Реферат Время Петровских реформ
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Время Петровских реформ
План
| 1 | Россия перед началом реформ | Стр. 2 |
| 2 | Причины приверженности Петра I всему европейскому | Стр. 9 |
| 3 | Сущность европеизации | Стр. 13 |
| 4 | Оценки преобразований Петра | Стр. 21 |
| 5 | Список литературы | Стр. 24 |
Россия перед началом реформ
Россия в XVII веке, перед эпохой преобразования, представляет нам на огромном пространстве небольшое число городов с поразительно ничтожным количеством промышленного народонаселения: эти города не иное что, как большие огороженные села, крепости, имеющие более военное значение, чем промышленное и торговое; они удалены друг от друга обширностью расстояний и чрезвычайной трудностью сообщений, особенно весной и осенью. Таким образом, Россия в своей древней истории представляла страну преимущественно сельскую, земледельческую, а такие страны необходимо бывают бедны и развиваются чрезвычайно медленно. Но подле этого главного неблагоприятного условия видим еще другие. Россия есть громадное континентальное государство, не защищенное природными границами, открытое с востока, юга и запада. Русское государство основалось в той стране, которая до него не знала истории, в стране, где господствовали дикие, кочевые орды, в стране, которая служила широкою открытою дорогою для бичей Божиих, для диких народов Средней Азии, стремившихся на опустошение Европы. Основанное в такой стране, русское государство изначала осуждалось на постоянную черную работу, на постоянную тяжкую изнурительную борьбу с жителями степей. Вскоре после основания государства четвертый русский князь, самый храбрый, погибает от кочевых хищников, из черепа Святославова пьет вино печенежский князь, и только в конце XVII века, в конце нашей древней истории, русское государство успело выговорить освобождение от посылки постоянных обязательных даров крымскому хану, т. е. попросту дани. Но едва только Россия начала справляться с Востоком, как на западе явились враги более опасные по своим средствам. Наша многострадальная Москва, основанная в средине земли русской и собравшая землю, должна была защищать ее с двух сторон, с запада и востока, боронить от латинства и бесерменства, по старинному выражению, и должна была принимать беды с двух сторон: горела от татарина, горела от поляка. Таким образом, бедный, разбросанный на огромных пространствах народ должен был постоянно с неимоверным трудом собирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую копейку, чтоб избавиться от врагов, грозивших со всех сторон, чтоб сохранить главное благо - народную независимость; бедная средствами сельская земледельческая страна должна была постоянно содержать большое войско.
Кому неизвестно, что образование и содержание войска составляет важный, жизненный вопрос для каждого, а особенно континентального государства. При самом зарождении государства этот вопрос уже является с своим важным, определяющим другие отношения значением. Основывается ли государство, начинается ли историческая жизнь в народе посредством завоевания или посредством внутреннего движения, все равно мы видим здесь разделение народа на две части, вооруженную и невооруженную, и определение отношений между ними составляет одну из главных забот народной жизни. В государствах первобытных, сельских, земледельческих отношения определяются просто и тяжело для невооруженной части народонаселения: оно должно непосредственно содержать, кормить вооруженную часть; земля находится во владении вооруженного класса и обрабатывается рабствующим, прикрепленным к земле сельским народонаселением. При благоприятных условиях географических и других государство начинает мало-помалу терять земледельческий характер, начинается торговое и промышленное движение; деньги, недвижимая собственность начинает получать все более и более значения; город богатеет, богатеет вообще народ, народонаселение увеличивается, и естественно приготовляется переход от крепостного труда к вольнонаемному. В то же время богатеет и правительство, увеличиваются его средства, денежные средства: прежде оно должно было довольствоваться помощью вооруженного сословия, бывшего вместе и высшим землевладельческим сословием, которое затрудняло правительство известными условиями, например воин на Западе имел право не оставаться в походе долее известного срока. Теперь у правительства есть деньги, есть средства нанять войско для достижения своих целей, и являются наемные войска; наконец, дальнейшее усиление финансовых средств правительства дает ему возможность избегать невыгод и наемных войск и завести свое постоянное войско, которое бы всегда находилось в его распоряжении и которое бы народ содержал, кормил не непосредственно своими трудами, но посредством денег, уплачиваемых правительству в виде податей. Таким образом, появление постоянного войска есть ясный признак экономического переворота в народной жизни, промышленного и торгового развития, появления имущества движимого, денег подле недвижимого, земли, - признак, который естественно и необходимо совпадает с другим признаком - освобождением земледельческого сословия, появлением вольнонаемного труда вместо обязательного, крепостного. Город, разбогатев, освобождает село, ибо в организме народном все органы находятся в тесной связи, усиление или упадок одного отзывается на усилении или упадке другого.
Так было на Западе. Обратимся на восток. Законы развития одни и те же и здесь, и там; разница происходит от более или менее благоприятных условий, ускоряющих или замедляющих развитие. На востоке, в нашей России, мы имеем дело с государством бедным, земледельческим, без развития города, без сильного промышленного и торгового движения, государством громадным, но с малым народонаселением, государством, которое постоянно должно было вести тяжелую борьбу с соседями, борьбу не наступательную, но оборонительную, причем отстаивалось не материальное благосостояние (не избалованы были им наши предки!), но независимость страны, свобода жителей, потому что как скоро не поспеет русское войско выйти к берегам Оки сторожить татар, даст им где-нибудь прорваться, то восточные магометанские рынки наполняются русскими рабами. Государство бедное, мало населенное и должно содержать большое войско для защиты растянутых на длиннейшем протяжении и открытых границ. Понятно, что мы должны здесь встретиться с обычным в земледельческих государствах явлением: вооруженное сословие, войско, непосредственно кормится на счет невооруженного. Бедное государство, но обязанное содержать большое войско, не имея денег вследствие промышленной и торговой неразвитости, раздает военным служилым людям земли. Но земля для землевладельца не имеет значения без земледельца, без работника, а его-то и недостает; рабочие руки дороги, за них идет борьба между землевладельцами: работников переманивают землевладельцы, которые побогаче, вотчинники, монастыри большими выгодами переманивают к себе работников от землевладельцев, которые победнее, от мелких помещиков, которые не могут дать выгодных условий, и бедный землевладелец, не имея работника, лишается возможности кормиться с земли своей, лишается возможности служить, являться по первому требованию государства в должном виде, на коне, с известным числом людей и в достаточном вооружении, конен, люден и оружен. Что тут делать? Главная потребность государства - иметь наготове войско, но воин отказывается служить, не выходит в поход, потому что ему нечем жить, нечем вооружиться, у него есть земля, но нет работников. И вот единственным средством удовлетворения этой главной потребности страны найдено прикрепление крестьян, чтоб они не уходили с земель бедных помещиков, не переманивались богатыми, чтобы служилый человек имел всегда работника на своей земле, всегда имел средство быть готовым к выступлению в поход.
Долго иностранцы, а за ними и русские изумлялись и глумились над этим явлением: как это случилось, что в то самое время, как в Западной Европе крепостное право исчезало, в России оно вводилось? Теперь наука показывает нам ясно, как это случилось:
в Западной Европе благодаря ее выгодному положению усилилась промышленная и торговая деятельность, односторонность в экономической жизни, господство недвижимой собственности, земли, исчезла, подле нее явилась собственность движимая, деньги, увеличилось народонаселение, разбогател город и освободил село. А на востоке образовалось государство при самых невыгодных условиях, с громадною областью и малым народонаселением, нуждающееся в большом войске, заставляемое быть военным, хотя вовсе не воинственное, вовсе без завоевательных стремлений, имеющее в виду только постоянную защиту своей независимости и свободы своего народонаселения, государство бедное, земледельческое, и как только отношения в нем между частями народонаселения начали определяться по главным потребностям народной и государственной жизни, то оно и представило известное в подобных государствах явление: вооруженная часть народонаселения кормится непосредственно за счет невооруженной, владеет землею, на которой невооруженный человек является крепостным работником. И разве во всех государствах Европы крепостная зависимость сельского народонаселения исчезла вдруг и давно? В государствах Средней Европы она продолжалась до настоящего века, и причина тому заключалась в медленности экономического развития.
Развитие промышленное и торговое ведет к развитию умственному чрез расширение сферы наблюдения, чрез усиление жизни международной. Научное движение при этом необходимо, и мы видим, что в эпоху открытий географических, в эпоху усиления торговой и промышленной деятельности в странах, наиболее отличающихся этою деятельностию, является и сильная работа мысли над памятниками, оставленными древним греко-римским миром, влиянию которых так подчинились западноевропейские народы и под этим влиянием совершили переход из своей древней истории в новую, из возраста чувства в возраст мысли, проще сказать, отдались в ученье грекам и римлянам, прошли школу под их руководством, и эта школа надолго, можно сказать навсегда, оставила глубокие следы, точно так же как глубокие следы оставляет школа в каждом человеке, способном принимать и переваривать духовную пищу. В этой-то греко-римской школе при возбуждении мысли посредством нее западноевропейские народы прежде всего отнеслись с вопросом и допросом к отношениям, которые были результатом начала, господствовавшего в их древней истории, чувства, религиозного чувства. И следствием этого допроса расправившей свои крылья мысли результатам чувства, следствием столкновения двух начал, делящих между собою историю народов, следствием столкновения мысли и чувства было религиозное протестантское движение, обхватившее всю Западную Европу и поведшее всюду к такой продолжительной и кровавой борьбе.
И у нас в России переход из древней истории в новую совершился по общим законам народной жизни, но и с известными особенностями вследствие различия условий, в которых проходила жизнь нашего и западноевропейских народов. На Западе известное экономическое движение началось давно и шло постепенно, что и не давало ему значения новизны, особенно поражающего внимание, дающего господство явлению. Самым сильным и поражающим своею новизною движением было движение в области мысли, в области науки и литературы, перешедшее немедленно в область религиозную, в область церковных и церковно-государственных отношений; здесь новое, протестуя против старого, противопоставляя ему себя, необходимо вызывало борьбу, и борьбу самую сильную, борьбу религиозную, которая делит Европу на два враждебные лагеря. Эта-то борьба и стала на первом плане, отстранив все другие интересы на второй. У нас в России в эпоху преобразования, т. е. при переходе народа из своей древней истории в новую, экономическое движение оставалось на первом плане.
По указанным выше неблагоприятным условиям у нас экономическое развитие было задержано, но движение государственной и народной жизни не останавливалось, ибо все яснее и яснее становилось сознание необходимости вывести страну на новый путь, все яснее и яснее становилось сознание средств этого вывода; и как скоро сознание окончательно уяснилось, то народ должен был вдруг ринуться на новую дорогу, ибо разлад между сознанием того, что должно быть, и действительностию возможен у отдельного человека и целого народа только при условии крайней слабости воли, одряхления, но таким не был русский народ в описываемое время. Экономический переворот как удовлетворяющий главной народной потребности становился на первый план и как совершившийся вдруг тем сильнее давал себя чувствовать. В организме государственном нельзя дотронуться до одного органа, не коснувшись в то же время и других, и вот причина, почему вместе с экономическим преобразованием шло и множество других, но эти последние находились в служебном отношении к первому. Не забудем и того, что Россия совершила свой переход из древней истории в новую двумя веками позже, чем совершили это западноевропейские народы; следовательно, между этими народами, в общество которых вступил народ русский, многое уже должно было измениться.
Действительно, религиозное движение здесь успокоилось и на первом плане стоял также вопрос экономический. Вспомним, что на Западе это время было временем Людовика XIV, который дал Франции первенствующую роль в Западной Европе, но в конце его царствования Франция потеряла первенствующее значение. Это происходило оттого, что вначале знаменитый министр Людовика Кольбер произвел экономическое движение, экономический переворот во Франции, давший королю большие финансовые средства, но потом король позволил себе истощить их. От какой же мысли пошел Кольбер? Морские державы - Голландия и Англия - разбогатели посредством сильного промышленного и торгового движения; чтоб дать Франции возможность разбогатеть наравне с Англиею и Голландией?, надобно сделать ее морскою державою, возбудив в ней сильное промышленное и торговое движение, что и было сделано. Тут, следовательно, Кольбер шел от факта, совершившегося у всех перед глазами, от сравнения положения морских держав с положением континентальных, от верного понимания причин различия в этом положении, ибо не понять было трудно. От того же факта, от того же сравнения пошла и Россия; основное движение преобразовательной эпохи было то же кольберовское движение, то же стремление привить к земледельческому бедному государству промышленную и торговую деятельность, дать ему море, приобщить его к мореплавательной деятельности богатых государств, дать возможность разделить их громадные барыши. Движение это, как мы видели, так естественно и необходимо, что тут не может быть и мысли о каком-нибудь заимствовании или подражании: Франция с Кольбером в челе и Россия с Петром Великим в челе действовали одинаково, по тем же самым побуждениям, по каким два человека, один в Европе, а другой в Азии, чтоб погреться, выходят на солнце, а чтоб избежать солнечного жара, ищут тени. Иоанн IV, бившийся изо всех сил, чтоб утвердиться на морских берегах, не мог подражать Кольберу. Но когда Россия вошла в ближайшие сношения с Западною Европою, то было важно, что она нашла здесь то же самое движение, какое сама совершала, нашла ему оправдание. Россия, производившая у себя экономический переворот и сближавшаяся с Западною Европою, застала ее не в религиозной борьбе, совершенно чуждой и бесполезной для России, но в борьбе за средства к обогащению.
Причины приверженности Петра I всему европейскому
Одними играми и забавами не может удовлетвориться и в детстве такой человек, как Петр; требует удовлетворения жажда знания. Он останавливается на каждом новом предмете, превращается весь во внимание, когда говорят о каком-нибудь удивительном инструменте.
Говорят ему об астролябии; он непременно хочет иметь инструмент, "которым можно брать дистанции, не доходя до того места". Астролябия привезена; но как ее употреблять? Из русских никто не знает; не знает ли кто из иностранцев? Самый близкий человек из иностранцев, которого прежде других цари древней России считали необходимым вызывать к себе,"это лекарь, дохтур. Не знает ли дохтур, как употреблять астролябию?" Дохтур говорит, что сам не знает, но сыщет знающего, и приводит голландца Франца Тиммермана. Петр отыскал себе учителя и "гораздо пристал с охотою учиться геометрии и фортификации; и тако сей Франц чрез сей случай стал при дворе быть беспрестанно в компаниях с нами", - говорит сам Петр. Но один иностранец не ответит на все вопросы, не удовлетворит всем требованиям. В Измайловских сараях, где складывались старые вещи, Петр находит иностранный английский бот, ставший для нас так знаменитым. Что это за судно, для чего употребляется? "Ходит на парусах по ветру и против ветра",- отвечает Тиммерман. Непременно надобно посмотреть, как это, непременно надо починить бот, спустить на воду. Тиммерман этого сделать не умеет, но он приводит своего земляка голландца Бранта. Бот на Яузе: "удивительно и зело любо стало". Но река узка, бот перетаскивают в Просяной пруд. "Охота стала от часу быть более", и вследствие этой охоты мы уже встретили Петра на Переяславском озере в работе пребывающим. Но и в ранней молодости односторонность не была в характере Петра: строение судов и плавание на них не поглощали всего его внимания; он в постоянном движении, работе и на суше; он учится геометрии и фортификации, обучает солдатские полки, сформированные из старых потешных и новых охочих людей, явившихся отовсюду, из знати и простых людей, строит крепость Пресбург на берегу Яузы. Даются примерные битвы, где в схватках с неприятельским генералиссимусом Фридрихом (князем Ромодановским) или польским королем (Бутурлиным) отличается Петр Алексеев, то бомбардир, то ротмистр. Но этот бомбардир и ротмистр был также и шкипером. Переяславское озеро стало ему тесно; он посмотрел Кубенское - то было мелко;
он отправляется в Архангельск, устраивает там верфь, закладывает, спускает корабли и пишет с восторгом: "Что давно желали, ныне свершилось".
Так воспитывался Петр, развивал свои силы. Мы видели, как в своем стремлении к знанию он встретился с иностранцами. Не умея приложить к делу известный инструмент и не находя между русскими никого, кто бы помог своим знанием, Петр отыскивает иностранца, который объясняет дело и становится его учителем, вследствие чего находится в его компании; другой иностранец объясняет ему значение бота. Естественно, что за решением многих и многих вопросов, которые толпятся в голове Петра, он должен обращаться к иностранцам, требовать их услуг, быть с ними в компании. Иностранцев довольно в Москве, целая компания, Немецкая слобода. Тут жили люди ремесленные и военные. Западная Европа имела своих казаков в этих наемных дружинах, составлявшихся, так же как и наши казацкие дружины, из людей, которым почему-нибудь было тесно, неудобно на родине, и шли они служить тому, кто больше давал, искать отечества там, где было хорошо, и служили они в семи ордах семи королям, как выражалась старая русская песня о богатырях, этих первообразах и казаков Восточной Европы, и наемных дружинников Западной. Мы видели, что в Западной Европе государи обратились к наемным войскам, когда разбогатели, стали получать хорошие доходы, хорошие деньги от поднявшегося города, от промышленного и торгового движения. Кроме того, наемные войска были желательны и потому, что отличались своим искусством: война была их исключительным занятием. И у нас в XVII веке являются эти западноевропейские наемники, но и вовсе не потому, чтоб наши цари нуждались в войске и, разбогатев, получили возможность нанимать его. Бедное государство должно было тратить последнюю копейку на этих наемников, чтоб иметь обученное по-европейски войско, чтоб не терпеть слишком тяжких поражений вследствие неискусства своего помещичьего войска. В конце XVI и начале XVII века мы видим иностранных наемников в царском войске, выходцев из разных стран, немцев, французов, шотландцев. У себя в Западной Европе эти наемные дружинники хотя представляли известные особенности, однако не могли поражать резким отличием по общности нравов и обычаев, но понятно, как выделялись они у нас в XVII веке. Между ними, разумеется, нельзя было сыскать людей ученых, но это были люди бывалые, много странствовавшие, видавшие много разных стран и народов, много испытавшие, а известно, как эта бывалость развивает, какую привлекательность дает беседа такого бывалого человека, особенно в обществе, где книги нет и живой человек должен заменять ее.
Легко понять, что Петр, обратившись раз к иностранцам за решением различных вопросов, при своей пытливости, страсти узнавать новое, знакомиться с новыми явлениями и людьми должен был необходимо перешагнуть порог Немецкой слободы, этого любопытного, привлекательного мира, наполненного людьми, от которых можно было услыхать так много нового о том, что делается в стране чудес, в Западной Европе. Петр в Немецкой слободе, Петр, представитель России, движущейся в Европу, входит в этот чужой мир, входит еще очень молодым, безоружным. Молодой богатырь схватывается с этою силою, собственные силы его еще не окрепли, и он, естественно, подчиняется ее влиянию, ее давлению; это влияние обнаруживается в том, что самым близким, любимым человеком становится для него иностранец Лефорт. Лефорт был блестящий представитель людей, населявших Немецкую слободу. Как все они, Лефорт не имел прочного образования, не мог быть учителем Петра ни в какой науке, не был мастером никакого дела, но это был человек бывалый, и притом необыкновенно живой, ловкий, веселый, открытый, симпатичный, душа общества. Петр подружился с ним, подружился дружбою молодого человека, дружбою страстною, увлекающеюся, преувеличивающею достоинства любимого человека. Влияние Лефорта на молодого Петра сильное, потому что мы подчиняемся самому сильному влиянию не того человека, которого мы только уважаем, но того, кого мы любим. Петру было весело, занятно в Немецкой слободе, среди людей, которых речи были для него полны содержания, чего он не находил в речах окружавших его русских людей, и всего приятнее и занятнее было с Лефортом.
Сущность европеизации
Изучивший ряд наук, в совершенстве владевший «уметельными науками» — ремеслами, беспрестанно, как ни один государь в мире, разъезжавший по чужим странам, Петр острее, чем кто-либо из его современников — русских людей конца XVII и начала XVIII в., чувствовал отсталость России.
Невежество сочеталось в русской знати с нежеланием отходить от стародедовских обычаев как в большом, так и в мелочах. Русская знать не только боялась «наук» и «латинства», но не хотела сбросить с себя длинное и тяжелое старинное платье с рукавами до колен, остричь бороду и усы.
Для Петра же старорусская одежда и борода были признаком «ревнителя» старины, которую он так ненавидел. И Петр, вернувшись из-за границы в
1698 г., заставил русских людей остричь бороды, а если кто с ней не желал расстаться, то с тех царь приказал «имать по штидесят рублей с человека».
Особыми указами 1700 — 1701 гг. Петр установил ношение верхнего платья венгерского, саксонского и французского образца. Сапоги, башмаки и шапки вводились немецкие. Женщины же должны были носить все немецкое: платья, юбки, башмаки и шляпы.
Русские люди начали носить короткие камзолы и кафтаны, ботфорты, напудренные парики. С привычным платьем и бородой расставались неохотно. Но портным было запрещено шить одежду русского образца, купцам за торговлю русским платьем грозили кнутом и каторгой, а за ношение русского платья и бород штрафовали на улицах караульные. Был введен особый знак для тех, кто хотел носить бороду и заплатил налог: на железной дощечке изображена была борода и выбита надпись — «деньги взяты». Только духовенство и крестьян не трогали — им бороды оставили.
Петр боролся со всем старым и вводил все новое, не задумываясь над тем, нужно ли было упразднять это старое.
И если часть русского боярства упрямо держалась старины и в большом и в мелочах, то так же упрямо вводил новое и в крупном, и в ничтожном государь Петр Алексеевич, не пытаясь разобраться в том, целесообразны ли его «заморские» нововведения.
В самом деле, изменились ли образ мысли, натура и привычки какого-нибудь старого боярина Буйносова от того, что он остриг бороду и, кряхтя, отдуваясь и ворча, облачился в иноземное узкое платье? Ничем.
Петр до конца своей жизни так и не мог «очистить пшеницу от плевел> и, европеизируя Русь, вводил и то, что было необходимо для ее дальнейшего развития и укрепления, и то, что было бесполезно и чужеродно и вызывало законное недоумение и недовольство.
Недаром А. К. Толстой в своей шуточной «Истории государства Российского» писал о Петре, о его поездке за границу:
Вернувшись оттуда,
Он гладко нас обрил,
А к святкам, так, что чудо,
В голландцев нарядил.
Засоряя иноземным русский быт и русский язык, Петр за- дал трудную задачу потомкам. В общественных верхах привились и иноземное платье, и «политес», и «заморское язычие» голландское, французское, немецкое, и очисткой русского языка должны были заниматься и Ломоносов, и Тредиаковский, и Сумароков, и Пушкин.
«Кашица», заваренная, по образному выражению А. К. Толстого, из «заморских круп» государем Петром Алексеевичем, так как свои крупы были «сорные», оказалась и «солона», и «крутенька», а расхлебывать ее пришлось «детушкам».
Петр, правда, говорил, что Западная Европа ему нужна на десять лет, а потом он повернется к ней спиной и провозгласит: «Да будет отныне в России все русское», но это были слова, мало вязавшиеся с действительностью.
Со времен Петра берет начало так иронически встреченное русским народом и так глубоко укоренившееся среди русской знати то самое «чужебесие», преклонение пред всем «иноземным», «заморским», против которого в царствование «Тишайшего» так ратовал верный сын славянства Юрий Крижанич. Именно оно привело к тому, что все свое, русское, казалось грубым, «варварским», «низким», а на все «заморское» взирали с обожанием; с отвращением относились к родному языку и заменили свою замечательную, богатую и красивую русскую речь «язычием» вначале голландско-немецким, потом французским; позволили приезжим чужестранцам сомнительного происхождения и с темной биографией, «заморским» и своим, «истинно-русским», как они сами себя называли, немцам из потомков остзейских баронов сесть на шею народу.
И если грозного царя Петра вся эта иноземная свора боялась и не решалась действовать открыто, то, когда на престоле оказались его бездарные преемники, «напасть немецкая» развернулась вовсю и своей деятельностью во всех порах Российского государства ввела режим страха и угрозы, безначалия и казнокрадства, насаждая культ преклонения перед всем иностранным.
С1700 г . Петр ввел в России принятое в европейских странах летоисчисление «от рождения Христова» вместо летоисчисления «от сотворения мира», принятого в древней Руси. Новый год начинался теперь с 1 января, как во всем мире, а не с 1 сентября, как это было на Руси до реформы.
В1703 г . сперва в Москве, а затем в Петербурге стала издаваться первая русская газета «Ведомости», которую редактировал сам Петр. Неудобный старый церковно-славянский шрифт Петр заменил своего же изобретения латинизированным шрифтом, которым, с небольшими изменениями, мы пользуемся сейчас. В 1710 г . этот гражданский шрифт был введен повсеместно.
С1704 г . были установлены определенные правила градостроительства. В Москве, в Кремле и Китай-городе было разрешено строить только каменные дома. В Петербурге строились дома определенного образца. Введено было мощение улиц булыжником и уличное освещение.
В1702 г . в Москве начала работать «Комидиальная деревянная храмина» — первый постоянный театр, где подвизалась выписанная из Данцига труппа Куншта. При труппе было театральное училище, где учились дети подьячих.
Петр настойчиво изменял быт дворянства и купечества. Внешне русские дворяне уже ничем не отличались от своих западноевропейских собратьев. Одевались они в иноземное платье, пудрили свои парики, в их языке было много иностранных слов и оборотов речи. В своем обращении друг с другом дворяне руководствовались трижды издававшейся по приказу Петра книгой «Приклады, како пишутся комплименты разные», в быту — книгой «Юности честное зерцало», где глубокомысленно советовалось: «Обрежь свои ногти, да не явится, якобы оные бархатом обшиты . Не хватай перьвой в блюдо и не жри как свинья . Не сопи, когда яси . Ногами не мотай, не облизывай перстов, не грызи костей. Зубов ножом не чисти . Ешь, что перед тобой лежит, а инде не хватай . Над ествой не чавкай, как свинья, и головы не чеши . Часто чихать, сморкать и кашлять не пригоже . Около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего».
26 ноября1718 г . был обнародован указ об ассамблеях. «Ассамблеи,— говорилось в указе,— слово французское, которого на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное в котором доме собрание или съезд делается не для только забавы, но и для дела; ибо тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, при том же и забава. А каким образом оные ассамблеи отправлять: то определяется ниже сего пунктом». Далее следовали подробно разработанные правила устройства ассамблей.
Ассамблеи устраивали поочередно знатные люди. В одном зале танцевали, в других комнатах пили, курили, играли в шашки, шахматы, карты, вели деловые разговоры. Танцевали до упаду, пили тоже до упаду, особенно когда в дело вступал знаменитый «кубок большого орла» — огромный бокал, который должен был выпить провинившийся в нарушении ассамблейных правил. Часто этот бокал преподносил виновнику сам Петр — большой любитель ассамблей. Когда хмель ударял в дворянскую голову, наспех нанесенная позолота европейского «политеса» слетала, «благородные» дворяне валялись пьяные, ругались и дрались. Девицы и дамы, осовелые, тупо поглядывали по сторонам, не произнося ни слова, или танцевали так же молча и деловито, до полного изнеможения.
С таким же рвением, с каким он заставлял русских людей стричь бороды, надевать парики и камзолы и танцевать на ассамблеях, Петр старался приобщить русское общество к просвещению европейских стран.
Всюду, куда бы ни приезжал Петр, он прежде всего со свойственным ему страстным влечением ко всем отраслям знания знакомился с учеными, посещал академии, музеи, университеты, лаборатории, искал «раритеты», «монстры», «куриозите».
В Амстердаме он подружился с бургомистром Витзеном, географом и этнографом, и связь между ними не прекращалась и в дальнейшем. Немало различных «куриозите», минералов, рукописей получил Витзен от не забывавшего его русского царя. Здесь же Петр посетил кабинет знаменитого анатома, изобретателя способа сохранения анатомических препаратов — доктора Райша и очень интересовался его трудами.
В Лейдене Петр осматривал университет и знакомился с его анатомическим театром. В Дельфе Петр впервые заглянул в микроскоп, показанный ему Левенгуком. Заинтересовавшись ботаническими садами Амстердама, Петр завел собственную коллекцию.
В Англии Петр посетил Королевское общество, Оксфордский университет, монетный двор, директором которого был великий математик Исаак Ньютон, Гринвичскую обсерваторию, где беседовал с известным математиком и астрономом Раллеем.
В1711 г . Петр познакомился с Лейбницем, который еще за несколько лет до того составил по просьбе царя докладную записку о развитии наук и просвещения в России.
Любя и ценя науку, Петр гордился избранием его в1717 г . членом Французской Академии Наук. Он знал истинную цену знаниям и был польщен подобной оценкой составленной им карты Каспийского моря.
Петр любил прежде всего точные науки, так как это были знания, приложимые в тех делах, которые его интересовали больше всего, — в артиллерии, кораблестроении, фортификации. Позднее Петр увлекся естественными науками, из которых его больше всего привлекли анатомия и лекарственная ботаника — знания, легко приложимые к делу.
Петр не был чужд и гуманитарным наукам, хотя и здесь он искал прежде всего пользу. Вот почему его больше всего привлекали юридические и политические науки, необходимые для государственного управления и суда, а также для воспитания подданных.
Заботой Петра о воспитании в его подданных любви к отечеству объясняется его интерес к исторической науке, редактирование им «Истории Свейской войны», его предписания о сборе летописей и грамот для составления отечественной истории. «Он усиленно занят был также составлением истории собственного царствования и в это дело вносил немало личного труда»,— замечает академик М. М. Богословский.
Петр деятельно вводил науку в жизнь. Была отправлена экспедиция на север для отыскания северного пути в Индию. На восток готовилась экспедиция Беринга, которому было поручено выяснить, соединяется ли Азия с Америкой. В1723 г . предполагалось отправить экспедицию в Индию через остров Мадагаскар. Составлялись первые карты природных богатств России, ее путей и дорог. В петровскую кунсткамеру собирались редкие вещи. В Сенат свозились жалованные грамоты и другие древние рукописи. Переводились и печатались книги по кораблестроению, артиллерии, фортификации, архитектуре, математике. При «навигацкой школе» в Москве была учреждена первая в России астрономическая обсерватория.
Были открыты инженерная и медицинская школы в Москве, Морская Академия в Петербурге, школа для подьячих, ремесленные школы при крупных предприятиях.
В1705 г . в Москве на Покровке была основана «гимназия» ученого пастора Глюка, где учили географии, политике, латинскому, греческому, древнееврейскому, французскому, немецкому языкам, верховой езде, танцам. Среди учеников гимназии наряду с князем Барятинским и Бутурлиным учились дети солдат и посадских, получавшие от государства «жалование», размер которого зависел от успехов в учении. Существовала Славяно-греко-латинская академия в Москве, где обучались языкам, риторике, богословию.
Пытаясь ввести и более широкое народное обучение, Петр открывал в провинциальных городах так называемые «циферные» школы, где обучали письму, арифметике и географии. Но заставить родителей отдавать своих детей в эти школы было не так легко. Учителя, бывшие питомцы московской математической школы, приезжая на место, не находили учеников. Воеводы отправляли особые воинские команды набирать учеников, но посадские всячески старались уклониться от «циферной» повинности, боясь, что их дети, попав в школу, отвлекутся от ремесла и торговли.
Таким настроениям потакало духовенство. Правда, епископов заставляли открыть свои, епархиальные школы (к1725 г . существовало 46 епархиальных школ), но духовенство не могло отрешиться от недоверия к светской науке.
Учеников, набранных в школу, держали, как в тюрьме, боясь побегов, которые случались неоднократно. Дисциплина была жестокая, палочная. Даже в дворянской Морской Академии в каждом классе во время занятий стояли отставные солдаты с хлыстами в руках, готовые в любое мгновение «навести порядок».
Грубо и жестоко искоренял Петр косность и отсталость в науке, в быту — изменял даже внешней облик русских людей, «не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства».
Несмотря на сопротивление, которое оказывалось просветительной деятельности Петра, несмотря на косность и приверженность старине, школьное образование в России привилось и распространилось. Для учеников различных школ по приказу государя составлялись и печатались учебники и учебные пособия. Начало народному просвещению было положено.
При Петре развернулась деятельность первых русских ученых. Среди них особенно выделяются: первый русский писатель по вопросам народного хозяйства Иван Посошков; математик Магницкий, написавший первый русский учебник по математике, по которому учился Ломоносов; переводчик, историк и астроном Копиевский; Скорняков-Писарев, которому принадлежит первое напечатанное на русском языке сочинение по механике; даровитый изобретатель, токарь, механик и писатель Нартов; историки, филологи, философы и физики братья Лихуды, Иоанникий и Софроний; филолог и историк Поликарпов; Макаров, кабинет-секретарь Петра, написавший под его редакцией «Историю Свейской войны», географ, краевед, историк и зодчий Ремезов; блестящий оратор и писатель, богослов, правовед, крупнейший общественный и церковный деятель, страстный поборник петровских реформ Феофан Прокопович; Василий Никитич Татищев, «отец русской истории», основатель государственных горных заводов на Урале и первых горнозаводских школ, дипломат и государственный деятель.
Нельзя забывать также имя Петра Васильевича Постникова, первого русского, получившего ученую степень. Падуанским университетом, в котором он воспитывался, Постникову была присуждена степень доктора философии и медицины. Впоследствии этот истинный ученый, ученый по призванию совершенствовался в Пражском и Лейденском университетах.
Бывший холоп Шереметева Курбатов замышлял учреждение в Петербурге и Москве «Академии свободных наук» по примеру европейских, а молодой «птенец гнезда Петрова» Федор Салтыков предлагал открыть во всех восьми русских губерниях «академии», т. е. университеты, и учредить при них особые библиотеки по образцу Кембриджской и Оксфордской.
Эти замыслы вскоре начали осуществляться. Перед самой смертью Петр подписал указ о создании Академии Наук, а при ней — университета и гимназии (открыты они были уже при Екатерине I).
Заслуга Петра в деле развития русской науки и просвещения заключалась в том, что он дал возможность шире развернуться гению русского народа, создал условия, при которых веками накопленные знания, опыт и народная мудрость могли дать больший эффект, так как были освобождены от мертвящей опеки церкви и богословия.
Петр развивал светскую науку, полезную стране, и поощрял смелые мысли и действия, если они, конечно, не противоречили интересам дворянского государства. Он шире открыл дорогу в науку людям из «породы» ниже «шляхетства». И его преобразования послужили величайшим толчком в развитии русской науки.
Оценки преобразований Петра
Величественная фигура Петра I, его кипучая деятельность, размах его преобразований, бранные дела – все получило страстную и весьма противоречивую оценку современников и потомства. Для одних он – антихрист, для других – земной бог.
«Антихрист, антихрист сидит на престоле»,— с пеной у рта проповедовал раскольничий старец, и в тон ему твердили чернецы и бояре, уцелевшие от казней стрельцы и ревностно придерживавшиеся ветхозаветной старины торговые люди посадов Русской земли.
Немало находилось людей, которые не боялись говорить про государя «поносные речи», и не раз в Преображенском приказе слышался треск ломаемых на дыбе костей исступленных глашатаев «старой веры>, проклинавших «пьянчужку царя».
А иной раз прямо в покой Преображенского приказа, где восседал сам великий заплечных дел мастер князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, шел безвестный старец для того, чтобы заявить: «Государево дело за мной такое; пришел я извещать государю, что разрушает он веру христианскую». И фанатизм, горящий в глубоко запавших глазах, говорил о том, что этого ревнителя старины не испугает ни дыба, ни плаха, ни дым костра раскольничьей «гари» и «за крест святой, за молитву, за свою браду честную, за свою веру христову» он готов пойти на любые муки и смерть.
Но так думали и говорили только те, кто в преобразованиях Петра видел конец родной старине, кто видел, как ведомая царем страна устремилась в новое, неведомое, страшное, кто упрямо и злобно цеплялся за старый уклад жизни.
Среди врагов Петра мы найдем представителей разных слоев тогдашнего русского общества. Тут и старица-кликуша, и юродивый, вопящие на церковной паперти об антихристе, и угрюмый, упрямый стрелец, и лукавый боярин, и, наконец, сам царевич Алексей. За ним пошло немало и всякого «черного», «подлого» люда русских сел и городов. Но если для монахов, для стрельцов, для бояр борьба с Петром была борьбой с новшествами, борьбой за незыблемость прадедовских обычаев, то посадские люди, и крестьяне выступали против усилившегося при Петре феодального гнета, поборов и тягот, установленных им в целях укрепления дворянской, крепостнической державы.
Если бояре, стрельцы, староверы, тщетно цеплявшиеся за отживший старомосковский уклад, несправедливо чернили Петра, то среди сподвижников, последователей и поклонников царя личность его, его дела получили высокую, а иногда и преувеличенно высокую оценку.
Высоко оценил Петра Чаадаев, полагавший, что его преобразования сняли угрозу превращения России в шведскую провинцию.
В сочинениях великого русского революционного просветителя и критика Белинского мы находим исключительно высокую оценку Петра. «Нужна была полная коренная реформа - от конечностей тела до последнего убежища человеческой мысли; а для произведения такой реформы нужен был исполинский гений, каким являлся Петр»,— так писал Белинский о Петре. «Петр Великий есть величайшее явление не нашей только истории, но истории всего человечества; он божество, вызвавшее нас к жизни, вдунувшее душу живую в колоссальное, но поверженное в смертную дремоту тело древней России». «Петру Великому мало конной статуи на Исаакиевской площади; алтари должно воздвигнуть ему на всех площадях и улицах великого царства Русского».
Чернышевский отдавал должное памяти Петра, подчеркивал значение его дел и высоко оценивал его личные качества, называя его «великим человеком». «Русский должен быть патриотом в том смысле, в каком им был Петр Великий»,— писал он, отмечая исключительную любовь, которую питал Петр к своей стране, и указывал на «беспредельное желание благ Родине, одушевляющее всю жизнь, направляющее всю деятельность этого великого человека». Добролюбов говорил о Петре, что он «разрешил вопросы, давно уже заданные правительству самой жизнью народной,— вот его значение, вот его заслуги. Напрасно приверженцы старой Руси утверждают, что то, что внесено в нашу жизнь Пет- ром, было совершенно несообразно с ходом исторического развития русского народа и противно русским интересам. Обширные преобразования, противные народному характеру и естественному ходу истории, если и удаются на первый раз, то не бывают прочны. Преобразования же Петра давно сделались у нас достоянием народной жизни, и это одно уже должно заставить нас смотреть на Петра как на великого исторического деятеля, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и народа».
Добролюбов подчеркивал, что реформы Петра, несмотря на западноевропейскую форму его преобразований, были направлены на благо России и не были насилием и указывал на значение не иноземных, а русских соратников Петра. Вместе с тем Добролюбов подчеркивал, что, несмотря на свою «матросскую куртку», Петр был настоящим самодержцем. «В матросской куртке, с топором в руке, он так же грозно и властно держал свое царство, как и его предшественники, облеченные в порфиру и восседавшие на золотом троне, со скипетром в руках»,— писал Добролюбов. Петр, по мнению Добролюбова, был прежде всего государственным человеком. Он «заглушил самые нежные чувства отца для гражданского блага своей родины, предвидя в своем сыне личность, вредную для государства».
Высоко ставил Петра Герцен, писавший: «К концу ХVII века на престоле царей появился смелый революционер, одаренный обширным гением и непреклонной волей — это деспот по образцу комитета общественного спасения».
Так оценивали деятельность Петра представители передовой русской общественной мысли XIX в., видя в нем не «земного бога», а человека, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и своей страны.
Список литературы
1. Анисимов Е. «Время Петровских реформ», Ленинград, Лениздат, 1989.-496с.
2. Кафенгауз Б. Б. «Россия при Петре Первом», Государственное учебно-педагогическое издательство министерства просвещения РСФСР, Москва, 1955.-175с.
3. Мавродин В. В. «Рождение новой России», Ленинград, Издательство Ленинградского Университета, 1988.-535с.
4. Павленко Н. И. «Петр Первый и его время», Москва, «Просвещение», 1989.-174с.
5. Соловьев С. М. «История России с древнейших времен», адрес в Интернете: “http://europa.ehu.by/library/С/indx3.htm”
Особыми указами 1700 — 1701 гг. Петр установил ношение верхнего платья венгерского, саксонского и французского образца. Сапоги, башмаки и шапки вводились немецкие. Женщины же должны были носить все немецкое: платья, юбки, башмаки и шляпы.
Русские люди начали носить короткие камзолы и кафтаны, ботфорты, напудренные парики. С привычным платьем и бородой расставались неохотно. Но портным было запрещено шить одежду русского образца, купцам за торговлю русским платьем грозили кнутом и каторгой, а за ношение русского платья и бород штрафовали на улицах караульные. Был введен особый знак для тех, кто хотел носить бороду и заплатил налог: на железной дощечке изображена была борода и выбита надпись — «деньги взяты». Только духовенство и крестьян не трогали — им бороды оставили.
Петр боролся со всем старым и вводил все новое, не задумываясь над тем, нужно ли было упразднять это старое.
И если часть русского боярства упрямо держалась старины и в большом и в мелочах, то так же упрямо вводил новое и в крупном, и в ничтожном государь Петр Алексеевич, не пытаясь разобраться в том, целесообразны ли его «заморские» нововведения.
В самом деле, изменились ли образ мысли, натура и привычки какого-нибудь старого боярина Буйносова от того, что он остриг бороду и, кряхтя, отдуваясь и ворча, облачился в иноземное узкое платье? Ничем.
Петр до конца своей жизни так и не мог «очистить пшеницу от плевел> и, европеизируя Русь, вводил и то, что было необходимо для ее дальнейшего развития и укрепления, и то, что было бесполезно и чужеродно и вызывало законное недоумение и недовольство.
Недаром А. К. Толстой в своей шуточной «Истории государства Российского» писал о Петре, о его поездке за границу:
Вернувшись оттуда,
Он гладко нас обрил,
А к святкам, так, что чудо,
В голландцев нарядил.
Засоряя иноземным русский быт и русский язык, Петр за- дал трудную задачу потомкам. В общественных верхах привились и иноземное платье, и «политес», и «заморское язычие» голландское, французское, немецкое, и очисткой русского языка должны были заниматься и Ломоносов, и Тредиаковский, и Сумароков, и Пушкин.
«Кашица», заваренная, по образному выражению А. К. Толстого, из «заморских круп» государем Петром Алексеевичем, так как свои крупы были «сорные», оказалась и «солона», и «крутенька», а расхлебывать ее пришлось «детушкам».
Петр, правда, говорил, что Западная Европа ему нужна на десять лет, а потом он повернется к ней спиной и провозгласит: «Да будет отныне в России все русское», но это были слова, мало вязавшиеся с действительностью.
Со времен Петра берет начало так иронически встреченное русским народом и так глубоко укоренившееся среди русской знати то самое «чужебесие», преклонение пред всем «иноземным», «заморским», против которого в царствование «Тишайшего» так ратовал верный сын славянства Юрий Крижанич. Именно оно привело к тому, что все свое, русское, казалось грубым, «варварским», «низким», а на все «заморское» взирали с обожанием; с отвращением относились к родному языку и заменили свою замечательную, богатую и красивую русскую речь «язычием» вначале голландско-немецким, потом французским; позволили приезжим чужестранцам сомнительного происхождения и с темной биографией, «заморским» и своим, «истинно-русским», как они сами себя называли, немцам из потомков остзейских баронов сесть на шею народу.
И если грозного царя Петра вся эта иноземная свора боялась и не решалась действовать открыто, то, когда на престоле оказались его бездарные преемники, «напасть немецкая» развернулась вовсю и своей деятельностью во всех порах Российского государства ввела режим страха и угрозы, безначалия и казнокрадства, насаждая культ преклонения перед всем иностранным.
С
В
С
В
Петр настойчиво изменял быт дворянства и купечества. Внешне русские дворяне уже ничем не отличались от своих западноевропейских собратьев. Одевались они в иноземное платье, пудрили свои парики, в их языке было много иностранных слов и оборотов речи. В своем обращении друг с другом дворяне руководствовались трижды издававшейся по приказу Петра книгой «Приклады, како пишутся комплименты разные», в быту — книгой «Юности честное зерцало», где глубокомысленно советовалось: «Обрежь свои ногти, да не явится, якобы оные бархатом обшиты . Не хватай перьвой в блюдо и не жри как свинья . Не сопи, когда яси . Ногами не мотай, не облизывай перстов, не грызи костей. Зубов ножом не чисти . Ешь, что перед тобой лежит, а инде не хватай . Над ествой не чавкай, как свинья, и головы не чеши . Часто чихать, сморкать и кашлять не пригоже . Около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего».
26 ноября
Ассамблеи устраивали поочередно знатные люди. В одном зале танцевали, в других комнатах пили, курили, играли в шашки, шахматы, карты, вели деловые разговоры. Танцевали до упаду, пили тоже до упаду, особенно когда в дело вступал знаменитый «кубок большого орла» — огромный бокал, который должен был выпить провинившийся в нарушении ассамблейных правил. Часто этот бокал преподносил виновнику сам Петр — большой любитель ассамблей. Когда хмель ударял в дворянскую голову, наспех нанесенная позолота европейского «политеса» слетала, «благородные» дворяне валялись пьяные, ругались и дрались. Девицы и дамы, осовелые, тупо поглядывали по сторонам, не произнося ни слова, или танцевали так же молча и деловито, до полного изнеможения.
С таким же рвением, с каким он заставлял русских людей стричь бороды, надевать парики и камзолы и танцевать на ассамблеях, Петр старался приобщить русское общество к просвещению европейских стран.
Всюду, куда бы ни приезжал Петр, он прежде всего со свойственным ему страстным влечением ко всем отраслям знания знакомился с учеными, посещал академии, музеи, университеты, лаборатории, искал «раритеты», «монстры», «куриозите».
В Амстердаме он подружился с бургомистром Витзеном, географом и этнографом, и связь между ними не прекращалась и в дальнейшем. Немало различных «куриозите», минералов, рукописей получил Витзен от не забывавшего его русского царя. Здесь же Петр посетил кабинет знаменитого анатома, изобретателя способа сохранения анатомических препаратов — доктора Райша и очень интересовался его трудами.
В Лейдене Петр осматривал университет и знакомился с его анатомическим театром. В Дельфе Петр впервые заглянул в микроскоп, показанный ему Левенгуком. Заинтересовавшись ботаническими садами Амстердама, Петр завел собственную коллекцию.
В Англии Петр посетил Королевское общество, Оксфордский университет, монетный двор, директором которого был великий математик Исаак Ньютон, Гринвичскую обсерваторию, где беседовал с известным математиком и астрономом Раллеем.
В
Любя и ценя науку, Петр гордился избранием его в
Петр любил прежде всего точные науки, так как это были знания, приложимые в тех делах, которые его интересовали больше всего, — в артиллерии, кораблестроении, фортификации. Позднее Петр увлекся естественными науками, из которых его больше всего привлекли анатомия и лекарственная ботаника — знания, легко приложимые к делу.
Петр не был чужд и гуманитарным наукам, хотя и здесь он искал прежде всего пользу. Вот почему его больше всего привлекали юридические и политические науки, необходимые для государственного управления и суда, а также для воспитания подданных.
Заботой Петра о воспитании в его подданных любви к отечеству объясняется его интерес к исторической науке, редактирование им «Истории Свейской войны», его предписания о сборе летописей и грамот для составления отечественной истории. «Он усиленно занят был также составлением истории собственного царствования и в это дело вносил немало личного труда»,— замечает академик М. М. Богословский.
Петр деятельно вводил науку в жизнь. Была отправлена экспедиция на север для отыскания северного пути в Индию. На восток готовилась экспедиция Беринга, которому было поручено выяснить, соединяется ли Азия с Америкой. В
Были открыты инженерная и медицинская школы в Москве, Морская Академия в Петербурге, школа для подьячих, ремесленные школы при крупных предприятиях.
В
Пытаясь ввести и более широкое народное обучение, Петр открывал в провинциальных городах так называемые «циферные» школы, где обучали письму, арифметике и географии. Но заставить родителей отдавать своих детей в эти школы было не так легко. Учителя, бывшие питомцы московской математической школы, приезжая на место, не находили учеников. Воеводы отправляли особые воинские команды набирать учеников, но посадские всячески старались уклониться от «циферной» повинности, боясь, что их дети, попав в школу, отвлекутся от ремесла и торговли.
Таким настроениям потакало духовенство. Правда, епископов заставляли открыть свои, епархиальные школы (к
Учеников, набранных в школу, держали, как в тюрьме, боясь побегов, которые случались неоднократно. Дисциплина была жестокая, палочная. Даже в дворянской Морской Академии в каждом классе во время занятий стояли отставные солдаты с хлыстами в руках, готовые в любое мгновение «навести порядок».
Грубо и жестоко искоренял Петр косность и отсталость в науке, в быту — изменял даже внешней облик русских людей, «не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства».
Несмотря на сопротивление, которое оказывалось просветительной деятельности Петра, несмотря на косность и приверженность старине, школьное образование в России привилось и распространилось. Для учеников различных школ по приказу государя составлялись и печатались учебники и учебные пособия. Начало народному просвещению было положено.
При Петре развернулась деятельность первых русских ученых. Среди них особенно выделяются: первый русский писатель по вопросам народного хозяйства Иван Посошков; математик Магницкий, написавший первый русский учебник по математике, по которому учился Ломоносов; переводчик, историк и астроном Копиевский; Скорняков-Писарев, которому принадлежит первое напечатанное на русском языке сочинение по механике; даровитый изобретатель, токарь, механик и писатель Нартов; историки, филологи, философы и физики братья Лихуды, Иоанникий и Софроний; филолог и историк Поликарпов; Макаров, кабинет-секретарь Петра, написавший под его редакцией «Историю Свейской войны», географ, краевед, историк и зодчий Ремезов; блестящий оратор и писатель, богослов, правовед, крупнейший общественный и церковный деятель, страстный поборник петровских реформ Феофан Прокопович; Василий Никитич Татищев, «отец русской истории», основатель государственных горных заводов на Урале и первых горнозаводских школ, дипломат и государственный деятель.
Нельзя забывать также имя Петра Васильевича Постникова, первого русского, получившего ученую степень. Падуанским университетом, в котором он воспитывался, Постникову была присуждена степень доктора философии и медицины. Впоследствии этот истинный ученый, ученый по призванию совершенствовался в Пражском и Лейденском университетах.
Бывший холоп Шереметева Курбатов замышлял учреждение в Петербурге и Москве «Академии свободных наук» по примеру европейских, а молодой «птенец гнезда Петрова» Федор Салтыков предлагал открыть во всех восьми русских губерниях «академии», т. е. университеты, и учредить при них особые библиотеки по образцу Кембриджской и Оксфордской.
Эти замыслы вскоре начали осуществляться. Перед самой смертью Петр подписал указ о создании Академии Наук, а при ней — университета и гимназии (открыты они были уже при Екатерине I).
Заслуга Петра в деле развития русской науки и просвещения заключалась в том, что он дал возможность шире развернуться гению русского народа, создал условия, при которых веками накопленные знания, опыт и народная мудрость могли дать больший эффект, так как были освобождены от мертвящей опеки церкви и богословия.
Петр развивал светскую науку, полезную стране, и поощрял смелые мысли и действия, если они, конечно, не противоречили интересам дворянского государства. Он шире открыл дорогу в науку людям из «породы» ниже «шляхетства». И его преобразования послужили величайшим толчком в развитии русской науки.
Оценки преобразований Петра
Величественная фигура Петра I, его кипучая деятельность, размах его преобразований, бранные дела – все получило страстную и весьма противоречивую оценку современников и потомства. Для одних он – антихрист, для других – земной бог.
«Антихрист, антихрист сидит на престоле»,— с пеной у рта проповедовал раскольничий старец, и в тон ему твердили чернецы и бояре, уцелевшие от казней стрельцы и ревностно придерживавшиеся ветхозаветной старины торговые люди посадов Русской земли.
Немало находилось людей, которые не боялись говорить про государя «поносные речи», и не раз в Преображенском приказе слышался треск ломаемых на дыбе костей исступленных глашатаев «старой веры>, проклинавших «пьянчужку царя».
А иной раз прямо в покой Преображенского приказа, где восседал сам великий заплечных дел мастер князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, шел безвестный старец для того, чтобы заявить: «Государево дело за мной такое; пришел я извещать государю, что разрушает он веру христианскую». И фанатизм, горящий в глубоко запавших глазах, говорил о том, что этого ревнителя старины не испугает ни дыба, ни плаха, ни дым костра раскольничьей «гари» и «за крест святой, за молитву, за свою браду честную, за свою веру христову» он готов пойти на любые муки и смерть.
Но так думали и говорили только те, кто в преобразованиях Петра видел конец родной старине, кто видел, как ведомая царем страна устремилась в новое, неведомое, страшное, кто упрямо и злобно цеплялся за старый уклад жизни.
Среди врагов Петра мы найдем представителей разных слоев тогдашнего русского общества. Тут и старица-кликуша, и юродивый, вопящие на церковной паперти об антихристе, и угрюмый, упрямый стрелец, и лукавый боярин, и, наконец, сам царевич Алексей. За ним пошло немало и всякого «черного», «подлого» люда русских сел и городов. Но если для монахов, для стрельцов, для бояр борьба с Петром была борьбой с новшествами, борьбой за незыблемость прадедовских обычаев, то посадские люди, и крестьяне выступали против усилившегося при Петре феодального гнета, поборов и тягот, установленных им в целях укрепления дворянской, крепостнической державы.
Если бояре, стрельцы, староверы, тщетно цеплявшиеся за отживший старомосковский уклад, несправедливо чернили Петра, то среди сподвижников, последователей и поклонников царя личность его, его дела получили высокую, а иногда и преувеличенно высокую оценку.
Высоко оценил Петра Чаадаев, полагавший, что его преобразования сняли угрозу превращения России в шведскую провинцию.
В сочинениях великого русского революционного просветителя и критика Белинского мы находим исключительно высокую оценку Петра. «Нужна была полная коренная реформа - от конечностей тела до последнего убежища человеческой мысли; а для произведения такой реформы нужен был исполинский гений, каким являлся Петр»,— так писал Белинский о Петре. «Петр Великий есть величайшее явление не нашей только истории, но истории всего человечества; он божество, вызвавшее нас к жизни, вдунувшее душу живую в колоссальное, но поверженное в смертную дремоту тело древней России». «Петру Великому мало конной статуи на Исаакиевской площади; алтари должно воздвигнуть ему на всех площадях и улицах великого царства Русского».
Чернышевский отдавал должное памяти Петра, подчеркивал значение его дел и высоко оценивал его личные качества, называя его «великим человеком». «Русский должен быть патриотом в том смысле, в каком им был Петр Великий»,— писал он, отмечая исключительную любовь, которую питал Петр к своей стране, и указывал на «беспредельное желание благ Родине, одушевляющее всю жизнь, направляющее всю деятельность этого великого человека». Добролюбов говорил о Петре, что он «разрешил вопросы, давно уже заданные правительству самой жизнью народной,— вот его значение, вот его заслуги. Напрасно приверженцы старой Руси утверждают, что то, что внесено в нашу жизнь Пет- ром, было совершенно несообразно с ходом исторического развития русского народа и противно русским интересам. Обширные преобразования, противные народному характеру и естественному ходу истории, если и удаются на первый раз, то не бывают прочны. Преобразования же Петра давно сделались у нас достоянием народной жизни, и это одно уже должно заставить нас смотреть на Петра как на великого исторического деятеля, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и народа».
Добролюбов подчеркивал, что реформы Петра, несмотря на западноевропейскую форму его преобразований, были направлены на благо России и не были насилием и указывал на значение не иноземных, а русских соратников Петра. Вместе с тем Добролюбов подчеркивал, что, несмотря на свою «матросскую куртку», Петр был настоящим самодержцем. «В матросской куртке, с топором в руке, он так же грозно и властно держал свое царство, как и его предшественники, облеченные в порфиру и восседавшие на золотом троне, со скипетром в руках»,— писал Добролюбов. Петр, по мнению Добролюбова, был прежде всего государственным человеком. Он «заглушил самые нежные чувства отца для гражданского блага своей родины, предвидя в своем сыне личность, вредную для государства».
Высоко ставил Петра Герцен, писавший: «К концу ХVII века на престоле царей появился смелый революционер, одаренный обширным гением и непреклонной волей — это деспот по образцу комитета общественного спасения».
Так оценивали деятельность Петра представители передовой русской общественной мысли XIX в., видя в нем не «земного бога», а человека, понявшего и осуществившего действительные потребности своего времени и своей страны.
Список литературы
1. Анисимов Е. «Время Петровских реформ», Ленинград, Лениздат, 1989.-496с.
2. Кафенгауз Б. Б. «Россия при Петре Первом», Государственное учебно-педагогическое издательство министерства просвещения РСФСР, Москва, 1955.-175с.
3. Мавродин В. В. «Рождение новой России», Ленинград, Издательство Ленинградского Университета, 1988.-535с.
4. Павленко Н. И. «Петр Первый и его время», Москва, «Просвещение», 1989.-174с.
5. Соловьев С. М. «История России с древнейших времен», адрес в Интернете: “http://europa.ehu.by/library/С/indx3.htm”
