Реферат Бизнес-элита
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Содержание
Введение 3
1. Бизнес-субъекты как объект анализа 5
2. Особенности российской бизнес-элиты 9
Заключение 25
Список литературы 31
Введение
Трансформация современного российского общества находит отражение как в политико-экономических изменениях, так и в динамике социальной стратификации. Она проявляется, в частности, в возрастании роли различного рода групп интересов, стремящихся оказывать влияние на принятие политических решений в современной России.
Усиление позиций групп интересов связано с радикальными изменениями отношений собственности и власти, которое нашло отражение в двух явлениях: во-первых, в возникновении и утверждении частной собственности, что обеспечивает ее обладателей ресурсами для влияния на процесс принятия решений; во-вторых, в демократизации процессов формирования властных структур. В результате государственные органы перестают быть единственным участником процесса принятия решений и оказываются тесно связанными с социальными и экономическими группами различными согласованиями.
Наиболее эффективно действующими в современной России оказались группы интересов, объединяющие бизнес-субъектов. Это обусловлено двумя взаимосвязанными причинами. Первая причина состоит в том, что бизнес-субъекты, по сравнению с другими группами интересов, обладают значительно большими ресурсами влияния на принятие политических решений. Вторая причина кроется в том, что влияние представителей бизнеса на принятие политических решений является необходимым условием реализации их собственных экономических интересов. Таким образом, успешность влияния бизнес-субъектов на процесс принятия политических решений, является результатом сочетания объективной необходимости и субъективных возможностей данных акторов политики.
Указанное явление ведет к диспропорции в системе политического представительства организованных групп интересов. Поэтому весьма актуальными направлениями государственной политики являются повышение репрезентативности групп интересов, а также организация эффективного взаимодействия с ними.
В этом аспекте целесообразными являются такие государственные меры как определение допустимых границ вмешательства бизнес-субектов в процесс принятия политических решений и направление финансовых ресурсов бизнеса на выполнение социальных программ. Такие действия отвечают интересам общества, бизнеса и власти, обеспечивая в долгосрочной перспективе социальный мир, дальнейшее продвижение по пути модернизации и консолидацию неодемократии в современной России.
В российской политологии взаимоотношения государства и бизнес-субъектов рассматриваются в работах А.Л. Василькова, Ю.В. Кораблина, Д.Ю. Корягина, З.Д. Михайловой, Л.Е. Ракова, Я.С. Чернышевой, А.П. Янкевича.
Цель работы: рассмотреть особенности российской бизнес-элиты.
1. Бизнес-субъекты как объект анализа
Трансформация политической системы в России повлекла за собой значительные изменения в экономической и социальной сферах общественной жизни. Резкое имущественное расслоение привело к столь же полярной дифференциации интересов различных социальных групп. Множество групп интересов стали оказывать влияние на принятие политических решений. Причем, ввиду наличия обширных возможностей, наиболее эффективно действовали группы интересов представляющие бизнес-субъектов.
Под бизнес-субъектами понимаются предпринимательские структуры (от индивидуальных частных предпринимателей до общенациональных интегрированных бизнес-групп), ведущие хозяйственную деятельность на рынке в целях извлечения «частных» коммерческих выгод. Эта устоявшаяся в экономической науке категория, близкая к понятиям «хозяйствующие субъекты», «экономические субъекты», «предпринимательство» интегрировала различные по масштабу предпринимательские структуры и позволила дифференцировать частные предпринимательские и государственные структуры, занимающиеся экономической деятельностью. Таким образом, стал возможен анализ политического взаимодействия представителей бизнеса и государства, в частности, влияния бизнес-субъектов на принятие политических решений.
В контексте методологии принятия политического решения бизнес-субъекты рассматриваются как один из «агентов», реализующих свой потенциал путем воздействия на органы, принимающие политические решения. С учетом значительной вариативности способов влияния бизнес-субъектов, в качестве методологической стратегии был избран сравнительный анализ, направленный на сопоставление практик влияния на различных уровнях принятия политических решений.
Общепринятым является выделение трех уровней власти - федерального, регионального и муниципального. Однако, вступление в силу нового закона «Об общих принципах самоуправления в РФ» лишь в части субъектов РФ, обусловило отсутствие четкости и единообразия в разграничении компетенции и полномочий между различными уровнями власти в разных регионах России. Ввиду этого целесообразным видится сопоставление способов влияния бизнес-субъектов, применяемых на общероссийском и региональном уровнях принятия решений.
В процессе исследования объекта сравнительного анализа – российских бизнес-субъектов - была выявлена настоятельная потребность в препарировании понятия бизнес-субъекты на более дробные, ввиду различной истории становления разных типов российских бизнес-субъектов. В постперестроечной России параллельно шли два процесса: плановые изменения, проводимые номенклатурой по превращению власти в собственность, и стихийное формирование рынка МСБ. В итоге, в российском экономическом пространстве стали функционировать два кардинально отличающихся типа бизнес-субъектов – крупный бизнес или бизнес-элита, а также представители МСБ. Первый тип бизнес-субъектов связан узами происхождения с советской номенклатурой. Малое предпринимательство является более самостоятельным, но и более незащищенным экономическим субъектом. Таким образом, независимый генезис привел к формированию разных типов бизнес-субъектов, применяющих различные способы воздействия на принятие политических решений. Причем, оба этих типа бизнес-субъектов действуют как типичные группы интересов, что обусловило обращение к концепциям групповой репрезентации в качестве методологического аппарата.
Под группой интересов понимается объединение людей, стремящихся выразить и отстаивать свои интересы в отношениях с государственными органами. Основы концепции групп интересов были заложены Дж.Коммонсом, А.Бентли, Д.Труменом.
В современной политической науке сформировалось несколько основных направлений, исследующих систему представительства интересов: плюрализм, элитизм, марксизм и неокорпоративизм.
Из всей совокупности представленных концепций групповой репрезентации неокорпоративизм наиболее адекватно отражает российские реалии. Неокорпоративизм, основоположником которого является Ф.Шмиттер, базируется на совмещении активной позиции групп интересов с автономностью государственных ведомств в процессе принятия политических решений.
Формирование корпоративной модели началось еще в СССР. Со временем в России менялись лишь конкретные модели корпоративизма: бюрократический, существовавший до конца 1980-х гг. сменился олигархическим, длившимся до 1998 года. Современный российский корпоративизм по своим характеристикам наиболее близок к «азиатскому» типу государственного корпоративизма, который характеризуется доминирующим положением государства по отношению к бизнес-субъектам и формулой «совместное с государством управление промышленностью». Специфика корпоративизма, формирующегося в современной России, проявляется в повсеместном распространении патрон-клиентных отношений, налагающих особый отпечаток на российскую модель корпоративизма. Такие характеристики позволяют идентифицировать российские бизнес-субъекты как корпоративно-клиентельные.
Существует целый ряд путей дальнейшей трансформации отношений бизнеса и государства. В современной России вектор изменений направлен на формирование государственного корпоративизма «азиатского» типа с присущей ему сильной централизацией власти, что отразится на соотношении формализованных и неформализованных способов влияния на процесс принятия решений.
Практики влияния, применяемые бизнес-субъектами, подразделяются на формализованные и неформализованные. Причем неформализованные формы, включающие коррупционные практики влияния, более широко распространены в условиях клиентелизма. В то же время формализованные способы в виде прямого представительства интересов в большей мере присущи модели корпоративизма.
Установленные связи между клиентарной формой социальной организации и неформализованными отношениями, а также корпоративизмом и формализованными практиками позволили сделать вывод о том, что способы влияния бизнес-субъектов являются индикаторами формы социальной организации. В связи с этим, анализ распространения определенных способов влияния бизнес-субъектов позволяет сделать выводы о степени замещения клиентарных институтов корпоративистскими структурами.
Постперестроечный период развития России характеризовался широким распространением партон-клиентных отношений. По мере стабилизации экономической и политической жизни в России, стали налаживаться формализованные каналы влияния бизнеса на принятие решений. В результате, это привело к уменьшению области применения патрон-клиентных отношений и формированию новых для России форм представительства интересов.
Представительство интересов бизнес-субъектов через избирательные системы включает финансирование партий и самостоятельное участие в выборах в качестве кандидата. Прямое представительство интересов осуществляется с использованием формализованных структур корпоративистского толка и неформализованных связей, используемых в рамках лоббирования. Выявлено, что в современной России личностные формы участия в политике преобладают над финансированием партий и механизмами прямого представительства интересов. Такая гиперполитизация бизнеса обусловлена тем, что в данный момент Россия переживает переходный период, характеризующийся падением значимости патрон-клиентных отношений, но недостаточным распространением корпоративных институтов. Таким образом, преодоление излишней политизации бизнеса напрямую связано с развитием форм прямого представительства организованных интересов, характерных для классического государственного корпоративизма.
2. Особенности российской бизнес-элиты
Анализ российского законодательства показал недостаточную институционализацию интересов бизнес-субъектов в отечественной правовой системе. Из всех возможных способов влияния бизнес-субъектов на политические решения законодательством регламентировано лишь финансирование партий. Представляется, что в современной России отсутствует эффективная антикоррупционная законодательная база, что не способствует отказу от коррупционных технологий, в пользу более легитимных практик влияния на политические решения. Другим пробелом в российской законодательной базе является недостаточное правовое регламентирование прямого представительства интересов бизнес-субъектов. Совокупность этих дефектов законодательства свидетельствует в пользу недостаточной правовой регламентации способов влияния бизнес-субъектов, что в результате препятствует их переходу от патрон-клиентных отношений к корпоративным практикам.
В результате исследования были выявлены закономерности, влияющие на выбор бизнес-субъектами способов влияния на принятие политических решений. Данные взаимосвязи были раскрыты посредством сравнительного анализа, где в качестве независимых переменных выступили уровень принятия политических решений (общероссийский или региональный) и тип бизнес-субъекта (бизнес-элита и малый и средний бизнес), зависимой переменной стала степень замещения патрон-клиентных отношений практиками, характерными для корпоративизма. Причем в качестве индикатора использовались способы влияния бизнес-субъектов.
Выяснилось, что каждый из четырех охарактеризованных сегментов (бизнес-элита на федеральном уровне, бизнес-элита на региональном уровне, МСБ на федеральном уровне, МСБ на региональном уровне) характеризуются уникальным набором способов влияния на процесс принятия политических решений, что позволило сделать заключение о наличии зависимости между уровнем принятия решения, типом бизнес-субъекта и избираемыми способами влияния.
Сравнительный анализ практик влияния, проведенный отдельно по каждому из выделенных типов бизнес-субъектов, позволил сделать следующие выводы. Общими чертами способов влияния бизнес-элиты на региональном и федеральном уровнях является относительно незначительная распространенность коррупционных практик и их совмещение с формализованными практиками, а также широкое использование возможностей избирательной системы для влияния на принятие политических решений.
Отличаются практики влияния бизнес-элиты на региональном и федеральном уровнях по ряду параметров. Опосредованное представительство интересов на федеральном уровне осуществляется методом финансирования кандидатов, а на региональном - путем самостоятельного участия. На общероссийском уровне представлены как индивидуальные, так и коллективные интересы, в то время как на региональном уровне превалируют индивидуализированные действия. Выявленные различия свидетельствуют о разной степени консолидации бизнес-элиты на региональном и федеральном уровнях.
Исследование способов воздействия МСБ на принятие политических решений также позволило выделить ряд общих и специфических черт. Объединяет практики, применяемые МСБ на обоих уровнях, высокий уровень распространения коррупции и низкий уровень консолидации. Отличает деятельность МСБ на общероссийском уровне принятия политических решений более значительное личное участие в политике, как результат десакрализации коррупционных механизмов и поиска новых способов влияния.
Бизнес-субъекты федерального уровня имеют больший опыт успешных консолидированных действий, что создает предпосылки для эффективного функционирования внедряемых корпоративных институтов, по сравнению с бизнес-субъектами регионального уровня, нацеленными на отстаивание индивидуальных интересов.
В современной России происходит постепенное, неравномерное для разных бизнес-субъектов и уровней оказания влияния, замещение клиентельной социальной организации корпоративизмом. Поэтому государственные меры по институционализации корпоративизма должны варьироваться в зависимости от уровня принятия политических решений и типа бизнес-субъекта.
Анализ позволил выделить ряд этапов трансформации способов влияния российских бизнес-субъектов в рамках перехода от клиентелизма к корпоративизму:
1) десакрализация коррупционных способов влияния,
2) осознание неэффективности коррупционных способов на рациональном уровне,
3) гиперполитизация бизнес-субъектов и опосредованное представительство интересов,
4) прямое представительство интересов в рамках неокорпоративизма,
5) прямое представительство интересов в контексте государственного корпоративизма «азиатского» типа.
Причем бизнес-субъекты различного типа и оказывающие воздействие на различных уровнях принятия политических решений находятся на разных этапах, и, следовательно, демонстрируют разный уровень готовности к внедрению институтов корпоративизма.
Существуют два вектора дальнейших изменений: либо бизнес-субъекты принимают новые «правила игры» и происходит укоренение модели государственного корпоративизма, либо верх одерживают неформализованные отношения. Тогда неформализованные отношения внедрятся в формализованные институты, при этом выхолостив их суть. Это приведет к повсеместному распространению коррупционных практик. Подобная вариативность развития позволяет сделать вывод о наличии трех тенденции дальнейшей трансформации способов влияния российских бизнес-субъектов: институционализации корпоративизма, переходе к государственному корпоративизму авторитарного типа и формированию олигархических связей.
Первая тенденция представляет собой укоренение модели государственного корпоративизма в России. Для реализации этой тенденции необходимо приложить усилия государственной власти и бизнес-субъектам, так как в контексте формирующейся модели российского корпоративизма необходимо наличие консенсуса по вопросу о роли бизнес-субъектов в принятии политических решений.
В противном случае, если предпринимаемые государством меры по формированию российского корпоративизма не найдут поддержки и понимания в лице российских бизнес-субъектов, это приведет к реализации одного из двух менее предпочтительных сценариев - переходе к государственному корпоративизму авторитарного типа или формированию олигархических связей. Какой из них реализуется, зависит от того, кто будет обладать большим политическим влиянием – бизнес-субъекты или государство. Однако оба этих сценария негативно скажутся на дальнейших демократических преобразованиях.
Переход к государственному корпоративизму авторитарного типа может произойти, если государство, не получив поддержки со стороны бизнес-субъектов, будет продолжать выстраивать модель государственного корпоративизма, игнорируя при этом идущие от бизнеса сигналы обратной связи.
Третья тенденция, характеризующаяся усилением олигархических позиций бизнес-субъектов, может быть реализована при условии усиления роли представителей бизнеса. Тогда негативное отношение бизнес-субъектов к политическому курсу государства, направленному на формирование модели государственного корпоративизма, найдет выражение в применении неформализованных практик в рамках корпоративных институтов. Если государство не сможет противостоять этой тенденции, то произойдет возврат к преимущественно неформализованным способам влияния на принятие политических решений и патрон-клиентным отношениям.
Для недопущения реализации двух последних сценариев необходима целенаправленная деятельность государства по дальнейшей институционализации модели государственного корпоративизма в современной России.
Тема «губернаторы и олигархи» приобрела большую популярность у российских исследователей региональных политических процессов. Действительно, отношения федеральной власти и с теми, и с другими в путинской России получили свою сложную внутреннюю динамику. Те и другие оказались объектом политики, декларируемыми целями которой стали «равноудаленность» (отказ от тесных отношений, сращивания политических интересов, индивидуальных преференций) и вертикаль власти (жесткий административный контроль со стороны центра). Те и другие столкнулись с реальной политикой двойных стандартов, поскольку правящий режим все-таки создал новую систему политических преференций. Тем и другим пришлось стать свидетелями и участниками передела сфер влияния, в одном случае – в пользу приближенных к новой власти бизнес-групп, в другом – в пользу федерального центра.
Сращивание региональной власти и бизнеса предопределено новейшей российской историей. Прежде всего, оно связано со спецификой становления российского капитализма, в котором административный ресурс играет огромную роль, особенно на этапе первоначального накопления капитала. Поэтому непосредственное участие деловой элиты в политике означает приобретение части административного ресурса для развития (страхования) собственного бизнеса, что в конечном итоге означает увеличение прибыли, снижение издержек и прочие конкретные выгоды финансово-экономического характера. Кроме того, постсоветский бизнес представляет собой политически активную и ресурсную прослойку, которая становится новым источником для пополнения региональной властной элиты. Анализируя современную эволюцию региональной элиты, необходимо одновременно рассматривать как причины и последствия «похода» бизнеса в региональную власть, так и меняющийся общий контекст отношений между бизнесом и региональными властными элитами.
Традиционно точкой отсчета при классификации региональных элит является статус ее представителей в прежней советской элите. Такой подход пока еще справедлив, раз уж главным инкубатором региональной властной элиты до сих пор остается советская партийно-хозяйственная номенклатура, и «революционной» смены кадров в регионах не было. Однако в 2003-04 гг. наметился важный перелом. Если брать самый верхний уровень региональной властной элиты, т.е. губернаторский корпус, то доля тех, кто делал основную карьеру в партийных и советских органах, т.е. является партийно-советской номенклатурой в полном смысле этого слова, впервые составила около половины - с тенденцией к дальнейшему снижению.
В последние годы началось общее снижение роли советской партийно-хозяйственной номенклатуры в региональном управлении. В качестве классического случая можно взять партийную элиту, тех политиков, чей самый высокий в номенклатурной лестнице статус в советское время достигнут в структурах КПСС. Выходцы из структур КПСС занимают первые позиции в 21 российском регионе. Партийной элитой здесь мы условно считаем тех, чей самый высокий номенклатурный статус, достигнутый до
Из симптоматичных тенденций следует выделить существенное снижение роли бывших первых секретарей обкомов КПСС – региональных лидеров советского периода. В конце
Аналогичные тенденции отмечаются во второй половине «номенклатурной» части губернаторского корпуса – среди бывших руководящих работников исполкомов региональных и местных советов. Группу, которую можно условно назвать «исполкомовской элитой», представляют сейчас 23 региональных руководителя. Изначально это был главный тип постсоветского губернатора первой волны. Напомним, что из 66 губернаторов, назначенных Б.Ельциным в конце
Смена власти в российских регионах в переломном
К настоящему времени значение этой группы в корпусе высших должностных лиц субъектов федерации кардинальным образом понизилось. Бросается в глаза резкое снижение числа бывших председателей облисполкомов, ранее – наиболее крупной и характерной, можно сказать - референтной группы в губернаторском корпусе. В
Таким образом, важнейшим процессом в региональной элите стала внутриноменклатурная ротация. Во-первых, на место бывших первых лиц приходят чиновники с существенно более низким статусом в советское время. Этот процесс мы называем «революцией клерков». Во-вторых, на место бывших партийных работников приходят те, чья карьера была связана с комсомолом. В целом можно говорить о том, что первый эшелон советской номенклатуры замещается ныне вторым и третьим. Постепенно стирается и грань между номенклатурной и неноменклатурной частями региональной властной элиты. Так, бывшие номенклатурные «клерки» сделали основную свою карьеру уже в постсоветский период, и рассматривать их в качестве представителей прежней номенклатуры нужно с оговорками.
В последние годы проявилась новая тенденция. Это – появление у власти в регионах «силовой» номенклатуры, опять-таки неизбежно советского происхождения, группы, которую представляет и сам второй президент России. Возникновение на региональном уровне элементов милитократии (к числу силовиков с теми или иными оговорками сейчас можно отнести 10 губернаторов) скомпенсировало потери, которые понесла традиционная партийно-хозяйственная номенклатура, о которой речь шла выше.
Анализируя приход силовиков к власти в регионах, следует различать два сценария.
Первый сценарий связан с имиджевыми преимуществами, которые имеют «люди в погонах» в условиях дисбаланса в социально-политической сфере. В наибольшей степени этим пользовались армейские генералы, которые приходили к власти в регионах и много раньше, начиная с Р.Аушева в Ингушетии в
Второй и действительно новый сценарий связан с выходом на первые позиции в ряде регионов представителей ФСБ - очевидное следствие прихода к власти в стране В.Путина. В отличие от армейских генералов эта корпорация не обладала привлекательным для многих избирателей имиджем, и потому ее успехи на губернаторских выборах могли стать и стали реальностью лишь в случае административной поддержки федерального центра.
В то же время развитие милитократии в регионах сильно ограничено, и коренная смена элиты за счет ее кадров не может быть осуществлена.
Во-первых, количество регионов, где к власти удалось привести представителей ФСБ, оказалось невелико – Ингушетия, Воронежская и Смоленская области. Пока только воронежский губернатор В.Кулаков прошел первый тест, переизбравшись на второй срок. В.Кулаков выиграл в первом туре, но с огромным трудом. Количество «избираемых» чекистов в регионах оказалось очень небольшим, что понятно, поскольку данная корпорация совершенно непублична. Да и отношение Кремля к продвижению чекистов в региональную власть оказалось не столь однозначным. В 2004 год даже наметился перелом: выходец из разведки, депутат-«единоросс» И.Морозов, имевший казалось бы отличные связи в центре, не получил реальной поддержки Кремля на выборах (И.Морозов баллотировался на пост губернатора Рязанской области).
Хотя единичные попытки выдвижения чекистов на губернаторские посты еще будут. Они наиболее характерны для Центрального федерального округа (явное следствие деятельности полпреда Г.Полтавченко, представляющего ту же корпорацию). В частности отмечается политическая активность начальника Тульского УФСБ В.Лебедева, а в Калужской области начальник УФСБ В.Логинов стал после выборов
Во-вторых, популярность военных, как «армейцев», так и «чекистов», как правило, падает после того, как они приходят к власти на волне завышенных ожиданий, а затем демонстрируют слабые управленческие способности «на гражданке». В
Итак, демократическая интеллигенция не состоялась в роли региональной властной элиты. На нее не делали ставку ни Б.Ельцин, ни тем более В.Путин. Санкционированные Б.Ельциным немногочисленные эксперименты по обновлению региональной властной элиты в четком соответствии со сценарием «демократической революции» имели скорее отрицательный результат. Тотальная ротация была невозможной в силу отсутствия достаточного числа кадров, вместо нее произошла частичная имплантация «демократов» на верхние позиции в региональных элитах. Это привело или к конфликтам с традиционными элитами с отрицательным для «демократов» результатом (в т.ч. в силу их собственных управленческих промахов) или к их слиянию с более лабильными старыми элитами.
На этом фоне в регионах в первой половине 1990-х гг. сложилась другая группа - оппозиционная бывшая номенклатура, стремящаяся взять реванш на волне растущей популярности левых сил и при поддержке КПРФ. Вторая попытка обновления региональной элиты была связана с первым циклом губернаторских выборов и может быть условно названа лево-номенклатурным реваншем. Как известно, первые губернаторские выборы
Однако относительные успехи левых сил на губернаторских выборах
Лево-номенклатурный реванш нельзя было считать подлинным обновлением региональной элиты не только потому, что речь шла о возвращении к власти тех или иных групп прежней номенклатуры (когда новое было еще не забытым старым).
Приход левых политиков к власти в регионах обычно происходил в условиях отсутствия у них полноценной управленческой команды, готовой заместить проигравшую. Кадровые резервы региональных партийных организаций весьма ограничены, поскольку большинство управленцев предпочло не связывать свое имя с антисистемной оппозицией и продолжало делать карьеру в постсоветский период. На губернаторские посты из рядов КПРФ нередко прорывались публичные политики, которые с точки зрения наличия команды были одиночками. Поэтому власть в таких регионах формировалась по принципам личной преданности или управленческих качеств, а очень часто на своих местах оставались представители уже сложившейся управленческой элиты, т.е. адаптированной номенклатуры.
«Красные» губернаторы не сумели организовать в своих регионах какую-либо принципиально иную политику и в конечном итоге продемонстрировали практически полную системность. В отличие от губернаторов – «демократов первой волны» губернаторы-коммунисты в большинстве своем сумели удержаться у власти, в том числе и потому, что обладали некоторым номенклатурным опытом и закалкой, которые роднят их с теми коллегами, кто изначально вступил в ельцинскую «партию власти». Но одновременно произошла трансформация политических позиций этой группы, которая практически не проявляет свою оппозиционность в отношениях с федеральным центром, и деятельность которой с содержательной точки зрения мало чем отличается от деятельности «обычных» региональных руководителей. Соответственно, какие-либо альтернативные программы регионального развития коммунистами разработаны не были, да они и не могли быть реализованы в отсутствие достаточных ресурсов и в условиях давления со стороны центра.
Наконец, «красных» губернаторов было не так много, и само это явление оказалось временным. Основные успехи на региональных выборах были достигнуты в 1996-97 гг., когда биполярное противостояние было определяющим фактором, и протестные настроения эффективно использовались КПРФ на региональных выборах. Далее имели место единичные «отложенные» победы лидеров левой ориентации. Анализ ситуации в региональной элите показывает, что новые перспективные лидеры КПРФ в регионах не выросли, и политиков, способных реально претендовать на руководство территориями, в этой части политического спектра становится все меньше.
В результате за кризисом «демократических» губернаторов середины 1990-х гг. последовал кризис «красных губернаторов», характерный для путинской поры и перешедший в новую фазу в
Кризис «демократических» и затем «красных» губернаторов был закономерным явлением в силу бесперспективности их борьбы с адаптированной номенклатурой. Одни потерпели поражение в этой борьбе, другие слились с успешной, т.е. оставшейся у власти частью номенклатуры. В этой связи наибольшее внимание привлекает политическое поведение еще одного субъекта – деловой элиты, особенно той ее части, которая сложилась после распада СССР и потому может считаться новой российской элитой. С этой группой следует связать «третью волну» обновления региональной элиты и важнейшую тему взаимоотношений бизнеса и региональной власти.
На первом этапе, когда губернаторы назначались, представительство выходцев из деловой элиты в региональной власти было небольшим. Б.Ельцин в начале своего правления назначил губернаторами лишь нескольких аграриев и двух директоров промышленных предприятий. Деловая элита пробивалась к власти в регионах самостоятельно, обладая артикулированными политическими интересами (первоначальное накопление капитала продолжалось при активном участии бюрократии) и финансовыми ресурсами. Например, автономное развитие политических процессов в республиках уже в начале 1990-х гг. добавило к списку региональных лидеров бывшего директора нефтеперерабатывающего завода М.Рахимова в Башкирии.
Деловая элита выходит на первые позиции в регионах с началом выборных процессов, и с этого времени ее роль неуклонно растет. Переломным следует считать 1993 год, когда президентом маленькой Калмыкии был избран предприниматель К.Илюмжинов. Ситуация была характерна тем, что традиционные номенклатурные кланы в нищей Калмыкии увязли в борьбе и упустили совершенно новую фигуру, демонстративно богатого бизнесмена, обещавшего всем «золотые горы». Далее, после перехода к повсеместным выборам директора и предприниматели разного происхождения стали выигрывать выборы и в других регионах. Так, в
На следующем выборном цикле, в
В
На данном этапе, если исходить из базового критерия – наивысших статусных позиций, завоеванных губернатором в советский период, к числу представителей деловой элиты можно отнести 24 региональных лидеров. Но из них 15 человек все-таки являются хозяйственниками советского происхождения: они заняли руководящие посты на предприятиях в советский период. Поэтому они в той или иной степени все-таки относятся к номенклатуре, поскольку советский директорский корпус невозможно отделить от партийно-хозяйственной номенклатуры. Совершенно новым процессом, но не столь распространенным стало появление в губернаторском корпусе девяти представителей деловой элиты «несоветского» происхождения, представляющих региональный бизнес и крупные российские компании.
Заключение
Пик интенсивного взаимодействия и сращивания бизнеса и власти пришелся на 1999-2002 гг. и был в частности связан со вторым «большим» циклом региональных выборов и одновременными парламентскими и президентскими выборами общенационального уровня. На этапе прихода В.Путина к власти и в самые первые годы его правления совпали два процесса – централизации власти и централизации собственности. Первый процесс был запущен новым президентом, который выразил умонастроения столичной бюрократии, сформировавшиеся при Б.Ельцине. Как известно, первый президент России с самого начала своего правления выступал гарантом привилегий для региональных властных элит и не соглашался на централизацию. Его доминантной моделью региональной политики была опора на достаточно самостоятельные региональные элиты, которые получали свободу рук в обмен на полную политическую лояльность центру. Такая модель не соответствовала интересам столичной бюрократии, которая стремилась усилить свое административное влияние в регионах и за счет регионов. Смена президента открыла прекрасные возможности для реализации этих интересов, тем более что они получили государственно-патриотическую интерпретацию (укрепление государства и т.п.).
Тем временем собственная динамика характеризовала развитие крупных российских компаний, в т.ч. имеющих неформальный статус олигархических групп. На этапе ельцинской «региональной вольницы» приватизация развивалась по регионально-номенклатурной модели, когда собственность переходила в руки бывших и нынешних чиновников и связанного с ними местного бизнеса, выросшего за счет административных преференций. Региональные «олигархи», в т.ч. криминального происхождения и т.н. «красные директора», позднее переименованные в региональных топ-менеджеров, - это типичный продукт 1990-х гг. Но к концу 1990-х гг. на российские просторы выходят олигархи федерального масштаба. Сконцентрировав на этапе первоначального накопления капитала огромные финансовые ресурсы, они приступают к скупке собственности, расположенной в регионах.
Изначально, примерно с середины 1990-х гг. крупные российские корпорации контролировали, как правило, ограниченный набор крупных региональных активов в виде заводов и месторождений российского масштаба. В отношениях с региональными элитами доминировала колонизационная модель: компания обычно была ориентирована на выкачивание прибыли, она практически не обращала внимания на урегулирование отношений с региональными элитами, мало заботилась о трудовых коллективах и их семьях, в целом – о населении «своих» городов. В результате у большинства крупных компаний сложился очень плохой имидж в регионах, нередко - ярко контрастирующий с небезуспешным пиаром на федеральном уровне. Губернатор при колонизационной модели часто выступал в роли «заступника», нередко позиционировался как публичный противник компании и использовал административные рычаги для давления на нее.
Отказ крупных российских компаний от колонизационной модели характеризует конец 1990-х гг. На этом этапе практически все компании делают вывод о том, что «дружить» с региональными и муниципальными властями гораздо эффективнее и дешевле, чем не замечать их присутствие (иными словами, компании начинают понимать, что таким путем снижаются издержки на преодоление административных барьеров). Наступает новый этап – укоренения крупных компаний в регионах. На этом этапе компании активно работают над укреплением отношений с региональными властями и созданием позитивного имиджа на местном уровне. С этим совпадает новый этап создания ведущими компаниями разветвленных региональных сетей. Самым активным образом идет скупка среднеразмерных предприятий, ранее приватизированных местными «олигархами», компании докупают поставщиков сырья (комплектующих) и сбытовые сети.
Перераспределение властного ресурса в пользу федерального центра практически совпало с перераспределением собственности в пользу федеральной олигархии. Как результат, на втором выборном цикле крупные компании были предметно заинтересованы в установлении политического контроля за регионами, что обусловило их активное финансовое участие в региональных выборах на стороне тех или иных кандидатов, а также отдельные попытки провести во власть своих представителей или прямых ставленников.
Однако, начиная с 2002 и в еще большей степени - 2003 гг., можно говорить о новой стадии в отношениях крупного бизнеса и региональных властей. Происходит определенное размежевание, которое является следствием как региональной политики, проводимой В.Путиным, так и изменения интересов крупного российского бизнеса.
Политика В.Путина, как известно, ставила себе целью ограничение влияния двух мощных групп, достигших пика своего влияния при Б.Ельцине, - губернаторов и олигархов. На первом этапе путинского правления мы констатировали, что «равноудаленные» от власти олигархи, теряя влияние на политику на федеральном уровне, проникают в регионы, где компенсируют политические потери, устанавливая отношения с местными властными элитами (Туровский, 2001). Однако ужесточение отношений Кремля с неугодными олигархами и прежде всего «дело ЮКОСа» привели к тому, что олигархи стали опасаться открыто играть в политику. Это относится и к регионам, где Кремль создал систему информационного контроля через полпредов и главных федеральных инспекторов, которая позволяет (при желании) установить, кто за кем стоит. Поэтому то, что раньше почти не скрывалось (финансирование крупными компаниями тех или иных кандидатов), на выборах 2003-04 гг. стало принято камуфлировать.
Кроме того, в полном соответствии с реалиями властной вертикали развитие получила схема, когда крупная компания согласовывает свою позицию на выборах с администрацией президента и получает или не получает «добро» на поддержку кандидата. Возможен и иной вариант, когда президентская администрация вынуждает крупную компанию спонсировать своего кандидата. Иными словами, роль ключевого центра принятия решений в отношении губернаторских выборов перешла к президентской администрации. Хотя преувеличивать роль Кремля также не следует, поскольку уровень кремлевского контроля за региональными процессами не столь велик. Поэтому возможны (и уже возникают) ситуации, когда губернаторские кампании разворачиваются без реального кремлевского контроля, и расстановка сил на этих выборах все-таки определяется решениями различных бизнес-групп.
Со своей стороны губернаторы вновь стали дистанцироваться от крупных компаний, по крайней мере внешне. На самом деле это им выгоднее: и из политических, и из имиджевых соображений губернаторам совершенно ни к чему ассоциироваться с тем или иным олигархом и считаться его марионеткой. Развитие «дела ЮКОСа» имело свою региональную проекцию: связанные с компанией губернаторы, разумеется, не захотели «погибать» вместе с ее основателем. На выборах в Томской области в
Интересно поведение губернаторов, которые были поставлены крупными корпорациями, и скрывать это просто не могут. Губернатор Эвенкии Б.Золотарев, бывший менеджер ЮКОСа, оказался перед необходимостью разрабатывать собственную стратегию выживания. Он стал активно сближаться с местными, в т.ч. национальными элитами: их общим интересом стала борьба с укрупнением субъектов федерации, которое угрожало полным присоединением автономного округа к Красноярскому краю. В то же время в отношениях на федеральном уровне Б.Золотарев продемонстрировал определенную готовность к компромиссам по вопросу об объединении регионов. Примечательны и маневры красноярского губернатора А.Хлопонина. Он, в отличие от Б.Золотарева, активным образом поддерживал идею укрупнения регионов. Это происходило на фоне заметно ухудшившихся отношений Кремля с В.Потаниным. Закономерно, что А.Хлопонин стал демонстрировать свою политическую самостоятельность и полную лояльность Кремлю.
Взаимное дистанцирование губернаторов и олигархов объясняется далеко не только тем, что те и другие оказались напуганы «делом ЮКОСа» и иными признаками жесткой политики Кремля и предпочли разорвать или тщательно скрыть свои отношения. Не менее серьезной причиной для изменения отношений между губернаторами и олигархами является новое снижение интереса крупных бизнес-групп к региональной власти.
Экономические и политические реформы, происходивших в постсоветской России, привели к утверждению различных форм собственности. Это детерминировало создание новых для России групп интересов, стремящихся оказывать влияние на принятие политических решений, для реализации собственных экономических интересов. В результате сформировалась качественно новая система взаимодействия государства и бизнеса, в рамках которой государственные институты стали, хотя и важнейшими, но не единственными участниками процесса принятия решений.
Бизнес-субъекты для оказания влияния на принятие политических решений используют формализованные и неформализованные практики. Неформализованные способы влияния характерны для патрон-клиентных отношений, в то время как формализованные способы влияния, присущи корпоративизму.
Общие для всех бизнес-субъектов государственные меры по укоренению корпоративизма в России, должны носить просветительский характер, способствовать консолидации бизнеса и стимулировать бизнес к участию в новой системе взаимодействия бизнеса и власти. Это связано с общей проблемой демотивации бизнеса и негативными последствиями этого явления для российской экономики в целом. Также общими для всех бизнес-субъектов мерами, способствующими институционализации корпоративизма, являются: создание формализованных структур прямого представительства и правовая регламентация неформализованных отношений. Правовой аспект мер по институционализации корпоративизма должен включать проработку негативных санкций за использование коррупционных способов и регламентацию неформализованных отношений корпоративистского толка для снижения уровня их коррупциогенности.
С приходом к власти Д. Медведева положение российской бизнес-элиты вряд ли изменится, хотя судить на сегодняшний день об этом рано.
Список литературы
1. Четвертак (Передерий) Ю.Ю. Административный фактор в избирательных компаниях глав и депутатов города Туапсе и Туапсинского района // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар, 2001. - №1. – С. 69-81. (0,65 п.л.);
2. Четвертак (Передерий) Ю.Ю. Политическая мотивация лидеров Черноморского побережья Краснодарского края / Ю.Ю.Четвертак, Г.А.Шагинян // Политические лидеры местных сообществ. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2002. С. 42-51. (0,5/0,25 п.л.);
3. Четвертак (Передерий) Ю.Ю.Информационные войны в российских региональных и местных выборах / В.З.Измайлов, Ю.Ю.Четвертак. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2003. – 76 с. (4,4/2,2 п.л.);
4. Четвертак (Передерий) Ю.Ю. Информационная война как способ взаимодействия участников электорального процесса // Политический процесс на Юге России: политико-правовой аспект: Материалы научно-практической конференции (22-24 марта 2002 года, г.Армавир). Армавир: Изд-во Армавирск. ин-та социал. образования, 2002.- С.256-258. (0,2 п.л.);
5. Передерий Ю.Ю. Перспективы взаимодействия органов власти и бизнес-элиты в области реализации социальной политики // Актуальные вопросы социальной политики в регионе: Материалы научно-практической конференции (февраль
6. Передерий Ю.Ю. Крупные корпорации и региональная власть: опыт социального партнерства // Социальное партнерство как способ достижения гражданского согласия и социального мира, обеспечения стабильности общества: Материалы международной научно-практической конференции (март
