королей, наиболее важных лиц по своим военным силам, выяснились еще в Мессине: они расстались если не врагами, то и не друзьями. Когда же Ричард завладел Кипром, французский король предъявил претензии на часть завоеванного острова в силу договора, заключенного между ними еще во время сборов в поход, — договора, по которому оба короля обязались разделять между собою поровну все земли, которые они завоюют на Востоке. Ричард не признавал за французским королем прав на Кипр: «Договор, — говорил он, — касался только земель, которые будут завоеваны у мусульман».
Под Акрой недоразумения двух королей получили более острый характер. Ричард еще находясь в Кипре, высказался в пользу Ги де Лузиньяна; Филипп Август стал на сторону Конрада Монтферратского, который, может быть, приобрел симпатии французского короля геройской защитой Тира, но может быть, в этом случае Филиппом руководила личная неприязнь к Ричарду. Таким образом ни французский, ни английский король не были способны соединить свои силы и действовать по одному плану.
Личные характеры королей также разъединяли их. Рыцарский характер Ричарда был весьма сочувствен для Саладина; тотчас обнаружились симпатии между мусульманским повелителем и английским королем, они начали обмениваться посольствами, оказывать друг другу знаки внимания. Такое поведение Ричарда отозвалось неблагоприятным образом на его авторитете среди христиан; в войске утвердилась мысль, что Ричард готов изменить. Таким образом в Ричарде была парализована вся его сила, вся мощь и энергия; в то же время французский король не обладал личной энергией настолько, чтобы перенести на себя главное направление осады. Таким образом все преимущества, все благоприятные условия были на стороне Саладина.
В июле Акра была доведена до истощения, и гарнизон начал договариваться о сдаче. Саладин не прочь был заключить мир, но со стороны христиан были предложены слишком суровые условия: христиане потребовали сдачи Акры, мусульманский гарнизон города получит свободу только тогда, когда христианам будут возвращены Иерусалим и другие завоеванные Саладином области; кроме того, Саладин должен был дать 2 тысячи заложников из знатных мусульман. Саладин, по-видимому, соглашался на все эти условия. Христианские князья, ввиду скорой сдачи города, стали зорко следить за тем, чтобы в город не были доставляемы съестные припасы.
12 июля 1191 года Акра была сдана христианам. Исполнение предварительных условий мира скоро встретило препятствие. Между тем, при занятии Акры среди христиан имели место весьма тяжелые недоразумения. Герцог Австрийский Леопольд V, завладев одной из стен города, выставил австрийкое знамя: Ричард I велел сорвать его и заменить своим; это было сильным оскорблением для всего немецкого войска; с этого времени Ричард приобрел себе в лице Леопольда V непримиримого врага.
Кроме того, западные князья поставили себя в сложное отношение к туземному населению города. При занятии Акры оказалось, что значительная часть городского населения состояла из христиан, которые под владычеством мусульман пользовались различного рода привилегиями. По освобождении Акры от мусульман как французы, так и англичане хотели захватить побольше власти в городе и начали притеснять население; короли не заботились о том, чтобы были исполнены со стороны мусульман другие пункты договора. Французский король дошел до крайнего раздражения; неприязнь Филиппа к Ричарду раздувала слухи о том, что английский король замышляет продать все христианское войско мусульманам и даже готовится посягнуть на жизнь Филиппа. Раздраженный Филипп оставил Акру и отправился домой.
Само собою разумеется, что преждевременное возвращение французского короля наносило чувствительный ущерб делу крестового похода. Главная роль оставалась за Ричардом, который со своим пылким рыцарским характером, лишенный политического чутья, являлся слабым соперником Саладина, умного и хитрого политика.
Во время осады Акры бременские и любекские купцы по примеру других военно-религиозных орденов, возникших во время Первого крестового похода, устроили на свои средства братство, которое имело целью оказывать помощь бедным и больным немцам. Герцог Фридрих Швабский принял это братство под свое покровительство и исходатайствовал в пользу его папскую грамоту. Это учреждение впоследствии получило военный характер и известно под именем Тевтонского ордена.
8. Переход на Аскалон
9. Битва при Арсуфе
Войско крестоносцев под началом Ричарда предприняло марш на юг по побережью Сирии к городу Арсуф. Выйдя из служившего им прикрытием леса, латинянам за один день приходилось как-то покрыть расстояние в 10 км, что немало, учитывая то обстоятельство, что они находились под постоянными атаками противника. Стремясь по возможности обезопасить свои силы от «огня» мусульманских конных лучников, Ричард построил их в формировании наподобие «коробочки». Рыцарей с их конями прикрывал барьер из пехотинцев. Риску подвергались только всадники военных орденов. Тамплиеры шли в авангарде, тогда как госпитальерам выпала роль замыкающих в колонне. Под палящим зноем и под дождём стрел конных лучников мусульман крестоносцы медленно продвигались к цели. В какой-то момент госпитальеры не выдержали — они теряли слишком много лошадей — и ударили на наседавшего врага. Ричард сумел своевременно правильно отреагировать на изменение ситуации, двинул в бой остальные силы и довершил день победой над противником.
10. Наступление на Иерусалим
Армия, крестоносцев продолжала свой путь к Иерусалиму. Пройдя пустыню, крестоносцы чувствовали себя измотанными. Цель была достигнута, осталось выжить арабов из города. Долгая осада изнуряла воителей и были крохотные результаты — часть города была в их руках. Ричард понимал, что им не хватит сил и попросил перемирия, но Саладин отказался, он согласился только на одно условие — армии европейцев уходят, и паломникам разрешается посещать Гроб Господень.
11. Окончание похода
Филипп, приехавший во Францию, начал мстить английскому королю в его французских владениях. Английским королевством управлял тогда брат Ричарда Иоанн (будущий английский король Иоанн Безземельный), с которым Филипп вошел в отношения. Действия Филиппа, направленные во вред Ричарду, были прямым нарушением договора, заключенного ими во время сборов к крестовому походу. По этому договору французский король во все время отсутствия английского короля не имел права нападать на его владения и мог объявить ему войну только спустя 40 дней после возвращения Ричарда из похода. Излишне говорить о том, что нарушение договора со стороны Филиппа и его посягательства на французские владения Ричарда должны были вредно влиять на дух английского короля.
Ричард, оставаясь в Акре, ожидал исполнения со стороны Саладина остальных пунктов мирного договора. Саладин отказался возвратить Иерусалим, не освобождал пленников и не платил военных издержек. Тогда Ричард сделал один шаг, который напугал всех мусульман и который должен считаться самым характерным для той печальной славы, которую приобрел Ричард на Востоке. Ричард велел заколоть до 2 тысяч знатных мусульман, которые находились в его руках в качестве заложников. Такого рода факты были необычным явлением на Востоке и вызвали со стороны Саладина только озлобление. Саладин не замедлил ответить тем же.
Ричард не предпринял никаких решительных и правильных действий против Саладина, а ограничился мелкими нападениями. Эти наезды с целью грабежа характеризуют, правда, рыцарское время, но в приложении к главе крестоносного ополчения, который представляет интересы всей христианской Европы, обличали только неумение взяться за дело. Раз Саладин пожертвовал Акрой, христиане не должны были допустить его укрепиться в другом месте, а должны были тотчас идти на Иерусалим. Но Гвидо Лузиньян, этот номинальный король без королевства, вражду которого к Конраду Монтферратскому можно объяснить только завистью, уговаривал Ричарда очистить от мусульман прежде всего береговую полосу; Гвидо Лузиньяна поддерживали также и венецианцы, преследовавшие торговые цели: для них было удобнее, чтобы приморскими городами владели христиане, а не мусульмане. Ричард, поддавшись этому влиянию, двинулся из Акры на Аскалон — предприятие совершенно бесполезное, которое было внушено торговыми интересами итальянских городов и честолюбием Гвидо.
Сам Саладин не ожидал подобного бессмысленного шага со стороны Ричарда; он решился на экстренное средство; велел срыть крепкие стены Аскалона и превратить в груду камней сам город. Всю осень 1191 и весну 1192 года Ричард стоял во главе крестоносного ополчения. Все это время он потерял в преследовании ложных планов и ненужных задач и дал понять своему талантливому противнику, что тот имеет дело с человеком весьма недальновидным. Не раз для Ричарда представлялась совершенно ясно задача — идти прямо на Иерусалим; само войско его сознавало, что оно не исполнило еще своей задачи и побуждало короля к тому же. Три раза он был уже на пути к Иерусалиму, три раза сумасбродные идеи заставляли его останавливать марш и двигаться назад.
К началу 1192 года в Азию пришли известия из Франции, которые сильно подействовали на Ричарда. В то же самое время на Востоке имел место один факт, который внушил Ричарду опасения за исход предприятия. Конрад Монферратский понимал, что при бестактности Ричарда, едва ли христианам удастся победить Саладина, начал переговоры с последним, выговаривал у него для себя Тир и Акру и обещал за это соединиться с ним и одним ударом уничтожить Ричарда.
Тогда Ричард, поставленный в высшей степени затруднительное положение делами на Востоке и беспокоясь за свои английские владения, которым угрожал французский король, употребил все средства для того, чтобы войти в отношения с Саладином. В мечтательном самообмане он составил вполне неосуществимый план. Он предложил Саладину соединиться с ним узами родства: предлагая выдать свою сестру Иоанну за брата Саладина Малек-Аделя. Идея в высшей степени мечтательная и не могущая удовлетворить никого. Если бы даже и мог состояться подобного рода брак, то он не удовлетворял бы христиан; земли, священные для них, по-прежнему оставались бы в руках мусульман.
Наконец, Ричард, который, оставаясь долее в Азии, рисковал потерять свою корону, заключил 1 сентября 1192 года договор с Саладином. Этот постыдный для чести Ричарда мир оставлял за христианами небольшую береговую полосу от Яффы до Тира, Иерусалим оставался во власти мусульман, Святой крест не возвращен. Саладин даровал христианам мир на три года. В это время они могли свободно приходить на поклонение святым местам. Через три года христиане обязывались войти в новые соглашения с Саладином, которые, само собой разумеется, должны были быть хуже предыдущих. Этот бесславный мир лег тяжелым обвинением на Ричарда. Современники подозревали его даже в измене и предательстве; мусульмане упрекали его в чрезмерной жестокости.
В октябре 1192 года Ричард I оставил Сирию. Для него, однако, возвращение в Европу представляло немалые затруднения, так как у него везде были враги. После долгих колебаний он решился высадиться в Италии, откуда предполагал пробраться в Англию. Но в Европе его сторожили все враги, которых он немало нажил. Около Вены в Австрийском герцогстве он был узнан, схвачен и заключен герцогом Леопольдом V в тюрьму, где содержался около двух лет. Только под влиянием римского папы и сильного возбуждения английской нации, он получил свободу. За его свободу Англия заплатила Леопольду V до 23 тонн серебра.
12. Третий крестовый поход в культуре
- В фильме «Царство небесное» Ридли Скотта рассказывается о событиях, предшествовавших третьему крестовому походу (с некоторыми историческими искажениями).
- Действие компьютерной игры Assassin's Creed происходят во время Третьего крестового похода.
13. Источники
- При написании этой статьи использовались материалы книги: Успенский Ф. И. «История крестовых походов», СПб., 1900—1901
