Глобализация и многообразие современного мира. Национальный фактор
Глобализация социально-экономической жизни отнюдь не ведет непременно к ее единообразию, а сочетается с многомерностью и полифонией общественного бытия. Более того, увеличение разнообразия форм социальной жизни представляет собой характерную черту формирующейся постиндустриальной цивилизации. В более широком контексте это можно рассматривать в качестве проявления закономерности мирового эволюционного процесса; обогащение совокупного генофонда системы за счет увеличения числа ее компонентов приводит к их взаимодополняемости, усиливая прочность и жизнеспособность всего организма. «Противоположности – суть дополнения» – этот сформулированный Н. Бором принцип по сути своей универсален и применим при исследовании человеческого общества не в меньшей мере, чем при изучении физических явлений.
Конечно, в ходе современного мирового трансформационного процесса складывается определенная тенденция к унификации, носящая, однако, относительный характер. В основе ее так называемая технологическая конвергенция, распространение нового технологического способа производства, который не ограничивается национальными и региональными рамками. В принципе, так происходило и в предшествующие эпохи, однако, в наибольшей степени данная тенденция присуща и адекватна технологическому строю именно постиндустриальной цивилизации, в рамках которой она носит очень глубокий, разносторонний и органичный характер. Это обусловлено, прежде всего, тем, что наука, интернациональная по своей природе, превращается в основную производительную силу, а ядром экономики становится информатика, которая, требуя постоянного увеличения банка данных, порождает необходимость расширения информационных сетей, выходящих за пределы национальных границ, создавая для этого реальные возможности. Потребность в унификации средств транспорта, метеорологической и экологической служб также имеет существенную значимость. 8 специфике современных производительных сил заложена и тенденция к определенной синхронизации их распространения, 6 этом же направлении действует и расширение сферы изменяющихся производственных отношений (прежде всего – в их технико-экономическом аспекте), а также комплекс социальных процессов в области культуры, образования, образа жизни и др.
В последние десятилетия XX века сложилась совокупность лидирующих, наиболее прогрессивных и перспективных трендов мирового развития, выражающих сущностные черты постиндустриальной цивилизации, сконцентрированных в странах социально-экономического авангарда и распространившихся – в той или иной степени – на различные континенты земного шара. К числу этих трендов относятся ведущая роль наукоемких производств, ресурса- и энергосберегающих технологий, информатизация общества, резкое углубление интеграционных процессов и связанный с ним качественно новый этап в развитии мирового хозяйства, опережающее развитие и существенное расширение сферы услуг, сокращение доли материального производства в общественном продукте и рост нематериальных форм богатства, падение удельного веса добывающей промышленности, черной металлургии, сельского хозяйства, преобладание интенсивного типа воспроизводства, возрастающее значение таких факторов, как экологическая составляющая экономического роста, децентрализация управления, расширение сетевых структур по сравнению с иерархическими, повышение роли «демократии участия» наряду с укреплением представительной демократии, переход от узкого выбора (либо-либо) к множественному выбору при усилении общей хомоцентристской ориентации в различных сферах социально-экономической жизни.
Распространение цивилизационных отношений нового типа происходит, хотя и неравномерно, но в целом с беспрецедентными с точки зрения истории скоростями. Если переход человечества от охоты и собирательства плодов к оседлому земледелию потребовал нескольких десятков тысячелетий, а промышленную революцию, начавшуюся в Англии свыше 200 лет назад, и в начале нашего века нельзя считать завершенной для многих регионов земного шара, то, как показал, в частности, опыт стран Юго-Восточной Азии, в условиях взаимосвязанного мира, можно прорваться на подступы к постиндустриализму в течение десятилетия, даже при низкой исходной базе, хотя это и связано с решением множества проблем. Характерно, что Кинг и Шнайдер назвали процесс формирования постиндустриальной цивилизации «первой глобальной революцией», учитывая не только глубину и масштабы» но и скорость происходящих преобразований. Планету, по словам этих авторов, охватил «вихрь перемен», вовлекший человечество в эпоху «бури и натиска», и проблема адаптации к новым реалиям, порождающим опасные вызовы и серьезнейшие угрозы встала как никогда остро. Однако распространение нового технологического способа производства и связанных с ним социально-экономических отношений не позволяют говорить о тотальной унификации современного мира. Сейчас он резко асимметричен, но хотя тенденции постиндустриализма в различной мере охватили все континенты земного шара, и продолжают существовать ареалы с крайне низким, примитивным уровнем развития, тем не менее, даже в наиболее отсталых странах субтропической Африки, в городах, как правило, уже появились элементы, а кое-где даже анклавы постиндустриальной коммуникационной инфраструктуры.
Развитие постиндустриальных трендов, включая те регионы, где они получили наибольшее распространение, не создает однообразного социального ландшафта и не ведет к всеобщей унификации не только в силу различной степени своей зрелости и масштабности, но и потому, что они выступают в форме различных национальных моделей, отражающих специфику той или иной страны. При этом интеграционные процессы, охватившие различные мреры жизнедеятельности, формируют механизмы взаимной адаптации государств, существенно отличающихся друг от друга по своему общественному устройству.
Тенденция к определенной унификации, возникающая в ходе интенсивного развития глобалистских процессов в эпоху формирования постиндустриальной цивилизации, сопровождается усилением процессов дифференциации, увеличивающих многообразие современного мира
Развертывание научно-технической революции углубляет разделение труда, стимулируя диверсификацию экономики, включающую увеличение разнообразия потребностей: происходит процесс «самодемассификации массового производства», связанный со все возрастающей ориентацией на точечный индивидуализированный спрос. Неслучайно в мире бизнеса был сформулирован принцип «Чтобы выжить завтра, мир уже сегодня должен быть разнообразным».
Характер современных производительных сил предполагает разнообразие форм собственности и типов хозяйственной деятельности, образование многоукладных систем, которые в условиях конкурентной борьбы находят свое место в сложном динамичном экономическом пространстве, заполняя определенные ниши в удовлетворении общественных потребностей, исходя в основном из принципов экономической и социальной эффективности. Не только современная агрегативная экономическая система, но и общество в целом благодаря своей возрастающей плюрализации может быть охарактеризовано как политическое, смешанное.
Мощным фактором, умножающим разнообразие в социально-политической сфере, является усложнение структуры гражданского общества – совершенствование демократических институтов, расширение сети и активизация деятельности различных неформальных организаций, «триумф индивида», как определил Дж. Нэсбит нарастающий процесс освобождения личности от императивов жестко детерминирующих социальных связей, расширение ее жизненного пространства и возможностей раскрытия заложенных в ней способностей. Этот новый виток индивидуализации человека, так же как тенденции децентрализации в арере организации и управления производством в ходе его интернационализации, являются убедительными свидетельствами того, что глобалистские процессы могут сочетаться с расширением принципа автономизации компонентов социально-экономической жизни и отнюдь не ведут с неизбежностью к мондиализации, единообразию мира, Как отметил швейцарский экономист Якрулис-Ранда, «одним из ключевых лозунгов глобализации может быть «Да здравствуют различия!». Возрастающее разнообразие современного мира можно рассматривать и в связи о расширением демократического процесса, способствующего внедрению и упрочению принципа терпимости (задачи далеко не простой и встречающей немало препятствий на пути своего осуществления). Анализируя развитие глобалистской тенденции в контексте формирования постиндустриального общества, т.е. выделяя в качестве осевого принципа мирового исторического процесса динамику производительных сил, приращение знаний, необходимо подчеркнуть, что соответствующая классификация (аграрное общество, индустриализм, постиндустриализм), отражая реалии изменяющегося мира, в то же время отнюдь не исчерпывает всей его полноты и своеобразия, (Не случайно еще Аристотель подчеркивал относительность и ограниченность любой классификации).
В мире существовали и существуют разнообразные локальные цивилизации, каждая из которых сформировалась на основе определенной общности исторических судеб, ценностных систем, религий, специфики культуры. Взаимосвязи между локальными цивилизациями отличаются не иерархическим, вертикальным, а горизонтальным характером. Если концентрировать анализ лишь на исследовании мировых цивилизаций или же абсолютизировать факт существования цивилизаций локальных, то складываются различные картины мира (хотя разрыв между ними сокращается, когда объектами исследования становятся национальные модели аграрного, индустриального или постиндустриального общества).
Наиболее адекватный подход предполагает анализ взаимодействия мировых и локальных цивилизаций, которые находятся в сложных диалектических отношениях. Специсрика локального цивилизационного типа определяет своеобразие проявления мировых тенденций в рамках данного социального организма, диктует пределы и возможности для их распространения и зфсрективного развития.
Некоторые ученые прогнозируют вероятность, и даже неизбежность нарастающего конфликта между отдельными локальными цивилизациями, что является фактором, противодействующим глобалистским тенденциям, В наиболее острой форме в 90-ые годы эта точка зрения была представлена, как известно, профессором Гарвардского университета С. Хантингтоном, утверждавшим, что конфликт между западной (христианской) и исламской цивилизациями станет основным противоречием XXI века.
Существование очень серьезных проблем в этой области, разумеется, нельзя игнорировать (и в данной работе мы неоднократно останавливаемся на них). Однако неслучайно весьма жесткие и категоричные выводы Хантингтона в ходе широкой международной дискуссии подверглись многоаспектной критике, в том числе и со стороны представителей исламского мира.
Хотя специальное рассмотрение этих проблем не входит в сферу нашего исследования, отметим вкратце, что присущее
Хантингтону разделение народов по религиозному признаку как наиболее жесткому социокультурному критерию («можно быть наполовину французом, а наполовину арабом, но нельзя быть наполовину католиком, а наполовину мусульманином») не ведет неизбежно к агрессивной межконфессионной нетерпимости, а тем более – к жесткой конфронтации в общественной жизни. К тому же в исламе, в его базовых позициях, имеется много общего с другими великими религиями,
Знаменателен образ, данный выдающимся кинорежиссером С. Параджановым: «Бог один, и он окружен различными культурами, каждая из которых тяготеет к нему».
Классический ислам не проповедует враждебного отношения к другим религиям; иудеи, христиане и представители прочих религиозных конфессий, которые названы в Коране «людьми книги», поскольку они также имеют свое Священное писание, соответственно получают статус «покровительствуемых».
Разницы в толковании ислама, для чего здесь, как и в большинстве религий, имеется благотворная почва, многочисленные наслоения на классические источники создают питательную среду для существования в исламе различных направлений, которые используются разными политическими и социальными силами в своих часто противоположных интересах,
В современную эпоху произошли резкая политизация ислама и исламизация политики, что характерно ныне для мусульманства более, нежели для любой другой религии. Широкий размах приобрели различные фундаменталистские исламистские течения, которые по своим социально-экономическим корням являются, прежде всего, гиперреакцией на процессы модернизации и вестернизации. В свое время фундаментализм широко использовался в борьбе за национальную независимость целого ряда стран, где метрополии не проявили достаточной гибкости и прагматизма в период распада колониальной системы. Став активной политической картой в различного рода внутренних и внешних конфликтах, дестабилизирующих жизнь общества, мусульманский фундаментализм осуществляет акции, носящие не только антизападный характер, «Неверными» могут объявляться и представители других восточных религий – достаточно вспомнить варварское уничтожение афганскими талибами древних буддистских статуй; в разряд «неверных» могут также попасть и мусульмане, не разделяющие фундаменталистских взглядов.
Хотя с течением времени зависимость человеческого общежития от религиозных постулатов становится в целом не столь жесткой как прежде, хотя «даже в мусульманском мире, где структурообразующая роль ислама очевидна, не все может быть объяснено отсылкой к соответствующим религиозным ценностям и институтам», фундаменталисты пытаются повернуть историю вспять, к средневековью.
Выступая с жестких, по преимуществу вохабистских ультраортодоксальных позиций, они не допуская возможности существования каких-либо аллегорий в тексте Святого писания, стремятся к буквальному, догматизированному исполнению комплекса традиционных предписаний в качестве обязательных норм для всех областей жизнедеятельности современного человека и общества (пользуясь в частности тем, что дифсрэренциация духовных и мирских офер существования носит в исламе весьма расплывчатый характер). Многие фундаменталистские религиозно-политические организации и движения отличаются крайним экстремизмом и фанатизмом, часто заражены идеологией панисламизма и широко используют в качестве средства для реализации своих целей террор, что, однако, не дает оснований ставить знак равенства между ними и мусульманством как конфессией.
Весьма показателен тот факт, что, по мнению аналитиков, трагические события 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, взрыв Всемирного торгового центра как символа западной цивилизации и развивающейся под ее эгидой глобализации, возможно, должен был в соответствии с планами бен Ладана спровоцировать начало широкомасштабной войны между Западом и Востоком, поскольку ожидалось, будто ответные действия США всколыхнут мусульманский мир и развяжут (по существу, обещанный Хантингтоном) «конфликт цивилизаций». Однако военные акции Соединенных Штатов в Афганистане по уничтожению режима Талибана как одного из центров международного терроризма были поддержаны правительствами подавляющего большинства мусульманских стран (против высказались лишь представители трех государств – Сирии, Ирака, Ливии), В этом контексте нельзя итерировать того факта, что бизнесэлита и политическое руководство многих мусульманских стран уже достаточно основательно втянулись в процессы глобализации и понимают, что в их интересах найти соответствующую нишу в современном мировом хозяйстве и утвердиться в ней, вместо того, чтобы затевать войну с Западом. Даже когда американские войска без санкции ООН начали военные действия против Ирака, собравшиеся на экстренное заседание члены Лиги арабских стран не смогли придти к единому мнению и выработать общей резолюции. Иракская война не породила также «конфликта цивилизаций», среди противников политики администрации Буша (так же, как его сторонников) были представители и мусульманского, и христианского мира, причем последние выступали исключительно активно. Однако если Америка станет продолжать свою военную экспансию, то это может резко активизировать радикальный ислам и всколыхнуть значительную часть Востока со всеми включающими отсюда негативными последствиями.
Нельзя не замечать того, что в рамках мусульманского мира происходит весьма напряженная борьба различных социально-политических сил, включая тех, которые выступают за модернизацию, демократизацию, внедрение светских норм жизни, расширение открытости общества, за сотрудничество и сближение с другими странами и народами. Характерным примером этих процессов стала современна Турция. Не стоит недооценивать борьбы против крайних форм исламского фундаментализма, которая с той или иной степенью успеха осуществляется в таких мусульманских государствах, как Египет и Судан, Алжир и Марокко, Тунис, Южно-Африканский Союз и других.

В целом при всех исторически сложившихся различиях между цивилизациями Запада и Востока, наряду с конфронтационными тенденциями в их взаимосвязях, существуют и противоположные тренды – возрастание интереса различных цивилизаций друг к другу, активизация их взаимодействия, что создает почву для разрастающихся процессов глобализации, ставя под сомнение знаменитое утверждение Киплинга о невозможности Запада и Востока «сдвинуться» навстречу друг другу. Благодаря мощному экономическому прорыву новых индустриальных стран Азии, число которых увеличивается, уходит в прошлое традиционный образ Востока как закостенелого, погруженного в дремоту ареала, которому противостоит динамичный, прогрессирующий в своих социально-экономических достижениях Запад.
Государства Востока, относящиеся а основном к Тихоокеанской гряде, стали энергично и эффективно усваивать разработанные на Западе новейшие технологии, все более стремятся выявить ценное для себя в его политических структурах. Постепенно, крайне неравномерно, в очаговом режиме, в наиболее продвинутых странах Востока идет процесс демократизации общества, усвоение е той или иной форме отдельных принципов правового государства и гражданского общества – общечеловеческих ценностей, которые исторически сформировались в лоне западной цивилизации. Весьма активно значительная часть городского населения, проживающего на Востоке, ассимилирует некоторые элементы культуры, быта, ранее чуждые ему. «Мы хотим разгерметизироваться», – заявляют представители интеллектуальных и деловых кругов этих азиатских стран.
Запад не только в возрастающих объемах потребляет производимую на Востоке продукцию, включая разнообразную современную бытовую технику. В западных странах в связи с кризисом его традиционных ценностей существенно возрос интерес к богатейшему духовному наследию Востока. Если философская западная мысль традиционно была направлена по преимуществу во вне индивида, на изучение окружающего его мира, то Восток гораздо больше внимания уделял микрокосмосу человека, его психофизическим возможностям, Это обстоятельство является весьма актуальным, поскольку именно поворот к человеку, по мнению футурологов, составит отличительную черту научных исследований XXI века.
Немаловажно, что философским системам древнего Дальнего Востока свойственны модели многоуровневого восприятия. В отличие от классической античной дилеммы «или – или», а также свойственных европейской культуре поискам компромиссных решений, лежащих где-то посредине между этими полюсами, восточные системы, хотя и не чуждые в своем конфуцианском варианте принципа «золотой середины», часто предлагают решения, находящиеся в совсем других плоскостях, нежели породившие их проблемы, Такие подходы близки принципам постиндустриализма, который отказывается от плоскостного видения мира и подчеркивает его плюрализм и многомерность. В этом
В русле находится высокий престиж нематериальных ценностей, свойственный менталитету многих народов Востока, тогда как на Западе стал очевидным кризис индустриальной культуры, замешанной на принципах экономического успеха, гедонизма, на стимулировании неограниченного роста материальных потребностей, что в перспективе чревато серьезными, прежде всего ресурсными, проблемами. Ослабление культа рационализма в странах Запада высветило характерный для них недостаток внимания к исключительно важным интуитивным факторам познания, столь свойственным восточному миросозерцанию,
Заявляя об отсутствии извечного и непреодолимого антагонизма между Западом и Востоком, ученные апеллируют к сходству многих, изначальных базовых ценностей, на которых зиждется существование любого человеческого общества и которые отражены, прежде всего, в классических религиозных системах, хотя конфронтация в современном мире обусловлена скорее интересами, нежели ценностями. Во все возрастающем тяготении к восточной культуре некоторые исследователи усматривают приближение Запада к своим первоистокам – к архаике, поскольку, как утверждается, в целом, на Востоке человек, с присущей ему созерцательностью более близок к природе, к изначальному ощущению бесконечности бытия и целостному его восприятию.
В последние десятилетия XX века особенно преуспели в ассимиляции элементов восточной культуры Соединенные Штаты, так как они меньше, нежели Европа, отягощены грузом традиций, монокультурными стереотипами и им в большей степени присущ дух экспериментаторства. Характерно, что эти процессы проявляются не только в теоретических изысканиях ученых, работающих на университетских кадрах или в центрах по взаимодействию культур. Данные тенденции, в частности в форме «Тибетского бума», явственно ощутились и в повседневной обыденной жизни, что характерно для многих молодежных, религиозных, художественных структур. Усилился интерес к принципам восточной медицины, к их практическому применению. Стремлением постичь и воспроизвести сложный мир Востока отмечено творчество многих выдающихся кинорежиссеров Запада, в том числе таких, как М. Скорсезе, Б. Бертопуччи, П. Гринуэй. В то же время азиатское кино, в частности таких стран, как Иран и Китай, приобретает все большее мировое признание. Показательно, что в последние годы стало осуществляться совместное производство азиатско-американских фильмов. Студии Голливуда предоставляют возможность снимать картины некоторым набирающим международную известность талантливым азиатским кинематофасристам. Доступ к использованию огромных потенций современной киноиндустрии придает этим фильмам тот размах, красочность, способность реализовывать при помощи спецэффектов и компьютерной графики самые фантастические замыслы, что помогают донести до массового западного зрителя своеобразие философских представлений о жизни и смерти, о предназначении человека и его месте в мире, которыми насыщено подлинное искусство Востока. Все это существенно обогатило полифонический пейзаж Западного общества, способствуя усилению глобалистских тенденций.
Не безразличны к ним и процессы регионализации, столь характерные для нашей эпохи, особенно активизировавшиеся после того, как стало преодолеваться жесткое деление мира на две противоборствующие системы. Образование региональных структур осуществляется чрезвычайно динамично. Формируются новые региональные центры, охватившие все обитаемые континенты земного шара. Объединенные определенной спецификой экономических, военно-политических, социальных и прочих интересов, региональные общности вносят свою лепту в мозаику современного мира, содействуя опровержению взглядов на общественное развитие конца XX века как всеохватывающее движение к унификации. В то же время развитие региональных структур находится в весьма неоднозначном отношении к процессам глобализации. Регионализация так называемого закрытого типа отличается относительной жесткостью и большей протекционистской направленностью по отношению к остальному миру. С этой точки зрения она в определенной мере противостоит глобалистской тенденции, в отличие от регионализации открытого типа, выстраивающей свои связи с мировым сообществом на более гибких и широких основах. В целом же во всех случаях (включая и ее промежуточный тип) регионализация выступает как неотъемлемая, динамичная составляющая многоуровневого процесса интернационализации, лежащего в основе глобалистской тенденции, тем более что развитие межрегиональных связей и объединений набирает все большую силу.
Неслучайно в литературе высказывается мнение о том, что процессу глобализации предстоит, по-видимому, пройти через этап интеграции так называемого «островного типа», поскольку она «будет, прежде всего, и наиболее глубоко происходить на региональных и субрегиональных «островах», составляющих обширный архипелаг мирового хозяйства».
В пестрой многоликой структуре современного мира, в этом «мире миров», где властно пробивает себе дорогу совокупность новых исторических тенденций, все же в качестве доминирующей формы макроооциальной организации по-прежнему выступает национально-государственная общность, хотя ее положение в качестве главенствующей социальной ячейки оказалось в конце века существенно потеснено межнациональными и наднациональными формами организации.
Национально-государственная общность носит глубинный, корневой характер и традиционно обладала значительной исторической устойчивостью. Именно нацию-государство, рассматриваемую преимущественно в качестве территориально определенной политической и социально-экономической общности, мы имеем в виду, говоря в рамках данной работы о национальном факторе исторического процесса, При этом мы следуем подходу, преобладающему в мировой политологической литературе и международной правовой практике, оперирующим в аналогичном контексте такими категориями, как политическая или гражданская нация. Этническая общность (и соответствующее ей понятие национальности) – предмет специального рассмотрения, выходящий за рамки данного исследования.
Сложность и диалектичность современного исторического развития проявляются весьма ярко в сочетании глобалистской тенденции с активизацией национального фактора. Последняя связана с процессами глубокой социально-экономической ломки конца XX века – происходящей сменой мировых цивилизаций, распадом социалистического лагеря и ряда входивших в его состав многонациональных государств, с образованием на некоторых из этих территорий идеологического вакуума в связи с кризисом марксизма-ленинизма как господствующей мировоззренческой системы на фоне углубляющихся экономических трудностей, в сочетании со стремлением зависимых ранее стран «третьего мира» утвердить свою самостоятельность. Здесь же – реакция на императивы глобализма и сложность согласования и увязки интересов различных экономических и социокультурных образований, составляющих мозаику современного глобального пространства, стремление людей найти убежище от все новых изменений, вызовов и возможных потрясений в традиционной национальной культурной и государственной общности.
Если говорить об активизации национального фактора как об усилении национализма, то предоставляется нужным подчеркнуть неоднозначность современной трактовки этого понятия в теоретической литературе и политической практике. В наиболее широком смысле оно сводится к стремлению осознать и реализовать свои национальные интересы. Будучи сродни патриотизму, оно отнюдь не обязательно включает «проповедь национальной обособленности и исключительности, недоверия к другим нациям и межнациональной вражды», как это принято традиционно считать в нашей литературе.
Дифференцированный подход к понятию национализма рассматривает его как сложное, разнородное явление. Так называемый идейный, просвещенный национализм, исходящий из определенных идейных оснований, присущ большинству современных западных стран, прежде всего Соединенным Штатам. Он исходит из интересов национально-государственной общности, из определенной идеологии, системы ценностей, общей истории, объединяющих живущих на данной территории людей. Такой вид национализма предполагает сосуществование и взаимодействие внутри страны различных рас, этносов, религий, что гарантируется и охраняется конституцией страны и «Декларацией прав человека», имеющих необходимые механизмы своей реализации. Разумеется, определенные проблемы существуют и здесь – прежде всего на бытовом и местных уровнях, однако в принципе национализм такого рода не является препятствием к поискам компромиссных решений в отношениях между различными странами и народами, к согласованию глобальных и национальных интересов.
Что же касается другого вида национализма – этнического, в основе которого лежат принципы «крови и почвы», родовой солидарности, «чистоты крови', то он может заключать в себе опасный _конфронтационный заряд и обладает мощной взрывной силой. Борьба за максимально широкое «этническое самоопределение* чревата нарастанием социальной напряженности, дезорганизацией общественной жизни, распадом сложившегося экономического пространства, оттоком из страны рабочей силы, часто высококвалифицированной, разрушением устоявшихся социально-психологических условий, составлявших естественную жизненную среду для многих поколений.
Тем не менее, этнонациональные конфликты, вспыхивающие в различных частях нашей планеты, стали характерной чертой конца XX – начала XXI столетия.
Демографические, социально-экономические, экологические проблемы развивающихся стран часто принимают в этих регионах форму этнических столкновений. Немалую роль сыграл здесь и тот факт, что установление национальных границ многочисленных вновь образовавшихся в результате кризиса колониальной системы государств осуществлялось часто слишком поспешно, непродуманно, без должного учета этнической специфики и уже изначально содержало в себе зародыши конфликтных ситуаций.
Серьезные проблемы «третьего мира» породили мощную волну иммиграции из этих стран на Запад. Данный процесс осуществляется в контексте острого демографического глобального дисбаланса. Если в большинстве высокоразвитых стран Запада не происходит расширенного воспроизводства населения при неуклонном увеличении его нетрудоспособных пожилых слоев, то в государствах «третьего мира», где сохраняется приверженность традиционной семейной идеологии и преобладают патриархальные многодетные семьи, численность населения весьма стабильно удваивается каждые тридцать лет. Стремление части населения «третьего мира» повысить свой жизненный уровень и статус, перебравшись на Запад, сочетается с политикой многих экономически развитых западных стран, отражающей заинтересованность в квотируемой и контролируемой (отнюдь не всегда успешно) иммиграции из развивающихся регионов.
Хотя некоторая, наиболее квалифицированная и образованная часть подобного рода иммигрантов пополняет ряды компьютерщиков, инженеров, ученых, однако основная их масса находит применение в сфере услуг, на конвейерном производстве, в качестве сезонных сельскохозяйственных рабочих (последнее весьма характерно для США), Сейчас турецкая община в ФРГ насчитывает около 10 млн. человек, примерно половину жителей Лондона составляют выходцы из бывших колоний Британской империи. В целом складывается глобальная ситуация, где Запад выступает в качестве мирового финансово-экономического донора, тогда как развивающиеся страны по существу берут на себя функции своеобразного физического донора «малодетного» Запада. Ныне почти четверть так называемого «золотого миллиарда» составляют выходцы из стран «третьего мира», и тенденция эта при существующих условиях, по мнению экспертов, будет нарастать, в результате чего уже в недалеком будущем «почернение» Европы может стать столь значительно, что коренные жители континента окажутся в меньшинстве.
В силу данных обстоятельств этнический срон европейского континента сейчас меняется столь стремительно, что европейцы часто не могут адаптироваться к такому явлению с достаточной быстротой, и это нередко выливается в стихийные проявления агрессивности по отношению к иммигрантам, преимущественно «цветным», В странах континентальной Европы стали распространяться и усиливаться расистские настроения. Не последнюю роль в этом играет проблема безработицы среди коренного населения, недовольство повышением налогов, связанным с различными социальными программами для переселенцев, рост преступности, снижение уровня образования в начальных классах муниципальных школ и т.д. Европейцы опасаются, что в ходе массированной афро-азиатской иммиграции могут подвергнуться размыванию культурные устои той или иной западноевропейской страны, Вне этого контекста нельзя, в частности, объяснить внушительный успех на парламентских и президентских выборах во Франции правых сил во главе с Ле Пэном, активно выступающих против «колонизации Франции» выходцами из африканского континента. Ле Пен и его сторонники по существу выдвигают антиглобалистские требования ограничить принцип свободы передвижения и установить жесткий контроль за въездом в страну в пределах традиционных границ Франции. (В то же время, возможно, не без демагогических соображений, Ле Пен сетует, что расходы на социальную поддержку иммигрантов из государств «третьего мира» сужают возможности Франции оказывать помощь самим этим странам, которую она искренне стремится осуществлять),
Опасным источником национально-этнических конфликтов явился распад социалистического лагеря и входящих в него многонациональных государств – прежде всего, Советского Союза и Югославии.
Этнонационапьные противоборства, ведущие к пересмотру сложившихся государственных границ, представляют собой угрозу международной безопасности и превращаются в острую глобальную проблему. В условиях современной взрывоопасной ситуации было бы крайне безответственно рассматривать во всех случаях принцип этнокационального самоопределения максимально широко, имея в виду право не только на культурную, социально-экономическую, административно-государственную автономию в разнообразных формах, но и на государственное отделение. Неслучайно ООН настаивает на принципе нерушимости существующих границ, на недопустимости их изменений посредством силы, и сегодня не существует государств, чье законодательство предусматривало бы так называемую явочную сецессию – т.е. волевое одностороннее отделение. В то же время могут возникнуть конкретные ситуации, когда история образования многонациональных государственных конгломератов, характер сложившихся внутристрановых взаимоотношений, специфика менталитета и социо-демсграфической ситуации превращают стремление народа к государственной самостоятельности в своего рода «категорический императив», с чем нельзя не считаться. В таком случае центральная проблема заключается в том, чтобы этот «развод* осуществлялся мирным путем и чтобы в итоге между данными государствами сложились бы нормальные цивилизованные отношения.
Сейчас на земном шаре проживает около 10 тысяч этно-национальных групп, и если хотя бы часть из них будет добиваться статуса государственной независимости, то это приведет к развалу большинства существующих государств и ввергнет мир в состояние тотальной вражды, разобщенности и хаоса. В условиях накопления оружия массового поражения и существования современных опаснейших ядерных и химических технологий эта ситуация вполне может привести к самым катастрофическим последствиям. Неслучайно Р^ агрессивного этнического национализма, который часто сочетается с религиозным экстремизмом, превратился в исключительно острую проблему, названную «проклятием века» (что относится уже не только к XX столетию).
В целом же этнический национализм, изоляционистские устремления ряда стран Востока, сепаратистские движения различной социальной природы, захватившие, в немалой степени, такие страны, как Великобритания, Испания, Канада, породившие отголоски в Италии и Франции, Швейцарии и Бельгии, составляют в совокупности определенную фрагментаристскую тенденцию, которая противостоит процессам глобализации и усиливает столь опасную для современного миропорядка «ползучую дестабилизацию».