Реферат Арготизмы в русской речи
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
ПРИЧИНЫ ПОЯВЛЕНИЯ АРГОТИЗМОВ В РЕЧИ.
Примерно с конца 80-х годов в русской речевой коммуникации резко увеличилась доля речи публичной. Кроме того, в силу известных политических, культурно-идеологических причин, порожденных распадом тоталитарной государственной системы, в книжную письменную речь - не спонтанную, совершающуюся в официальных рамках, - врываются речевые явления, прежде принадлежавшие исключительно устной форме функционирования языка. Это городское просторечие, уголовно-лагерный жаргон и даже инвективная речь (от позднелат. invectiva oratio - бранная речь). Эти процессы детабуизации инвективной (обсценной) лексики, наблюдаемые в последнее время в печати, в электронных СМИ, в конечном счете обусловлены эпохой гласности, снятием запрета на обсуждение интимной жизни популярных людей, на публикации эротического содержания. В связи с этим возрастает актуальность проблемы для всего общества в целом и, в частности, для «ревнителей» чистоты русской речи. Большая часть таких слов несет в себе осуждающую экспрессию и потому адресатом может быть воспринята как оскорбление. А это влечет за собой осложнение языковых проблем проблемами правовыми. Слова типа бандит, жулик, двурушник, будучи персонифицированы, выводят ситуацию на юридический уровень. Бранными могут стать и вполне литературные слова (кобель, кобыла, свинья, сука и др.), если они являются зоосемантическими метафорами. Таким образом, термин «ненормативная» лексика часто оказывается некорректным, так как ненормативной оказывается не столько слово как таковое, сколько ситуация, в которой оно произносится. Другое дело - запретная (обсценная) лексика, проще говоря, мат. Снижение порога допустимости в письменных и устных текстах не снимает с этих словоупотреблений характера непристойности и крайней грубости. В данном случае можно уже говорить о нарушении норм общественной морали.
Надо сказать, что в последнее время наблюдается общая тенденция к огрублению речи, отчасти это следствие ее раскрепощенности и реакция на негативные явления жизни. Огрубление письменной и устной речи за счет жаргонной и арготической лексики, грубой и циничной по существу, обнаруживается сегодня не только среди средств массовой информации. Этим грешат и чиновники, облеченные высокой властью. Поэтому известную детабуизацию обсценной и вообще грубой лексики следует рассматривать в контексте общей тенденции времени к стилистическому снижению речи в целом и заметной утрате практическим языком возвышенно-эстетических качеств.
Можно отметить и такую деталь. Обсценная лексика функционально очень богата. Это не только средство оскорбления, но и сигнал окружающим, что говорящий «свой человек». Не будучи конкретно адресной, она выполняет функции сильного экспрессивного средства, может служить средством разрядки психологического напряжения, может заполнять речевые паузы в качестве междометных слов, но в любом случае обусловлена низкой культурой говорящего, хотя может быть и своеобразной бравадой достаточно образованного индивида. Хуже всего по своим последствиям то, что такая речь распространена в детском школьном коллективе. Такую речевую практику не вытравить никаким уровнем образования.
Внелитературная сфера русского языка, где сосредоточена грубая, натуралистическая и циничная лексика, в последнее время заметно отодвигает или даже размывает границы образцовой литературной речи, а это бросает тень на весь русский язык, богатство и гибкость которого неоднократно были подчеркнуты выдающимися стилистами, тонкими ценителями языка. К сожалению, часто русский язык воспринимается через призму русского мата.
Особенностью функционирования литературного языка современности является его активное взаимодействие с просторечием и различными жаргонами. Интенсивность этого взаимодействия определяется выдвижением новых центров экспансии - низовой городской культуры, молодежной контркультуры и уголовной субкультуры. Подобная лексика, проникая на страницы печати, заметно опрощает письменную речь, стилистически снижает ее, снимает многие лексические запреты. Слова типа «наехать», «прикол», «кинуть», «расколоться», «отстегнуть» в значениях далеко не литературных - это не просто слова, они отражают сущность реально существующих в обществе социальных, экономических и властных отношений. Именно поэтому они стали употребительными (например: Демократы вот-вот расколются, не определив свой выбор. - АиФ, 1999, № 40); Враг в доме, пахан в суде, растлитель в школе. Нашим парням бреют лбы и отсылают в Сербию воевать за Америку. - День, 1992, № 43); Конечно, у нас инфляция выше, чем в «продвинутых» странах (Труд, 2000, 3 октября). О словах беспредел, тусовка, вышедших из жаргонов, и других уже было рассказано в разделе о модных словах эпохи.
Причины перехода арготической (жаргонной) лексики в общенародный язык чаще всего внешние (экстралингвистические), хотя могут быть и собственно языковыми (интерлингвистическими).
К причинам социального плана М.А. Грачев, лингвист, специально занимающийся сбором арготической лексики для словарей, относит следующие.
Психолого-педагогические причины связаны с восприятием арготизмов молодыми людьми. Это своего рода мода на блатные слова, языковой нигилизм; желание отгородиться от мира взрослых. Кроме того, школа мало внимания уделяет эстетической значимости языка, не формирует неприятия слов-сорняков.
Социально-политические причины просматриваются в периоды войн, мятежей, революций. В наше время это перестройка. В такие периоды обычно усиливается уголовный элемент, влияние его морали, увеличивается количество преступлений. В течение XX в. русский язык трижды испытал нашествие арготизмов: в 10-20-е годы (1-я мировая, гражданская война, две революции, результат - беспризорность); в 40-50-х годах (Отечественная война, потом - крупная амнистия); в конце 80-х и 90-х годах (перестройка, развал СССР, амнистия).
Росту преступности и беспризорности способствует и урбанизация. Вокзалы, рынки, пивные - это криминогенные городские места. Отсюда арготизмы распространяются среди законопослушного населения. Профессиональная преступность всегда присуща городам, особенно крупным мегаполисам. Причины криминогенные и юридические усматриваются в результате централизации исправительно-трудовых учреждений, где объединяются профессиональные преступники, обмениваясь своими групповыми арготизмами. Но в истории нашей страны известен огромный период, когда в тюрьмах и лагерях отбывали наказание не только профессионалы-правонарушители, но и законопослушные, невинные люди (20-50-е годы, ГУЛАГ). Они тоже приобщались к этому языку; это интеллигенты - инженеры, партработники, военные, артисты, писатели, врачи, поэты. Находясь в заключении, писатели, журналисты накапливали соответствующий лексический материал, который позже включали в свои произведения. Кстати, «вынос» слова «беспредел» в общенародный обиход связывают с именем А.И. Солженицына. Так что репрессии способствовали вливанию арготизмов в речевой оборот всего населения.
В последние годы действуют еще и причины культурно-просветительного характера. Нелитературную лексику в буквальном смысле слова популяризируют журналисты, теле- и радиокомментаторы, актеры, политики. Получается необычная картина: арготизмы не поднимаются с низов, а спускаются сверху, находя, так сказать, живой отклик в народе.
Совокупности лексических единиц, ранее отличавшихся крайне узкой сферой распространения, обычно характеризовались как жаргон, арго, сленг. При определении этих понятий словари отмечают в какой-то мере условность этих «языков», созданных с целью языкового обособления. Особенностью же современного употребления элементов такого «обособленного» языка оказалась их широкая распространенность, общедоступность этой «тайнописи». Выход подобных слов на общелитературную арену переводит их в разряд сниженной (часто грубой) просторечной лексики. Причем граница между собственно просторечием и жаргоном (или арго) бывает трудноуловимой. Став общеупотребительными, эти слова сохраняют эмоционально-оценочный характер, хотя «знак» оценки может измениться (ср.: первоначально среди артистов халтура - приработок; затем - плохая, некачественная работа).
Да и сама дифференциация лексики, относящейся к жаргону, арго и сленгу, имеет размытые границы, часто пересекающиеся. Видимо, поэтому не дифференцированы и сами термины, часто значение одного термина определяется через другой. Ср., например, определения терминов в БЭС (1991) и в Словаре С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой (1998).
БЭС. Жаргон (фр. jargon) - социальная разновидность речи, отличающаяся от общенародного языка специфической лексикой и фразеологией (ср.: арго). Иногда термин «жаргон» применяется я для обозначения искаженной, неправильной речи.
Арго (фр. aigot) - диалект определенной социальной группы (первоначально - воровской язык), создаваемый с целью языкового обособления. Характеризуется специальной (узкопрофессиональной) или своеобразно освоенной общеупотребительной лексикой.
Сленг (англ, slang): 1) то же, что жаргон, преимущественно в англоязычных странах; 2) вариант разговорной речи (в том числе экспрессивно окрашенные элементы этой речи), не совпадающие с нормой литературного языка.
Словарь С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой.Жаргон - речь какой-нибудь социальной или иной объединенной общими интересами группы, содержащая много слов и выражений, отличных от общего языка, в том числе искусственных, иногда условных. Воровской жаргон. Жаргон торговцев.
Арго - условные выражения и слова, применяемые какой-нибудь обособленной социальной или профессиональной группой, ее условный язык. Воровское арго.
Сленг - словарная статья отсутствует.
Большая определенность в попытке дифференцировать значения терминов «жаргон» и «арго» обнаруживается в Лингвистическом энциклопедическом словаре (М., 1990). При указании на общее значение этих терминов - особый язык некоторой ограниченной профессиональной или социальной группы - подчеркивается, что «арго» чаще употребляется в узком смысле, обозначая способ общения деклассированных элементов, распространенный в среде преступного мира. При определении же термина «жаргон» уточняется, что это разновидность речи, используемой в устном общении отдельной <...> социальной группой, объединяющей людей по признаку профессии (жаргон программистов), положения (жаргон русского дворянства в ХЕХ в.), интересов (жаргон филателистов) или возраста (молодежный жаргон). Причем сказано, что, переходя из одного жаргона в другой, слова могут менять форму и значение, например, «темнить» в арго - «скрывать Добычу», потом «хитрить (на допросе)», а в современном молодежном жаргоне - «говорить неясно, увиливать от ответа». Таким образом, в статью о жаргоне опять-таки попало слово «арго». Что Же касается сленга, то значение этого термина определяется через термин «жаргон» («то же, что и жаргон»).
Довольно широкое понимание термина арго представлено в исследовании B.C. Елистратова «Арго и культура», опубликованном в Словаре данного автора, - «Словарь русского арго» (М., 2000). Автор рассматривает лингвистическую природу арго как одного из наименее изученных явлений языка, определяет статус арго не только в системе языка, но и в культуре народа. Причем арго, по мнению автора, отражает не застывшую культуру, а культуру в ее динамическом развитии (С. 582). Современное русское арго B.C. Елистратов анализирует и как систему замкнутую, и, с другой стороны, как систему абсолютно открытую. В само понятие «арго» включаются языковые объединения по социально-культурному тематическому принципу: уголовно-маргинальное (мент, малина, ксива); армейское (дед, дедовщина, дембель); профессионально-корпоративное (нетленка - у художников; шептало - у переводчиков); молодежное и детское (стипуха, стипа, жува). Причем могут быть арготизмы, обслуживающие разные профессиональные сферы, целый ряд арго. Например, чайник (невыгодный посетитель - у официантов; начинающий, плохой водитель - у шоферов; физкультурник-любитель - у спортсменов; графоман - у издателей). Подобные словоупотребления выражают общую смысловую идею - «не свой, не соответствующий необходимым требованиям»).
Таким образом, автор не пытается разграничить понятия арго, жаргона, сленга (слэнга), социального диалекта и др. Поскольку соотношение объема понятий, заключенных в этих терминах, не определено, избирается общий термин «арго», который оказывается применимым даже к нарочито используемым диалектизмам и «просторечным ошибкам» (вас тут не стояло, секёшь и т.п. - С. 673), более того, сюда включается и инвективная лексика.
Современные исследователи явно усилили свое внимание к нелитературным, маргинальным языковым структурам. И это понятно, поскольку аргологический материал связан с общими активными процессами в языке. Сформировалась для этого особая социальная психология и культура. Прежде всего это активизация просторечия, расширение сфер его распространения (в художественной литературе, в кино, в теле- и радиопрограммах). Создается особый стиль общения в городской среде (преимущественно в молодежной, но не только). Арго становится частью повседневного городского быта, уклада жизни, который меняется с изменением социально-бытовых условий.
«Арготическое» словообразование, словесный образ, риторические приемы выступают как система «поэтических» средств.
Итак, то, что было обособлено, условно и тайно, становится общеупотребительным, понятным и явным. Интересная деталь: в советское время словарь уголовного жаргона издавался как специальное издание, предназначенное милицейским работникам (должностная необходимость). Теперь подобные словари издаются массовыми тиражами. Пожалуй, есть в этом резон: иные публикации без словаря трудно понять. Хотя многие из слов условных, со «специальными» значениями для нашего современника не требуют «перевода» на общедоступный язык: трава, травка - наркотик; гонец - торговец наркотиками; колики - наркотики, вводимые при помощи шприца; быть в откате - в состоянии сильного опьянения; залететь - заразиться венерической болезнью; академия, дача, курорт - о тюрьме, лагере; жмурик - покойник; тундра, тайга - о глупом человеке; сесть на иглу - получить наркотическую зависимость и т.п. Все эти слова и выражения созданы для вуалирования сущности обозначаемых понятий и явлений, иногда с элементами словесной игры, по сути это эвфемизмы. Они стали известными любому современнику благодаря широкой распространенности в печати. А новейшие обозначения психической ненормальности (шизик, он с приветом, у него крыша поехала) современниками расцениваются как прямые наименования.
Надо признать, что лексически арго (жаргон) чрезвычайно «богат». В этой подсистеме языка, как выразился B.C. Елистратов, «значительно меньше значений и значительно больше слов». Можно встретить десятки, сотни и даже тысячи наименований одного и того же. Понятийно - этот язык весьма ограничен, но словесно - безграничен. Например, для наименования «денег» в «Толковом словаре уголовных жаргонов» (под ред. Ю.П. Дубягина и А.Г. Бронникова. - М., 1991) приведено около 30 слов: алтушки, драхмы, башни, бабки, барыши, белки, боны, гульдены, гроши, дубы, жабы, звоны, колы, лавы, лавешки, пиастры, рыжики, саман, сармаг, тити-мити, фанера, филки, фишки, хрусты, чабар, чистоган, шайбы, шайбочки. Ярко представлен и словесный образ: кофемолить (болтать), бритый кактус (лысый), застегнуться (зашить ампулу против алкоголизма); и перенос значений: аналогия цвета (шоколадка - негр), аналогия звука (шуршать - говорить), аналогия формы (пузырь - бутылка) и т.п. Однако основ языка, его грамматики арготические элементы не затрагивают: тот же фонемный состав, те же синтаксические конструкции, в которые вписываются данные лексемы.
Арготическое словообразование питается общеразговорными моделями - используется набор суффиксов и их комбинаций
