ВВЕДЕНИЕ

Структуру и характер научного содержания современной социологии невозможно понять без учета того, что помимо дифференциации по видам и аспектам исследовательской деятельности в социологии существуют различия между принципиальными теоретическими подходами, определяющими стратегию и направляющими ход исследования, то есть дающими ответы на вопросы что, как и зачем исследуется. Эти различия проявляются в существовании внутри социологии конкурирующих школ и направлений исследования, обозначаемых по принадлежности к той или иной концептуальной традиции: позитивистская социология, марксистская социология, критическая социология, интерпретативная социология, феноменологическая социология и т. п. Основой для развития и существования в социологии различных научных направлений является приверженность социологов различным парадигмам.

Целью курсовой работы является изучение основных парадигм в современной социологии.

Глава 1. ПОНЯТИЕ «ПАРАДИГМА»

   Понятие «парадигма» (от греч. paradeigma – пример, образец) в социологию было введено в 1960-е гг. американским историком и социологом науки Томасом Куном (1922–1994). Его интерес к развитию научных теорий и революций в науке возник из размышлений над некоторыми фундаментальными различиями общественных и естественных наук. Он был потрясен количеством и степенью разногласий среди обществоведов относительно фундаментальных принципов, на которых зиждилась их наука. Кун ввел в научный оборот понятие парадигмы как концептуальной схемы, которая признается членами научного сообщества в качестве основы их исследовательской деятельности и с этой позиции пересмотрел всю историю европейских наук.  В ставшей знаменитой книге «Структура научных революций» (1962) Кун пишет: «Под парадигмами я понимаю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решений научному сообществу».[1]

Парадигма определяет видение мира учеными, их картину мира, методы познания и характер выбираемых проблем. Периоды смены парадигм Кун назвал научными революциями. По Куну, различные парадигмы несоизмеримы и непереводимы: ученые, принимающие разные парадигмы, как бы живут в различных мирах. Парадигма столь же существенна для науки, как наблюдение и эксперимент; приверженность к специфическим парадигмам необходимая предпосылка любого серьезного научного дела. Когда парадигму принимает большая часть научного сообщества, она становится обязательной точкой зрения, мощным катализатором научного прогресса.[2]

Следовательно парадигма – это

1)     краткое описание основных понятий, допущений, предложений, процедур и проблем какой-либо самостоятельной области знаний или теоретического подхода;

2)     в методологии - представления о предмете науки, ее основополагающих теориях и специфических методах, в соответствии с которыми организуется исследовательская практика научным сообществом в определенный исторический период.

Понятие парадигмы тождественно понятию научного сообщества: она объединяет членов научного сообщества, и, наоборот, научное сообщество состоит из людей, признающих парадигму. Как правило, парадигма находит свое воплощение в учебниках или в классических трудах ученых и на многие годы задает круг проблем и методов их решения в той или иной области науки.

Формирование общепризнанной парадигмы является признаком зрелости науки. Переход к новой парадигме диктуется не столько логическими, сколько ценностными и психологическими соображениями.[3]

Иногда под парадигмами понимаются крупные теории, группы теорий или метатеории. Одна и та же парадигма может стать основой не одной, а ряда теорий, и разрабатываться представителями нескольких социологических школ. Каждая парадигма определяет угол зрения, стиль мышления ученого, его теоретический подход к изучению, интерпретации и оценке социальных фактов и требует выработки своеобразного категориального аппарата.

Можно выделить три главных признака существования парадигмы:

1) наличие оригинальной концепции, которая служит универсальным инструментом описания и объяснения исследуемых явлений;

2) наличие классиков, труды которых служат образцом разработки концепции и ее применения в исследовании конкретных явлений;

3) наличие научного сообщества, которое использует концепцию и опирается на труды классиков при формулировке и решении новых исследовательских проблем.
   В социологии существует сразу несколько научных направлений, характеризующихся этими тремя признаками. На этом основании некоторые исследователи считают, что социология находится в кризисе, переживает период научной революции. Однако другие исследователи полагают, что одновременное существование множества парадигм не является свидетельством кризиса, что социология – это мультипарадигмальная наука. Идею о мультипарадигмальности как нормальном состоянии для социологии впервые обосновал в середине 1970-х гг. известный американский социолог Джордж Ритцер. Мультипарадигмальность означает, что с появлением новой парадигмы созданные раньше не исчезают, а увеличивающееся концептуальное разнообразие позволяет описывать и объяснять различные аспекты таких сложных явлений и процессов, каковыми являются социальные феномены.

Из общего множества парадигм, существующих в современной социологии, можно выделить основные, наиболее часто применяемые в социологических исследованиях и привлекающие наибольшее число ученых.
Глава 2. МАКРОСОЦИАЛОГИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ
Макросоциологические парадигмы называют объективистскими, так как социальные явления рассматриваются как объективно существующие, не зависящие от идей и мнений членов общества. В анализе общества сторонники подобного подхода главное внимание уделяют выявлению социальных структур, определению характера их взаимодействия.
2.1. Структурный функционализм





Структурный функционализм – это научный подход, основывающийся на рассмотрении общества как системы – внутренне дифференцированной и упорядоченной целостности, части которой – структурные элементы, вносящие вклад в поддержание системы, в ее воспроизводство.[4] В качестве социальных структур рассматриваются любые устойчивые образцы деятельности людей. Вклад каждой социальной структуры в воспроизводство социального порядка, то есть ее положительная роль в социальной системе – это функция данной структуры. Именно функциональность, полезность для социальной системы каких-либо действий обуславливает их закрепление в качестве элементов системы, то есть превращение в паттерн – образец.

Логика исходной концепции определяет стратегию социологического исследования как структурно-функционального анализа. Социолог стремится выявить его функции и дать функциональное объяснение факта его существования. Есть два пути структурно-функционального анализа. Первый путь: определить те условия, выполнение которых необходимо для существования социальной системы, и выявить в системе структурные элементы, способствующие выполнению этих условий. То есть, имея представление о функциях, выявлять соответствующие им структуры. Второй путь: описать те структуры, которые обнаруживаются в исследуемой системе, и выявить влияние этих структур на воспроизводство системы. То есть, имея представление о структурах, выявлять свойственные им функции.  

Образцом первого типа стратегии структурно-функционального анализа служит теория социальных систем, разработанная классиком структурного функционализма в социологии Талкоттом Парсонсом в таких работах, как «Структура социального действия» и «Социальная система». Согласно Парсонсу, человеческое действие – это сложная система, подсистемами которой являются организм (биологическая система, обеспечивающая физическую возможность действовать), личность (психическая система, обеспечивающая выработку целей действия), социальная система (нормативная система, обеспечивающая комбинацию целей и средств действия, приемлемую с точки зрения окружающих), культура (ценностная система, обеспечивающая поддержание в качестве традиций целей, средств и норм, регулирующих действие). [5]

Социальная система как подсистема общей системы действия также состоит из четырех подсистем, поскольку любая система стабильно существует, если в ней выполняются четыре условия:

1)     система должна быть адаптирована к окружающей среде, то есть в случае социальной системы должна быть приспособлена к особенностям природы человека как биологического организма и как личности, к особенностям физико-органической среды обитания людей, чью жизнедеятельность данная система организует и упорядочивает, к особенностям культуры как системы ценностей;

2)     система должна быть саморегулируемой, то есть при изменении в окружающей среде в системе должны вырабатываться цели – направления изменений структуры и функционировать механизмы реализации этих целей;

3)     система должна быть внутренне интегрирована, то есть между ее элементами должны поддерживаться устойчивые связи, и функционирование элементов должно быть скоординированным;

4)     система должна быть структурно стабильной, то есть в состоянии адаптированности к окружающей среде сложившаяся структура системы должна воспроизводиться в качестве образца сколь угодно долгое время.

Эти четыре требования обуславливают необходимость осуществления в любой социальной системе четырех функций, которые Парсонс назвал, соответственно, «адаптация», «целедостижение», «интеграция», «поддержание латентного образца». По первым буквам английских названий функций adaptation, goal attainment, integration, latent pattern maintenance концепцию Парсонса принято именовать схемой AGIL.

Образцом второго типа стратегии структурно-функционального анализа служат работы еще одного классика структурного функционализма американского социолога Роберта Мертона, в особенности его книга «Социальная теория и социальная структура».[6]

Мертон разделил функции на явные и латентные. Явная функция – это распознанный и ожидаемый результат существования структурного элемента системы. Латентная функция – это нераспознанный и непредусмотренный результат существования структурного элемента. Например, явная, то есть очевидная для преподавателей, студентов, членов их семей, администраторов учебных заведений и работодателей функция высшего образования – обеспечение молодежи знаниями и навыками, необходимыми для профессиональной деятельности. Латентными же функциями можно считать нахождение молодыми людьми брачных партнеров, близких по социальному положению, и формирование особого стиля жизни – предпочтений в одежде, в проведении досуга, манеры общаться и т. д.

Мертон также указал на то, что структурные элементы не всегда функциональны. Результатом существования структурного элемента может быть дисфункция – вредное воздействие на систему, нарушающее ее стабильность и нормальное воспроизводство. Люди часто расходятся во мнениях, когда речь идет о том, что полезно и что вредно. Например, то, что высшее образование дает возможность избежать призыва на военную службу, рассматривается как явный вред сотрудниками военкоматов, а студентами и их родителями как явное благо. Однако в структурном функционализме дисфункцией называется вред не с точки зрения осуществления целей людей, а с точки зрения существования социальной системы. В этом смысле дисфункцией высшего образования следует считать нарушение интегрированности системы, создание конфликта между ее структурными элементами – функционированием военного ведомства, нуждающегося в солдатах, и функционированием гражданских предприятий и организаций, нуждающихся в квалифицированных специалистах. Также дисфункцией можно считать создание многочисленной категории амбициозных и продуктивно мыслящих людей, часть которых в ситуации недостатка возможностей для успешной карьеры в рамках существующей системы находит новые, подрывающие систему способы достижения жизненных целей: участвует в организации «теневого» бизнеса или радикальных социальных движений.   

Итак, структурно-функциональная парадигма сосредоточена на рассмотрении устойчивых образцов деятельности и не вполне учитывает роль социальных конфликтов и изменений, порождаемых неравенством и отчуждением людей друг от друга и от социальных структур.
2.2. Исторический материализм (марксистская парадигма)





Альтернативной структурному функционализму парадигмой является исторический материализм. Это подход, опирающийся на концепцию современного общества как системы отношений, основывающихся на неравном распределении экономически значимых ресурсов между людьми, чью жизнедеятельность данная система организует и упорядочивает. Все отношения в системе – экономические, правовые, политические, религиозные, семейные и пр., – рассматриваются как формы закрепления неравенства, господства привилегированных категорий людей и эксплуатации обездоленных и дискриминируемых.

Образцом для исследователей, придерживающихся концепции исторического материализма, служат работы основоположника этого направления в социологии немецкого философа и экономиста Карла Маркса. В своих работах «Экономическо-философские рукописи», «Тезисы о Фейербахе», «К критике политической экономии» и др. Маркс противопоставил материалистическое понимание истории, под которой понимается процесс развития общества, «идеалистическим» социально-философским концепциям, объяснявшим исторический процесс, исходя из духовных факторов: эволюции идей, воли великих людей или целых народов, развития человеческого духа и т. д.[7] Материалистический подход предполагает, что исходным моментом и движущей силой исторического процесса является производство материальных условий жизни людей. Чтобы иметь возможность творить историю, люди должны быть обеспечены хотя бы минимумом средств к существованию. Поэтому научный анализ устройства и развития общества должен начинаться с анализа практической деятельности, обеспечивающей людей пищей, одеждой, жильем.

Исходной категорией исторического материализма является понятие труда. Труд определяется Марксом как сущностная функция человека. Именно в процессе труда, то есть целесообразной деятельности по преобразованию внешней материальной среды в средство для жизни, человек сохраняет и развивает свою сущность как разумного, деятельного и социального существа.

Совокупный труд людей – это общественное производство. Если в экономической науке это понятие имеет лишь один смысл – производство силами, в масштабах всего общества, то в историческом материализме оно выступает и в экономическом, и в социологическом значении – как производство общества.

Ядро производственных отношений образуют отношения собственности. Собственность как экономический институт Маркса интересует лишь в той мере, в какой она является социальным отношением – основой классовой структуры общества. Социальный класс – это категория статусов, то есть устойчивых позиций, занимаемых людьми в системе отношений друг с другом, выделяемая на основе позиций, занимаемых ими в системе распределения функций и результатов материального производства. Классовую структуру образуют два основных класса: класс собственников экономически значимых ресурсов – средств производства и класс лишенных такого рода собственности.

Экономическое господство класса собственников средств производства приводит к превращению всех форм социальных отношений в отношения неравенства, господства и эксплуатации. Это объясняется тем, что совокупность производственных отношений составляет базис всей системы социальных отношений, а политические, правовые, семейные, религиозные и иные отношения, а также способы осознания и оценки людьми этих отношений образуют надстройку, структуры которой по-своему воспроизводят структуру производственных отношений.

Вся совокупность общественных отношений, в которой структуры базиса и надстройки скреплены подобной цепью взаимных соответствий, называется у Маркса общественной формацией. История – это процесс развития и смены формаций.

В работе «К критике политической экономии» Маркс выделил четыре формации – «азиатскую», «античную», «феодальную», «буржуазную». Каждая формация представляет собой историческую ступень в развитии производственных отношений и сменяется другой формацией только, когда разовьются принципиально новые производительные силы, то есть появятся новые технологии и новые ресурсы, использованию которых существующие производственные отношения препятствуют.[8]







2.3. Критическая теория общества (неомарксистская парадигма)





Альтернативой классическому марксизму в отношении оценки интегрированности современного общества является неомарксистская критическая теория общества. Это подход, опирающийся на концепцию общества как системы тотального, всепроникающего контроля. В отличие от классического марксизма, в неомарксизме контроль связывается не с прямым принуждением и эксплуатацией со стороны господствующего класса, а с незаметной для людей, происходящей исподволь трансформацией естественных для человека влечений в «ложные» потребности, удовлетворение которых ведет не к свободному развитию личности, а к укреплению сложившегося социального порядка. Все сферы жизнедеятельности, регулируемые системой – экономика, политика, искусство, образование, религия, семья и пр., – рассматриваются как проявления господствующей рациональности – способа восприятия, осмысления и организации человеком окружающего мира и своей жизни. Исследование господствующего типа рациональности и альтернативных форм рациональности, проявляющихся в образе жизни аутсайдеров (от англ. outside – вне, за пределами)[9], то есть сообществ, не интегрированных в систему и потому свободных от нее, должно выявить перспективу эмансипации (от лат. emancipatio – освобождение), то есть направление трансформации общества в более свободное и гуманное.

Образцом для исследователей, придерживающихся концепции критической теории, служат работы основателей этого направления в социологии германских ученых Макса Хоркхаймера, Герберта Маркузе, Теодора Адорно.

Хоркхаймер и Адорно в совместной работе «Диалектика просвещения» представили концепцию развития современной западной цивилизации в результате просвещения – процесса эмансипации мышления и поведения человека от власти мифологии.[10] Но с отделением принципа разума от принципа веры происходит и замещение отношения к миру и жизни на основе поиска сущности, смысла вещей инструментальной рациональностью – отношением на основе определения полезности, утилитарной функции вещей. Рационализация жизнедеятельности людей привела к созданию производительной экономической системы, эффективного государственного аппарата, общедоступной массовой культуры (включая образование), но одновременно к превращению людей из самостоятельных субъектов мышления и действия в объекты манипулирования. Тоталитарные режимы в XX веке и Вторая мировая война – это, согласно Хоркхаймеру и Адорно, логичный результат рационализации. В этом и заключается диалектика: просвещение превращается в собственную противоположность – современное варварство. В тотально рационализированном обществе сферами свободы и потенциалом общей эмансипации остаются лишь не подчиненные инструментальной рациональности искусство (творчество художественного авангарда) и любовь и сексуальность (спонтанность чувств и естественные импульсы).

Герберт Маркузе в работе «Одномерный человек» определил современное общество как общество комфортабельной несвободы, в котором действуют новые формы контроля.[11] Основная среди этих форм – потребление. Продукты, услуги, развлечения, удовлетворяя потребности, одновременно несут с собой предписываемые образцы поведения и мышления, которые привязывают потребителей к производителям и через этих последних – к обществу. Аппарат производства, торговли, рекламы предоставляет людям не просто товары, он «продает» им социальную систему в целом. Вовлечение в процесс потребления – более рациональный способ подчинения и нейтрализации революционного потенциала рабочего класса, чем политическая пропаганда или репрессии. Формами контроля становятся также массовая культура и сексуальность. Массовая культура не просвещает, не вскрывает сущности явлений, а информирует и развлекает, то есть несет образы и идеи, не выходящие за пределы существующего порядка вещей.

Критическая теория хорошо описывает и объясняет целостность общества и его способность интегрировать в себя любую оппозицию, и поэтому схема «новые формы контроля – интеграция общества» может служить универсальным инструментом анализа социальных явлений. С этой точки зрения, например, образование – это также форма контроля. Помимо собственно учебной программы в процессе образования усваивается так называемая скрытая программа, то есть происходит внедрение идей и поведенческих образцов, способствующих поддержанию существующего социального порядка. Современная система образования поощряет тех, кто успешно осваивает практически полезные факты и формулы, то есть знания, обеспечивающие карьерный рост и жизненный успех.

Несмотря на очевидные расхождения в трактовке социальных явлений и процессов, структурному функционализму, историческому материализму, критической теории общества присуща общая макросоциологическая ориентация, то есть сфокусированность внимания исследователей на выявлении социальных структур, которые образуют общество как целое, как систему, предопределяющую, в общем, поступки и образ жизни людей.
Глава 3. МИКРОСОЦИАЛОГИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ
Микросоциологические парадигмы интерпретируют общество как совокупность форм повседневного взаимодействия индивидов, акцентируя внимание на специфичности социального поведения человека. Эти парадигмы трактуют социальные явления субъективно, как существующие благодаря идеям и мнениям людей.
3.1. Теория социального обмена





Теория социального обмена – научный подход, основывающийся на концепции социального взаимодействия как процесса обмена, каждый участник которого получает выгоду в результате действий других участников и в свою очередь совершает действия, приносящие им выгоду. В качестве выгод рассматриваются как материальные блага, так и нематериальные, символические блага – знаки уважения, престижа, положительные эмоции и т. п.

Образцом для исследователей, использующих концепцию социального обмена, являются работы основателей этого направления выдающихся американских социологов Джорджа Хоманса и Питера Блау. В работе «Социальное поведение: его элементарные формы» Хоманс сформулировал пять положений, объясняющих индивидуальное поведение стремлением к поддержанию социального обмена:

1)     чем чаще отдельное действие индивида вознаграждается, тем чаще он/она стремится совершать это действие;

2)     если какой-либо стимул привел к действию, которое было вознаграждено, то при повторении такого стимула индивид будет стремиться повторить соответствующее действие;

3)     чем более ценным является для индивида определенный результат действия, тем сильнее он/она будет стремиться совершить действие, направленное на достижение этого результата;

4)     чем чаще в прошлом индивид получал определенное вознаграждение, тем менее ценным будет для него/нее повторение такого вознаграждения;

5)     если индивид не получает ожидаемого вознаграждения, то он/она стремится совершить демонстративно агрессивное действие, и результат такого действия становится для него (нее) более ценным, чем не полученное вознаграждение; если индивид получает вознаграждение сверх ожидаемого, то он/она стремится совершить демонстративно лояльное действие, и результат такого действия становится для него/нее более ценным.[12]

Поскольку индивиды стремятся поддерживать, постоянно возобновлять те взаимодействия, которые приносят выгоды, и избегать невыгодных взаимодействий, формируются устойчивые межиндивидуальные связи – структуры обмена. Структуры обмена могут складываться на основе непосредственного двустороннего или прямого обмена (рис. 3а), но также и на основе опосредованного или генерализованного обмена (рис. 3б).
                                                                  B

                                                                                                  

А                         B

                                                A                          C

             (а)                                               (б)

                   

                   Рис. 3. Структуры обмена
Анализ структур обмена может служить универсальным инструментом социологического исследования.

Например, процесс обучения осуществляется и поддерживается как взаимодействие, так как представляет собой прямой социальный обмен. Очевидной выгодой для студентов (А) является получаемая ими в аудитории информация, но и преподаватель (В) получает выгоду в виде самоутверждения и признания его статуса.

Процесс обучения можно представить и как многосторонний комплекс взаимодействий, который воспроизводится потому, что является генерализованным социальным обменом. Преподаватели (А) ведут занятия, передавая студентам профессиональные знания; студенты (В) посещают учебное заведение, обеспечивая тем самым его финансирование; администрация учебного заведения (С), в свою очередь, оплачивает работу преподавателей.

Концепция социального обмена Хоманса хорошо описывает и объясняет взаимовыгодные, симметричные обмены, но П. Блау в своей работе «Обмен и власть в общественной жизни» показал, что неравенство и отношения власти  (подчинения), невозможно объяснить только стремлением участников взаимодействий к получению выгод в результате своих действий. Согласно Блау, отношения власти (подчинения) появляются, когда один из участников обмена обладает монопольной возможностью совершать те действия, которые полезны и ценны для других участников обмена.[13] Используя их стремление к обмену, «монополист» устанавливает максимально выгодные для себя условия обмена и способен навязывать свою волю тем участникам, которые готовы на дополнительные затраты усилий, поскольку находятся в зависимости от желания «монополиста» поддерживать своими действиями социальный обмен. Продолжаясь, такой несимметричный обмен приводит к развитию и закреплению неравенства. Но изначально данное, предшествующее процессу обмена неодинаковое распределение социально значимых ресурсов, создающее «монополию», и признание взаимодействующими индивидами этой ситуации как нормальной означает, что реальное взаимодействие не всегда соответствует идеальной модели социального обмена.





3.2. Теория рационального выбора





Решение проблемы соотношения индивидуального расчета и следования нормам предлагает альтернативная теории социального обмена парадигма – теория рационального выбора. Эта теория представляет собой научный подход, основывающийся на рассмотрении социального взаимодействия как процесса координации действий людей, стремящихся к достижению индивидуальных целей. Рациональность выбора определяется оптимальностью стратегии поведения.[14] Индивид выбирает из альтернатив – фиксированного набора возможных вариантов действий тот вариант, который даст наилучший результат.

Проблема оптимизации стратегии поведения в ситуации, когда индивидуально рациональные действия приводят к социально иррациональным последствиям, раскрывается на моделях математической теории игр. Самая известная из них получила название «дилемма узника» (от англ. Prisoner’s Dilemma).[15]

		2-й участник
		уклонение	кооперация
1-й участник	уклонение	общий проигрыш (1)	односторонний выигрыш (2)
	кооперация	односторонний проигрыш (3)	общий выигрыш (4)

Рис.4. «Дилемма узника»
Для каждого из двух арестованных (за участие в одном преступлении) существуют два варианта действий: сознаться или отпираться. Матрица возможных исходов для первого участника (см. рис. 4) включает четыре случая, в зависимости от действий второго участника: 

(1)  оба сознаются и, разделив ответственность, получают одинаковое наказание;

(2)  первый сознается, пока второй отпирается, и вина перекладывается на второго;

(3)  первый отпирается, второй сознается, и вина перекладывается на первого;

(4) оба отпираются и получают одинаковое минимальное наказание.

Достижение наиболее предпочтительного исхода (2) предполагает выбор варианта «сознаться», то есть стратегии уклонения от кооперации с соучастником. Но наиболее предпочтительный для второго участника исход (3) предполагает, что он также изберет стратегию уклонения. В результате одновременного выбора обоими участниками индивидуально рациональной стратегии уклонения они окажутся в ситуации общего проигрыша (1). Оптимальным является коллективно рациональный выбор обоими участниками стратегии кооперации (4), то есть выбор варианта «отпираться». Но такой выбор возможен, если между участниками существует доверие, если каждый уверен, что другой не выберет более выгодный для себя вариант уклонения. Именно отсутствие доверия провоцирует коллективно иррациональный исход.  

Применение моделей, подобных «дилемме узника», в анализе самых разных социальных явлений составляет основу исследовательской стратегии приверженцев теории рационального выбора. Образцами для них традиционно служат работы экономистов, давно развивающих этот подход, а в последние годы также работа американского социолога Джеймса Коулмена «Основания социальной теории».[16]

Коулмен проанализировал с точки зрения рационального выбора взаимодействия, традиционно связываемые скорее с проявлением чувств, нежели с расчетом. В частности, он показал, что в процессе ухаживания и заключения брака индивид ищет партнера, как можно более привлекательного с точки зрения физической красоты, ума, доброты, престижности работы, уровня дохода или иных качеств. Следовательно, брачное поведение, по Коулмену, сводится к рациональному выбору из фиксированного набора альтернатив. Но стремление каждого участника «брачного рынка» к оптимизации выбора приводит к социальной дилемме, которую также можно описать при помощи модели «дилемма узника».

Социальные нормы ограничивают выбор, сводя альтернативы к социально одобряемым действиям, и ориентируют участников взаимодействия на поддержание своей репутации, то есть на сохранение доверия к ним со стороны партнеров по взаимодействию. Таким образом, рациональным может считаться выбор не в пользу индивидуального интереса, а в пользу позитивного мнения других людей. Однако теория рационального выбора недооценивает проблему формирования мнения, то есть восприятия, истолкования и оценки поступков индивидов другими участниками взаимодействия.





3.3. Символический интеракционизм





Проблема интерпретации людьми поступков друг друга является ключевой для еще одной микросоциологической парадигмы – символического интеракционизма. Это исследовательский подход, основывающийся на концепции социального взаимодействия как процесса согласования людьми своих поступков с поступками других людей путем установления и изменения значений этих поступков. Взаимодействуя друг с другом, индивиды постоянно определяют и переопределяют значения действий друг друга в зависимости от развития ситуации и ориентируют свои последующие действия на эти значения.

Образцом для социологов, придерживающихся концепции символического интеракционизма, служат работы выдающегося американского социального психолога Джорджа Герберта Мида и его последователей в социологии Герберта Блумера и Ирвина Гофмана.

Джордж Герберт Мид в книге «Разум, человеческое «Я» и общество», утверждал, что поведение человека – это реакции не столько на стимулы (внешние воздействия и внутренние побуждения), сколько на символы (значения вещей и действий).[17] Социальным поведение индивида является потому, что он (она) своим действиям и действиям окружающих людей придает те же значения, что и другие участники взаимодействия. Индивид умеет ориентировать свои действия на определенное их истолкование партнерами по взаимодействию, так как по мере накопления опыта взаимодействия с разными людьми в разных ситуациях в сознании индивида формируется особая установка мышления, названная Мидом обобщенный другой. Обобщенный другой – это часть собственного «Я» индивида, но одновременно абстрактный образ партнера по взаимодействию, роль которого индивид внутренне принимает, когда интерпретирует чужие поступки и совершает собственные. 

Обобщенный другой – это усвоенная схема интерпретации и мотивации действий, но она изменчива и ситуативна. Чтобы подчеркнуть ситуационный, процессный характер действий и их интерпретации, ученик Мида Герберт Блумер сформулировал в книге «Символический интеракционизм» три постулата, на основе которых строится описание и объяснение социальных явлений как процессов интеракции:

1)     люди действуют в отношении объектов на основе значений, придаваемых этим объектам;

2)     значение объектов для индивида возникает в социальном взаимодействии, в котором он (она) участвует;

3)     значения используются и видоизменяются индивидом в процессе интерпретации объектов, с которыми он (она) имеет дело.[18]

Символический интеракционизм позволяет хорошо описывать и объяснять межиндивидуальные взаимодействия и массовое поведение в ситуациях, предполагающих возможность различных интерпретаций. Однако сторонники этой парадигмы переоценивают рефлексивность, сознательное отношение индивидов к своим и чужим действиям и недооценивают устойчивость и стереотипность значений, которые структурируют восприятие и поступки индивидов. В повседневной жизни люди часто воспринимают ситуации взаимодействия не как открытые для различных интерпретаций, а как однозначные – «само собой разумеющиеся».  







3.4. Феноменологическая социология





В отношении изучения привычных интерпретаций и устойчивых смыслов действий альтернативной символическому интеракционизму парадигмой является феноменологическая социология. Это подход, основывающийся на рассмотрении социального взаимодействия как процесса координации поступков людей, наделяющих действия друг друга смыслом, типичным для их жизненного опыта. Общность и устойчивость смыслов, придаваемых ситуациям взаимодействия, упорядочивает их и превращает в представлении участников взаимодействия в объективную реальность – социальные феномены. Социальная реальность конструируется, хотя большей частью непреднамеренно, в сознании людей, придерживающихся общепринятых способов интерпретации как очевидных, естественных.  

Образцами постановки и решения исследовательских проблем для приверженцев концепции феноменологической социологии, служат работы выдающегося австрийского философа и социолога Альфреда Шюца  и его учеников – немецкого социолога Томаса Лукмана и американских социологов Питера Бергера и Гарольда Гарфинкеля.

Альфред Шюц в работе «Смысловая структура социального мира», используя идеи феноменологической философии германского мыслителя Э. Гуссерля, сформулировал концепцию социальной феноменологии как изучения тех представлений, которые образуют общество как «горизонт жизненного мира» – сферу опыта, доступного индивидам в их повседневной жизни.[19] Жизненный мир не является предметом размышлений, люди просто переживают его как очевидную реальность. Объективность вещей, действий, событий в мире повседневности – это естественная установка индивидуального сознания. Субъективные переживания, индивидуальный опыт объективирует язык, при помощи которого люди обозначают и определяют любые явления. В языке ситуации взаимодействия и их участники типизируются, то есть подводятся под привычные и понятные категории: «лекция», «студент», «преподаватель»; «магазин», «покупатель» и т. д. Типизации придают смысл любым, даже новым явлениям и тем самым встраивают их в жизненный мир в качестве знакомых и потому понятных и «само собой разумеющихся».

Межиндивидуальное взаимодействие строится на основе взаимной типизации, то есть приписывания участниками действиям друг друга типичных мотивов, варианты которых заданы жизненным опытом. Индивиды действуют на основе интерпретаций и при этом исходят из естественной установки, что имеют дело не с интерпретациями, а с реальными явлениями. Жизненный мир не является объективной реальностью, поскольку он образован переживаниями, опытом, типизациями, но он не является и субъективным миром индивидуального сознания. Жизненный мир – это интерсубъективная реальность. Интерсубъективность – это фундаментальная характеристика социальных феноменов.

Интерпретация ситуаций взаимодействия и действий его участников как типичных превращает взаимодействие в социальный порядок – устойчивую структуру. Социальная структура с точки зрения феноменологической социологии представляет собой всю сумму типизаций и созданных с их помощью повторяющихся образцов взаимодействия. Таким образом, общество конструируется в результате взаимодействий в повседневной жизни. Однако сконструированный социальный порядок в силу естественной установки сознания воспринимается индивидами как объективная реальность – система норм и правил, которые необходимо усвоить и которым необходимо следовать. Эту двойственность общества, представляющего собой одновременно и «субъективные смыслы» и «объективную фактичность», Бергер и Лукман в совместной работе «Социальное конструирование реальности» представили как особенность социальной реальности, для которой характерны три момента:

1)     общество – человеческий продукт,

2)     общество – объективная реальность,

3)     человек – социальный продукт. [20]

Типизации повседневной жизни образуют социальные конструкты первого порядка. На их основе создаются социальные конструкты второго порядка, формирующие «конечные миры смыслов» – такие сферы специфических феноменов и взаимодействий, как наука, религия, искусство, экономика и т. д. Конечные миры смыслов – это замкнутые области реальности, встраиваемые в реальность повседневной жизни. В каждом из этих миров особый способ существования феноменов.

Для того чтобы индивид смог переживать эти специфические реальности и участвовать в соответствующих взаимодействиях, ему необходимо расширить «горизонт жизненного мира», усвоив типичные для той или иной сферы взаимодействия смыслы и способы их образования. Ключевую роль в этом играет язык, типизирующий опыт и связывающий в единое целое мир повседневности и конечные миры смыслов. Идея об определяющей роли языка в социальном конструировании реальности лежит в основе исследовательской стратегии феноменологической социологии: изучать то, как при помощи речевых коммуникаций поддерживаются и трансформируются социальные феномены – общество, социальные общности, социальные статусы и т. д.

Гарольд Гарфинкель в работе «Исследования по этнометодологии» представил исследовательскую стратегию феноменологической социологии как эмпирическую технику выявления скрытых, подразумеваемых смыслов, определяющих возможность и характер коммуникации.[21]

Гарфинкель на экспериментальном материале показал, что коммуникация основывается на «индексации», то есть на привязке высказываний к контексту. Смысл высказывания не содержится в нем самом, а определяется выбором контекста, при этом структура возможных контекстов для каждого индивида задана его жизненным миром.

Феноменологическая социология хорошо описывает и объясняет то, как люди взаимодействуют в повседневной жизни и, в отличие от символического интеракционизма и теории социального обмена, уделяет большое внимание и социальным структурам. Однако все эти парадигмы недооценивают роль неравенства и конфликтов в формировании процессов межиндивидуального взаимодействия.





3.5. Социальный акционализм





В отношении изучения конфликтов и неравенства на уровне микросоциальных процессов альтернативой другим микросоциологическим парадигмам является социальный акционализм – концепция, разработанная известным французским социологом Аленом Туреном. В книгах «Социология действия»  и «Производство общества» он представил исследовательский подход, основывающийся на тезисе, что социальное действие порождает ценности и нормы, которые служат для индивидов ориентирами в их деятельности и придают этой деятельности устойчивость и упорядоченность, то есть образуют социальные структуры.[22]

То, что мы называем обществом, не является, по мысли Турена, системой – единой и четко структурированной совокупностью норм и поведенческих образцов, определяющих деятельность индивидов. Общество – это арена борьбы акторов (от франц. acteur – действующее лицо, деятель) за утверждение их целей и представлений о том, как должны строиться отношения между людьми, в качестве ценностей и норм. Социальные структуры порождаются не всяким действием, а только «историчным», то есть направленным на борьбу за поддержание или изменение общих условий жизни людей. Историчность (то есть способность творить общество как историческое явление) – это характеристика, которую деятельность индивидов приобретает, если они становятся участниками социального движения – организованного коллективного поведения акторов, борющихся за интересы своего класса.

Поскольку социальным, а значит относящимся к предмету социологии, является не изолированное индивидуальное действие, а действие, реализующее цели социального движения, социологическое исследование должно вестись особым способом, который Турен назвал социологической интервенцией (от лат. interventio – вмешательство). Исследователь должен быть участником изучаемого социального движения, участвовать в повседневных взаимодействиях, совместно с другими участниками данного движения формулировать цели движения и выяснять, как действия соотносятся с целями, характеризуются ли они историчностью. Социологическое знание – это практическое знание акторов, осознание историчности и управление ею. Поэтому исследователи сами должны быть акторами, вмешиваться в социальные процессы, а не занимать позицию нейтрального наблюдателя.

Социальный акционализм, как и феноменологическая социология и прочие микросоциологические парадигмы, недооценивает влияние на жизнедеятельность людей факторов, которые не являются частью их взаимодействия, их жизненного мира и которым поэтому они могут не придавать никакого смысла, но которые от этого не перестают оказывать реальное воздействие. Например, профессия врача или учителя как вид деятельности социально конструируется теми, для кого эта деятельность является частью повседневной жизни и имеет определенный смысл – врачами, преподавателями и студентами учебных заведений, пациентами или учителями, учениками и их родителями. С другой стороны, экономические, правовые или политические решения бизнесменов, государственных чиновников и парламентариев, никак не связанных с жизненным миром этих профессий, могут влиять на количество рабочих мест, уровень оплаты труда, количество учебных заведений и условия приема в них, уровень технического оснащения и т.д.

Макросоциальные явления как факторы, определяющие условия и характер взаимодействия, и связи между различными макросоциальными явлениями не входят в предмет феноменологической социологии, символического интеракционизма, теории социального обмена, теории рационального выбора, социального акционализма. Это не означает, что микросоциологические парадигмы в меньшей степени, чем макросоциологические, адекватны исследовательским задачам, которые необходимо решать социологам. Это лишь означает, что средствами одной парадигмы или одного типа парадигм все исследовательские проблемы решить не удается, и что мультипарадигмальность в социологии отражает существование в ней этой проблемы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Появление парадигмы в науке оказывает на развитие последней революционное влияние. Единая система теоретических воззрений, методологических принципов, методических приемов и эмпирических результатов, разделяемых научным сообществом, подтвержденная десятками и сотнями публикаций в серьезных академических журналах, упорядочивает процесс преподавания и подготовки социологических кадров.

Создание парадигмы завершается выпуском стандартных учебников, систематизирующих историю, теоретические подходы, методологию и методику исследования. Учебники дисциплинируют научное сообщество, именитых и непризнанных, старые и новые кадры ученых.

Если раньше, до появления понятия «парадигма», каждому исследователю, претендующему на получение степени доктора философии, при составлении программы своего исследования приходилось заново придумывать теоретическую модель, понятийный язык, методы и стандарты, то теперь учебники освободили его от необходимости подобной деятельности.

Парадигма обеспечивает студентов и будущих ученых готовой системой знаний, излагаемой в лекциях и на семинарах. У социологов, получающих заказы от бизнесменов или местных властей на проведение исследования, появляется уверенность в том, что оно обязательно завершится успехом.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Литература:

1.            Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания / Пер. с англ. Е. Руткевич; Моск. филос. фонд. — М.: Academia-Центр; Медиум, 1995. — 323 с. 

2.            Волков Ю.Г. Социология: Учебник.- Изд. 2-е, испр. и доп.- М.: Гардарики, 2003.- 512 с.

3.            Гарфинкель Г. Исследования по этнометодологии. Серия «Мастера социологии» – Издательство «Питер», 2007, 336 с.

4.            Иванов Д.В. Парадигмы в социологии: Учебное пособие. – Омск: ОмГУ, 2005. 72 с

5.            Карл Маркс. К критике политической экономии. М.: Партийное издательство, 1993. -256 стр.

6.            Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1975.

7.            Лавриненко В.Н., Путилова Л.М. Исследование социально-экономических и политических процессов. Учебное пособие. – М.: Вузовский учебник, 2008.–205 с.

8.            Лапин Н.И. Эмпирическая социология в Западной Европе: Учеб. пособие. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2004. 381 с.

9.            Маркс Карл. Экономическо-философские рукописи 1844 года

10.       Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества / Г. Маркузе; Пер. с англ., послесл., примеч. А.А. Юдина; Сост., предисл. В.Ю. Кузнецова.- М: ООО "Издательство ACT", 2002. - 526 с.

11.       Осипов Г.В. История социологии в Западной Европе и США. Учебник для вузов.— М.: Издательство НОРМА, 2001. — 576 с.

12.       Панасюк В.Ю. Демаркация и природа знания. М. 2001.

13.       Парсонс Т. О структуре социального действия. — М.: Академический Проект, 2000. — 88

14.       Попова Л.П., Мокина Н.Р., Захарова Г.В. Англо-русский словарь. М.: ABBYY Press, 2009 г.-884 с.

15.       Роберт Мертон. Социальная теория и социальная структура. М.: АСТ, Хранитель, 2006. 880 стр.

16.       Рой О. М. Исследования социально-экономических и политических процессов: Учебник для вузов. — СПб.: Питер, 2004. — 364 с.

17.       Хоркхаймер М., Адорно Т. "Диалектика Просвещения. Философские фрагменты". Пер.с нем. М. Кузнецова. М., СПб, Медиум. Ювента, 1997.

18.       Шюц А. Смысловая структура повседневного мира: Очерки по феноменологической социологии. Сост. А. Я. Алхасов. Пер. с англ. А. Я. Алхасова, Н. Я. Мазлумяновой. Под науч. ред. Г. С. Батыгин. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2003. 336 с.
Периодические издания:

1.      Полозова Т.А. Методические проблемы изучения межличностного конфликта в группе // Вопросы психологии, 1979, N 4, с. 123–129.

2.      Фотев, Г. Герберт Блумер: символический интеракционизм // Современная американская социология. — С. 146—156.

3.      Хоманс Дж. Социальное поведение: его элементарные формы // Социальные и гуманитарные науки. Сер. 11. «Социология». 2001. № 2. С. 117–163; № 3. С. 132–169; № 4. С. 98–122.