Классич эк шк России

Период формирования и расцвета российской школы экономической мысли охватывает примерно 40-50 лет. Поэтому отнюдь не сразу, а лишь к концу этого периода можно говорить о ее особенностях и отличительных чертах, о ее своеобразии.

     Все исследователи истории российской мысли отмечали огромное влияние на нее марксизма. Однако в дальнейшем признание его права на монополию научного знания, игнорирование изменяющихся условий, попытки вывести из прошлого однозначный прогноз на будущее ослабили его идейное влияние. Это во многом породило усиление догматических подходов и ослабило творческие начала марксистского анализа.

     Критические замечания по поводу абсолютизации ряда положений марксизма были высказаны в ходе самого становления российской школы экономической мысли. Показателен в этом отношении подход С.Н. Булгакова к тезису К.Маркса о росте концентрации производства в сельском хозяйстве. "Ошибка Маркса, - писал он в книге "Капитализм и земледелие", - да послужит нам предостережением. Она объясняется не тем, что ему не хватало ума - ум он имел гениальный, - и не тем, что ему не хватало знаний - он принадлежит к самым ученым экономистам не только своего, но и всех времен, - она объясняется общими социально-философскими воззрениями Маркса, его переоценкой действительных способностей и значения социальной науки, границ социального познания. Он считал возможным мерить и предопределять будущее по прошлому и настоящему, между тем каждая эпоха приносит новые факты и новые силы исторического развития - творчество истории не оскудевает".

     Огромное влияние на самоопределение российской школы экономической мысли как в отечественной, так и в мировой науке оказали самобытность и неповторимость сложившейся в нашей стране цивилизации. Ни одна другая цивилизация, если исключить плохо пока изученную специфику азиатской цивилизации, не обладала столь отличными от Запада подходами, нравственными ценностями, восприятием окружающего мира и места человека в нем.

     Важной причиной, препятствующей самоопределению российской школы экономической мысли, как и ее признанию на Западе, была гносеологическая или теоретико-методологическая основа. Эволюция российской школы (в силу ее природы и конструкции идей) пошла совершенно иным путем, чем это преобладало в западной науке. А поскольку здесь исчез (как теоретическая основа) оптимизирующий свое поведение индивид, то вроде бы не оказалось и самой науки.

     И хотя в России было и достаточно развитое направление экономико-математической школы, и увлечение теорией предельной полезности и маржинализмом, это не изменило оценок. Дело в том, что российская школа экономической мысли по своим особенностям, подходам и ценностям (оставаясь особой школой) не могла этого сделать в принципе. Здесь не ошибка, не просчет, а отличие одной из школ великой и многоцветной мировой науки.

     Одну из исходных позиций российской школы сформулировал П.Б. Струве. Он писал, что "человек - животное воинственное и жестокое, у него слабо развито сознание вида и соответствующая ему видовая симпатия: в узких пределах первоначальных социальных групп человек всегда боролся с человеком". По своей природе человек единственное биосоциальное существо, и поэтому понять его природу и мотивы поведения до и независимо от способов формирования его социальных групп в принципе невозможно.

     И это не просто привнесение социологии в экономическую науку, а внутреннее, свойственное именно последней условие понимания внутренней сути организации и мотивации поведения. Человек, рассматриваемый вне социально организованной среды, всего лишь зверь.  Доказательством тому служит не только история, но и, к сожалению, наша современная жизнь...

     После Октябрьской революции многие выдающиеся представители российской школы экономической мысли либо уже умерли, либо оказались за границей (П.Б. Струве, С.Н. Булгаков и др.). Однако новая поросль этой школы продолжала работать в стране и сохранила верность исконным принципам своей школы. Они многое сделали для становления основ планового хозяйства, разработки баланса народного хозяйства, введения устойчивого российского рубля, обновления деревни и развития, присущих ей кооперативных начал.  Продолжалось это, однако, недолго, на начальном этапе нэпа.

     Открытые гонения на ученых начались после публикации в журнале "Большевик" статьи Г.Зиновьева "Манифест кулацкой партии". Однако окончательный удар был нанесен в декабре 1929 года на Первой Всесоюзной конференции аграрников-марксистов, приуроченной к 50-летию со дня рождения И.В. Сталина. По организованному процессу о так называемой Трудовой крестьянской партии были арестованы и осуждены Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов, Л.Н. Юровский и многие другие известные ученые. Всего "за принадлежность к ТКП" было арестовано в стране около тысячи человек.

     Это был страшный и трудновосполнимый удар по российской экономической школе. Преследование ученых за инакомыслие привело к снижению теоретического потенциала науки, к появлению и расцвету приспособленчества, распространению догматизма и угодливой апологетики. Самым же прискорбным для науки стало распространение серости, потеря нравственных достоинств ученого.

     Говорить о дальнейшей судьбе российской экономической науки можно с чувством оптимизма или пессимизма, как, строго говоря, и о будущем самой страны. Однако эмоции - это не основа для серьезного и профессионального прогноза. Сегодня мы живем в условиях острейшего, жестокого противоборства сторонников Вашингтонского консенсуса с его стремлением навязать всем универсальные решения, с одной стороны, и борцами за восстановление самобытных традиций России, сторонниками многоцветного, многопрофильного понимания будущего современной цивилизации - с другой.

     В ходе этого противоборства решается и вопрос, о возрождении российской школы экономической мысли как органической части мировой науки. И речь идет не о возврате к старому, а об умении осознать реалии наступающего века. Есть основание полагать, что завтрашний день принадлежит тем, кто активно включится в создание новой парадигмы обществоведения, кто определит место страны в системе альтернативных вариантов ее будущего развития, кто сумеет сочетать анализ глобальных изменений в мире с сохранением уникальности российской цивилизации.