Реферат Язык и стиль русской поэзии Серебряного века
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
от 25%
договор
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРЕАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Чувашский государственный педагогический университет имени И.Я.Яковлева»
Реферат
Язык и стиль русской поэзии Серебряного века
Содержание
Введение…………………………………………………………………………3
1. Серебряный век русской культуры…………………………………………...4
2. Символизм – одно из направлений Серебряного века………………………9
3. Футуризм и имажинизм………………………………………………………..15
Заключение……………………………………………………………………...21
Список литературы……………………………………………………………..22
Введение
Важной вехой в истории развития русского литературно-художественного языка явилась эпоха Серебряного века, давшая особенно мощный импульс эволюции поэтического языка. Выявление общих языковых черт поэзии указанного времени могло бы привести к интересным выводам относительно лингвопоэтики Серебряного века в целом и того влияния, которое она оказала на современную поэтическую традицию.
Вокруг проблем «писатель и его язык», «писатель и язык его эпохи», в равной степени вызывающих интерес как лингвистов, так и литературоведов, уже сложились прочные исследовательские традиции, начало которым было положено работами А.А.Потебни, Ю.Тынянова, В.В.Виноградова, Г.О.Винокура, Б.А.Ларина и других ученых. Не меньший интерес данные проблемы вызывают и у современных филологов. На сегодняшний день известны многочисленные, порой многоуровневые исследования языка поэтов и прозаиков различных художественных ориентации и эпох, однако большинство из них носят характер разрозненных наблюдений над языком отдельного произведения или писателя. При этом среди них фактически отсутствуют работы широкого сопоставительного характера. В то же время специальное исследование, сопоставляющее поэтический язык писателей определенной художественной ориентации, позволило бы не только глубже постичь своеобразие и многогранность индивидуально-авторского стиля и тем более той художественной эпохи, к которой он объективно принадлежит, но и выявить зависимость языка писателя от языковых тенденций его времени, проследить, какое отражение эта взаимосвязь находит в общем контексте развития поэтического языка.
1.Серебряный век русской культуры
Серебряный век как понятие и явление можно определить в следующих выражениях:
1) термин, которым, по сложившейся в русской критике 20 в. традиции, обозначают искусство (прежде всего литературу) России рубежа 19-20 вв. или начала 20 в.,
2) период в римской литературе с 18 до 133 н.э., отмеченный заметными литературными достижениями (Ювенал, Марциал, Петроний, Тацит и т.д.), которому предшествовал "золотой век".
В русской литературе сложная судьба понятия «Серебряный век» определила нечеткость его значения как в плане временных рамок, так и в плане круга конкретных авторов. Обычно, без особых оговорок, серебряным веком называют литературу русского модернизма, или еще уже — символизма и акмеизма (включая весь спектр имен от Бальмонта, Брюсова, Блока и Белого до Гумилева, Ахматовой, Мандельштама). Сюда же включают и авторов русского зарубежья, чье творчество также рассматривают в русле модернизма. Есть и другой подход, стремящийся рассматривать всю порубежную эпоху как единое целое, в сложной взаимосвязи не только разных литературных направлений, но и всех явлений культурной жизни этого периода (искусства, философии, религиозных и политических течений). Такое представление о "серебряном веке" распространено в последние десятилетия как в западной, так и в отечественной науке.
Границы обозначаемого периода определяются разными исследователями по-разному. Начало "серебряного века" большинство ученых датируют 1890-ми, некоторые — 1880-ми. Расхождения по поводу его конечной границы велики (от 1913-1915 до середины 20 в.). Однако постепенно утверждается точка зрения, что "серебряный век" подошел к концу в начале 1920-х.
В современном употреблении выражение "серебряный век" или не имеет оценочного характера, или несет налет поэтизации (серебро как благородный металл, лунное серебро, особая одухотворенность). Первоначальное употребление термина было скорее негативным, т. к. серебряный век, наступающий после золотого, подразумевает спад, деградацию, декаданс. При таком понимании русская литература серебряного века (модернизм) противопоставлялась "золотому веку" Пушкина и его современников как "классической" литературе.
Н.Оцуп, популяризатор термина, также использовал его в разных смыслах. В статье 1933 года он определил серебряный век не столько хронологически, сколько качественно, как особый тип творчества.
В дальнейшем понятие "серебряный век" поэтизировалось и потеряло негативный оттенок. Оно было переосмыслено как образное, поэтическое обозначение эпохи, отмеченной особым типом творчества, особой тональностью поэзии, с оттенком высокого трагизма и изысканной утонченности. Выражение "серебряный век" заменило аналитические термины и спровоцировало споры о единстве или противоречивом характере процессов начала 20 в.
Явление, которое обозначает термин "серебряный век", представляло собой небывалый культурный подъем, напряжение творческих сил, наступившее в России после народнического периода, отмеченного позитивизмом и утилитарным подходом к жизни и искусству.
Часть направлений фиксировали состояние хаоса, связанное с осознанием "конца" (экспрессионизм), часть призывала к обновлению и уповала на будущее, которое уже приближается. В то же время даже внутри одного направления сосуществовали противоположные устремления: крайний индивидуализм, эстетизм (в декадентской части символизма) и проповедь Мировой Души, нового дионисийства, соборности (у "младших" символистов). Поиски истины, конечного смысла бытия вылились в различные формы мистицизма, в моду снова вошел оккультизм, бывший популярным и в начале 19 в.
Особой тенденцией на рубеже веков стало новое мифотворчество, также связанное с ожиданием нарождающегося будущего, с необходимостью заново осмыслить человеческое существование. Слияние бытового и бытийного, повседневности и метафизики различимо в произведениях писателей разных направлений.
При этом всеобщим было стремление к обновлению художественной формы, к новому освоению языка. Модернизация стиха, начатая экспериментами символистов, привносивших в поэзию редкие слова и сочетания, она была доведена до поэтической "зауми" футуристами. Символисты искали некую "магию слов", в которой их особенное, музыкальное соединение соотносилось бы с тайным, трудновыразимым содержанием. Брюсов так описывал рождение символистского произведения: "Слова утрачивают обычный смысл, фигуры теряют свое конкретное значение, — остается средство овладевать элементами души, давать им сладострастно-сладкие сочетания, что мы и называем эстетическим наслаждением".
Подхватывая тезис символистов о значимости слова для жизнестроения, московские футуристы-"будетляне" предложили радикальный подход к обновлению языковых средств. Они провозгласили ценность "самовитого слова", "сущего слова вне жизни и жизненной пользы", необходимость словотворчества, создания нового, "вселенского" языка. В.Хлебников искал "волшебный камень превращения всех славянских слов из одних в другие". А.Крученых писал: "разрубленными словами и их причудливыми хитрыми сочетаниями (заумный язык) достигается наибольшая выразительность, и этим именно отличается язык стремительной современности. В.Маяковский, реформировавший поэзию не столько с помощью "зауми", сколько посредством введения разговорных слов, неологизмов, экспрессивных образов, также стремился "приближать будущее с помощью стихов". Акмеисты уже с иным значением призвали ценить "слово как таковое" — в его полноте, в единстве его формы и содержания, в его реальности как материала, подобного камню, становящемуся частью архитектурного строения. Ясность поэтического образа, отказ от туманности и мистики символистов и футуристской звуковой игры, "здоровое" соотношение слова и смысла — таковы были требования акмеистов, желавших вернуть поэзию из области чистого эксперимента к гармонии и жизни. Еще один вариант творческой программы представил имажинизм. Ориентацию на яркий, неожиданный образ и "ритмику образов" провозгласили имажинисты в своей Декларации (1919). Основой их метода стало создание метафоры путем соединения несочетаемых, удаленных по смыслу понятий и предметов, "образ как самоцель", "образ как тема и содержание".
Поэтические достижения были развиты и продолжены в прозе. Техника "потока сознания", нелинейное повествование, использование лейтмотивов и монтажа как принципов организации текста, экспрессивность и даже алогичность образов характеризуют прозаические произведения символизма и экспрессионизма (Петербург Белого, Капли крови и Мелкий бес Ф.Сологуба, проза Е.Габриловича и Л.Андреева).
По-своему отвечали требованиям обновления художественной формы писатели, продолжившие традицию реализма (А.Чехов, И.Бунин, А.Куприн, И.Шмелев, Б.Зайцев, А.Н.Толстой), и писатели-марксисты (М.Горький). Неореализм начала 20 в. воспринял творческие открытия модернистов. Постижение бытия через быт — основная черта этого направления. Не просто изображать действительность, но прислушиваться "к таинственному ритму, которым полна мировая жизнь", дать современникам необходимую жизненную философию призывал теоретик "новых реалистов" В.Вересаев. Поворот от позитивизма "старых реалистов" в сторону вопросов бытия сочетался с изменением поэтики, что сказалось прежде всего в "лиризации" прозы. Однако существовало и обратное влияние реалистической изобразительности, выразившееся в "объективации" поэзии. Так проявлялась одна из существенных черт этого периода — стремление к художественному синтезу. Синтетическим по своей природе было желание сблизить поэзию с музыкой, с философией (у символистов), с социальным жестом (у футуристов).
Подобные процессы происходили и в других искусствах: в живописи, в театре, в архитектуре и в музыке. Так, символизму соответствовал "тотальный", распространившийся на все изобразительные и прикладные искусства, а также на архитектуру, стиль "модерн". Импрессионизм, возникший как течение живописи, создал не менее мощное направление в музыке, повлияв и на литературу. То же можно сказать и об экспрессионизме, давшем одинаково значимые результаты живописи, музыке, литературе, драматургии. И в этом также сказывалась тенденция к синтезу, характерная для того времени. Не случайным было появление таких "синтетических" творцов, как композитор и художник М.Чурленис, поэты и художники Волошин, Маяковский, Крученых и др.
Особый расцвет переживал русский театр. Будучи в основе своей синтетическим, театральное искусство вбирало в себя влияния, шедшие из литературы (драма), музыки (опера и балет). Через сценографию он был связан с новыми художественными тенденциями. К оформлению драматических, оперных и балетных спектаклей обращались такие художники, как А.Бенуа, Бакст, М.Добужинский, Н.Рерих. Как и другие искусства, театр отказывался от диктата жизнеподобия.
Таким образом рубеж 19-20 вв. можно рассматривать как особый этап русской культуры, внутренне целостный при всем многообразии его явлений. Он породил в России новое сознание "неклассической эпохи" и соответствующее ему новое искусство, в котором "воссоздание" действительности было заменено ее творческим "пересозданием". Рассмотрим более подробно течения русской поэзии Серебряного века.
2.Символизм – одно из направлений Серебряного века
Конец XIX - начало XX в. в России – это время перемен, неизвестности и мрачных предзнаменований, это время разочарования и ощущения приближения гибели существующего общественно-политического строя. Все это не могло не коснуться и русской поэзии. Именно с этим связано возникновение символизма.
Символизм был явлением неоднородным, объединившим в своих рядах поэтов, придерживавшихся самых разноречивых взглядов. Один из символистов, такие, как Н. Минский, Д. Мережковский, начинали свой творческий путь как представители гражданской поэзии, а затем стали ориентироваться на идеи «богостроительства» и «религиозной общественности». «Старшие символисты» резко отрицали окружающую действительность, говорили миру «нет»:
Я действительности нашей не вижу,
Я не знаю нашего века…
(В.Я. Брюсов)
Земная жизнь лишь «сон», «тень». Реальности противопоставлен мир мечты и творчества – мир, где личность обретает полную свободу:
Есть одна только вечная заповедь – жить.
В красоте, в красоте несмотря ни на что.
(Д. Мережковский)
Реальная жизнь изображается как безобразная, злая, скучная и бессмысленная. Особое внимание проявляли символисты к художественному новаторству – преобразованию значений поэтического слова, развитию ритмики, рифмы и т.д. «старшие символисты» еще не создают систему символов. Они – импрессионисты, которые стремятся передать тончайшие оттенки настроений, впечатлений. Слово как таковое для символистов утратило цену. Оно стало ценным только как звук, музыкальная нота, как звено в общем мелодическом построении стихотворения.
Новый рекорд в истории символизма (1901-1904) совпал с началом нового революционного подъема в России. Пессимистические настроения, навеянные эпохой реакции 1980-х – начала 1890-х гг. и философией А. Шопенгауэра, уступают место предчувствиям «неслыханных перемен». На литературную арену выходят «младшие символисты» – последователи филосова-идеалиста и поэта Вл. Соловьева, представляющего, что старый мир на грани полной погибели, что старый мир входит божественная Красота (Вечная Женственность, Душа Мира), которая должна «спасти мир», соединив небесное (божественное) начало жизни с земным, материальным, создать «царство божие на земле»:
Знайте же: Вечная Женственность ныне
В теле нетленном на землю идет.
В свете немеркнущем новой богини
Небо слилося с пучиною вод.
(Вл. Соловьев)
Особенно привлекают любовь, - эротика во всех ее проявлениях, начиная с чисто-земного сладострастия и кончая романтическим томлением о Прекрасной Даме, Госпоже, Вечной Женственности, Незнакомке… Эротизм неизбежно переплетен с мистическими переживаниями. Любят поэты-символисты и пейзаж, но не как таковой, а опять – таки как средство, как средство выявить свое настроение. Поэтому так часто в их стихотворениях русская, томительно-грустная осень, когда нет солнца, а если есть, то с печальными блеклыми лучами, тихо шуршат падающие листья, все окутано дымкой чуть – чуть колышущегося тумана. Излюбленным мотивом «младших символистов» является город. Город – живое существо с особой формой, особым характером, зачастую это «город - Вампир», «Спрут», сатанинское наваждение, место безумия, ужаса; город – символ бездушия и порока (Блок, Сологуб, Белый, С. Соловьев, в значительной степени Брюсов).
Годы первой русской революции (1905-1907) вновь существенно изменяют лицо русского символизма. Большинство поэтов откликаются на революционные события. В.Я. Брюсов пишет знаменитое стихотворение «Грядущие гунны», где прославляет неизбежный конец старого мира, к которому, однако, причисляет и себя, и всех людей старой, умирающей культуры. Ф.К. Сологуб создает в годы революции книгу стихотворений «Родине» (1906), К.Д. Бальмонт – сборник «Песни мстителя» (1907), изданные в Париже и запрещенные в России, и т.д.
Еще важнее то, что годы революции перестроили символическое художественное миропонимание. Если раньше Красота понималась как гармония, то теперь она связывается хаосом борьбы, с народными стихиями. Индивидуализм сменяется поисками новой личности, в которой расцвет «я» связан с жизнью народа. Изменяется и символика: раннее связанная в основном с христианской, античной, средневековой романтической традицией, теперь она обращается к наследию древнего «общенародного» мифа (В.И. Иванов), к русскому фольклору и настроение символа. Все большую роль в нем играют его земные значения: социальные, политические, исторические.
К концу первого десятилетия XX века символизм, как школа, приходит в упадок. Появляются отдельные произведения поэтов-символистов, но влияние его, как школы, утрачено. Все молодое, жизнеспособное, бодрое уже вне его. Символизм не дает уже новых имен.
Символизм изжил себя, и изживание это пошло по двум направлениям. С одной стороны, требование обязательной «мистики», «раскрытия тайны», «религиозный и мистический пафос «корифеем символизма оказался подмененным своего рода мистическим трафаретом, шаблоном. С другой – увлечением «музыкальной основой» стиха привело к созданию поэзии, лишенной всякого логического смысла, в которой слово низведено до роли уже не музыкального звука, а жестяной, звенящей побрякушки.
Реакция против символизма, а в последствии борьба с ним, шли по тем же двум основным линиям.
С одной стороны, против идеологии символизма выступили «акмеисты». В 1912 г. среди множества стихов, опубликованных в петербургских журналах, читатель не мог не задержать внимания на таких, например, строчках:
Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.
(Н.С. Гумилев)
И часы с кукушкой ночи рады,
Все слышней их четкий разговор.
В щелочку смотрю я: конокрады
Зажигают под холмом костер.
(А.А. Ахматова)
Но я любил на дюнах казино,
Широкий вид в туманное окно
И тонкий луч на скатерти измятой.
(О.Э. Мандельштам)
Эти трое поэтов, а так же С.М. Городецкий, М.А. Зенкевич, В.И.Набурт в том же году назвали себя акмеистами (от греческого akme — высшая степень чего-либо, цветущая пора). Приятие земного мира в его зримой конкретности, острый взгляд на подробности бытия, живое и непосредственное ощущение природы, культуры, мироздания и вещного мира, мысль о равноправии всего сущего – вот, что объединяло в ту пору всех шестерых. Почти все они прошли ранее выучку у мастеров символизма, но в какой-то момент решили отвергнуть свойственные символистам устремленность к «мирам иным» и пренебрежение к земной, предметной реальности.
Отличительной чертой поэзии акмеизма является ее вещественная реальность, предметность. Акмеизм полюбил вещи такой же страстной, беззаветной любовью, как символизм любил «соответствия», мистику, тайну. Для него все в жизни было ясно. В значительной степени он был таким же эстетством, как и символизм и в этом отношении он, несомненно, находится с ним в преемственной связи, но эстетизм акмеизма уже иного порядка, чем эстетизм символизма.
Акмеисты любили производить свою генеалогию от символиста Ин.Анненского и в этом они, несомненно, правы. Ин. Анненский стоял особняком среди символистов. Отдав дань раннему декадентству и его настроениям, он почти совсем не отразил в своем творчестве идеологии позднего московского символизма и в то время, как Бальмонт, а за ним и многие другие поэты - символисты заблудились в «словесной эквилибристике», - по меткому выражению А. Белого, захлебнулись в потоке бесформенности и «духа музыки», залившем символическую поэзию, он нашел в себе силы пойти по другому пути. Поэзия Ин. Анненского знаменовала собой переворот от духа музыки и эстетствующей мистики к простоте, лаконичности и ясности стиха, к земной реальности тем и какой-то поземному амистичной тяжелости настроения.
Ясность и простота построения стиха Ин. Анненского была хорошо усвоена акмеистами. Их стих приобрел четкость очертаний, логическую силу и вещественную весомость. Акмеизм был резким и определенным поворотом русской поэзии XX века к классицизму. Но именно только поворотом, а не завершением – это необходимо иметь все время в виду, так как акмеизм носил в себе все же много черт еще не окончательно изжитого романтического символизма.
В целом поэзия акмеистов была образцами в большинстве случаев уступающему символизму, но все же очень высокого мастерства. Это мастерство, в противоположность пламенности и экспрессии лучших достижений символизма, носило в себе налет какого-то замкнутого в себе, утонченного аристократизма, чаще всего (за исключением поэзии Ахматовой, Нарбута и Городецкого) холодного, спокойного и бесстрастного.
Среди акмеистов особенно был развит культ Теофиля Готье, а его стихотворение «Искусство», начинающееся словами «Искусство тем прекраснее, чем взятый материал бесстрастней», звучало для старшего поколения «Цеха поэтов» своего рода поэтической программой.
Так же, как символизм, акмеизм вобрал в себя много разнообразных влияний, и в его среде наметились разнообразные группировки.
Объединяла всех акмеистов в одно их любовь к предметному, реальному миру – не к жизни и ее проявлениям, а к предметам, к вещам. Любовь эта проявлялась у различных акмеистов по-разному.
Прежде всего, мы видим среди акмеистов поэтов, отношение которых к окружающим их предметам и любование ими носит на себе печать того же романтизма. Романтизм этот, правда, не мистический, а предметный, и в этом его коренное отличие от символизма. Такова экзотическая позиция Гумилева с Африкой, Нигером, Суэцким каналом, мраморными гротами, жирафами и слонами, персидскими миниатюрами и Парфеноном, залитым лучами восходящего солнца… Гумилев влюблен в эти экзотические предметы окружающего мира чист поземному, но любовь эта насквозь романтична. Предметность встала в его творчестве на место мистики символизма. Характерно, что в последний период своего творчества, в таких вещах, как «Заблудившийся трамвай», «Пьяный дервиш», «Шестое чувство» он становится вновь близким к символизму.
3.Футуризм и имажинизм
Другим направлением, противостоящим символизму, стал футуризм.
Во внешней судьбе русского футуризма есть что-то, напоминающее судьбы русского символизма. Такое же яростное непризнание на первых шагах, шум при рождении (у футуристов только значительно более сильный, превращающийся в скандал). Быстрое вслед за этим признание передовых слоев литературной критики, триумф, огромные надежды. Внезапный срыв и падение в пропасть в тот момент, когда казалось, небывалое доселе в русской поэзии возможности и горизонты.
Что футуризм – течение значительное и глубокое – не подлежит сомнению. Также, несомненно, его значительное внешнее влияние (в частности Маяковского) на форму пролетарской поэзии, в первые годы ее существования. Но так же несомненно, что футуризм не вынес тяжести поставленных перед ним задач и под ударами революции полностью развалился. То обстоятельство, что творчество нескольких футуристов – Маяковский, Асеев и Третьяков – в последние годы проникнуто революционной идеологией, говорит только о революционности этих отдельных поэтов: став певцами революции, эти поэты утратили свою футуристическую сущность в значительной степени, и футуризм в целом от этого не стал ближе к революции, как не стали революционными символизм и акмеизм оттого, что членами РКП и певцами революции стали Брюсов, Сергей Городецкий и Владимир Нарбут, или оттого, что почти каждый поэт-символист написал одно или несколько революционных стихотворений.
В основе, русской футуризм был течением чисто поэтическим. В этом смысле он является логическим звеном в цепи тех течений поэзии XX века, которые во главу своей теории и поэтического творчества ставили чисто эстетические проблемы. В футуризм была сильна бунтарская Формально-революционная стихия, вызвавшая бурю негодования и «эпатировавшая буржуа». Но это «эпатирование» было явлением того же порядка, как и «эпатирование», которое вызвали в свое время декаденты. В самом «бунтарстве», в «эпатирование буржуа», в скандальных выкриках футуристов было больше эстетических эмоций, чем эмоций революционных».
Исходная точка технических исканий футуристов – динамика современной жизни, стремительный ее темп, стремление к максимальной экономии средств, «отвращение к кривой линии, к спирали, к турникету, Склонность к прямой линии. Отвращение к медленности, к мелочам, к многословным анализам и объяснениям. Любовь к быстроте, к сокращению, к резюмированию и к синтезу: «Скажите мне поскорее в двух словах!» Отсюда – разрушение общепринятого синтаксиса, введение «беспроволочного воображения», то есть «абсолютной свободы образов или аналогий, выражаемых освобожденными словами, без проводов синтаксиса и без всяких знаков «препинания», «конденсированные метафоры», «телеграфические образы», «движения в двух, трех, четырех и пяти темпах», уничтожение качественных прилагательных, употребление глаголов в неопределенном наклонении, опущение союзов и так далее – словом все, направленное к лаконичности и увеличению «быстроты стиля».
Основное устремление русского «кубо-футуризма» – реакция против «музыки стиха» символизма во имя самоценности слова, но слова не как оружия выражения определенной логической мысли, как это было у классических поэтов и у акмеистов, а слова, как такового, как самоцели. В соединении с признанием абсолютного индивидуализма поэта (футуристы придавали огромное значение даже почерку поэта и выпускали рукописные литографические книги и с признанием за словом роли «творца мифа»,- это устремление породило небывалое словотворчества, в конечном счете приведшее к теории «заумного языка».
Словотворчество было крупнейшим завоеванием русского футуризма, его центральным моментом. В противовес футуризму Маринетти, русский «кубо-футуризма» в лице наиболее ярких его представителей мало был связан с городом и современностью. В нем была очень сильна та же романтическая стихия.
Сказалось она и в милой, полудетской, нежной воркотне Елены Гуро, которой так мало идет «страшное» слово «кубо-футуристка», и в ранних вещах Н. Асеев, и в разухабистой волжской удали и звенящей солнечности В. Каменского, и мрачной «весне после смерти» Чурилина, но особенно сильно у В. Хлебникова. Хлебников даже трудно поставить в связь с западным футуризмом. Он сам упорно заменял слово «футуризм» словом «будетляне». Подобно русским символистам, он (так же как Каменский, Чурилин и Божидар) вобрал в себя влияние предшествующей русской поэзии, но не мистической поэзии Тютчева и Вл. Соловьева, а поэзии «Слова о полку Игореве» и русского былинного эпоса. Даже события самой непосредственной, близкой современности – война и НЭП – находят свое отражение в творчестве Хлебникова не в футуристических стихотворениях, как в «1915г.» Асеева, а в романтически-стилизованных в древнерусском духе замечательной «Боевой» и «Эх, молодчики, купчики».
Одним «словотворчеством», однако, русский футуризм не ограничился. На ряду с течением, созданным Хлебниковым, в нем были и другие элементы. Более подходящее под понятие «футуризм», роднящие русский футуризм с его западным собратом.
Прежде чем говорить об этом течении, необходимо выделить в особую группу еще одну разновидность русского футуризма – «Эгофутуристов», выступавших в Петербурге несколько раньше московских «кубо-футуристов». Во главе этого течения стояли И. Северянин, В. Гнедов, И. Игнатьев, Г. Иванов и будущий основатель «имажинизма» В. Шершеневич.
«Эгофутуризм» имел по существу очень мало общего с футуризмом. Это течение было какой-то смесью эпигонства раннего петербургского декаденства, доведения до безграничных пределов «песенности» и «музыкальности» стиха Бальмонта, какого-то салонно-парфюмерного эротизма, переходящего в легкий цинизм, и утверждения крайнего солипсизма – крайнего эгоцентризма. Это соединялось с заимствованным у Маринетти прославлением современного города, электричества, железной дороги, аэропланов, фабрик, машин (у Северянина и особенно у Шершеневича). В «эгофутуризме» таким образом, было все: и отзвуки современности, и новое словотворчество («поэза», «бездарь» и так далее), и удачно найденные новые ритмы для передачи мерного колыханья автомобильных рессор, и странное для футуриста преклонение перед салонными стихами Лихвицкой и Фофанова. Кроме Игоря Северянина это течение не дало ни одного яркого поэта.
Значительно ближе к Западу, чем футуризм Хлебникова и «эгофутуризм» Северянина, был уклон русского футуризма, который обнаружился в творчестве Маяковского. Принимая в области техники свободную форму стиха, новый синтаксис и смелые ассонансы вместо строгих рифм Хлебникова, отдавая известную, порой значительную дань, словотворчеству эта группа поэтов дала в своем творчестве некоторые элементы подлинно-новой идеологии. В их творчестве отразились динамика, огромный размах и титаническая мощь современного индустриального города с его шумами, светящимися огнями заводов, уличной суматохой, толпами людей.
В последние годы Маяковский и некоторые другие футуристы освобождаются от истерики и надрыва. Маяковский пишет свои «приказы», в которых все – бодрость, сила, призывы к борьбе. Это настроение выливается в 1923 году в декларации вновь организованной группы «Леф».
Не только идеологически, но и технически все творчество Маяковского является уже выходом из футуризма, вступлением на пути своеобразного нео-реализма. Маяковский, начавший под несомненным влиянием Уитмена, в последнем периоде вырабатывает совершенно особые приемы, создав своеобразный плакатно-гипперболический стиль, выкрикивающий короткий стих, неряшливые «рваные строки», удачно найденные для передачи ритма и огромного размаха города, войны, движения многомиллионных революционных масс. Это большое достижение Маяковского, переросшего футуризм, и вполне естественно, что на пролетарскую поэзию первых лет ее существования, то есть именно того периода, когда пролетарские поэты фиксировали свое внимание на мотивах революционной борьбы, технические приемы Маяковского оказали значительное влияние.
Последней сколько-нибудь заметно нашумевшей школой в русской поэзии XX века был имажинизм. Это направление было создано в 1919 году, следовательно, через два года после революции, но по всей идеологии это течение с революцией не имело.
Главой «имажинистов» стал Вадим Шершеневич – поэт, начавший символизм, со стихов, подражающих Бальмонту и Блоку, в 1912 году выступавший, как один из вождей эгофутуризма и писавший «поэзы» в духе Северянина и только в послереволюционные годы создавший свою «имажинистскую» поэзию.
Так же, как и символизм, и футуризм, имажинизм зародился на Западе и лишь оттуда был пересажен Шершеневичем на русскую почву. И так же, как символизм и футуризм, он значительно отличался от имажинизма западных поэтов.
Имажинизм явился реакцией, как против музыкальности поэзии символизма, так и против вещественности акмеизма и словотворчества футуризма. Он отверг всякое содержание и идеологию в поэзии, поставив во главу угла образ. Он гордился тем, что у него «нет философии» и «логики мыслей».
Свою апологию образа имажинисты ставили в связь так же с быстротой темпа современной жизни. По их мнению, образ – самое ясное, лаконичное, наиболее соответствующее веку автомобилей, радиотелеграфа, аэропланов. «Что такое образ? – кратчайшее расстояние с наибольшей скоростью». Во имя «скорости» передачи художественных эмоций имажинисты, вслед за футуристами, - ломают синтаксис – выбрасывают эпитеты, определения, предлоги сказуемые, ставят глаголы в неопределенном направлении.
По существу, в приемах, так же как и в их «образности», не было ничего особенно нового. «Имажинизм», как один из приемов художественного творчества широко использовался не только футуризмом, но, и символизмом. Новым было лишь упорство, с которым имажинисты выдвигали образ на первый план и сводили к нему все в поэзии – и содержание и форму.
Наряду с поэтами, связанными с определенными школами, русская поэзия XX века дала значительное число поэтов, не примыкающих к ним или примыкающих на некоторое время, но с ними не слившихся и пошедших в конечном счете своим путем.
Заключение
Важнейшее свойство эпохи Серебряного века - лирическое преображение всех видов искусства.
В начале XXв. принципиально изменились способы воспроизведения действительности в произведениях живописи. В XIXв. изобразительное искусство служило аналогией прозы: жанровые полотна и психологические портреты передвижников были отражением реальных эпизодов социальной жизни или биографий. Художники новой, поэтической, эпохи отошли от материального быта и окружили метафизического героя вечными образами природы и мифологии. Живопись, подобно поэзии, проникалась лирическим, религиозным и философским началами.
Для символистов первым из искусств, выражающим подлинные чувства человека, была музыка. Когда обнаружилось банкротство школы символистов, наступила, как это было отмечено выше, реакция против символизма. Выше были намечены две линии, по которым были направлены главные силы этой реакции – акмеизм и футуризм.
Многие акмеисты воспевали зодчих и их творения как наивысшие достижения человеческого духа. Футуристы считали высшим искусством живопись; почти все они были художниками. Но все они, представители разных поэтических направлений, ощущали непреодолимое влечение к богатому миру искусства.
Этим, однако, протест против символизма не ограничился. Он нашел свое выражение в творчестве поэтов, не примыкающих ни к акмеизму, ни к футуризму, но выступивших своим творчеством в защиту ясности, простоты и прочности поэтического стиля.
Несмотря на противоречивые взгляды со стороны множества критиков, каждое из перечисленных течений дало немало поэтов, создавших множество стихотворений, которые навсегда останутся в сокровищнице русской поэзии и найдут своих почитателей среди последующих поколений.
Список использованной литературы
1. Гаспаров М.Л. Поэтика «серебряного века». – В кн.: Русская поэзия «серебряного века»: антология. М., 1993
2. Воспоминания о Серебряном веке. Сост. Крейд В. М., 1993
3. История русской литературы: ХХ век: Серебряный век. Под ред. Нива Ж., Сермана И., Страды В., Эткинда Е.М. М., 1995
4. Богомолов Н.А. Русская литература начала ХХ века и оккультизм. М., 1999
5. Келдыш В.А. Русская литература «серебряного века» как сложная целостность. – В кн.: Русская литература рубежа веков (1890 – начало 1920-х годов). М., 2001
6. Корецкая И.В. ЛИТЕРАТУРА в кругу искусств. – В кн.: Русская литература рубежа веков (1890 – начало 1920-х годов). М., 2001
7. Смирнова Л.А. Серебряный век. – В кн.: Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2003
8. Мильдон В. И. Русский Ренессанс, или Фальшь «серебряного века». – Вопросы философии. М., 2005, № 1