Реферат Международный терроризм мифы или реальность
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
НИЖЕГОРОДСКИЙ ИНСТИТУТ МЕНЕДЖМЕНТА И БИЗНЕСА
Кафедра философии и социальных наук
РЕФЕРАТ
по политологии
«Международный терроризм: мифы или реальность».
Выполнила: студентка 23 потока ФММ
Проверил: кандидат философии,
доцент кафедры философии и соц. наук
Нижний Новгород, 2009
Содержание
Введение 3
1. Политические, национальные, расовые и религиозные предпосылки международного терроризма 4
2. Государственная поддержка международногo терроризма 18
3. Терроризм как преступный бизнес 27
Заключение 32
Список литературы 36
Введение
Чтобы понять причины массового терроризма вокруг нас, необходимо осознать две главные реалии. Во-первых, в современном сложном мире это наиболее эффективная форма боевых действий. Во-вторых, истинные цели организаторов террористических актов практически никогда не совпадают с «мнимыми» целями, стоящими перед конкретными исполнителями, и с теми «внешними» эффектами терактов, которые видит широкая общественность.
Надо еще упомянуть о том, что сегодня большой подмогой в деле терроризма (вне зависимости от воли отдельных журналистов и издателей) стали средства массовой информации, мгновенно разносящие известия о теракте (обычно по-разному искаженные) по всему миру. Истинные цели организаторов теракта обычно вовсе не совпадают с целями его простых исполнителей, а публика вынуждена довольствоваться той информацией, которую ей предоставляют газеты, телевидение и интернет. И хотелось бы подчеркнуть весьма неодинаковую, мягко скажем, степень подготовленности российских и некоторых зарубежных спецслужб к пресечению терактов в различных эпизодах.
В принципе, говорить об истории и гeoгpaфии терроризма можно только в достаточно условном смысле - ведь в начале ХХI века терроризм уже не знает национальных и природных гpаниц. Глобализация террора привела к тому, что зачастую в подготовке и проведении теракта могут принимать участие сразу несколько террористических гpупп из разных стран: например, арабская «Аль-Кайда», баскская ЭТА, ирландская ИРА и корсиканская «мафия». Тем не менее, в мире существуют определенные центры сосредоточения террористической деятельности и подготовки к ней. Обычно такие центры находятся в странах или районах, где существуют острые конфликты (Палестина, Ольстер, Страна Басков), либо там, где власти вообще не способны осуществлять достаточно полный контроль над территорией, и следовательно, возможно функционирование полноценных тренировочных лагерей террористов (Афганистан, Колумбия, Индонезия). Имеет смысл рассмотреть регионы «с повышенным уровнем терроризма» по отдельности. Конечно, террористические группы из разных регионов мира давно уже взаимодействуют между собой, а национальный состав таких групп сильно размыт. Но характер террористической деятельности заметно различается в разных странах, и причина этого – в индивидуальной истории возникновения национальных или конфессиональных конфликтов в различных регионах мира.
Об этом часто умалчивают. А ведь речь идет о том, что фундаментальная база для терроризма была создана в результате действий крупнeйшиx мировых держав, боровшихся за передел сфер влияния в течение всего ХХ века. Именно это необходимо понять, чтобы увидеть ближайшее будущее мира, в котором будет царствовать терроризм. Только за последние пятнадцать лет террористами по всему миру было убито больше людей, чем погибло за всю историю кровопролитных наполеоновских войн.
1. Политические, национальные, расовые и религиозные предпосылки международного терроризма
К 80-м годам ХХ века международный терроризм превратился в устойчивый фактор мировой политики. Он подтвердил свою силу и на рубеже двух тысячелетий. Процесс становления этого фактора основывался на ряде предпосылок, носивших политический, национальный и религиозный характер. Они возникли, сформировались и получили развитие во второй половине ХХ века. Применительно к политическим условиям, способствовавшим развитию международного терроризма в обозначенный период, следует выделить комплекс социально-политических проблем. Колониализм и последующий неоколониализм, представляющие собой внеэкономическую зависимость формально свободных государств от бывших метрополий или пришедших им на смену новых мировых держав, породили устойчивую тенденцию к увеличению разрыва между богатыми и бедными странами.
В дальнейшем, в 50-70-е годы ХХ века, деление на богатые и бедные страны окончательно закрепилось и к 80- м годам различие между ними достигло колоссальных масштабов. Противостояние между богатым Севером и бедным Югом часто приобретало антагонистический характер, который не находил своего компромиссного разрешения. Мировой опыт преодоления этого противостояния, представленный появлением на экономико-географической карте так называемых новых индустриальных стран (НИС), порождал иллюзии относительно выхода из тупика. В Азиатско- Тихоокеанском регионе среди них выделяются как минимум две группы стран, если брать за основу разделения признак резкого скачка в темпах экономического развития: так называемые «азиатские тигры» (Тайвань, Гонконг, Сингапур и Южная Корея), стремительно «возмужавшие» В конце 60-х - начале 70-х годов прошлого века, и «азиатские драконы» (Индонезия, Филиппины, Таиланд, Малайзия и Бруней), удивившие мир «азиатским чудом» В 80-е годы. В конце 80-х годов в число НИС вошли также Вьетнам и Китай.
В 80-90-х годах схожий процесс протекал на Южно-Американском континенте. Такие страны, как Чили и Бразилия, также демонстрировали высокие темпы индустриального развития. Однако, несмотря на кажущуюся многочисленность подобных примеров, они являются все-таки исключением из правил, призванным их подтвердить. Экономика большей части государств в той же Азии или Латинской Америке, не говоря уже об Африканском континенте, характеризуется крайней нестабильностью, балансирующей на грани срыва в «бездонную пропасть». Более того, мировой экономический кризис конца 9О-х годов наглядно показал, что «азиатское» или «латиноамериканское» чудо чрезвычайно чутко воспринимает любые тревожные сигналы из иных регионов грозя обвалом своих биржевых площадок.
Даже в благополучные годы экономического бума эти страны, может быть за незначительным исключением (Малайзия, Сингапур или Бруней), так и не сумели снизить социальную напряженность в обществе. Социальное неравенство и порождаемые им настроения зависти к странам, добившимся материального благополучия, вызывают подчас неадекватную реакцию не только со стороны беднейших слоев населения государств Азии, Африки и Латинской Америки, но и части их среднего класса, представленного студенчеством, интеллигенцией, чиновниками низшего звена государственного аппарата. Их восприятие Запада, «золотого миллиарда»
населения планеты носит враждебный, агрессивный характер. Тем самым в развивающихся странах «третьего мира», если прибегать к китайской классификации времен «холодной войны», сохранялась питательная среда для международного терроризма в лице значительных социальных групп, неудовлетворенных своим материальным достатком. Доведенные нищетой до крайнего возмущения, они способны прибегнуть к крайним формам конфронтрационности со своими правительствами, обращаясь к насилию с целью привлечения внимания к своим проблемам и в качестве инструмента их решения.
Направленность этой конфронтационности не ограничивается антиправительственной деятельностью в границах национального государства. Она все чаще выходит за его пределы. В латиноамериканских странах тактика двунаправленности действий повстанческих движений и террористических организаций левацкого толка уже давно стала нормой их повседневной политической действительности. Объектами нападений становятся не только правительственные учреждения или чиновники, но и представители крупного зарубежного бизнеса, офисы транснациональных компаний. Захват иностранных бизнесменов в качестве заложников, взрывы и поджоги их предприятий стали привычной практикой в террористической деятельности большинства леворадикальных групп Южной и Центральной Америки. Антиамериканизм является неотъемлемым признаком их действий. Аналогичная ситуация сложилась в ряде стран Юго-Восточной Азии, например на Филиппинах или в Индонезии, где повстанцы часто берут в заложники не только американских, но и западноевропейских граждан.
Как ни парадоксально, социальная мотивация терроризма характерна даже для внешне благополучных с экономической точки зрения государств, к числу которых можно отнести Королевство Саудовская Аравия (КСА). «Дарованное Аллахом» «черное золото» позволило саудовцам совершить гигантский экономический рывок в исторически сжатые сроки. Страна, став одной из богатейших в мире по уровню дохода на каждого подданного короля, не избежала социальных проблем, имеющих в последнее десятилетие тенденцию к обострению. Саудовская Аравия, «убаюканная» нефтедолларовым дождем, не решилась на трансформацию традиционного общества, которому по-прежнему свойственны отдельные черты родоплеменного строя. Однако по мере нарастания социальных противоречий увеличивающаяся роскошь королевской семьи и местной элиты все чаще сталкивается с традиционной ментальностью саудовского общества, основанной на общинных началах, с пуританским образом жизни, характерным для первоначального ваххабизма, являющегося господствующей идеологией в КСА.
Одним из проявлений социальной нестабильности в обществе стали возрастающий бюджетный дефицит и связанное с этим резкое сокращение государственных расходов на социальные проекты. В частности, в 1995 году финансовые средства, выделяемые из бюджета королевства на здравоохранение, образование и администрацию, уменьшились на 20%, на социальное обеспечение - на 6%. Аналогичные проблемы возникают и в других аравийских монархиях, опыт которых подтверждает, что гигантские запасы нефти и природного газа часто превращаются в «проклятие» страны, делая ее заложницей сырьевого благополучия.
Большинство государств, относящихся к многочисленной группе бедных стран, в силу различных причин, как объективных, так и субъективных, не способны к интенсивному восприятию новых идей и технологий. Как показывают прошедшие десятилетия, ни одна из арабских стран не смогла провести сколько-нибудь серьезную модернизацию своей экономики. Более того, ни в одной из них правящие режимы не ставили перед собой такой задачи. Самое большее, на что хватало их политической воли, были попытки внедрить отдельные современные технологические процессы. Что же касается трансформации традиционных обществ, характерных для большинства азиатских и африканских стран, то онa также не решена в мусульманском мире. Такая политика, характеризующаяся проведением частичной экономической модернизации при сохранении родоплеменных пережитков и клановых отношений, пронизывающих все сферы жизнедеятельности государства и общества, ведет к обострению внутриполитической ситуации и возникновению радикальных тенденций в общественно-политической жизни.
Появление идей политического экстремизма и формирование их носителей в лице различных организаций, движений и групп является питательной средой для зарождения терроризма. Подтверждением этого могут служить многие страны Арабского Востока, Южной Азии и Азиатско-Тихоокеанского региона, где социально-политическая ситуация характеризуется крайней нестабильностью и широкой деятельностью экстремистов всех мастей. Их радикализм есть нечто иное, как проявление растерянности и неуверенности значительной части населения, что находит свой выход в актах насилия, сопряженного с максимальной жестокостью.
Очень часто радикальные настроения на Азиатском, Африканском или Южно-Американском континентах являются порождением жестких авторитарных режимов, не желающих менять социально-экономические и общественно-политические реалии в своих странах. Диктаторские формы правления, подчас сопряженные с крайними методами подавления инакомыслия, не говоря уже о какой-либо практической антиправительственной деятельности, стремятся к консервации господствовавших в них отношений, что также способствует радикализации общественного мнения части населения и появлению целых групп, готовых на решительные действия по их свержению во имя «светлого будущего». Различные эксперименты по либерализации этих стран в большинстве случаев не давали положительных результатов не только в силу непоследовательной политики демократизации, характеризовавшейся постоянными откатами в прошлое, но и допущением разрыва между политической реформой и решением социально-экономических проблем.
Нередко вызов, брошенный Западу со стороны террористических группировок, базирующихся в азиатских, африканских и латиноамериканских странах, воспринимается как столкновение цивилизаций. Это далеко не так. Скорее всего, это нарастание глобализации сопротивления сырьевых регионов индустриально развитому миру. Неспособность этих стран выйти за рамки их нынешнего положения как сырьевого придатка индустриально развитых государств часто связывается со стремлением США, западноевропейских стран и Японии сохранить невыгодное и даже губительное для первых сформировавшееся мировое разделение труда. Однако по большей части сохранение этого положения не ограничивается уже устоявшимися международными торгово-экономическими связями. Оно подкрепляется активной внешней политикой Запада, в том числе военно-силовым доказательством его незыблемости. Иллюстрацией этого может служить позиция США, объявляющих любой регион, в недрах которого обнаружены запасы углеводородных энергоносителей зоной их «национальных интересов». При этом национальные интересы стран, расположенных в таком регионе, обычно игнорируются. Примером тому может служить нынешняя операция по «демократизации» Ирака, начинавшаяся под лозунгами «борьбы с международным терроризмом». Все эти подходы западных демократий к решению мировых экономических проблем, неразрывно связанных с их геополитическими устремлениями к господству в мире, находят свое воплощение в политике глобализации, оставляющей «за бортом» интеграционных процессов или на периферии глобальной экономики многие регионы мира. Более того, глобализация отражает и закрепляет неравномерное развитие различных регионов, превратившись в одну из основных предпосылок генерирования экстремистских настроений и благоприятствования международной террористической деятельности.
Немаловажное значение для формирования климата, благоприятного для распространения международного терроризма во второй половине ХХ века, имело противостояние между Западом и Востоком, Североатлантическим альянсом и Варшавским Договором. Это противоборство, которое нередко приобретало открытый конфронтационный характер, придавало мощный импульс разрастанию насильственных действий не только в развивающихся странах, но и в западном мире. В Западной Европе, Северной Америке и Японии, а также в Азии, Африке и Латинской Америке расширялся процесс возникновения и развития леворадикальных настроений различного толка (маоизм, троцкизм, анархизм и пр.), которые нередко обретали структурированную форму в виде экстремистских организаций и группировок.
В отличие от азиатских, африканских и латиноамериканских государств, где антиправительственные действия приобретали преимущественно массовый партизанский характер, в Западной Европе и Японии получила распространение практика формирования малочисленных подпольных, но чрезвычайно мобильных групп, выдвигавших в качестве обоснования своей террористической деятельности различные левацкие теории. Немалую роль в их становлении сыграли «бунтарские 60-е», отражавшие правовой нигилизм студенческих движений того времени и молодежный максимализм. Характерным признаком этих групп был антиимпериализм, включая все тот же антиамериканизм и антивоенные настроения, в самом широком смысле этого понятия. Он реализовывался через насильственные действия в отношении собственных буржуазных правительств и местных капиталистов, через террористические акты, мишенью которых являлись структуры НАТО и иные объекты «агрессивной американской военщины», развязавшей войну в Индокитае. Так сформировалось понятие «евротерроризм», характерное для Западной Европы 70-80-х годов. Параллельно с этим в мире шел процесс усиления праворадикальной альтернативы марксистским доктринам революционизации общества и хода мировой истории. Он нашел свое выражение в приходе к власти праворадикальных режимов, зачастую склонявшихся не только к атрибутике фашизма, но и к ее идеологии и методам политической борьбы, а также в деятельности правоэкстремистских организаций и группировок в Западной Европе и Латинской Америке.
Последующий ход событий, связанный с крушением социалистического лагеря и крахом марксистско-ленинской теории переустройства общества, внес некоторое смятение в западноевропейский левацкий терроризм и вызвал временную утрату политико-идеологической ориентации частью его носителей. Несмотря на существенное снижение насильственных действий левоэкстремистских групп и организаций, следует признать сохранение предпосылок для его возрождения в будущем. Что же касается латиноамериканских и азиатских левоэкстремистских боевиков, то в своем большинстве они сохранили свои идеологические пристрастия, хотя их идеи уже давно были выхолощены, а зачастую и заменены националистической риторикой.
Следует отметить, что 80-90-е годы прошлого века сопровождались кризисом межгосударственных институтов призванных обеспечивать устойчивый уровень международной законности. Прежде всего, это касается Организации Объединенных Наций. Она утрачивала свой независимый статус международного арбитра и превращалась в некий Наднациональный орган, чьи функции все больше ограничивались фиксацией множащихся фактов попрания суверенитета и независимости слабых стран со стороны государств, претендующих на роль архитекторов нового мирового экономического и политического порядка. На смену пусть и не идеальной практике осуществления международного права пришло «право сильного». Оно как бы сошло с экранов американского вестерна, идеализирующего период покорения североамериканских территорий европейскими переселенцами, когда шло массовое уничтожение коренного населения Северной Америки и его вытеснения в резервации.
Развал биполярной системы миропорядка вызвал к жизни «феномен переходной зоны», которая характеризуется нестабильностью как экономической ситуации, так и политических процессов. В 90-х годах произошел распад ряда многонациональных государств, обусловленный в том числе внешним стимулированием сепаратистских тенденций. Примером этого может служить Югославия, где процесс распада привел к гражданской войне, Советский Союз, на территории которого образовалось сразу несколько очагов межнациональной напряженности, и ряд других стран. Развал одних стран и формирование на их территориях новых государственных образований привели к ослаблению местных органов власти, неспособных контролировать развитие внутренней ситуации, в том числе в сферах общеуголовной преступности и международной террористической деятельности.
Многие страны мира, ранее считавшиеся сателлитами одного из двух военно-политических блоков (НАТО и Варшавского Договора), неожиданно для себя оказались вне устоявшейся системы международных взаимоотношений и оказались предоставленными самим себе. Они остались один на один со своими внутренними проблемами и региональными противоречиями, являвшимися ранее элементом противоборства по оси Запад-Восток. Такое положение добавило неустойчивости их социально-политическому положению и стимулировало рост экстремизма в обществе, который проецировался на весь регион.
Неспособность азиатских, африканских и латиноамериканских государств и, главное, их неготовность решать социальные проблемы, невиданные масштабы коррумпированности подавляющей части их государственного аппарата и неэффективность управленческих решений находящихся у власти правительств вызывает массовое недовольство в обществе. Все это толкает на поиск новых путей преодоления существующих проблем - бедности, господства корпоративно-плановых структур, традиций бюрократизма и докапиталистической эксплуатации, низкого уровня культуры и угнетения национального самосознания. Перед ними во весь рост встает задача устранения гегемонии мирового корпоративного капитала, давящего национальную экономику. Отсюда обращение к первоосновам национальной государственности, сформировавшимся в обществе традициям и обычаям. В частности, значительная часть населения многих стран видит выход из создавшегося положения в возвращении к «истокам». Эта тенденция, набирающая силу во многих уголках мира, представляет собой протест против засилья западной культуры и навязывания западного образа жизни и мысли. Она получила широкое распространение в мусульманском мире, и в частности в арабских странах. Тем самым формируется основа для национального и религиозного обоснования экстремизма и его крайней формы - терроризма.
Многочисленные проблемы, существующие в сфере межнациональных отношений, представляют собой значительную опасность для государственной и общественной безопасности на внутригосударственном, региональном и мировом уровнях. Их основой служат этнокультурные противоречия, которые долгое время не находят своего решения или, что еще хуже, игнорируются и даже подавляются правящими режимами. Ярким примером этого является ситуация с курдским вопросом в Турции, где власти отказываются признавать самобытность курдского этноса, пытаясь и насильственно интегрировать курдов в турецкое общество. Крайне тяжелая ситуация сложилась в африканском государстве Руанда в середине 90-х годов. Формальным поводом для начала гражданской войны, достаточно быстро приобретшей признаки геноцида, послужила в 1994 году гибель в таинственной авиакатастрофе президента этой страны, представлявшего народность хуту. Ущемленная в правах народность тутси, интересы которой отражал трайбалистский Патриотический фронт Руанды, прибегла к массовому насилию и убийствам и свергла правительство хуту, также прибегнувшее к террористическим методам ведения политической борьбы. Вмешательство соседних африканских государств снизило накал напряженности в Руанде, но не прекратило кровопролитие полностью и не решило проблему беженцев.
Жесткая, недальновидная, а порой и насильственная политика преодоления межнациональных проблем, характерная для многих государств мира, приносящая тактические результаты на определенном историческом этапе, зачастую ведет к еще большему их обострению и в конечном итоге перерастанию в конфронтацию между доминирующим национальным большинством и подавляемым меньшинством. Лишенные возможностей реализации своих прав, прежде всего нa национально-культурную автономию, представители этого меньшинства находят выход в неадекватной форме выражения протеста, в том числе в осуществлении террористических актов в условиях регионального соперничества отдельных государств и столкновения их интересов радикальные проявления национализма довольно часто выходят за рамки внутригосударственного конфликта, находя явную или скрытую внешнюю поддержку. Тем самым внутренний националистический радикализм приобретает признаки международного конфликта, открывая широкое поле деятельности для международных террористических организаций. Застарелые национальные конфликты характеризуются периодическим рецидивом обострения, подтверждением чего являются, например, антитурецкие теракты радикальных армянских националистических организаций.
Не меньшее значение для роста террористических проявлений имеют и расовые противоречия. Их опасность заключается в том, что нагнетание расовой вражды в большинстве случаев направлено против выходцев из других государств и иностранных граждан. Таким образом, в расовой неприязни изначально заложено зерно, способное спровоцировать международную напряженность и, следовательно, террористические акты, совершаемые на расовой основе. Примеры расового насилия можно найти в различных уголках земного шара, в частности, в США (деятельность ку-клус-клана и сторонников различных групп и организаций, выступающих за чистоту «белой расы» и считающих себя носителями идей «арийской нации» ), а также в ряде западноевропейских стран (нападения на выходцев из Азии и Африки и помещения их культурных ассоциаций и клубов во Франции, Великобритании, Германии, Италии). Однако наиболее полно практика расового насилия, принявшего формы террора, получила на юге Африки в период господства белого большинства. Узкорасовый подход к вопросу построения государства имел своим продолжением активную террористическую деятельность некоторых расистских организаций, существовавших в Южно-Африканской Республике (ЮАР), в отношении соседних африканских стран (Намибии, Зимбабве, Мозамбика). Такая тактика полуподпольных и тайных южноафриканских расистских организаций была обусловлена опасениями прихода к власти в этих странах национально-освободительных движений черного большинства, которые несли угрозу стабильности режима апартеида.
Люди, чьи гражданские права и свободы ущемляются в результате расового подавления, способны на ответные, порой решительные действия. Расовое насилие порождает еще большее ответное насилие. Именно так развивались события в Южной Африке, где сразу несколько движений и организаций объявили войну режиму апартеида с применением террористических методов. Применялись политические убийства государственных служащих, показательные суды над коллаборационистами с вынесением смертного приговора и приведением его в исполнение, нападения на полицейские участки и правительственные учреждения. В 60-80-х годах прошлого столетия в ЮАР активные антиправительственные насильственные действия осуществляли прежде всего зулусские организации - Африканский национальный конгресс и «Копье нации», а также ряд других подпольных структур, боровшихся за установление власти туземного большинства.
В соседней Южной Родезии, нынешнем Зимбабве, к террористической деятельности, являвшейся частью борьбы за национальное освобождение от господства белых поселенцев, прибегли африканские организации - Союз африканского народа Зимбабве и Африканский народный союз Зимбабве. В Намибии, являвшейся вплоть до 1989 году подмандатной территорией ЮАР, ответом на расовое насилие стала активность Народной организации Юго-Западной Азии (СВАПО), признававшей целесообразность использования террористических методов в рамках национально-освободительной борьбы. В США политика расовой сегрегации привела к возникновению различных организаций и групп афроамериканского населения, наибольшую известность из которых получили «Черные пантеры», пик активности которых пришелся на вторую половину 60-х годов ХХ века.
Конец 80-х - 90-ые годы прошлого столетия ознаменовались резким ростом сепаратизма, обусловленного националистическими идеями. Его спецификой является то, что сепаратизм этого периода, обусловленный во многом объективными причинами, был тем не менее вызван искусственно. Это, прежде всего, относится к национально-сепаратистским тенденциям, захлестнувшим некоторые страны Восточной Европы (Югославию, СССР, Чехословакию). Они были использованы Западом для расшатывания положения в Социалистических странах. Более того, США и западноевропейские государства, прикрываясь риторикой о защите прав и свобод национальных меньшинств, фактически придали интернациональный характер межнациональным, ранее скрытым конфликтам в ряде восточноевропейских стран.
Наиболее наглядным и последовательным по своей реализации был пример вмешательства Запада во внутренние дела Югославии. Разжигание реваншистских националистических настроений в отдельных частях этой страны спровоцировало кровавую гражданскую войну. Она привела к расчленению единого государства и разделению населения на «своих» и «чужих» по национально-религиозному признаку. Более того, война была использована в качестве предлога для «гуманитарной» военной интервенции сил НАТО, якобы призванной прекратить бойню. Однако, как показывают события рубежа тысячелетий, это вмешательство породило куда более серьезные для мирового сообщества последствия.
Одним из них стало превращение Балкан в расположенный в центре Европы очаг напряженности и международного терроризма. В годы гражданской войны практически все стороны (албанцы, боснийцы, македонцы, сербы, словенцы, черногорцы, хорваты и др.), принимавшие в ней участие, был в той или иной степени замешаны в подготовке и совершении терактов в отношении своих противников. В последствии различные национал-сепаратистские формирования послужили основой для создания вооруженных сил и сил правопорядка вновь образованных государств на территории бывшей Югославии.
В этой связи не вызывает удивления тот факт, что в 90-х годах разразилось немало скандалов, связанных с почти открытой деятельностью международных террористических организаций в этой части Балкан. Аналогичная ситуация складывалась и на Северном Кавказе, которая тем не менее не была доведена США и другими странами НАТО до югославского варианта благодаря жесткой позиции руководства России. Наряду с этим на европейском континенте сохранили остроту и другие ранее неурегулированные национально-сепаратистские конфликты. Одни из них приобрел и форму открытого противостояния властям с использованием широкого арсенала террористических методов борьбы, как, например, в Испании, Франции или Великобритании, а другие - характер скрытого национального недовольства, в частности, в ряде стран Бенилюкса.
Схожие процессы протекают в некоторых регионах Северной и Центральной Африки (берберский сепаратизм в Марокко и Алжире), в Средней, Южной, Юго-Восточной Азии, (борьба уйгуров в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая; вооруженное выступление сикхов против федеральных властей или волнения в штате Ассам в Индии; военные действия, развязанные тамилами в Шри-Ланке) и Азиатско-Тихоокеанском регионе (борьба народности моро в южной части Филиппинского архипелага; партизанское движение народности ачех на северной оконечности индонезийского острова Суматра или сепаратистские тенденции на Молуккских островах, расположенных в восточной части Малайского архипелага и также принадлежащих Индонезии).
Мировоззрение и деятельность практически всех религиозных организаций и групп, сект и культов, прибегающих к террористическим действиям, характеризуются многими схожими признаками. Они исходят из параноидальных апокалипсических представлений о ходе развития человечества, лишь части которого уготовано спасение в виде ниспосланного Богом мессии. Мистицизм и таинство, пронизывающие их мировоззрение, толкают их не только к подготовке к Армагеддону, но и к активным, зачастую упреждающим действиям в грядущей или уже начавшейся «битве добра и зла». В этих условиях право разграничения между силами зла и добра безапелляционно отдается мессии, который ведет свое «божье воинство» во имя торжества «истинной веры». Немаловажное место в воззрениях религиозных организаций и сект, обращающихся к насилию, играет теория заговоров, острие которых направлено против истинно верующих, вынужденных вести активную оборону. Для религиозно мотивированного терроризма присуще обращение к текстам Священного Писания, в которых его приверженцы ищут оправдание своим насильственным действиям. Такое освященное обоснование, зачастую подкрепленное вердиктом полномочного клерикала (применительно к исламу речь идет о фетве), не только стимулирует террористическую активность, но и ведет к ее большей ожесточенности и нацеленности на увеличение числа жертв теракта. Ведь речь идет о неравной битве в условиях угрозы торжества Зла, и каждому воину «сил добра» воздастся Богом.
Таким образом, конец ХХ - начало ХХI в. не дали оснований надеяться на уменьшение угрозы международного терроризма в современном мире. Террористическая активность в мире имеет своей питательной средой множество условий и факторов. Среди них - обострение противоречий различных субъектов политики, вызванных борьбой за ресурсы, господство в решении ключевых международных проблем современности, старые этнополитические, расовые, конфессиональные и религиозные противоречия и конфликты. Вместе с тем все отчетливее про слеживается тенденция некоторых государств использовать корреризм как средство реализации своих национальных интересов.
2. Государственная поддержка международногo терроризма
На протяжении ХХ в. многие государства продолжали использовать террористические методы для подавления своих политических оппонентов, находившихся в эмиграции. Государственный терроризм играл важную роль в обеспечении стабильности находившихся у власти режимов путем снижения антиправительственной активности за пределами их государственных границ. Традиционно эти карательные функции возлагались на государственные спецслужбы, которые организовывали весь комплекс мероприятий, включая выявление антиправительственных элементов и определение их местонахождения, материально-техническую подготовку теракта и подбор его исполнителей, наконец, совершение акции и обеспечение вывода из-под удара своих агентов. В 70-90-е годы прошлого столетия эта практика нашла широкое применение в деятельности многих спецслужб, например, государств Ближнего и Среднего Bocтока. В отдельных случаях мишенями их деятельности становились граждане других стран, как правило, находившихся в конфликтной ситуации с государством, представляемым спецслужбой.
Иллюстрацией этого могут служить двусторонние отношения между Сирией и Ираком, которые оказались в ситуации острого соперничества за региональное господство во второй половине ХХ в. В обоюдной борьбе обе стороны активно использовали тайные операции спецслужб, включая убийства дипломатов и нападения на дипломатические миссии друг друга в «третьих странах». Такие примеры характерны для многих стран мира, и страны Арабского Востока не являются исключением. Особой активностью отличались спецслужбы Израиля, пытавшиеся подорвать мощь ООП и ее боеспособность. Израильская спецслужба Моссад, опираясь на поддержку внешнеполитического ведомства, армии и военной разведки, осуществляла точечные тайные операции по уничтожению ведущих лидеров ООП. Так, 16 апреля
Однако вовлеченность государственных спецслужб в подобного рода акции международного терроризма таит серьезные опасности для санкционирующих их властей, главной из которых является высокая вероятность разоблачения и угроза подвергнуться санкциям со стороны мирового сообщества. В этих обстоятельствах некоторые страны следовали апробированным путем, когда в качестве исполнителей терактов выступали лица, не имеющие какого-либо официального статуса, бросающего тень на государственные органы. Так произошло во время захвата 52 американских дипломатов в Тегеране в ноябре
Однако эти примеры опосредованного участия официальных властей государств, в том числе специальных служб и армейских подразделений, в терактах, носящих международный характер, представляли собой лишь одну и не самую главную сторону новой внешнеполитической деятельности некоторых стран, получившей название «государственной поддержки международного терроризма». Значительно более распространенной стороной такой политики является стимулирование государствами международной террористической деятельности в выгодном для себя направлении. Международный терроризм превратился в идеальный инструмент реализации внешнеполитических интересов государства. Этот инструмент привлекателен целым рядом характеристик: малозатратность, эффективность, анонимность, уход от возможных санкций мирового сообщества или ответных действий потерпевшей стороны.
За последние десятилетия накопилось множество фактов, подтверждающих реальность государственной поддержки некоторыми странами международного терроризма. В большинстве случаев объектами такой поддержки выступают радикальные движения, организации или группы, деятельность которых обусловлена националистическими или сепаратистскими, светскими идеологическими, религиозными или иными мотивами. Очень часто критерием выбора государством такого объекта выступает комплекс его побудительных мотивов к действию. Обоснованием привлечения этих субъектов международной террористической деятельности к не формальному сотрудничеству могут служить различные причины: общность идеологических позиций, религиозная идентичность, определение «общего врага» и пр.
Важен для осознания опасности государственной поддержки международного терроризма тот факт, что резко увеличивается угроза, исходящая от террористических организаций, переходящих под покровительство государства. IIреступное партнерство государства и террористов дает последним массу преимуществ, связанных с материально-техническим обеспечением терактов, которые были бы труднодоступным и даже немыслимым в условиях их самостоятельных действий. Использование государственной ресурсной базы позволяет террористическим группам существенно облегчить все этапы организационно-подготовительной работы, необходимой для совершения теракта. Кроме того, за свои тайные услуги террористы получают государственные базы для обучения боевиков с привлечением высокопрофессиональных инструкторов из различных силовых структур, не говоря уже о «финансовых компенсациях» за выполненную заказную работу.
Одними из первых на это явление обратили внимание США, которые ввели в оборот термин «терроризм, поддерживаемый государством». Однако, как бы это ни было парадоксальным, именно США демонстрирует классический пример такой деятельности на протяжении всего ХХ века. Это касается политики Вашингтона в Центральной и Южной Америке, связанной с участием в подготовке антиправительственных заговоров в ряде латиноамериканских стран и даже осуществлением вооруженных интервенций в них. Достаточно вспомнить всемерную поддержку со стороны США никарагуанских контрас в их борьбе против революционеров-сандинистов в 70-80-х годах. Как отмечалось ранее, согласно некоторым сведениям, в эти годы ЦРУ создало в Европе - Франции, Италии, Дании и других странах - подконтрольную секретную организацию «Гладио», В задачи которой входило осуществление диверсионно-террористических актов на территории этих государств, считавшихся союзниками США по НАТО. Как писала западная пресса, в мае 1995 года в Риме был арестован итальянский гражданин, который в середине 70-х годов был связником между ЦРУ и террористическими организациями Италии.
Однако наиболее показательным и разрушительным по своим последствиям стала американская поддержка международной террористической деятельности моджахедов (так называемых «воинов ислама») в Афганистане. Афганистан затягивал в себя в 80-е годы экстремистов и авантюристов со всего мусульманского мира, став для них не только «школой священной войны», но, пожалуй, и основным фактором мобилизации и международной координации их террористической деятельности. В последующие годы США неоднократно выступали в роли покровителя «борцов за свободу», к коим причислялись албанская Армия освобождения Косово, ичкерийские и многие другие международные террористы. Международный терроризм псевдоисламского толка рубежа двух тысячелетий, в том числе несущий угрозу самим США, во многом является результатом внешней политики Вашингтона.
Осуществленная под американским руководством международная антитеррористическая операция в Афганиста не против «Аль-Каиды» и движения «Талибан» не снизила угрозу международного терроризма, а лишь усугубила ситуацию в борьбе с ним. Тем не менее она позволила США значительно укрепить свои военно- политические позиции в государствах Центральной Азии. Усиливается американское военно-политичecкoe влияние в Грузии и Азербайджане. Аналогичным образом складывается ситуация и с многонациональной операцией в Ираке, разработанной США и Великобританией. Однако усиление американских позиций в районе Персидского залива и попытка взять под свой контроль его углеводородные запасы способствовали небывалому росту международных экстремистских сил на иракской почве.
Вместе с тем было бы ошибочно сводить расширение практики государственной поддержки международному терроризму к одной-единственной американской первопричине. Она во многом обусловлена неурегулированностью многочисленных региональных конфликтов. Так, Пакистан, aктивно участвовавший в афганском эксперименте США, наглядно демонстрирует возможность противостояния более мощному противнику (Индии), сочетая тактику прямых военных столкновений с соседним государством и поддержку сепаратистских тенденций в различных районах на его территории. По утверждению официального Дели, пакистанские власти участвуют в открытой агрессии против этой страны. Она выражается в предоставлении убежища боевикам сикхскю и кашмирских незаконных вооруженных формирований (НВФ) на пакистанской территории, в их подготовке и вооружении, а также в информационно-пропагандистском обеспечении их террористической деятельности.
Суть кашмирской проблемы сводится к территориальным претензиям Пакистана в отношении высокогорного района, преимущественно населенного мусульманами и являющегося ныне частью индийского штата Джамму и Кашмир. Основанием для этого является этноконфессиональная идентичность большинства населения индийского Кашмира и находящегося под контролем Исламабада формально независимого квазигосударственного образования «Азад Кашмир» («Свободный Кашмир»). С 1989 года Кашмир находится в состоянии гражданской войны, в которой, с одной стороны, принимают участие армейские и полицейские подразделения Индии, а, с другой, боевики исламистских движений и организаций, базирующихся на подконтрольных Пакистану территориях. Численность мусульманских антиправительственных группировок, имеющих НВФ, действующих на территории штата Джамму и Кашмир, достигает 30. Наиболее боеспособными и многочисленными из них являются НВФ, входящие в состав «Объединенного совета джихада», объединяющего 15 самостоятельных радикальных исламских группировок, например, «Лашкар-и тейба» и «Движение моджахедов» («Харакат-уль-моджахеддин»). Кроме того, на территории Кашмира воюют боевики Фронта освобождения Джамму и Кашмира (ФОДК), «Партия моджахедов» «Хизбуль-моджахеддин»), исламские группировки «Аль-Фаран» и «Аль-Бадр», «Армия Мухаммада» и др.
Главной особенностью деятельности практически всех названных НВФ является их приверженность к террористическим методам ведения войны, жертвами которой являются не только индийские военнослужащие и полицейские, но и мирное гражданское население, объекты экономики и инфраструктуры. Общее число убитых и раненых в результате боевых столкновений в штате, по данным на 2000 года, составило около 30 тысяч человек. По признанию бывшего начальника Межведомственной разведки Пакистана (ИСИ) генерал-лейтенанта в отставке Хамида Гула, «джихад» в Кашмире ежегодно обходится Исламабаду в 100 млн. долларов. Состав антииндийских НВФ интернационален. Помимо уроженцев Кашмира в их ряды рекрутируются мусульманские наемники из Пакистана, а также стран Арабского Востока и Юго-Восточной Азии. По данным спецслужб Индии, за первые пять лет конфликта военную «обкатку» в рядах НВФ прошло более 20 тысяч боевиков. В свою очередь, официальный Исла мабад обвиняет Индию в спонсировании сепаратистской дeятельности организаций мухаджиров (переселенцев из Индии), проживающих в провинции Синд.
Кризис на Корейском полуострове, длящийся уже более полувека, породил не только проблему разделенного границей одного народа, но и взаимный терроризм двух суверенных и независимых корейских государств - Корейской Народно-Демократической Республики (КНДР) и Республики Корея. Так, по информации США и Южной Кореи, в 80-е годы агенты спецслужб КНДР совершили серию террористических актов в отношении собственности Республики Корея и ее дипломатов. В августе 1983 года ими была предпринята неудачная попытка убийства президента Кореи Чон Ду Хвана, находившегося с визитом в Бирме. Спустя несколько месяцев, в октябре того же года, северокорейская спецслужба организовала взрыв бомбы в столице Бирмы Рангуне, унесшей жизни шести видных политических деятелей Южной Кореи. В ноябре
В 70-90-е годы ХХ века практика государственной поддержки международного терроризма находила свою реализацию и на Африканском континенте. Она была неотъемлемым элементом внешнеполитического курса ЮАР направленного на обеспечение безопасности режима апартеида путем дестабилизации политического и экономического положения «прифронтовых» (соседних) стран. В списке получателей разнообразной помощи, от государственных структур ЮАР значились Национальный фронт освобождения Анголы (ФНЛА) и Национальный союз за полную независимость Анголы (УНИТА), а также Мозамбикское национальное сопротивление (РЕНАМО). Она включала предоставление учебно-тренировочных баз на южноафриканской территории, направление инструкторов из числа военнослужащих и служб безопасности ЮАР, поставки вооружений и боеприпасов, снабжение обмундированием и предоставление финансовой помощи. Упомянутые антиправительственные движения, выступавшие за свержение законно избранных правительств своих стран, вели интенсивную диверсионно-террористическую деятельность, мишенями которой становились различные органы власти, государственные чиновники и политические деятели, военнослужащие правительственных войск и полицейские. Важным компонентом их «освободительной» борьбы было запугивание местного населения с целью демонстрации беспомощности официальных властей и принуждения жителей подчиниться порядкам, устанавливаемым повстанцами. Естественным результатом этого стал тот факт, что жертвами террористических кампаний, развязанных этими группировками, сформированными, как правило, на этноплеменной основе, становилось мирное население. Более того, объектами устрашения являлись международные организации и их сотрудники.
Таким образом, практика государственной поддержки международного терроризма последней четверти ХХ века отражала разобщенность мирового сообщества и стремление многих государств использовать тайные рычаги силового воздействия с целью решения конфликтных ситуаций в отношениях с соседними странами или реализации своих региональных или геополитических амбиций. Губительный подход деления международных террористов на «своих» и «чужих» привел к тому, что это явление приобрело самостоятельное мировое значение. Оно подвело человечество к грани его тотальной зависимости от воли хорошо координированного и самодостаточного международного сообщества приверженцев насильственных действий, нашедших свое место в жизни и не желающих возвращаться в лоно «демократических» институтов урегулирования возникающих конфликтных ситyaций. Это тем опаснее, что многие из стран, уличенных в государственной поддержке международного терроризма, имеют доступ к химическому и биологическому оружию, который включает производство этого оружия и его отдельных компонентов.
3. Терроризм как преступный бизнес
ХХ век убедительно доказал, что, какую бы политическую мотивацию ни выдвигали теоретики международного терроризма, его подоплека всегда носит экономический характер. Конечной целью международного терроризма является изменение экономических отношений в обществе и перераспределение собственности. В последнее время терроризм все больше и больше обнаруживает себя как средство борьбы за обладание углеводородными сырьевыми ресурсами.
Достаточно проследить вековую историю леворадикального движения, чтобы убедиться в том, что ему внутренне присуща такая функция, как «экспроприация собственности». Любая деятельность, в том числе политическая, всегда требовала финансовых затрат и, следовательно, поисков источников денежных средств. Ограбление банков, магазинов и складов, т. е. посягательства на собственность - государственную или частную, было достаточно распространенным явлением в практике революционных террористических групп не только в России, но и в Европе, Северной Америке начала прошлого столетия. Подтверждает это «успешная» деятельность боевых дружин большевиков и боевой организации партии социалистов-революционеров. Столь же решительный настрой на изъятие чужих финансовых средств демонстрировали анархистские группы в различных странах мира, например во Франции и Италии.
Во второй половине ХХ в. приверженцы революционного насилия продолжали эту традицию, которая прослеживается во многих странах Западной Европы. Так поступали террористы западногерманских «Движения 2 июня», «Революционных ячеек» или Фракции Красной Армии. В одном только 1971 году суммарная стоимость изъятых РАФ у «эксплуататоров» средств составила 2 млн. марок). Боевики французского «Прямого действию» за 1979-1981 гг. революционеры» пополнили ограблениями бюджет своей организации на 100 млн. франков. Аналогично действовали португальские «Народные силы 25 апрелю», галисийские маоисты из испанской «Группы патриотического антифашистского сопротивления 1 октября». Практика «экспроприации экспроприаторов» пришлась по вкусу и итальянским леворадикальным организациям, в числе которых «Партизанские группы действия» и «красные бригады». Следует отметить, что итальянские террористы, вероятно, были самыми целеустремленными и настойчивыми среди своих западноевропейских единомышленников. Всего за одиннадцать лет (1972-1982) им удалось мобилизовать на свою революционную деятельность около 200 млн. долларов. Не отставали от них радикальные сторонники левых идей в США, в латиноамериканских и азиатских странах.
Обычным явлением стали похищения богатых граждан в странах Латинской Америки. Этим преступным промыслом занимались такие организации, как колумбийские Национальная армия освобождения и Революционные вооруженные силы Колумбии, перуанское Революционное движение Тупак Амару и группа «Национальное революционное единство Гватемалы». Объектами похищения становились местные крупные и средние предприниматели, сотрудники известных зарубежных компаний, иностранные дипломаты и туристы, прежде всего американские.
Несмотря на гигантский размах похищений, любая страна Латинской Америки уступала «пальму первенства» в этом преступном бизнесе Ливану. Он пережил настоящий бум взятия в заложники иностранных граждан в конце 70-80-х годов. Среди похищенных оказывались зарубежные дипломаты, бизнесмены, журналисты, служащие международных благотворительных организаций и даже представители ООН, в частности, военнослужащие из числа «голубых касок, обеспечивавшие соблюдение перемирия в зоне ливано-израильской границы. Примечательно, что ответственность за эти акции брали на себя самые разные организации: «Исламский джихад», «Революционная организация мусульман социалистов», «Ячейки арабских коммандос», «Организация революционной справедливости», «Исламские революционные бригады» и многие другие. Нередко условием освобождения заложников были политические требования. В то же время международные террористы соглашались и на простой выкуп, делая деньги даже на передаче родственникам трупов убитых заложников. Но в большинстве случаев похищенные становились инструментом шантажа правительств государств Западной Европы и США, поскольку среди заложников были граждане США, Великобритании, ФРг, Франции и ряда других стран. Это обстоятельство заставляло некоторых исследователей, а также чиновников американского Государственного департамента подозревать, что за этими похищениями стояли не малочисленные террористические группы, но влиятельная политическая сила, вероятно проиранская шиитская «Хезболла».
Не избежала эта напасть и Европу. Многие европейские леворадикальные и национально-сепаратистские организации время от времени совершали захват заложников. Целью был преимущественно их обмен на освобождение своих соратников, оказавшихся в тюрьме. Тем не менее в отдельных случаях западногерманские «красноармейцы», баскская ЭТА и североирландская «Временная ИРА» соглашались на денежный обмен захваченных заложников.
В 90-е годы произошло сращивание экстремистских организаций с наркобизнесом в Центральной Азии. Исламский экстремизм в Центрально-Азиатском регионе уже пропитан наркотиками. Однако сегодня тезис о наркоторговле как одном из основных источников финансирования террористов, видимо, нуждается в корректировке. Это же относится и к утверждению о том, что наркомафия в Ферганской долине пытается использовать местных исламистов (Исламская партия Туркестана, Исламская партия освобождения - «Хизб ат-тахрир аль-исламий» и др.) для дестабилизации религиозно-политической обстановки в регионе. Складывается гораздо более опасная ситуация. Уже сегодня наркобизнес как один из наиболее доходных видов криминальной экономической деятельности подминает под себя местные группы религиозных экстремистов. Фактически мировая наркомафия прямо или опосредованно ставит центрально азиатских исламистов себе на службу. Отдельные группы религиозных экстремистов, работающих на наркотрафик в этом районе, уже обладают такой современной материально-технической базой, которой позавидовали бы не только многие борцы за дело «джихада», но и некоторые местные спецслужбы.
Таким образом, складывается ситуация, когда влиятельные международные коммерческие структуры не без государственной поддержки ряда государств прямо или косвенно, тайно или явно используют терроризм в качестве средства, обеспечивающего получение экономических преимуществ, ведение недобросовестной конкуренции и установление контроля над природными ресурсами суверенных государств. Борьба за торжество «чистого» ислама, установление«исламского порядка», построение халифата на фундаментальных принципах шариата - все это фактически отходит на второй план в деятельности наиболее «успешной» части современных исламистов. На передний - все чаще выдвигаются прагматические задачи по обслуживанию экономических интересов более мощных игроков на мировой сцене (крупный легальный и нелегальный бизнес). При этом международные террористические организации, умело пользуясь складывающимся положением, значительно усиливают свои позиции в регионе.
Постепенно международный терроризм сам превращается в прибыльный бизнес, который притягивает к себе всякого рода авантюристов и бандитов со всего света. Так, 90-е годы прошлого столетия дают богатый материал о планомерном перетекании «воинов ислама» из одной «горячей точки» мира вдругую. Подтверждением этого могут служить кровавые конфликты на территории бывшей Югославии, в странах Центральной Азии и Чечне, в индийском Кашмире и Афганистане. Последним примером может служить начало «священной войны» В Ираке, куда хлынул поток эмиссаров практически всех боеспособных радикальных исламских организаций и группировок из стран Ближнего и Среднего Востока, ЮгоВосточной Азии. За считанные месяцы американской оккупации Ирак превратился из страны с нулевой степенью террористического риска в зону повышенной угрозы для остального мира.
Нельзя игнорировать и того факта, что интересы сохранения не стабильности в Ираке, а значит - выведение из торгового оборота иракской нефти заставили спонсоров из ряда нефтедобывающих арабских стран увеличить финансирование борьбы «моджахидинов» против «янки» - «врагов ислама». Одним из следствий этого стало возрождение в постсаддамовском Ираке прежде почти уничтоженных местных и региональных исламских фундаменталистских объединений «Братья-мусульмане», радикальные шиитские группы).
Анализ международного терроризма на рубеже двух тысячeлeтий свидетельствует, что в его недрах возникают целые бизнес-империи, которые не ограничиваются только оплачиваемыми «заказными» акциями или нелегальными торговыми операциями (поставки оружия и взрывчатых веществ, наркотрафик), наемничеством или банковскими ограблениями. Их цель - легализация капиталов, приобретение собственности, движимой и недвижимой, по всему миру, желательно подальше от зон конфликтов. Эти империи пронизывают мировую финансовую систему, «прокачивающую» через себя десятки и сотни миллионов долларов ООП или «группы Абу Нидаля», проиранской «Хезболла» или японской Фракции Красной армии, секты «Аум Синрикё» и многих других бойцов за «социальную, национальную или религиозную справедливость». Они превращаются в «многопрофильные холдинги» со своими социально-медицинскими и финансово-кредитными учреждениями, телерадиовещательными компаниями и печатными изданиями, многими другими атрибутами процветающего легального бизнеса. Однако самое опасное заключается в том, что, набирая экономическую силу и финансовую мощь, они неизбежно стремятся создать свою нишу в легальной политической сфере на всех уровнях, привнося в нее свой богатый опыт «нетрадиционных» методов борьбы за реализацию корпоративных интересов. Угроза международного терроризма наряду с угрозами распространения ОМП, неконтролируемой миграции, экологических катаклизмов все в большей степени определяет среду безопасности человечества в ХХI веке.
Заключение
Сразу после страшных терактов в Америке 11 сентября 2001 года широко распространилось мнение, что мир невозвратно изменился, что ход человеческой истории достиг какого-то очень важного поворота, что действительно начались новый век и новое тысячелетие. « Мир уже никогда не будет прежним», - говорили все, кому положено в таких случаях что-то говорить, - от самых обстоятельных политиков до самых легкомысленных журналистов. Одни полагали, что смысл новой эры в предстоящем бескрайнем разгуле терроризма, и рисовали поражающие воображение картины десятков и сотен терактов, которые якобы последуют за американскими, потому что теперь «возможно все». Иван Карамазов тоже думал, что «все позволено», но ему для этого требовалось, чтобы не было Бога. Тогда как нынешним пророкам оказалось достаточно отсутствия нью-йоркских «близнецов».
Другие надеялись на то, что, ужаснувшись террористического варварства, все цивилизованное человечество еще теснее сплотится (видимо, вокруг США), прежние геополитические противники забудут старые и новые распри, объединившись в антитеррористическую коалицию и сделав своей главной совместной целью новый «крестовый поход» против Зла.
Оптимистические надежды были особенно сильны в России. Устав за время войны с терроризмом в Чечне получать новые и новые ножи в спину со стороны европейских и американских «доброжелателей», мы могли надеяться на то, что теперь они несколько присмиреют сами, столкнувшись всерьез с терроризмом того же производства и той же торговой марки, как и тот, с которым находимся в давнем противоборстве мы. Но вполне понятный прагматический поворот российской внешней политики был воспринят некоторыми из наших «крестоносцев» слишком буквально. Не раз и не два наши телешахерезады, в том числе и самые благонамеренные, обрушивали на изумленных россиян информацию о том, что некий «единый христианский мир» выступил в общий «крестовый поход», и ради великой цели необходимо забыть всевозможные «устаревшие» мелочи типа национальных интересов, национальной безопасности и непосредственных внешнеполитических целей нашего государства. Не будем судить - насколько российской дипломатии удалось остаться в границах разумного прагматизма, а насколько она пошла на поводу у подобных идеологических утопий, но необходимо признать, что в идеологии внешней политики действительно произошел серьезный сбой. Одно время казалось, что вернулись времена горбачевского «нового мышления», когда реальность приносилась в жертву утопиям построения «нового мирового порядка» во главе с Россией и США.
Как бы то ни было - разочарование оказалось весьма жестоким и большинству сентябрьских «пророков» должно быть не очень уютно будет вспоминать свои пророчества. Сегодня уже никто не говорит, что мир радикально изменился. Многие даже склонны отрицать, что 11 сентября 2001 года вообще произошло что-либо из ряда вон выходящее и фраза «мир после 11 сентября» решительно вышла из моды. Крестоносные надежды также не сбылись - выяснилось, что мы присутствуем при полномасштабной геополитической и военной операции мировой «супердержавы» - США, которые, пользуясь терактами как предлогом, укрепляют свое влияние в целом ряде ключевых сточки зрения своих национальных интересов регионов. Эта «антитеррористическая борьба» США отнюдь не является интернациональным «крестовым походом», прочие нации могут только присоединиться и одобрить американцев, но никак не играть свою – собственную, тем более - ключевую роль.
Военные союзы и коалиции, особенно глобальные, создаются не на основе общих идеалов, а на основе общих интересов и цементируются взаимным страхом и подозрительностью. Когда США и Великобритания поддерживали во второй мировой войне Советский Союз, то они это делали отнюдь не из любви к русским. Уинстону Черчиллю принадлежит знаменитая фраза, сказанная 22 июня 1941 года: «если бы Гитлер вторгся в Ад, то я бы благожелательно отозвался о черте в Палате общин». Россия должна была бы быть действительным врагом действительных врагов Америки, чтобы рассчитывать на искреннее и долговременное союзничество. В других случаях невозможно было бы рассчитывать на большее, чем улыбчивые обещания, которые на Западе нарушаются с той же легкостью, что и на Востоке: «я слово дал, я его и взял». Поэтому идущий процесс «отбора» данных слов вполне нормален и его следует расценивать скорее положительно, без обид, - нас избавляют от ненужных и вредных иллюзии, возможно - от последних иллюзии, которые остались у России по поводу Запада после более чем десяти лет «западничества».
Значит ли это, что «в мире после 11 сентября» действительно ничего не изменилось, ни вообще, ни для России - в частности? Нет, не значит. Изменилось многое, но совсем не то, на что комментаторы указывали сразу же после происшедших событий. В мире не стало больше «сплоченности» цивилизованных стран против общей угрозы терроризма. Возможно, терроризм теперь запишут на первое место в числе «глобальных проблем человечества», раньше чем СПИД, «глобальное потепление» и «нарушение прав человека», но вряд ли Запад будет уделять борьбе с террором большее внимание, чем нужно для обоснования новых заморских акций американских зеленых беретов. Геополитическая борьба мировых держав за первенство и превосходство никуда не ушла - все так, но она осложнилась новым, вне системным, фактором - появлением на геополитической арене новой, террористической сверхдержавы, не имеющей ни определенной территории, ни устойчивого населения, но оттого еще более могущественной. Эта держава заявила о себе и о своих претензиях оглушившими мир взрывами 11 сентября. Глобальный терроризм не стал новой угрозой, затмившей собою все остальные угрозы для человечества, но он стал новой весьма грозной опасностью для любой мировой державы, прежде всего - для России.
«Мир после 11 сентября» изменился прежде всего на взгляд из России - если у Америки появился новый повод для экспансии в мире, то у России появился новый могущественный противник, против нее открылся «второй фронт». Точнее, понятно, что фронт этот открылся намного раньше, что мы воюем на нем если не с 1979-го в Афганистане, то уж точно с 1995 года в Чечне. Новым оказалось только то, что мировой терроризм своей атакой на Америку как бы провозгласил геополитическую независимость и подчеркнул свою крайнюю дерзость и уверенность в своих силах. Ведущая войну против варварского нашествия Россия уже в полной мере представляет силы этого противника, однако нам еще только предстоит осознать свое одиночество на этой войне.
Список литературы
1. Международный терроризм. Борьба за геополитическое господство. Под ред. А.В. Возженникова. Москва. Эксмо-2007 год.
2.Террор - мировая война. Под ред. В.А. Шестакова. Москва. ОЛМА-ПРЕСС- 2003 год.
3.Россия в эру террора. Под ред.С.А. Гончарова. Москва – 2003 год.
4. Методические разработки Академии ФСБ России.
