Реферат Роль религии в формировании общественного самосознания
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Оглавление
1. Введение……………………………………………………2
2. История возникновения Христианства и его развитие… 3
3. Религия с точки зрения науки социологии ………….......14
4. Роль религии в современном обществе…………………..21
5. Список литературы ……………………………………… 28
Введение
На сегодняшний день в мире насчитывается более 280 стран, некоторые из них процветающие державы мира, а другие влачат жалкое существование. В одних — диктаторские режимы правления, в других — демократические. Богатые США, Канада, нищие страны Африки, Азии. Почему судьбы государств и народов складывались по-разному? В разное время пытались выяснить этот один из важнейших вопросов истории. Его пытались объяснить то разницей в производственных отношениях, то влиянием климата, то различными подходами к классовой борьбе, то национальными и культурными традициями. Исследуя философию истории с позиций Библий, мы увидим, что причины кроются в вероисповеданиях, которых придерживаются те или иные страны. В своих прошлых работах мы уже показывали, что к падению многих государств — Шумера, Ассирии, Вавилона, Рима, инков, ацтеков, майя и пр. привела языческая религия, способствовавшая вырождению и деградации народов. Однако, исследуя сегодняшние страны и положение в них, мы убедимся, что причины кроются в том же, а именно в отношении к Богу и Его Закону. В этом контексте история вам предстанет не в виде цепочки простых случайностей и совпадений. Она обретет четкую систему, в которой каждое событие имеет свою причину и следствие.
История возникновения Христианства и его развитие
Христианство (от греческого слова christos - «помазанник», «Мессия») зародилось как одна из сект иудаизма в I в. нашей эры. в Палестине. Это изначальное родство с иудаизмом - чрезвычайно важное для понимания корней христианской религии - проявляется и в том, что первая часть Библии, Ветхий завет, - священная книга как иудеев, так и христиан(вторая часть Библии, Новый завет, признается только христианами и является для них главнейшей). Распространяясь в среде евреев Палестины и Средиземноморья, христианство уже в первые десятилетия своего существования завоевывало приверженцев и среди других народов.
Возникновение и распространение христианства пришлось на период глубокого кризиса античной цивилизации упадка ее основных ценностей. Произошло столкновение двух различных идей: античной и христианской. Христианское учение привлекало многих, разочаровавшихся в римском общественном устройстве. Оно предлагало своим приверженцам путь внутреннего спасения: уход от испорченного, греховного мира в себя, внутрь собственной личности, грубым плотским удовольствиям противопоставляется строгий аскетизм, а высокомерию и тщеславию «сильных мира сего» - сознательное смирение и покорность, которые будут вознаграждены после наступления Царства Божьего на земле. Христианство помогло миру избежать великой битвы за освобождение человека. Ведь оно смогло без смены государственной власти, через смену личности, ликвидировать один социальный строй (рабовладельческий) и создать совершенно другой по своей сути строй. Христианство возвышало человека . Исходя из христианского учения, человек в мире стал свободен и зависел он лишь от Бога. Люди, принимая христианство, освобождались от рабства, но тут же принимали на себя другую ношу - религиозную.
Уже первые христианские общины приучали своих членов думать не только о себе, но и о судьбах всего мира, молиться не только о своем, но и об общем спасении. Уже тогда выявился свойственный христианству универсализм: общины, разбросанные по огромному пространству Римской империи, ощущали тем не менее свое единство. Членами общин становились люди разных национальностей. Новозаветный тезис «нет не эллина, ни иудея» провозгласил равенство перед Богом всех верующих и предопределил дальнейшее развитие христианства как мировой религии, не знающей национальных и языковых границ.
Потребность в единении, с одной стороны, и довольно широкое распространение христианства по миру - с другой, породили среди верующих убежденность что если отдельный христианин может быть слаб и нетверд в вере, то объединение христиан в целом обладает Духом Святым и Божьей благодатью.
Христианство это религия. Но сама по себе религия это не главное. Главное это жизнь с Богом, а жизнь с Богом открывается через церковь. Очень важным фактом в развитии понятия «церковь» стала идея ее непогрешимости: ошибаться могут отдельные христиане, но не церковь. Обосновывается тезис о том, что церковь получила Святой Дух от самого Христа через апостолов, основавших первые христианские общины.
Начиная с IV века христианская церковь периодически собирает высшее духовенство на так называемые вселенские соборы. На этих соборах разрабатывалась и утверждалась система вероучения, формировались канонические нормы и богослужебные правила, определялись способы борьбы с ересями. Первый вселенский собор, состоявшийся в Никее в 325 году, принял христианский символ веры - краткий свод главных догматов, составляющих основу вероучения.
Христианство развивает созревшую в иудаизме идею единого Бога, обладателя абсолютной благости, абсолютного знания и абсолютного могущества. Все существа и предметы являются его творениями, все создано свободным актом божественной воли: «Аз есмь жизнь». Без Христа нет никакого движения: «Аз есмь путь». Христос это понятие истинное и непоколебимое, истина это христианское мироздание: «Аз есмь истина». Два центральных догмата христианства говорят о триединстве Бога и Боговоплощении. Согласно первому, внутренняя жизнь божества есть отношение трех «ипостасей», или лиц: Отца (безначального первоначала), Сына, или Логоса (смыслового и оформляющего принципа), и святого Духа (животворящего принципа). Сын «рождается» от Отца, святой Дух «исходит» от Отца. При этом и «рождение» и «исхождение» имеют место не во времени, так как все лица христианской Троицы существовали всегда - «предвечны» - и равны по достоинству - «равночестны».
Человек, согласно христианскому учению, сотворен как носитель «образа и подобия» Бога. Однако грехопадение, совершенное первыми людьми, разрушило богоподобие человека, наложив на него пятно первородного греха. Христос, приняв крестные муки и смерть, «искупил» людей, пострадав за весь род людской. Поэтому христианство подчеркивает очистительную роль страдания, любого ограничения человеком своих желаний и страстей: «принимая свой крест», человек может побеждать зло в себе самом и в окружающем мире. Тем самым человек не просто исполняет Божьи заповеди, но и сам преображается и совершает восхождение к Богу, становится к нему ближе. В этом и есть предназначение христианина, его оправдание жертвенной смерти Христа. Ведь именно как синоним мученичества и страданий стало употребляться слово «Голгофа», холм в окрестностях Иерусалима, на котором по христианскому преданию был распят Иисус Христос. С этим взглядом на человека связано характерное только для христианства понятие «таинства» - особого культового действия, призванного реально ввести божественное в жизнь человека. Это прежде всего - крещение, причастие, исповедь (покаяние), брак, соборование. В церковь человек приносит свои грехи и какие бы они ни были, служитель церкви их с человека снимает. Причем сами грехи исчезают как в духовном мире, так и мире материальном, то есть в душе и суе. Это в христианстве называется исповедью. Когда люди как бы физически принимают в себя Бога, соединяются с ним, называется причастие. Человек причащаясь становится чище духовно и ближе к Создателю. Через церковь человек познает Бога.
Гонения, испытанные христианством в первые века его существования, наложили глубокий отпечаток на его мировоззрение и дух. Лица, претерпевшие за свою веру тюремное заключение и пытки («исповедники») или принявшие казнь («мученики»), стали почитаться в христианстве как святые. Вообще идеал мученика становится в христианской этике центральным.
Шло время. Условия эпохи и культуры меняли политико-идеологический контекст христианства, и это вызвало ряд церковных разделений - схизм. В результате появились соперничающие между собой разновидности христианства - «вероисповедания». Так, в 311 году христианство становится официально дозволенной, а к концу IV века при императоре Константине - господствующей религией, находящейся под опекой государственной власти. Однако постепенное ослабление Западной Римской империи в конце концов завершилось ее крушением. Это способствовало тому, что влияние римского епископа (папы), взявшего на себя и функции светского владыки, значительно возросло. Уже в V - VII веках, в ходе так называемых христологических споров, выяснявших соотношение божественного и человеческого начала в личности Христа, от имперской церкви отделились христиане Востока: монофисты и др. В 1054 году произошло разделение православной и католической церквей, в основе которого лежал конфликт византийской теологии священной державы - подчиненного по отношению к монарху положения церковных иерархов - и латинской теологии универсального папства, стремившегося подчинить себе светскую власть.
После гибели под натиском турок османов Византии в 1453 году главным оплотом православия оказалась Россия. Однако споры о нормах обрядовой практики привели здесь в XVII веке к расколу, в результате которого от православной церкви отделилось старообрядчество.
На западе идеология и практика папства вызывали на протяжении средних веков все больший протест как со стороны светских верхов (особенно германских императоров), так и среди низов общества (движение лоллардов в Англии, гуситов в Чехии и др.). Институт папства практически изжил себя и скомпрометировал, особенно когда на престоле появилась женщина, что просто противоречило самому понятию. К началу XVI века этот протест оформился в движение Реформации.
Рассмотрим основные вероисповедальные формы христианства, образовавшихся в процессе исторического развития христианского мира.
Православие - одно из трех основных направлений христианства - исторически сложилось, сформировалось как его восточная ветвь. Оно распространено главным образом в странах Восточной Европы, Ближнего Востока, на Балканах. Название «православие» (от греческого слова «ортодоксия») впервые встречается у христианских писателей II века. Богословские основы православия сформировались в Византии, где оно было господствующей религией в IV - XI веках.
Основой вероучения признаны священное писание (Библия) и священное предание (решение семи Вселенских соборов IV- VIII веков, а также труды крупнейших церковных авторитетов, таких, как Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Дамаскин, Иоанн Златоуст). На долю этих отцов церкви выпало формирование основных положений вероучения.
В Символе веры, принятом на Никейском и Константинопольском вселенских соборах, эти основы вероучения сформулированы в 12 частях или членах:
"Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единароднаго, Иже от Отца рожденного прежде всех век: Света, от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна единосущна Отцу, Имже вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплатившегося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечщася. Распятого же за ны при Понтийскем Пилате, и страдавша и погребенна. И воскресшего в третий день, по Писанием. И восшедшаго на небеса и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судите живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца. И в Духе Святаго Господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном с поклоняема и сславима, глаголавшаго пророки. Во Едину святую, соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых и жизни будащаго века. Аминь."
В первом члене говорится о Боге как творце мира - первой ипостаси Святой Троицы.
Во втором - о вере в Сына Божия единородного - Иисуса Христа.
Третий - это догмат Боговоплощения, согласно которому Иисус Христос, оставаясь Богом, вместе с тем стал человеком, родившись от девы Марии.
Четвертый член Символа веры - о страдании и смерти Иисуса Христа. Это догмат искупления.
Пятый - о воскресении Иисуса Христа.
В шестом говорится о телесном вознесении Иисуса Христа на небо.
В седьмом - о втором, грядущем пришествии Иисуса Христа на землю.
Восьмой член Символа веры - о вере в Духа Святого.
В девятом - об отношении к церкви.
В десятом - о таинстве Крещения.
В одиннадцатом - о будущем всеобщем воскресении мертвых.
В двенадцатом члене - о жизни вечной.
В дальнейшем философском и теоретическом развитии христианства немалую роль сыграло учение блаженного Августина. На рубеже 5 века он проповедовал превосходство веры над знанием. Действительность, по его учению, непостижима для человеческого ума, поскольку за ее событиями и явлениями скрывается воля всемогущего Творца. В учении Августина о предопределении говорилось, что в сферу «избранных» предопределенных к спасению, может войти любой уверовавший в Бога. Ибо вера и есть критерий предопределения.
Важное место в православии занимают обряды-таинства, во время которых, по учению церкви, на верующих сходит особая благодать. Церковь признает семь таинств:
Крещение-таинство, в котором верующий при троекратном погружении тела в воду с призыванием Бога-Отца и Сына и Святого Духа обретает духовное рождение.
В таинстве миропомазания верующему подаются дары Святого Духа, возвращающие и укрепляющие в жизни духовной.
В таинстве причащения верующий под видом хлеба и вина вкушает самое Тело и Кровь Христову для Вечной Жизни.
Таинство покаяния или исповеди - это признание грехов своих перед священником, который отпускает их от имени Иисуса Христа.
Таинство священства совершается через епископское рукоположение при возведении того или иного лица в сан священнослужителя. Право совершения этого таинства принадлежит только епископу.
В таинстве брака, которое совершается в храме при венчании, благословляется супружеский союз жениха и невесты.
В таинстве елеосвящения (соборования) при помазании тела елеем призывается на больного благодать Божия, исцеляющая немощи душевные и телесные.
После победы на Куликовом поле Русь быстро крепла экономически и политически. В 1448 году Собор русских архиереев, независимо от Константинополя, возвел на кафедру митрополита Московского и всея Руси епископа Рязанского Иону. Тем самым было положено начало автокефалии, самостоятельности Русской Церкви.
Патриаршество в Росси было установлено при Борисе Годунове. В 1589 году митрополит Иов стал первым патриархом на Руси.
Православная церковь придает большое значение праздникам и постам. Пост, как правило, предшествует большим церковным праздникам. Сущность поста - это "очищение и обновление человеческой души", приготовление к важному событию религиозной жизни. Больших многодневных постов в русском православии четыре: перед Пасхой, перед днем Петра и Павла, перед Успением Богородицы и перед Рождеством Христовым.
Первое место среди великих, главных праздников занимает Пасха. К ней примыкают двунадесятые праздники - 12 наиболее значительных праздников православия: Рождество Христово, Сретение, Крещение Господне, Преображение, Вход Господень в Иерусалим, Вознесение Господне, Троица (пятидесятница), Воздвижение креста Господня, Благовещение, Рождество Богородицы, Введение во храм Богородицы, Успение Богородицы.
Другим крупнейшим (наряду с православием ) направлением в христианстве является католицизм. Слово "католицизм" означает - всеобщий, вселенский.
Его истоки - от небольшой римской христианской общины, первым епископом которой, по преданию, был апостол Петр. Процесс обособления католицизма в христианстве начался еще в III - V веках, когда нарастали и углублялись экономические, политические, культурные различия между западной и восточной частями Римской империи.
Начало разделения христианской церкви на католическую и православную было положено соперничеством между римскими папами и константинопольскими патриархами за главенство в христианском мире. Около 867 года произошел разрыв между папой Николаем I и константинопольским патриархом Фотием.
Католицизм, как одно из направлений христианской религии, признает ее основные догмы и обряды, но имеет ряд особенностей в вероучении, в культе, в организации.
Основой католического вероучения, как и всего христианства, приняты Священное писание и Священное предание. Однако, в отличие от православной церкви, католическая считает Священным преданием постановления не только семи первых Вселенских соборов, но и всех последующих соборов, а кроме того папские послания и постановления.
Организация католической церкви отличается строгой централизацией. Римский папа - глава этой церкви. Он определяет доктрины по вопросам веры и морали. Его власть выше власти Вселенских соборов.
Централизация католической церкви породила принцип догматического развития, выразившийся, в частности, в праве нетрадиционного толкования вероучения. Так, в Символе веры, признаваемом православной церковью, в догмате о Троице сказано, что Святой Дух исходит от Бога-Отца. Католический догмат провозглашает, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына. Сформировалось и своеобразное учение о роли церкви в деле спасения. Считается, что основа спасения - вера и добрые дела. Церковь, по учению католицизма (в православии этого нет), обладает сокровищницей «сверхдолжных» дел - «запасом» добрых дел, сотворенных Иисусом Христом, Богоматерью, святыми, благочестивыми христианами. Церковь имеет право распоряжаться этой сокровищницей, уделять из нее часть тому, кто в ней нуждается, то есть - отпустить грехи, даровать прощение кающимся. Отсюда учение об индульгенциях - об отпущении грехов за деньги или за какие-либо заслуги перед церковью. Отсюда правила молитв за умерших и право папы сокращать срок пребывания души в чистилище.
Догмат о чистилище (место - промежуточное между раем и адом) есть только в католическом вероучении. Души грешников, на которых не лежат уж слишком большие смертные грехи, горят там в очищающем огне (возможно, что это символический образ мук совести и раскаяния), а потом получают доступ в рай. Срок пребывания души в чистилище может быть сокращен добрыми делами (молитвами, пожертвованиями в пользу церкви), которые совершают в память об умершем его родные и близкие на земле.
Учение о чистилище сложилось еще в 1-ом веке. Православная и протестантские церкви учение о чистилище отвергают.
Кроме того, в отличие от православного вероучения, в католическом есть такие догматы, как о непогрешимости папы - принят на I Ватиканском соборе в 1870 году; о непорочном зачатии Девы Марии - провозглашен в 1854 году. Особое внимание западной церкви к Богородице проявилось в том, что в 1950 году папа Пий XII ввел догмат о телесном вознесении Девы Марии.
Католическое вероучение, как и православное, признает семь таинств, но понимание этих таинств в некоторых деталях не совпадает. Причащение производится пресным хлебом (у православных - квасным). Для мирян допускается причащение как хлебом и вином, так и только хлебом. При совершении таинства крещения окропляют водой, а не погружают в купель. Миропомазание (конфирмация) проводится в возрасте семи-восьми лет, а не в младенчестве. При этом подросток получает еще одно имя, которое он выбирает себе сам, а вместе с именем - образ святого, поступкам и идеям которого он намерен сознательно следовать. Таким образом, совершение этого обряда должно служить укреплению в вере.
В православии обет безбрачия принимает лишь черное духовенство (монашество). У католиков безбрачие (целибат), установленное папой Григорием 7-ым, обязательно для всего духовенства.
Центр культа - храм. Готический стиль в архитектуре, распространившийся в Европе в конце Средневековья, немало способствовал развитию и укреплению католической церкви. Важные элементы культа - праздники, а также посты, регламентирующие бытовой уклад жизни прихожан.
Рождественский пост у католиков называется адвент. Он начинается в первое воскресение после дня Святого Андрея - 30 ноября. Рождество Христово - наиболее торжественный праздник. Он отмечается тремя богослужениями: в полночь, на заре и днем, что символизирует рождество Христа в лоне Отца, во чреве Богоматери и в душе верующего. В этот день в храмах выставляют ясли с фигуркой младенца Христа для поклонения.
По католической иерархии есть три степени священства: диакон, священник (кюре, патер, ксендз), епископ. Епископа назначает папа. Папу избирает кардинальская коллегия большинством не менее чем две трети плюс один голос при тайном голосовании.
На II Ватиканском соборе (в 1962 - 1965 годах) начался процесс аджорнаменто - обновления, осовременивания всех сторон жизни церкви. В первую очередь это коснулось традиции богослужения. Например, отказ от того, чтобы службу вести обязательно на латинском языке.
История протестантизма по-настоящему начинается с Мартина Лютера, который первым порвал с католической церковью, сформулировал и отстоял основные положения протестантской церкви. Эти положения исходят из того , что возможна непосредственная связь человека с Богом. Бунт Лютера против духовной и светской власти, его выступления против индульгенции, против претензий католического духовенства контролировать веру и совесть на правах посредника между людьми и Богом были услышаны и восприняты обществом чрезвычайно остро.
Суть протестантизма заключается в следующем: божественная благодать даруется без посредничества церкви. Спасение человека происходит лишь через его личную веру в искупительную жертву Иисуса Христа. Миряне не отделяются от духовенства - священство распространяется на всех верующих. Из таинств признаются крещение и причастие. Верующие не подчиняются папе римскому. Богослужение состоит из проповедей, совместных молитв и пения псалмов. Протестанты не признают культ Богородицы, чистилище, отвергают монашество, крестное знамение, священные облачения, иконы.
В Библии говорится: "Праведный верою жив будет". Эта идея легла в основу сформулированных Лютером главных принципов Реформации. Он записал их в виде 95 тезисов. Они начертаны на северных дверях Замковой церкви Виттенберга.
Вот некоторые из этих тезисов :
Покаяние не состоит в одной лишь исповеди перед священником. (В первых четырех тезисах Лютер показывает, что подлинное покаяние длительный процесс, а не однократное действие.)
Папа может снимать лишь те наказания, которые он сам налагает по своей воле или на основании церковного устава... (И поясняет, что ни от каких небесных кар церковь освободить не может.)
Каноны покаяния (то есть постановление о том, какие налагать епитимьи или наказания кающимся) устанавливаются для живых. (Здесь и в нескольких последующих тезисах отвергается власть папы над чистилищем.)
Не по Христу учение , в котором говорится, что не требуется покаяние тех, которые приобретают индульгенции для душ. Истинно кающимся Господь преподает прощение грехов и освобождение от вечных мук, на что согрешивший может уповать и без папской грамоты.
(В нескольких тезисах Лютер подчеркивает, что христианин, который воистину раскаивается, "не бежит небесного наказания".)
Истинное, подлинное сокровище церкви есть священное Евангелие славы и благодати Божьей. (Лютер разъясняет, что существование "сокровищницы добрых дел" выгодно богатым, а не бедным, что сокровища эти должны достигаться грешнику не по милости папы. Желание подобными средствами умилостивить Бога называет иллюзией.)
Истинный христианин томится желанием последовать за страстотерпцем Христом. Не в разрешительной грамоте, а в чистосердечном раскаянии путь к спасению.
Таковы тезисы, обнародованные 31 октября 1517 года, и день этот в дальнейшем стал праздником протестантов.
Другим крупным деятелем Реформации был Жан Кальвин (1509 - 1564). Его главный труд "Наставления в христианской вере", опубликованные в 1536 году, когда протестантизм уже сложился как учение, стал основой нового религиозного направления - кальвинизма. В отличие от деятелей ранней Реформации для Кальвина центром внимания становится не Евангелие, а Ветхий завет. Кальвин разработал учение об абсолютном предопределении, по которому все люди, согласно непознаваемой божественной воле, делятся на избранных и осужденных. Ни верою, ни "добрыми делами" человек не может ничего изменить в своей судьбе: избранные определены к спасению, отверженные - к вечным мучениям. Учение о предопределении строится на положении, что Иисус Христос тоже был определен Богом страдать за наши грехи.
Последователи протестантских церквей кальвинистской ориентации (кальвинисты, или реформаторы) имели широкое влияние в Шотландии, Нидерландах, на севере Германии, Франции, в Англии.
Основополагающий принцип другого направления - конгрегационалистов (от лат. - соединение) - полная вероисповедная и организационная автономия каждой конгрегации. Они - строгие пуритане. В отличие от кальвинистов привлекают к проведению служб и проповедничеству всех мирян. Проповедуют принцип мирского и религиозного коллективизма, поэтому получателем благодати считают всю общину. Учение о предопределении судьбы человека и идея непогрешимости Библии для них не так важны, как для кальвинистов. Конгрегационализм распространен в Великобритании и ее бывших колониях.
Пресвитериане (от греч. - старейший) - умеренные пуритане. Парламент Шотландии в 1592 году принял решение сделать это учение государственным. Во главе церковной общины - пресвитер, избираемый членами общины. Общины объединяются в союзы, местные и государственные. Обряд сводится к молитве, проповеди пресвитера, пению псалмов. Литургия отменена, не читается ни "Символ веры", ни "Отче наш". Праздниками считаются только выходные дни.
Англиканская церковь - государственная церковь Англии. В 1534 году, после разрыва местной католической церкви с Римом, английский парламент объявил короля Генриха 8-го главой церкви. То есть церковь была подчинена королевской власти. В середине 16-го века было введено богослужение на английском языке, отменены посты, изъяты иконы и образа, перестало быть обязательным безбрачие духовенства. Сложилось учение "среднего пути", то есть среднего между римским католицизмом и континентальным протестантизмом. Основы англиканского вероучения отражены в "Книге общих молитв".
Наибольшее по числу последователей протестантское учение - баптизм (от греческого - погружать в воду, крестить водой) - пришло к нам в 70-е годы 19-го века. Последователи этого учения поводят крещение только взрослых людей. "Никто не может выбрать веру для человека, в том числе и родители. Человек должен принять веру сознательно" - основной постулат баптистов и евангельских христиан. Богослужение у них максимально упрощено и состоит из религиозного пения, молитв и проповедей. Евангельские христиане сохраняют четыре обряда: крещение (для взрослых), причащение в виде хлебопреломления, брак, рукоположение (священство). Крест для евангельских христиан не является символом для почитания.
Движение адвентистов (от лат. - пришествие) родилось в 30-ых годах XIX века в США, в период жесточайшего экономического кризиса, массовой безработицы. В такой ситуации предсказание о втором пришествии Иисуса Христа воспринималось как спасение.
Таковы в основных чертах история возникновения протестантизма.
Причины расколов церкви многочисленны и сложны. Тем не менее можно утверждать, что главной причиной церковных расколов был человеческий грех, нетерпимость, неуважение к человеческой свободе.
В настоящее время руководители как западной, так и восточной Церквей стремятся к тому, чтобы преодолеть пагубные последствия многовековой вражды. Так, в 1964 году Папа Римский Павел VI и Константинопольский патриарх Афинагор торжественно отменили взаимные проклятия, произнесенные представителями обеих Церквей в XI веке. Положено начало преодоления греховной разобщенности западных и восточных христиан.
Еще раньше, с начала XX века, получило распространение так называемое экуменическое движение (греч. «экумена» - вселенная). В настоящее время это движение осуществляется главным образом в рамках Всемирного Совета Церквей (ВСЦ). Активным членом ВСЦ является наша Русская Православная Церковь. Единство церквей - это прежде всего осознание того, что все христиане читают одно Евангелие, что они все - Его ученики и, наконец, что все люди - дети Единого Бога, Небесного Отца. Поэтому христиане должны стремиться соединить все лучшее, добытое в истории каждой Церкви. "Почему узнают вас, что вы мои ученики, говорил Христос, - потому как вы будите иметь любовь между собою".
Расцвет христианства это была эпоха высочайшего гуманизма вплоть до физической защиты человека(монастыри). Но в реальной жизни все сложилось гораздо сложнее. Человек впал в прямую зависимость от церкви и это его тяготило. Человек был замкнут в религии, а разум человека хотел познания.
Мы рассматриваем то или иное направление с двух позиций : исторической и научной. Исторически Христианство, начиная с эпохи возрождения хоть и угасло, но все-таки сохранилось и продолжает развиваться. Развитие христианства шло параллельно с развитием науки. И тот факт, что сейчас в России восстанавливаются храмы, а особенно храм Христа Спасителя, разрушенный теософски настроенными, оголтелыми большевиками, имеет очень важное значение. Возможно, сейчас люди начинают осмысливать ту угрозу, которая вытекает из нравственного кризиса и как следствие экологического кризиса. Но христианство дает очень своеобразный, чисто религиозный ответ на вопрос «Как выйти из экологического кризиса?»: «Миром управляет бог, он может этот мир наказать, а может спасти, Бог сохранит этот мир в зависимости от личностных качеств каждого человека». Но единственный реальный выход из экологического кризиса - это смена мировоззрения. Если рассматривать Христианство с научной позиции, то наука сейчас не отрицает христианство, но мы и не можем сказать, что христианство совпадает с наукой. Теория «Большого взрыва», «Антропный принцип», возникновение жизни с научной точки зрения во многом конечно совпадает с христианской позицией в ответе на эти же вопросы, которые раскрывают вышеупомянутые научные факты.
Религия с точки зрения науки социологии.
Образ религии, создаваемый социологией, определяется преследуемыми ею целями познания социальных явлений и "разрешающей способностью" применяемых ею методов исследования. Этот образ отличается от того, каким видит и изображает религию психолог, философ или историк. Очевидно, что само определение религии, которое дает и из которого исходит социология, не может рассматриваться как исчерпывающее и достаточное для всестороннего видения такого сложного, многоликого явления, как религия.
Таким образом, одна из первых проблем заключается в разработке методологических оснований и задач социологического изучения религии, включая проблему ее определения. Решение такой задачи сталкивается с рядом трудностей, в первую очередь, - методологического порядка. Если религия рассматривается как "социальный факт", как один из способов социального действия, то в чем заключается его отличительная особенность? На основании каких признаков какие-то социальные явления можно отнести к религиозным, а другие - нет? Оказалось невозможным найти и указать такое общее свойство, характеризующее сущность религии, которое было бы присуще всем религиям, - настолько они различны. Мерки, снятые с западных религий, например христианства, не подходят к восточным религиям - буддизму или конфуцианству. Тем самым проблематичным оказывается само представление о том, что существует ли религия как некий феномен, который можно подвести под одно общее определение.
Вот почему несмотря на трудности упорно продолжаются поиски путей определения существа религии. Они идут в двух направлениях. Одно - содержательное (или субстанциальное) - стремится указать то главное свойство, которое делает религию религией и отличает ее от любого другого явления, в чем-то может быть даже с ней сходного. Другое - функциональное - считает возможным определить религию, отвечая на вопрос - как она работает, а не что она есть.
Примером определения первого рода может служить то, которое дал в свое время Э. Тайлор: религия есть вера в духовные существа. Это определение отвечает самому распространенному представлению о религии как "вере в бога". Только Тайлор говорил о "духовных существах", а не о боге, поскольку изучал "примитивные религии", приверженцы которых еще не имеют понятия о боге. Поэтому он счел правильным определить религию не как веру в бога, а более широко - как веру в духовные существа. На основе этого, предложенного Тайлором подхода в настоящее время разрабатываются разные варианты определения религии как веры в нечто ("существо", "личность"), не воспринимаемое обычными, эмпирическими средствами. С этой точки зрения религия есть вера в некий "объект", т.е. вопрос заключается в том, каков объект этой веры. Одна из трудностей, связанных с таким подходом, возникает в связи с существованием религий, в которых на первом месте стоит ритуал, эмоции и их выражение в танце, например, а вера есть нечто второстепенное, отсутствует вероучение, догма, теология (как показал Р. Маретт, есть религии, которые не "выговариваются" или "представляются", а "вытанцовываются"). Содержательное определение религии чревато опасностью принять специфический вид религиозности, одно из ее проявлений в качестве общего определения сущности религии вообще. Если в религии видеть веру в бога как личность, то можно ли считать, например, религиозными людьми тех буддийских гуру, которые не признают существования какого-либо сверхчеловеческого существа?
Чтобы избежать этой трудности, Дюркгейм предложил другой вариант содержательного определения религии. Социолог должен рассматривать религию не как ложную или истинную, не в категориях познавательной деятельности человека, а как социальный феномен, как выражение его социальной жизни. Сущность религии выражена в делении жизни на сакральную и профанную: участвуя в ритуале, человек вступает в общение со "священным", ощущает причастность к "высшему", чему-то отличному от привычной повседневной жизни.
Однако не все, что вызывает благоговение, и не всякий "опыт священного" является религией. Дюркгейм различает магию и религию. Религия есть коллективная деятельность, в которую вовлечена социальная группа ("во всей истории мы не найдем ни одной религии без церкви" - под "церковью" здесь имеется в виду всякая общность, складывающаяся на религиозной основе). Связь со священным по сути своей есть коллективный феномен, ее субъектом можно считать не индивида, а группу; сама социальная жизнь по природе своей религиозна: религия есть выражение зависимости индивида от общества.
В основе дюркгеймова понимания религии лежит утверждение, что нет общества и нет религии, которые не знали бы и не осуществляли в своей практике этого разделения мира на две части - священную и профанную. Тем не менее вопреки этому утверждению все же есть люди, которые воспринимают мир иначе и организуют свою деятельность, не принимая дуалистического принципа. Это могут быть те верующие люди, которым свойственно "тотально" религиозное восприятие мира, в котором общество отождествляется с "церковью". Или, напротив, это могут быть люди, которым свойственен тот или иной вариант последовательно "секулярного" взгляда на мир.
Дюркгейм разграничил религию и магию. Но осталась еще одна проблема: следует ли считать религиозным сознание и поведение человека, почитающего как святыню отечество, такие символы, как национальный флаг и гимн? Чем отличается и отличается ли поклонение таким святыням от поклонения сверхъестественному объекту? Избежать трудности можно двумя способами. Либо так, как это сделал Дюркгейм, который снял этот вопрос, поскольку в его понимании религии не присутствует божественное: его "священные вещи" не сверхъестественной, а социальной природы. Либо заранее ограничив религию только ее традиционными формами, в отношении которых содержательное определение религии "работает" достаточно убедительно.
Функциональный анализ религии ищет объяснение природы этого феномена, обращаясь к его проявлениям, к анализу того, каким образом он действует. С этой точки зрения, социологически ориентированное определение религии должно исходить из анализа социального поведения, т.е. такого, которое является осмысленным, определяется заранее поставленной целью и выбором соответствующих средств. Этот подход разрабатывал Вебер. Он полагал, что всякая дефиниция может быть лишь результатом эмпирического исследования и не столько выражать "сущность" религии, сколько очерчивать границы той области явлений, которые подлежат исследованию. К религии он относил ту деятельность, в которой вырабатывается основополагающий смысл, та главная, руководящая мысль, на основе которой та или иная группа или сообщество индивидов организует свою жизнь.
Примером функционального определения религии может служить то, которое предложил американский социолог Р. Белла в 1957 г.: религия есть "набор символических форм и действий, которые соотносят человека с конечными условиями его существования" - рождением, смертью, жизненными трагедиями, бесконечностью универсума. Способность направлять человеческие действия, определять общую их направленность среди возможных альтернатив, допускаемых условиями человеческого существования, - вот что рассматривается в качестве наиболее существенной отличительной черты религии сторонниками функционализма. Решаемые ею проблемы являются фундаментальными, они встают перед любым обществом на любой ступени его развития, независимо от общественного строя, уровня развития науки и техники. В этом определении религия отождествляется с основным содержанием культуры. По этому определению все, что является в культуре наиболее фундаментальным, можно считать религией. Религия "по определению" должна рассматриваться как решающая сила в общественном развитии.
Правда, сам Вебер, в отличие от Р. Беллы или других функционалистов, разделяющих его подход, не стремился к выработке какого-то законченного определения религиозного феномена. Он полагал, что любая дефиниция достаточно условна и не способна выразить адекватно суть дела. Для него главное заключалось в том, что индивиды действуют, сообразуясь с избираемыми ими методами достижения преследуемых ими целей. Эти цели, по Веберу, могут быть сами по себе секулярными - богатство, престиж и т.д. Хотя в исследовании смысловой основы человеческой деятельности Вебер видел задачу социологии религии, он не отождествлял эти "смыслы" полностью с религиозными понятиями. Он видел, что для современного общества характерны как раз именно нерелигиозные "смыслы", т.е. в противоположность некоторым последующим социологам Вебер не рассматривал наиболее общие культурные ориентации современного общества как подпадающие под определение "религиозного".
Функциональные определения религии, как правило, оказываются чрезмерно широкими. Действительно, если религия - система верований и действий, с помощью которых люди решают (или пытаются решать) "конечные" проблемы своего существования, человеческой жизни, то под это определение попадает вера в науку, класс или нацию, т.е. все то, что можно назвать "секулярной верой". Функционально она является эквивалентом религиозной веры и невозможно провести грань между "настоящей" верой и ее суррогатом - той верой, которую имеют в виду, например, христианские богословы, когда отделяют "истинную веру" от "идолопоклонства". С точки зрения функционализма все люди религиозны, в этом между ними нет различия, различие лишь в том, какому богу они поклоняются. Любые убеждения, в которых решаются фундаментальные вопросы человеческой жизни, - не только такие, которые связаны с представлением о сверхъестественном, - могут быть названы религией, если при этом соблюдается еще одно условие - если эти верования и убеждения не остаются сугубо частным делом индивида, но являются достоянием группы, включены в социальное взаимодействие между людьми: религия есть социальный феномен, выполняющий интегративную функцию в обществе.
Различия в подходах к определению религии, хотя они и сказываются на методике и интерпретации эмпирических исследований и имеющегося материала, все же не исключают того, что социология располагает сегодня достаточно убедительным представлением о структуре и функциях религии. Речь идет не столько о дефиниции в узком смысле слова, сколько о таком социологическом видении религии, которое является частью более общего понимания религии, объединяющего культурный, социальный, личностный аспекты в некое целое. Религия рассматривается, таким образом, исходя из этих отправных методологических позиций, в ее структурно-функциональных связях с обществом, личностью, культурой.
Религия существует в обществе не как чужеродное ему тело. Связь между религией и обществом не следует рассматривать как взаимодействие двух самостоятельных величин: религия - часть общественной жизни, от которой она не может быть изолирована, так прочно она вплетена в ткань социальных отношений.
Характер и степень связи религии с обществом на разных этапах его развития неодинаковы. История свидетельствует о росте социальной дифференциации, в результате чего возрастает самостоятельность различных сфер общественной жизни. Общество эволюционирует от состояния целостности, в которой еще почти неразличимы и воедино слиты все слагаемые его жизнедеятельности, оно идет по пути специализации и дифференциации; в результате социальное целое предстает как единство в многообразии. Говорить о религии как специфическом феномене, существующем в ряду других, - мораль, искусство, философия, право, наука - можно лишь применительно к довольно поздним эпохам истории.
Если анализ религии как социального феномена в его взаимодействии с обществом возможен лишь с учетом социальной дифференциации, то это означает, что структуру и функции религии необходимо рассматривать, если речь идет о достаточно развитом обществе, в их переплетении с функционирующими в обществе другими системами.
Понятие "общество" в социологическом смысле означает совокупность многообразных социальных отношений между членами групп и между группами. В этом контексте проблема "религия и общество" раскрывается через анализ взаимодействия между религией и другими формами деятельности - экономикой, политикой, семьей, искусством и т.д. Каждое из этих отношений рассматривается в разных аспектах и как исторически меняющееся. К этой проблематике относится ряд других вопросов - таких как социальная обусловленность религии; типы ее организации: "церковь - секта"; вопрос о связи между определенными системами веры и социальными слоями.
Вопрос о взаимосвязи религии и общества - это также вопрос о религиозной мотивации поведения личности, религиозных идеях и интересах, о социальной психологии мировых религий.
Функции религии должны быть соотнесены с тем фундаментальным фактом, что всякое социальное действие есть субъективно осмысленное действие, ориентированное на определенные ценности. Религия, будучи человеческим действием и социальным феноменом, входит также в понятие "культура". Религия является звеном социокультурных связей, функционирование которого позволяет понять способ жизнедеятельности общества. Она выступает как фактор легитимации тех или иных форм деятельности, легитимации не просто той или иной отдельно взятой нормы, но самого нормативного порядка. Вопрос стоит, следовательно, о функции религии в более глубоком смысле, чем регулирование экономического или политико-правового поведения. Речь идет о моральном фундаменте общества, его "этосе", т.е. определении того "значения", которое имеет жизнь в самых глубоких ее основах.
Религия рассматривается в современных социологических теориях и как фактор, способствующий поддержанию стабильности общества, и как фактор, стимулирующий его изменения. В основе этих проявлений религиозной активности лежит одна и та же функция, относящаяся к числу основных функций религии, - функция смыслополагания. Религиозное миропонимание, в отличие от философского или научного, выражается в ценностных категориях, т.е. ориентировано на то, чтобы показать - что значат те или иные события человеческой жизни в свете понимания конечных целей и устремлений. С этой функцией религия может справиться только в том случае, если она ориентирована не только на психологическое воздействие на индивида, но и способствует поддержанию даже не столько индивидуальной, сколько коллективной идентичности, т.е. воздействует на общество.
Изложенная выше теоретическая концепция содержит такое понимание религии, которое позволяет объяснить довольно широкий круг эмпирических данных о месте и роли религии в обществе. Однако она сталкивается с рядом трудностей и встречает далеко не безоговорочное признание. Функционализм исходит из того, что прочная общественная интеграция и стабильность могут быть обеспечены только с помощью духовно-культурных факторов, системы идей. Религия в этой концепции функционирует как универсальный фактор потому, что общество заранее представляется как некое культурно-духовное целое, которое иначе функционировать и не может. Между тем эмпирические данные свидетельствуют о том, что воздействие религии на моральное состояние общества сегодня достаточно слабое и в прошлом вряд ли могло монопольно обеспечивать "моральную архитектуру общества". В реальной истории насилие и принуждение действовали не в меньшей мере как факторы поддержания стабильности, чем факторы духовно-культурного порядка.
Социологи отмечают, что в современном обществе с развитой демократией определенный уровень его интеграции во все большей степени обеспечивает законодательство, что роль проводника всеобщих ценностей (прав человека) берут на себя во все большей мере правовые институты. Наконец, еще одна трудность состоит в том, что религия выступает не только в качестве фактора интеграции, но и дезинтеграции общества также. В более общей форме можно сказать, что религия может быть совершенно дисфункциональна: например, в сфере экономики, препятствуя внедрению современных методов организации труда, новой техники, она может способствовать экономическому застою общества. Факты такого рода рассматриваются в рамках теории социальных конфликтов.
Социологический анализ религии должен учитывать также, что ее структура и функции претерпевают изменения. Обращаясь к анализу религии как развивающегося, подверженного переменам явления, социология рассматривает религию в реальном историческом контексте. Ключевым понятием в анализе эволюции религии в Новое время становится понятие секуляризации.
В современной социологии религии разрабатываются концепции эволюции религии как двуединого процесса - воздействия религии на общество и развитие самой религии под влиянием социальных факторов, изменения общества в ходе исторического развития. Понятие секуляризации дает достаточно надежную основу для анализа роли религии в современном мире. Этот анализ плодотворен в том случае, если он исключает чисто "оценочный" подход - что лучше, сохранить или отбросить религию? Такие исследования должны основываться на выявлении реальных функций и возможностей религии сегодня, в контексте главных тенденций мирового развития - перехода к более высокому, глобальному уровню развития человеческой организации, новому мировому сообществу с развитым "планетарным сознанием". Религия выступает в этом контексте как один из типов объединения и деятельности людей наряду с такими сообществами, как национальные, научно-экономические (в виде транснациональных корпораций), региональные и т.д., каждое из которых способно облегчать или тормозить процесс развития общества.
Не следует сбрасывать со счетов заключенный в организованной религии потенциал: в основе культурных ценностей, разделяемых большинством религий, лежат такие универсальные понятия, как любовь, надежда, мир, справедливость. Вопрос, решению которого должна способствовать и социология, состоит в том, могут ли сегодняшние религии так направить свою деятельность, чтобы она приносила социально ощутимую пользу, а ее возможные негативные последствия были сведены к минимуму.
Роль религии в современном обществе.
Религия становится серьезным фактором политической жизни не только мусульманских стран, где ислам просто приобретает явственные очертания политической доктрины, но и во все большей степени влияет на общественно-политические процессы стран Северной и Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и Восточной Европы.
В конце 90-х Институт социального развития ООН приходит к выводу, что “ последние 20 лет ознаменовались возрождением влияния религии на политику во многих регионах мира. Представления, согласно которым распространение урбанизации, образования, экономическое развитие, научный рационализм и социальная мобильность будут сопровождаться существенным ослаблением социально-политических позиций религии, оказались недостаточно обоснованными”.
Исследователи вначале осторожно, а затем все более уверенно заговорили о том, что ”аллергическое детище” западной цивилизации, рожденное Вестфальским миром, а именно обособление религии от международной политики – доживает свои дни, и что религия все активнее будет вмешиваться в международные отношения.
Один из самых цитируемых политологов современности, С. Хантингтон, говорит о крахе политических идеологий прошлого столетия – коммунизма, фашизма, социал-демократии, анархизма – и о “великом возвращении” религии.
Между тем содержательно связь между религией и политикой в течение двух последних столетий изменилась принципиально. Религия перестала быть священным орудием оправдания власти и божественной санкцией осуществляемой ею политики. Власть, становясь все более автономной, содействует, казалось бы, разрыву политики и религии или, точнее, – политики и христианства, но это разрыв их связи в старом смысле. Ведь одновременно христианство все меньше являет себя в виде структур и институтов, организованных по образу и подобию политической власти. Папа Римский снимает тиару и сходит со своего “sedia gestatoria”, на котором 12 молодцев веками носили его предшественников, а православные архиереи все менее склонны отождествлять свое служение с властными функциями земных правителей. Христианство демократизируется, оно хочет видеть Своего Бога не карающим, а любящим и стремится вырваться с уровня страха на уровень понимающей веры. Похоже, лишь один постулат демократии христианство принять не в силах: оно не может согласиться с тем, что демос является высшим источником власти. Христианство пытается доказать демократиям, что только соотнеся себя с Тем, Кто выходит за пределы повседневного человеческого опыта, только направив свои устремления на нечто более фундаментальное, чем то, что находится в падшем мире, политики могут – нет, не построить рай на земле, но, по глубокому замечанию В. Соловьева, избежать на ней ада.
Еще в позапрошлом столетии христиане начали осознавать, что условия, в которых Церковь более не обеспечивает монархии сакральную легитимность, выводят ее права и обязанности из Божественных предписаний, диктуют иные формы христианского участия в политике.
Для католиков началом развития таких форм становится энциклика папы Льва ХІІІ Rerum novarum (1891), где признается реальность социально-политической борьбы и поднимается проблема здоровой социальной политики. Духовенство и миряне начинают принимать активное участие в общественно-политических движениях, развиваются христианские профсоюзы, а со временем и партии, чрезвычайно быстро прогрессирует социальная католическая мысль. После ІІ Ватиканского собора, уделившего особое внимание природе и целям политического общества, отношениям между политическим обществом и Церковью, система представлений Католической церкви о взаимоотношениях между религией и политикой приобретает современный вид.
Вполне определенной становится и концепция отношения к политическим партиям. Она базируется на четырех основных принципах: а) если в определенной стране нет партии, враждебной католической доктрине и моральным устоям, католики свободны присоединяться к любой из них; б) партии не должны ставить католикам условием вступления в свои ряды компромиссы в сфере совести; при этом католические политические партии рассматриваются как более близкие к христианству и церкви, хотя партии, разумеется, не являются экклезиологическими институтами; в) если политическая партия отстаивает принципы, противоречащие католическому вероучению и моральным установлениям, католикам запрещается принимать участие в их деятельности и голосовать за них; г) если платформы существующих политических партий очевидно противоречат католическим вероисповедной и нравственной доктринам, католики могут объединиться в собственную политическую партию или сформировать партию в союзе с иными христианами. Эта партия должна быть не конфессиональной или клерикальной, а политической, ответственной за благосостояние, духовное и нравственное здоровье всей нации. То, что она носит название христианской, означает не церковную принадлежность, а исповедание партией христианских принципов.
“Мы относимся к числу людей, – сказал сорок лет тому назад от имени христиан Нобелевский лауреат Ф. Мориак, – которых любовь к Христу и надежда на приход Его царства не отдалили от переживаний человечества, от повседневных действий, называемых политикой”.
Суммарно католическое понимание взамоотношений между христианством и политикой можно определить как призыв к активным, даже наступательным акциям христиан в социально-политической сфере, где христиане призваны действовать в соответствии со своими религиозными убеждениями и представлениями о справедливости и общем благе.
Следует особо подчеркнуть, что православная богословская и социальная мысль также давно, глубоко и настойчиво искала христиански оправданные принципы взаимоотношений христианства и политики. Этот поиск восходит еще к Владимиру Соловьеву, к его убежденности в том, что Православие, как совершенная форма христианства, есть духовное начало жизни, выражающееся в нравственном образе действий во всех сферах. В самом начале прошлого столетия православные мыслители уже формулировали идеи созвучности христианства не деспотическому автократизму татарско-турецкого типа, а демократической республике. С того времени дискуссия о политических предпочтениях Православия разворачивается между приверженцами и противниками идей демократии, либерализма и, позднее, прав человека.
Эта дискуссия после 1917 г. стала невозможной и вынужденно сведенной к обсуждению проблемы выживания Церкви под давлением тоталитарного государства. Она восстанавливается лишь в конце 80-х гг., и если посмотреть на соборные документы, мы не найдем в них и намека на призыв к уклонению от политического. “Основы социальной концепции Русской Православной Церкви” (2000 г. ) – наиболее масштабное и всестороннее православное осмысление социальных, нравственных и политических вызовов христианству со стороны современного мира – достаточно конкретно устанавливает формы, рамки и условия участия епископата, духовенства и мирян в политическом процессе. Более того, участие православных мирян в деятельности органов законодательной, исполнительной и судебной власти, политических организаций, если оно не противоречит вероучению Церкви, ее нравственным нормам, провозглашается одной из форм миссии Церкви в обществе. Приветствуя участие мирян в управлении государством и политических процессах, концепция предупреждает их о необходимости предельной духовной и моральной чувствительности, поскольку большинство политических решений принимается в пользу одной части общества и, вместе с тем, ущемляет другую его часть.
Участие мирян в политических партиях осуществляется самостоятельно и не отождествляется с позицией церковной Полноты. При этом высшие церковные власти не должны давать специального благословения на политическую деятельность мирян.
Рассуждая о церковном участии в выборах, отечественные гурманы от политики, как правило, вспоминают о Партии регионального возрождения Украины, требовавшей на прошлых парламентских выборах, кроме всего прочего, “предоставить каноническим конфессиям, прежде всего УПЦ... все льготы, необходимые для восстановления духовности нашей Родины” и “гарантию государственной защиты граждан от идеологии и практики национализма”. Вторым номером списка партии, возглавляемого донецким мэром (в список входил и симферопольский градоначальник), был епископ Вышгородский Украинской православной церкви в единстве с Московским патриархатом, наместник Киево-Печерской лавры Павел (Лебедь). Баллотировался владыка по благословению священноначалия церкви, имеющей наибольшее количество приходов, монастырей, священников и доминирующей в абсолютном большинстве областей Украины. В листовках с портретом епископа подчеркивалось, что выборы для него – далеко не в последнюю очередь возможность решить многочисленные проблемы своей церкви. И эти листовки расклеивались перед храмами, собирающими на литургию пусть, конечно, не 35 миллионов православных, на чем упорно настаивают издания УПЦ, но все же миллионы верующих.
То, что партия собрала 0,9079% голосов избирателей – факт, который можно интерпретировать и анализировать бесконечно. Для нас же в данном случае важно, что менее 1% сограждан, откликнувшихся на прямой призыв Церкви, продемонстрировали вполне очевидную тенденцию. Доверяя церкви больше, чем любому другому социальному институту, доверяя ей как идеальному и неотмирному богочеловеческому организму, общество не слишком прислушивается к ее партийным предпочтениям.
Причем посткоммунистическая история знает несравненно более яркий тому пример, чем выборы в украинский парламент 1998 г. (Кстати, тогда в Верховный Совет неудачно баллотировались еще два епископа УПЦ.) На президентских выборах 1996 г. в Польше костел жестко и однозначно высказался против Квасневского. Костел, который, напомним, сохранивший польскость и Польшу, мощнейший и наиболее жизнеспособный церковный организм во всей Европе, бастион идентичности нации, верящей, вслед за А. Мицкевичем, в свою миссию “Иисуса Христа среди народов”. Но президентом страны стал все-таки Квасневский.
Иными словами, для большинства населения посткоммунистических стран, в том числе и для последовательно верующей и воцерковленной части этого большинства, церковная принадлежность не является главным фактором формирования политических преимуществ и поведения.
Массовое сознание, как оказалось, достаточно определенно отделяет “высокую политику” церковного служения, где Церковь выступает как моральный арбитр, совесть народная и “печальница за страждущих”, от “политики низкой”, связанной с партийной борьбой и бесконечными компромиссами.
Эта реальность была осознана западными христианами еще в конце ХІХ ст. Именно тогда церкви ощутили невозможность осуществления своей земной миссии исключительно в рамках экклезиального учреждения. Они стремятся продолжить эту миссию христианскими профсоюзами, синдикатами, различными товариществами и, в конце концов, политическими партиями. Христианские партии становятся серьезной силой и неотъемлемой составляющей политического ландшафта. Если первый призыв христианских партий – это почти сплошь священники (Л. Стурцо в Италии, И. Зейнель в Австрии, Л. Каас в Германии, И. Кардейн в Бельгии, С. Стояновский в Польше), то вскоре им на смену приходят профессиональные политики.
Чрезвычайно симптоматично, что при всех неудачах, постигших священнослужителей на выборах, далеко не малая часть посткоммунистических обществ демонстрирует вполне отчетливую связь между религиозными убеждениями и электоральными предпочтениями. Исследование, осуществленное весной 1998 г. в десяти странах Центральной и Восточной Европы австрийскими и венгерскими социологами, показало, что христианские партии здесь, в том числе и в Украине, имеют совсем неплохие шансы на успех. Более того, опрошенные прямо заявляли о готовности голосовать за партии, вдохновляемые христианскими ценностями.
Но вот, например, на украинских парламентских выборах 1998 г. избирательный блок “Вперед, Украина!”, в состав которого входили Украинская христианско-демократическая партия и Христианский национальный союз, набрал 1,74% голосов; Христианско-демократическая партия Украины – 1,3%; Республиканская христианская партия – 0,54%. Следовательно, даже сумма голосов, полученных христианскими партиями, была бы недостаточной для преодоления 4-процентного барьера.
Означает ли поражение христианских партий, что христиане не имеют перспектив в украинской политике? Точнее: смогли бы христианские партии достичь успеха в 1998 г., обладай они, скажем, большими финансовыми, интеллектуальными и организационными ресурсами, сумей объединить свои силы, выдвинуть более ярких лидеров (перечень условий, необходимых для победы на выборах, каждый может продолжить в соответствии со своим разумением формулы успеха в украинских битвах за власть)? Нашли бы христианские партии поддержку избирателей, сумей они более или менее удовлетворительно объяснить достаточному количеству людей, чего они хотят?
Боюсь, что нет. Ни одна из христианских партий в 1998 г. не смогла сформировать кредо христианской партии, призванной к действию в конкретное время и в конкретной стране и ни одна из них не действовала как партия христиан. Они не демонстрировали особой настойчивости в постановке и решении проблем, которые традиционно составляют сущностное ядро политических интересов европейских христианских партий; их политические формулы не содержали компонентов, являющихся, собственно, ключевыми категориями христианских общественно-политических движений.
Вряд ли стоит объяснять: христианская партия – это нечто гораздо большее, чем группа политиков, обнаруживших, что “христианская” – неплохой брэнд. Это также не группировка, лоббирующая интересы той или иной церкви, помогающая ей одолевать конкурентов и расширять владения.
Христианская партия не занимается церковно-каноническими вопросами, не объединяет церкви и уж, конечно, не рассуждает о благодатности и безблагодатности (вообще-то серьезные богословы советуют оставить последнее суждение по этому вопросу самому Богу).
Христиане востребованы политикой не потому, что их туда благословляют Церкви, ожидающие возвращения национализированной недвижимости и расширения своего присутствия в различных социальных сферах. Христиане востребованы осознанием катастрофичности политики, лишенной надежного нравственного фундамента и духовной оправданности. “Срывы и соблазны” прошлого столетия свидетельствуют, что демократия, основанная не на вере в достоинство человека, хранящего в себе Божью искру, а на одной лишь уверенности в эффективности законов, процедур и разделения властей, легко впадает в деспотию.
Поражение на выборах 1998 г. произвело на лидеров христианских партий, судя по всему, тяжелое впечатление. Настолько тяжелое, что все участники прошлого парламентского забега, определявшие себя четыре года назад как христианские партии, уже предпочли раствориться в других блоках. Наверняка тому были свои резоны. Однако христианская политика по-прежнему востребована, и украинскому политическому тесту необходима христианская закваска. Дело даже не в том, что немалое число опрашиваемых социологами последовательно сообщает о своем намерении отдать голос “настоящей христианской партии” и, следовательно, такая христианская партия способна получить право доказывать свою “настоящесть” в будущем парламенте.
Главное все же в ином. Христиане не имеют права не участвовать в политике как христиане. Абсурдно и антиевангельски быть христианином за литургией и язычником в семье или на работе. Притязание христианства абсолютно, оно “огонь жерущий”, претендующий зажечь весь мир, просветить, преобразовать и спасти его. Отказаться от политики, закрыть глаза, чтобы не видеть того, происходит в обществе, или просто отвернуться – значит признать на только свое бессилие и ограниченность самого христианства; это отречение от христианства, насмешка над ним, – считал очень глубокий православный мыслитель С. Булгаков.
Христианство стремится к евангелизации общества, что подразумевает не только катехизацию детей и научение взрослых поведению в храме, но и изменения общества в соответствии с евангельским идеалом. И если в этом обществе останется один-единственный христианин, он все равно не имеет права погрязать в “трансцендентном эгоизме”. Из подземелья отечественных реалий все это выглядит абсолютно фантастическим и к “этой стране” никоим образом неприменимым.
Список литературы
1) Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии/Сост. В.И. Гараджа, Е.Д. Руткевич. - М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 17-24
2) Геллей Г. Библейский справочник. — С.-Пб., 1996.
3) http://www.religio.ru/relisoc/postsovspace/107.html
4) http://nauka.bible.com.ua/religion/rel2.htm
Религия становится серьезным фактором политической жизни не только мусульманских стран, где ислам просто приобретает явственные очертания политической доктрины, но и во все большей степени влияет на общественно-политические процессы стран Северной и Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и Восточной Европы.
В конце 90-х Институт социального развития ООН приходит к выводу, что “ последние 20 лет ознаменовались возрождением влияния религии на политику во многих регионах мира. Представления, согласно которым распространение урбанизации, образования, экономическое развитие, научный рационализм и социальная мобильность будут сопровождаться существенным ослаблением социально-политических позиций религии, оказались недостаточно обоснованными”.
Исследователи вначале осторожно, а затем все более уверенно заговорили о том, что ”аллергическое детище” западной цивилизации, рожденное Вестфальским миром, а именно обособление религии от международной политики – доживает свои дни, и что религия все активнее будет вмешиваться в международные отношения.
Один из самых цитируемых политологов современности, С. Хантингтон, говорит о крахе политических идеологий прошлого столетия – коммунизма, фашизма, социал-демократии, анархизма – и о “великом возвращении” религии.
Между тем содержательно связь между религией и политикой в течение двух последних столетий изменилась принципиально. Религия перестала быть священным орудием оправдания власти и божественной санкцией осуществляемой ею политики. Власть, становясь все более автономной, содействует, казалось бы, разрыву политики и религии или, точнее, – политики и христианства, но это разрыв их связи в старом смысле. Ведь одновременно христианство все меньше являет себя в виде структур и институтов, организованных по образу и подобию политической власти. Папа Римский снимает тиару и сходит со своего “sedia gestatoria”, на котором 12 молодцев веками носили его предшественников, а православные архиереи все менее склонны отождествлять свое служение с властными функциями земных правителей. Христианство демократизируется, оно хочет видеть Своего Бога не карающим, а любящим и стремится вырваться с уровня страха на уровень понимающей веры. Похоже, лишь один постулат демократии христианство принять не в силах: оно не может согласиться с тем, что демос является высшим источником власти. Христианство пытается доказать демократиям, что только соотнеся себя с Тем, Кто выходит за пределы повседневного человеческого опыта, только направив свои устремления на нечто более фундаментальное, чем то, что находится в падшем мире, политики могут – нет, не построить рай на земле, но, по глубокому замечанию В. Соловьева, избежать на ней ада.
Еще в позапрошлом столетии христиане начали осознавать, что условия, в которых Церковь более не обеспечивает монархии сакральную легитимность, выводят ее права и обязанности из Божественных предписаний, диктуют иные формы христианского участия в политике.
Для католиков началом развития таких форм становится энциклика папы Льва ХІІІ Rerum novarum (1891), где признается реальность социально-политической борьбы и поднимается проблема здоровой социальной политики. Духовенство и миряне начинают принимать активное участие в общественно-политических движениях, развиваются христианские профсоюзы, а со временем и партии, чрезвычайно быстро прогрессирует социальная католическая мысль. После ІІ Ватиканского собора, уделившего особое внимание природе и целям политического общества, отношениям между политическим обществом и Церковью, система представлений Католической церкви о взаимоотношениях между религией и политикой приобретает современный вид.
Вполне определенной становится и концепция отношения к политическим партиям. Она базируется на четырех основных принципах: а) если в определенной стране нет партии, враждебной католической доктрине и моральным устоям, католики свободны присоединяться к любой из них; б) партии не должны ставить католикам условием вступления в свои ряды компромиссы в сфере совести; при этом католические политические партии рассматриваются как более близкие к христианству и церкви, хотя партии, разумеется, не являются экклезиологическими институтами; в) если политическая партия отстаивает принципы, противоречащие католическому вероучению и моральным установлениям, католикам запрещается принимать участие в их деятельности и голосовать за них; г) если платформы существующих политических партий очевидно противоречат католическим вероисповедной и нравственной доктринам, католики могут объединиться в собственную политическую партию или сформировать партию в союзе с иными христианами. Эта партия должна быть не конфессиональной или клерикальной, а политической, ответственной за благосостояние, духовное и нравственное здоровье всей нации. То, что она носит название христианской, означает не церковную принадлежность, а исповедание партией христианских принципов.
“Мы относимся к числу людей, – сказал сорок лет тому назад от имени христиан Нобелевский лауреат Ф. Мориак, – которых любовь к Христу и надежда на приход Его царства не отдалили от переживаний человечества, от повседневных действий, называемых политикой”.
Суммарно католическое понимание взамоотношений между христианством и политикой можно определить как призыв к активным, даже наступательным акциям христиан в социально-политической сфере, где христиане призваны действовать в соответствии со своими религиозными убеждениями и представлениями о справедливости и общем благе.
Следует особо подчеркнуть, что православная богословская и социальная мысль также давно, глубоко и настойчиво искала христиански оправданные принципы взаимоотношений христианства и политики. Этот поиск восходит еще к Владимиру Соловьеву, к его убежденности в том, что Православие, как совершенная форма христианства, есть духовное начало жизни, выражающееся в нравственном образе действий во всех сферах. В самом начале прошлого столетия православные мыслители уже формулировали идеи созвучности христианства не деспотическому автократизму татарско-турецкого типа, а демократической республике. С того времени дискуссия о политических предпочтениях Православия разворачивается между приверженцами и противниками идей демократии, либерализма и, позднее, прав человека.
Эта дискуссия после 1917 г. стала невозможной и вынужденно сведенной к обсуждению проблемы выживания Церкви под давлением тоталитарного государства. Она восстанавливается лишь в конце 80-х гг., и если посмотреть на соборные документы, мы не найдем в них и намека на призыв к уклонению от политического. “Основы социальной концепции Русской Православной Церкви” (2000 г. ) – наиболее масштабное и всестороннее православное осмысление социальных, нравственных и политических вызовов христианству со стороны современного мира – достаточно конкретно устанавливает формы, рамки и условия участия епископата, духовенства и мирян в политическом процессе. Более того, участие православных мирян в деятельности органов законодательной, исполнительной и судебной власти, политических организаций, если оно не противоречит вероучению Церкви, ее нравственным нормам, провозглашается одной из форм миссии Церкви в обществе. Приветствуя участие мирян в управлении государством и политических процессах, концепция предупреждает их о необходимости предельной духовной и моральной чувствительности, поскольку большинство политических решений принимается в пользу одной части общества и, вместе с тем, ущемляет другую его часть.
Участие мирян в политических партиях осуществляется самостоятельно и не отождествляется с позицией церковной Полноты. При этом высшие церковные власти не должны давать специального благословения на политическую деятельность мирян.
Рассуждая о церковном участии в выборах, отечественные гурманы от политики, как правило, вспоминают о Партии регионального возрождения Украины, требовавшей на прошлых парламентских выборах, кроме всего прочего, “предоставить каноническим конфессиям, прежде всего УПЦ... все льготы, необходимые для восстановления духовности нашей Родины” и “гарантию государственной защиты граждан от идеологии и практики национализма”. Вторым номером списка партии, возглавляемого донецким мэром (в список входил и симферопольский градоначальник), был епископ Вышгородский Украинской православной церкви в единстве с Московским патриархатом, наместник Киево-Печерской лавры Павел (Лебедь). Баллотировался владыка по благословению священноначалия церкви, имеющей наибольшее количество приходов, монастырей, священников и доминирующей в абсолютном большинстве областей Украины. В листовках с портретом епископа подчеркивалось, что выборы для него – далеко не в последнюю очередь возможность решить многочисленные проблемы своей церкви. И эти листовки расклеивались перед храмами, собирающими на литургию пусть, конечно, не 35 миллионов православных, на чем упорно настаивают издания УПЦ, но все же миллионы верующих.
То, что партия собрала 0,9079% голосов избирателей – факт, который можно интерпретировать и анализировать бесконечно. Для нас же в данном случае важно, что менее 1% сограждан, откликнувшихся на прямой призыв Церкви, продемонстрировали вполне очевидную тенденцию. Доверяя церкви больше, чем любому другому социальному институту, доверяя ей как идеальному и неотмирному богочеловеческому организму, общество не слишком прислушивается к ее партийным предпочтениям.
Причем посткоммунистическая история знает несравненно более яркий тому пример, чем выборы в украинский парламент 1998 г. (Кстати, тогда в Верховный Совет неудачно баллотировались еще два епископа УПЦ.) На президентских выборах 1996 г. в Польше костел жестко и однозначно высказался против Квасневского. Костел, который, напомним, сохранивший польскость и Польшу, мощнейший и наиболее жизнеспособный церковный организм во всей Европе, бастион идентичности нации, верящей, вслед за А. Мицкевичем, в свою миссию “Иисуса Христа среди народов”. Но президентом страны стал все-таки Квасневский.
Иными словами, для большинства населения посткоммунистических стран, в том числе и для последовательно верующей и воцерковленной части этого большинства, церковная принадлежность не является главным фактором формирования политических преимуществ и поведения.
Массовое сознание, как оказалось, достаточно определенно отделяет “высокую политику” церковного служения, где Церковь выступает как моральный арбитр, совесть народная и “печальница за страждущих”, от “политики низкой”, связанной с партийной борьбой и бесконечными компромиссами.
Эта реальность была осознана западными христианами еще в конце ХІХ ст. Именно тогда церкви ощутили невозможность осуществления своей земной миссии исключительно в рамках экклезиального учреждения. Они стремятся продолжить эту миссию христианскими профсоюзами, синдикатами, различными товариществами и, в конце концов, политическими партиями. Христианские партии становятся серьезной силой и неотъемлемой составляющей политического ландшафта. Если первый призыв христианских партий – это почти сплошь священники (Л. Стурцо в Италии, И. Зейнель в Австрии, Л. Каас в Германии, И. Кардейн в Бельгии, С. Стояновский в Польше), то вскоре им на смену приходят профессиональные политики.
Чрезвычайно симптоматично, что при всех неудачах, постигших священнослужителей на выборах, далеко не малая часть посткоммунистических обществ демонстрирует вполне отчетливую связь между религиозными убеждениями и электоральными предпочтениями. Исследование, осуществленное весной 1998 г. в десяти странах Центральной и Восточной Европы австрийскими и венгерскими социологами, показало, что христианские партии здесь, в том числе и в Украине, имеют совсем неплохие шансы на успех. Более того, опрошенные прямо заявляли о готовности голосовать за партии, вдохновляемые христианскими ценностями.
Но вот, например, на украинских парламентских выборах 1998 г. избирательный блок “Вперед, Украина!”, в состав которого входили Украинская христианско-демократическая партия и Христианский национальный союз, набрал 1,74% голосов; Христианско-демократическая партия Украины – 1,3%; Республиканская христианская партия – 0,54%. Следовательно, даже сумма голосов, полученных христианскими партиями, была бы недостаточной для преодоления 4-процентного барьера.
Означает ли поражение христианских партий, что христиане не имеют перспектив в украинской политике? Точнее: смогли бы христианские партии достичь успеха в 1998 г., обладай они, скажем, большими финансовыми, интеллектуальными и организационными ресурсами, сумей объединить свои силы, выдвинуть более ярких лидеров (перечень условий, необходимых для победы на выборах, каждый может продолжить в соответствии со своим разумением формулы успеха в украинских битвах за власть)? Нашли бы христианские партии поддержку избирателей, сумей они более или менее удовлетворительно объяснить достаточному количеству людей, чего они хотят?
Боюсь, что нет. Ни одна из христианских партий в 1998 г. не смогла сформировать кредо христианской партии, призванной к действию в конкретное время и в конкретной стране и ни одна из них не действовала как партия христиан. Они не демонстрировали особой настойчивости в постановке и решении проблем, которые традиционно составляют сущностное ядро политических интересов европейских христианских партий; их политические формулы не содержали компонентов, являющихся, собственно, ключевыми категориями христианских общественно-политических движений.
Вряд ли стоит объяснять: христианская партия – это нечто гораздо большее, чем группа политиков, обнаруживших, что “христианская” – неплохой брэнд. Это также не группировка, лоббирующая интересы той или иной церкви, помогающая ей одолевать конкурентов и расширять владения.
Христианская партия не занимается церковно-каноническими вопросами, не объединяет церкви и уж, конечно, не рассуждает о благодатности и безблагодатности (вообще-то серьезные богословы советуют оставить последнее суждение по этому вопросу самому Богу).
Христиане востребованы политикой не потому, что их туда благословляют Церкви, ожидающие возвращения национализированной недвижимости и расширения своего присутствия в различных социальных сферах. Христиане востребованы осознанием катастрофичности политики, лишенной надежного нравственного фундамента и духовной оправданности. “Срывы и соблазны” прошлого столетия свидетельствуют, что демократия, основанная не на вере в достоинство человека, хранящего в себе Божью искру, а на одной лишь уверенности в эффективности законов, процедур и разделения властей, легко впадает в деспотию.
Поражение на выборах 1998 г. произвело на лидеров христианских партий, судя по всему, тяжелое впечатление. Настолько тяжелое, что все участники прошлого парламентского забега, определявшие себя четыре года назад как христианские партии, уже предпочли раствориться в других блоках. Наверняка тому были свои резоны. Однако христианская политика по-прежнему востребована, и украинскому политическому тесту необходима христианская закваска. Дело даже не в том, что немалое число опрашиваемых социологами последовательно сообщает о своем намерении отдать голос “настоящей христианской партии” и, следовательно, такая христианская партия способна получить право доказывать свою “настоящесть” в будущем парламенте.
Главное все же в ином. Христиане не имеют права не участвовать в политике как христиане. Абсурдно и антиевангельски быть христианином за литургией и язычником в семье или на работе. Притязание христианства абсолютно, оно “огонь жерущий”, претендующий зажечь весь мир, просветить, преобразовать и спасти его. Отказаться от политики, закрыть глаза, чтобы не видеть того, происходит в обществе, или просто отвернуться – значит признать на только свое бессилие и ограниченность самого христианства; это отречение от христианства, насмешка над ним, – считал очень глубокий православный мыслитель С. Булгаков.
Христианство стремится к евангелизации общества, что подразумевает не только катехизацию детей и научение взрослых поведению в храме, но и изменения общества в соответствии с евангельским идеалом. И если в этом обществе останется один-единственный христианин, он все равно не имеет права погрязать в “трансцендентном эгоизме”. Из подземелья отечественных реалий все это выглядит абсолютно фантастическим и к “этой стране” никоим образом неприменимым.
Список литературы
1) Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии/Сост. В.И. Гараджа, Е.Д. Руткевич. - М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 17-24
2) Геллей Г. Библейский справочник. — С.-Пб., 1996.
3) http://www.religio.ru/relisoc/postsovspace/107.html
4) http://nauka.bible.com.ua/religion/rel2.htm
