Оглавление
Введение…………………………………….…………………………3 стр.

1.Место философско-правовых взглядов в философской системе И.Канта………………………………………………………………………..4 стр.

2.Право и нравственность, их взаимосвязь.…………………………7 стр.

3.Решение практических задач юриспруденции в философской системе И.Канта: соотношение вины и наказания………………………………... 10 стр.

4. Категорический императив Канта………………………………..12 стр.

Список литературы……………………………………..…………....16 стр.




ВВЕДЕНИЕ
В настоящее  время прочно вошли в обиход, и на научном и на публицистическом уровнях, такие формулы, относящиеся к современному развитому гражданскому обществу, как «верховенство права»  или «правление права». Формулы, в которых  и содержится  лестная для приверженцев права  оценка этого института.

 И  все же наиболее яркое и точное определение ценности  права  выражено в   кантовском  положении о том, что право человека  является самым святым из всего того, что есть у Бога на земле.

Вовсе не случайно в сочинениях Канта, затрагивающих вопросы права, неизменно присутствует слово «святое». Оно уже прозвучало в лекциях, прочитанных в Кенигсбергском университете. «Наш долг, - говорил Кант, - состоит в том, чтобы глубоко уважать право других и как святыню чтить его»^[1]. В последующих своих работах философ в ряде случаев использует указанное определение также   в отношении субъективных прав - прав отдельных личностей, общностей и даже всего человечества (Кант утверждает, например, что отказ от просвещения «тем более для последующих поколений, означает нарушение и попрание священных прав человечества»). Вместе с тем такую возвышенную    характеристику Кант со временем все более распространяет на всю правовую материю,  на объективное право.

Это относится и к обобщающему положению о том, что «право человека должно считаться священным»^[2]. А главное - к тому приведенному выше положению, которое представляет собой оценку наиболее высокого смыслового значения,  - к положению о праве как самом  святом из того,  что есть у Бога на земле^[3].


Место философско-правовых взглядов в философской системе И.Канта

В какой-то мере такое терминологическое обозначение ценности права, отражая особенности общепринятой лексики конца ХУШ в., имеет в кантовских суждениях сугубо светское, мирское значение. Оно под этим углом зрения призвано  выразить отношение к праву - стать определяющей категорией, ключевым звеном  правосознания людей в гражданском обществе. Ведь по сложившемуся с конца позднего средневековья (и до наших дней) словоупотреблению нет другого словесного символа, другого терминологического обозначения, кроме  слова «святое», которое бы выражало высшее, самое высокое отношение к тому или иному предмету. Отношение - предельно уважительное, почтительное, не допускающее никаких исключений. (Показательно, что в России даже в первые годы после октябрьского переворота, когда открыто, провозглашался и проводился в жизнь откровенно атеистический режим диктатуры пролетариата, Ленин говорил о том, что нужно «свято» соблюдать законы и предписания «советской власти»).

Главное же, что предопределило столь возвышенное отношение Канта к праву, - это  сама суть философских воззрений Канта, его философских идей о праве. Идей, посвященных не только праву как звену «замысла» природы, в частности, тому, что относится к  глубинным, природным корням права, той «путеводной нити природы», которая «таинственным образом связана с мудростью»^[4]. Решающее значение и в  данном отношении имеют философские представления Канта о внутреннем духовном мире человека, находящегося «по ту сторону» представлений о природе, когда - кстати, будет замечено - он в связи с характеристикой прирожденных, необходимо принадлежащих человеку и неотчуждаемых прав  Кант говорит о том, что здесь человек выступает «гражданином сверхчувственного мира»^[5]. Именно в таком ключе Кант пишет о том,  что  «человечество в нашем лице должно быть для нас самым святым, так как человек есть субъект морального закона, стало быть, субъект того, что само по себе свято»^[6].

     Кант был убежден, что неизбежная конфликтность частнособственнических интересов может посредством права приводиться к определенной согласованности, исключающей необходимость прибегать к силе для разрешения противоречий. Право Кант трактует как проявление практического разума: человек постепенно приучается быть если не морально добрым человеком, то, во всяком случае, хорошим гражданином.

В духе своей философии Кант пытается и правовые нормы вывести из априорных положений. В основе права, по его мнению, лежат три начала: храни твое личное право, не нарушай чужого, воздай каждому по справедливости. Эти нормы, по обычной для Канта «традиции», носят абстрактно - формальный, бессодержательный характер. Ведущая идея Канта состоит при этом в том, что частная собственность благодаря своему априорному происхождению носит вечный, всеобщий и необходимый характер.

«Самый главный  предмет в мире - это человек, ибо он для себя - своя последняя цель. Право человека должно считаться священным» И. Кант.

При рассмотрении права как  самого святого, что есть у Бога на земле, есть и такая сторона вопроса, которая требует дополнительных характеристик. Это - понимание ценности права с точки категорий, находящихся «по ту сторону» представлений о  природе, выраженных в духовном мире человека, - трансцендентальных идей чистого разума:   свободы, бессмертия, Бога. То есть того внутреннего духовного мира человека, в которой господствуют идеалы и высшие начала морали, начала добра и совести, светлые начала разума, формируется нравственная личность и «в своей трансцендентальности, человек выступает как разумное, разумно действующее, нравственное, свободное существо»^[7].

При всей  сложности такого подхода к действительности, трудностях его восприятия традиционным  мышлением, надо отдавать ясный отчет в том, что  без учета глубоких духовных основ нашей жизни, находящихся «по ту сторону» представлений о природе, идеи свободы личности, ее прирожденных неотъемлемых прав, личной ответственности и личной вине лишается каких - либо оснований. И значит - отпадает возможность самой постановки вопроса как объективированном бытии разума и тем более - о праве человека - праве в высоком духовном человеческом значении, способной возвысится над властью, стать целью и под углом зрения    высоких духовных, нравственных начал.

 Именно здесь   проявляется и значимость высоких моральных  начал и ценностей для реализации жизненных целей. Недаром еще в лекциях Кант сказал: «Конечное назначение человеческого рода состоит в наивысшем моральном совершенстве, которое достигается при помощи свободы человека, благодаря чему человек приобретает способность к высшему  счастью»^[8].

Вместе с тем  здесь, наряду с  допустимой, думается, гипотезой о возможно, трансцендентных, сверхчувственных корнях самого феномена права, требуется  известный разворот аргументации, перевод ее в иную плоскость, к учету того факта, что позитивное право охватывает внешние практические отношения, область прозаических, грубых, эгоистических интересов и страстей. Но эти фактические,  суровые и жесткие, особенности сферы внешних, практических отношений людей, не только не устраняют, но как раз предопределяют, то обстоятельство, что именно право является - как это, ни парадоксально - образованием, наиболее близким к духовному миру человека, адекватным, совместимым с ним.

Ибо именно право в земной, прозаической жизни призвано быть носителем чистого разума, выступать в качестве права человека. И поэтому именно право должно быть (при реализации заложенных в нем потенций) не только прочной и твердой опорой для активности, творчества, самостоятельной деятельности людей на «земле», в сфере внешних отношений, но и «сделать» человека центром людского сообщества - личностью, и в этой связи  опорой (именно - опорой, не более, но и не менее того) для утверждения в во взаимоотношениях между людьми высоких духовных, моральных начал, идеалов, ценностей.

В сфере внешних, практических отношений иной, сравнимой по социальной силе, энергетике и органике, опоры для утверждения и реализации духовных, моральных ценностей человека среди социальных образований не существует. Именно отсюда раскрывается его, права,  уникальное значение, состоящее в том, что при помощи права оказывается возможным распространять высокие проявления разума, трансцендентальные ценности - духовные моральные начала, идеалы на область внешних, практических отношений. То есть - создавать условия, быть стартовым пунктом, опорой для того, чтобы «возвращать» их людям в сфере отношений, наполненных антагонизмами, конфликтами, страстями, суровыми и трудными буднями. При этом - возвращать эти человеческие ценности не в виде одного лишь «милосердия», «блаженной любви», «сострадания», других категорий патерналистского сознания и традиционных порядков, а в виде свободы человека, выраженной в субъективных правах и охраняемой   законом.




Право и нравственность, их взаимосвязь
Категория «правовой долг». Путь понимания в общественном мнении и в науке взаимоотношений между правом и нравственностью оказался в представлениях людей довольно сложным, порой - причудливым с переносом центра тяжести то на одну, то на другую категорию и даже с действительными или кажущимися «поворотами назад».

С давних пор в общественном и индивидуальном сознании людей утвердилось представление о приоритете нравственности над правовыми критериями поведения. Идеалы добра, взаимопомощи, а также моральные ценности и нормы (равного  общественного бремени, родительской любви, уважения к старшим и др.) почитались как нечто более высокое и значимое, чем формальные установления закона, судебные решения, легистские рассуждения и требования неукоснительного соблюдения «буквы». Довольно часто право под таким углом зрения рассматривалось и нередко рассматривается сейчас в качестве всего лишь известного «минимума морали».

Выражением такого поворота в научных воззрениях на соотношение права и морали  стала идея  строгого права, представляющая собой одну из сторон другой, более общей методологической категории, ранее уже освещенной, - чистого права.

Кант, характеризуя взаимосвязь права и принуждения, пишет: «Как вообще право имеет своим объектом внешнюю сторону поступков, так и строгое право, т.е. такое, к которому не примешивается ничего этического, не требует никаких определяющих оснований, кроме внешних; тогда оно чисто и не смешано ни с какими нравственными представлениями»^[9].

«Очищение» права от всего, что к нему примешивается, - и со стороны фактических отношений, и со стороны этики, нравственных представлений - позволяет увидеть право в его собственной плоти, со всеми его собственными особенностями. И именно   потому понятие строгого права  стало одним из важных выводов, характеризующих итог развития идей Канта по данному кругу проблем, - формирование высокозначимого самостоятельного учения о праве, и отсюда выступает в качестве  смыслового центра его правовой концепции, предопределяющего с философской стороны все другие  его черты. Оно же, понятие строгого права, является исходным пунктом для понимания ряда новых сторон соотношения права  и морали.

Одна из таких сторон - парадоксальные грани соотношения права и морали.

В рассматриваемом контексте в философской литературе был выдвинут перспективный в научном отношении взгляд о взаимодополнительности права и морали (примечательно при этом, что  истоки философского обоснования такого взгляда  и были найдены  именно  у  Канта)^[10].

Надо полагать, однако, что в нашей науке глубина подхода Канта к проблеме соотношения права и морали, построенного на выделении строгого права, еще не получила должной оценки. Этот подход позволяет  не только вывести право (в регулятивной плоскости) на один уровень с моралью, но и - и это главное! - придать морали такое качество, которое на первый взгляд снова  возвышает мораль над правом и даже  будто бы возвращает нас «назад», но которое, в действительности, - и притом как это, ни парадоксально именно через моральные идеалы и ценности  -  качественно возвышает право, сообщает ему значение  священной категории - цели  в жизни человеческого сообщества - самого святого из того, что есть у Бога на земле.

Здесь нужно учесть, что функции морали как регулятора  (как и функции права - регулятора) ограничены ее регулятивным назначением. Для морали они сводятся к функциям критерия, на основе которого определяется оценка событий и поступков под углом  зрения таких категорий, как: правильно - неправильно, правда - неправда, хорошее - плохое, доброе - недоброе.

Но мораль - не только регулятор; он одновременно выступает в качестве идеалов и ценностей. А это уже не только категории высокого, трансцендентного духовного мира, законы его духовной свободы, но и в этой связи - принципы, призванные придавать надлежащий духовный ранг, духовный статус тем или иным явлениям в области внешних отношений, внешней свободы, и прежде всего -  придавать  им качество «священного» явления. Отсюда и следует, что «священность» права во многом раскрывается через мораль - мораль, которая утверждается в гражданском обществе и через свои высшие идеалы, ценности возвышает право. Обратим внимание - не заменяет право, не становится более  высоким и более значимым, чем право, критерием  при оценке поведения людей, а напротив, действуя как духовный фактор, возвышает объективное право, придает ему  не только   регулятивную, но и  самую  высокую духовную значимость.

 И такой эффект достигается, как мы увидим,  не только путем настойчивых деклараций, использования соответствующих определений, эпитетов, но и путем выработки особых категорий, выражающих моральную оценку права.

Эта категория - правовой долг. Приведу сначала  выдержку из сочинения Канта  «К вечному миру», а затем в ходе разбора  суждений философа попытаюсь обосновать  мысль о том, что именно через категорию «правовой долг» реализуется высшая моральная оценка права.

Вот что пишет Кант: «И любовь к человеку, и уважение к  праву  людей есть долг; первое, однако, только обусловленный, второе же напротив- безусловный, абсолютно повелевающий долг; и тот, кто захочет отдаться  приятному чувству благосклонности, должен вначале полностью убедиться, что он не нарушил этого долга». И вслед за тем: «Политика легко соглашается с моралью в первом смысле (с этикой), когда речь идет о том, чтобы подчинить право людей произволу их правителей, но с моралью во втором значении (как учением о праве), перед которой ей следовало бы преклонить колени, она находит целесообразным не входить в соглашение, предпочитая оспаривать всю ее реальность и  всякий долг истолковывать лишь как благоволение». И здесь, замечает Кант, дает о себе знать «коварство боящейся света политики»^[11].

Необходимо сразу же заметить, что, по Канту, уважение к праву для людей не просто долг, а долг - безусловный, абсолютно повелевающий. Более того, Кант  противопоставляет его долгу «любить человека» - одному из центральных постулатов христианской религии, рассматривает его в качестве лишь «обусловленного долга», словом, возвышает долг людей в плоскости права (в другом месте он прямо называет его «правовым долгом»^[12]) даже над  важнейшим религиозным началом, относящимся к самой сути христианства.


Решение практических задач юриспруденции в философской системе Канта: соотношение вины и наказания
Кант понимал, что проблема правопонимания столь важна сама по себе, сколь важно ее правильно поставить, сформулировать. “Вопрос о том, - писал он, - что такое право, представляет для юриста такие же трудности, какие для логики представляет вопрос, что такое истина”.

Хотя  право и мораль - самостоятельные, «суверенные» механизмы регуляции и формы духовности, в нашем общественном сознании прочно утвердились представления, в соответствии с которыми есть такая сторона во взаимосвязи  рассматриваемых явлений, где приоритет, безусловно, принадлежит морали. Это, по убеждению многих людей, – значение в области права основополагающей моральной категории - справедливости. Той справедливости, которая,  характеризует  начала  «равновесности» в праве и соотносится с его определяющим качеством - бытием и действием права в качестве «равной меры».

В этой связи нужно видеть, что распространенные в обществе представления о «равенстве», возвеличиваемые  в социалистических и коммунистических доктринах,  потому, по-видимому, имеют непререкаемый авторитет непреложной аксиомы, что освящены ореолом достоинств права и морали и прежде всего - высоких моральных принципов, «моральной сути» принципа справедливости.

Индивид, по Канту, есть существо, в принципе способное стать “господином самому себе” и потому не нуждающееся во внешней опеке при осуществлении того или иного ценностного и нормативного выбора. Но далеко не всякий использует индивидуальную свободу только для реализации “категорического императива”, сплошь и рядом она перерастает в произвол. Совокупность условий, ограничивающих произвол одного по отношению к другим посредством объективного общего закона свободы,            Кант называет правом. Оно призвано регулировать внешнюю форму поведения людей, выражаемые вовне человеческие поступки. Никто не вправе предписывать человеку, ради чего он должен жить, в чем ему надо видеть свое личное благо и счастье. Тем более нельзя добиваться от него угрозами, силой, выполнения этих предписаний.

Таким образом, философия нравственности И. Канта содержит богатую палитру добродетелей, что свидетельствует о глубоком гуманистическом смысле его этики. Этическое учение Канта имеет огромное теоретическое и практическое значение: оно ориентирует человека и общество на ценности моральных норм и недопустимость пренебрежения ими ради эгоистических интересов.

Кант был убежден, что неизбежная конфликтность частно собственнических интересов может посредством права приводиться к определенной согласованности, исключающей необходимость прибегать к силе для разрешения противоречий. Право Кант трактует как проявление практического разума: человек постепенно приучается быть если не морально добрым человеком, то, во всяком случае, хорошим гражданином.

Нельзя не отметить и такую ныне актуальную проблему, которая рассматривается в социальной философии И. Канта как проблема первенства морали по отношению к политике. Кант выступает против таких принципов аморальной политики:

1) при благоприятных условиях захватывай чужие территории, подыскивая затем оправдания этим захватам;

2) отрицай свою виновность в преступлении, которое ты сам совершил; 3) разделяй и властвуй.

Кант считает необходимым средством борьбы против этого зла гласность, рассмотрение политики с точки зрения ее гуманистического смысла, устранения из нее бесчеловечности. Кант утверждал: «Право человека должно считаться священным, каких бы жертв это ни стоило господствующей власти».

Социально - политические воззрения Канта, как и вся его философия, пронизаны духом аристократической прусской реакции. Время от времени в них слышится трусливый голос немецкого обывателя, тоскующего хотя бы о самых скудных реформах. В духе своей философии Кант пытается и правовые нормы вывести из априорных положений. В основе права, по его мнению, лежат три начала: храни твое личное право, не нарушай чужого, воздай каждому по справедливости. Эти нормы,  по обычной для Канта «традиции», носят абстрактно - формальный, бессодержательный характер. Ведущая идея Канта состоит при этом в том, что частная собственность благодаря своему априорному происхождению носит вечный, всеобщий и необходимый характер. Те же атрибуты приписываются Канту, основанному на частной собственности эксплуататорскому обществу.  Целью государства является, по Канту, не «благополучие» людей, а суровое и непреклонное «долженствование», осуществление абстрактной и формальной «справедливости».

Истинное призвание права - надежно гарантировать морали то социальное пространство, в котором она могла бы нормально проявлять себя, в котором смогла бы беспрепятственно реализоваться свобода индивида.

Осуществление права требует того, чтобы оно было общеобязательным. Для этого право наделяется принудительной силой. Иначе нельзя заставить людей соблюдать правовые нормы, нельзя воспрепятствовать их нарушению и восстанавливать нарушенное. Если право не снабдить принудительной силой, оно окажется не в состоянии выполнить уготованную ему в обществе роль. Сообщить праву такое нужное ему свойство способно лишь государство - исконный и первичный носитель принуждения.

Кант многократно подчеркивал необходимость для государства опираться на право, ориентироваться в своей деятельности на него, согласовывать с ним свои акции. Отступление от этого положения грозит потерей доверия и уважения своих граждан.

Общество в целом, прежде всего в лице государства, не может нарушать достоинства личности, рассматривая ее только как средство достижения государственных целей. Либерализм - это тенденция к ограничению вмешательства государства в жизнь граждан. Государство не вправе также опекать своих граждан, подобно тому, как родители опекают малолетних детей. «Правление отеческое,- пишет И. Кант, - при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них полезно или вредно... Такое правление есть величайший деспотизм». С точки зрения либерализма между гражданами и государственной властью отнюдь не обязательна любовь, но необходим и достаточен минимум взаимного доверия.

И. Кант формулирует категорический императив: поступай лишь со­гласно тому правилу, следуя которому ты можешь вместе с тем (без внутреннего противоречия) хотеть, чтобы оно стало всеобщим законом. Или, другими словами: поступай так, как будто правило твоей деятельности посредством твоей воли должно стать всеобщим законом природы. Расшифровывая это правило, И. Кант получает окончательный вывод: поступай так, чтобы человечество и в твоем лице, и в лице всякого другого всегда рассматривалось тобою как цель и никогда только как средство.

Кантовский категорический императив формулирует принцип безусловного достоинства личности. С этой точки зрения, человек не может быть принесен в жертву ни так называемому «общему благу», ни светлому будущему. Высшим мерилом отношений между людьми с позиций категорического императива является не чистая полезность, а значимость личности. Глубинный смысл категорического императива в его всеобщности (универсальности); будучи отнесен лишь к кругу лиц, ограниченному по какому - либо признаку, он теряет свое значение. Единственное и достаточное его основание  человек как разумное существо. Он покоится на признании важности тех свойств и признаков (прежде всего разума), по которым все люди могут быть отнесены к единой категории рода человеческого.

Категорический императив И. Канта.

В этике, как и в других сферах, существует традиция не только консервативности и застоя, но и радикальных преобразований. Последняя связана не с «ростом и дальнейшим совершенствованием» тех или иных добродетелей (ведь вместе с ними «растут и совершенствуются» соответствующие сопутствующие им пороки), а с решительным очищением и коренным обновлением сознания, как бы со вторым рождением души. В этой второй традиции видное место принадлежит автору "Критики практического разума". Произведенный имкоперниканский переворот в философии касается и этики, где Кант развивает учение об автономии морали: утверждая свободу, человек выступает творцом собственного нравственного мира, он сам себе предписывает закон действий.

Кант провозглашает нравственную установку, характер которой, законы которой существенно отличаются от тех, что преобладают в периоды спокойного и размеренного, постепенного развития, отличаются радикализмом предъявляемых требований: «эти законы повелевают, безусловно, каков бы ни был исход их исполнения, более того, они даже заставляют, совершенно отвлечься от него»; людям «достаточно того, что они исполняют свой долг, что бы ни было с земной жизнью и даже если бы в ней, быть может, никогда не совпадали счастье и достойность его» (Кант И. Критика практического разума 1908, с. 81-82).

В отличие от необязательных, только относительных и условных правил поведения долг выступает по самой своей сущности абсолютным требованием, следовать которому, как закону, надлежит, безусловно. Очень важно, что в обстановке бурных обсуждений и громких требовании прав - прав человека, его свобод - Кант своим категорическим императивом напомнил требование поступать всегда так, чтобы максима поступка могла в то же время стать принципом всеобщего законодательства. Действие не «сообразно с долгом», а «из чувства долга» - вот что имеет истинную нравственную ценность. Человек поистине нравствен только тогда, когда исполняет долг не ради какой - либо внешней цели, а ради самого долга.

Поведение, закон которого совпадает с законом природы, не имеет, по Канту, никакого отношения к нравственному закону. То, чего нет: в естественном законе,- это внутреннее принуждение. Моральную способность

 «свободного самопринуждения» Кант называет добродетелью, а поступок, исходящий из такого умонастроения (из уважения к закону), - добродетельным (этическим) поступком. "Добродетель есть твердость максимы человека при соблюдении своего долга.— Всякая твердость узнается через те препятствия, которые она может преодолеть; для добродетели же такие препятствия - это естественные склонности, могущие прийти в столкновение с нравственным намерением... Всякий долг содержит понятие принуждения со стороны закона; этический долг содержит такое принуждение, для которого возможно только внутреннее законодательство».

Кант заботится о чисто интеллектуальном, «строгом образе мыслей», подчиняющем эмпирические суждения и действия «принципу исключения всего среднего между добрым и злым», о моральном "ригоризме", непримиримом к примирениям добра и зла: «Для учения о нравственности вообще очень важно не допускать, насколько возможно, никакой моральной середины ни в поступках, ни в человеческих характерах, так как при такой двойственности всем максимум грозит опасность утратить определенность и устойчивость».

Какой-нибудь, определенный нравственный долг, непреложный для одних культурно - исторических условий, может, однако, стать безнравственным требованием при изменившихся условиях. Еще Ф. Г. Якоби в своих возражениях Канту приводил целый ряд примеров из истории, поэзии и саг, доказывающих, что поступки, которые согласно формальной этике, по общепринятым моральным представлениям могли бы показаться преступлением, в действительности являются выражением высокой человеческой нравственности. Поэтому Якоби прямо требовал права на такое «преступление». С ним солидаризировался Гегель, напоминая, что закон создан для человека, а не человек для закона.

Гегель признает возвышенность кантовской практической философии, ее заслугу в выдвижении долга ради него же самого. Однако долг в такой форме не содержит в себе особенных, положительных определений. Долг есть долг. А ведь интересно знать, что же именно составляет долг. Кант делает такой вопрос бессмысленным, потому что устраняет из нравственного закона как раз всякое содержание, и попытка установить какое-либо содержание должна быть внутреннее противоречивым действием. В таком виде нравственный закон оказывается на деле ни к чему не пригоден. Он просто невыполним, ибо требуется в качестве должного выполнять «что-то, неизвестно что». Остаются только пустые декларации, что закон должен выполняться ради закона, долг - ради долга. Этот закон говорит лишь, чего нельзя делать, но не говорит, что нужно делать при различных обстоятельствах.

С другой стороны, Гегель далее показывает, что получается, если подойти к нравственному закону, «полностью лишенному материи законов»- отправляясь от поступков, максимы которых мы испытывали бы на пригодность быть принципами всеобщего законодательства. Тут уж любой императив сразу же может быть возведен в долг. Произвол может свободно выбирать между противоположными требованиями. Ведь для всякого поступка можно указать какое-нибудь общее основание и даже возвести его в обязанность. А в таком случае максима любого поступка может стать принципом всеобщего законодательства, «и нет ничего, что таким способом не могло бы сделаться нравственным законом». Рабство, крепостничество может стать, как это бывает на самом деле, не только принципом всеобщего законодательства, но и внутренней нормой, так что благодаря этому человек, если следовать кантовской логике, сделается «подлинно моральным». Кантовским «наивысшим законом» в силу - его формальности могут быть оправданы «все неправые и неморальные действия», максима любого произвола. Таким образом, нельзя считать оправданием нравственного правила то, что оно может быть признано желательным как общий закон.

Гегель обращает внимание на то совершенно выпадающее из кантовского анализа обстоятельство, что при возведении во всеобщий принцип максима по необходимости претерпевает преобразование: в ней происходит снятие определенности, которая сначала подразумевалась, так что содержание этой максимы начинает противоречить себе и, если оно делается принципом всеобщего - законодательства разрушает саму моральность. Всегда справедлива проверка настораживающим вопросом: а что если и вправду все будут всегда поступать так, как требует максима, претендующая на всеобщность? Что если, например, требование помогать бедным станет всеобщим принципом? Бедных не станет, и максима будет излишней, вообще непригодной к существованию. И так относительно бесчисленного множества максим.

Неразумно возводить частный и условный императив «помогай бедным» в общий, поскольку в нем определенность (бедность) уничтожается и уничтожается также условие помощи, так что императив обессмысливается. Но частная определенность (помогай) заключает в себе возможность другой частной определенности (противоположной: не помогай), и в этом «возможном инобытии» заключается, по Гегелю, безнравственность (помогать надо, но можно и не помогать). Если же какой-нибудь частности придается самодовлеющее значение, то в отношении нравственности допускается безнравственность.

Попытка взять долг в какой-либо определенности представляет для кантовской системы неодолимую трудность. Но даже будь она разрешена, все, же долг, в какой бы из ипостасей добродетели он, ни явился, оказался бы ограниченной добродетелью, исключающей другие, а это неминуемо ведет к коллизиям между ними. По Канту, такие коллизии легко устранимы. Из двух добродетелей, если они конфликтуют друг с другом, действительно добродетелью может быть только одна, та, что составляет долг. Либо долг не может противоречить долгу, либо он не есть истинный долг, и может относиться к области морали только как негативное, аморальное. Гегель разъясняет эту кантовскую точку зрения: «Если человек обладает данной определенной добродетелью, то, оставаясь ей верным, т.е. добродетельным в данном отношении, вне границ этой добродетели он может быть в своих действиях только порочным». Гегель восстает против негибкости, окостенелости, узости, односторонности такого понимания долга: диктатура долга ведет лишь к обострению несчастной «разорванности» человека, вразрез его целостности, вразрез гуманности. Если следовать Канту, то горе человеческим отношениям, не содержащимся в этом понятии долга, исключающего все остальные отношения.

Кант знает о многообразии отношений, которые Гегель относит к нравственным,- у Канта они не носят собственно нравственного характера. Он усматривает в них не единство нравственной идеи, а скорее десубстанцивирование нравственности, утрату прочности моральных устоев, возврат к произволу, даже известное оправдание его.

Кант знает о разрушающей веление долга естественной диалектике, под которой он разумеет «наклонность умствовать наперекор строгим законам долга и подвергать сомнениям их силу, по крайней мере, их чистоту и строгость, а также, где это только возможно, делать их более соответствующими нашим желаниям и склонностям, т.е. в корне подрывать их и лишать всего их достоинства, что, в конце концов, не может одобрить даже обыденный практический разум». Но Кант знает и другую диалектику, которая возникает ив обычном нравственном сознании, когда оно развивает свою культуру и восходит к философии (практической), чтобы избавиться от двусмысленности, расшатывающей нравственные принципы).

Кантовское учение о долге в ней превращается из самостоятельного элемента в исчезающий момент широкого и многостороннего синтеза.

Категорический императив Канта допущен лишь постольку, поскольку он сам себя упраздняет: он наперед «снят» и заранее принят в аспекте его не автономности. По Канту, долг - односторонняя и прочная цельность - реальная альтернатива моральной мягкотелости и противостоит последней, как принципиальность - компромиссам, как строгость - расплывчатости и неопределенности, дряблости и попустительству, как аскетизм - гедонизму, как последовательность - половинчатости, как решительность - бесхарактерности.

Заключение
Философия Канта действительно является своего рода замковым камнем в здании западной цивилизации, некоей точкой обращения самосознания Запада на себя. Другими словами, либерализм победил. Отныне либеральные максимы - либо прямо сформулированные, либо, по крайней мере, одобренные Кантом - перестали вызывать у кого - либо серьезные сомнения.

Что касается собственно философии, особенно философии социальной, тут дело обстоит еще яснее: чем дальше то или иное учение отдаляется от Канта, тем дальше оно от политического центра (в любую сторону).

Кант никогда не пытался всерьез обращаться к философии истории - при том, что данная тема его волновала. Он написал ряд интересных историософских эссе, но никогда не пытался ввести исторический материал внутрь своей системы - и не потому, что это было невозможно сделать. Напротив, это получалось, и даже слишком легко, но ставило под сомнение то, чего хотел Кант: а именно, создание "железобетонной" системы, основанной на категорическом императиве как на единственно возможном априорном принципе нравственности. Релятивизм в этом вопросе - даже самый невинный - был в тот момент совершенно неприемлем.

В XX веке положение дел изменилось. В моду вошли историософские конструкции, основанные на понятиях замкнутой цивилизации, культурно-исторического типа, этноса, et cetera. Все эти образования были объявлены непроницаемыми, непостижимыми друг для друга (как вещи сами по себе), и об этих непостижимых вещах были написаны целые библиотеки. Можно представить себе реакцию Канта на эти новые "грезы духовидцев", с легкостью проницавших движения душ древних ацтеков и тольтеков. Всё стало несоизмеримым, особым, уникальным, отличающимся от других - по крайней мере, на словах. Однако никакая "культурная уникальность" ничего не стоит вне ориентации в пространстве априорных форм, которые являются основами не вымороченной специфики, но подлинной идентичности.

Для того чтобы стать чем-то, нужно опираться на что-то реально существующее. На существующее всегда.

Список литературы

1.                     История философии. Философия ХV-XIX вв. под редакцией профессора Н.В. Мотрошиловой Москва: Издательство «Греко-латинский кабинет» Ю.А. Шатилина.

2.                     Философия. Учебное пособие под редакцией профессора В.Н. Лавриненко Москва: Издательство «Юристъ», 1996г.

3.                     В.И. Курбатов «История философии». Конспект. Ростов – на –Дону: Издательство «Феникс», 1997г.

4.                     А.А. Радугин «Философия» Курс лекций Москва: Издательство «Владос», 1995г.

5.                     Философский словарь. Под редакцией М.М. Розенталя Москва: Издательство «Политическая литература», 1975г.

6.                     Большая советская энциклопедия, Москва: Государственное научное издательство «Большая советская энциклопедия»,1953г.

7.                     Кант И. Из лекций по этике.// Этическая мысль М.,1978

8.                     Кант И. Сочинения  на немецком и русском языках.Т.4,6. М., 1985

9.                     Ойзерман Т.И. К характеристике трансцендентального идеализма И. Канта: метафизика свободы. Вопросы философии. 1980. № 6..

10.                 Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. М., 1980

---