Отношение к 3. Фрейду (и к психоанализу вообще) в современной России довольно странно.

Начнем с того, что Фрейд в моде. Его книги переиздаются. Выходит много литературы о психоанализе (прежде всего зарубежной, но также и отечественной). Воз­никло несколько психоаналитических обществ и даже исследовательских институтов. Выпускаются специальные журналы. Психоаналитическая техника используется практикующими психотерапевтами. Можно сказать, что мы переживаем своеобразную "психоаналитическую волну". Фрейдовские идеи свободно применяются политологами и журналистами для толкования нашей истории, текущих событий и действий из­вестных политиков. Литературные критики дают толкования текстов, соединяя фрей­довские конструкции с идеями Деррида, Делеза и других постмодернистов. Создается впечатление, что наша культура переживает ту же "психоаналитическую рево­люцию , которая повлияла в свое время на облик современной западной культуры.

Нужно заметить, что ранее в нашей стране отношение к Фрейду было иным. Хотя его работы широко переводилась еще до революции, его идеи не получили широкого философского и культурного признания. Психоаналитическая техника использовалась рядом практикующих врачей, но ведущие теоретики-психиатры и психологи, не говоря уже о философах, его, в сущности, не признали. В чем тут дело? Ведь ряд прин­ципиальных фрейдовских идей, казалось бы, резонировал с некоторыми традициями русской мысли. Это прежде всего весьма популярные в русской дореволюционной философии и даже в культуре в широком смысле, в частности, в литературе, музыке, идеи Шопенгауэра и Ницше о космической роли бессознательного начала (сам Фрейд писал о большом влиянии этих идей на формирование его концепции). Это тонкое проникновение в глубины психического бессознательного у Достоевского и других русских писателей и философов (не случаен интерес Фрейда к Достоевскому). Мне кажется, что непризнание фрейдовской концепции в России в это время объясняется тремя обстоятельствами: 1) ее сциентистским рационализмом: ведь задача психо­анализа в его классическом понимании состоит в том, чтобы помочь больному спра­виться с силами бессознательного, поставить их под полный сознательный контроль; 2) ее биологизмом, иногда даже производящим впечатление биологического детерми­низма (биологические импульсы и инстинкты, коренящиеся в 1ё, представляются контролирующими деятельность Эго); 3) ее индивидуализмом: социальное окружение индивида - это только источник травм и в конечном счете причина неврозов, так как именно из столкновения социальных требований с биологическими инстинктами и же­ланиями индивида неврозы и вытекают. Понятно, что такого рода идеи вступали в противоречие со всеми принципиальными установками русского религиозно-духовного ренессанса начала XX столетия.

Ситуация как будто бы радикально изменилась после революции. Во всяком случае, сциентизм и рационализм (и даже материализм) Фрейда никого уже не мог смущать, а, наоборот, всячески приветствовались. Другое дело его биологизм и индивидуализм! Были сделаны, однако, попытки соединить Фрейда с Марксом, придав психоанализу социальный" характер. В советской России 20-х годов на этой почве возник даже своеобразный психоаналитический бум. Однако длился он недолго, ибо соединение несоединимого было, конечно, невозможным.

Современный психоаналитический бум в нашей стране имеет совершенно другой характер и свидетельствует, помимо прочего, о том, что ни русская религиозная

философия, ни марксизм не определяют ныне облик нашей культуры. Нынешнее психоаналитическое поветрие - это скорее выражение желания ассимилировать то, что на Западе давно усвоено. И как это нередко бывает, делается это весьма поверхностно. Поэтому возникает та странность в нашем сегодняшнем отношении к Фрейду, о которой я говорил в начале.

        Я имею в виду прежде всего то, что серьезный философский и теоретический анализ фрейдовской концепции почти не проводится. В то время как рьяные оте­чественные адепты психоанализа - в основном практики, журналисты, литературные критики — исходят из того, что научность этой концепции полностью доказана (что, видимо, и позволяет им давать нередко весьма произвольные психоаналитические ин­терпретации), представители академической науки - психологи и философы -предпочитают не говорить на эту тему, что свидетельствует либо о том, что боль­шого восторга психоанализ у них не вызывает, либо о том, что вопрос этот для них не очень ясен.

Между тем идеи Фрейда заслуживают самого серьезного исследования именно на эпистемологическом и методологическом уровне. Ибо его концепция не является чем-то единым, что можно либо полностью принять, либо также целиком отвергнуть. Развитие психоанализа после Фрейда это подтвердило. Ряд идей классического пси­хоанализа был отвергнут, некоторые из них были модифицированы. Предметом больших дискуссий стал вопрос об эмпирической подтверждаемости психоанализа. Как известно, для Поппера именно психоанализ вместе с марксизмом был любимым при­мером, на котором он демонстрировал действие своего принципа фальсификации: согласно Попперу, основные положения психоанализа нефальсифицируемы, поэтому, заключал философ, фрейдовская теория - это типичный образец псевдо-науки. Я не буду специально обсуждать вопрос об эмпирическом статусе психоанализа (этим вопросом основательно занимается современный американский философ А. Грюн-баум). Скажу только, что принцип фальсификации в его попперовском варианте непри­меним и к некоторым заведомо научным теориям. Хотя, конечно, вопрос об эмпи­рической обоснованности психоаналитической конструкции во всех ее разветвлениях остается, особенно если учесть, что факты, на которые опирается фрейдовская кон­струкция, получены не в эксперименте, а в клинике, что вызывает ряд методоло­гических вопросов.

Я хочу обратить внимание в этом тексте на другое - на то, что именно Фрейд поставил ряд проблем, которые до него в такой форме не ставились и которые ока­зались одними из центральных для философии и наук о человеке в XX столетии, во многом определив то, что считается их "неклассическим" характером. Эти проблемы стали сегодня даже более острыми. Остановлюсь на некоторых из них.

1. Прежде всего это проблема непрозрачности Я для самого себя. Идущий от Де­карта тезис о самосознании Я как о чем-то абсолютно самоочевидном был основой всего классического понимания человека, его познания и сознания. На этом тезисе основывалась классическая психология, в том числе и на том этапе, когда она стала экспериментальной Сегодня идея о том, что Я может быть неочевидным для себя, что оно может обманываться в отношении самого себя, признается если не всеми, то большинством философов и психологов. Между тем эта идея означает совершенно другое понимание и человека, и наук о нем. В пользу этой идеи говорит множество фактов нашей повседневной жизни. Факты этого рода получены и в психологических экспериментах, и в клинике. Но как это возможно? Очевидно, только в том случае, если допустить расщепление Я, если признать существование такого слоя в психике, который рационально неотрефлектирован, который не осознается субъектом. Этот слой психической жизни Фрейд относил к бессознательному (которое он в свою очередь подразделял на предсознание и подсознание). Революционным шагом здесь было не просто представление о наличии бессознательных процессов, так или иначе связанных с психической жизнью. О том, что работа головного мозга и центральной нервной системы, без которой психическая жизнь невозможна, не осознается, писали

многие психологи и физиологи задолго до Фрейда. Однако ясно, что сама по себе работа мозга еще не есть психическая жизнь. Фрейд постулировал существование не просто бессознательных процессов, а таких, которые не сводятся к возбуждению и взаимодействию нейронов и являются именно психическими процессами, т.е., на­пример, бессознательными желаниями, намерениями, мыслями, эмоциями и т.д. Именно такое понимание бессознательного очень долго не принималось. О невоз­можности существования бессознательной психики писали многие психологи я философы до недавних пор. Сейчас, однако, поток такого рода критики почти иссяк, ибо метафора бессознательной психической деятельности оказалась исключительно пло­дотворной в связи с развитием современной когнитивной науки.

Другое дело, как понимать бессознательное и подсознание. Обязательно ли свя­зывать его деятельность с системой И, с его биологически определенными импульсами и даже инстинктами (в том числе жизни и смерти), как это делал сам Фрейд? Обязательно ли принимать фрейдовское учение о механизмах защиты, о репрессиях и о цензуре во всей его полноте? Я думаю, что нет. Я думаю, что процесс взаимо­действия сознания и бессознательного может быть понят и иным образом, например, в рамках построения субъектом собственного Я, в ходе которого еж отстраняет, отде­ляет от себя неприемлемые для него свои мотивы, выводит их за рамки самрефлексии, в известном смысле слова дезинтегрирует самого себя. В этом случае подсознание выступает не как внешняя по отношению к Я сила, а как своеобразный продукт само­отчуждения субъекта. Близкое к этому понимание развивается сегодня в проекте "дискурсивной психологии”Р. Харре и Дж. Джиллета. К сходным идеям приходил в свое время и Сартр в рамках своего "экзистенциального психоанализа”. Существуют и другие возможности понимания.

Нужно заметить, что сегодня проблема сознания стала одной из самых обсуж­даемых в современной литературе по когнитивной науке и по философской психологии. Хотя классическая философия исходила из тезиса о предельной ясности сознания в акте самосознания, и классическая психология переняла от философии этот тезис, в понимании того, что такое сознание, ясности было немного.

Ряд классиков психологии вообще считали, что сознание является лишь фоном, на котором разыгрываются психические процессы и поэтому само по себе не может быть предметом научного исследования и даже не может быть определено. Ныне преобладает мнение, что мы подошли к такому рубежу в изучении работы психики, когда можно и нужно делать сознание предметом научного анализа. Но в этом случае фазу же возникает и вопрос о взаимоотношении сознательных и бессознательных процессов. Соответствующие концепции ныне широко обсуждаются (например, теория Д. Дэннета, в которой размывается грань между сознательными и бессознательными процессами и ставится под вопрос тезис о единстве сознания).

Именно Фрейд открыл ту область, исследование которой сегодня является одной из самых перспективных в науках о человеке.

2. Другое интересное открытие Фрейда, связанное с первым - это возможность объединения причинного объяснения с объяснением на основании мотивов в том слу­чае, когда речь идет о бессознательных психических процессах. Обычно эти два типа объяснения различаются. Причина действует как некая слепая сила, независимая от нашего сознания. Если в процессе рассуждения человек совершает логическую ошиб­ку, это значит, что имеются какие-то причины этого факта. Но не мотив, ибо мотив предполагает сознание, а вряд ли человек нарушил в данном случае правила логики сознательно. Конечно, осуществление мотива предполагает действие некоторых при­чинных механизмов» ибо иначе нельзя было бы понять, каким образом наличие мотива вызывает определенные действия человека. Однако мы различаем объяснение на основании причин и на основании мотивов (об этом писал Витгенштейн, и ряд его учеников разрабатывали эту тему). Между тем, в случае бессознательных психических процессов объяснение на основании причин и на основании мотивов объединяется. С одной стороны, эти процессы не контролируются сознанием. Поэтому они действуют

причинным образом (я совершаю некоторое действие не потому, что созна­тельно хотел его совершить, а потому, что меня толкает на это некий мой бес­сознательный импульс). С другой стороны, эти процессы - результат вытеснения того, что могло быть мотивом действия. Поэтому они сохраняют нечто от мотивов, т.е. имеют смысл (я совершаю некое действие не только потому, что меня толкает к нему некий слепой импульс, но потому, что я сам бессознательно стремлюсь совершить это действие). А это значит, что проникновение в область бессознательного имеет опре­деленное сходство с истолкованием мотивов действии человека, т.е. с герме­невтическим анализом. Хотя речь может идти не о полном уподоблении работе герменевта, а именно только о сходстве. Ведь герменевт имеет дело с сознательно написанным текстом или же с сознательно совершенным поступком. Бессознательные процессы не таковы. Поэтому они и могут принимать характер слепых сил. (Нельзя согласиться с П. Рикером и Ю. Хабермасом, что психоанализ - это просто герме­невтическая процедура.) Фрейд, таким образом, показал возможность такого знания, которое, не будучи естественнонаучным в привычном смысле этого слова, шесте не разделяет особенностей классического гуманитарного знания. Это еще одна проблема, которая нуждается в серьезном обсуждении.

3. Фрейд поставил под вопрос тезис о единстве Я, тот тезис, который был бес­спорным для всей классической мысли. Я, как показал Фрейд, сложно внутри себя, многослойно, не в ладах с собою. Вместе с тем весь смысл разработанный им теории и техники психоанализа состоял в том, чтобы дать средства для восстановления этого единства. Пациент в сотрудничестве с психотерапевтом получает возможность про­никнуть в глубины своего бессознательного, вывести на свет сознания то, что таилось в темной глубине психики, и тем самым овладеть неподконтрольными разуму соб­ственными стихийными импульсами. Превращение больного в разумного человека, владеющего самим собой, и есть задача психоанализа как теории и врачебной практики. Если разумное индивидуальное Я, сознающее свое единство и кон­тролирующее само себя, не всегда является фактом нашей жизни, то это во всяком случае идеал с точки зрения Фрейда.

Легко видеть, что революционный разрыв с рядом традиций европейской фи­лософской и научной мысли сочетается у Фрейда с приверженностью к некоторым основополагающим идеям Просвещения. Это понимание гуманизма как овладения внешними человеку природными и социальными силами и контроля за ними с помощью специальных технических систем. Это представление о человеческой свободе как о полной независимости от внешних сил (в том числе и от других людей). Фрейд рас­пространяет эту идею на самого человека: овладение индивидом бессознательными силами собственной психики и контроль за ними с помощью разработанной им техники психоанализа.

В контексте того, что происходит в современной культуре, в это понимание необ­ходимо внести серьезные поправки. Они могут делаться по-разному и на разных осно­ваниях.

Можно сделать упор на том, что включенность современного человека в разные не интегрированные между собой потоки коммуникации вообще ставит под вопрос достижение единства Я. В этом случае считается, что существуют не только плохо ладящие между собою Я и ld, но что Я вообще распадается. Я как некое единство вообще исчезает, и в этом нет ничего плохого, считают представители этой позиции, ибо единство сознания, центрирующегося вокруг Я, не только не является фактом современной жизни, но не может быть и идеалом. Такая позиция развивается сегодня рядом философов и психологов, в частности американским социальным психологом К. Джердженом.

Мне представляется, что отказ от идеи единства Я чреват серьезными послед­ствиями, ибо влечет за собой пересмотр не только некоторых идей Просвещения, но многих основ европейской культуры в целом и ставит под сомнение возможность ответственного поведения. Я думаю, что более перспективной является концепция, согласно которой Я может быть понято как результат коммуникативных отношений с другими. В рамках этих отношений Я не только существует, но и поддерживается. Единство  Я тоже может существовать (или может разрушиться) только в этом кон тексте. В этих же коммуникативных рамках может быть понято и взаимоотношение сознания как специфического дискурсивного образования с нерефлектируемыми слоями психики. Такой подход, сохраняя идею единства Я как некоего заданного нашей куль турой идеала, позволяет показать его сложность и многослойностъ, возможность коллизий между его разными слоями и вместе зависимость этого единства от взаимоотношений Я и других. Подобный подход развивается ныне рядом исследователей в разных странах.

Словом, и в этом отношении Фрейд задал такую проблематику, которая является сегодня очень актуальной и которая вместе с тем оказалась более сложной, чем это ему представлялось.

Главная заслуга Фрейда, как я думаю, заключается в том, что он сумел разрушить некоторые глубоко укорененные традиции мышления в науках о человеке и по существу открыл новый континент проблем. Что касается его решений, то одни из них выдержали проверку временем, другие нет. Лучшая форма уважения к наследию этого великого человека - обсуждение поставленных им проблем, их критический анализ. А проблемы эти связаны ни много ни мало, как с современным пониманием человека.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ

ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра философии

По философии на тему:

«НЕКОТОРЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ УРОКИ

З.ФРЕЙДА»

Выполнил ст.гр.МОД-00а

Проглядов В.В.

Проверил Денисов Павел

Алексеевич  

ДОНЕЦК-2002