Оглавление

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………………………..5

ГЛАВА 1. Понятие значение, сущность и субъекты стадии предварительного расследования……………………………………………….8

1.1.      Понятие и сущность стадии предварительного расследования в современном уголовном процессе России……………………………………………………………...……8

1.2.      Цель и значение стадии предварительного расследования………………….11

1.3.      Субъекты стадии предварительного расследования и взаимодействие между ними……………………………………………………………………………………………16

ГЛАВА 2. Характеристика процессуальной регламентации стадии предварительного расследования………………………………….28

2.1. Начальный момент стадии предварительного расследования………………..28

2.2. Формы предварительного следствия и их характеристика……………………44

ГЛАВА 3. Профилактическая деятельность следователя, дознавателя и прокурора на стадии предварительного расследования………………………………………………………………………….53

3.1. Роль следственных действий в профилактической деятельности органов предварительного расследования……………………………………………………………53

3.2. Содержание внесения следователем или дознавателем представления профилактического характера……………………………………………………………….81

3.3. Иные меры, используемые органами предварительного расследования в профилактической деятельности…………………………………………………………...101

ГЛАВА 4. Проблемы правового регулирования стадии предварительного расследования…………………………………………….109

4.1. Проблемы соотношения уголовного преследования и защиты на предварительном следствии………………………………………………………………...109

4.2. Проблемы реализации полномочий суда на стадии предварительного расследования……………………………………………………………………………….125

4.3. Проблемы определения правового статуса прокурора на предварительном расследовании……………………………………………………………………………….129

ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………………...139         

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК……………………………………………...144


Введение
Актуальность темы исследования. Тема «Предварительное расследование» - одна из наиболее значимых в системе курса уголовного процесса. Знание порядка производства предварительного расследования в одинаковой степени важно как для следователей, прокуроров, судей, так и оперативных работников. Следственные действия, проводимые на стадии предварительного расследования, являются основным способом собирания доказательств, и уже в этой связи эта стадия заслуживает пристального внимания. Нарушение принципов предварительного расследования способно существенно ограничить конституционные права граждан, что должно быть абсолютно исключено. Возросшие требования к процессуальному порядку собирания доказательств диктуют необходимость тщательного соблюдения положений закона, регламентирующих правовой статус предварительного расследования.

Работа не претендует на полное освещение проблем теории и практики правового регулирования предварительного расследования по УПК РФ, однако, она способна дать о нем достаточно глубокое представление.

Объект исследования – совокупность общественных отношений в сфере уголовного судопроизводства, связанная с правовой регламентацией стадии предварительного расследования.

Предмет исследования – уголовно-процессуальные нормы, регламентирующие общие условия, правила и порядок производства предварительного расследования.

Цель и задачи исследования. Целью выпускного квалификационного исследования является изучение общих положений стадии предварительного расследования в уголовном процессе, выявление теоретических и практических проблем реализации положений уголовно-процессуального закона и разработка научно обоснованных и практически значимых рекомендаций, направленных на их разрешение.

Цель исследования определила постановку и решение следующих задач:

-             определение понятия и сущности стадии предварительного расследования;

-             исследование правовой регламентации стадии предварительного расследования;

-             анализ с позиции состязательности современного состояния и перспектив судебного контроля и прокурорского надзора за обеспечением прав и законных интересов лиц, вовлекаемых в уголовное судопроизводство на стадии предварительного расследования;

-             анализ профилактической деятельности субъектов предварительного расследования по профилактике преступлений;

-             анализ наиболее актуальных проблем, возникающих в теории и практике на стадии предварительного расследования и выработка предложений по их разрешению.

Методологическая и теоретическая основа исследования. Методологическую основу выпускной квалификационной работы составляет комплексное применение общенаучных и частнонаучных методов познания – диалектического, формально-юридического, сравнительно-правового, конкретно-социологического, статистического.

В ходе подготовки работы анализировалось как отечественное, так и зарубежное уголовно-процессуальное законодательство, регламентирующее стадию предварительного расследования. Составной частью методологической основы выпускной квалификационной работы явились Постановления Конституционного Суда РФ, Пленума Верховного Суда РФ, ведомственные нормативные акты МВД и ряда других правоохранительных органов, а так же Прокуратуры РФ. Практическую основу исследования составили материалы уголовных дел, находившихся в производстве в следственных подразделениях РУВД г. Новосибирска и ГУВД Новосибирской области.

В качестве теоретической базы исследования выступили труды известных ученых - специалистов в области уголовного процесса: О.Я. Баева, Л.Л. Каневского, Л.Д. Кокорева, Л.Н. Масленниковой, А.П. Рыжакова, А.В. Смирнова, М.С. Строговича, А.А. Чувилева и других авторов.

Структура работы обусловлена целью и задачами исследования, содержанием и взаимосвязью исследуемых в работе проблем, логикой их рассмотрения. Исследование состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы и приложений.




ГЛАВА 1. Понятие значение, сущность и субъекты стадии предварительного расследования
1.1. Понятие и сущность стадии предварительного расследования в современном уголовном процессе России
Наука доказала, практика закрепила положение, что материалы предварительного следствия и дознания составляют основу деятельности суда. Издавна известно, что правильное отправление правосудия в значительной мере зависит от того, насколько доброкачественно и полно проведено предварительное расследование.

При существенном обновлении УПК России нельзя не заметить, что предварительное расследование традиционно остается одной из главных составляющих уголовного процесса. Место, которое занимает рассматриваемый институт в уголовном процессе, позволяет надеяться на выполнение отведенного ему назначения.

В этой связи имеет смысл уточнить: меняются ли при всех нововведениях в уголовно - процессуальный закон роль и место предварительного расследования в целом и предварительного следствия в частности? Обратимся к практике.

Ежегодно в Новосибирской области регистрируется около шестидесяти тысяч преступлений различной тяжести, требующих расследования[1]. При этом органами предварительного следствия и дознания всех ведомств за указанный период заканчивается около восемнадцати тысяч уголовных дел. Почти 80% направляется в суды. Примерно 65% расследуемых уголовных дел приходится на предварительное следствие. Отсюда напрашивается вывод: роль предварительного расследования, его степень участия в борьбе с преступностью, в обеспечении неотвратимости наказания за совершенное преступление не просто значительна, а скорее незаменима.

Обращение к нормам уголовно - процессуального закона России показывает, что предварительное следствие и дознание в уголовном судопроизводстве остаются на своих местах и характеризуются не только обязательностью, но и состязательностью. Последнее обстоятельство подчеркнуто в ст. 5 УПК РФ, где сказано, что орган предварительного следствия - следователь, а также дознаватель являются стороной обвинения. Несмотря на усиление состязательного начала в досудебном производстве, предварительное расследование сохраняет свое самостоятельное процессуальное значение. Оно по-прежнему та стадия процесса, которую не может миновать ни одно уголовное дело публичного и частно - публичного обвинения (ст. ст. 21, 318 - 319 УПК РФ).

Сегодня редко говорят и еще реже пишут о неотвратимости наказания за совершенное преступление. Порой создается впечатление, что этот важный, сейчас невостребован.

Если же оставаться на позиции сохранения в теории и на практике принципа неотвратимости ответственности за преступления, то предварительному расследованию (следствию) в этой связи принадлежит особенная роль. Она в немалой степени обусловлена процессуальными возможностями обеспечения раскрытия преступлений.

С принятием УПК РФ появилась определенность с объемом полномочий суда на досудебных стадиях уголовного судопроизводства, хотя они, по существу, не повлияли на роль и место предварительного расследования ни в установлении им истины по делу, ни в осуществлении борьбы с преступностью. По-прежнему, в каждом случае обнаружения признаков преступления органы предварительного следствия и дознания обязаны принимать меры по установлению события преступления, изобличению лиц, виновных в его совершении (ч. 2 ст. 21), собирать доказательства путем производства следственных и иных процессуальных действий (ч. 1 ст. 86), проверять и оценивать их как в отдельности, так и в совокупности (ст. ст. 87, 88).

На фоне усиления объективных сложностей, трудностей в работе правоохранительных органов в современном уголовном процессе возобладала тенденция дальнейшего расширения прав подозреваемого, обвиняемого, подсудимого и его защитника, который теперь имеет больше возможностей для сбора доказательств и представления их на любой стадии процесса. Создается впечатление, что мы любой ценой, без учета существующих реалий в развитии преступности и наших возможностей в борьбе с ней, стремимся прежде всего обеспечить права человека, подвергающегося уголовному преследованию. Против прав, конечно же, нет возражений. Вот только как быть со способами их обеспечения и противовесами, которые сдерживали бы незаконные методы защиты, предотвращали злоупотребление предоставленными правами?[2]

Предварительное следствие по-прежнему сохранено в четырех ведомствах, подследственность раздроблена. Ее как бы связывает только единый прокурорский надзор, прокурорское руководство предварительным следствием. Причем роль и ответственность прокурора, который возглавляет систему органов уголовного преследования, повышаются. Напрашивается вопрос: что мешает в правовой ситуации, когда прокурор осуществляет уголовное преследование, руководит им, а следователь отнесен к стороне обвинения, создать Федеральную службу расследования при Генеральном прокуроре Российской Федерации?

При его решении остается надеяться на взвешенный подход законодателя с учетом состояния преступности, ее динамики, а также роли предварительного следствия в борьбе с ней.

 
1.2. Цель и значение стадии предварительного расследования
Среди комплекса проблем формирования и использования уголовно-процессуальных методик необходимо выделить одну, которая связана с определением цели расследования как практической деятельности и как функционального элемента предварительного расследования.

Цель для субъектов предварительного расследования - это планируемый результат, который бы, во-первых, соответствовал назначению уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ), во-вторых, этот результат оправдывал бы усилия, прилагаемые представителями стороны обвинения.

Одной из целей предварительного расследования, которая должна присутствовать в качестве основной в каждой конкретной методике, предлагается построение доказательственной системы (синонимы: формирование системы доказательств, формирование доказательственной базы).

Вряд ли уместно рассматривать в качестве цели так называемое «раскрытие и расследование преступлений». Последнее есть не что иное, как процесс. Процесс раскрытия и расследования не может быть целью раскрытия и расследования.

Другим распространенным и вредоносным заблуждением является тезис о том, что истина, достижение истины, является непреходящей ценностью, единственной целью формирования и использования конкретных методик. Вряд ли можно согласиться с таким утверждением.

С момента начала судебной реформы относительно истины как цели доказывания в уголовном судопроизводстве ведутся довольно острые дискуссии[3], но только сейчас обозначилась явная оппозиция: слишком велика инерционная сила так называемой объективной истины. Впрочем, если слово «истина» в тексте УПК РСФСР использовано в нескольких статьях (ст. ст. 89, 243, 246, 257, 280, 285), то в УПК РФ оно не употреблено ни разу. Из действующего Кодекса устранено не только требование о необходимости установления истины, но и тесно связанный с ним принцип, который многими поколениями судей, прокуроров, следователей и дознавателей воспринимался как панацея, основа основ уголовного судопроизводства. Это требование о всесторонности, полноте и объективности исследования обстоятельств дела (ч. 1 ст. 20 УПК РСФСР). Всеобъемлющий и вместе с тем оценочный характер данного принципа, основанного на приоритете истины, позволял правоприменителям толковать и применять его довольно широко. Ссылка на ст. 20 УПК РСФСР была, пожалуй, самой распространенной в текстах процессуальных документов.

Анализируя доводы, которыми мог руководствоваться законодатель, можно предположить, что категория истины, принцип всесторонности, объективности и полноты расследования ассоциировались с требованиями, адаптированными к условиям розыскного (инквизиционного) процесса, поскольку распространялись не только на прокурора, следователя и дознавателя, но и на суд. В результате законодатель, желая избавиться от «устаревшей» модели уголовного судопроизводства лишил сторону обвинения важного инструмента борьбы с преступностью.

Характерно то, что практика расследования уголовных дел демонстрирует далеко не однозначное понимание различными участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения целей своей деятельности.

Приверженность к установлению истины, изобличению виновного последовательно демонстрируют работники оперативно-розыскных подразделений органов дознания. Не секрет, что часто бывает так: раскрывая убийства, кражи и другие преступления, после того как удалось задержать предполагаемого преступника и добиться от него «чистосердечного признания», оперуполномоченные рапортуют о том, что преступление раскрыто. После такой победной констатации часто наступает «период затишья», во всяком случае, в оперативно-розыскном обеспечении расследования. В подобного рода случаях перед следователем встает задача не из легких. Не всегда собранные на момент задержания подозреваемого доказательства удовлетворяют требованиям допустимости, при том что достоверность собранных данных сомнений не вызывает ни у кого[4].

Опытный следователь всегда оценивает состояние расследования прежде всего не с позиции установления истины им самим или кем-либо еще, а с позиции допустимости и достаточности той совокупности доказательств, которую он имеет в каждый конкретный момент. Только уверенность в наличии такой совокупности (а не уверенность в достижении истины, хотя и это важно) позволит ему принять то или иное правовое решение. Не секрет, что именно различное понимание цели между прокурором и следователем, следователем и органом дознания, дознавателем и экспертом и т.д. предопределяет дефекты взаимодействия, конфликты в профессиональной деятельности и, в конечном итоге, основные, фатальные и, самое опасное, системные ошибки представителей стороны обвинения.

Конечный продукт криминалистической науки, качественные и универсальные (с позиции субъектов применения) криминалистические методики расследования обязательно должны ориентировать всех сотрудников правоохранительных органов на единую цель деятельности по выявлению, расследованию и доказыванию преступлений. Эта цель - минимальная совокупность доброкачественных доказательств, необходимых для принятия уголовно-процессуальных решений.

Итак, следует признать, что теоретические, а за ними и практические представления о цели уголовно-процессуального доказывания «дрейфуют» от абсолютной и объективной истины к истине относительной и субъективной, далее вообще - к прагматическому умолчанию цели доказывания или к тому, что называют «здравым смыслом»[5]. В свое время А.Я. Вышинский утверждал: «...Абсолютная истина, в действительности, доступна всякому человеческому мышлению, значит, доступна и судьям и суду в целом»[6]. С.А. Голунский, не соглашаясь с этим, писал: «Утверждать... что суду доступна абсолютная истина, было бы и теоретически неправильно и практически опасно»[7].

По мнению А.Ф. Лубина, процессуалисты - ученые и практики, когда говорят об объективной истине, забывают уточнить, о каком уголовном процессе идет речь, поскольку здесь можно иметь в виду массовую судебную практику (уголовный процесс вообще, процесс доказывания вообще), а также и уголовный процесс по конкретному уголовному делу. Для первого случая еще никто достаточно серьезно не возразил против классического: «практика - критерий истины». При этом нужно учесть, что достигается объективная истинность тех уголовно-процессуальных решений, которые были вынесены в прошлом, как тенденция и как закономерность. «...Как понятие, как мысль, они (истина и добродетель) безусловны и вечны; но как осуществление, как факт, они относительны»[8].

Автор отмечает, что для доказывания по конкретному уголовному делу нужно понимать, конечно, «истину без доверия» - те уголовно-процессуальные решения, которые мы выносим, за объективную истину не считаем, однако эти решения принимать будем. Вопрос заключается не в том, истинно ли доказывание и решение по конкретному уголовному делу, а в том, какие аргументы в пользу этого решения мы можем без натяжки извлечь из доступного доказательственного материала[9].

Разумеется, многие могут возразить, что подобного рода утверждения подрывают не что иное, как нравственные начала уголовного процесса, отбрасывают нас назад, дезориентируют практиков в деятельности по собиранию, исследованию, оценке и использованию доказательств. Но эта цель не может быть иной. Она конкретна, объективна и понятна каждому юристу, а потому прагматична и «технологична». Цель предопределяет всю структуру, а за ней и содержание методик расследования. Ясное понимание общей для всех цели обеспечивает принятие субъектами расследования обоснованных и скоординированных процессуальных и иных решений.

Причем в конструкции конкретной методики данная цель может быть детализирована, разделена на составляющие. Досудебное и судебное производство по любому уголовному делу изобилует правовыми решениями. Кроме основных и решающих, таких, как направление дела в суд, провозглашение приговора, прекращение уголовного дела и уголовного преследования, существует целый комплекс иных, не всегда результирующих, но от того не менее значимых уголовно-процессуальных решений: задержание, заключение под стражу, предъявление обвинения, отстранение обвиняемого от занимаемой должности и т.д. Конкретная методика не вправе обойти этот комплекс своим вниманием. Общая цель должна охватывать необходимость формирования доказательственной базы для этих и других процессуальных решений.

И еще одно соображение: нельзя не отметить то обстоятельство, что сам по себе отказ от истины в качестве единственной цели расследования может кем-то расцениваться как нарушение этических норм, действующих в различных сферах государственной службы. В этих нормах, хотя прямо и не упоминается об истине как об этической категории, но в ранг безусловного требования к государственным служащим возводятся объективность, справедливость, честность, следование духовным и нравственным ценностям[10]. Можно долго спорить по поводу соотношения этих категорий с категорией истины. Однако, во-первых, мы не ратуем за полный отказ от практической цели - достижения истины.

Во-вторых, предметом изучения является не только цель расследования, но и цель в структуре конкретных криминалистических методик как совокупности рекомендаций по расследованию и доказыванию. Если для первого необходимость достижения истины как цели вряд ли можно поставить под сомнение, то во втором случае собирание, проверка и оценка минимальной совокупности (системы) доказательств, необходимых для оправдания уголовно-процессуальных решений, - является основной функциональной целью конкретных методик расследования.
1.3. Субъекты стадии предварительного расследования и взаимодействие между ними
Под субъектами расследования понимаются: следователь, дознаватель, сотрудник органа дознания, осуществляющего ОРД, прокурор, начальник следственного отдела.

Библиография, касающаяся участников уголовного судопроизводства, не столь богата, если иметь в виду общесистемные работы, но весьма обширна, если иметь в виду работы по статусу отдельных субъектов - участников судопроизводства: следователя[11], прокурора[12], защитника[13], обвиняемого и др.[14]. Но ситуация в уголовно-процессуальной науке в настоящее время радикально изменилась. Во-первых, Конституция России подняла на высший нормативный уровень ряд положений, связанных с обвинением и доказыванием. К ним относятся:

1) неприкосновенность частной жизни (ст. ст. 23, 24 Конституции РФ);

2) состязательность и равноправие сторон (ст. 123);

3) презумпция невиновности;

4) освобождение обвиняемого от обязанности доказывания;

5) толкование неустранимых сомнений в пользу обвиняемого (ст. 49);

6) недопустимость доказательств, полученных с нарушением закона (ст. 50);

7) привилегия против самообвинения;

8) свидетельский иммунитет (ст. 51).

Во-вторых, по выражению профессора В.П. Божьева, «тихая революция» Конституционного Суда РФ подготовила основные условия для открытого (гласного) и официального распределения функций в уголовном процессе[15]:

1) функция прокурора - доказать обвинение или отказаться от него;

2) функция защитника - представить оправдательные доказательства или доказательства, смягчающие вину;

3) функция суда - быть правовым арбитром в достижении целей каждой из сторон.

В-третьих, структура УПК РФ в значительной степени отражает переход от смешанного к состязательному типу уголовного судопроизводства. Достаточно привести название главы 6 УПК РФ: «Участники уголовного судопроизводства со стороны обвинения»[16]. К этой стороне отнесены не только прокурор, но и следователь, и дознаватель. Становится понятным: если субъекты расследования имеют претензии на получение должного результата (системы обвинительных доказательств), то они обречены на взаимодействие. Существенный признак взаимодействия субъектов расследования состоит в том, что при решении комплексных вопросов сочетаются разные виды деятельности. Лишь при соблюдении этого условия результат совместной деятельности как нечто целое оказывается больше суммы его частей.

Эффект взаимодействия возникает тогда, когда взаимодействующие стороны для решения общей задачи используют различные приемы, способы, средства и методы индивидуальной работы.

Так, для выявления и расследования вымогательства взятки в ситуации обращения взяткодателя с заявлением в правоохранительные органы оперуполномоченные - субъекты ОРД проводят оперативный эксперимент с применением аудиозаписи (п. 14 ч. 1 и ч. 3 ст. 6 Закона «Об ОРД») с целью задержания взяточника с поличным; затем следователь принимает дело к своему производству, производит личный обыск, допрос подозреваемого и взяткодателя, приобщает к делу вещественные доказательства - предмет взятки, кассету с аудиозаписью и т.д.; эксперт проводит экспертизу пленки и фонограммы и готовит заключение.

Суммированный (если не сказать - умноженный) результат недостижим для индивидуальной работы каждой из сторон взаимодействия. Недостижим принципиально потому, что каждый участник этого высшего и наиболее сложного типа кооперации применяет в своей работе такие приемы, методы и средства, которые недоступны любому другому партнеру по взаимодействию. В противном случае можно говорить лишь о разделении труда, т.е. об организационном эффекте.

К сожалению, приходится констатировать, что многие методики расследования не учитывают этих важных и очевидных, казалось бы, обстоятельств. Большая часть криминалистических методических рекомендаций, опубликованных в открытой печати, предназначены как бы адресно только отдельным субъектам методики. Как правило, речь идет либо о следователе, либо о сотруднике органа, осуществляющего ОРД. Так, в методиках «для следователей» достаточно подробно описываются рекомендации по проведению следственных и иных процессуальных действий, назначению экспертиз и т.д. В отношении оперативно-розыскных мероприятий часто отмечаются лишь рекомендации самого общего характера: «поручить ОРМ с целью установления личности...», «поручить произвести поквартирный обход...» и т.п. Редко в опубликованных методиках можно обнаружить рекомендации по осуществлению тактических операций (комбинаций), проводимых в большинстве случаев именно во взаимодействии субъектов методики. Как отмечает В.И. Шиканов, данная форма сотрудничества (тактическая операция) предполагает четкое разграничение полномочий следователя и органа дознания и вместе с тем установление надлежащих контактов в их деятельности. «Эти два взаимосвязанных аспекта постоянно должны находится в поле зрения криминалистов...»[17]. К сожалению, в поле зрения криминалистов - разработчиков методик эти аспекты попадают не часто.

Таким образом, крайне важно в процессе разработки конкретной методики учитывать, что ее потребителями должны быть все названные субъекты. При том рекомендации должны охватывать наиболее эффективные по делам данной категории формы и методы взаимодействия, в частности такие, как работа в следственной, следственно-оперативной группе, совместное производство следственных и иных процессуальных действий, проведение тактических операций и др.

Не менее важным атрибутом взаимодействия субъектов методики расследования должно быть согласование его участников времени, места и формы закрепления результатов индивидуальной и общей работы. Речь идет о том, чтобы исходная информация и промежуточные результаты взаимодействия поступали в нужное место, своевременно и в должной форме. Примером рассогласования может быть ситуация, когда сотрудники органа дознания в рамках проведения упомянутого оперативного эксперимента по изобличению взяточника, допускают нарушения требований Закона «Об ОРД» (несоблюдение оснований и условий проведения ОРМ[18] и т.п.), ненадлежащим образом представляют результаты ОРД следователю[19]. В результате полученные данные после их проверки и оценки не могут быть процессуально легализованы в качестве полноценных доказательств. Нет допустимых доказательств - не достижима общая цель расследования (цель методики). Этот отрицательный результат должен быть одинаково неприемлем для всех участников взаимодействия, а не только для следователя, начальника следственного отдела и прокурора, чья «головная боль» о допустимости доказательств, особенно в судебной стадии, часто непонятна и чужда оперативным работникам, экспертам, специалистам.

Итак, каждый участник взаимодействия должен соотносить результаты своей деятельности с конечной целью - созданием полноценной доказательственной базы. От этого должна зависеть оценка его усилий, а в конечном итоге - достижений всех участников взаимодействия.

В этой связи следует упомянуть об еще более актуальной проблеме криминалистической деятельности. Одной из причин, снижающих эффективность взаимодействия, является то, что следователи, руководствуясь в своей деятельности в основном УПК РФ, недостаточно хорошо знают положения других законов (Закона «Об ОРД», Закона «О милиции»)[20]. Аналогичное утверждение уместно и по отношению к другим субъектам расследования. Так, сотрудники органа дознания часто не знакомы с положениями уголовно-процессуального закона, Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» и др. Последствия перекрестной некомпетентности очевидны и хорошо известны. Разработчики конкретных методик должны учитывать данное обстоятельство и снабжать рекомендации если не выдержками из законодательства, то по меньшей мере ссылками на него, на подзаконные нормативные акты, разъяснения и комментарии. При этом следует обращать внимание на те нормативные источники, которые, с одной стороны, имеют важное значение для расследования, с другой стороны, в рамках специального исследования (опрос, анкетирование) выясняется, что большая часть субъектов-исполнителей плохо ориентируется в вопросе. Так, специальное исследование[21] показало, что менее 10% опрошенных следователей знакомы с положениями вышеупомянутой Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю, прокурору или в суд от 13.05.1998. Однако и среди оперативных работников нашлись немногие, кто был знаком с Инструкцией. Вряд ли нужно отмечать важность этого ведомственного нормативного акта для успешного расследования, в особенности для трансформации результатов ОРД в доброкачественные доказательства. В результате менее 5% изученных нами уголовных дел содержат данные, полученные в результате проведения ОРМ, которые затем были бы признаны судом допустимыми доказательствами.

Суммируя сказанное, понятие взаимодействия основных субъектов методики расследования формулируется как объективно необходимая, координируемая по времени, форме и результатам, согласованная по промежуточным задачам и конечной цели совместная деятельность следователя, прокурора, дознавателя, органа дознания, являющихся носителями различных процессуальных и профессиональных функций. Это определение предлагается в качестве обоснования включения в информационную базу конкретных методик данных о взаимодействии субъектов расследования.

При этом утверждается зависимость результатов взаимодействия от степени реализации основных принципов. Один из них - принцип руководящей роли следователя. Как известно, следователь - центральная фигура в расследовании. Именно следователь формулирует задачи для возглавляемой им следственной группы, органа дознания, специалиста и эксперта. Именно он (в стадии предварительного следствия) наделен правом проверки и оценки результатов, как отдельных действий, так и общих результатов взаимодействия. Закономерно, что следователь, обладающий максимальным процессуальным и организационным статусом, должен являться формальным и фактическим руководителем процесса взаимодействия в ходе собирания, проверки и оценки доказательств.

Между тем следователь, в отличие от руководителей, осуществляющих ведомственный контроль, обладает меньшим набором рычагов управления. Дело в том, что ни один из участников взаимодействия по отношению к нему не находится в служебной зависимости. Между ними существует только два вида связи: процессуальная и функциональная. Причем в тактическом плане большее значение имеют функциональные отношения, т.е. связь в виде рекомендаций, советов, консультаций, на основе общности целей и т.д.

Сказанное означает, что внимание разработчика методики к фигуре следователя как субъекта расследования должно быть особым. Представляется, что внимание это должно проявляться, кроме прочего, в формулировке рекомендаций по созданию и руководству следственной (следственно-оперативной) группой, в том числе по правилам ее комплектования, по распределению обязанностей, техническому и информационному оснащению, совместному планированию, психологическим аспектам взаимодействия и т.д. «В ход пойдут» данные различных наук и отраслей знаний: психология, социология, наука управления и др. Так, по мнению Г.Г. Зуйкова, в содержание науки управления входит исследование внутриорганизационной деятельности следственных аппаратов, включающей в себя подготовку и принятие управленческих решений, управление нижестоящими аппаратами, организацию профилактической работы, взаимодействия с другими органами и общественными организациями, планирование, кадровое обеспечение и т.п.[22]

Изложенное полностью применимо и в отношении использования данных этой науки в формировании рекомендаций для следователя как процессуального и функционального руководителя расследования - основного субъекта базовой методики расследования.

Принцип предметности взаимодействия участников расследования выражает идею о том, что сочетание различных видов деятельности должно возникать по конкретному поводу и на конкретных основаниях. Поводом для возникновения, изменения и прекращения взаимодействия служит исходная следовая информация, которая, как правило, поступает органу дознания и следователю. Последующий ее анализ предполагает оценку признаков преступлений, прогноз основных элементов деятельности возможных преступников и формирование вопросов, связанных с доказыванием и проверкой допустимости, относимости, достоверности и достаточности доказательств. Исходя из характера поставленных задач, принимается то или иное решение о взаимодействии с определенными специалистами, экспертами, прокурорами, работниками органа дознания и др. В случае, если задачи доказывания не являются комплексными, т.е. такие, которые не требуют использования специальных знаний, то предмет для взаимодействия отсутствует - нет оснований. Однако, например, в практике расследования должностных преступлений, преступлений в сфере экономической деятельности подавляющее большинство задач - комплексные. Отсюда закономерно, что предмет и основания для взаимодействия объективно существуют.

Такое утверждение представляется особо важным. Во-первых, постановка вопросов и обстоятельств, подлежащих установлению и доказыванию, теснейшим образом связана с версиями о механизме и условиях следообразования предполагаемого способа действия преступников. Это означает, что волюнтаристические вопросы могут быть сформулированы либо по незнанию, либо сознательно (небрежно)[23]. Во-вторых, содержанием информационной основы для формулирования вопросов являются следы, а точнее версионный прогноз их наличия, вида и характера. Но в данном случае сохраняет силу закономерность: любой вид следов-отображений (показания живых людей, документы, предметы и вещества) может служить объектом комплексного исследования. Например, товарно-транспортные накладные могут содержать (и содержат) различные по характеру информационные поля (даются в порядке очередности их изучения): дактилоскопическое, товароведческое, бухгалтерское, технологическое, графическое, трассологическое, физико-химическое и химико-биологическое.

Таким образом, основания для взаимодействия участников расследования обусловлены, как минимум, с одной стороны, видом следов, а с другой - их характером. Бесспорность этих рассуждений очевидна лишь с формальной точки зрения. Предметом взаимодействия практически выступает не комплексный вопрос вообще, а задача, состоящая из комплекса обстоятельств, подлежащих доказыванию в ходе расследования. В противном случае взаимодействие будет лишь формой без содержания и цели. Практика, к сожалению, дает немало таких примеров. Скажем, экспертизы назначают, руководствуясь не действительной необходимостью решить конкретные исходные или промежуточные вопросы доказывания, а со ссылкой на требования прокурора, на аналогию, в основе которой - «смутный прецедент» по делам аналогичной категории.

Сказанного достаточно для уяснения принципа предметности взаимодействия участников расследования. Именно этот принцип причинно влияет на: а) время возникновения и свертывания взаимодействия; б) количество и состав взаимодействующих сторон; в) динамику и структуру рассматриваемого явления; г) содержание и форму этого процесса.

Между тем практика очень часто демонстрирует игнорирование правоохранителями самой необходимости предметного, многофункционального взаимодействия. Так, основными поводами для создания межведомственной следственно-оперативной группы (если не считать региональных постоянно действующих групп) являются:

- тяжесть совершенного преступления;

- сложность и многоэпизодность выявленных преступлений;

- общественная значимость совершенных посягательств, установленный кем-то из высокого руководства «личный контроль» за расследованием данного дела;

- очевидная неэффективность уголовного преследования, «развал» уголовного дела в период его расследования предшествующим составом следственной группы. Причем, как известно, если уголовное дело «загублено» с самого начала, то «спасти» его удается крайне редко.

Характерно то, что сила воздействия двух последних факторов бывает решающей и, в то же время, именно в этих случаях чаще всего наблюдается наименьший эффект. Большинство групп создаются как бы вынужденно, в качестве последнего, часто запоздалого аргумента в борьбе с конкретным преступным посягательством.

Нетрудно отметить недостатки, предопределяемые таким подходом к созданию МСОГ. Формируемые без всестороннего обоснования принципа предметности, без учета требований своевременности, внезапности проведения комплексов мероприятий и т.д., эти группы часто функционируют только на бумаге либо демонстрируют несогласованность и неоперативность деятельности, заорганизованность и неустойчивость состава и т.д. Таким образом, налицо отсутствие взаимодействия в предлагаемом понимании.

Именно разработчики методик должны взять на себя определенную долю ответственности[24] за подготовку рекомендаций по надлежащему взаимодействию субъектов расследования.

Такого рода рекомендации должны ориентировать пользователей, как минимум, на оптимальное и своевременное решение следующих вопросов:

1) когда и при каких условиях возникает необходимость во взаимодействии по конкретной категории дел, когда эта необходимость отпадает и в какой части;

2) каково рекомендуемое количество и состав взаимодействующих сторон, в частности представители каких правоохранительных ведомств (экспертных учреждений), специалисты должны участвовать в расследовании;

3) в какой форме предпочтительнее реализовать взаимодействие (СОГ, МСОГ, совместное участие в следственных действиях, комплексные экспертизы и т.п.);

4) на каких направлениях следует сконцентрировать усилия тех или иных участников взаимодействия, например, по какому принципу распределять работу членов МСОГ: зональному, линейному, персональному, смешанному и т.п.;

5) в каких формах и в каких пределах обеспечивать обмен информацией между участниками взаимодействия, как организовывать совместное планирование;

6) каким образом на уровне взаимодействия предупредить, пресечь утечку информации, как нейтрализовать и предупреждать иные акты противодействия расследованию в целом и по каждому субъекту взаимодействия в частности и др.

Суммируя изложенное, следует признать, что рекомендации из числа тех, что мы предлагаем внедрять, не являются типичными ни для практической деятельности, ни для содержания современных методик расследования преступлений. Более того, процесс подготовки таких рекомендаций неизбежно столкнется с серьезными трудностями теоретического и методологического порядка. Что ж, перспективы для дальнейших исследований довольно широки. Во всяком случае, пришло время согласится с тем, что «...так называемые рекомендации практики уже невозможно строить, лишь обобщая саму практику, снимая ее видимый опыт»[25].


Глава 2. Характеристика процессуальной регламентации стадии предварительного расследования
2.1. Начальный момент стадии предварительного расследования
В теории уголовного процесса к вопросу о начале предварительного расследования нет единого подхода. Длительное время была распространена точка зрения, согласно которой началом уголовного преследования считалось появление в уголовном деле процессуальной фигуры обвиняемого. Наиболее последовательным в этом плане был М. Строгович, который утверждал, что «уголовное преследование начинается и ведется только в отношении определенного лица, обвиняемого в совершении преступления», следовательно, «актом возбуждения уголовного преследования является акт привлечения определенного лица к делу в качестве обвиняемого»[26].

При этом уголовное преследование напрямую связывалось с осуществлением функции защиты. Считалось, что если «ведется уголовное преследование, то ведется и защита», что функция защиты не может осуществляться до привлечения в качестве обвиняемого.

В последующем с развитием демократических начал в жизни общества и государства, направленных на обеспечение прав и свобод граждан, в том числе вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства, ученые-процессуалисты, занимающиеся этой проблемой, постепенно стали «передвигать» начальный момент уголовного преследования к началу производства предварительного расследования.

А. Соловьев и Н. Якубович, например, «доводят» момент начала уголовного преследования до проведения первого процессуального действия, связанного с применением процессуального принуждения, ограничивающего конституционные права граждан. В то же время они указывают, что «функция уголовного преследования реализуется также при возбуждении уголовного дела против конкретного лица»[27].

Анализ позиций ученых позволяет выявить одно объединяющее их начало. Все они связывают начальный момент уголовного преследования с появлением в уголовном деле лица, предположительно виновного в совершении конкретного преступления, по факту которого и возбуждено уголовное дело.

Уместно в связи с этим рассмотреть этимологическое значение понятия «преследование». Дело в том, что в уголовном процессе многие термины не соответствуют тому пониманию, которое придается ему на обыденном уровне. К примеру, «бытовое» понимание «обвиняемого» не всегда совпадает с уголовно-процессуальной интерпретацией этого понятия.

Аналогично сложилась ситуация с термином «уголовное преследование», ключевое значение в котором имеет последнее слово. Исследователи этого правового явления вслед за филологами применяют слово «преследовать» в значении «следовать, гнаться за кем-нибудь с целью поимки». Хотя в толковом словаре дается и другое значение - «стремиться к чему-нибудь (к примеру, преследовать свои цели; преследовать благородные задачи)».

Представляется, что применительно к уголовному процессу слово «преследовать» («преследование») надлежит понимать не в значении «гнаться за кем-нибудь с целью поимки», а в значении - «следовать», «идти по следу», «стремиться к установлению истины и изобличению лица, совершившего преступление». Поскольку конечная цель преследования в этом случае - привлечение лица к уголовной ответственности, то обоснованно используется термин не просто «преследование», а «уголовное преследование»[28].

При таком подходе не возникнет вопроса о том, с какого момента необходимо приступать к преследованию. Начать двигаться «по следу», т.е. приступить к установлению события преступления и изобличению преступника, необходимо сразу, когда в компетентный орган поступит информация (повод к возбуждению уголовного дела) о совершенном или готовящемся преступлении.

Такой вывод в целом согласуется с позицией современного законодателя. В ст. 21 УПК РФ закреплено, что прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель принимают меры по установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в совершении преступления, в каждом случае обнаружения признаков преступления.

К сожалению, новый УПК содержит много противоречий. Одно из них наглядно проявляется при сопоставлении указанной нормы с п. 55 ст. 5, в котором дано понятие уголовного преследования. Так, если ст. 21 обязывает прокурора и других названных в ней должностных лиц приступить к уголовному преследованию «в каждом случае обнаружения признаков преступления», то в п. 55 ст. 5 говорится, что «уголовное преследование - это... деятельность... в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого...». В то время как предельно ясно, что в момент обнаружения признаков преступления не всегда известно, кем оно совершено. Тем более уголовно-процессуальный закон четко прописывает момент появления в деле таких участников, как «подозреваемый» и «обвиняемый». В силу изложенного можно предположить, что это противоречие следует устранить путем приведения п. 55 ст. 5 в соответствие со ст. 21 УПК таким, например, образом: «Уголовное преследование - процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях установления события преступления, изобличения лица или лиц, виновных в совершении преступления».

В развитие этого суждения следует обратить внимание еще на одно важное обстоятельство. В соответствии с действующим законодательством (ст. 140 УПК) возбуждение уголовного дела возможно только при наличии повода и основания к тому. В ч. 2 ст. 140 как раз говорится о том, что «основанием для возбуждения уголовного дела является наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления». В то время как в ч. 2 ст. 21 речь не идет об установлении «достаточных данных» для осуществления уголовного преследования. Для начала этой деятельности (уголовного преследования), в силу требований закона, достаточно обнаружения признаков преступления, которые, отметим, содержатся в поводе для возбуждения уголовного дела.

Отношения, складывающиеся в процессе осуществления уголовного преследования, по своей природе являются уголовно-процессуальными. В теории высказан ряд суждений о моменте возникновения уголовно-процессуальных отношений. В этом вопросе я разделяю позицию авторов, считающих, что юридическим фактом, порождающим уголовно-процессуальные отношения, является не решение о возбуждении дела, а более ранний факт - поступление сведений о совершенном или готовящемся преступлении.

Таким образом, изложенное позволяет заключить, что начальным моментом уголовного преследования является обнаружение прокурором и иными должностными лицами, указанными в законе, признаков преступления и этот момент совпадает с возникновением уголовно-процессуальных отношений[29].

Вопрос о том, с какого момента начинается уголовное преследование и какие процессуальные действия охватывает это понятие, - не только теоретический, как это может показаться на первый взгляд. Он имеет принципиальное значение и для практики уголовного судопроизводства.

В связи с предлагаемым решением вопроса о начальном моменте уголовного преследования возникает необходимость рассмотреть вопрос о соотношении «уголовного преследования» с «расследованием преступлений» на этапе досудебного производства.

Во время действия УПК РСФСР предварительное расследование преступлений считалось самостоятельной уголовно-процессуальной функцией наряду с уголовным преследованием. В юридической литературе выделялись такие варианты соотношения этих правовых явлений[30]:

1) понятие «расследование» шире, чем понятие «уголовное преследование», так как расследование имеет место и до момента появления в деле процессуальной фигуры подозреваемого или обвиняемого;

2) эти понятия совпадают - в том случае, когда уголовное дело возбуждается в отношении конкретного подозреваемого.

Наш подход к рассматриваемой проблеме с позиции современной правовой мысли и развития законодательства позволяет определить уголовное преследование на этапе досудебного производства как понятие более широкое, чем предварительное расследование. В соответствии с действующим уголовно-процессуальным законом предварительное расследование начинается с момента возбуждения уголовного дела (ст. 156 УПК) и заканчивается либо вынесением постановления о прекращении дела (ст. 213), либо составлением обвинительного заключения (ст. 215) или обвинительного акта (ст. 225). Однако современное досудебное производство, помимо стадии предварительного расследования, включает и стадию возбуждения уголовного дела, которая начинается с момента поступления информации в компетентный орган о совершенном или готовящемся преступлении.

Выше уже приводились в обоснование своей позиции положения ч. 2 ст. 21 УПК РФ. Попытаемся усилить аргументацию ссылкой и на другие нормы уголовно-процессуального права. При этом будем исходить из того, что нормы, регулирующие деятельность по осуществлению уголовного преследования, могут быть выражены не только в виде правил поведения, но и отправного установления. К числу последних можно отнести нормы, изложенные в ст. 5 УПК РФ. Хотя они непосредственно не регулируют поведение субъектов уголовного преследования, было бы неверно отрицать их значение для возникновения и развития уголовно-процессуальных правовых отношений.

В подтверждение сказанного приведем норму, изложенную в ст. 5 п. 38 УПК, которая раскрывает понятие «розыскные меры», понимая под ними «меры, принимаемые дознавателем, следователем, а также органом дознания по поручению дознавателя или следователя для установления лица, подозреваемого в совершении преступления». Заметим, речь в этой норме идет не о процессуальной фигуре подозреваемого, а о лице, только заподозренном в совершении преступления, но еще не переведенном в статус соответствующего участника уголовного судопроизводства, поскольку не составлены соответствующие процессуальные документы. Представляется, что приведенное определение позволяет отнести «розыскные меры» к понятию уголовного преследования.

Суждение о том, что законодатель связывает возможность начала деятельности по осуществлению уголовного преследования не только с моментом возбуждения уголовного дела, а с более ранним юридическим фактом, следует из нормы, изложенной в п. 15 ст. 5 УПК. В ней дается понятие термина «момент фактического задержания», под которым понимается момент фактического лишения свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления.

Из приведенных примеров следует, что уголовное преследование, как деятельность по изобличению лица, виновного в совершении преступления, включает (должна включать) и оперативно-розыскную деятельность органа дознания по установлению события преступления и выявлению основания для возбуждения уголовного дела.

Таким образом, можно заключить, что современный законодатель значительно расширил границы уголовного преследования, выведя деятельность по его осуществлению за рамки предварительного расследования. Поэтому, говоря о соотношении «уголовного преследования» и «расследования преступлений», можно сделать вывод, что, в соответствии с действующим уголовно-процессуальным законодательством, уголовное преследование по своему содержанию шире понятия «расследование преступлений», так как оно помимо производства предварительного расследования включает в себя действия по установлению основания для возбуждения уголовного дела.

Так, например