Реферат Декабристы тайные общества, журналы, особенности мировоззрения и поведения
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
от 25%
договор
Министерство образования РФ
Кемеровский государственный университет
Кафедра журналистики и русской литературы ХХ века
Декабристы: тайные общества, журналы, особенности мировоззрения и поведения.
Реферат по истории отечественной журналистики XIX века.
Выполнила:
студентка гр. Л – 015
Климова О.В.
Проверила:
КЕМЕРОВО, 2003 г.
Введение
.
Декабризм как историческое явление чрезвычайно многогранен. Он включает в себя идеологию дворянских революционеров, оказавшую значительное влияние на общественное сознание передовой России первой половины XIX века. Родоначальники идейно осознанной и организованной политической борьбы против самодержавия и крепостного права, декабристы навечно вошли в историю России.
Исторические и социально-политические закономерности выступления декабристов ни в коем случае не должны затушевывать исключительность, своеобразие их движения в целом, ту печать избранничества, которая легла на их судьбы. Нельзя забывать о том, что с протестом против крепостничества, феодальных институтов и произвола самодержавия выступила небольшая часть передового дворянства. В целом же русское дворянство осталось крепостнически настроенным и верным престолу консервативным сословием. Великая заслуга декабристов заключалась в том, что они смогли подняться выше своих классовых интересов, презреть сословные привилегии и пойти сознательно на явную гибель, во имя высоких и благородных идеалов.
Русская культура, в самом широком смысле этого понятия, не только была нравственной и духовной почвой для декабристов, но она непосредственно воплощалась в них и ими была возведена на новую ступень. Репутация образованнейших людей своего времени, закрепленная за декабристами, не легенда и не поздний приговор потомков. Эта репутация сложилась при них и была естественным началом того авторитета и влияния, которыми они обладали среди своих современников. Многие из декабристов учились в Московском и Петербургском университетах, Царскосельском лицее – лучших учебных заведениях того времени, в чьих стенах царил дух вольномыслия; слушали частные курсы у передовых профессоров.
С историей декабристского движения неразрывно связаны имена Пушкина и Грибоедова, среди самих декабристов было немало известных писателей, поэтов, ученых, художников (К.Ф.Рылеев, А.И.Одоевский, А.А.Бестужев-Марлинский, Н.А.Бестужев, Ф.П.Толстой).
Формирование революционного мировоззрения декабристов.
Декабристы выросли и сформировались в условиях русской действительности, в их мировоззрении отразились назревшие в русском историческом процессе очередные, коренные по значению исторические задачи – уничтожение крепостного права и ликвидация самодержавия. Принадлежа в большинстве своем к поколению, родившемуся на рубеже XVIII и XIX веков, они наблюдали сложную и полную социальных противоречий русскую действительность, где ярко выражались классовые контрасты, борьба старого с новым; в их среде постоянно обсуждалась деятельность самодержавия и сложные международные столкновения начала века. Многие из будущих декабристов стали задумываться над положением дел в родной стране еще на школьной скамье.
Такие передовые русские учебные заведения, как Московский университет, «школа колонновожатых» (будущая академия Генерального штаба) и Царскосельский лицей явились «питомниками» декабристов. Тут, под воздействием русской революционной традиции, лекций передовых русских ученых, а также вдумываясь в произведения западноевропейских политических писателей и философов (Вольтер, Руссо, Монтескье), сыгравших немалую роль в подготовке французской революции, работала над русской действительностью пытливая молодая мысль будущих русских революционеров. Мысли о несправедливости дворянских привилегий, о вреде крепостничества, о деспотизме царя зародились у многих декабристов еще до войны 1812г.
Отечественная война была воспринята декабристами как народная война и заставила их размышлять над тяжелым положением закрепощенного русского народа, доблестно боровшегося за родину. Вернувшись на родину, покрытые славой победой, будущие декабристы стали еще глубже вдумываться в угнетенное положение горячо любимой родины. Всюду царило крепостное право, произвол самодержавия ничем не был ограничен, сословный суд угнетал простой народ, чиновники-дворяне занимались взяточничеством и казнокрадством, угнетенные массы коснели в темноте. С каждым днем усиливалась реакция, свирепствовала «аракчеевщина». В этой атмосфере и возникло первое тайное общество декабристов.
Сопоставление нравственных идеалов декабристов и Пушкина.
Петербургский период жизни и творчества Пушкина отличается его стремлением к содружеству, сообществу, братскому единению. В этом сказалась не только инерция привычки к лицейскому братскому союзу, но особенная черта тех лет в русской истории вообще. Счастливое окончание войн с Наполеоном разбудило в обществе чувство собственной силы, право на общественную активность, именно в те послевоенные годы возникают «вечера» у Жуковского, «русские завтраки» у Рылеева, где сообща думали, спорили, пили, обсуждали новости, даже чтение книг — занятие традиционно связанное с уединением — становится формой дружеского общения. Именно в это время возникло и активно жило «арзамасское братство», в которое Пушкин-лицеист был принят заочно, а летом 1817г., оказавшись в Петербурге, «Сверчок» стал его реальным участником.
К тому времени в «Арзамасе» вместе с новыми членами (Н.Тургеневым, М.Орловым, Н.Муравьёвым) появились политические идеи, которые вскоре привели к распаду литературного общества. Однако это не помешало Пушкину сблизиться с Н.Тургеневым и М.Орловым — их облик проповедников свободы оказался для Пушкина теперь более привлекательным, чем облик «беспечного ленивца» в духе героев Батюшкова или «усталого селянина» в духе Жуковского. Пушкина привлёк декабристский тип человека: бескомпромиссность, резкость в речах, категоричность, суровые нравственные требования и глубокая религиозность Николая Тургенева, исключительная храбрость и человеколюбие Фёдора Глинки, высокий «градус» патриотизма и гражданственности Никиты Муравьёва, Михаила Лунина, Якушкина и др. Увлёкшись нравственным идеалом декабристов, Пушкин, тем не менее, имел собственные этические представления.
Нравственный идеал декабристов был окрашен в тона героического аскетизма. Истинный гражданин представлялся как суровый герой, отказавшийся ради общего блага от счастья, веселья, дружеских пиров, любви; гражданин противопоставлялся поэту, герой — любовнику, свобода — счастью. Однако Пушкин, в отличие от декабристов, проповедовал другие нравственные идеи. Просвещение XVIII века (века в значительной мере атеистического, во всём сомневающегося) в борьбе с христианским аскетизмом создало концепцию свободы, не противопоставленной счастью, а совпадающей с ним. Истинно свободный человек — это человек страстей, раскрепощённых внутренних сил, это — любовник, поэт, гражданин. Пушкин был глубоко связан с XVIII веком и усвоил такое понимание свободы — она не может строиться на самоограничении личности, наоборот, именно расцвет и полнота жизни каждой личности есть путь к свободе. Именно такое понимание свободы отразилось, например, в известном послании «К Чаадаеву» («Любви, надежды, тихой славы…», 1818; I – С.307), или в мадригале княгине Е.И.Голицыной (1817; I – С.281):
Краёв чужих неопытный любитель// И своего всегдашний обвинитель,
Я говорил: в отечестве моём// Где верный ум, где гений мы найдём?
Где гражданин с душою благородной,//Возвышенной и пламенно свободной?
Где женщина – не с хладной красотой,//Но с пламенной, пленительной, живой?
Где разговор найду непринужденный,//Блистательный, весёлый, просвещённый?
С кем можно быть не хладным, не пустым?// Отечество почти я ненавидел
Но я вчера Голицыну увидел// И примирён с отечеством моим.
В этом стихотворении Пушкин фактически сформулировал свой нравственный идеал, он провозглашает установку жить в постоянном горении, «пламени», напряжении страстей (любви, шалости, патриотизма и т.д.).
Такая установка на азартное веселье и страстность, казалось бы, сближала Пушкина с поэтами-«арзамасцами», но это было внешним сходством. Для арзамасцев и поэтов их круга веселье и лень были лишь литературной позой: Жуковский, известный самоотреченными поэтическими мечтаниями, в быту был уравновешеннее и жизнерадостнее; Батюшков, трагически больной в жизни, прославился в поэзии как певец любви и наслаждений; Баратынский, меланхолик в жизни, написал поэму «Пиры», прославлявшую беззаботное веселье. Пушкин одинаков в стихах и в жизни. Взяв от «арзамасцев» идеи радости земной жизни, а у декабристов гражданско-патриотический пафос и стремление перейти от слов к поступкам, Пушкин создал новый этический идеал, лишённый крайностей: счастье — это свободное развитие личности, которой доступны и высокие гражданские поступки, и религиозные чувства, и любовные страсти, и просто шалости, веселье, лень. Пушкин обладал удивительной способностью сохранять «золотую середину», обладая совершенным чувством меры.
Пушкин прокладывал новый и свой путь в жизни и поэзии, но окружающие его не могли понять, им казалось, что он сбился с пути, они хотели направить его на путь «истинный», причём это пытались делать и «арзамасцы», и декабристы. Уставая от нравоучений, от того, что его всё ещё считают мальчиком, Пушкин порой назло всем демонстрировал мальчишество своего поведения. Но чем больше позволял себе шалостей и чем больше укреплялась его репутация «незрелого» юноши, тем более Пушкину не позволяли войти в круг участников тайных декабристских обществ. Назойливые поучения наставников, с одной стороны, а с другой - недоверие друзей - стали причиной лихорадочной нервозности, напряжённости душевного состояния Пушкина тех лет; в любую минуту он ждёт обид и всегда готов ответить вызовом на дуэль. Летом 1817 года он по ничтожному поводу вызвал на дуэль старика дядю С.И.Ганнибала, вызывал Н.Тургенева, однокурсника по Лицею М.Корфа, майора Денисевича и мн. других. Многие дуэли удавалось «погасить», но не все — осенью 1819г. Пушкин стрелялся с Кюхельбекером (оба выстрелили в воздух), серьёзная дуэль была, вероятно, с К.Ф.Рылеевым (точно не установлено).
Тайные общества декабристов.
Союз Спасения или Общество истинных и верных сынов отечества.
Первое тайное общество декабристов возникло в 1816г. Оно называлось Союзом Спасения, а позже, после принятия Устава, - Обществом истинных и верных сынов отечества. Основателем был молодой полковник генерального штаба Александр Муравьев, членами – С.Трубецкой, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Никита Муравьев, М.Лунин, П.И.Пестель, И.И.Пущин и другие. Это была дворянская военная молодежь, связанная узами тесной личной дружбы и сблизившаяся на почве передовых идей времени. Всего насчитывалось 30 членов.
Это Общество имело писаный «статут», в котором были объединены и программа и устав общества. Первое время целью считалось лишь освобождение крестьян от крепостной зависимости, но вскоре к этой цели добавилась и другая – введение в России конституционной монархии. Но как осуществить эти цели? Иногда у декабристов возникали планы цареубийства, но после обсуждения они отвергались; в обществе еще не было полного политического единодушия; группа более радикальных членов боролась с более умеренными. Внутренняя идейная борьба и неясность тактики заставили декабристов ликвидировать первое тайное общество и организовать в 1818 году второе – под названием Союз Благоденствия.
Союз Благоденствия.
Союз Благоденствия, как и Союз Спасения, был тайным революционным обществом. Члены его также ставили перед собой целью борьбу с крепостным правом и самодержавием. Но, в отличие от первой, узкой и малочисленной, заговорщицкой организации они хотели значительно расширить ее численный состав и активно воздействовать на создание в стране передового «общественного» мнения, которое, по мысли декабристов, могло явиться решающей силой в подготовке будущего переворота. Организация численно увеличилась до 200 человек.
Был написан устав нового общества, по цвету переплета названный «Зеленой книгой». Его первая часть излагала общие правила и цели общества, она содержала формулировку основных политических целей, известных только руководящим членам. Обществом руководила так называемая «Коренная управа». Согласно уставу в члены Союза могли быть приняты не только дворяне, но и купцы, мещане, духовенство и свободные крестьяне. Члены Союза благоденствия обязывались постоянно развивать и поддерживать повсюду передовые мнения, осуждать крепостное право, деспотизм власти, угнетение народа.
Но, вместе с ростом недовольства угнетенных масс в стране, а также с нарастанием общеевропейской революционной ситуации 1818-1820гг. Союз стал явно «леветь» в политическом отношении. В нем получили преобладание сторонники республики и решительного открытого выступления. В начале 1820г в Петербурге состоялось совещание Коренной управы, где был поставлен доклад Пестеля о наилучшей форме правления. Пестель характеризовал все «за» и «против» конституционной монархии и республики, отдав решительное предпочтение последней. При поименном голосовании все члены общества высказались за республику.
В связи с изменением программы возникла потребность и в новой тактике, которая бы обеспечила быстрое осуществление поставленных политических целей. Около 1820г. декабристы, люди военные, стали обсуждать вопрос о решительном военном натиске на самодержавие. Возмущение Семеновского полка как бы подтвердило правильность решения о новой тактике: солдаты-гвардейцы уже организовал самостоятельное выступление.
В январе 1821г. в Москве собрался съезд Коренной управы Союза Благоденствия. Съезд объявил Союз «распущенным», и под прикрытием этого постановления, которое облегчало отбор ненадежных членов, тайно общество вновь реорганизовалось: возникло Южное и Северное общества, которые и подготовили восстание декабристов в 1825г.
Основание Южного общества.
Во 2-й армии, расквартированной на Украине, работала так называемая Южная управа Союза Благоденствия с центром в Тульчине – местопребывании штаба 2-й армии. Руководителем Южной управы был Пестель. Узнав от своих делегатов, присутствовавших на съезде Коренной управы Союза Благоденствия, о закрытии общества, Пестель и его единомышленники – декабристы Юшневский, Крюковы, Вольф, Ивашев, Барятинский и другие – решили постановлению о «закрытии» не подчиняться в «общество продолжать». Новая организация, возникшая в марте 1821г. в тульчине, получила название Южного общества.
Было решено периодически созывать съезды руководящих членов тайного общества. Первый съезд руководителей Южного общества собрался в Киеве в январе 1822г. и заслушал доклад Пестеля об основах его конституционного проекта («Русская Правда»). А год спустя, на втором съезде руководителей в январе 1823г. основы конституции Пестеля были приняты.
«Русская Правда» – первая дошедшая до нас республиканская конституция в истории революционного движения России. В ней объявлялось, что крепостное право («Рабство») должно быть «решительно уничтожено» и «дворянство должно непременно навеки отречься от гнусного преимущества обладать другими людьми». Помимо нового устройства органов власти, утверждалась свобода вероисповедования, свобода слова, свобода печати с ответственностью за опубликованные произведения лишь по суду, свобода передвижения и равный для всех суд.
Основание Северного общества.
После ликвидации Союза Благоденствия в 1821г. в Петербурге также образовалось тайное общество. Его основное ядро составили Н.Муравьев, Николай Тургенев, М.Лунин, С.Трубецкой, Е.Оболенский и И.Пущин. В дальнейшем состав значительно расширился. В нем явственно была заметная борьба двух течений – умеренного, конституционно-монархического, и более радикального, отмеченного республиканскими симпатиями. Ряд членов Северного общества вернулся к лозунгу конституционной монархии и менее радикально, чем члены Южного общества, решал крестьянский вопрос. Но общая борьба с крепостным правом и самодержавием все же тесно объединила оба общества, решившие выступить совместно. Северное общество, как и Южное, приняло тактику военного переворота.
Влиятельным членом Северного общества, особенно в первые годы его существования, был один из инициаторов движения декабристов – Никита Муравьев. Он разработал конституционный проект, который весьма оживленно обсуждался среди декабристов.
Проект конституции Никиты Муравьева характеризовался высоким имущественным цензом. Уничтожались сословия, и устанавливалось равенство всех перед законом. Россия объявлялась федерацией, которая делилась на 15 «держав» со своей столицей. В каждой державе высшим органом власти было особое представительское учреждение, делившееся на две палата: Верхнюю палату – Державную думу и Нижнюю – палату выборных депутатов державы. Императору принадлежала лишь исполнительная власть, он мог задержать принятие закона, вернув его в парламент и, поставив на вторичное обсуждение, но совсем отклонить его не мог. Табель о рангах уничтожалась, должности в государстве становились выборными. Объявлялось немедленное уничтожение военных поселений, провозглашалась свобода вероисповедования, свобода слова, печати, собраний, передвижений.
Общество соединенных славян.
Общество соединённых славян, как и основная декабристская организация, имело сложную первоначальную историю. В том же 1818г., когда в Москве оформился Союз Благоденствия, на Украине, в местечке Решетиловке, Полтавской губернии, юнкерами братьями Борисовыми совместно с несколькими товарищами было основано тайное политическое Общество первого согласия, преследовавшее цель борьбы за демократический строй. В 1823г. молодая организация преобразовалась в Общество соединённых славян, которое поставило целью основание мощной демократической республиканской федерации славянских стран. В федерацию должны были войти страны, которые общество считало славянскими: Россия, Польша, Богемия, Моравия, Венгрия, Трансильвания, Сербия, Молдавия, Валахия, Далмация и Кроация. Границы этой обширной федерации должны были достигать четырёх морей - Чёрного, Белого, Балтийского и Адриатического; четыре якоря - в соответствии с четырьмя морями - символизировали в предполагаемом гербе морскую мощь славянской федерации. Каждое государство, входящее в состав федерации, должно было разработать свою конституцию, отражавшую его особенности. Повсюду в федерации уничтожалось крепостное право; одно из «правил» Соединённых славян гласило: «Не желай иметь раба, когда сам быть рабом не хочешь». Эта республиканская федерация славянских стран представлялась членам общества богатым, свободным государством с кипучей экономической жизнью. Тактика военной революции была чужда Обществу соединённых славян. Его члены считали, что военные революции бывают «не колыбелью, но гробом свободы, именем которой совершаются», и были сторонниками народной массовой революции; правда, программа Славянского общества ещё не была подробно разработана и ясно оформлена.
Так вошёл в русское революционное движение вопрос о славянском единении. В основу его легла не только идея о кровном единстве народов, близких по культуре и говоривших на славянских языках, но - что особенно важно - демократическая идея нового, завоёванного революцией строя, в котором уничтожалось как крепостное право, так и самодержавие. «Общество имело главною целью освобождение всех славянских племён от самовластия», - сообщается в воспоминаниях члена общества Горбачевского.
Слияние Общества соединенных славян с Южным обществом декабристов.
Осенью 1825г., накануне выступления, Общество соединённых славян влилось в Южное общество и составило его особое отделение - Славянскую управу. Это не значит, однако, что все члены общества отказались от своей пели создания всеславянской демократической федерации. Эта цель, по их мнению, лишь отодвигалась в будущее; первоочерёдным признавался революционный переворот в России. Впоследствии освобождённая революцией Россия сама должна была стать опорой освободившихся славянских народов. «Россия, освобождённая от тиранства, будет открыто споспешествовать цели Славянского Союза - освободить Польшу, Богемию, Моравию и другие славянские земли, учредить в них свободные правления и соединит всех федеративным союзом», - убеждал славян Бестужев-Рюмин, советуя им соединиться с Южным обществом.
Первые попытки декабристов выпустить собственные журналы.
Первую попытку создать собственный журнал декабристы предприняли на базе литературного общества «Арзамас». В 1817г. в «Арзамас» вошли три видных деятеля декабристского движения – член Союза Спасения Н.И.Тургенев, член будущего Союза Благоденствия М.Ф.Орлов и будущий активный участник Северного общества, автор Конституции H.M.Муравьев. Декабристы стремились вывести «Арзамас» за рамки литературного кружка, направить его деятельность в сторону общественно-политических вопросов. От имени уже перестроенного общества они намеревались потом издавать журнал.
Идея принадлежала Тургеневу, предложение которого, детально аргументированное, было зачитано на заседании обществ. Тургенева поддержали передовые арзамасцы – и, прежде всего, Орлов и Вяземский. Орлов произнес страстную речь, доказывая необходимость организации журнала с преимущественным интересом к вопросам политики, к «истинному свободомыслию». Вяземский также подчеркнул, что ведущее место в журнале должно принадлежать «политике, зажимающей рот цензуре».[1]
После того как решение об организации журнала было принято, Орлов, Тургенев и Вяземский приступили к выработке его программы и структуры. Журнал представлялся им как орган политический и литературный одновременно; все отделы журнала были призваны служить «распространению идей свободы, приличных в России в ее теперешнем состоянии».
Свои взгляды на задачи и характер арзамасского журнала Вяземский подробно изложил в записке, отражающей взгляды всех передовых арзамасцев.[2] Воздействовать на общественное мнение можно только «изданием журнала», так как «всякая другая дорога была бы отдаленнее». Рассматривая историю русской журналистики, Вяземский выделяет имена Новикова и Карамзина, опытом которых необходимо воспользоваться. «Нам остается сочетать в журнале примеры двух наших журналистов и разделить издание на три разряда: Нравы, Словесность и Политика». Предполагая, что цензура вряд ли разрешит касаться общественно-политической жизни России, Вяземский рекомендует наполнять отдел политики изложением «полезнейших мер, принятых чуждыми правительствами для достижения великой цели – силы и благоденствия народов», а также споров «политического света о предметах важных в государственном устройстве». Отдел «Нравы» в журнале Вяземский рекомендует составлять по образцам сатирической журналистики XVIII в., и, прежде всего, журналов Новикова «Трутень» и «Живописец»: «Статью о Нравах, которую хорошо назвать Живописцем в честь покойника, должны составлять: картины общих нравственных повестей, переписка со всеми губерниями (вымышленная или истинная, все равно, но вероятная), сатирические разговоры и проч.». Доходы от журнала (если таковые окажутся) Вяземский предлагает направить на поддержку необеспеченных способных литераторов.
Издание журнала, однако, не состоялось, так как декабристам не удалось изменить направление деятельности «Арзамаса». Когда Орлов, Тургенев и Муравьев поняли, что арзамасцы не склонны принять их программу, они ушли из общества.
К 1818г., как было сказано выше, относится замысел будущего декабриста А.Бестужева издавать собственный журнал «Зимцерла», который так и не увидел света.
С конца 1818г. Н.И.Тургенев снова принимает меры для организации издания журнала. Для этого он решает создать легальное «Общество 19 года и XIX века» и от его имени с начала 1820г. издавать журнал, который назывался бы «Россиянин XIX века» или «Архив политических наук и российской словесности».[3] Журнал должен был служить легальным органом Союза благоденствия. В сотрудники намечались Н.И.Тургенев, H.M.Муравьев, Ф.Н.Глинка, И.Г.Бурцев, П.И.Колошин, М.К.Грибовский, а также Пушкин, Кюхельбекер, Куницын, Вяземский и др., не входившие в тайное общество, но знавшие о его существовании.
Журнал мыслился Тургеневым как орган общественно-политический, главная цель которого – «распространять у нас здравые идеи политические». Программа будущего журнала включала восемь отделов: 1) Общая политика, или наука образования и управления государств; 2) Политическая экономия, или наука государственного хозяйства; 3) Финансы; 4) Правоведение; 5) История; 6) Статистика; 7) Философия (с подотделами: Воспитание, Словесность, Описания нравов); 8) Смесь. Определяя содержание и форму подотдела «Описание нравов», Тургенев воспользовался мыслью Вяземского и предложил название «Живописец», «как потому, что сие название сообразно предмету, так и для возобновления памяти старинного журнала, под сим названием выходившего».
«По возможности мы будем писать против рабства, – сообщал Тургенев брату Сергею 24 января 1819г. – ...Все статьи должны иметь целью свободомыслие». При посылке ему «Проспектуса» нового журнала Тургенев писал: «Так как у нас нельзя прямо говорить то, о чем говорить надобно, то я и полагаю, что все это должно быть наряжено в одежду теорий». Эти слова точно характеризуют журнальную практику тех лет: запрещенная цензурой публицистика входила составной частью в научные статьи.
Журнал предполагалось продавать «по самой дешевой цене для большего расхода»,[4] что свидетельствует о стремлении декабристов широко распространять свои идеи.
Это журнальное предприятие Тургенева также не осуществилось. Очевидно, ему не удалось получить разрешения: с 1818 г. правительство весьма неохотно соглашалось на открытие новых периодических изданий. Могла вызвать подозрения в цензуре и политическая направленность журнала Тургенева.
Новый план декабристов создать общественно-политический орган на этот раз не в России, а за границей относится к марту 1820г., когда М.Ф.Орлов предложил П.А.Вяземскому, находившемуся в Польше при канцелярии Александра I, издавать еженедельный журнал «Российский наблюдатель в Варшаве», по типу своему близкий к французским еженедельным газетам. Орлов наметил круг основных вопросов будущего журнала: дружба, политические экономические и культурные связи польского и русского народов, материалы по конституции (полный перевод конституции, дарованной Польше Александром I, всех речей на Варшавском сейме и т. д.), подробная информация о политических событиях в Европе и т. д. Сам он, братья Николай и Сергей Тургеневы и другие должны были присылать материал из России. Это начинание не осуществилось; Вяземский вскоре был заподозрен в вольномыслии и отозван в Петербург, где за ним установили негласный
В октябре 1824г. декабрист П.А.Муханов добивался разрешения на издание ежемесячного «Военного журнала».[5] Муханов не только не получил этого разрешения, но ему даже был сделан выговор по службе за то, что он обратился с просьбой в Московский цензурный комитет, не заручившись предварительным согласием своего непосредственного начальства.
«Сын отечества»
Журнал Н.И.Греча «Сын отечества» в 1816–1825гг. по составу сотрудников, качеству материалов и строгой периодичности (выходил регулярно раз в неделю) занимал одно из первых мест среди русских изданий. От других журналов этой поры «Сына отечества» отличало и то, что в 1813–1818гг. при нем существовало два еженедельных приложения, посвященных политическим новостям Европы.
«Сын отечества» был историческим, политическим и литературным журналом. Каждый номер его открывался серьезной научной статьей (чаще всего на историческую или экономическую тему), обозрением европейских политических событий или обстоятельным критическим разбором нового сочинения, чаще литературно-художественного. Далее помещались три-четыре стихотворения. В отделе «Современная русская библиография» печатались известия о всех выходящих в России книгах, зачастую без каких-либо аннотаций и оценок, т.е. «Сын отечества» ввел в русскую журналистику учетно-регистрационную библиографию. Кроме того, в журнале были отделы: «Путешествия», «Смесь» и «Благотворение» (кто, на что и сколько пожертвовал).
В 1816–1825гг. в журнале участвовали две группы сотрудников: умеренно-либеральные во главе с Гречем, а также декабристы и их союзники. Участие в журнале декабристов Ф.Глинки, Н.Тургенева, Н.Муравьева, Н.Кутузова, А.Мартоса, К.Рылеева, А.Бестужева, В.Кюхельбекера и близких к ним писателей: Пушкина, Грибоедова, Куницына, Вяземского, Сомова – вновь сделало журнал Греча прогрессивным органом печати.
Декабристская линия в журнале, прежде всего, была представлена научно-публицистическими статьями. Примером их может послужить «Рассуждение о необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года» Ф. Глинки (1816, №4). Автор, член Союза спасения, а позже – Союза благоденствия, активно сотрудничал в «Сыне отечества» как ученый-историк, публицист и поэт.
В своем «Рассуждении» Глинка особо говорит о том, каким слогом надлежит описывать события 1812г. Простота и ясность в словах, торжественность, величие в тональности – вот необходимые качества будущей истории. Историки должны «изгнать из описаний своих все слова и даже обороты речей, заимствованные из чужих наречий».[6] Глинка призывает ученых как можно быстрее приступить к созданию истории Отечественной войны, пока еще живы участники и очевидцы событий. Он как бы подчеркивает, что историю войны нужно писать по правдивым свидетельствам современников, а не по «афишкам» Растопчина и правительственным реляциям.
Более смело, чем другие журналы, «Сын отечества» освещал вопрос о положении русского крепостного крестьянства. Если многие издания вообще не касались его, если «Вестник Европы» Каченовского настоятельно доказывал, что каждый «должен доволен быть своим положением»,[7] а «Русский вестник» Сергея Глинки призывал литераторов и журналистов показывать, что у крестьян есть «отцы-помещики», пекущиеся о нуждах крестьян как о своих собственных, то «Сын отечества» с глубоким уважением писал о простом народе и решительно выступал против тех авторов, которые говорят о нем «иногда с презрением, иногда с отвращением, иногда представляют его глупым» (1818, № 42). Не имея возможности открыто сказать о положении крепостных, сотрудники «Сына отечества» часто используют для этого переводной материал или касаются этой темы в статьях, посвященных другим вопросам. Так, А. Бестужев поместил в № 38 за 1818г. статью «О нынешнем нравственном и физическом состоянии лифляндских и эстляндских крестьян», представляющую собой перевод главы из труда баварского посланника при российском дворе де Брея, именно той, в которой автор писал о бедственном положении русских крепостных крестьян и с похвалой отзывался о их работоспособности, природной одаренности, высокой нравственности.
Среди публицистических выступлений «Сына отечества» 1816–1820 гг. выделялись статьи Куницына «О конституции» и «Замечания на основы российского права», его же статья о книге Н. Тургенева «Опыт теории налогов», статья Н. Кутузова «О причинах благоденствия и величия народов», статья Н. Муравьева «Рассуждение о жизнеописаниях Суворова» и др.
В литературных спорах «Сын отечества» показал себя борцом за романтизм. На его страницах были представлены и психологический романтизм школы Жуковского (поэты его школы: Дельвиг, Плетнев, Милонов, на первых порах А. Бестужев), и гражданский романтизм декабристов и их союзников. Но в то же время здесь сотрудничали как поэты Ф. Глинка, Грибоедов, Катенин, Кюхельбекер, Крылов, Пушкин. Гражданское направление в поэзии, не будучи единственным в «Сыне отечества», ощущалось довольно сильно.
Основная линия лучших критических статей «Сына отечества» – борьба за создание самобытной, национальной литературы, за ее гражданское содержание, за «высокие» жанры и «высокий» стиль. С критическими и полемическими статьями в «Сыне отечества» выступали Грибоедов, Вяземский, А. Бестужев, Рылеев, Кюхельбекер, Катенин, Сомов и др. Они отстаивали свои взгляды в жестоких боях с реакционной журналистикой и прежде всего с «Вестником Европы» Каченовского.
Большое внимание уделял «Сын отечества» творчеству Пушкина. Поэмы «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан» рассматриваются в журнале как торжество «истинного» романтизма и народности. Первую главу «Евгения Онегина», опубликованную в 1825г. вместе с «Разговором книгопродавца с поэтом», критики-декабристы оценить правильно не смогли: они ставили «Евгения Онегина» ниже романтических поэм.
В учебной литературе иногда высказывается мнение, что «Сын отечества» после 1820г. «резко повернул к реакции».[8] Это неверно. До самого конца 1825 г. в журнале Греча печатались острые публицистические и критические статьи и замечательные образцы гражданской поэзии, причем участие декабристов Рылеева, А.Бестужева, Кюхельбекера усиливается к концу периода. Показателен в этом смысле 1825 год.
В этом году «Сын отечества» уделял большое внимание национально-освободительному движению в Европе и Америке. Декабристы мечтали о введении республиканского строя в России, поэтому они приветствовали создание Соединенных Штатов Америки. Однако декабристы, как позже и Пушкин, довольно критически относились к американской «демократии», подчеркивая варварское отношение «цивилизованных» американцев к «цветному народу». Глубокое сочувствие неграм, страстный протест против расовой дискриминации, узаконенной в США, содержатся в статье «Опыты северных американцев переселить черных соотчичей своих обратно в Африку» (1825, № 20). Здесь говорилось: «Предрассудок, ставящий черное африканское поколение, которое так долго осуждено было на тягостное рабство, гораздо ниже белого, столь повсеместно царствует в Америке, что и просвещенные Соединенные Штаты не могли освободиться от оного. Черный цвет тела в глазах американцев служит признаком душевных недостатков и почти поводом к презрению».
Среди литературно-критических статей, опубликованных в «Сыне отечества» за 1825 г., выделяются статьи А. Бестужева, Кюхельбекера, Рылеева.
Одним из последних выступлений декабристов в «Сыне отечества» была статья Рылеева «Несколько мыслей о поэзии», напечатанная в № 22, за месяц до восстания. Рылеев возражает против формального разделения поэзии на классическую и романтическую, ибо все дело в «духе поэзии» (внутреннее содержание художественного произведения, выразившееся в его гражданской направленности, в отражении в нем высоких мыслей и чувств), а не в форме. Своей статьей Рылеев как бы завершает борьбу декабристов за самобытную по форме, высокоидейную, гражданскую по содержанию литературу. Он обращается к своим современникам: «Оставив бесполезный спор о романтизме и классицизме, будем стараться уничтожить в себе дух рабского подражания и, обратясь к источнику истинной поэзии, употребим все усилия осуществить в своих писаниях идеалы высоких чувств, мыслей и вечных истин, всегда близких человеку и всегда недовольно ему известных». Рылеев настоятельно подчеркивает, что только такое направление литературы соответствует «духу времени», т.е. общественно-политическим задачам, стоящим перед русской интеллигенцией.
Таким образом, вплоть до событий на Сенатской площади декабристы продолжали сотрудничать в «Сыне отечества», хотя в их распоряжении находились и более близкие им издания. Поступали так они потому, что декабристские журналы, как правило, издавались не чаще раза в месяц, небольшим тиражом 300–500 экземпляров, а «Сын отечества» выходил еженедельно и тираж его достигал 1200 экземпляров. Он был самым популярным журналом в Петербурге, Москве и провинции. И это вполне устраивало декабристов, заинтересованных в широком распространении своих общественно-политических и литературно-эстетических взглядов.
После восстания декабристов «Сын отечества» переходит в лагерь реакционной журналистики. Уже в 1825г. Греч приглашает в качестве соредактора Булгарина, а в 1829г. «Сын отечества» сливается с журналом Булгарина «Северный архив» и начинает выходить под объединенным названием «Сын отечества и Северный архив. Журнал литературы, политики и современной истории».
«Соревнователь просвещения и благотворения»
«Соревнователь» был создан как научно-литературный журнал с четырьмя постоянными отделами: «Науки и художества», «Изящная проза», «Стихотворения», «Смесь». Центральное место занимали научные статьи по русской и зарубежной истории, философии и эстетике, географии и этнографии, истории и теории литературы, по русскому народному творчеству. Отдел политики отсутствовал, экономических и публицистических статей печаталось немного, зато более широко был представлен художественный материал. В отделе «Изящная проза» помещались «живописные путешествия» («Путешествие в Ревель» А.Бестужева, «Записки о Голландии» Н.Бестужева и др.) и повести («Зиновий Богдан Хмельницкий» Ф.Глинки, «Игорь», «Любослав», «Александр» В.Нарежного, «Второй вечер на бивуаке» А.Бестужева и др.).
Если в «Сыне отечества» члены Вольного общества любителей российской словесности участвовали только как влиятельные сотрудники, то в 1818г. они начали издавать свой собственный ежемесячный журнал «Соревнователь просвещения и благотворения».
Цели журнала определены в его названии. Слово «соревнователь» происходит от слова «ревновать», которое в XIX в. имело значение также «стремиться», «стараться», «заботиться». Таким образом, соревнователь просвещения и благотворения – человек, который совместно с другими стремится распространять знания и помогать бедным. Доходы от издания шли на поддержку нуждающихся ученых, литераторов и учащихся.
Члены Вольного общества стремились придать «Соревнователю» энциклопедический характер; они печатали разнообразные по содержанию и форме материалы с тем, чтобы привлечь к журналу различные круги писателей. Однако это удавалось плохо, и тираж журнала не превышал 300–500 экземпляров. Очевидно, полному успеху «Соревнователя» мешало отсутствие политической информации и меньшее, по сравнению, например, с «Сыном отечества», внимание к вопросам литературной критики. Самостоятельного отдела критики в «Соревнователе» не было, библиография же входила в отдел «Смесь». Издатели предпочитали выступать со статьями обобщающего характера, в которых определялись и защищались теоретические основы романтизма, чем печатать регулярные отзывы о новых книгах.
В первый год издания «Соревнователь просвещения и благотворения» был довольно бледным журналом; он значительно оживился после того, как в Вольном обществе любителей российской словесности руководство перешло к левому крылу. Ф.Глинка, избранный в 1819г. президентом Общества, стремится наметить декабристскую линию. В журнале начинают печататься произведения Пушкина, Кюхельбекера, А. и Н.Бестужевых, Вяземского, Сомова, усиливается сотрудничество самого Ф.Глинки; потом в журнал приходят Рылеев, Корнилович и другие декабристы.
Для «Соревнователя» характерно обращение к темам и сюжетам национальной русской истории, особенно истории Отечественной войны 1812 г., пропаганда свободолюбивых патриотических идей и ненависти к тирании, воспитание гражданского мужества, защита романтизма в его прогрессивных тенденциях. Не только выбор тем, их трактовка, но и самая тональность изложения, патриотический пафос, «возвышенный» стиль делали «Соревнователь» декабристским изданием.
В 1820 г. в «Соревнователе» и «Невском зрителе» печатались «Европейские письма» Кюхельбекера. В форме воображаемого путешествия в 25-е столетие автор рисует современную ему Европу. Рассуждения автора о свободном обществе еще более подчеркивали бесправие соотечественников в условиях самодержавного режима.
Одним из первых среди русских журналов «Соревнователь» начал знакомить читателей с лучшими произведениями народно-поэтического творчества. О поэтической одаренности, красоте духовного мира русского народа говорят многочисленные статьи, посвященные различным видам народной поэзии: «Черты нравов и духа народа русского, извлеченные из песен» (1818), «Нечто о народных русских песнях» (1818), «О свадебном русском обряде» (1822), «О народной поэзии» (1823) и др. В «естественной» поэзии народа декабристы видели один из источников истинно романтического искусства.
Наибольшее значение в обосновании принципов гражданского романтизма имел цикл статей О.Сомова «О романтической поэзии», опубликованных в четырех номерах «Соревнователя» за 1823 г. Сомов видит преимущество романтической поэзии перед классицизмом в том, что она соответствует требованиям современной жизни. Только романтизм с его интересом к народному и местному может обеспечить развитие русской литературы. Необходима такая поэзия, в которой отразились бы основные черты национального характера русского человека, «славного воинскими и гражданскими добродетелями». Русские должны иметь «свою народную поэзию, неподражательную и независимую от преданий чужих», – заключает Сомов, выражая взгляды поэтов и критиков декабристского круга. Слова его звучали призывом создать национальную литературу.
Гражданскую направленность стихотворному отделу придавали произведения Ф.Глинки, Кюхельбекера, Пушкина и особенно Рылеева, который напечатал в «Соревнователе» несколько народнопатриотических дум, отрывок «Гайдамак» и части из поэмы «Войнаровский».
После разгрома восстания на Сенатской площади Вольное общество распалось, так как главные его участники были арестованы или привлечены по делу заговора. На ноябрьской книжке остановился и «Соревнователь». Подписчики так и не получили последнего номера за 1825 г.
«Невский зритель»
Кроме «Соревнователя», с Вольным обществом любителей российской словесности был связан еще один петербургский журнал – «Невский зритель». Он издавался ежемесячно с января 1820 по июнь 1821г. магистром этико-политических наук И. М. Сниткиным. В журнале сотрудничали многие члены Вольного общества любителей российской словесности.
По своему типу «Невский зритель» являлся журналом научно-литературным, точнее – научно-публицистическим, с заметным интересом к политической истории, экономике, вопросам воспитания. В журнале были постоянные отделы: «История и политика», «Государственное хозяйство», «Воспитание», «Нравы», «Литература», «Критика», «Изящные искусства» (музыка, живопись, архитектура), «Смесь». Первые два отдела почти полностью состояли из статей самого издателя, отдел «Воспитание» вел член Вольного общества любителей российской словесности Н. Рашков. В остальных сотрудники менялись, что сказывалось на позициях журнала.
В отделах «Литература» и «Критика» встречаются произведения и высказывания различного общественного характера: защита Жуковского и острая критика его, публикация отрывков из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» и злобные выпады против нее. Печатаются стихи Пушкина, Рылеева, Кюхельбекера, а после них – писания графа Хвостова и других маловажных поэтов. Однако это легко объяснить, представив себе историю «Невского зрителя» по периодам. Таких периодов было четыре: первый – с января по апрель 1820г., второй – с мая по сентябрь, третий – с октября 1820г. по март 1821г. и четвертый – с апреля по июнь 1821г.
В первый период ведущими сотрудниками журнала в отделах «Литература» и «Критика» были Кюхельбекер и Пушкин. За четыре месяца Кюхельбекер напечатал здесь шесть стихотворений, повесть «Осада города Обиньи», отрывки из социальной утопии «Европейские письма» и обзорную критическую статью «Взгляд на текущую словесность». В каждом из четырех номеров были помещены стихотворения Пушкина.
С майского номера прекращается сотрудничество в «Невском зрителе» Пушкина, Кюхельбекера, Ф.Глинки и других передовых поэтов: их место занимают третьестепенные консервативные литераторы – Д.Хвостов, Ф.Синельников и др. «Невский зритель» теперь ведет полемику с О.Сомовым, который защищал в «Сыне отечества» принципы прогрессивного романтизма, нападает на Пушкина как автора поэмы «Руслан и Людмила», обвиняя его в нарушении хорошего вкуса, в безнравственности и либерализме.
В октябре 1820г. в «Невский зритель» приходят Рылеев и Сомов; полгода Рылеев возглавляет литературный отдел и отдел «Нравы», Сомов – критический. В №10 журнала было опубликовано одно из самых ярких произведений гражданского романтизма – сатира Рылеева «К временщику», в которой все увидели смелую критику солдафона и деспота графа Аракчеева. Сатира «К временщику» имела исключительный успех среди читающей публики и насторожила цензуру. Кроме этой сатиры Рылеев напечатал в «Невском зрителе» около двадцати произведений в стихах и прозе, в том числе очерки «Провинциал в Петербурге» и повесть «Чудак».
В это же время в «Невском зрителе» широко развернулась критическая деятельность теоретика гражданского романтизма О.Сомова. Он ведет последовательную борьбу за национальную русскую литературу, за ее передовое направление против подражательности и неопределенности. Своими полемическими статьями Сомов продолжает линию, намеченную статьей Кюхельбекера «Взгляд на текущую словесность», и выступает против субъективизма и мистицизма творчества Жуковского. Сказав, что в последних стихотворениях Жуковского «все немецкое, кроме букв и слов», Сомов решительно заявляет: «Истинный талант должен принадлежать своему отечеству» (1821,№3).
Мартовским номером 1821 г. заканчивается сотрудничество Рылеева и Сомова в «Невском зрителе», они переходят в «Соревнователь» и «Сын отечества», а в 1823–1825 гг. вместе будут участвовать в альманахе «Полярная звезда». С апреля 1821 г. в «Невском зрителе» снова усиливается участие писателей-эпигонов, т. е. повторяется то, что было во втором периоде. Снова инициативу захватывает граф Хвостов: печатаются его стихи или стихотворные послания ему, вместе с Хвостовым сотрудничают реакционные литераторы М. Дмитриев, Я. Ростовцев и др. Такие сотрудники не могли обеспечить успех «Невскому зрителю», поэтому с июля 1821 г. Сниткин прекратил издание журнала.
«Полярная звезда»
Петербургский альманах «Полярная звезда» – одно из самых интересных периодических изданий первой четверти XIX в. Его выпускали А. А. Бестужев и К. Ф. Рылеев; вышло три книжки – на 1823, 1824 и 1825гг. Ни один современный орган печати не имел такого успеха у читателей.
К началу издания своего альманаха Рылеев и Бестужев не были новичками в литературе и журналистике. Рылеев уже приобрел известность как автор острой сатиры «К временщику» и гражданских «Дум», Бестужев – как поэт и талантливый критик; оба сотрудничали в петербургских журналах, участвовали в Вольном обществе любителей российской словесности.
В целях цензурной маскировки издатели придали «Полярной звезде» форму, характерную для тогдашних альманахов как представителей «малой» периодики: она печаталась форматом в двенадцатую долю бумажного листа и на титуле значилось, что эта «карманная книжка для любительниц и любителей русской словесности». Рылеев и Бестужев хотели подчеркнуть, будто они намереваются выпускать чисто литературный альманах, не отступая от традиций Карамзина.
И все же провинциальные читатели сразу догадались, что «Полярная звезда» – это не столько литературно-художественный, сколько общественно-политический альманах. Уже самое название его перекликалось со стихотворением Пушкина «К Чаадаеву» (1818), широко распространенным в рукописных копиях, и воспринималось как символ свободы, счастливого будущего. Кроме того, после выхода первой книги Бестужев и Рылеев сообщили читателям, что, предпринимая издание «Полярной звезды», они «имели в виду более чем одну забаву публики», что альманах рассчитан не на узкий круг читателей, а на «многих».[9]
К сотрудничеству в «Полярной звезде» издатели привлекли лучшие литературные силы – Пушкина, Грибоедова, Ф.Глинку, Кюхельбекера, Д.Давыдова, Вяземского, Сомова и др. Эпизодически участвовали в альманахе даже Греч и Булгарин; они пока еще прикрывались показным либерализмом и не порывали связей с передовыми деятелями; к тому же их участие в «Полярной звезде» ослабляло бдительность цензуры.
Рылеев возглавлял в альманахе отдел поэзии и печатал свои «думы», отрывки из поэм «Войнаровский» и «Наливайко». Бестужев ведал прозой, он помещал критические обзоры литературы и повести, проникнутые идеями свободолюбия. На нем лежали основные издательские и редакторские обязанности, переговоры с сотрудниками и цензурой, отбор материала, составление книжек и корректура. Многие современники воспринимали «Полярную звезду» как альманах Бестужева.
Каждая книжка открывалась обозрением литературы, написанным Бестужевым, а затем шли произведения в прозе и стихах, которые являлись своего рода художественной иллюстрацией выдвинутых в нем положений. Статьи Бестужева служили организующим началом в книжках «Полярной звезды», сообщая им четкую направленность.
При характеристике общественно-политической позиции «Полярной звезды» необходимо помнить, что более двух лет отделяет ее третью книжку от первой. За это время произошли значительные сдвиги в мировоззрении издателей, что не могло не отразиться на материалах «Полярной звезды». Единый и целенаправленный как орган декабристской периодики альманах развивался, совершенствовался от книжки к книжке: с каждым годом яснее определялось политическое лицо «Полярной звезды» в связи с тем, что Рылеев и Бестужев все более полно овладевали идеями дворянской революционности.
«Полярную звезду» на 1823г. Бестужев и Рылеев подготовили осенью 1822г. В ту пору они еще не были декабристами: Рылеев не разочаровался в конституционной монархии, Бестужев не до конца преодолел влияние Жуковского и Карамзина. Недостаточная четкость политических и литературных взглядов издателей сказалась на содержании первой книжки «Полярной звезды» и, прежде всего, заметна в обозрении Бестужева «Взгляд на старую и новую словесность в России».
Художественные материалы первой книжки «Полярной звезды» не были однородны в своем направлении. Передовые тенденции выражали думы Рылеева: «Рогнеда», «Борис Годунов», «Мстислав Удалой». Горячей защитой свободы человека проникнуто стихотворение Ф.Глинки «Плач пленных иудеев».
Пушкин выступает в альманахе как ссыльный поэт. Из Одессы он прислал в первую книжку альманаха стихотворение «Овидию», в котором сравнивал свою судьбу с судьбой римского поэта Овидия, изгнанного из пределов родины императором Октавианом Августом. Кроме этого напечатано еще три: «Гречанке», «Мечта воина» и «Элегия» («Увы, зачем она блистает...»).
Лучшими художественными произведениями в прозе «Полярной звезды» на 1823г. была повесть Бестужева «Роман и Ольга» (из истории вольного Новгорода), в которой поэтизировались гражданские доблести русского человека – мужество, смелость, независимость, вольнолюбие, и его же очерк «Вечер на бивуаке», рисующий жизнь офицеров в походе.
Но в первой книжке «Полярной звезды» были напечатаны также произведения Греча и Булгарина, бездарного графа Хвостова и других «благонамеренных» литераторов.
Жуковский, помимо переводов из «Орлеанской девы» Шиллера и «Энеиды» Вергилия, поместил пять лирических стихотворений, три из которых посвящены темам разлуки и смерти, исполнены грусти и тоски. Участие Жуковского в первой книжке «Полярной звезды» – свидетельство еще неокончательно установившейся их литературно-эстетической позиции.
Вторая книжка альманаха – «Полярная звезда» на 1824 г. – прошла цензуру 20 декабря 1823 г. В это время Рылеев уже был членом Северного общества, а Бестужев подготовлен к вступлению в него. Взгляды издателей определились, поэтому политическая линия альманаха стала более отчетливой.
Открывается альманах обозрением Бестужева «Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года». В начале статьи, а не в конце, как было в первом обозрении, рассматриваются причины, «замедлившие ход словесности», а потом приводится характеристика произведений за истекший год. Развитие литературы он ставит в непосредственную зависимость от общественно-политической ситуации.
Показательно, что во второй книжке «Полярной звезды» не появилось ни одного лирического стихотворения Жуковского. Зато значительно увеличился вклад Пушкина – он напечатал семь стихотворений. Кюхельбекер поместил отрывок из поэмы «Святополк». Бестужев дал в альманах «Роман в семи письмах» и повесть «Замок Нейгаузен», Рылеев – отрывки из поэмы «Войнаровский».
Третья книжка «Полярной звезды» вышла летом 1825г. По идейной насыщенности она значительно превосходит две первые: оба издателя уже декабристы, активные участники Северного общества, руководители его левой фракции – республиканской.
«Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825гг.» Бестужева, которым открывается «Полярная звезда», – это не только литературное, но в полном смысле слова политическое выступление. Снова выдвигается тезис: у нас нет литературы, т.е. такой литературы, которая удовлетворяла бы потребностям русской общественной жизни. Почему? Нет настоящего общественного возбуждения, и поскольку ум «не занят политикою», то он «кинулся в кумовство и пересуды... Я говорю не об одной словесности: все наши общества заражены тою же болезнею», – подчеркивает критик. Третье обозрение Бестужева не только утверждает зависимость литературы от общественной жизни – оно содержит могучий призыв к активной политической борьбе. «Мы начинаем чувствовать и мыслить – но ощупью. Жизнь необходимо требует движения, а развивающийся ум – дела», – заявляет Бестужев, намечая пути революционной деятельности для своих современников. Яркой художественной иллюстрацией этого тезиса статьи является отрывок из поэмы Рылеева «Наливайко», опубликованный в альманахе. Устами героя прославляется революционный подвиг: борьба с угнетателями народа необходима, даже если в этой борьбе придется погибнуть.
На неизбежность революционного восстания в России Бестужев в своем третьем обозрении намекал неоднократно. Лишь в таком смысле, например, нужно понимать его слова: «Порох на воздухе дает только вспышки, но сжатый в железо, он рвется выстрелами и движет и рушит громады».
Обозревая русскую литературу за 1824 и начало 1825г., Бестужев выше всего оценивает «Горе от ума» Грибоедова, определяя комедию как «феномен, какого не знали мы от времен «Недоросля». Несмотря на строгости цензуры, он сумел раскрыть перед читателями протестующий характер образа Чацкого как активного борца за высокие гражданские идеалы, у которого «душа в чувствованиях, ум и остроумие в речах». «Будущее оценит достойно сию комедию и поставит ее в число первых творений народных», – утверждал Бестужев. Рядом с «Горем от ума» Бестужев ставит рукописную поэму Пушкина «Цыганы» как истинно самобытное произведение, в котором «сверкают молнийные очерки вольной жизни и глубоких страстей». Напротив, отношение к незадолго до того вышедшей из печати первой главе «Евгения Онегина» у Бестужева, как и у многих декабристов, менее восторженное: он ценит в романе Пушкина только лирические отступления, исполненные высоких чувств и «благородных порывов», где «мечта уносит поэта из прозы описываемого общества». Бестужев в своем третьем обзоре ни слова не говорит о стихотворениях Жуковского, а упоминает только перевод «Орлеанской девы» Шиллера.
Большое внимание уделяет Бестужев современной русской журналистике и критике. Отметив заметное оживление в печати, Бестужев довольно строго отзывается о многих изданиях. Подчеркивая реакционное направление «Вестника Европы», он пишет, что этот журнал «толковал о старине и заржавленным циркулем измерял новое». Автор обозрения решительно выступает против «критической перебранки», характерной для многих журналов (и особенно для «Вестника Европы»). Он требует серьезной принципиальной критики, которая занималась бы разбором сущности произведения, а не мелочной полемикой, была бы «дельной и основательной», а «не корпела над запятыми».
Художественный материал «Полярной звезды» на 1825 г. отличался большой идейной выдержанностью. В третьей книжке альманаха нет ни одного поэтического произведения Жуковского. Не случайно Бестужев вслед за своим обозрением поместил отрывок из поэмы Пушкина «Цыганы» и первый отрывок из поэмы Рылеева «Наливайко» («Смерть Чигиринского старосты»), в котором открыто оправдывалась беспощадная расправа с поработителями. Вершиной творчества Рылеева и лучшим образцом агитационной поэзии декабристов был второй отрывок из поэмы «Наливайко» – «Исповедь Наливайки». В нем не только прославлялся революционный подвиг защитников свободы, но прямо указывалось на скорое наступление в России революционных событий.
Как известно, разбойничья тема, как символ свободолюбия и независимости, часто разрабатывалась в поэтической практике декабристов. Показательно, что в третьей книжке «Полярной звезды» этой теме посвящены два произведения: «Братья-разбойники» Пушкина и «Разбойники» Н. Языкова.
В отделе прозы третьей книжки идеи свободолюбия ярче всего были выражены повестью самого Бестужева «Изменник» и очерком его брата Николая Бестужева «Гибралтар». В «Изменнике» лицемерному, коварному Владимиру Ситцкому, перебежавшему к полякам, противопоставляется его брат Михаил, храбро сражающийся за свободу родины и погибающий в этой борьбе. Очерк Н. Бестужева «Гибралтар» посвящен революционным событиям в Испании; в нем звучат нескрываемое сочувствие героической борьбе восставших и глубокая грусть, вызванная поражением революции.
Читатели высоко оценили идейные и художественные достоинства «Полярной звезды». Первая книжка альманаха вышла тиражом в 600 экземпляров и сразу же была раскуплена. Вторую книжку отпечатали тиражом в 1500 экземпляров, она разошлась в течение трех недель и принесла издателям неожиданный доход. Поэтому участникам третьей книжки Бестужев и Рылеев уже смогли дать денежное вознаграждение. В истории русской журналистики это был первый случай оплаты авторского труда.
После того как вышла третья книжка «Полярной звезды», Рылеев и Бестужев начали готовить четвертую. Но занятость делами Северного общества и службой не позволила им своевременно собрать альманах в полном объеме. Тогда они решили имеющийся материал напечатать небольшой книжкой под названием «Звездочка».
Однако «Звездочка» света не увидела: часть тиража, отпечатанная к 14 декабря 1825г., после событий на Сенатской площади была передана в следственную комиссию вместе с другими бумагами Рылеева и Бестужева.[10]
По образному выражению Герцена, «Полярная звезда» скрылась за тучами николаевского царствования».[11] Продолжая традицию альманаха декабристов, Герцен в 1855г. в Вольной русской типографии в Лондоне начал печатать свой альманах «Полярная звезда», на обложке которой было изображение барельефа с профилями пяти казненных декабристов. Это название Герцен выбрал, по его словам, затем, «чтоб показать непрерывность предания, преемственность труда, внутреннюю связь и кровное родство» с декабристами.
Весьма положительно о «Полярной звезде» Бестужева и Рылеева отзывался Белинский; он постоянно именовал ее «известным, знаменитым» альманахом (IX, 684; X, 283), указывал на исключительный успех у читателей (IV, 120).
«Полярная звезда» Бестужева и Рылеева явилась родоначальницей большого числа альманахов 1820–1830-х годов. По справедливому замечанию Белинского, «успех «Полярной звезды» произвел в нашей литературе альманачный период, продолжавшийся с лишком десять лет» (IV, 120).
Ближе всего к «Полярной звезде» по направлению стояли два альманаха: «Мнемозина», выходившая в Москве, и «Русская старина» – в Петербурге.
«Мнемозина»
«Мнемозина» была создана в 1824 г. как трехмесячный сборник, но последняя книжка ее запоздала и вышла уже в следующем году. «Мнемозина» только названием и периодичностью напоминала альманах.[12] В действительности же это был настоящий журнал и по составу и по характеру материалов. В «Мнемозине» имелись отделы: «Философия», «Военная история», «Изящная проза», «Стихотворения», «Путешествия», «Критика и антикритика», «Смесь». Не только современники ощущали это своеобразие «Мнемозины»: Белинский, например, называл ее «журналом-альманахом» или просто «журналом».
Инициатива издания «Мнемозины» принадлежала К.В.Кюхельбекеру, который вначале намеревался выпускать ее самостоятельно, но потом, по совету друзей, привлек в качестве соиздателя В.Ф.Одоевского, имевшего большие литературные связи.
Кюхельбекер вступил в Северное общество незадолго до восстания, однако современники знали его свободомыслие по выступлениям в журналах. Было известно также, что, путешествуя по Европе в качестве секретаря вельможи А. Л. Нарышкина, Кюхельбекер читал в Париже лекции о русской литературе, знакомил слушателей с вольнолюбивыми произведениями современных авторов. Политическая заостренность этих лекций встревожила русского посла в Париже, и он выслал Кюхельбекера в Россию. Вернувшись в Петербург как опальный поэт, Кюхельбекер вскоре был отправлен на службу в канцелярию генерала Ермолова в Тифлис, где подружился с Грибоедовым. Осенью 1823 г. Грибоедов и Кюхельбекер приехали в Москву и вскоре начали вместе сотрудничать в «Мнемозине».
Одоевский в тайные общества не входил, но знал об их существовании и дружил со многими декабристами. Проявлявший большие симпатии к отвлеченному «любомудрию» и мистическому идеализму, писатель-романтик («русский Гофман», как его называли), Одоевский в своих философских и фантастических повестях иногда критически изображал светское общество, что положительно оценивал Белинский (I, 274; IV, 344; VIII, 300).
Научным отделом заведовал Одоевский. Он писал статьи и очерки по вопросам философии – в духе философского идеализма Шеллинга, и по вопросам эстетики – в духе немецкого романтизма, а также сатирические статьи-фельетоны. Кюхельбекер стоял во главе художественного и критического отделов и был самым деятельным сотрудником «Мнемозины»: в четырех книжках альманаха он напечатал более двадцати своих произведений в самых различных жанрах – стихотворения, письма о путешествии по Германии и Франции, повесть «Адо», поэмы «Святополк Окаянный» и «Смерть Байрона», отрывки из трагедии «Аргивяне», критические и полемические статьи и т. д.
Первая книжка «Мнемозины» открывалась программным стихотворением Грибоедова «Давид»; в нем защищалась идея героического подвига, оправдывалась борьба с тираном. Пушкин дал в альманах три стихотворения: «Вечер», «Мой демон», «К морю». В «Вечере» он называет свободу своим кумиром, а в стихотворении «К морю» рисует образ свободолюбивого поэта Байрона. Печатались также стихи Вяземского, Баратынского, Раича и др., но ведущая роль в отделе поэзии, бесспорно, принадлежала Кюхельбекеру, Грибоедову и Пушкину.
В отделе «Философия» выделялись статьи Одоевского («Афоризмы из различных писателей по части современного германского любомудрия», отрывок из «Словаря истории философии») и рассуждение профессора Московского университета М. Г. Павлова «О способах исследования природы», в котором доказывалось преимущество «умозрительного» метода перед «эмпирическим». Работа Павлова произвела сильное впечатление на современников; к ней обращались и в последующие десятилетия, ее хорошо знал Белинский (II, 463).
Но центральное место в «Мнемозине» по праву занимала статья Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие», опубликованная во второй книжке альманаха. Это было боевое выступление, в котором защищались основные положения литературно-эстетической программы декабристов: борьба с подражанием, требование самобытной литературы, насыщенной высоким гражданским пафосом, острая критика элегического романтизма карамзинского толка, творчества Жуковского и поэтов его школы.
Кюхельбекер отмечает, что в течение последнего десятилетия наиболее широкое распространение в русской поэзии получил жанр элегии, где воспеваются чувства грусти, тоски, уныния. Время требует от поэзии мужественной силы, а ее нет в «мутных, ничего не определяющих, изнеженных, бесцветных произведениях».
Довольно строго отзываясь и об элегиях Пушкина, Кюхельбекер противопоставляет им его романтические поэмы. Он боролся за Пушкина как критик декабристского лагеря и хотел направить творчество поэта в русло гражданского романтизма.
По мнению Кюхельбекера, высокие общественные идеи могут быть выражены только в таких жанрах, как гражданская ода, героическая поэма, трагедия, народно-патриотическая дума, сатира и комедия.
Среди многих, кто напал на Кюхельбекера за его смелую статью, был Булгарин. Свой ответ Булгарину («Разговор с Ф.В.Булгариным») Кюхельбекер напечатал в третьей книжке «Мнемозины»; здесь он дополнительно аргументировал и развил положения своей статьи. Одоевский сразу же выступил на стороне Кюхельбекера и вслед за его «Разговором» поместил «Прибавление к предыдущему Разговору», также направленное против Булгарина; кроме того, в третью книжку «Мнемозины» Одоевский включил фельетон «Следствия сатирической статьи» и высмеял тех поэтов («парнасников»), которые «глаз не сводят с туманной дали».
В «Мнемозине» появился один из первых положительных отзывов о комедии Грибоедова, полемически направленный против реакционной критики. В статье «Несколько слов о Мнемозине самих издателей» утверждалось, что «Горе от ума» делает «честь нашему времени» и заслуживает «уважения всех своих читателей, кроме некоторых привязчивых говорунов».
«Мнемозина» имела большой успех у читателей: первая книжка вышла тиражом 600 экземпляров, вторая – 1200 экземпляров. Это был второй, после «Полярной звезды», случай, когда альманах печатался таким большим тиражом.
Белинский рассматривал «Мнемозину» как «журнал, предметом которого было искусство и знание» (II, 463). Великий критик указывал на большую роль «Мнемозины» в распространении серьезных теоретических знаний и новейших научных идей, в обогащении русского языка научной терминологией.
«Русская старина»
Исторический и одновременно литературный альманах «Русская старина. Карманная книжка для любителей и любительниц отечественного» издавалась декабристом А.О.Корниловичем; вышла всего одна книжка – на 1825г. Корнилович – историк и исторический беллетрист, серьезно изучавший эпоху Петра I, участник Вольного общества любителей российской словесности, был сотрудником «Полярной звезды» и других изданий.
Книжка «Русской старины» состояла из пяти статей Корниловича, объединенных общим названием «Нравы русских при Петре Великом», и четырех статей историка и этнографа В. Д. Сухорукова, имевших заглавие «Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетии». В произведениях Корниловича очень высоко оценивалась деятельность Петра I как просвещенного монарха-реформатора, делалось характерное для декабристов скрытое противопоставление Петра I Александру I. Пушкин, работая над «Арапом Петра Великого», обращался к статьям Корниловича, в частности к статье «О первых балах в России».
Сухоруков собирал материалы по истории Войска Донского. В своих работах он подчеркивал героизм, мужество, природное свободолюбие донского казачества, т. е. те гражданские добродетели, которые прославлял Рылеев в «думах» и поэмах. Статьи Корниловича и Сухорукова, отличаясь исторической точностью, были в полном смысле слова художественными произведениями.
«Русская старина» была сочувственно встречена читателями и вскоре вышла вторым изданием.
Декабрист в повседневной жизни.[13]
Поведение людей всегда многообразно. Этого не следует забывать. Красивые абстракции типа «романтическое поведение», «психологический тип русского молодого дворянина ХIХ в.» и т.п. всегда будут принадлежать к конструкциям очень высокой степени отвлеченности.
Существовало ли бытовое поведение декабриста, отличающее его не только от реакционеров и «гасильников», но и от массы современных ему либеральных и образованных дворян? Изучение материалов той эпохи позволяет ответить на этот вопрос положительно.
Не следует забывать, что каждый человек в своем поведении реализует не одну какую-либо программу действия, а постоянно осуществляет выбор, актуализируя одну стратегию из обширного набора возможностей. Каждый отдельный декабрист в реальном бытовом поведении мог вести себя как дворянин, офицер (гвардеец, гусар, штабной теоретик), аристократ, мужчина, русский, европеец и пр.
Однако существовало некоторое специальное поведение, особый тип речей, действий, реакций, присущий именно члену тайного общества.
Декабристы были в первую очередь людьми действия, в чем сказалась их общественно-политическая установка на практическое изменение политического бытия России, и личный опыт большинства из них как боевых офицеров, ценивших смелость, энергию, предприимчивость, твердость, твердость, упорство не меньше, чем умение составить программный документ или провести теоретический диспут.
Современники выделяли не только «разговорчивость» декабристов – они подчеркивали также резкость и прямоту их суждений, безапелляционность приговоров, «неприличную», с точки зрения светских норм, тенденцию называть вещи своими именами, избегая эвфемистических условностей светских формулировок.
Таким образом, языковое поведение декабриста было резко специфическим. Сознанию декабристов была свойственна резкая поляризация моральных и политических оценок: любой поступок оказывался в поле «хамства», «подлости», «тиранства» или «либеральности», «просвещения», «героизма». Нейтральных или незначимых поступков не было, возможность их существования не подразумевалась. Поступки, находившиеся вне словесного обозначения, с одной стороны, и обозначавшиеся эвфемистически и метафорически – с другой, получают однозначные словесные этикетки, набор которых небольшой и совпадает с этико-политическим лексиконом декабризма.
Бытовое поведение декабриста в целом ряде случаев позволяло им отличить «своего» от «гасильника», характерно именно для дворянской культуры, создавшей чрезвычайно сложную и разветвленную систему знаков поведения. На основе бытового поведения проводился отбор кандидатов в общество, возникало специфическое для декабристов рыцарство.
Иерархия значимых элементов поведения складывается из последовательности: жест – поступок – поведенческий текст. Таким образом, каждому тексту поведения на уровне поступков соответствует определенная программа поведения на уровне намерений.
Подобно тому, как жест и поступок дворянского революционера получали для него и окружающих смысл, поскольку имели своим значением слово, любая цепь поступков становилась текстом (приобретала значение), если ее можно было прояснить связью с определенным литературным сюжетом, отмеченным печатью романтизма, так как использовались типовые литературные ситуации вроде «прощания Гектора и Андромахи», «клятвы Горациев» или же имена, суггестировавшие в себе сюжеты.
Реальное поведение человека декабристского круга выступает в виде некоторого зашифрованного текста, а литературный сюжет – как код, позволяющий проникнуть в скрытый смысл.
Мощное воздействие слова на поведение, знаковых систем на быт особенно ярко проявилось в тех сторонах каждодневной жизни, которые по своей природе наиболее удалены от общественного семиозиса. Одной из таких сфер является отдых, который неизменно ориентирован на непосредственность, природность, внезнаковость. Так, в цивилизациях городского типа отдых обязательно включает в себя выезд «на лоно природы».
Праздник в дворянском быту Х1Х в. был в достаточной мере сложным и гетерогенным явлением. Он был связан и с крестьянским календарным ритуалом, и с тем, что послепетровская дворянская культура еще не страдала закоснелой ритуализацией обычного, непраздничного быта.
Однако жестокий режим в среде военной молодежи привел к появлению особого типа разгульного поведения, воспринимаемого как вариант вольномыслия. Здесь отдых принимал формы кутежа или оргий.
Продолжением этого явилось установление связи между разгулом и теоретико-идеалогическими представлениями. Это повлекло превращение разгула, буйства в разновидность социально значимого поведения и его ритуализацию, сближающую порой дружескую попойку с травестийной литургией или пародийным заседанием масонской ложи.
Из области рутинного поведения разгульное поведение переносилось в сферу знаковой деятельности. Рутинное поведение отличается тем, что индивид получает его от общества, эпохи или своей психофизиологической конституции как нечто, не имеющее альтернативы. Знаковое поведение – всегда результат выбора и включает свободную активность субъекта поведения, выбор им языка своего отношения к обществу.
Для речевого поведения было характерно нарушение карамзинского культа «пристойности». Что проявлялось в смешении языка высокой политической и философской мысли, утонченной поэтической образности с площадной лексикой. Это создавало особый, резко фамильярный стиль. Этот язык, богатый неожиданными совмещениями и стилистическими соседствами, становился своеобразным паролем, по которому узнавали «своего». Наличие языкового пароля, резко выраженного кружкового жаргона – характерная черта и «Зеленой лампы», и «Арзамаса».
Речевому поведению должно было соответствовать и бытовое, основанное на том же смешении. Фамильярность, возведенная в культ, приводила к своеобразной ритуализации быта. Только это была ритуализация «наизнанку», напоминавшая шутовские ритуалы карнавала.
Бытовое поведение не менее резко, чем формальное вступление в тайное общество, отгораживало дворянского революционера не только от людей «века минувшего», но и от широкого круга фрондеров, вольнодумцев и «либералистов». Такая подчеркнутость особого поведения, противоречащая идеи конспирации, не смущала молодых заговорщиков.
Идеалу «пиров» демонстративно были противопоставлены спартанские по духу и подчеркнуто русские по составу блюд «русские завтраки» у Рылеева, «на которые обыкновенно собирались многие литераторы и члены нашего Общества».[14]
Молодому человеку, делящему время между балами и дружескими попойками, противопоставлялся анахорет, проводивший время в кабинете. Кабинетные занятия захватывали даже военную молодежь, которая скорее напоминала молодых ученых, чем армейскую вольницу.
В высшей мере декабристу были свойственны культ братства, основанного на единстве духовных идеалов, экзальтация дружбы. Бытовые, семейные, человеческие связи пронизывали толщу политических организаций. Ни в одном из политических движений России не встречается такого количества родственных связей: братья Бестужевы, братья Вадковские, братья Бодиско, братья Борисовы, братья Кюхельбекеры, переплетения в гнезде Муравьевых – Луниных, вокруг дома Раевских.
Весь облик декабриста был неотделим от чувства собственного достоинства, базировавшегося на исключительно развитом чувстве чести и на вере каждого из участников движения в то, что он – великий человек. Поэтому каждый поступок рассматривался как имеющий значение, достойный памяти потомков, внимания историков, имеющий высший смысл. Отсюда известная картинность и театрализованность бытового поведения и исключительно высокая требовательность к нормам бытового поведения.
Декабристы строили из бессознательной стихии бытового поведения русского дворянина рубежа ХVIII и XIX вв. сознательную систему идеологически значимого бытового поведения, законченного как текст и проникнутого высшим смыслом.
Несмотря на взаимосвязь бытового поведения декабристов с принципами романтического мировоззрения, высокая знаковость их каждодневного поведения не превращалась в ходульность и натянутую декламацию, а наоборот, поразительно сочеталась с простотой и искренностью.
Декабристы внесли в поведение человека единство, но не путем реабилитации жизненной прозы, а тем, что, пропуская жизнь через фильтры героических текстов, просто отменили то, что не подлежало занесению на скрижали истории. Прозаическая ответственность перед начальниками заменялась ответственностью перед историей, а страх смерти – поэзией чести и свободы. Перенесение свободы из области идей и теорий в «дыхание» – в жизнь – в этом суть и назначение бытового поведения декабриста.
Список литературы:
1. «Арзамас» и арзамасские протоколы. Л., 1933.
2. Воспоминания Бестужевых. М., 1951.
3. Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. 12. М., 1957.
4. Гирченко И. В. Неудавшаяся попытка издания «Военного журнала»// Декабристы в Москве. Сборник статей. М., 1961.
5. Декабрист Н. И. Тургенев. Письма к брату С. М. Тургеневу. М. –Л., 1936.
6. Дневники и письма Н. И. Тургенева, т. 3. М., 1921.
7. Есин Б. И. История русской журналистики XIX в. М., 2000.
8. Западов А. В. История русской журналистики XVIII – XIX вв. М., 1973.
9. Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни.// В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988.
10. Сборник материалов к изучению истории русской журналистики, вып.1.М., 1952.
11. Соболев В. Периодическая печать в России в начале XIX века и журналистика декабристов. М., 1952.
Журналы и альманахи:
Вестник Европы, 1816, № 10.
Невский зритель, 1821,№3.
Сын отечества, 1816, №4,
1818, №38, № 42,
1823, № 4,
1825, № 20, №22.
Русская старина, 1889, № 2.
Русский архив, 1875, №12.
Журнал Н.И.Греча «Сын отечества» в 1816–1825гг. по составу сотрудников, качеству материалов и строгой периодичности (выходил регулярно раз в неделю) занимал одно из первых мест среди русских изданий. От других журналов этой поры «Сына отечества» отличало и то, что в 1813–1818гг. при нем существовало два еженедельных приложения, посвященных политическим новостям Европы.
«Сын отечества» был историческим, политическим и литературным журналом. Каждый номер его открывался серьезной научной статьей (чаще всего на историческую или экономическую тему), обозрением европейских политических событий или обстоятельным критическим разбором нового сочинения, чаще литературно-художественного. Далее помещались три-четыре стихотворения. В отделе «Современная русская библиография» печатались известия о всех выходящих в России книгах, зачастую без каких-либо аннотаций и оценок, т.е. «Сын отечества» ввел в русскую журналистику учетно-регистрационную библиографию. Кроме того, в журнале были отделы: «Путешествия», «Смесь» и «Благотворение» (кто, на что и сколько пожертвовал).
В 1816–1825гг. в журнале участвовали две группы сотрудников: умеренно-либеральные во главе с Гречем, а также декабристы и их союзники. Участие в журнале декабристов Ф.Глинки, Н.Тургенева, Н.Муравьева, Н.Кутузова, А.Мартоса, К.Рылеева, А.Бестужева, В.Кюхельбекера и близких к ним писателей: Пушкина, Грибоедова, Куницына, Вяземского, Сомова – вновь сделало журнал Греча прогрессивным органом печати.
Декабристская линия в журнале, прежде всего, была представлена научно-публицистическими статьями. Примером их может послужить «Рассуждение о необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года» Ф. Глинки (1816, №4). Автор, член Союза спасения, а позже – Союза благоденствия, активно сотрудничал в «Сыне отечества» как ученый-историк, публицист и поэт.
В своем «Рассуждении» Глинка особо говорит о том, каким слогом надлежит описывать события 1812г. Простота и ясность в словах, торжественность, величие в тональности – вот необходимые качества будущей истории. Историки должны «изгнать из описаний своих все слова и даже обороты речей, заимствованные из чужих наречий».[6] Глинка призывает ученых как можно быстрее приступить к созданию истории Отечественной войны, пока еще живы участники и очевидцы событий. Он как бы подчеркивает, что историю войны нужно писать по правдивым свидетельствам современников, а не по «афишкам» Растопчина и правительственным реляциям.
Более смело, чем другие журналы, «Сын отечества» освещал вопрос о положении русского крепостного крестьянства. Если многие издания вообще не касались его, если «Вестник Европы» Каченовского настоятельно доказывал, что каждый «должен доволен быть своим положением»,[7] а «Русский вестник» Сергея Глинки призывал литераторов и журналистов показывать, что у крестьян есть «отцы-помещики», пекущиеся о нуждах крестьян как о своих собственных, то «Сын отечества» с глубоким уважением писал о простом народе и решительно выступал против тех авторов, которые говорят о нем «иногда с презрением, иногда с отвращением, иногда представляют его глупым» (1818, № 42). Не имея возможности открыто сказать о положении крепостных, сотрудники «Сына отечества» часто используют для этого переводной материал или касаются этой темы в статьях, посвященных другим вопросам. Так, А. Бестужев поместил в № 38 за 1818г. статью «О нынешнем нравственном и физическом состоянии лифляндских и эстляндских крестьян», представляющую собой перевод главы из труда баварского посланника при российском дворе де Брея, именно той, в которой автор писал о бедственном положении русских крепостных крестьян и с похвалой отзывался о их работоспособности, природной одаренности, высокой нравственности.
Среди публицистических выступлений «Сына отечества» 1816–1820 гг. выделялись статьи Куницына «О конституции» и «Замечания на основы российского права», его же статья о книге Н. Тургенева «Опыт теории налогов», статья Н. Кутузова «О причинах благоденствия и величия народов», статья Н. Муравьева «Рассуждение о жизнеописаниях Суворова» и др.
В литературных спорах «Сын отечества» показал себя борцом за романтизм. На его страницах были представлены и психологический романтизм школы Жуковского (поэты его школы: Дельвиг, Плетнев, Милонов, на первых порах А. Бестужев), и гражданский романтизм декабристов и их союзников. Но в то же время здесь сотрудничали как поэты Ф. Глинка, Грибоедов, Катенин, Кюхельбекер, Крылов, Пушкин. Гражданское направление в поэзии, не будучи единственным в «Сыне отечества», ощущалось довольно сильно.
Основная линия лучших критических статей «Сына отечества» – борьба за создание самобытной, национальной литературы, за ее гражданское содержание, за «высокие» жанры и «высокий» стиль. С критическими и полемическими статьями в «Сыне отечества» выступали Грибоедов, Вяземский, А. Бестужев, Рылеев, Кюхельбекер, Катенин, Сомов и др. Они отстаивали свои взгляды в жестоких боях с реакционной журналистикой и прежде всего с «Вестником Европы» Каченовского.
Большое внимание уделял «Сын отечества» творчеству Пушкина. Поэмы «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан» рассматриваются в журнале как торжество «истинного» романтизма и народности. Первую главу «Евгения Онегина», опубликованную в 1825г. вместе с «Разговором книгопродавца с поэтом», критики-декабристы оценить правильно не смогли: они ставили «Евгения Онегина» ниже романтических поэм.
В учебной литературе иногда высказывается мнение, что «Сын отечества» после 1820г. «резко повернул к реакции».[8] Это неверно. До самого конца 1825 г. в журнале Греча печатались острые публицистические и критические статьи и замечательные образцы гражданской поэзии, причем участие декабристов Рылеева, А.Бестужева, Кюхельбекера усиливается к концу периода. Показателен в этом смысле 1825 год.
В этом году «Сын отечества» уделял большое внимание национально-освободительному движению в Европе и Америке. Декабристы мечтали о введении республиканского строя в России, поэтому они приветствовали создание Соединенных Штатов Америки. Однако декабристы, как позже и Пушкин, довольно критически относились к американской «демократии», подчеркивая варварское отношение «цивилизованных» американцев к «цветному народу». Глубокое сочувствие неграм, страстный протест против расовой дискриминации, узаконенной в США, содержатся в статье «Опыты северных американцев переселить черных соотчичей своих обратно в Африку» (1825, № 20). Здесь говорилось: «Предрассудок, ставящий черное африканское поколение, которое так долго осуждено было на тягостное рабство, гораздо ниже белого, столь повсеместно царствует в Америке, что и просвещенные Соединенные Штаты не могли освободиться от оного. Черный цвет тела в глазах американцев служит признаком душевных недостатков и почти поводом к презрению».
Среди литературно-критических статей, опубликованных в «Сыне отечества» за 1825 г., выделяются статьи А. Бестужева, Кюхельбекера, Рылеева.
Одним из последних выступлений декабристов в «Сыне отечества» была статья Рылеева «Несколько мыслей о поэзии», напечатанная в № 22, за месяц до восстания. Рылеев возражает против формального разделения поэзии на классическую и романтическую, ибо все дело в «духе поэзии» (внутреннее содержание художественного произведения, выразившееся в его гражданской направленности, в отражении в нем высоких мыслей и чувств), а не в форме. Своей статьей Рылеев как бы завершает борьбу декабристов за самобытную по форме, высокоидейную, гражданскую по содержанию литературу. Он обращается к своим современникам: «Оставив бесполезный спор о романтизме и классицизме, будем стараться уничтожить в себе дух рабского подражания и, обратясь к источнику истинной поэзии, употребим все усилия осуществить в своих писаниях идеалы высоких чувств, мыслей и вечных истин, всегда близких человеку и всегда недовольно ему известных». Рылеев настоятельно подчеркивает, что только такое направление литературы соответствует «духу времени», т.е. общественно-политическим задачам, стоящим перед русской интеллигенцией.
Таким образом, вплоть до событий на Сенатской площади декабристы продолжали сотрудничать в «Сыне отечества», хотя в их распоряжении находились и более близкие им издания. Поступали так они потому, что декабристские журналы, как правило, издавались не чаще раза в месяц, небольшим тиражом 300–500 экземпляров, а «Сын отечества» выходил еженедельно и тираж его достигал 1200 экземпляров. Он был самым популярным журналом в Петербурге, Москве и провинции. И это вполне устраивало декабристов, заинтересованных в широком распространении своих общественно-политических и литературно-эстетических взглядов.
После восстания декабристов «Сын отечества» переходит в лагерь реакционной журналистики. Уже в 1825г. Греч приглашает в качестве соредактора Булгарина, а в 1829г. «Сын отечества» сливается с журналом Булгарина «Северный архив» и начинает выходить под объединенным названием «Сын отечества и Северный архив. Журнал литературы, политики и современной истории».
«Соревнователь просвещения и благотворения»
«Соревнователь» был создан как научно-литературный журнал с четырьмя постоянными отделами: «Науки и художества», «Изящная проза», «Стихотворения», «Смесь». Центральное место занимали научные статьи по русской и зарубежной истории, философии и эстетике, географии и этнографии, истории и теории литературы, по русскому народному творчеству. Отдел политики отсутствовал, экономических и публицистических статей печаталось немного, зато более широко был представлен художественный материал. В отделе «Изящная проза» помещались «живописные путешествия» («Путешествие в Ревель» А.Бестужева, «Записки о Голландии» Н.Бестужева и др.) и повести («Зиновий Богдан Хмельницкий» Ф.Глинки, «Игорь», «Любослав», «Александр» В.Нарежного, «Второй вечер на бивуаке» А.Бестужева и др.).
Если в «Сыне отечества» члены Вольного общества любителей российской словесности участвовали только как влиятельные сотрудники, то в 1818г. они начали издавать свой собственный ежемесячный журнал «Соревнователь просвещения и благотворения».
Цели журнала определены в его названии. Слово «соревнователь» происходит от слова «ревновать», которое в XIX в. имело значение также «стремиться», «стараться», «заботиться». Таким образом, соревнователь просвещения и благотворения – человек, который совместно с другими стремится распространять знания и помогать бедным. Доходы от издания шли на поддержку нуждающихся ученых, литераторов и учащихся.
Члены Вольного общества стремились придать «Соревнователю» энциклопедический характер; они печатали разнообразные по содержанию и форме материалы с тем, чтобы привлечь к журналу различные круги писателей. Однако это удавалось плохо, и тираж журнала не превышал 300–500 экземпляров. Очевидно, полному успеху «Соревнователя» мешало отсутствие политической информации и меньшее, по сравнению, например, с «Сыном отечества», внимание к вопросам литературной критики. Самостоятельного отдела критики в «Соревнователе» не было, библиография же входила в отдел «Смесь». Издатели предпочитали выступать со статьями обобщающего характера, в которых определялись и защищались теоретические основы романтизма, чем печатать регулярные отзывы о новых книгах.
В первый год издания «Соревнователь просвещения и благотворения» был довольно бледным журналом; он значительно оживился после того, как в Вольном обществе любителей российской словесности руководство перешло к левому крылу. Ф.Глинка, избранный в 1819г. президентом Общества, стремится наметить декабристскую линию. В журнале начинают печататься произведения Пушкина, Кюхельбекера, А. и Н.Бестужевых, Вяземского, Сомова, усиливается сотрудничество самого Ф.Глинки; потом в журнал приходят Рылеев, Корнилович и другие декабристы.
Для «Соревнователя» характерно обращение к темам и сюжетам национальной русской истории, особенно истории Отечественной войны 1812 г., пропаганда свободолюбивых патриотических идей и ненависти к тирании, воспитание гражданского мужества, защита романтизма в его прогрессивных тенденциях. Не только выбор тем, их трактовка, но и самая тональность изложения, патриотический пафос, «возвышенный» стиль делали «Соревнователь» декабристским изданием.
В 1820 г. в «Соревнователе» и «Невском зрителе» печатались «Европейские письма» Кюхельбекера. В форме воображаемого путешествия в 25-е столетие автор рисует современную ему Европу. Рассуждения автора о свободном обществе еще более подчеркивали бесправие соотечественников в условиях самодержавного режима.
Одним из первых среди русских журналов «Соревнователь» начал знакомить читателей с лучшими произведениями народно-поэтического творчества. О поэтической одаренности, красоте духовного мира русского народа говорят многочисленные статьи, посвященные различным видам народной поэзии: «Черты нравов и духа народа русского, извлеченные из песен» (1818), «Нечто о народных русских песнях» (1818), «О свадебном русском обряде» (1822), «О народной поэзии» (1823) и др. В «естественной» поэзии народа декабристы видели один из источников истинно романтического искусства.
Наибольшее значение в обосновании принципов гражданского романтизма имел цикл статей О.Сомова «О романтической поэзии», опубликованных в четырех номерах «Соревнователя» за 1823 г. Сомов видит преимущество романтической поэзии перед классицизмом в том, что она соответствует требованиям современной жизни. Только романтизм с его интересом к народному и местному может обеспечить развитие русской литературы. Необходима такая поэзия, в которой отразились бы основные черты национального характера русского человека, «славного воинскими и гражданскими добродетелями». Русские должны иметь «свою народную поэзию, неподражательную и независимую от преданий чужих», – заключает Сомов, выражая взгляды поэтов и критиков декабристского круга. Слова его звучали призывом создать национальную литературу.
Гражданскую направленность стихотворному отделу придавали произведения Ф.Глинки, Кюхельбекера, Пушкина и особенно Рылеева, который напечатал в «Соревнователе» несколько народнопатриотических дум, отрывок «Гайдамак» и части из поэмы «Войнаровский».
После разгрома восстания на Сенатской площади Вольное общество распалось, так как главные его участники были арестованы или привлечены по делу заговора. На ноябрьской книжке остановился и «Соревнователь». Подписчики так и не получили последнего номера за 1825 г.
«Невский зритель»
Кроме «Соревнователя», с Вольным обществом любителей российской словесности был связан еще один петербургский журнал – «Невский зритель». Он издавался ежемесячно с января 1820 по июнь 1821г. магистром этико-политических наук И. М. Сниткиным. В журнале сотрудничали многие члены Вольного общества любителей российской словесности.
По своему типу «Невский зритель» являлся журналом научно-литературным, точнее – научно-публицистическим, с заметным интересом к политической истории, экономике, вопросам воспитания. В журнале были постоянные отделы: «История и политика», «Государственное хозяйство», «Воспитание», «Нравы», «Литература», «Критика», «Изящные искусства» (музыка, живопись, архитектура), «Смесь». Первые два отдела почти полностью состояли из статей самого издателя, отдел «Воспитание» вел член Вольного общества любителей российской словесности Н. Рашков. В остальных сотрудники менялись, что сказывалось на позициях журнала.
В отделах «Литература» и «Критика» встречаются произведения и высказывания различного общественного характера: защита Жуковского и острая критика его, публикация отрывков из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» и злобные выпады против нее. Печатаются стихи Пушкина, Рылеева, Кюхельбекера, а после них – писания графа Хвостова и других маловажных поэтов. Однако это легко объяснить, представив себе историю «Невского зрителя» по периодам. Таких периодов было четыре: первый – с января по апрель 1820г., второй – с мая по сентябрь, третий – с октября 1820г. по март 1821г. и четвертый – с апреля по июнь 1821г.
В первый период ведущими сотрудниками журнала в отделах «Литература» и «Критика» были Кюхельбекер и Пушкин. За четыре месяца Кюхельбекер напечатал здесь шесть стихотворений, повесть «Осада города Обиньи», отрывки из социальной утопии «Европейские письма» и обзорную критическую статью «Взгляд на текущую словесность». В каждом из четырех номеров были помещены стихотворения Пушкина.
С майского номера прекращается сотрудничество в «Невском зрителе» Пушкина, Кюхельбекера, Ф.Глинки и других передовых поэтов: их место занимают третьестепенные консервативные литераторы – Д.Хвостов, Ф.Синельников и др. «Невский зритель» теперь ведет полемику с О.Сомовым, который защищал в «Сыне отечества» принципы прогрессивного романтизма, нападает на Пушкина как автора поэмы «Руслан и Людмила», обвиняя его в нарушении хорошего вкуса, в безнравственности и либерализме.
В октябре 1820г. в «Невский зритель» приходят Рылеев и Сомов; полгода Рылеев возглавляет литературный отдел и отдел «Нравы», Сомов – критический. В №10 журнала было опубликовано одно из самых ярких произведений гражданского романтизма – сатира Рылеева «К временщику», в которой все увидели смелую критику солдафона и деспота графа Аракчеева. Сатира «К временщику» имела исключительный успех среди читающей публики и насторожила цензуру. Кроме этой сатиры Рылеев напечатал в «Невском зрителе» около двадцати произведений в стихах и прозе, в том числе очерки «Провинциал в Петербурге» и повесть «Чудак».
В это же время в «Невском зрителе» широко развернулась критическая деятельность теоретика гражданского романтизма О.Сомова. Он ведет последовательную борьбу за национальную русскую литературу, за ее передовое направление против подражательности и неопределенности. Своими полемическими статьями Сомов продолжает линию, намеченную статьей Кюхельбекера «Взгляд на текущую словесность», и выступает против субъективизма и мистицизма творчества Жуковского. Сказав, что в последних стихотворениях Жуковского «все немецкое, кроме букв и слов», Сомов решительно заявляет: «Истинный талант должен принадлежать своему отечеству» (1821,№3).
Мартовским номером 1821 г. заканчивается сотрудничество Рылеева и Сомова в «Невском зрителе», они переходят в «Соревнователь» и «Сын отечества», а в 1823–1825 гг. вместе будут участвовать в альманахе «Полярная звезда». С апреля 1821 г. в «Невском зрителе» снова усиливается участие писателей-эпигонов, т. е. повторяется то, что было во втором периоде. Снова инициативу захватывает граф Хвостов: печатаются его стихи или стихотворные послания ему, вместе с Хвостовым сотрудничают реакционные литераторы М. Дмитриев, Я. Ростовцев и др. Такие сотрудники не могли обеспечить успех «Невскому зрителю», поэтому с июля 1821 г. Сниткин прекратил издание журнала.
«Полярная звезда»
Петербургский альманах «Полярная звезда» – одно из самых интересных периодических изданий первой четверти XIX в. Его выпускали А. А. Бестужев и К. Ф. Рылеев; вышло три книжки – на 1823, 1824 и 1825гг. Ни один современный орган печати не имел такого успеха у читателей.
К началу издания своего альманаха Рылеев и Бестужев не были новичками в литературе и журналистике. Рылеев уже приобрел известность как автор острой сатиры «К временщику» и гражданских «Дум», Бестужев – как поэт и талантливый критик; оба сотрудничали в петербургских журналах, участвовали в Вольном обществе любителей российской словесности.
В целях цензурной маскировки издатели придали «Полярной звезде» форму, характерную для тогдашних альманахов как представителей «малой» периодики: она печаталась форматом в двенадцатую долю бумажного листа и на титуле значилось, что эта «карманная книжка для любительниц и любителей русской словесности». Рылеев и Бестужев хотели подчеркнуть, будто они намереваются выпускать чисто литературный альманах, не отступая от традиций Карамзина.
И все же провинциальные читатели сразу догадались, что «Полярная звезда» – это не столько литературно-художественный, сколько общественно-политический альманах. Уже самое название его перекликалось со стихотворением Пушкина «К Чаадаеву» (1818), широко распространенным в рукописных копиях, и воспринималось как символ свободы, счастливого будущего. Кроме того, после выхода первой книги Бестужев и Рылеев сообщили читателям, что, предпринимая издание «Полярной звезды», они «имели в виду более чем одну забаву публики», что альманах рассчитан не на узкий круг читателей, а на «многих».[9]
К сотрудничеству в «Полярной звезде» издатели привлекли лучшие литературные силы – Пушкина, Грибоедова, Ф.Глинку, Кюхельбекера, Д.Давыдова, Вяземского, Сомова и др. Эпизодически участвовали в альманахе даже Греч и Булгарин; они пока еще прикрывались показным либерализмом и не порывали связей с передовыми деятелями; к тому же их участие в «Полярной звезде» ослабляло бдительность цензуры.
Рылеев возглавлял в альманахе отдел поэзии и печатал свои «думы», отрывки из поэм «Войнаровский» и «Наливайко». Бестужев ведал прозой, он помещал критические обзоры литературы и повести, проникнутые идеями свободолюбия. На нем лежали основные издательские и редакторские обязанности, переговоры с сотрудниками и цензурой, отбор материала, составление книжек и корректура. Многие современники воспринимали «Полярную звезду» как альманах Бестужева.
Каждая книжка открывалась обозрением литературы, написанным Бестужевым, а затем шли произведения в прозе и стихах, которые являлись своего рода художественной иллюстрацией выдвинутых в нем положений. Статьи Бестужева служили организующим началом в книжках «Полярной звезды», сообщая им четкую направленность.
При характеристике общественно-политической позиции «Полярной звезды» необходимо помнить, что более двух лет отделяет ее третью книжку от первой. За это время произошли значительные сдвиги в мировоззрении издателей, что не могло не отразиться на материалах «Полярной звезды». Единый и целенаправленный как орган декабристской периодики альманах развивался, совершенствовался от книжки к книжке: с каждым годом яснее определялось политическое лицо «Полярной звезды» в связи с тем, что Рылеев и Бестужев все более полно овладевали идеями дворянской революционности.
«Полярную звезду» на 1823г. Бестужев и Рылеев подготовили осенью 1822г. В ту пору они еще не были декабристами: Рылеев не разочаровался в конституционной монархии, Бестужев не до конца преодолел влияние Жуковского и Карамзина. Недостаточная четкость политических и литературных взглядов издателей сказалась на содержании первой книжки «Полярной звезды» и, прежде всего, заметна в обозрении Бестужева «Взгляд на старую и новую словесность в России».
Художественные материалы первой книжки «Полярной звезды» не были однородны в своем направлении. Передовые тенденции выражали думы Рылеева: «Рогнеда», «Борис Годунов», «Мстислав Удалой». Горячей защитой свободы человека проникнуто стихотворение Ф.Глинки «Плач пленных иудеев».
Пушкин выступает в альманахе как ссыльный поэт. Из Одессы он прислал в первую книжку альманаха стихотворение «Овидию», в котором сравнивал свою судьбу с судьбой римского поэта Овидия, изгнанного из пределов родины императором Октавианом Августом. Кроме этого напечатано еще три: «Гречанке», «Мечта воина» и «Элегия» («Увы, зачем она блистает...»).
Лучшими художественными произведениями в прозе «Полярной звезды» на 1823г. была повесть Бестужева «Роман и Ольга» (из истории вольного Новгорода), в которой поэтизировались гражданские доблести русского человека – мужество, смелость, независимость, вольнолюбие, и его же очерк «Вечер на бивуаке», рисующий жизнь офицеров в походе.
Но в первой книжке «Полярной звезды» были напечатаны также произведения Греча и Булгарина, бездарного графа Хвостова и других «благонамеренных» литераторов.
Жуковский, помимо переводов из «Орлеанской девы» Шиллера и «Энеиды» Вергилия, поместил пять лирических стихотворений, три из которых посвящены темам разлуки и смерти, исполнены грусти и тоски. Участие Жуковского в первой книжке «Полярной звезды» – свидетельство еще неокончательно установившейся их литературно-эстетической позиции.
Вторая книжка альманаха – «Полярная звезда» на 1824 г. – прошла цензуру 20 декабря 1823 г. В это время Рылеев уже был членом Северного общества, а Бестужев подготовлен к вступлению в него. Взгляды издателей определились, поэтому политическая линия альманаха стала более отчетливой.
Открывается альманах обозрением Бестужева «Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года». В начале статьи, а не в конце, как было в первом обозрении, рассматриваются причины, «замедлившие ход словесности», а потом приводится характеристика произведений за истекший год. Развитие литературы он ставит в непосредственную зависимость от общественно-политической ситуации.
Показательно, что во второй книжке «Полярной звезды» не появилось ни одного лирического стихотворения Жуковского. Зато значительно увеличился вклад Пушкина – он напечатал семь стихотворений. Кюхельбекер поместил отрывок из поэмы «Святополк». Бестужев дал в альманах «Роман в семи письмах» и повесть «Замок Нейгаузен», Рылеев – отрывки из поэмы «Войнаровский».
Третья книжка «Полярной звезды» вышла летом 1825г. По идейной насыщенности она значительно превосходит две первые: оба издателя уже декабристы, активные участники Северного общества, руководители его левой фракции – республиканской.
«Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825гг.» Бестужева, которым открывается «Полярная звезда», – это не только литературное, но в полном смысле слова политическое выступление. Снова выдвигается тезис: у нас нет литературы, т.е. такой литературы, которая удовлетворяла бы потребностям русской общественной жизни. Почему? Нет настоящего общественного возбуждения, и поскольку ум «не занят политикою», то он «кинулся в кумовство и пересуды... Я говорю не об одной словесности: все наши общества заражены тою же болезнею», – подчеркивает критик. Третье обозрение Бестужева не только утверждает зависимость литературы от общественной жизни – оно содержит могучий призыв к активной политической борьбе. «Мы начинаем чувствовать и мыслить – но ощупью. Жизнь необходимо требует движения, а развивающийся ум – дела», – заявляет Бестужев, намечая пути революционной деятельности для своих современников. Яркой художественной иллюстрацией этого тезиса статьи является отрывок из поэмы Рылеева «Наливайко», опубликованный в альманахе. Устами героя прославляется революционный подвиг: борьба с угнетателями народа необходима, даже если в этой борьбе придется погибнуть.
На неизбежность революционного восстания в России Бестужев в своем третьем обозрении намекал неоднократно. Лишь в таком смысле, например, нужно понимать его слова: «Порох на воздухе дает только вспышки, но сжатый в железо, он рвется выстрелами и движет и рушит громады».
Обозревая русскую литературу за 1824 и начало 1825г., Бестужев выше всего оценивает «Горе от ума» Грибоедова, определяя комедию как «феномен, какого не знали мы от времен «Недоросля». Несмотря на строгости цензуры, он сумел раскрыть перед читателями протестующий характер образа Чацкого как активного борца за высокие гражданские идеалы, у которого «душа в чувствованиях, ум и остроумие в речах». «Будущее оценит достойно сию комедию и поставит ее в число первых творений народных», – утверждал Бестужев. Рядом с «Горем от ума» Бестужев ставит рукописную поэму Пушкина «Цыганы» как истинно самобытное произведение, в котором «сверкают молнийные очерки вольной жизни и глубоких страстей». Напротив, отношение к незадолго до того вышедшей из печати первой главе «Евгения Онегина» у Бестужева, как и у многих декабристов, менее восторженное: он ценит в романе Пушкина только лирические отступления, исполненные высоких чувств и «благородных порывов», где «мечта уносит поэта из прозы описываемого общества». Бестужев в своем третьем обзоре ни слова не говорит о стихотворениях Жуковского, а упоминает только перевод «Орлеанской девы» Шиллера.
Большое внимание уделяет Бестужев современной русской журналистике и критике. Отметив заметное оживление в печати, Бестужев довольно строго отзывается о многих изданиях. Подчеркивая реакционное направление «Вестника Европы», он пишет, что этот журнал «толковал о старине и заржавленным циркулем измерял новое». Автор обозрения решительно выступает против «критической перебранки», характерной для многих журналов (и особенно для «Вестника Европы»). Он требует серьезной принципиальной критики, которая занималась бы разбором сущности произведения, а не мелочной полемикой, была бы «дельной и основательной», а «не корпела над запятыми».
Художественный материал «Полярной звезды» на 1825 г. отличался большой идейной выдержанностью. В третьей книжке альманаха нет ни одного поэтического произведения Жуковского. Не случайно Бестужев вслед за своим обозрением поместил отрывок из поэмы Пушкина «Цыганы» и первый отрывок из поэмы Рылеева «Наливайко» («Смерть Чигиринского старосты»), в котором открыто оправдывалась беспощадная расправа с поработителями. Вершиной творчества Рылеева и лучшим образцом агитационной поэзии декабристов был второй отрывок из поэмы «Наливайко» – «Исповедь Наливайки». В нем не только прославлялся революционный подвиг защитников свободы, но прямо указывалось на скорое наступление в России революционных событий.
Как известно, разбойничья тема, как символ свободолюбия и независимости, часто разрабатывалась в поэтической практике декабристов. Показательно, что в третьей книжке «Полярной звезды» этой теме посвящены два произведения: «Братья-разбойники» Пушкина и «Разбойники» Н. Языкова.
В отделе прозы третьей книжки идеи свободолюбия ярче всего были выражены повестью самого Бестужева «Изменник» и очерком его брата Николая Бестужева «Гибралтар». В «Изменнике» лицемерному, коварному Владимиру Ситцкому, перебежавшему к полякам, противопоставляется его брат Михаил, храбро сражающийся за свободу родины и погибающий в этой борьбе. Очерк Н. Бестужева «Гибралтар» посвящен революционным событиям в Испании; в нем звучат нескрываемое сочувствие героической борьбе восставших и глубокая грусть, вызванная поражением революции.
Читатели высоко оценили идейные и художественные достоинства «Полярной звезды». Первая книжка альманаха вышла тиражом в 600 экземпляров и сразу же была раскуплена. Вторую книжку отпечатали тиражом в 1500 экземпляров, она разошлась в течение трех недель и принесла издателям неожиданный доход. Поэтому участникам третьей книжки Бестужев и Рылеев уже смогли дать денежное вознаграждение. В истории русской журналистики это был первый случай оплаты авторского труда.
После того как вышла третья книжка «Полярной звезды», Рылеев и Бестужев начали готовить четвертую. Но занятость делами Северного общества и службой не позволила им своевременно собрать альманах в полном объеме. Тогда они решили имеющийся материал напечатать небольшой книжкой под названием «Звездочка».
Однако «Звездочка» света не увидела: часть тиража, отпечатанная к 14 декабря 1825г., после событий на Сенатской площади была передана в следственную комиссию вместе с другими бумагами Рылеева и Бестужева.[10]
По образному выражению Герцена, «Полярная звезда» скрылась за тучами николаевского царствования».[11] Продолжая традицию альманаха декабристов, Герцен в 1855г. в Вольной русской типографии в Лондоне начал печатать свой альманах «Полярная звезда», на обложке которой было изображение барельефа с профилями пяти казненных декабристов. Это название Герцен выбрал, по его словам, затем, «чтоб показать непрерывность предания, преемственность труда, внутреннюю связь и кровное родство» с декабристами.
Весьма положительно о «Полярной звезде» Бестужева и Рылеева отзывался Белинский; он постоянно именовал ее «известным, знаменитым» альманахом (IX, 684; X, 283), указывал на исключительный успех у читателей (IV, 120).
«Полярная звезда» Бестужева и Рылеева явилась родоначальницей большого числа альманахов 1820–1830-х годов. По справедливому замечанию Белинского, «успех «Полярной звезды» произвел в нашей литературе альманачный период, продолжавшийся с лишком десять лет» (IV, 120).
Ближе всего к «Полярной звезде» по направлению стояли два альманаха: «Мнемозина», выходившая в Москве, и «Русская старина» – в Петербурге.
«Мнемозина»
«Мнемозина» была создана в 1824 г. как трехмесячный сборник, но последняя книжка ее запоздала и вышла уже в следующем году. «Мнемозина» только названием и периодичностью напоминала альманах.[12] В действительности же это был настоящий журнал и по составу и по характеру материалов. В «Мнемозине» имелись отделы: «Философия», «Военная история», «Изящная проза», «Стихотворения», «Путешествия», «Критика и антикритика», «Смесь». Не только современники ощущали это своеобразие «Мнемозины»: Белинский, например, называл ее «журналом-альманахом» или просто «журналом».
Инициатива издания «Мнемозины» принадлежала К.В.Кюхельбекеру, который вначале намеревался выпускать ее самостоятельно, но потом, по совету друзей, привлек в качестве соиздателя В.Ф.Одоевского, имевшего большие литературные связи.
Кюхельбекер вступил в Северное общество незадолго до восстания, однако современники знали его свободомыслие по выступлениям в журналах. Было известно также, что, путешествуя по Европе в качестве секретаря вельможи А. Л. Нарышкина, Кюхельбекер читал в Париже лекции о русской литературе, знакомил слушателей с вольнолюбивыми произведениями современных авторов. Политическая заостренность этих лекций встревожила русского посла в Париже, и он выслал Кюхельбекера в Россию. Вернувшись в Петербург как опальный поэт, Кюхельбекер вскоре был отправлен на службу в канцелярию генерала Ермолова в Тифлис, где подружился с Грибоедовым. Осенью 1823 г. Грибоедов и Кюхельбекер приехали в Москву и вскоре начали вместе сотрудничать в «Мнемозине».
Одоевский в тайные общества не входил, но знал об их существовании и дружил со многими декабристами. Проявлявший большие симпатии к отвлеченному «любомудрию» и мистическому идеализму, писатель-романтик («русский Гофман», как его называли), Одоевский в своих философских и фантастических повестях иногда критически изображал светское общество, что положительно оценивал Белинский (I, 274; IV, 344; VIII, 300).
Научным отделом заведовал Одоевский. Он писал статьи и очерки по вопросам философии – в духе философского идеализма Шеллинга, и по вопросам эстетики – в духе немецкого романтизма, а также сатирические статьи-фельетоны. Кюхельбекер стоял во главе художественного и критического отделов и был самым деятельным сотрудником «Мнемозины»: в четырех книжках альманаха он напечатал более двадцати своих произведений в самых различных жанрах – стихотворения, письма о путешествии по Германии и Франции, повесть «Адо», поэмы «Святополк Окаянный» и «Смерть Байрона», отрывки из трагедии «Аргивяне», критические и полемические статьи и т. д.
Первая книжка «Мнемозины» открывалась программным стихотворением Грибоедова «Давид»; в нем защищалась идея героического подвига, оправдывалась борьба с тираном. Пушкин дал в альманах три стихотворения: «Вечер», «Мой демон», «К морю». В «Вечере» он называет свободу своим кумиром, а в стихотворении «К морю» рисует образ свободолюбивого поэта Байрона. Печатались также стихи Вяземского, Баратынского, Раича и др., но ведущая роль в отделе поэзии, бесспорно, принадлежала Кюхельбекеру, Грибоедову и Пушкину.
В отделе «Философия» выделялись статьи Одоевского («Афоризмы из различных писателей по части современного германского любомудрия», отрывок из «Словаря истории философии») и рассуждение профессора Московского университета М. Г. Павлова «О способах исследования природы», в котором доказывалось преимущество «умозрительного» метода перед «эмпирическим». Работа Павлова произвела сильное впечатление на современников; к ней обращались и в последующие десятилетия, ее хорошо знал Белинский (II, 463).
Но центральное место в «Мнемозине» по праву занимала статья Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие», опубликованная во второй книжке альманаха. Это было боевое выступление, в котором защищались основные положения литературно-эстетической программы декабристов: борьба с подражанием, требование самобытной литературы, насыщенной высоким гражданским пафосом, острая критика элегического романтизма карамзинского толка, творчества Жуковского и поэтов его школы.
Кюхельбекер отмечает, что в течение последнего десятилетия наиболее широкое распространение в русской поэзии получил жанр элегии, где воспеваются чувства грусти, тоски, уныния. Время требует от поэзии мужественной силы, а ее нет в «мутных, ничего не определяющих, изнеженных, бесцветных произведениях».
Довольно строго отзываясь и об элегиях Пушкина, Кюхельбекер противопоставляет им его романтические поэмы. Он боролся за Пушкина как критик декабристского лагеря и хотел направить творчество поэта в русло гражданского романтизма.
По мнению Кюхельбекера, высокие общественные идеи могут быть выражены только в таких жанрах, как гражданская ода, героическая поэма, трагедия, народно-патриотическая дума, сатира и комедия.
Среди многих, кто напал на Кюхельбекера за его смелую статью, был Булгарин. Свой ответ Булгарину («Разговор с Ф.В.Булгариным») Кюхельбекер напечатал в третьей книжке «Мнемозины»; здесь он дополнительно аргументировал и развил положения своей статьи. Одоевский сразу же выступил на стороне Кюхельбекера и вслед за его «Разговором» поместил «Прибавление к предыдущему Разговору», также направленное против Булгарина; кроме того, в третью книжку «Мнемозины» Одоевский включил фельетон «Следствия сатирической статьи» и высмеял тех поэтов («парнасников»), которые «глаз не сводят с туманной дали».
В «Мнемозине» появился один из первых положительных отзывов о комедии Грибоедова, полемически направленный против реакционной критики. В статье «Несколько слов о Мнемозине самих издателей» утверждалось, что «Горе от ума» делает «честь нашему времени» и заслуживает «уважения всех своих читателей, кроме некоторых привязчивых говорунов».
«Мнемозина» имела большой успех у читателей: первая книжка вышла тиражом 600 экземпляров, вторая – 1200 экземпляров. Это был второй, после «Полярной звезды», случай, когда альманах печатался таким большим тиражом.
Белинский рассматривал «Мнемозину» как «журнал, предметом которого было искусство и знание» (II, 463). Великий критик указывал на большую роль «Мнемозины» в распространении серьезных теоретических знаний и новейших научных идей, в обогащении русского языка научной терминологией.
«Русская старина»
Исторический и одновременно литературный альманах «Русская старина. Карманная книжка для любителей и любительниц отечественного» издавалась декабристом А.О.Корниловичем; вышла всего одна книжка – на 1825г. Корнилович – историк и исторический беллетрист, серьезно изучавший эпоху Петра I, участник Вольного общества любителей российской словесности, был сотрудником «Полярной звезды» и других изданий.
Книжка «Русской старины» состояла из пяти статей Корниловича, объединенных общим названием «Нравы русских при Петре Великом», и четырех статей историка и этнографа В. Д. Сухорукова, имевших заглавие «Общежитие донских казаков в XVII и XVIII столетии». В произведениях Корниловича очень высоко оценивалась деятельность Петра I как просвещенного монарха-реформатора, делалось характерное для декабристов скрытое противопоставление Петра I Александру I. Пушкин, работая над «Арапом Петра Великого», обращался к статьям Корниловича, в частности к статье «О первых балах в России».
Сухоруков собирал материалы по истории Войска Донского. В своих работах он подчеркивал героизм, мужество, природное свободолюбие донского казачества, т. е. те гражданские добродетели, которые прославлял Рылеев в «думах» и поэмах. Статьи Корниловича и Сухорукова, отличаясь исторической точностью, были в полном смысле слова художественными произведениями.
«Русская старина» была сочувственно встречена читателями и вскоре вышла вторым изданием.
Декабрист в повседневной жизни.[13]
Поведение людей всегда многообразно. Этого не следует забывать. Красивые абстракции типа «романтическое поведение», «психологический тип русского молодого дворянина ХIХ в.» и т.п. всегда будут принадлежать к конструкциям очень высокой степени отвлеченности.
Существовало ли бытовое поведение декабриста, отличающее его не только от реакционеров и «гасильников», но и от массы современных ему либеральных и образованных дворян? Изучение материалов той эпохи позволяет ответить на этот вопрос положительно.
Не следует забывать, что каждый человек в своем поведении реализует не одну какую-либо программу действия, а постоянно осуществляет выбор, актуализируя одну стратегию из обширного набора возможностей. Каждый отдельный декабрист в реальном бытовом поведении мог вести себя как дворянин, офицер (гвардеец, гусар, штабной теоретик), аристократ, мужчина, русский, европеец и пр.
Однако существовало некоторое специальное поведение, особый тип речей, действий, реакций, присущий именно члену тайного общества.
Декабристы были в первую очередь людьми действия, в чем сказалась их общественно-политическая установка на практическое изменение политического бытия России, и личный опыт большинства из них как боевых офицеров, ценивших смелость, энергию, предприимчивость, твердость, твердость, упорство не меньше, чем умение составить программный документ или провести теоретический диспут.
Современники выделяли не только «разговорчивость» декабристов – они подчеркивали также резкость и прямоту их суждений, безапелляционность приговоров, «неприличную», с точки зрения светских норм, тенденцию называть вещи своими именами, избегая эвфемистических условностей светских формулировок.
Таким образом, языковое поведение декабриста было резко специфическим. Сознанию декабристов была свойственна резкая поляризация моральных и политических оценок: любой поступок оказывался в поле «хамства», «подлости», «тиранства» или «либеральности», «просвещения», «героизма». Нейтральных или незначимых поступков не было, возможность их существования не подразумевалась. Поступки, находившиеся вне словесного обозначения, с одной стороны, и обозначавшиеся эвфемистически и метафорически – с другой, получают однозначные словесные этикетки, набор которых небольшой и совпадает с этико-политическим лексиконом декабризма.
Бытовое поведение декабриста в целом ряде случаев позволяло им отличить «своего» от «гасильника», характерно именно для дворянской культуры, создавшей чрезвычайно сложную и разветвленную систему знаков поведения. На основе бытового поведения проводился отбор кандидатов в общество, возникало специфическое для декабристов рыцарство.
Иерархия значимых элементов поведения складывается из последовательности: жест – поступок – поведенческий текст. Таким образом, каждому тексту поведения на уровне поступков соответствует определенная программа поведения на уровне намерений.
Подобно тому, как жест и поступок дворянского революционера получали для него и окружающих смысл, поскольку имели своим значением слово, любая цепь поступков становилась текстом (приобретала значение), если ее можно было прояснить связью с определенным литературным сюжетом, отмеченным печатью романтизма, так как использовались типовые литературные ситуации вроде «прощания Гектора и Андромахи», «клятвы Горациев» или же имена, суггестировавшие в себе сюжеты.
Реальное поведение человека декабристского круга выступает в виде некоторого зашифрованного текста, а литературный сюжет – как код, позволяющий проникнуть в скрытый смысл.
Мощное воздействие слова на поведение, знаковых систем на быт особенно ярко проявилось в тех сторонах каждодневной жизни, которые по своей природе наиболее удалены от общественного семиозиса. Одной из таких сфер является отдых, который неизменно ориентирован на непосредственность, природность, внезнаковость. Так, в цивилизациях городского типа отдых обязательно включает в себя выезд «на лоно природы».
Праздник в дворянском быту Х1Х в. был в достаточной мере сложным и гетерогенным явлением. Он был связан и с крестьянским календарным ритуалом, и с тем, что послепетровская дворянская культура еще не страдала закоснелой ритуализацией обычного, непраздничного быта.
Однако жестокий режим в среде военной молодежи привел к появлению особого типа разгульного поведения, воспринимаемого как вариант вольномыслия. Здесь отдых принимал формы кутежа или оргий.
Продолжением этого явилось установление связи между разгулом и теоретико-идеалогическими представлениями. Это повлекло превращение разгула, буйства в разновидность социально значимого поведения и его ритуализацию, сближающую порой дружескую попойку с травестийной литургией или пародийным заседанием масонской ложи.
Из области рутинного поведения разгульное поведение переносилось в сферу знаковой деятельности. Рутинное поведение отличается тем, что индивид получает его от общества, эпохи или своей психофизиологической конституции как нечто, не имеющее альтернативы. Знаковое поведение – всегда результат выбора и включает свободную активность субъекта поведения, выбор им языка своего отношения к обществу.
Для речевого поведения было характерно нарушение карамзинского культа «пристойности». Что проявлялось в смешении языка высокой политической и философской мысли, утонченной поэтической образности с площадной лексикой. Это создавало особый, резко фамильярный стиль. Этот язык, богатый неожиданными совмещениями и стилистическими соседствами, становился своеобразным паролем, по которому узнавали «своего». Наличие языкового пароля, резко выраженного кружкового жаргона – характерная черта и «Зеленой лампы», и «Арзамаса».
Речевому поведению должно было соответствовать и бытовое, основанное на том же смешении. Фамильярность, возведенная в культ, приводила к своеобразной ритуализации быта. Только это была ритуализация «наизнанку», напоминавшая шутовские ритуалы карнавала.
Бытовое поведение не менее резко, чем формальное вступление в тайное общество, отгораживало дворянского революционера не только от людей «века минувшего», но и от широкого круга фрондеров, вольнодумцев и «либералистов». Такая подчеркнутость особого поведения, противоречащая идеи конспирации, не смущала молодых заговорщиков.
Идеалу «пиров» демонстративно были противопоставлены спартанские по духу и подчеркнуто русские по составу блюд «русские завтраки» у Рылеева, «на которые обыкновенно собирались многие литераторы и члены нашего Общества».[14]
Молодому человеку, делящему время между балами и дружескими попойками, противопоставлялся анахорет, проводивший время в кабинете. Кабинетные занятия захватывали даже военную молодежь, которая скорее напоминала молодых ученых, чем армейскую вольницу.
В высшей мере декабристу были свойственны культ братства, основанного на единстве духовных идеалов, экзальтация дружбы. Бытовые, семейные, человеческие связи пронизывали толщу политических организаций. Ни в одном из политических движений России не встречается такого количества родственных связей: братья Бестужевы, братья Вадковские, братья Бодиско, братья Борисовы, братья Кюхельбекеры, переплетения в гнезде Муравьевых – Луниных, вокруг дома Раевских.
Весь облик декабриста был неотделим от чувства собственного достоинства, базировавшегося на исключительно развитом чувстве чести и на вере каждого из участников движения в то, что он – великий человек. Поэтому каждый поступок рассматривался как имеющий значение, достойный памяти потомков, внимания историков, имеющий высший смысл. Отсюда известная картинность и театрализованность бытового поведения и исключительно высокая требовательность к нормам бытового поведения.
Декабристы строили из бессознательной стихии бытового поведения русского дворянина рубежа ХVIII и XIX вв. сознательную систему идеологически значимого бытового поведения, законченного как текст и проникнутого высшим смыслом.
Несмотря на взаимосвязь бытового поведения декабристов с принципами романтического мировоззрения, высокая знаковость их каждодневного поведения не превращалась в ходульность и натянутую декламацию, а наоборот, поразительно сочеталась с простотой и искренностью.
Декабристы внесли в поведение человека единство, но не путем реабилитации жизненной прозы, а тем, что, пропуская жизнь через фильтры героических текстов, просто отменили то, что не подлежало занесению на скрижали истории. Прозаическая ответственность перед начальниками заменялась ответственностью перед историей, а страх смерти – поэзией чести и свободы. Перенесение свободы из области идей и теорий в «дыхание» – в жизнь – в этом суть и назначение бытового поведения декабриста.
Список литературы:
1. «Арзамас» и арзамасские протоколы. Л., 1933.
2. Воспоминания Бестужевых. М., 1951.
3. Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. 12. М., 1957.
4. Гирченко И. В. Неудавшаяся попытка издания «Военного журнала»// Декабристы в Москве. Сборник статей. М., 1961.
5. Декабрист Н. И. Тургенев. Письма к брату С. М. Тургеневу. М. –Л., 1936.
6. Дневники и письма Н. И. Тургенева, т. 3. М., 1921.
7. Есин Б. И. История русской журналистики XIX в. М., 2000.
8. Западов А. В. История русской журналистики XVIII – XIX вв. М., 1973.
9. Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни.// В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988.
10. Сборник материалов к изучению истории русской журналистики, вып.1.М., 1952.
11. Соболев В. Периодическая печать в России в начале XIX века и журналистика декабристов. М., 1952.
Журналы и альманахи:
Вестник Европы, 1816, № 10.
Невский зритель, 1821,№3.
Сын отечества, 1816, №4,
1818, №38, № 42,
1823, № 4,
1825, № 20, №22.
Русская старина, 1889, № 2.
Русский архив, 1875, №12.
[1] «Арзамас» и арзамасские протоколы. Л., 1933, с. 19.
[2] Там же, с. 239–242.
[3] Сведения об обществе и журнале содержатся в письмах и дневниках Н. И. Тургенева. См.: Дневники и письма Н. И. Тургенева, т. 3. Пг. 1921, с. 373–382; Декабрист Н. И. Тургенев. Письма к брату С. М. Тургеневу. М. –Л., 1936, с. 273–282. В сокращении эти документы перепечатаны о «Сборнике материалов к изучению истории русской журналистики», вып. 1. М., 1952, с. 177–179.
[4] «Русский архив», 1875, №12, с. 427.
[5] Гирченко И. В. Неудавшаяся попытка издания «Военного журнала» – В кн.: Декабристы в Москве. Сборник статей. М., 1961, с. 258–264.
[6] Ф. Глинка «Рассуждение о необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года»// «Сын отечества», 1816, №4
[7] «Вестник Европы», 1816, № 10, с. 142.
[8] См.: Соболев В. Периодическая печать в России в начале XIX века и журналистика декабристов. М., 1952, с. 13.
[9] «Сын отечества», 1823, № 4, с. 174, 175.
[10] После издания «Звездочки» Рылеев и Бестужев намеревались хлопотать о праве на издание журнала; об этом свидетельствует письмо Вяземского к Бестужеву от 18 ноября 1825 г.: «...Мне сказали было, что вы свой альманах обращаете в журнал, и я порадовался» («Русская старина», 1889, № 2, с. 321).
[11] Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т., т. 12. М., 1957, с. 265. Далее высказывания Герцена цитируются по этому изданию с указанием в тексте тома и страницы.
[12] Мнемозина – богиня памяти в греческой мифологии, мать девяти муз, покровительница наук и искусств. В России распространено было называние альманахов именами мифологических персонажей.
[13] По статье Лотмана Ю.М. Декабрист в повседневной жизни.// В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988. С. 158 – 205.
[14] Воспоминания Бестужевых. М., 1951. с. 53.