Реферат Церковный раскол 17 века
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Содержание:
1. Введение. стр.3
2. Церковь накануне раскола стр.4
3. Никон. Краткая биография стр.5
4. Реформы Никона стр.6
5. Начало раскола. Основные противники Никона стр.9
6. Отречение патриарха Никона от патриаршества стр.12
7. Заключение стр.13
8. Список использованной литературы. стр.16
1. Введение
Расколом принято называть произошедшее во второй половине XVII века отделение от господствующей Православной Церкви части верующих, получивших название старообрядцев, или раскольников. Значение Раскола в русской истории определяется тем, что он являет собой видимую отправную точку духовных противоречий и смут, завершившихся в начале XX века разгромом русской православной государственности.
О Расколе писали многие. Историки - каждый по-своему толковали его причины и разъясняли последствия. Непосредственным поводом для Раскола послужила так называемая «книжная справа» - процесс исправления и редактирования богослужебных текстов. За ликвидацию местных различий в церковно-обрядовой сфере, устранение разночтений и исправление богослужебных книг и другие меры по установлению общей богословной системы выступали все члены влиятельного «Кружка ревнителей благочестия». Однако среди его членов не было единства взглядов относительно путей, методов и конечных целей намечаемой реформы.
Протопопы Аввакум, Даниил, Иван Неронов и другие считали, что русская церковь сохранила «древлее благочестие» и предлагали проводить унификацию, опираясь на древнерусские богослужебные книги. Другие члены кружка (Стефан Вонифатьев, Ф.М. Ртищев), к которым позднее присоединился Никон, хотели следовать греческим богослужебным образцам, имея в виду в дальнейшем объединение под эгидой московского патриарха православных церквей Украины и России (вопрос о об их объединении, в связи с нарастанием Освободительной борьбы украинского народа против посольских поработителей, приобрел в это время важное значение) и укрепление их связей с восточными православными церквями. При поддержке Алексея Михайловича Никон начал проводить исправление русских богослужебных книг по современным греческим образцам и изменил некоторые обряды (двоеперстие было заменено троеперстием, во время служб «аллилуйя» стали произносить не дважды, а трижды, и т.д.). Нововведения были одобрены церковными соборами 1654-1655 годов. В течение 1653-1656 годов на Печатном дворе шел выпуск исправленных или вновь переведенных богослужебных книг. Хотя реформа затрагивала лишь внешнюю обрядовую сторону религии, эти изменения получили значение большого события. К тому же выяснилось стремление Никона использовать реформу для централизации церкви и усиления власти патриарха. Недовольство вызвали и насильственные меры, с помощью которых Никон вводил в обиход новые книги и обряды. Первыми за «старую веру» выступили некоторые члены «Кружка ревнителей благочестия»: Аввакум, Даниил, Иван Неронов и другие. Столкновение между Никоном и защитниками «старой веры» приняло резкие формы. Аввакум, Неронов и другие идеологи Раскола подверглись жестоким преследованиям.
Выступления защитников «старой веры» получили поддержку в различных слоях русского общества, что привело к возникновению движения, названного Расколом. Часть низшего духовенства, видевшая в сильной патриаршей власти лишь орган эксплуатации, выступая за «старую веру», протестовала против увеличения гнета со стороны церковной верхушки. К Расколу примкнула и часть высшего духовенства, недовольная централизаторскими устремлениями Никона, его самоуправством и отстаивавшая свои феодальные привилегии (епископы – коломенский Павел, вятский Александр и другие), некоторые монастыри. Призывы сторонников «старой веры» получили поддержку и в среде высшей светской знати. Но наибольшую часть сторонников Раскола составляли крестьяне.
Усиление феодально-крепостнического гнета и ухудшение своего положения народные массы связывали и с нововведениями в церковной системе. Объединению в движении столь разнородных социальных сил способствовала противоречивая идеология Раскола. Раскол защищал старину, отрицал нововведения, проповедовал принятие мученического венца во имя «старой веры», во имя спасения души, и в то же время резко обличал в религиозной форме феодально-крепостническую действительность. Различным слоям общества были выгодны различные стороны этой идеологии. В народной массе живой отклик находили проповеди расколоучителей о наступлении «последнего времени», о воцарении в мире антихриста, о том, что царь, патриарх и все власти поклонились ему и выполняют его волю.
Раскол стал одновременно и знамением консервативной антиправительственной оппозиции церковных и светских феодалов, и знамением антифеодальной оппозиции. Народные массы, становясь на защиту «старой веры», выражали этим свой протест против феодального гнета, прикрываемого и освящаемого церковью. Массовый характер движение Раскола приобрело после церковного собора 1666-1667 гг., предавшего старообрядцев анафеме, как еретиков, и принявшего решение об их наказании. Этот этап совпал с подъемом в стране антифеодальной борьбы; движение Раскола достигло своего апогея, распространилось вширь, привлекая новые слои крестьянства, в особенности крепостных, бежавших на окраины.
Идеологами раскола стали представители низшего духовенства, порвавшие с господствующей церковью, а церковные и светские феодалы отошли от Раскола. Главной стороной идеологии Раскола и в это время оставалась проповедь ухода (во имя сохранения «старой веры» и спасения души) от зла, порожденного «антихристом»
2. Русская церковь накануне раскола.
Уже после реформы церкви в середине XVII столетия в старообрядческих апологических сочинениях сильно идеализировалась «дониконовская» русская церковная старина. Между тем Смута, которая привела в сокрушительный упадок все сферы русской жизни, больно ударила и по церкви. Вернее, послужила как бы мощным тараном, углубившим все трещины и порвавшим все натяжения, возникшие в ней ранее, еще в XV и XVI веках. Можно даже поставить вопрос об упадке церкви накануне ее реформы, о тягостных и застарелых болезнях, которые требовали немедленного и радикального лечения. Об этом говорят единодушно и русские челобитные о церковных неправдах и нестроениях, и иностранные свидетельства. Иностранцы за два столетия оставили более пятидесяти сочинений, многие из которых посвящены исключительно религиозному быту русских. Конечно, авторы этих записок, по большей части протестанты или католики, не могли увидеть веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских подвижников и святых, те взлеты духа, которые они большей части протестанты или католики, не могли увидеть веру русских изнутри, вполне понять те идеалы, которые одушевляли русских подвижников и святых, те взлеты духа, которые они переживали. Но зато, бессильные описать, так сказать бытие, иностранцы постоянно наблюдали религиозный быт, и не святых, а обычных людей XVI – XVII веков. В описаниях этого быта, порой точных и красочных, фиксирующих точное и характерное, а порой явно предвзятых и недоброжелательных “русофобских”, можно почерпнуть немало интересного о Святой Руси последних веков ее существования. В то же время эти свидетельства проливают свет и на отношение русских к инославию и иноверию.
Особняком стоят записки и мемуары путешественников с православного Востока, дающие представление и о собственно религиозной жизни России на исходе средневековья.
Начнем с богослужения. В его состав входит чтение и пение. И то и другое в описываемое время находилось в приходских, городских и сельских церквах в крайне плачевном положении.
Еще Адам Клеменс в середине XVI века заметил, что в церквах у нас читали так быстро, что даже тот, кто читал, ничего не понимал. Вармунд во второй половине XVII века подтверждает это. Между тем прихожане вменяли в заслугу священнику, если он мог прочитать несколько молитв не переводя духа, и кто опережал других в этом деле, тот считался лучшим.
Службу старались как можно больше сократить за счет так называемого многоголосия. Одновременно священник читал молитву, чтец – псалом, дьякон – послание и т.д. Читали в три – четыре и даже пять – шесть голосов сразу. В результате служба убыстрялась, но понять в ней что-нибудь было невозможно, поэтому, по свидетельству того же Клеменса, присутствующие в храме не обращали внимания на чтение и позволяли себе в это время шутить и разговаривать, тогда как в остальное время богослужения они сохраняли величайшую скромность и набожность. Наше церковное пение не нравилось иностранцам. Даже крайне доброжелательный к русским и склонный хвалить почти все их церковные установления архидьякон Павел Алеппский, рассказывая о пении, меняет тон речи. По его словам, наши протодьяконы и дьяконы произносили ектении, а священники молитвы низким и резким голосом. Когда Павел, освоив русский язык, прочел однажды в присутствии царя славянскую ектению высоким голосом, то Алексей Михайлович выразил удовольствие. Но Павел Алеппский делает различие между пением собственно в России и Малороссии. В последней, по его словам, была заметна любовь к пению и знание музыкальных правил. «А московиты, не зная музыки, пели наудачу; им нравился низкий, грубый и протяжный голос, который неприятно поражал слух; они даже порицали высокоголосное пение и укоряли этим пением малороссов, которые, по их словам подражали полякам».
Из описания путешествия Павла видно, что на Украине в церковном пении принимали участие все присутствующие в храме; особенно воодушевляли чистые и звонкие голоса детей.
В нашей церковной практике была еще одна несообразность, удивлявшая иностранцев, против которой восставали многие пастыри церкви. У нас существовал обычай, согласно которому каждый присутствующий на службе молился своей иконе. Нарушение этого правила даже считалось преступлением, за которое наказывали. Так, если хозяин какой-нибудь иконы замечал, что кто-то другой ей кланяется, то он сейчас же принимался бранить его: «Как ты смел своими воровскими молитвами восхищать у иконы те милости, на которые я один имею право как хозяин?» Он предлагал ему приобрести своего Бога, которому можно молиться сколько угодно, объясняя при этом, что пользоваться чужим нельзя. Виновный в этом случае должен был заплатить хозяину иконы часть ее стоимости. В случае церковного отлучения хозяин иконы забирал ее из церкви домой, и потом, по примирению с церковью, опять возвращал ее на прежнее место. Между тем этот обычай вел к большой неблагопристойности при богослужении: присутствующие в церкви заняты были не столько общим церковным пением и чтением, сколько своими частными молитвами, которые каждый обращал к собственной иконе, так что во время богослужения все собрание молящихся представляло собой толпу лиц, обращенных в разные стороны. Наступала минута большого входа, тогда все устремляли свои взоры на Св.Дары и повергались перед ними ниц, но после того, как Дары ставились на престол и царские врата закрывались, опять каждый начинал смотреть врозь, каждый обращался к своей иконе и твердил свою простую молитву: «Господи, помилуй!» Сам царь в этом случае следовал общему правилу. Таково свидетельство Майерберга, которое вполне подтверждается Колинсом. Последний говорит, что в известные моменты службы русские разговаривали о делах, а царь Алексей Михайлович почти всегда занимался делами в церкви, где он бывал окружен боярами
3. Никон. Краткая биография.
До июля
Эта неопределенность более всего беспокоила царскую власть.
Во внешнеполитическом плане первостепенное значение приобрели для нее вопросы воссоединения Украины с Россией и войны с Речью Посполитой, что было связано с началом в
Приступать к решению этих вопросов, не устранив религиозно-обрядовых расхождений между русской и греческой церквами и не преодолев отрицательного отношения русских православных иерархов к церкви Украины, было, по меньшей мере, неосторожно. Однако события 1649 - 1651 гг. в церковной сфере и особенно ухудшение взаимоотношений между светской и церковной властями сыграли отчасти и положительную роль. Их следствием было то, что царь и его ближайшее светское окружение почувствовали сложность и грандиозность перемен, которые предстояло осуществить в религиозной области, и невозможность проведения такого рода реформы без теснейшего союза с церковной властью. Алексей Михайлович понял также, что недостаточно иметь во главе церкви сторонника такой реформы. Успешное осуществление преобразования церковной жизни России по греческому образцу было доступно только сильной патриаршей власти, обладавшей самостоятельностью и высоким политическим авторитетом и способной централизовать церковное управление. Это определило последующее отношение царя Алексея к церковной власти. Выбор царя пал на Никона, и этот выбор поддержал царский духовник Стефан Вонифатьев. Казанский митрополит Корнилий и находившиеся в столице ревнители благочестия, не посвященные в планы царя, подали челобитную с предложением избрать в патриархи Стефана Вонифатьева, наиболее влиятельного и авторитетного члена кружка. Реакции царя на челобитную не последовало, а Стефан уклонился от предложения и настойчиво рекомендовал своим единомышленникам кандидатуру Никона. Последний тоже был членом кружка. Поэтому ревнители благочестия в новой челобитной царю высказались за избрание в патриархи Никона, бывшего тогда новгородским митрополитом. Никон (до пострижения в монахи — Никита Минов) обладал всеми нужными царю Алексею качествами. Он родился в
4.Реформы Никона.
Первым и важнейшим делом патриаршества Никона было исправление богослужебных книг и церковной обрядности. Начало такому исправлению было положено еще при патриархе Иосифе, и тогда же обозначились те два правила, которыми потом Никон постоянно руководствовался, занимаясь этим делом. Богослужебные книги исправлялись у нас при всех патриархах, когда готовились к печати. Но правились только по славянским "добрым переводам", или спискам. Также, как и "добрые" славянские списки, даже самые древние, не чужды были погрешностей и немало различались между собой в некоторых моментах, поэтому, совершенно естественно, что и в печатных книгах, появившихся при первых наших патриархах, повторились все эти погрешности и различия, доходящие иногда до противоречий. Под конец жизни патриарха Иосифа у нас, наконец, ясно осознана была мысль, что исправлять церковные книги по одним славянским спискам недостаточно, а нужно сверять также и с греческими текстами. И вот сам царь Алексей Михайлович обратился в Киев с просьбой прислать в Москву «ученых мужей», знавших греческий язык, чтобы они исправили по тексту семидесяти толковников славянскую Библию, которую тогда намеревались вновь напечатать. Эти ученые люди успели еще при жизни патриарха Иосифа исправить по греческому тексту одну, уже кончавшуюся печатанием, книгу "Шестоднев" и напечатали свои исправления в конце книги, чтобы всю ее не перепечатывать. Это была первая напечатанная в Москве церковная книга, исправленная не только по славянским спискам, но и по греческому тексту; и в этом выразился первый принцип, которого потом придерживался Никон - исправлять богослужебные книги одновременно по "добрым" славянским спискам и по греческому тексту.
В отправлении богослужения у нас с давнего времени допускалось крайнее бесчиние, происходившее от многоголосия и от хорового пения. Службы совершались сразу многими голосами: один читал, другой в то же время пел, третий говорил ектении или возгласы, а иногда читали разом двое или трое, и совершенно различное. А при хоровом пении слова растягивались до бессмыслия, с переменой ударений, заменой полугласных букв на гласные, прибавлением новых гласных. Против такого бесчиния восставали еще Стоглавый Собор и патриарх Гермоген, а теперь, при патриархе Иосифе, восстали даже некоторые из светских людей, таких как Федор Ртищев, и два самых авторитетных московских протоиерея: казанский - Неронов и благовещенский – Вонифатьев (царский духовник). К ним присоединились Новгородский митрополит Никон и сам царь. А патриарх Иосиф посоветовался с Цареградским патриархом Парфением и другими греческими иерархами и решил, что "подобает ли в службах по мирским церквам и по монастырям соблюдать единогласие". Иосиф с Собором своих русских архиереев в присутствии самого государя и его синклита постановил, чтобы по всем церквам пели чинно, безмятежно и единогласно и читали в один голос, тихо и неспешно. В этом выразился второй принцип, которого также постоянно придерживался Никон: во всех случаях недоразумений при исправлении церковной обрядности просить совета и решения Восточных первосвятителей). Появились новые обстоятельства, которые вынудили не только не прекращать, а напротив, с еще большей энергией продолжать начатое дело исправления церковных книг и обрядов. При царе Алексее Михайловиче еще чаще, чем прежде, прибывали в Москву греческие иерархи и другие духовные лица для милостыни и иногда оставались у нас довольно долго. Присматриваясь с любопытством к нашей церковности, они не могли не замечать в нашей Церкви некоторые расхождения с чинами и обрядами Греческой Церкви и некоторые "новшества", каким особенно казалось им употребление двуперстия для крестного знамения. Это новшество, несмотря на решение Стоглавого Собора, слабо проникало в народ, который издревле от предков привык креститься тремя пальцами. Но при патриархе Иосифе, будучи внесено в некоторые учительные и богослужебные книги, стало распространяться, утверждаться и наиболее бросаться в глаза восточным единоверцам. Гостил так же в Москве Иерусалимский патриарх Паисий. Он тоже заметил новшества в русской церковности и с укором указывал на них царскому любимцу Никону и другим.
Встревоженные царь и патриарх Иосиф, прощаясь с Паисием, отправили с ним на Восток своего старца Арсения Суханова, чтобы он изучил там церковные чины и обряды и доставил о них сведения. Арсений, возвратившись в Москву, привез с собой "Статейный список", в котором подробно изложил свой жаркий спор с греками о двуперстии для крестного знамения и о некоторых других церковных предметах, которыми русские отличались тогда от греков, а также привез достоверное, им самим обследованное известие, что на Афоне монахи всех греческих монастырей, собравшись на соборе признали двуперстие ересью, сожгли московские книги, в которых было напечатано о нем, как книги еретические, и хотели сжечь самого старца, у которого нашли те книги. Все это должно было еще больше встревожить царя и церковные власти в Москве и показать им, до чего могут довести те обрядовые разночтения, которые находили у нас греки и прямо называли новшествами. Вместе с Арсением прибыл в Москву Назаретский митрополит Гавриил, привезя с собой письма от Иерусалимского патриарха Паисия к царю и к патриарху Иосифу. И этот митрополит также высказал свои укоризны на наши церковные новшества.
Что же оставалось делать нашему церковному правительству? Патриарх Иосиф был уже дряхл и слаб и скоро скончался. Но Никон, столь могущественный еще при патриархе Иосифе, а теперь сделавшийся его преемником, мог ли он быть спокоен и не отреагировать на порицания греков? Тотчас по вступлении на патриаршую кафедру Никон, как рассказывается в предисловии изданного им Служебника, "упразднися от всех и вложися в труд, еже бы Святое Писание разсмотрити, и, входя в книгохранильницу, со многим трудом многи дни в разсмотрении положи". В «книгохранильнице» он нашел подлинную уложенную грамоту об учреждении патриаршества в России, подписанную патриархами Иеремией Цареградским и Иовом Московским и многими другими святителями, русскими и греческими; нашел также подлинную грамоту, или книгу, об утверждении патриаршества в России, подписанную и присланную в
5. Начало раскола. Основные противники Никона.
Мы видим, как вопрос об исправлении церковных книг постепенно выдвигался вперед по мере того, как в Москве утверждалось единоначалие – церковное и гражданское.
С начала XVII в. то приступали к исправлению книг, то оставляли его; то торжествовало единоначалие с его объединительными формами, то брали верх местные элементы и предания старины. Борьба эта велась судорожно, толчками, кризисами. Отбирали и жгли книги, изданные несколько лет назад. Преследуются как неправильные и еретические книги, вышедшие лишь недавно в большом количестве экземпляров и распространенные в народной массе, с разрешения высшей духовной власти.
Но если, например, Филарет сжигает требник, изданный до него, и Никон преследует книги, изданные при Иосифе; если собор
При таких обстоятельствах не мог не возникнуть религиозный раздор. Усилению церковного раздора также содействовали колебания в высших кругах духовной и светской сферы. (Противоречивость действий в отношении Никона и Аввакума). Раскол, как плод религиозного раздора, начинается в высших сферах, а затем спускается в низшие. В это время его последователи борются, преимущественно, по выражению протопопа Аввакума, с «любоначалием», происходящим, главным образом, от высшей духовной власти при Никоне.
Патриарх Иосиф крестился двумя пальцами. Так крестился в начале и Никон, так крестились массы русского населения, так креститься было положено Стоглавым Собором. Были изданные постановления этого собора действительно утверждены им, или нет – в массе населения эти постановления все равно принимались как соборные. С митрополита Даниила в русском духовенстве было много защитников двуперстного знамения. В этом русское духовенство отличалось от греческого, так как греческая церковь признавала лишь трехперстное знамение и видела в двуперстном отступление русской церкви. Иерусалимский патриарх Паисий Афонские монахи, Митрополит Назаретский и патриарх Константинопольский – все они проклинали двуперстное знамение. При Алексее Михайловиче влияние греческого духовенства на Москву, через южную Россию и Киев, становилось ощутимым. В
Отступления русской церкви, очевидно, должны быть отменены, если за норму принимался греческий текст. Но эти отступления укоренились временем, и вступать в борьбу с ними было нелегко.
Не всякий представитель высшей духовной власти мог приступить к выполнению этого дела. Патриарх Иосиф был кроток и опасался, что его отставят, но его преемник Никон был другим человеком. Сначала он крестился двумя пальцами, но когда греческий иерарх указал ему, что это неверно, он начал креститься тремя. Начав исправление с себя, он не отступил и перед исправлением других. Двухперстное знамение и двойная аллилуйя. Четырехконечный крест вытесняет восьмиконечный крест, вместо семи просфор вводится служение на пяти. Никон также вводит изменения во второстепенных подробностях: поклоны в землю запрещены – вместо них предписаны только поясничные. Все эти исправления многих озадачивают, и возникает раздражение против Никона.
Главными его врагами становятся священники Иван Неронов, Аввакум, Лазарь и Никита. Эти люди были начитанными и образованнейшими из духовенства того времени.
Первой типической личностью выступает протопоп Аввакум. Это был человек железной воли и непреклонного, неуступчивого характера, фанатик в преследовании своих целей и защите своих убеждений. Он ломает маски и бубны пришедших в его приход музыкантов с медведями, так как считает такое скоморошничество грехом.
Он наотрез отказывается благословить сына боярина с выбритой бородой, так как выбритая борода, по выражению Аввакума – «блудоносный образ». В Тобольске Аввакум с местным архиереем велели кинуть тело сына боярина Петра Бекова на улицу собакам. Во всех этих поступках виден человек, не отступающий ни перед чем, если его задели за живое. Явное расположение женской половины царского семейства, сочувствие бояр, большинство которых было враждебно Никону, и нерешительный характер Алексея Михайловича – все это содействовало тому, что личный враг Никона – Аввакум приобрел большой вес и стал предводителем большой партии старообрядцев. Сподвижники Аввакума были подстать ему: Логгин, когда его расстригали из священников, плевал через порог в алтарь на Никона, Неронов останавливал службу в Успенском соборе, когда пели тройную аллилуйю и запрещал петь ее.
Первое открытое столкновение Никона с его противниками произошло, прежде всего, с протопопом Нероновым. Столкновение это довольно подробно описал сам Неронов в своей "Росписи", которую и послал царю Алексею Михайловичу, и несколько короче в своей челобитной, которую подал впоследствии патриархам. В июле
Этой-то ненавистью более всего руководились они и впоследствии, когда начали ратовать будто бы за старые обряды.
Озлобление Неронова не имело границ, и он совершенно забылся, когда позволил себе на Соборе дерзко порицать и позорить в глаза своего патриарха, а в конце похулить и весь Собор. Неудивительно, что святой Собор на основании 55-го правила святых апостолов, которое гласит: "Аще кто из клира досадит епископу, да будет низвержен", определил послать протопопа Неронова на смирение в монастырь.
Когда Неронов подвергся опале, его друзья, составлявшие вокруг него "братию", продолжали ходатайствовать за него перед государем. Протопопы Аввакум и Даниил костромской написали челобитную и отнесли к царскому духовнику Стефану. Но осторожный Стефан уже начал отделяться от своих друзей, затеявших неравную борьбу с могущественным патриархом, и, по выражению Аввакума, "всяко ослабел", и челобитной "государю не снес". "Братия", впрочем, нашла другой путь к государю и подала ему свою челобитную, а государь передал ее патриарху.
Тем временем, Аввакум отправился провожать Неронова в ссылку на Каменный остров. А когда вернулся, казанские священники не дали ему читать вместо протопопа Неронова поучение к народу из толкового Евангелия и сказали: «ты протопоп в Юрьевце, а не наш, и патриарший архидиакон велел нам самим читать поучения к народу». Аввакум очень огорчился и не стал ходить в Казанскую церковь, а "завел свое всенощное" в сушиле, находившемся на дворе протопопа Неронова, переманил к себе несколько прихожан Казанской церкви, а чрез них призывал и других от церкви в сушило, говоря: "В некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше". Казанские священники донесли об этом патриарху Никону.
Поступок Аввакума был очень важен и противен канонам Церкви: он самовольно устроил особую молельню, самовольно отделялся сам и отделял других от Церкви в самочинное сборище. По приказу патриарха Борис Нелединский со стрельцами осадили молельню и схватили самого Аввакума, богомольцев и челобитчиков (писавших и подписавших челобитную о Неронове), так что всех взятых было больше 40 человек. Аввакум был отвезен на телеге в Андроньев монастырь, а "братью", т. е. взятых богомольцев и челобитчиков, отослали в тюрьму и держали в ней целую неделю.
Затем царь пригласил их к себе, прочитал им церковные правила, которые они нарушили своим самочинным сборищем, и всех предал анафеме (проклял) и отлучил от Церкви.
Протопопа Неронова известили в его заточении, какая судьба постигла его ближайших друзей протопопов. И он написал к государю ходатайственное письмо об этих "заточенных, и поруганных, и изгнанных", утверждая, что они осуждены мирским судом, а не по правилам Церкви, что они много лет служили и сам Никон на них не жаловался, а теперь они оболганы и Никон поверил клевете на них. Затем Неронов уверял, что не собственные страдания побудили его обратиться к государю, а страх, «как бы благочестие не было в поругании и гнев Божий не излился на Россию, и умолял царя утишить бурю, смущающую Церковь, прекратить брань, губящую сынов Церкви». Духовник царя Стефан, конечно по его поручению, два раза писал к своему бывшему другу, казанскому протопопу, и убеждал его смириться, быть в послушании патриарху, примириться с ним и извещал, что Никон ожидает от него и его друзей истинного покаяния и готов простить их.
Но неукротимый Неронов с укорами отвечал Вонифатьеву: «Зачем ты оскорбил меня?.. Я не могу принять твоего совета: мы ни в чем не согрешили пред отцом твоим Никоном патриархом...». Неронов отправил обширное послание и к царю Алексею Михайловичу. Здесь прежде всего умолял о тех же "заточенных, поруганных, изгнанных без всякой правды" своих друзьях, осужденных будто бы мирским судом, а не по правилам Церкви, и напоминал царю о временах антихриста, когда Христовы рабы гонимы будут, носящие на себе знамение Небесного Царя.
Потом указывал на известную "Память", или указ, Никона, содержавший два его распоряжения относительно поклонов в святую Четыредесятницу и относительно троеперстия для крестного знамения. Первое распоряжение называл прямо "ересью непоклонническою". Против второго распоряжения Никона защищал двуперстие для крестного знамения и ссылался на Мелетия Антиохийского, Феодорита, Максима Грека. Далее уверял, что ничем не согрешил "пред мнимым владыкою" (т. е. Никоном) и что говорил к нему одну истину, вступившись за честь царского величества, им ругаемую и ни во что поставляемую, да и за своих страждущих братьев, и молил царя созвать Собор, на котором бы присутствовали не одни архиереи, но и другие духовные лица и добродетельные миряне всякого чина. Под конец послания он писал: "От патриарха, государь, разрешения не ищу, потому что он осудил меня не по правилам св. апостолов и св. отцов, но своей ради страсти; я сказал ему правду, а он за то возненавидел меня, и не меня только, но всю братию - рабов Христовых". Прочитав это послание, царь дал приказ, чтобы Неронов впредь к нему не писал. И Вонифатьев, передавая этот приказ Неронову, извещал его так же, что царь удивляется его упрямству и ни царь, ни царица не одобряют его, что "царь государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу" и за патриархом ничего худого не видал, что относительно поклонов царь согласуется с государем патриархом и с властями, а крестное знамение будет, как было издревле. Но Неронов остался непреклонен и отвечал Вонифатьеву: "...Не вменяй в упрямство, что я не прошу у патриарха прощения: я не признаю себя согрешившим пред ним..." и пр. На соборе 1654 года, созванном по вопросу о книжном исправлении, епископ Павел Коломенский заявил Никону: «Мы новой веры не примем».
Надо заметить, что епископ Павел не в первый раз выражал свое противоречие Никону. Еще в предшествующем году, когда перед наступлением Великого поста Никоном была издана "Память" относительно земных поклонов, Павел находился в числе лиц, которые вместе с протопопом Нероновым восстали против этой "Памяти", написали на нее возражения и подали государю. Никон разразился над несчастным епископом страшной карой: низверг его с кафедры, снял с него мантию, предал его тяжкому телесному наказанию и сослал в заточение. Вследствие этого Павел сошел с ума, и никто не видел, как он погиб; но ходили слухи, что он был тайно убит по приказу Никона. Сам ли Никон единолично и без суда низверг епископа Павла, как говорили обвинители Никона на Соборе
1649 г.), так и с церковными реформами Никона. В Соловецком монастыре сопротивления церковным реформам превратились в открытое восстание. Соловецкие монахи отказывались принять новопечатные книги. Основание у них было то же, что и у прочих раскольников: «Если мы раскольники – писал Аввакум к царю Алексею Михайловичу, - так святые отцы, и цари, и патриархи тоже были раскольники». Словом, раскольники считали, что если прежде молились по «худым» книгам, но молились и спасались, то отчего не остаться при старом? В Соловецком монастыре вспыхнуло восстание против правительства, монахи побросали книги в море и сожгли доски от них. Царские воеводы 8 лет осаждали монастырь. Даже архимандрит Никанор наводил подзорную трубу на осаждавших и указывал куда стрелять. Историк этой десятилетней осады, один из главных последователей раскола – Семен Денисов, сравнивает ее с троянской войной.
Сначала в Москве мало знали о раскольниках и называли их капитонами (от черного священника Капитона, распространявшего раскол), но вскоре увидели, что Капитон был лишь одним из многих, что раскол проник повсюду. Раскольники, гонимые Никоном, проклиная, прозвали его антихристом. Находили подтверждение этому в Апокалипсисе. Толковали, что число антихриста – 666, и так как приближался1666 г ., то вера в пришествие антихриста усилилась. Расколоучители пускали слух. Что Никон богохульник, что у него на внутренней подошве одной туфли вышит образ Богоматери, а на другой – восьмиконечный крест. Постановления Никона, что апостолам не нужно молиться на коленях, а достаточно кланяться в пояс; что юродивые не что иное, как бешеные и их не следует писать на иконах – подтверждали в глазах народа эти слухи. В 1666-м и последующих за ним годах напряжение суеверных ожиданий Апокалипсиса достигло крайней степени. В ночь перед масленицей и перед троицыным днем (на эти дни ожидали (по преданию) страшного суда) в нижегородском Поволжье, надев рубахи, саваны и, ложась в долбленые гробы, пели заупокойные молитвы. Некоторые даже сами себя отпевали.
Когда раскол оказал силовое противодействие, в Москве начали понимать возможность последствий распри, имевшей сначала исключительно религиозный характер. Вскоре сопротивление обнаружилось и в Москве. Начинаются стрелецкие бунты в защиту соловецких монахов, следовательно за дело сподвижников Разина. Старые книги – лозунг партии, объявившей себя против как церковных, так и гражданских реформ. Сопротивление гражданским реформам становится сущностью раскола и только прикрывается разногласием по церковным вопросам, чтобы объединить более многочисленную массу, относившуюся враждебно к крутому повороту от старины к новым порядкам.
Противники Никона называли себя последователями старой веры и видели раскольников не в себе, а тех, кто, по их мнению, уклонялся от древнего православия. Напрасно им доказывали, что ничего не изобреталось, все, что вводились, было старым, бывшим прежде, что исправляли книги, тщательно сверяя, по 500 афонским спискам, по 200 греческим и из других мест, и всем тем, которым могли предоставить 39 монастырских библиотек в России. Старообрядцы считали, что Никон хотел исправить книги кое-как, только бы все было по-новому, что в его изменениях больше принимали участие произвол и «любоначалие», чем желание исправить. При таком взгляде на вещи, совершенно второстепенным вопросом стал: точно ли Никон сделал нововведения, и не сделали ли их те, кто допустил отступления от греческих обрядов в эпоху, предшествовавшую расколу? Вопрос о юридическом праве здесь был посторонним.
Раскольники называли исправления «новшествами». «Новшества», шедшие с греческого востока, они признавали неверными, потому что где же было существовать чистым и неискаженным церковным преданиям – говорили они – на земле, подвластной туркам? «Новшества» с латинского запада были противны им по исконной вражде к католицизму, и четырехконечный крест уже потому был ими не принят, что он был «латинским крыжем».
Итак, раскол стоит за старину, но старину недавнюю, свою. Что было столетия назад, до того, ему нет дела.
6. Отречение патриарха Никона от патриаршества.
Реформы, проводимые Никоном, порождали смуту в обществе, вызывали противодействие Никону. Его крутой нрав создавал ему много противников. Произошел у него разрыв и с царем. Патриарх вторгался в дела государства, возмечтал даже стать выше царя и полностью подчинить его своей воле. Алексей Михайлович стал тяготиться своим «собинным другом», охладел к нему. Началось все вроде бы с мелочей. В1658 г ., во время очередного праздника, царский окольничий, прокладывая, по обычаю, дорогу для государя, ударил палкой патриаршего человека. Тот начал возмущаться, называя себя «патриаршим боярским сыном», и тут же получил еще один удар палкой. Никон, узнав об этом случае, пришел в крайнее негодование и потребовал у Алексея Михайловича расследования и наказания виновного боярина. Но расследование не было начато, а виновный остался безнаказанным. Затем, Никон получил письмо от царя, в котором государь запрещал ему впредь именоваться великим государем. Видя изменившееся отношение к себе государя, Никон задумал воздействовать на царя угрозой, что ему раньше удавалось. Он решил публично отречься от патриаршества, рассчитывая на то, что царь будет тронут его отречением и станет упрашивать не покидать первосвятительский престол. Это стало бы хорошим поводом восстановить и усилить свое влияние на царя. На торжественной литургии в Успенском соборе в Кремле 10 июля 1658 г . он объявил с амвона, обращаясь к духовенству и народу: «От лени я окоростовел, и вы окоростовели от меня.
От сего времени не буду вам патриарх; если же помыслю быть патриархом, то буду анафема». Тут же на амвоне Никон снял с себя архиерейское облачение, надел черную мантию и монашеский клобук, взял простую клюку и вышел из собора. Сразу после отречения Никона от патриаршества царь Алексей Михайлович указал переписать всю домовую и келейную патриаршую казну "после великого господина, бывшего патриарха Никона", т. е. все имущество, принадлежавшее как патриаршему дому, или кафедре, так и лично, или келейно, патриарху Никону (такая перепись делалась и прежде - после патриархов Филарета Никитича, Иоасафа и Иосифа).
При этом подробно описаны были: а) церковные вещи: образа, кресты, панагии, сосуды церковные и облачения, богослужебные книги и разная церковная утварь; б) домашние вещи: рясы, клобуки, камилавки, шубы, серебряные кубки, братины, ковши, тарелки и пр., бархаты, атласы, соболи, сукна, ковры и пр.; в) наличные деньги, поступившие в патриаршую казну с духовенства, с патриарших монастырей и вотчин и из других источников; г) жалованные грамоты и другие многочисленные документы на разные патриаршие имения; д) книги, рукописные и печатные, славянские и греческие и на иных языках, отчасти находившиеся в палатах патриарха, каменных и деревянных, а преимущественно помещавшиеся под Крестовою церковью трех святителей - Петра, Алексия и Ионы, Московских чудотворцев. По окончании переписи патриаршего имущества все, что оказалось в нем "келейного", т. е. все вещи, принадлежавшие собственно патриарху Никону, какого бы рода они ни были, по приказанию государя были отделены и отправлены в Воскресенский монастырь к бывшему патриарху. Внимание и милость Алексея Михайловича к бывшему патриарху простерлись еще далее. Царь оставил за Никоном все три монастыря его строения: Крестный, Иверский и Воскресенский со всеми приписанными к ним четырнадцатью монастырями и со всеми их вотчинами. Таким образом, Никону оставлена была довольно значительная область, церковная и владельческая, в которой он мог самостоятельно действовать как иерарх и как владелец. Он независимо правил всеми этими монастырями, церквами и вотчинами, творил в них суд и расправу, сам посвящал для них священников, диаконов, причетников, а для монастырей сам ставил и настоятелей и другие власти и по своему усмотрению распоряжался всеми доходами с монастырских вотчин и угодий. К этим доходам прибавлялось еще ежегодно по две тысячи рублей, которые высылал царь за взятые им у Воскресенского монастыря камские соляные варницы.ю Но еще в то же лето, когда Никон оставил свою кафедру, один из близких к нему бояр, Никита Алексеевич Зюзин, много раз, как сам свидетельствует, посылал к нему дьяка Федора Торопова со словами: "Что, государь, оставил престол свой? Оставь свое упорство и возвратись". И Никон каждый раз через того же дьяка присылал ответ: "Будет-де тому время, возвращусь"6. Значит, перед близкими своими он вовсе не скрывал, что имеет желание и надежду возвратиться на свою кафедру. Он только не хотел сам проситься, а ожидал времени, когда его позовут, и он возвратится с честью. Однако Никон жестоко ошибся в своих расчетах. Царь не звал его обратно. Напрасное ожидание настолько ожесточило Никона, что он даже предал проклятию царя со всем его семейством. Примириться со своим новым положением в качестве только монастырского обитателя он, разумеется, не мог. Никон попытался снова вернуться к патриаршей власти. Однажды ночью он внезапно приехал в Москву в Успенский собор во время богослужения и послал уведомить царя о своем приезде. Но царь к нему не вышел. Раздосадованный Никон вернулся в монастырь. Бегство Никона с патриаршего престола внесло новое расстройство в церковную жизнь. Царь по этому случаю в1660 г . созвал собор в Москве Собор решил избрать нового патриарха. Но Никон на этом соборе разразился бранью, обозвал его «бесовским сонмищем». Этот собор не дал конкретного результата. Церковь по-прежнему оставалась без первосвятителя. Время междупатриаршества по оставлении Никоном патриаршей кафедры принадлежало к числу самых смутных времен, какие только известны в нашей церковной истории. Смуты и нестроения, происходившие тогда в Русской Церкви, были троякого рода: одни происходили преимущественно в Москве от бывшего патриарха Никона и из-за Никона; другие - в Киевской митрополии, едва только начавшей присоединяться к Московскому патриархату, но еще отстаивавшей свои прежние права; третьи - более или менее во всей Великой России от вновь появившегося русского раскола. Смуты и волнения, особенно первого и последнего рода, достигли такой степени, что для прекращения их и усмирения Русской Церкви потребовался большой Собор, какого ни прежде, ни после у нас не бывало.
7. Заключение.
Итак, что же привело к столь серьезным переменам в Русской Церкви? Непосредственным поводом для Раскола послужила книжная реформа, но причины, настоящие, серьезные, лежали гораздо глубже, коренясь в основах русского религиозного самосознания. Религиозная жизнь Руси никогда не застаивалась.
Обилие живого церковного опыта позволяло благополучно решать самые сложные вопросы в духовной области. Наиболее важными из них общество безоговорочно признавало соблюдение исторической преемственности народной жизни и духовной индивидуальности России, с одной стороны, а с другой - хранение чистоты вероучения независимо ни от каких особенностей времени и местных обычаев. Незаменимую роль в этом деле играла богослужебная и вероучительная литература. Церковные книги из века в век являлись той незыблемой материальной скрепой, которая позволяла обеспечить непрерывность духовной традиции. Поэтому неудивительно, что по мере оформления единого централизованного Русского государства вопрос о состоянии книгоиздания и пользования духовной литературой превращался в важнейший вопрос церковной и государственной политики.
Не удивительно, что, стремясь к унификации русской церковной богослужебной сферы, и полному равенству с восточной Церковью, патриарх Никон решительно взялся за исправление богослужебных книг по греческим образцам. Это-то и вызвало наибольший резонанс. Русские люди не хотели признавать «нововведения», происходившие от греков. Изменения и дополнения, внесенные переписчиками в богослужебные книги, и обряды, доставшиеся им по наследству от предков, настолько укоренились в сознании людей, что принимались уже за истинную и священную правду. Нелегко было проводить реформу в условиях сопротивления большой части населения. Но дело осложнилось, главным образом, тем, что Никон использовал церковную реформу, в первую очередь, для усиления собственной власти. Это также послужило причиной для возникновения его ярых противников и раскола общества на два враждующих лагеря. Для устранения поднявшейся в стране смуты, был созван Собор (1666-1667 годов). Этот собор осудил Никона, но признал–таки его реформы. Значит, не таким уж патриарх был грешником и предателем, каким старались его выставить старообрядцы. Тот же Собор 1666-1667 гг. вызвал на свои заседания главных распространителей Раскола, подверг их "мудрствования" испытанию и проклял как чуждые духовного разума и здравого смысла. Некоторые раскольники подчинились материнским увещеваниям Церкви и принесли покаяние в своих заблуждениях. Другие - остались непримиримыми. Таким образом, религиозный Раскол в русском обществе стал фактом. Определение собора, в 1667 году положившего клятву на тех, кто из-за приверженности неисправленным книгам и мнимо-старым обычаям является противником Церкви, решительно отделило последователей этих заблуждений от церковной паствы... Раскол долго еще тревожил государственную жизнь Руси. Восемь лет (1668 – 1676 гг.) тянулась осада Соловецкого монастыря, ставшего оплотом старообрядчества. По взятии обители виновники бунта были наказаны, изъявившие покорность Церкви и царю - прощены и оставлены в прежнем положении.
Через шесть лет после того возник раскольнический бунт в самой Москве, где сторону старообрядцев приняли, было, стрельцы под начальством князя Хованского. Прения о вере, по требованию восставших, проводились прямо в Кремле в присутствии правительницы Софии Александровны и патриарха. Стрельцы, однако, стояли на стороне раскольников всего один день. Уже на следующее утро они принесли царевне повинную и выдали зачинщиков. Казнены были предводитель старообрядцев поп-расстрига Никита Пустосвят и князь Хованский, замышлявшие поднять новый мятеж.
На этом прямые политические следствия Раскола заканчиваются, хотя раскольничьи смуты долго еще вспыхивают то тут, то там - по всем необъятным просторам русской земли. Раскол перестает быть фактором политической жизни страны, но как душевная незаживающая рана - накладывает свой отпечаток на все дальнейшее течение русской жизни.
Как явление русского самосознания, Раскол может быть осмыслен и понят лишь в рамках православного мировоззрения, церковного взгляда на историю России. В каком-то смысле "избыток благочестия" и "ревность не по разуму" можно назвать среди настоящих причин Раскола, открывающих его религиозный смысл. Общество раскололось в зависимости от тех ответов, которые давались на волновавшие всех, всем понятные в своей судьбоносной важности вопросы: — Соответствует ли Россия ее высокому служению избранницы Божией? — Достойно ли несет народ русский "иго и бремя" своего религиозно-нравственного послушания, своего христианского долга? — Что надо делать, как устроить дальнейшую жизнь общества, дабы обезопасить освященное Церковными Таинствами устроение жизни от разлагающего, богоборческого влияния суетного мира, западных лжеучений и доморощенных соглашателей?
В напряженных раздумьях на эти темы проходил весь XVII век. Из пламени Смуты, ставшей не только династическим кризисом, политической и социальной катастрофой, но и сильнейшим душевным потрясением, русский народ вышел "встревоженным, впечатлительным и очень взволнованным". Временной промежуток между Смутой и началом Петровских реформ стал эпохой потерянного равновесия, неожиданностей и громогласных споров, небывалых и неслыханных событий. Этот драматический век резких характеров и ярких личностей наиболее проницательные историки не зря называли "богатырским" (С. М.Соловьев). Неверно говорить о "замкнутости", "застое" русской жизни в семнадцатом столетии. Напротив, то было время столкновений и встреч как с Западом, так и с Востоком — встреч не военных или политических, которые Руси издавна были не в новинку, а религиозных, "идеологических" и мировоззренческих. "Историческая ткань русской жизни становится в это время как-то особенно запутанной и пестрой, - пишет протоиерей Лев Лебедев, - И в этой ткани исследователь слишком часто открывает совсем неожиданные нити... Вдруг показалось: а не стал ли уже и Третий Рим царством диавольским, в свой черед...В этом сомнении исход Московского царства. "Иного отступления уж не будет, зде бо бысть последняя Русь"... В бегах и нетях, вот исход XVII века. Был и более жуткий исход: "деревян гроб сосновый", гарь и сруб...". А митрополит Иоанн пишет: "Многочисленные непрерывные испытания утомили народ. Перемены в области самой устойчивой, веками незыблемой - религиозной - стали для некоторых умов искушением непосильным, соблазном гибельным и страшным. Те, у кого не хватило терпения, смирения и духовного опыта, решили - все, история кончается. Русь гибнет, отдавшись во власть слуг антихристовых. Нет более ни царства с Помазанником Божиим во главе, ни священства, облеченного спасительной силой благодати. Что остается? - Спасаться в одиночку, бежать, бежать вон из этого обезумевшего мира - в леса, в скиты. Если же найдут - и на то есть средство: запереться в крепком срубе и запалить его изнутри, испепелив в жарком пламени смолистых бревен все мирские печали... Настоящая причина Раскола - благоговейный страх: не уходит ли из жизни благодать? Возможно ли еще спасение, возможна ли осмысленная, просветленная жизнь? Не иссяк ли церковный источник живой воды - покоя и мира, любви и милосердия, святости и чистоты? Ведь все так изменилось, все сдвинулось со своих привычных мест. Вот и Смута, и книжная справа подозрительная... Надо что-то делать, но что? Кто скажет?
Не осталось людей духовных, всех повывели! Как дальше жить? Бежать от жгучих вопросов и страшных недоумений, куда угодно бежать, лишь бы избавиться от томления и тоски, грызущей сердце... В этом мятежном неустройстве — новизна Раскола. Ее не знает древняя Русь, и "старообрядец" на самом деле есть очень новый душевный тип. Воистину, глядя на метания Раскола, его подозрительность, тревогу и душевную муку (ставшую основанием для изуверства самосжигателей), понимаешь, сколь страшно и пагубно отпадение от Церкви, чреватое потерей внутреннего сердечного лада, ропотом и отчаянием. Все претерпеть, отринуть все соблазны, пережить все душевные бури, лишь бы не отпасть от Церкви, только бы не лишиться ее благодатного покрова и всемогущего заступления — таков религиозный урок, преподанный России тяжелым опытом Раскола".
Трудно, да наверно и невозможно однозначно сказать, что же стало причиной раскола – кризис в религиозной или в светской сфере. Наверняка, в Расколе соединились обе эти причины. Так как общество не было однородным, то, соответственно, различные его представители защищали различные интересы.
Отклик своих проблем в Расколе нашли разные слои населения: и крепостные крестьяне, которые обрели возможность выразить протест правительству, становясь под знамя защитников старины; и часть низшего духовенства, недовольная силой патриаршей власти и видевшая в ней лишь орган эксплуатации; и даже часть высшего духовенства, желавшая пресечь усиление власти Никона. А в конце XVII века в идеологии Раскола важнейшее место стали занимать обличения, вскрывавшие отдельные социальные пороки общества. Некоторые идеологи Раскола, в частности Аввакум и его соратники, перешли к оправданию активных антифеодальных выступлений, объявляя народные восстания небесным возмездием царской и духовной власти за их действия.
Словом, ни один историк пока не представил объективной точки зрения на Раскол, которая бы охватывала все тонкости жизни русского народа в XVII веке, повлиявшие на церковную реформу. Мне тем более трудно утверждать что-то определенное по этому поводу, но я все-таки склоняюсь к мнению, что истинной причиной Раскола Русской Православной Церкви было стремление его главных действующих лиц с обеих сторон захватить власть любыми путями.
Последствия, отразившиеся на всем течении жизни в России, их не волновали, главное для них было – сиюминутная власть!
8. Список использованной литературы.
1. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс в 3-х книгах. М.: Мысль,1993 г . Кн. 2.
2. Костомаров Н.И. Раскол. Исторические монографии и исследования. М.: Чарли,1994 г .
3. Мордовцев Д.Л. За чьи грехи? Великий раскол. М.: Правда,1990 г .
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«УФИМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Кафедра истории
Реферат по дисциплине «История»
на тему «Церковный раскол ХVII в.
Выполнил:
студентка группы СтЗс-10-01 Енгалычева Э.Н.
№ зач. кН. 103138
Проверил:
преподаватель
2010
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«УФИМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Кафедра ____________________
Контрольная работа №
по дисциплине _______________________________
Выполнил:
студент группы МПз-09-01 Сафин Ш.Ф.
№ зач. кн. 073438
Проверил:
преподаватель
2010
Сначала в Москве мало знали о раскольниках и называли их капитонами (от черного священника Капитона, распространявшего раскол), но вскоре увидели, что Капитон был лишь одним из многих, что раскол проник повсюду. Раскольники, гонимые Никоном, проклиная, прозвали его антихристом. Находили подтверждение этому в Апокалипсисе. Толковали, что число антихриста – 666, и так как приближался
Когда раскол оказал силовое противодействие, в Москве начали понимать возможность последствий распри, имевшей сначала исключительно религиозный характер. Вскоре сопротивление обнаружилось и в Москве. Начинаются стрелецкие бунты в защиту соловецких монахов, следовательно за дело сподвижников Разина. Старые книги – лозунг партии, объявившей себя против как церковных, так и гражданских реформ. Сопротивление гражданским реформам становится сущностью раскола и только прикрывается разногласием по церковным вопросам, чтобы объединить более многочисленную массу, относившуюся враждебно к крутому повороту от старины к новым порядкам.
Противники Никона называли себя последователями старой веры и видели раскольников не в себе, а тех, кто, по их мнению, уклонялся от древнего православия. Напрасно им доказывали, что ничего не изобреталось, все, что вводились, было старым, бывшим прежде, что исправляли книги, тщательно сверяя, по 500 афонским спискам, по 200 греческим и из других мест, и всем тем, которым могли предоставить 39 монастырских библиотек в России. Старообрядцы считали, что Никон хотел исправить книги кое-как, только бы все было по-новому, что в его изменениях больше принимали участие произвол и «любоначалие», чем желание исправить. При таком взгляде на вещи, совершенно второстепенным вопросом стал: точно ли Никон сделал нововведения, и не сделали ли их те, кто допустил отступления от греческих обрядов в эпоху, предшествовавшую расколу? Вопрос о юридическом праве здесь был посторонним.
Раскольники называли исправления «новшествами». «Новшества», шедшие с греческого востока, они признавали неверными, потому что где же было существовать чистым и неискаженным церковным преданиям – говорили они – на земле, подвластной туркам? «Новшества» с латинского запада были противны им по исконной вражде к католицизму, и четырехконечный крест уже потому был ими не принят, что он был «латинским крыжем».
Итак, раскол стоит за старину, но старину недавнюю, свою. Что было столетия назад, до того, ему нет дела.
6. Отречение патриарха Никона от патриаршества.
Реформы, проводимые Никоном, порождали смуту в обществе, вызывали противодействие Никону. Его крутой нрав создавал ему много противников. Произошел у него разрыв и с царем. Патриарх вторгался в дела государства, возмечтал даже стать выше царя и полностью подчинить его своей воле. Алексей Михайлович стал тяготиться своим «собинным другом», охладел к нему. Началось все вроде бы с мелочей. В
От сего времени не буду вам патриарх; если же помыслю быть патриархом, то буду анафема». Тут же на амвоне Никон снял с себя архиерейское облачение, надел черную мантию и монашеский клобук, взял простую клюку и вышел из собора. Сразу после отречения Никона от патриаршества царь Алексей Михайлович указал переписать всю домовую и келейную патриаршую казну "после великого господина, бывшего патриарха Никона", т. е. все имущество, принадлежавшее как патриаршему дому, или кафедре, так и лично, или келейно, патриарху Никону (такая перепись делалась и прежде - после патриархов Филарета Никитича, Иоасафа и Иосифа).
При этом подробно описаны были: а) церковные вещи: образа, кресты, панагии, сосуды церковные и облачения, богослужебные книги и разная церковная утварь; б) домашние вещи: рясы, клобуки, камилавки, шубы, серебряные кубки, братины, ковши, тарелки и пр., бархаты, атласы, соболи, сукна, ковры и пр.; в) наличные деньги, поступившие в патриаршую казну с духовенства, с патриарших монастырей и вотчин и из других источников; г) жалованные грамоты и другие многочисленные документы на разные патриаршие имения; д) книги, рукописные и печатные, славянские и греческие и на иных языках, отчасти находившиеся в палатах патриарха, каменных и деревянных, а преимущественно помещавшиеся под Крестовою церковью трех святителей - Петра, Алексия и Ионы, Московских чудотворцев. По окончании переписи патриаршего имущества все, что оказалось в нем "келейного", т. е. все вещи, принадлежавшие собственно патриарху Никону, какого бы рода они ни были, по приказанию государя были отделены и отправлены в Воскресенский монастырь к бывшему патриарху. Внимание и милость Алексея Михайловича к бывшему патриарху простерлись еще далее. Царь оставил за Никоном все три монастыря его строения: Крестный, Иверский и Воскресенский со всеми приписанными к ним четырнадцатью монастырями и со всеми их вотчинами. Таким образом, Никону оставлена была довольно значительная область, церковная и владельческая, в которой он мог самостоятельно действовать как иерарх и как владелец. Он независимо правил всеми этими монастырями, церквами и вотчинами, творил в них суд и расправу, сам посвящал для них священников, диаконов, причетников, а для монастырей сам ставил и настоятелей и другие власти и по своему усмотрению распоряжался всеми доходами с монастырских вотчин и угодий. К этим доходам прибавлялось еще ежегодно по две тысячи рублей, которые высылал царь за взятые им у Воскресенского монастыря камские соляные варницы.ю Но еще в то же лето, когда Никон оставил свою кафедру, один из близких к нему бояр, Никита Алексеевич Зюзин, много раз, как сам свидетельствует, посылал к нему дьяка Федора Торопова со словами: "Что, государь, оставил престол свой? Оставь свое упорство и возвратись". И Никон каждый раз через того же дьяка присылал ответ: "Будет-де тому время, возвращусь"6. Значит, перед близкими своими он вовсе не скрывал, что имеет желание и надежду возвратиться на свою кафедру. Он только не хотел сам проситься, а ожидал времени, когда его позовут, и он возвратится с честью. Однако Никон жестоко ошибся в своих расчетах. Царь не звал его обратно. Напрасное ожидание настолько ожесточило Никона, что он даже предал проклятию царя со всем его семейством. Примириться со своим новым положением в качестве только монастырского обитателя он, разумеется, не мог. Никон попытался снова вернуться к патриаршей власти. Однажды ночью он внезапно приехал в Москву в Успенский собор во время богослужения и послал уведомить царя о своем приезде. Но царь к нему не вышел. Раздосадованный Никон вернулся в монастырь. Бегство Никона с патриаршего престола внесло новое расстройство в церковную жизнь. Царь по этому случаю в
7. Заключение.
Итак, что же привело к столь серьезным переменам в Русской Церкви? Непосредственным поводом для Раскола послужила книжная реформа, но причины, настоящие, серьезные, лежали гораздо глубже, коренясь в основах русского религиозного самосознания. Религиозная жизнь Руси никогда не застаивалась.
Обилие живого церковного опыта позволяло благополучно решать самые сложные вопросы в духовной области. Наиболее важными из них общество безоговорочно признавало соблюдение исторической преемственности народной жизни и духовной индивидуальности России, с одной стороны, а с другой - хранение чистоты вероучения независимо ни от каких особенностей времени и местных обычаев. Незаменимую роль в этом деле играла богослужебная и вероучительная литература. Церковные книги из века в век являлись той незыблемой материальной скрепой, которая позволяла обеспечить непрерывность духовной традиции. Поэтому неудивительно, что по мере оформления единого централизованного Русского государства вопрос о состоянии книгоиздания и пользования духовной литературой превращался в важнейший вопрос церковной и государственной политики.
Не удивительно, что, стремясь к унификации русской церковной богослужебной сферы, и полному равенству с восточной Церковью, патриарх Никон решительно взялся за исправление богослужебных книг по греческим образцам. Это-то и вызвало наибольший резонанс. Русские люди не хотели признавать «нововведения», происходившие от греков. Изменения и дополнения, внесенные переписчиками в богослужебные книги, и обряды, доставшиеся им по наследству от предков, настолько укоренились в сознании людей, что принимались уже за истинную и священную правду. Нелегко было проводить реформу в условиях сопротивления большой части населения. Но дело осложнилось, главным образом, тем, что Никон использовал церковную реформу, в первую очередь, для усиления собственной власти. Это также послужило причиной для возникновения его ярых противников и раскола общества на два враждующих лагеря. Для устранения поднявшейся в стране смуты, был созван Собор (1666-1667 годов). Этот собор осудил Никона, но признал–таки его реформы. Значит, не таким уж патриарх был грешником и предателем, каким старались его выставить старообрядцы. Тот же Собор 1666-1667 гг. вызвал на свои заседания главных распространителей Раскола, подверг их "мудрствования" испытанию и проклял как чуждые духовного разума и здравого смысла. Некоторые раскольники подчинились материнским увещеваниям Церкви и принесли покаяние в своих заблуждениях. Другие - остались непримиримыми. Таким образом, религиозный Раскол в русском обществе стал фактом. Определение собора, в 1667 году положившего клятву на тех, кто из-за приверженности неисправленным книгам и мнимо-старым обычаям является противником Церкви, решительно отделило последователей этих заблуждений от церковной паствы... Раскол долго еще тревожил государственную жизнь Руси. Восемь лет (1668 – 1676 гг.) тянулась осада Соловецкого монастыря, ставшего оплотом старообрядчества. По взятии обители виновники бунта были наказаны, изъявившие покорность Церкви и царю - прощены и оставлены в прежнем положении.
Через шесть лет после того возник раскольнический бунт в самой Москве, где сторону старообрядцев приняли, было, стрельцы под начальством князя Хованского. Прения о вере, по требованию восставших, проводились прямо в Кремле в присутствии правительницы Софии Александровны и патриарха. Стрельцы, однако, стояли на стороне раскольников всего один день. Уже на следующее утро они принесли царевне повинную и выдали зачинщиков. Казнены были предводитель старообрядцев поп-расстрига Никита Пустосвят и князь Хованский, замышлявшие поднять новый мятеж.
На этом прямые политические следствия Раскола заканчиваются, хотя раскольничьи смуты долго еще вспыхивают то тут, то там - по всем необъятным просторам русской земли. Раскол перестает быть фактором политической жизни страны, но как душевная незаживающая рана - накладывает свой отпечаток на все дальнейшее течение русской жизни.
Как явление русского самосознания, Раскол может быть осмыслен и понят лишь в рамках православного мировоззрения, церковного взгляда на историю России. В каком-то смысле "избыток благочестия" и "ревность не по разуму" можно назвать среди настоящих причин Раскола, открывающих его религиозный смысл. Общество раскололось в зависимости от тех ответов, которые давались на волновавшие всех, всем понятные в своей судьбоносной важности вопросы: — Соответствует ли Россия ее высокому служению избранницы Божией? — Достойно ли несет народ русский "иго и бремя" своего религиозно-нравственного послушания, своего христианского долга? — Что надо делать, как устроить дальнейшую жизнь общества, дабы обезопасить освященное Церковными Таинствами устроение жизни от разлагающего, богоборческого влияния суетного мира, западных лжеучений и доморощенных соглашателей?
В напряженных раздумьях на эти темы проходил весь XVII век. Из пламени Смуты, ставшей не только династическим кризисом, политической и социальной катастрофой, но и сильнейшим душевным потрясением, русский народ вышел "встревоженным, впечатлительным и очень взволнованным". Временной промежуток между Смутой и началом Петровских реформ стал эпохой потерянного равновесия, неожиданностей и громогласных споров, небывалых и неслыханных событий. Этот драматический век резких характеров и ярких личностей наиболее проницательные историки не зря называли "богатырским" (С. М.Соловьев). Неверно говорить о "замкнутости", "застое" русской жизни в семнадцатом столетии. Напротив, то было время столкновений и встреч как с Западом, так и с Востоком — встреч не военных или политических, которые Руси издавна были не в новинку, а религиозных, "идеологических" и мировоззренческих. "Историческая ткань русской жизни становится в это время как-то особенно запутанной и пестрой, - пишет протоиерей Лев Лебедев, - И в этой ткани исследователь слишком часто открывает совсем неожиданные нити... Вдруг показалось: а не стал ли уже и Третий Рим царством диавольским, в свой черед...В этом сомнении исход Московского царства. "Иного отступления уж не будет, зде бо бысть последняя Русь"... В бегах и нетях, вот исход XVII века. Был и более жуткий исход: "деревян гроб сосновый", гарь и сруб...". А митрополит Иоанн пишет: "Многочисленные непрерывные испытания утомили народ. Перемены в области самой устойчивой, веками незыблемой - религиозной - стали для некоторых умов искушением непосильным, соблазном гибельным и страшным. Те, у кого не хватило терпения, смирения и духовного опыта, решили - все, история кончается. Русь гибнет, отдавшись во власть слуг антихристовых. Нет более ни царства с Помазанником Божиим во главе, ни священства, облеченного спасительной силой благодати. Что остается? - Спасаться в одиночку, бежать, бежать вон из этого обезумевшего мира - в леса, в скиты. Если же найдут - и на то есть средство: запереться в крепком срубе и запалить его изнутри, испепелив в жарком пламени смолистых бревен все мирские печали... Настоящая причина Раскола - благоговейный страх: не уходит ли из жизни благодать? Возможно ли еще спасение, возможна ли осмысленная, просветленная жизнь? Не иссяк ли церковный источник живой воды - покоя и мира, любви и милосердия, святости и чистоты? Ведь все так изменилось, все сдвинулось со своих привычных мест. Вот и Смута, и книжная справа подозрительная... Надо что-то делать, но что? Кто скажет?
Не осталось людей духовных, всех повывели! Как дальше жить? Бежать от жгучих вопросов и страшных недоумений, куда угодно бежать, лишь бы избавиться от томления и тоски, грызущей сердце... В этом мятежном неустройстве — новизна Раскола. Ее не знает древняя Русь, и "старообрядец" на самом деле есть очень новый душевный тип. Воистину, глядя на метания Раскола, его подозрительность, тревогу и душевную муку (ставшую основанием для изуверства самосжигателей), понимаешь, сколь страшно и пагубно отпадение от Церкви, чреватое потерей внутреннего сердечного лада, ропотом и отчаянием. Все претерпеть, отринуть все соблазны, пережить все душевные бури, лишь бы не отпасть от Церкви, только бы не лишиться ее благодатного покрова и всемогущего заступления — таков религиозный урок, преподанный России тяжелым опытом Раскола".
Трудно, да наверно и невозможно однозначно сказать, что же стало причиной раскола – кризис в религиозной или в светской сфере. Наверняка, в Расколе соединились обе эти причины. Так как общество не было однородным, то, соответственно, различные его представители защищали различные интересы.
Отклик своих проблем в Расколе нашли разные слои населения: и крепостные крестьяне, которые обрели возможность выразить протест правительству, становясь под знамя защитников старины; и часть низшего духовенства, недовольная силой патриаршей власти и видевшая в ней лишь орган эксплуатации; и даже часть высшего духовенства, желавшая пресечь усиление власти Никона. А в конце XVII века в идеологии Раскола важнейшее место стали занимать обличения, вскрывавшие отдельные социальные пороки общества. Некоторые идеологи Раскола, в частности Аввакум и его соратники, перешли к оправданию активных антифеодальных выступлений, объявляя народные восстания небесным возмездием царской и духовной власти за их действия.
Словом, ни один историк пока не представил объективной точки зрения на Раскол, которая бы охватывала все тонкости жизни русского народа в XVII веке, повлиявшие на церковную реформу. Мне тем более трудно утверждать что-то определенное по этому поводу, но я все-таки склоняюсь к мнению, что истинной причиной Раскола Русской Православной Церкви было стремление его главных действующих лиц с обеих сторон захватить власть любыми путями.
Последствия, отразившиеся на всем течении жизни в России, их не волновали, главное для них было – сиюминутная власть!
8. Список использованной литературы.
1. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс в 3-х книгах. М.: Мысль,
2. Костомаров Н.И. Раскол. Исторические монографии и исследования. М.: Чарли,
3. Мордовцев Д.Л. За чьи грехи? Великий раскол. М.: Правда,
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«УФИМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Кафедра истории
Реферат по дисциплине «История»
на тему «Церковный раскол ХVII в.
Выполнил:
студентка группы СтЗс-10-01 Енгалычева Э.Н.
№ зач. кН. 103138
Проверил:
преподаватель
2010
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«УФИМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Кафедра ____________________
Контрольная работа №
по дисциплине _______________________________
Выполнил:
студент группы МПз-09-01 Сафин Ш.Ф.
№ зач. кн. 073438
Проверил:
преподаватель
2010
