Реферат Местные особенности архитектуры Испании, Фландрии и Голландии 17 века
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
| МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ НЕГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧЕРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ «НОВЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНСТИТУТ» |
| |
| |
| |
г. Электросталь
факультет: Дизайна
РЕФЕРАТ
по дисциплине:
«ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ И ИСКУСТВ»
на тему:
«МЕСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ
АРХИТЕКТУРЫ ИСПАНИИ, ФЛАНДРИИ И ГОЛЛАНДИИ XVII ВЕКА»
Выполнил: студент 2курса 201 группы Утушкин А.Д. Проверила: Вильде Т.Н
2010 год
Содержание
1. Введение………………………………………………………………..3
2. Испания………………………………………………………………...5
3. Фландрия……………………………………………………………...17
4. Голландия……………………………………………………………..24
5. Заключение…………………………………………………………...35
6. Список литературы…………………………………………………..49
ВВЕДЕНИЕ
Высшие достижения западноевропейского искусства 17 в. были связаны с искусством пяти континентальных стран — Италии, Фландрии, Голландии, Испании и Франции.
Специфические условия исторического развития Италии, Испании, Фландрии, Голландии и Франции в данный период, художественные традиции, сложившиеся в этих странах в предшествующие столетия, и многие другие факторы были причиной того, что искусство каждой из названных национальных школ несло в себе присущие только ей одной отличительные особенности. Но наряду с ними в искусстве этих стран можно обнаружить черты взаимной общности, позволяющие говорить о 17 столетии как об определенном целостном этапе в истории западноевропейского искусства. При разном уровне экономического и социального развития, в различных по своему стилевому характеру произведениях художники этих стран решали подчас общие для своего времени задачи.
Невиданное до того расширение форм художественного отражения действительности и многообразие этих форм с особой остротой ставят в применении к искусству 17 в. проблему стиля. Как свидетельствует история предшествующих крупных художественных этапов, искусство каждого из них было облечено в стилевые формы, то есть оно представляло собой определенную систему, отличающуюся единством идейно-образных принципов и приемов художественного языка. Неотъемлемое качество стиля — это синтез, слияние в единое образное целое всех видов пластических искусств, в котором ведущую, организующую роль осуществляет архитектура. В этом своем значении термин «стиль» есть понятие историческое, так как оно характеризует существенные особенности той или иной художественной эпохи. В подобном плане мы говорим о романском и готическом стиле или о стиле основных фаз эпохи Возрождения.
В искусствознании 17 столетие обычно именуется веком барокко (Происхождение самого термина «барокко» не установлено. Как стилевая категория этот термин впервые стал применяться в 18 в. по отношению к архитектуре, а затем и к изобразительному искусству Италии 17 столетия.). Исходя из чисто формальных либо субъективистских категорий, многие из зарубежных ученых объявляют искусство всех национальных школ в 17 в. вариантами одного стиля — стиля барокко. В данном случае признаки одной из развивавшихся в этот период стилевых систем произвольно распространяются на искусство 17 в. в целом. Такая оценка, по существу упрощая общую картину развития искусства в эту эпоху, нивелирует конкретные идейно-образные особенности различных художественных направлений, оставляет скрытой их взаимную борьбу.
В действительности же проблема стиля в данном случае выступает в гораздо более сложном аспекте, ибо сравнительно с предшествующими эпохами искусство 17 в. несет в себе в этом плане определенные качественные отличия. Основное из них заключается в том, что при несомненных чертах общности между отдельными художественными явлениями данного столетия здесь все же невозможно говорить о некоем едином стиле, охватывающем искусство всей эпохи в целом, — слишком для этого различен образный строй произведений Караваджо и Бернини, Рубенса и Рембрандта, Пуссена и Веласкеса, итальянских мастеров монументальной живописи и представителей голландского бытового жанра. Противоречивость историко-художественного процесса и многосложность проблематики на данном этапе общественного развития явились причиной того, что в рассматриваемую эпоху сложились не одна, а две стилевые системы — барокко и классицизм, но, как мы увидим ниже, и они не охватывали целиком все искусство 17 века.
ИСПАНИЯ
За 17 столетием, особенно за его первой половиной, давно укрепилось название «золотого века» испанской культуры. Высокий расцвет культуры относится ко времени углубляющегося политического и экономического упадка страны. Испания, в недавнем прошлом сильнейшая держава мира, в 17 столетии превратилась в одно из отсталых и самых реакционных государств Европы.
Объяснение небывалого для Испании расцвета искусства в этих крайне неблагоприятных условиях представляет сложную научную проблему и должно быть основано на анализе широкого комплекса различных исторических, социальных и художественных тенденций. Во всяком случае, очевидно, что ход развития Испании, особенно когда она одной из первых европейских стран вышла на мировую историческую арену, способствовал бурному пробуждению творческих сил общества, которые, однако, в 16 в. не нашли еще своего полного выражения в области культуры, переживавшей в то время в значительной мере период становления. Подъем творческих сил был настолько значителен, что его не мог затормозить начавшийся вскоре политический и экономический упадок, и в 17 столетии, когда Испания испытывала жестокий гнет феодально-клерикального режима, этот подъем нашел своеобразный выход — в литературе и искусстве. Начавшийся в конце 16 в. и охвативший лишь первую половину 17 в. расцвет испанской культуры был мощным и стремительным.
Своеобразие культуры «золотого века» тесно связано с особым, отличным от других европейских государств соотношением классовых сил в испанском обществе. Как известно, Испания была рано вовлечена в процесс первоначального капиталистического накопления. В общественном сознании произошли глубокие сдвиги. Дух наживы разрушил иллюзии патриархального «земного порядка». Отныне, по словам Кеведо, «дон рыцарь Деньги», перед которым «гербы дворян лежат покорно», стал могучим властелином человеческой судьбы.
Не случайно поэтому, в отличие от других стран Европы 17 столетия (Фландрии, отчасти Франции, Голландии), в общей картине развития испанского искусства меньше целостности и стилевого единства. Строгая, почти аскетическая сдержанность соседствует здесь с безудержной пышностью, косное, архаизирующее — со смелыми открытиями, во многом опережающими свою эпоху.
Развитие испанской архитектуры 17 в. шло по пути изживания прочно укоренившихся в конце прошлого столетия традиций Хуана де Эрреры и его школы, которые породили целое направление, известное под названием эрререска, или безорнаментального стиля. В период нарастающего упадка для утверждения абсолютистской власти и идей воинствующего католицизма требовались иные образные средства; предпочтение отдавалось причудливой декоративности, захватывающей воображение зрителя необычайными эффектами.
Насаждение барокко в архитектуре Испании происходило не только «верхушечным» путем. Принципы повышенной живописности были глубоко присущи самому духу национального зодчества; как известно, в прошлом они нашли яркое выражение в постройках платереска. Господство аскетически сдержанного безорнаментального стиля Эрреры на долгие годы сковало развитие местных традиций, в которых всегда были сильны элементы народного творчества и продолжали жить отголоски нарядной мавританской архитектуры. Поэтому, когда гегемония эрререска была поколеблена, испанские зодчие с большой охотой обратились к формам барокко — стиля современной им эпохи, открывавшего особенно благоприятные возможности для развития коренных особенностей испанского зодчества. Можно было ожидать, что в этих условиях зодчество станет одним из значительных явлений художественной культуры своего времени. Однако испанская архитектура 17 столетия далеко не достигла того высокого расцвета, который переживало в этом столетии изобразительное искусство.
Первая половина 17 в. в архитектуре Испании представляет своеобразный этап преодоления старых и первоначального развития новых форм. Традиции безорнаментального стиля еще во многом сдерживают декоративную фантазию испанских зодчих. Тем не менее барокко проявляет себя здесь то в постройках приглашенного в Мадрид итальянского мастера Крешенци, то — и это заслуживает особенного внимания — в сооружениях самих испанских мастеров, которые подвергают творческой переработке итальянские образцы. Уже в основном произведении последователя Эрреры, зодчего Хуана Гомес де Мора (ок. 1580—1648) — церкви Иезуитской коллегии в Саламанке (заложена в 1617 г.; завершение верхней части здания и строительство внутреннего двора коллегии относится к середине 18 в.), воспроизводящей в плане тип иезуитского храма, в частности римской церкви Джезу,— заметно, в противоположность строгой каноничности стиля Эрреры, стремление к большей декоративности и композиционной свободе. Стилевые принципы барокко, хотя еще в сдержанных формах, отличают фасад собора Сан Исидро Эль Реаль в Мадриде (1626—1651) архитектора фра Франсиско Баутисты, работавшего в 1632—1667 гг.. Здание производит впечатление цельности и торжественной внушительности. Две угловые башни венчают фасад, в котором трехчетвертные колонны, раскрепованный антаблемент и ниша со статуей святого над главным входом создают игру крупных пластических масс. Упомянутые произведения, так же как интересный по своей сложной многокупольной композиции собор Нуэстра Сеньора дель Пилар в Сарагосе (1677) работы художника и архитектора Франсиско Эрреры Младшего (1662—1685), свидетельствуют о том, что архитектура барокко в этот период еще только зарождалась на испанской почве.
О том, что испанская архитектура находилась в процессе исканий, можно судить на основе созданного известным живописцем и скульптором Алонсо Капо (1601—1667) главного фасада гранадского собора — одного из самых оригинальных и привлекательных памятников 17 века.
Фасад собора в Гранаде представляет собой как бы приставленную к зданию огромную трехпролетную триумфальную арку. Все элементы этой композиции связаны между собой: вертикальная устремленность ее основных членений подхвачена движением стройных плоских декоративных пилястр, плавные очертания аркады находят созвучие во входных порталах, круглых окнах, а также в медальонах, которые украшают стенную плоскость и завершают капители пилястр. Мастер очень смело разнообразит спокойную уравновешенность фасада мотивом сильно выступающего карниза, который не только расчленяет здание по высоте на два Этажа, но благодаря активности своих линий и форм вносит в его решение новые и необычные ритмические акценты. Многосторонняя одаренность Кано проявилась здесь с подкупающей силой. Почти графичный характер тонко прорисованных деталей сочетается с пластической выразительностью и законченностью не только каждого элемента декора, но и всего фасада в целом.
Обычно создание Кано считают сооружением типично барочного характера. Однако оно не имеет аналогий ни в архитектуре барокко в Испании, ни в других странах. Нет здесь и прямой связи с национальными традициями прошлого. Произведение это в своем роде уникально и воспринимается как плод изощренной творческой фантазии талантливого мастера. И вместе с тем его появление на испанской почве закономерно, ибо оно отражает общую тенденцию испанского зодчества к народной декоративности, которая возникла как своеобразная реакция против аскетического канона эрререска.
В первой половине 17 в. в Испании наряду с огромными алтарными образами— ретабло — стали создаваться произведения станковой скульптуры. Однако скульптура по-прежнему оставалась всецело подчиненной культовым целям; ее изобразительный репертуар, из которого исключались образы светского содержания (в частности, получивший широкое распространение в других европейских странах скульптурный портрет), был чрезвычайно узким. Испанские мастера создавали статуи Христа, богоматери и различных католических святых, которые либо предназначались для украшения храмов, либо составляли так называемые пасос — скульптурные группы, воспроизводящие сцены из Библии и проносимые в религиозных процессиях по улицам во время католических праздников. Культовая скульптура была в силу этого обращена к широким массам верующих, превращалась в активное средство религиозного воздействия. Изображения святых должны были обладать подчеркнутым правдоподобием; у зрителей возникало впечатление полной реальности этих облаченных в плоть и кровь страдальцев. Раскрашенные статуи нередко украшались настоящими тканями, кружевами, драгоценностями, их раны кровоточили, из глаз струились хрустальные слезы, ноги и руки двигались на шарнирах. Стремление к подобным эффектам вызвало, особенно во второй половине столетия, массовую фабрикацию ремесленных, грубо вульгарных идолоподобных манекенов. Они далеко не определяли подлинное лицо скульптуры «золотого века», но сам факт возникновения этой антихудожественной тенденции свидетельствует об исключительных трудностях, которые возникали перед настоящими талантливыми мастерами. Сложение реалистических принципов в их искусстве осложнялось и тем, что в самом творческом методе испанских скульпторов таились конфликты эстетического порядка. Ведущую тенденцию испанской пластики составило стремление к самобытности, отказ от подражательности иноземным образцам. Отойдя от работы в камне, скульпторы обратились к традициям средневекового народного творчества, к созданию деревянных раскрашенных статуй. Но к 17 в. скульптура Испании, прошедшая через ренессансный этап развития, обогатилась иным, нежели в средневековье, пониманием человеческого образа. Сочетание полихромии с новым, стоящим на уровне эстетических требований своей эпохи изображением пластических форм породило опасность иллюзорного сходства статуй с живой натурой. Нужна была огромная сила таланта, высокая мера такта и вкуса, чтобы в этих условиях остаться в пределах искусства, достичь подлинной художественной
В начале 17 в. в Испании выделились две ведущие школы — северная школа Кастилии с центром в Вальядолиде и южная — в Андалузии. Крупнейшим представителем северной школы был Грегорио Фернандес (ок. 1576—1636), уроженец Галисии, в юности переселившийся в Вальядолид и работавший там до конца жизни. Тщательное изучение натуры сочетается у Фернандеса с драматической эмоциональностью образов. Его влекло изображение глубоких душевных переживаний («Св. Тереза», Вальядолид, Музей; «Скорбящая богоматерь», Вальядолид, церковь св. Креста). Хотя этот драматизм в известной мере ограничен довольно узкой сферой человеческих чувств — преимущественно скорби и страдания, — суровая сдержанность его выражения составляет привлекательную сторону творчества Фернандеса. Его высшим достижением была скульптурная группа «Оплакивание» (Вальядолид, Музей) —пожалуй, лучшее из того, что было создано кастильскими мастерами в 17 в.. Группа как бы замкнута в пределах строгого, простого по очертаниям силуэта. Но ее эмоциональное звучание, сконцентрированное в первую очередь в образе Марии, достигает большого внутреннего напряжения. Выразительны ее красивое лицо с печатью сдерживаемого страдания и особенно жест взметнувшейся кисти правой руки, столь по-испански скупой и вместе с тем вобравший в себя и страстный религиозный порыв и все отчаяние матери, потерявшей сына. Безжизненное тело Христа (в испанской скульптуре его изображение представляло единственную возможность запечатлеть обнаженное человеческое тело) сохраняет идеальность пропорций, но в целом оно создает впечатление бесплотности, хрупкости, некоторой угловатости форм, что соответствовало религиозным требованиям в изображении бренной телесной красоты.
В скульптуре южной Испании сильнее были выражены лирические черты. Ее главой стал выдающийся мастер севильской школы Хуан Мартинес Монтаньес (1568—1649). Искусство Монтаньеса в большей степени, чем искусство его современников, было свободно от религиозной экзальтации и аскетической суровости: в нем преобладало восходящее к Ренессансу понимание гармонии пропорций и красоты форм человеческого тела, что отличает уже его раннее «Распятие» (Севилья, собор). Физическое страдание, подчеркиванием которого нередко злоупотребляли испанские мастера, показано здесь очень сдержанно. Спокойствие, одухотворенность и вместе с тем внутренняя сила присущи большинству работ Монтаньеса. Его святые обладают ярким индивидуальным обликом, и в то же время они сходны между собой богатством духовной жизни. Иногда эти качества проявляются более эмоционально, например в образе св. Бруно (Севилья, Музей), запечатленного словно в момент теологического диспута, но гораздо чаще Монтаньес изображает состояние глубокой задумчивости, созерцательности («Св. Бруно», Кадис, Музей; «Св. Игнатий Лойола», «Св. Франциск Борха»—-в университетской церкви Севильи). Значительное место в его творчестве занимают статуи мадонны то в виде совсем юной девушки, то гордой небесной царицы с младенцем на руках (Севилья, Музей), исполненной величия и чисто земной прелести. Впечатление торжественности образа усиливает многоцветная раскраска драгоценных златотканых одежд, мягким движением складок окутывающих фигуру.
В произведениях Алонсо Кано, ученика Мартинеса Монтаньеса, возобладало стремление к идеализации. И хотя его скульптурам («Мадонна», Гранада, собор; «Мадонна ла Соледад», Гренада, церковь св. Анны) нельзя отказать в виртуозности исполнения, что особенно отличает их изысканную полихромию, Кано представляется все же довольно поверхностным мастером. Идеализирующая тенденция его творчества наложила отпечаток и на ранние работы его талантливого ученика в Гранаде Педро де Мена (1628—1688). Однако, переехав в Малагу, Педро де Мена смог не только полностью преодолеть влияние Кано, но и создать такие произведения, которые были в корне противоположены творческим позициям его знаменитого учителя. Искусство мастера, особенно в полных суровой силы рельефах хора собора в Малаге (1658—1662), изображавших около сорока фигур святых, утверждало принципы непосредственного восприятия натуры без всяких прикрас. Его изобразительный язык отличался чертами своеобразной упрощенности и лаконизма. Но постепенно в творчестве Педро де Мена, которое развивалось и во второй половине столетия, нарастали черты религиозной экзальтации и мистицизма. В пору творческой зрелости его привлекало изображение истощенной аскезой человеческой плоти как своего рода бренной и несовершенной оболочки неукротимой жизни духа. Таковы св. Франциск Ассизский (ок. 1663; Толедо, собор) — потрясающий образ монаха-фанатика, Мария Магдалина (ок. 1664; Мадрид, Прадо) - немолодая некрасивая женщина, вся во власти мистического экстаза. В этом произведении сказывается неприятная манерность, свидельствующая об упадке творчества Педро де Мена.
Во второй половине 17 в. в испанском государстве резче, чем когда-либо, обнаруживались, «все симптомы медленного разложения». Последний из Габсбургов — слабоумный Карл II — был игрушкой в руках придворной камарильи, бесчинства которой служили поводом для вспыхивающих народных восстаний. После его смерти в 1700 г. между европейскими странами началась война за Испанское наследство, то есть фактически за овладение бессильным испанским государством.
Господствующие классы Испании пытались поддержать свой престиж хотя бы внешними средствами. Отсюда нарочитая пышность празднеств, торжеств, игра в величие, которого уже давно не существовало. В художественной культуре этого периода развивались мистические тенденции, стремление к причудливой зрелищности, отвлекавшей от трагических противоречий реальной жизни.
Особенно широкое распространение барочной архитектуры в Испании относится к концу 17 и продолжается до середины 18 столетия. Именно этот период известен в истории искусства как время развитого испанского барокко. Развернулось строительство новых зданий; велась также еще более активная перестройка готических и ренессансных фасадов многих старых сооружений в модном теперь стиле.
Однако испанское барокко в этот период представляет собой явление в значительной мере художественно неполноценное. Оно возникло, когда творческие силы испанского общества пришли в упадок и восторжествовала католическая реакция. Возводились преимущественно культовые постройки, в которых применялись необычные, почти театральные эффекты. Особенной пышностью отличалось оформление церковных интерьеров, в которых молящиеся как бы погружались в некое подобие мистической потусторонней среды.
Барокко в Кастилии представлено произведениями работавшей в Саламанке и Мадриде целой династии мастеров, принадлежавших к семейству Чурригера, и получило поэтому наименование чурригереска; часто под этим названием подразумевается вся испанская архитектура конца 17 — начала 18 столетия.
Для последующего поколения — представителей классицистической доктрины — чурригереск стал синонимом творчества главы этой династии — кастильского зодчего и скульптора Хосе Чурригеры (1665—1725). Между тем его постройки отмечены в целом печатью сравнительной сдержанности, в то время как наиболее последовательно стилевые особенности чурригереска воплотились в произведениях его родственников и учеников. Однако и у Чурригеры проявились характерные черты испанской барочной архитектуры. Как правило, здания чурригереска просты, даже традиционны по своей объемной композиции. В них отсутствуют столь типичные для барочной архитектурной системы повышенная пластика массы здания и динамичность внутреннего пространства. Весь свой темперамент, всю силу своей фантазии испанские зодчие отдают декоративному убранству. Эта «оформительская» тенденция барочной архитектуры в Испании развивалась под некоторым воздействием искусства целой плеяды итальянских театральных декораторов и живописцев, работавших при дворе Карла II. Но она имела и более глубокие корни в национальном зодчестве. Уже ведущий мотив центрального входного портала, своего рода пышного ретабло, который украшает часто строгую и малорасчлененную поверхность фасада, восходит к традициям платереска. Но если тогда функции зодчего и скульптора были почти неразделимы, что было залогом художественного единства архитектурного образа, то теперь зодчий постепенно уступает место декоратору, скульптура вытесняет архитектуру. Все это способствовало тому, что в постройках испанского барокко теряется ощущение масштабности здания, начинает преобладать архитектура малых форм. Это особенно заметно в творчестве одного из самых типичных мастеров чурригереска Педро де Риберы (ок. 1680—1742). Он был автором не только церковных, дворцовых и общественных зданий в Мадриде (многие из которых не дошли до нашего времени), но и фонтанов, триумфальных арок, воздвигавшихся по случаю каких-либо событий. Основная направленность творчества Педро де Риберы проявилась в разработке того или иного декоративного элемента постройки. Иногда это нарядная башня (как, например, в мадридской церкви Монтесерратской богоматери, 1720) или вычурные украшения Толедского моста в Мадриде (1720/32), или пышные порталы зданий. Педро де Рибера, используя национальные традиции, чаще всего прибегает здесь к приемам контрастного сопоставления плоскости стены и выделенного в ней декоративного пятна. Подобное решение отличает одно из самых его известных произведений — фасад приюта для престарелых в Мадриде (1722, закончен только в 1799), в котором двухъярусный, перегруженный барочными декоративными мотивами портал является главным компонентом довольно простого и малоприметного здания. Процесс вырождения архитектуры еще сильнее затронул творчество Нарсиса Томе (работал в 1715—1732 гг.), кастильского архитектора, скульптора и живописца, автора капеллы (1721—1732), примыкающей к обратной стороне главного алтаря собора в Толедо. Из-за преобладания иллюзионистических эффектов это сооружение получило название Эль Траспаренте (что означает прозрачная завеса).
В барочной архитектуре южных и средиземноморских областей Испании воздействие чурригереска сочеталось с устойчивыми традициями мавританского зодчества, а также — благодаря активным торговым связям с южноамериканскими колониями —- с некоторыми экзотическими чертами заокеанской архитектуры. Все Это придало постройкам еще более причудливый характер, чем в Кастилии (семинария Сан Тельмо, 1724—1734, созданная архитектором Леонардо де Фигероа; собор в Мурсии, 1737 — конец 18 в., зодчий Хаиме Борт). Оформление церковных интерьеров отличалось гнетущей пышностью. Сакристия картезианского монастыря Мирафлорес в Гранаде (1727—1764)—пример безудержной фантазии архитекторов Мануэля Васкеса и Луиса де Аревало. Кажется, что здание словно изъедено изнутри червоточиной; его архитектурный каркас, по существу, потерял всякое организующее значение.
Упадочные тенденции проявились и в области светской архитектуры. Среди памятников этого времени наиболее известен дворец маркизов Дос Агуас в Валенсии (1740—1744), построенный по проекту Ипполито Ровира. Своеобразен алебастровый портал дворца работы скульптора Игнасио Вергары. решенный почти без применения архитектурных элементов. Все части его декора — человеческие фигуры, фантастические растения, завитки лент и волют, изображение облаков и кувшинов с выливающейся водой (символ фамилии владельцев дворца — агуа по-испански означает вода), раковины и солнечные лучи — словно охвачены одним движением какой-то тягучей массы. Очертания портала образуют сложную орнаментальную форму уже не барочного, а скорее рокайльного характера. Творению Вергары нельзя отказать в известной оригинальности. И все же по сравнению с порталом этого валенсийского дворца даже портал мадридского приюта для престарелых Педро де Риберы кажется произведением полным силы и классической ясности.
Несколько особняком развивалось зодчество Галисии. Центром строительной деятельности в конце 17 в. стал древний город Сант Яго де Компостела. Применение здесь гранита в качестве строительного материала было причиной того, что декор в галисийской барочной архитектуре был, в отличие от других областей Испании, плоским и более огрубленным по своим формам. Иногда поэтому архитектуру Галисии называют «плитным стилем».
Упрощенность декоративного каменного убора придала многим галисийским постройкам впечатление большей суровости и внушительности. И в то же время общие принципы развития испанского барокко проявились здесь так же последовательно, как и в других областях. Духом парадной зрелищности и повышенной декоративности овеян главный, западный фасад кафедрального собора в Сант Яго де Компостела (1738—1747), заменивший древний романский фасад. Автор проекта, архитектор Фернандо Касас де Нувоа, создал сложную композицию, в которой некое подобие трехчастного каменного портала увенчано двумя симметричными, устремленными вверх башнями.
Испанская пластика второй половины 17 в. и первой половины 18 в. развивалась в двух направлениях. С одной стороны, это была тесно связанная с архитектурой декоративная скульптура. С другой стороны, продолжала существовать и станковая скульптура, в которой нарастали черты религиозной экзальтации, слащавой сентиментальности. Как уже упоминалось, широкое распространение получили иллюзионистически раскрашенные статуи, которые во время религиозных процессий являлись «действующими лицами» драматических сцен, иллюстрировавших эпизоды из Ветхого и Нового завета. Самым искусным «режиссером» Этих своеобразных театрализованных зрелищ был мурсийский мастер Франсиско Сарсильо (1707—1783), автор многофигурных «пасос», изображавших «Страсти Христа» (Мурсия, церковь Эрмита де Хесус). Его несомненный профессионализм в работе резцом, в умелой компоновке фигур не нашел здесь достойного применения— многие произведения Сарсильо выходили за грани искусства. Например, в «Тайной вечере» исполненные в натуральную величину фигуры Христа и двенадцати апостолов восседали за настоящим накрытым столом.
Длительный застой художественной культуры Испании продолжался в течение 18 столетия. Ее новый подъем относится уже к рубежу 18 и 19 вв. и связан с творчеством Гойи.
ФЛАНДРИЯ
Разделение Нидерландов на Фландрию (С 17 в. под Фландрией подразумевалась не только собственно Фландрия, самая богатая область южных Нидерландов, но и все южные Нидерланды в целом.) и Голландию было обусловлено развитием нидерландской буржуазной революции. Феодальное дворянство Фландрии вместе с местной крупной буржуазией, испуганные размахом народного революционного движения, пошли на компромисс с испанскими Габсбургами и предали революцию. Аррасская уния 1579 г. была выражением этого компромисса; она закрепила протекторат испанской монархии над южными провинциями. Вокруг испанских наместников сгруппировалось дворянство и католическое духовенство Фландрии. Ценой предательства национальных интересов дворянство сумело сохранить ряд своих сословных привилегий, а фламандская крупная буржуазия, скупая земли и приобретая дворянские звания, сама превращалась в своеобразную земельную аристократию. Католицизм сохранил в стране свои господствующие позиции.
В 17 в. прогрессивные общественные тенденции во Фландрии воплотились главным образом в области искусства, где они выразились, не входя в открытое противоречие с господствующим строем и господствующей идеологией.
Период расцвета фламандского искусства охватывает собой первую половину 17 в. Именно в это время складывается замечательная фламандская художественная школа, занявшая выдающееся место в истории европейской культуры и давшая таких мастеров, как Рубенс, Ван Дейк, Иордане, Снейдерс, Браувер.
Заказы для дворцов, храмов и для различных корпораций, особенно в первой половине века, способствовали широкому распространению в живописи монументально-декоративных тенденций. Именно в живописи с наибольшей полнотой выразились прогрессивные черты культуры Фландрии: реализм, народность, яркая жизнерадостность, торжественная праздничность образов.
В условиях Фландрии официально господствующим искусством было барокко. Более того, именно Фландрия наряду с Италией явилась в первой половине 17 в. одним из основных очагов формирования барочного направления в искусстве. Однако фламандское барокко во многом существенно отличалось от итальянского. Искусство Рубенса, Иорданса, Снейдерса и других мастеров в приподнятых и торжественных формах отражало дух жизнеутверждающего оптимизма, порожденный жизненными силами фламандского общества. Именно эта особенность развития барокко во Фландрии, выраженная в искусстве Рубенса, давала возможность развития реалистических черт в рамках самой барочной системы, и притом в гораздо большей мере, чем это было возможно в Италии.
Период относительного подъема во Фландрии завершается примерно к середине 17 века. Под гнетом испанского абсолютизма фламандская экономика приходит в упадок. Общественная и культурная жизнь Фландрии приобретает все более застойный, консервативный характер.
Установление испанского протектората и сохранение католицизма в качестве господствующей религии вызвали во фламандской культовой архитектуре 17 в. распространение форм римского барокко, пропагандируемого иезуитами. Прообразом некоторых ранних фламандских церковных построек была церковь Джезу в Риме (не сохранившаяся до нашего времени иезуитская церковь 1606—1616 гг. в Брюсселе работы Ж. Франкара, церковь св. Карла Борромея в Антверпене П. Хейсенса, 1614—1621 гг.). Однако вскоре зодчие Фландрии сумели на основе местных традиций создать самобытный вариант барокко. Его отличает не столько изощренность и оригинальность плановых и объемно-пространственных решений, сколько общий дух торжественной и праздничной декоративности, который нашел наиболее полное выражение в фасадах зданий. Среди лучших произведений архитектуры второй половины столетия можно назвать церковь св. Михаила в Лувене (1650—1666) Г. Хесиуса и брюссельскую церковь Иоанна Крестителя ордена бегинок (1657—1676). Ее автор Лукас Файдхербе из Малина (1617—1697), один из наиболее известных фламандских зодчих и скульпторов 17 столетия, применил здесь оригинальное решение фасада в виде трех фронтонов, из которых центральный господствует над боковыми. Широко использованы тройные и двойные пилястры, колонны, волюты, разорванные фронтоны и различные декоративные мотивы. Файдхербе сумел связать воедино отдельные элементы этой изящной постройки, отличающейся сложным и прихотливым силуэтом.
Наибольший интерес в архитектуре Фландрии 17 в. представляет, однако, не культовое, а светское строительство, в котором полнее и ярче могли проявиться складывавшиеся веками местные традиции. Они были настолько прочными и жизненными, что перед ними бессильным оказался даже авторитет Рубенса, воздействие которого во многих областях художественной жизни Фландрии было определяющим. Во время пребывания в Италии Рубенс посетил Геную, где увлекся великолепными произведениями архитектуры 16 века. Выполненные им архитектурные зарисовки по возвращении на родину были награвированы Николасом Рейкемансом и составили вышедший в 1622 г. в Антверпене двухтомный увраж «Дворцы Генуи». Изучение генуэзской архитектуры имело для Рубенса не только познавательный интерес. Человек огромной творческой активности, он мечтал о коренном преобразовании фламандской архитектуры. Генуэзский палаццо, по его мнению, должен был стать образцом для новой светской архитектуры Фландрии.
Однако тип монументального дворца не получил развития на фламандской почве. В итальянском духе было создано в 1611—1618 гг. лишь единственное произведение — собственный дом Рубенса в Антверпене. Небольшой ансамбль, включающий ряд построек с расписными фасадами, въездными воротами и садом с павильоном, переходя в дальнейшем от владельца к владельцу, подвергся значительным перестройкам. С 1937 г. начались капитальные работы по его восстановлению, законченные в 1947 году.
Даже сейчас, несмотря на то, что в настоящем своем виде дом Рубенса является в значительной мере результатом реконструкции, можно почувствовать волнующую привлекательность жилища великого художника, в котором домовитый уют нидерландских интерьеров сочетается с торжественностью объемно-пространственной композиции итальянского палаццо. Вдохновляющие Рубенса архитектурные идеалы своеобразно преломились в решении наиболее сохранившихся частей — парадных въездных ворот в виде трехпролетной триумфальной арки, богато украшенной рустом, скульптурным декором и увенчанной нарядной балюстрадой, а также в небольшом изящном садовом павильоне.
Дом Рубенса представляет своего рода исключение в общей картине развития фламандского светского зодчества 17 века. Как и в предшествующие столетия, во Фландрии господствовал возникший в Нидерландах еще в эпоху средневековья тип многоэтажного (до пяти этажей) дома с узким в три-четыре оси фасадом и высоким фронтоном. Соприкасаясь боковыми глухими стенами, здания выходили на улицу фасадами, которые составляли сплошную уличную застройку.
Эволюция жилой архитектуры 17 в. во Фландрии шла главным образом по пути создания созвучных эпохе новых форм архитектурно-декоративного решения фасадов. Строгие линии треугольных или ступенчатых фронтонов сменились более сложными и причудливыми барочными очертаниями, поверхность фасадов обильно украсилась пилястрами, колоннами, кариатидами, статуями, барельефами и орнаментом.
Фламандская скульптура 17 в. развивалась в общем c архитектурой русле барочного искусства. Она не только обильно украшала фасады зданий, но и была многообразно представлена в их интерьерах. Готические и барочные храмы Фландрии хранят прекрасные образцы этой пластики: саркофаги надгробий со статуями усопших, мраморные алтари, покрытые орнаментом резные скамьи для молящихся, насыщенные скульптурным убранством деревянные проповеднические кафедры, исповедальни, подобные архитектурным сооружениям и оформленные кариатидами, барельефами и медальонами. В целом, за исключением надгробных статуй, в которых создавались портретные образы, фламандская скульптура имела ярко выраженный декоративный характер. В сложении особенностей ее художественного языка как бы сливались два могучих источника. С одной стороны, это была возглавляемая Бернини итальянская скульптура, воздействие которой усиливалось благодаря тому, что большинство фламандских мастеров посетило Италию и некоторые из них там подолгу работали. С другой стороны, более мощным было воздействие местной художественной традиции, и в первую очередь искусства Рубенса. Развиваясь в формах барокко, скульптура вбирала в себя и многовековой опыт народного ремесла, древние традиции резьбы по камню и дереву.
В области скульптуры Фландрия 17 в. не дала ни одного великого мастера. И тем не менее общий художественный уровень созданных здесь произведений был весьма высок. Можно говорить о целой плеяде успешно работавших в это время одаренных скульпторов, представленных чаще всего семейными династиями мастеров, уроженцев Брюсселя, Антверпена, Малина и других городов.
К первой половине 17 столетия относится деятельность семьи скульпторов Дюкенуа. Глава ее Жером Дюкенуа (до 1570—1641) был автором чрезвычайно популярной статуи для фонтана, сооруженного неподалеку от брюссельской Гранплас, которая изображает озорного малыша, пускающего струйку воды, известного под названием Маннекен-пис. Маннекен (по-фламандски — человечек) издавна стал настоящим любимцем жителей города, называющих его «самым древним гражданином Брюсселя». Старший сын Жерома, Франсуа Дюкенуа (1594 — 1643), посланный в 1618 г. эрцгерцогом Альбертом в Рим, работал преимущественно в Италии, сотрудничая с Бернини в украшении собора св. Петра. Воздействие художественной среды Рима в значительной мере определило его творческий облик, в силу чего его искусство больше принадлежит Италии, нежели Фландрии. В творчестве другого его сына, Жерома Дюкенуа Младшего (1602—1654), сильнее проявились черты национальной самобытности.
Первоначально заказанное Франсуа, но, по существу, созданное Жеромом надгробие архиепископа Триста в соборе св. Бавона в Генте (1643—1654) является одним из его наиболее значительных произведений. Выполненное из белого и черного мрамора надгробие представляет собой украшенное колоннами и пилястрами сооружение, где саркофаг с полулежащей фигурой архиепископа фланкирован по сторонам расположенными в нишах статуями богоматери и Христа.
Целую школу породило искусство семьи антверпенских мастеров Квеллинов, основателем которой был Арт Квеллин Старший (1609—1668), ученик Франсуа Дюкенуа. Работая с 1650 г. в Амстердаме, он был создателем пышного внешнего и внутреннего убранства городской ратуши. Особенно известно его настенное украшение в одном из залов с массивными фигурами кариатид и свободно исполненными многофигурными барельефами. По возвращении в Антверпен в 1654 г. мастер выполнил множество скульптур для церквей города.
Во второй половине столетия развивалось творчество уже упомянутого Лукаса Файдхербе, который работал первоначально в области скульптуры. Представитель семьи малинских скульпторов, Лукас Файдхербе прошел выучку в мастерской
Рубенса, который любил его больше всех своих учеников. Основные произведения Файдхербе созданы им в Малине и находятся в соборе св. Ромуальда. Это огромный импозантный алтарь (1665—1666) из черного и белого мрамора с золочеными капителями колонн, украшенный барельефами и увенчанный колоссальной (3,75 м) статуей св. Ромуальда. С большим мастерством исполнено и надгробие архиепископа Крюзена (1669). Традиции фламандской пластики выражены здесь гораздо сильнее, чем во внешне более эффектном, но явно подражающем итальянским образцам надгробии епископа д'Алломон (после 1673 г.; Гент, собор св. Бавона) работы льежского мастера Жана Делькура, ученика Бернини. Творчество этого скульптора, отмеченное чертами бравурности и подчеркнутого динамизма форм, носило более традиционно барочный характер. Вместе с тем в произведениях Делькура отразилась нараставшая во фламандской пластике тенденция ко все большей пышности и усложненности художественного образа.
ГОЛЛАНДИЯ
Голландия была первой в феодальной Европе страной, где буржуазная революция увенчалась победой. Кровопролитная освободительная борьба против испанского ига, начавшаяся здесь в 60-х гг. 16 в., завершилась в 1609 г. перемирием, подтверждавшим государственную независимость Северных Нидерландов, которые с этого времени стали именоваться Республикой Соединенных Провинций, или Голландией (по названию наиболее могущественной из этих провинций).
Голландия дает первый в истории пример эволюции культуры на раннем этапе капиталистического общества. Уничтожение феодальных сословных отношений и отказ от религиозной нетерпимости привели к тому, что здесь искали убежища от преследования реакции передовые мыслители из других европейских стран — в их числе, например, великий французский философ Декарт. Новые экономические и общественные условия содействовали бурному расцвету наук и искусства. Маленькая страна с немногочисленным населением выдвинула многих выдающихся ученых и художников. Спиноза в философии, Гуго Гроций в юриспруденции, Христиан Гюйгенс в физике, Сваммердам и Левенгук в биологии выступили как подлинные пролагатели новых путей в науке. Меньшее значение имела голландская литература, не давшая ни одной фигуры общеевропейского масштаба. Наиболее же высокие достижения голландской культуры связаны с живописью.
Буржуазно-республиканский строй и кальвинистская реформа определили две важные особенности голландской живописи: во-первых, почти полное отсутствие влияния придворной культуры; во-вторых, чисто светский характер образов. Если в других странах контрреформация использовала искусство как оружие религиозной пропаганды, то кальвинизм был, по существу, безразличен к искусству. ,Этим объясняется не только- тот факт, что религиозная тематика имела в голландском искусстве в количественном отношении значительно меньший удельный вес, чем в искусстве других стран, но также и свобода художника в трактовке религиозных сюжетов, ибо живописец в данном случае не был связан гнетом специальных церковных установлений. Все эти факторы благоприятствовали укоренению в голландском искусстве прогрессивных тенденций.
На протяжении первых десятилетий послереволюционного развития Голландии буржуазия, будучи еще прогрессивным классом, сохраняет демократические традиции. К этому времени, когда общественные противоречия еще не обозначались во всей своей остроте, относится ранний этап развития голландского искусства. Переломным временем в данном отношении оказывается середина 17 в. С усилением социальных противоречий положение народных масс ухудшается, тогда как буржуазия становится все .более реакционной. В искусстве это период наивысшего подъема, но одновременно и начала размежевания среди художников, лучшие из которых во главе с Рембрандтом остаются на реалистических позициях, сохраняя в своем творчестве демократические черты, в то время как многие из голландских живописцев, оставаясь связанными с кругом общественных идей буржуазии, в скором времени оказываются захваченными нарастающим упадком голландского искусства.
Новые общественные условия и порожденный ими специфический жизненный уклад нашли свое отражение прежде всего в голландской архитектуре 17 в. В формировании своеобразного облика северонидерландских городов и селений очень большое значение имели природные условия страны. Значительная часть территории Нидерландов расположена ниже уровня моря, и за многие столетия неослабевающей борьбы с океанской стихией была создана грандиозная система гидротехнических сооружений — плотин и дамб, шлюзов и каналов, без которых нельзя себе представить сельский и городской ландшафт Голландии. Если, например, в Италии и Франции, занимавших в 17 в. положение передовых стран в области градостроительства, в основу планировочных решений были положены принципы торжественной представительности, то в Голландии несравненно большее значение имели факторы, порожденные практическими потребностями города. Для изобиловавшей портовыми городами страны, основу экономики которой составляла морская торговля, особое значение имела система искусственных водных коммуникаций. Это очень ярко отразилось на городской планировке. Обычно голландские города — крупные центры, вроде Амстердама и Гарлема, и менее значительные населенные пункты — за линией еще обязательных в то время городских крепостных стен окружались широким обводным каналом. С этим каналом, который использовался и в транспортных и в фортификационных целях, была связана система внутригородских каналов, разрезавших территорию города по основным и второстепенным магистралям. В Амстердаме с его радиальной планировкой линии главных каналов распределялись по концентрическим полуокружностям, в других городах — по прямоугольной или лучевой сетке; нередко встречалась планировка смешанного типа. Каналы, шлюзы, набережные, разводные мосты в сочетании со следовавшими по водным магистралям разнообразными морскими и речными судами стали обязательными элементами голландских городов, составляя как бы неразрывное целое с их основной застройкой. Берега речных проток и каналов в одних случаях застраивались сплошным рядом домов, фасады которых опускались прямо в воду, чаще же вдоль каналов разбивались проезды, набережные украшались зелеными насаждениями. Обилие воды в сочетании с зеленью придавало городским улицам большую живописность.
Сами типы городских сооружений в Голландии сильно отличались от сооружений в других европейских странах. В Республике Соединенных Провинций не было подавляющих своей монументальностью и великолепием дворцовых построек королей и вельмож. Церковные здания ;в соответствии с духом кальвинизма не отличались очень большими размерами и пышностью убранства. Поэтому главенствующими в городской застройке были общественные сооружения — ратуши и другие муниципальные учреждения, и в еще большей мере — торговые ряды, рынки, биржи, здания коммерческих компаний, цеховые и гильдейские дома. В сочетании с портовыми сооружениями, верфями, с бесчисленными мастерскими и мануфактурами они придавали городам Голландии тот специфический колорит, который столь резко отличал их от городов других стран.
Значительную часть городской территории занимала жилая застройка. Бюргерские жилые дома представляли собой узкие, сильно вытянутые в глубину здания от двух до четырех этажей высотой; фасады их завершались традиционными высокими фронтонами. Тесно прижатые друг к другу, они образовывали фронт застройки улицы или набережной. За домом обычно располагался крохотный дворик. В этом смысле как общая конструктивно-архитектоническая структура жилого дома, так и характер застройки целых кварталов на протяжении большей части 17 в. не претерпели решительных изменений сравнительно с предшествующими столетиями. Изменились главным образом формы архитектурного декора фасадов и интерьеров. Острый недостаток и дороговизна земли способствовали выработке чрезвычайно экономной и рациональной внутренней планировки бюргерских жилых домов, внешне скромных, но отличавшихся высоким комфортом и уютом. Дома богатых патрициев в первой половине 17 в. при сходных конструктивных и планировочных особенностях выделялись большими размерами и более нарядной отделкой фасадов и особенно интерьеров, далеко уступая, однако, в масштабах и великолепии дворцам знати в других европейских странах. Патрицианские дома группировались в отдельных, обычно хорошо озелененных кварталах, образуя застройку наиболее красивых частей города.
Эволюция голландского зодчества 17 в. делится на три основных этапа. В архитектуре первого, раннего этапа — примерно до 1640 г.—нашли свое претворение традиции, сложившиеся в 16 в. и связанные с преимущественным использованием национальных форм зодчества. Это сказывается в общем облике ранних голландских построек — в их композиции, силуэте, в преобладании вертикальных членений, в форме крутых высоких кровель, в прихотливых многоярусных фронтонах. Будучи знакомы с классическими ордерами, голландские мастера применяют ордерные элементы преимущественно в декоративном плане. Особенно значительные достижения на этом этапе принадлежат главе гарлемской школы архитекторов Ливену де Кею (1560—1627). Его сооружения относятся к лучшим образцам применения смешанной техники кирпича и белого камня, оказавшейся в условиях Голландии наиболее практичной и художественно эффективной. Здание при этом возводилось из кирпича, но главные композиционные элементы фасадов — порталы, фронтоны, ордерные фрагменты, пояса, наличники, замковые камни — выкладывались из белого камня, красиво выделяющегося на фоне кирпича. Такая система придавала фасадам одновременно и тектоническую и декоративную выразительность. При небольшой затрате ценного материала здания оказывались очень нарядными. Наиболее интересное сооружение самого Ливена де Кея — Мясные ряды в Гарлеме (1601—1603) — пример характерного для Голландии монументально-художественного решения торговой постройки, в которой торжественная представительность сочетается с практической целесообразностью. Подчеркнутая монументальность при сравнительно небольших размерах отличала другой распространенный в Голландии тип [торговой постройки — зданий городских весов, которые воздвигались обычно на рыночных площадях. В подобном внимании к главным городским торговым сооружениям сказалось присущее голландцам сознание источника своего богатства и силы.
Другое стилевое направление в голландской архитектуре начала 17 в. представляет творчество главы амстердамской школы Хендрика де Кейсера (ум. в 1621 г.). В его произведениях постепенно вырисовываются черты классической архитектурной доктрины, правда, понятой еще в упрощенной форме. Примечательно, что эти признаки проявились ярче всего в церковных постройках, то есть там, где принципы практической целесообразности не стояли на первом плане и где была сильнее выражена зависимость от зарубежных образцов. В простых по планам и по общему композиционному решению постройках X. де Кейсера — Южной (1603—1614) и Западной (1620—1630) церквах Амстердама — отдельные мотивы восходят то к барочным, то к классицистическим образцам. Но в целом эти сооружения лишены органической целостности стиля, и сама структура их и трезвый, несколько прозаический облик равно далеки и от живой пластики барокко и от гармонического равновесия и ясности классицизма.
Следующий этап эволюции голландского зодчества охватывает 1640—1660-е гг.— период наибольшего экономического и политического могущества буржуазной республики и замечательного культурного расцвета. Это время бурного роста городов и широкого размаха строительства. Голландское зодчество вступает в стадию зрелости, и классицизм, занявший в данный период ведущие позиции, переживает свой подъем.
Классицизм как целостный стиль не возник в самой Голландии. Его элементы были восприняты голландскими зодчими у теоретиков и практиков архитектуры Италии и Франции и творчески претворены с учетом местных условий. О том, что принципы этого стиля не оказались для Голландии чем-то наносным и искусственным, свидетельствовала широта распространения классицизма в различных центрах страны, хотя в целом формы голландского классицизма в сравнении, например, с французским несут на себе отпечаток некоторой упрощенности.
К наиболее выдающимся представителям голландского классицизма относятся Якоб ван Кампен и братья Юстус и Филипп Винкбонс. Крупнейший из них — Я. ван Кампен (1595—1657) был автором самого значительного памятника голландской архитектуры — амстердамской ратуши (1648—1655). В Нидерландах издавна существовала традиция сооружения монументальных ратуш, само величие которых было синонимом вольностей города и его богатства. В этом смысле ратуша в Амстердаме, самом богатом центре Республики Соединенных Провинций, как бы завершала собой целый ряд построек, возведенных на территории Нидерландов в предшествующие столетия, наиболее известными среди которых были ратуши в Брюсселе и Антверпене. Но значение амстердамской ратуши, самой крупной постройки этого типа во всей тогдашней Европе, было еще шире. Это сооружение мыслилось одновременно как памятник могущества всей республики и ее славы. Традиционные, восходящие к старым постройкам элементы ее композиции — план в виде гигантского каре с двумя внутренними дворами, обязательная башня, превращенная здесь в овальную в плане купольную ротонду, — сочетаются с новыми, характерными уже для классицизма принципами архитектурного мышления, с органически понятой ордерной системой. При свойственной голландскому классицизму некоторой суховатости и холодности зданию ратуши, бесспорно, присущи единство общего замысла и величественная представительность. Особенно эффектны интерьеры— громадная галлерея и грандиозный, охватывающий несколько этажей главный зал, перекрытый коробовым сводом.
В формах классицизма сооружались в этот период ратуши и в других городах Голландии, в частности в Маастрихте (1659— 1664; архитектор Питер Пост; 1608— 1669) и Энкхейзене (1668— 1688; архитектор С. Веннеколь). В каждой из них традиционный тип находил свое оригинальное претворение.
В отличие от муниципальных сооружений, резиденции штатгальтера — поскольку он не располагал большим придворным штатом — не были крупными постройками. К их числу принадлежит созданный ван Кампеном при сотрудничестве П. Поста так называемый Маурицхейс в Гааге (1633— 1635), небольшое дворцовое сооружение, один из фасадов которого омывают воды красивого озера. Другой известной постройкой является так называемый Хейс-тен-Босх близ Гааги (архитектор П. Пост) — небольшой охотничий замок. Ядро его композиции составляет оригинально вкомпонованный в здание большой зал-павильон, расписанный известными живописцами.
Что касается жилых домов представителей голландского патрициата, то они еще во многом сохраняли свой традиционный облик. Высокие фронтоны, венчающие их узкие фасады, украшались чаще всего сдержанно трактованными барочными мотивами. В интерьерах патрицианских домов стилевые формы барокко и классицизма применялись главным образом в качестве элементов архитектурного декора. В отдельных случаях голландские зодчие использовали зарубежные образцы планировки и композиции богатого жилого дома, в которых принципы классицизма могли найти более органическое применение. Примером такого рода сооружений может служить Трипенхейс (дом братьев Трип) в Амстердаме (архитектор Юстус Винкбонс). Его строгий и одновременно изящный четырехэтажный фасад расчленен каннелированными пилястрами и увенчан классическим фронтоном.
В качестве образца применения классицистических форм в торговых постройках может быть названо здание городских весов в Гауде (1667; архитектор П. Пост). Без излишеств, только благородством пропорций и красивой рустикой фасадной плоскости, украшенной немногими выразительными декоративными акцентами, создан привлекательный архитектурный образ. Особенно же выделялись в застройке голландских городов здания специальных комплексов, так называемых magazijn, принадлежащих городскому управлению или крупнейшим торговым компаниям. Это были очень большие сооружения, в которых имелись обширные хранилища товаров, запасы разнообразного снаряжения для заморских торговых экспедиций, многочисленные мастерские, залы для собраний членов компании, служебные помещения, а также жилые помещения для служащих. Обычно это многоэтажные постройки с планом в виде каре и большим внутренним двором. Они занимали обособленные участки в самой гавани и окружались со всех сторон каналами с перекинутыми через них мостами. К главным постройкам данного типа принадлежал пострадавший впоследствии от пожара комплекс амстердамского адмиралтейства (1655). Строитель его, городской архитектор Даниэль Стальпарт, стремился соединить в этом сооружении практическую целесообразность с монументальной выразительностью, руководясь в последнем в качестве образца зданием амстердамской ратуши. Но самым грандиозным сооружением такого рода было погибшее в 1822 г. от пожара здание Ост-Индской компании (1660). По своим размерам оно могло конкурировать с крупнейшими постройками Европы того времени. В дополнение к обычным для подобного типа зданий многочисленным службам и помещениям, в доме Ост-Индской компании находились арсенал и бойня; к нему примыкала также корабельная верфь. Само здание представляло собой сильно растянутую вширь пятиэтажную постройку с внутренним двором, имевшую по главным фасадам по 76 оконных осей. Обогащенные ризалитами, эти фасады в своей центральной части были украшены богатыми порталами и увенчаны классическими фронтонами; над высокой кровлей возвышалась башня с флюгером. Составлявшее предмет особой гордости жителей Амстердама здание всемогущей в то время Ост-Индской компании по универсальности своего назначения и огромным масштабам более чем какое-либо другое сооружение непосредственно олицетворяло положение Голландии как первой торговой державы мира.
Но самыми распространенными постройками коммерческого назначения были складские здания, тип которых сформировался в самой Голландии. В Амстердаме такие склады строились в огромном количестве; через них проходило все обилие товаров, доставлявшихся в эту страну со всего света. Хотя при возведении таких Зданий преследовались, казалось бы, только практические цели, они представляют подлинную художественную ценность. По своей объемной структуре и фасадному силуэту они напоминают бюргерские жилые дома. Их высокие, чаще всего пятиэтажные кирпичные фасады в три или пять оконных осей завершаются треугольным фронтоном, снабженным специальным приспособлением для подъема грузов. Лишенные каких бы то ни было украшений, фасады расчленены крупными арочными проемами по средней оси и меньшими по размерам оконными проемами по сторонам. В некоторых складских постройках фасады имеют скупые акценты в виде выложенных белым камнем архивольтов или одних лишь замковых камней, в других нет и этого, но почти во всех них ясно ощутимы благозвучие пропорций и выразительность самых простых, но целесообразных форм. Подобные складские сооружения — совершенно одинаковые либо отличающиеся в немногих деталях — часто группировались в законченные композиции, составляя Застройку целых кварталов.
В рассматриваемый период, по существу, сложился облик голландских городов. Рождаемое ими ощущение власти человека над природными стихиями, напряженный ритм жизни, деятельный дух, которым была насыщена их атмосфера, — во всем этом уже намечались черты, присущие крупным городским центрам последующих столетий. Недаром Петр I в переломный для истории России период именно в голландских городах увидел образец для строительства новой русской столицы — Петербурга.
Что касается третьего этапа в эволюции голландской архитектуры 17 в., охватывающего примерно последнее его тридцатилетие, то он уже отмечен признаками творческого спада, который сопутствовал нараставшему экономическому и культурному упадку страны. Строительство утратило былой размах, а творческие решения нового поколения голландских зодчих — свою оригинальность. Сильнее обнаружилась их зависимость от зарубежных образцов, в частности от французских. Этот факт связан с общим процессом социального перерождения голландской буржуазии, ориентировавшейся на французские вкусы и отдававшей в этот период предпочтение архитекторам — выходцам из Франции. Крупнейший из них — Даниэль Маро Старший (ок. 1663—1752) — был строителем охотничьего замка Де Ворст для штатгальтера (1690-е гг.). Характерно, что на этом этапе ведущее положение в голландском зодчестве занял новый тип патрицианского жилого дома, отныне утратившего столь долго сохранявшиеся традиционные национальные мотивы. Соответственно исканиям французской архитектуры этого времени внушительные, выполненные целиком из камня фасады таких домов лишены пилястр и обработаны только изящным рустом; окна всех этажей по центральной фасадной оси связываются ритмически единой системой обрамлений, а фронтон заменяется аттиком или балюстрадой. В других типах архитектурных сооружений ценные постройки появляются лишь эпизодически.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Примеры одновременного сосуществования двух стилей можно было наблюдать в некоторые промежутки времени и прежде. Так, например, памятники романского стиля подчас соседствовали с готическими или готические с ренессансными, но в этом случае один из стилей переживал стадию угасания, а другой еще только формировался, то есть происходил процесс естественной исторической смены одного стиля другим. Напротив, барокко и классицизм возникают и формируются параллельно, как стили единой эпохи, как художественные системы, решающие с различных позиций и различными средствами задачи своего времени. Нужно, однако, отметить, что в 17 в. роль этих стилей не была вполне равноценной. Барокко в этот период было более распространенной системой, занимавшей зачастую господствующие позиции в искусстве Италии, Испании, Фландрии, Германии и во многих странах Центральной Европы, тогда как классицизм главенствовал только в искусстве Франции. Но такое соотношение между стилями не означало принципиально большей ограниченности классицизма в сравнении с барокко — оно свидетельствовало лишь о том, что в ряде стран Европы возможности для решения художественных задач того времени средствами классицизма были менее благоприятны. Зато в следующем, 18 столетии классицизм, вступивший в новую стадию своего развития, взял перевес над барокко в смысле своей распространенности и расширения своих образных возможностей.
Если обратиться к зодчеству, то можно видеть, что в формах барокко создаются культовые сооружения, весь строй которых направлен на подчинение верующего религиозной идее, и великолепные дворцово-парковые ансамбли, где торжествует чисто светское начало и средствами архитектуры утверждается красота реального бытия.
Переходя к более конкретной характеристике каждой из стилевых систем 17 в., нужно отметить, что искусство барокко развивалось в феодально-абсолютистских государствах, заняв преобладающее положение в тех из них, где существовало сильное воздействие католической церкви, в частности в Италии и Фландрии.
Изобразительное искусство барокко не может быть понято вне его связи с зодчеством. Архитектура в силу своей специфики — необходимости объединить в своих созданиях утилитарные и художественные факторы — оказывается в большей мере, нежели другие виды искусства, сопряженной с материальным прогрессом общества и в большей зависимости от господствующей идеологии, ибо наиболее значительные постройки воздвигаются для правящих классов и служат прославлению их могущества. Но архитектура в то же время призвана обслуживать все общество в целом; например, культовые сооружения предназначены для самых широких кругов, для представителей всех классов общества. Наконец, Экономический и культурный прогресс ставит перед зодчими новые задачи, например, в области градостроительства, также имеющие важное общественное значение. Всем этим объясняются противоречивые черты в архитектуре барокко. В барочных культовых постройках — церквах и монастырях — все богатейшие возможности синтеза архитектуры, скульптуры, живописи и декоративного искусства использованы для того, чтобы поразить воображение зрителя, заставить его проникнуться религиозным чувством, склониться перед авторитетом церкви. Выработанные в Италии формы церковного зодчества — так называемый иезуитский стиль — в тех или иных вариантах проникли во все католические страны Европы, от Португалии до Польши. Но в эту же эпоху в Италии воздвигались многочисленные светские сооружения, представляющие важный этап в развитии мировой архитектуры. Разрабатываются приемы городской планировки, ставится и решается проблема целостного городского ансамбля. В Риме сооружаются громадные площади парадного типа, рассчитанные на десятки тысяч людей; строятся дворцово-парковые комплексы, в которых открываются новые принципы связи архитектуры с природным окружением.
Для архитектуры барокко характерна прежде всего большая эмоциональная приподнятость, патетический характер образов. Это впечатление достигается огромным масштабным размахом построек, преувеличенной монументализацией форм, динамикой пространственного построения, повышенной пластической выразительностью объемов. Пространственные решения приобретают необычайную сложность, в планах преобладают криволинейные очертания, стены построек изгибаются, из них как бы вырастают карнизы, фронтоны, пилястры, полуколонны, окна обрамляются наличниками разнообразных форм, ниши украшаются статуями. Общее впечатление бурного движения и богатства мотивов дополняется скульптурой, росписями, лепниной, отделкой разнообразными материалами — цветными мраморами, стукко, бронзой. К этому следует добавить живописные контрасты светотени, перспективные и иллюзионистические эффекты. В ансамблях римских площадей культовые и дворцовые сооружения, произведения монументальной и декоративной скульптуры, фонтаны объединяются в целостный художественный образ. То же можно сказать о дворцово-парковых комплексах Италии Этой эпохи, отличающихся исключительно мастерским использованием сложного рельефа местности, богатой южной растительности, водных каскадов в сочетании с архитектурой малых форм — павильонами, оградами, фонтанами, со статуями и скульптурными группами. Идейно-образное содержание лучших произведений архитектуры барокко часто оказывается шире их официальных функций — в них отражается пафос бурной эпохи, творческая мощь народа, создавшего эти величественные памятники.
Активизация католицизма в идеологической борьбе проявилась в чрезвычайно сильном воздействии церкви на искусство, которому в религиозной пропаганде была отведена важная роль как средству сильнейшего воздействия на массы. Наиболее последовательно художественная политика церкви осуществлялась в Италии. В монументальной скульптуре, и прежде всего в творчестве Лоренцо Бернини, в самой яркой форме воплотились характерные черты итальянского барокко: идеи торжества мистического, иррационального начала над началом реальным, земным, преувеличенная, рассчитанная на потрясение зрителя экстатическая выразительность образов, бурная динамика форм. В живописи важный вклад в становление искусства барокко внесли — при всех их отличительных особенностях от собственно барочной манеры — болонские академисты (братья Карраччи, Гвидо Рёни, Гверчино). Своего полного развития барочная концепция достигает у Пьетро да Нортона, Бачиччо и многих других мастеров, в их насыщенных сильным движением многофигурных композициях персонажи кажутся увлекаемыми какой-то неведомой силой. Основными типами произведений и жанрами, господствовавшими в живописи барокко, были монументально-декоративные росписи (главным образом плафоны) культовых и дворцовых сооружений, алтарные картины для храмов с изображениями апофеозов святых, сцен чудес и мученичеств, огромные «исторические» и аллегорические композиции, наконец, парадный портрет. Остальные жанры, разрабатывавшиеся в 17 столетии, мастерами барокко рассматривались как низшие. В художественной теории апологеты барокко оперируют понятием «большого стиля», основу которого составляют отвлеченные категории «красоты», «грации», «благопристойности». Следует, однако, отметить, что теоретики барокко не создали законченной эстетической системы, в отличие, например, от классицизма, которому они, кстати сказать, обязаны некоторыми теоретическими положениями, в частности, в оценке античного искусства как определенной художественной нормы.
По контрасту с искусством Италии отчетливее проступают специфические особенности барочного искусства Фландрии. У фламандских мастеров можно найти произведения, по своей концепции близкие к официальному стилю католицизма. Однако основная направленность фламандского искусства 17 в. все же принципиально иная, ибо у Рубенса, Иорданса и других мастеров характерная для барочной концепции антитеза земного и мистического, реального и иллюзорного даже в картинах на религиозные сюжеты выражается скорее внешне, не переходя в трагический диссонанс. Напротив, их искусство отличает прежде всего исключительная сила жизнеутверждения; многие из алтарных композиций Рубенса - это произведения, в такой же мере прославляющие красоту человека и реального бытия, как и его картины на темы античной мифологии.
В искусстве Испании 17 столетия барокко развивалось в своеобразных формах в архитектуре, скульптуре и живописи, причем крайности этого стиля в идейных коллизиях испанских мастеров выражены острее, нежели у итальянских. У одних живописцев (Рибера) сильнее сказываются реалистические тенденции, у других (Вальдес Леаль) достигают своего предельного выражения мистические стороны барокко. Имеются также примеры компромисса между этими крайностями, их можно обнаружить, в частности, в творчестве Мурильо. Во Франции барочный стиль, в отличие от Италии и Фландрии, не занимал ведущего положения в искусстве, но показательно, что во французском барокко — в рамках единой национальной школы—можно наблюдать две тенденции: линию, служившую прославлению абсолютизма,— ее представляла группа придворных живописцев во главе с Симоном Вуэ,— и прогрессивную линию, нашедшую свое выражение в творчестве выдающегося французского скульптора Пьера Пюже.
Главенствующие позиции во французском искусстве 17 в. занял классицизм, метод которого в исторических условиях Франции нес в себе воплощение передовых художественных тенденций эпохи.
Перед архитектурой классицизма во многих случаях стояли те же задачи, что и перед зодчеством барокко,— прославление могущества абсолютного монарха, возвеличивание правящего класса. Но архитекторы классицизма применяют для этого иные средства. Вместо драматических эффектов барочного зодчества классицизм выдвигает принцип соединения величавой торжественности архитектурного образа с разумной ясностью. Хотя 17 век представляет первый этап классицизма, когда особенности этого стиля не достигли наиболее строгого и чистого выражения, возведенные французскими архитекторами общественные и дворцовые сооружения, городские ансамбли, дворцово-парковые комплексы проникнуты духом торжественной парадности; их пространственное решение отличается ясной логикой, фасады — спокойной гармонией композиционного построения и соразмерностью частей, архитектурные формы — простотой и строгостью. Строгая упорядоченность вносится даже в природу — мастерами классицизма была создана система так называемого регулярного парка. Зодчие классицизма широко обращаются к античному наследию, изучая общие принципы античной архитектуры, и прежде всего систему ордеров, заимствуя и перерабатывая отдельные мотивы и формы. Не случайно, что культовые постройки в архитектуре классицизма не имеют того огромного значения, какое они занимают в барочном зодчестве: дух рационализма, присущий классицистическому искусству, не благоприятствовал выражению религиозно-мистических идей. Может быть, в еще большей мере, чем в архитектуре барокко, образное содержание лучших памятников архитектуры классицизма оказывается шире их репрезентативных функций: постройки Ардуэна-Мансара и парковые комплексы Ленотра славят не только могущество короля, но и величие человеческого разума.
Классицизм также оставил замечательные памятники художественного синтеза. В этом смысле показательно, что скульптура (как и декоративно-прикладное искусство) в 17 в. развивалась особенно плодотворно в тех странах, где архитектура переживала свой расцвет, и более всего в Италии и Франции.
В изобразительном искусстве классицизма одной из основных тем была тема гражданского долга, победы общественного начала над началом личным, тема утверждения высоких этических принципов - героизма, доблести, моральной чистоты, которые находят свое художественное претворение в образах, исполненных возвышенной красоты и строгого величия. Противоречивости, несовершенству действительности классицизм противопоставляет принцип разумности и суровой дисциплины, с помощью которых человек должен преодолевать жизненные препятствия. Согласно эстетике классицизма, разум является основным критерием прекрасного. Художник в своем творчестве должен исходить из совершенных образцов, которыми считались произведения античного искусства и искусства Высокого Возрождения. В противоположность барокко классицизм не допускал преувеличенной эмоциональной выразительности: героям Пуссена свойственны волевая собранность и спокойное самообладание; композиционное построение его картин отличается ясностью и уравновешенностью, фигуры — строгостью и пластической законченностью. В средствах изобразительного языка теория классицизма отдает первенство рисунку; колориту отводится подчиненная роль.
В художественной практике классицизма догматические стороны его теории нередко отступают под напором жизненного содержания и естественного чувства красоты реального бытия. Недаром во многих произведениях мастеров классицизма такое большое место занимает природа, которая не только служит активным фоном в сюжетных композициях, но часто составляет определяющую основу в общем идейно-образном содержании картины. Более того, в живописи классицизма — в творчестве Пуссена и Клода Лоррена — пейзаж как жанр не только сложился в определенную систему, но и пережил свой замечательный расцвет.
Пафос общественного долга, призыв к внутренней дисциплине, стремление к строгой упорядоченности — все эти характерные для классицизма качества благоприятствовали выражению идей абсолютизма, и не случайна попытка правящих кругов Франции превратить классицизм в официальный стиль французской монархии. Однако, хотя Пуссен в некоторых своих произведениях и отдал известную дань вкусам придворных кругов, идейная направленность его лучших созданий не только далека от официальных требований, но зачастую противоположна им. Классицизм стал стилем французской монархии преимущественно в архитектуре. Что касается изобразительного искусства, то репрезентативные качества барокко в большей степени соответствовали требованиям абсолютизма, и не случайно, что барочная линия сохраняла свое значение во Франции преимущественно в монументально-декоративной живописи (Лебрен) и в парадном портрете (Риго и Ларжильер).
Завершая общую характеристику художественных стилей в изобразительном искусстве 17 в., следует, однако, подчеркнуть, что определение их места и значения для этой эпохи было бы недостаточным без учета того решающего фактора, что наряду с барокко и классицизмом в живописи этого столетия складывается принципиально новая, внестилевая форма отражения действительности. Ее появление — факт колоссального значения, одна из важнейших вех на путях эволюции мирового искусства. Новый подход означает, что художественный образ возникает уже не в рамках определенного законченного идеала, своеобразной «стилевой нормы», закрепленной в традиционных приемах изобразительного языка, а на основе непосредственного обращения художника к явлениям реального мира, ко всему богатству натуры. Речь в данном случае идет не о сюжетной стороне,— во многих случаях мастера, представляющие этот новый метод, сохраняют библей-ско-мифологический и другой традиционный сюжетный репертуар, — а о принципиально ином, нежели прежде, истолковании образов, оказавшихся в более непосредственной связи с реальной действительностью.
При различной степени своей распространенности новая художественная система развивалась во всех упомянутых нами национальных школах Западной Европы, даже в искусстве тех стран, где господствовала жестокая политическая реакция. В данном факте снова сказываются черты общности в развитии отдельных художественных школ. Так, Италия была родиной искусства Караваджо и его многочисленных последователей; во Фландрии одновременно с мастерами барокко — Рубенсом и художниками его круга — работал Браувер, во Франции — многочисленная группа живописцев, крупнейшим из которых являлся Луи Ленен, в Испании прогрессивные тенденции с необычайной яркостью воплотились в творчестве Веласкеса. Свое наиболее полное и последовательное выражение эта линия нашла в голландском искусстве, где республиканско-буржуазный строй, отсутствие условий для развития официальной придворной культуры, свобода от воздействия церковной идеологии создавали особенн'о благоприятные возможности для прогрессивных художественных направлений.
Но хотя свое наибольшее распространение новый художественный метод нашел в стране, где одержала победу буржуазия, было бы неверно и в Голландии и в других странах связывать развитие этого метода только с идеологической борьбой одного класса — класса буржуазии. Здесь находило свое отражение и воздействие других социальных сил. Так, например, в творчестве Караваджо в силу специфики общественного развития Италии в эту эпоху — слабости итальянской буржуазии, стихийности выступления народных низов — в большей мере выражаются черты социального протеста плебейских слоев. То, что во Франции 17 в. самой сильной формой оппозиции к существующему строю было крестьянское движение, несомненно, отразилось в крестьянском жанре — растущая сила народа ощущается в полных высокого человеческого достоинства крестьянах Луи Ленена. Сильнее всего — и это вполне закономерно — идеологическое воздействие буржуазии сказалось в искусстве Голландии, но творчество лучших голландских мастеров выходит за рамки ограниченных буржуазных идеалов, опираясь на более широкую, народную основу, а начиная с середины столетия крупнейшие голландские живописцы — среди них Франс Хальс и Рембрандт — оказываются в состоянии конфликта с буржуазным обществом.
Подобно тому как различные мастера в рамках образного строя барокко (или классицизма) создавали произведения различного идейного звучания, так и метод непосредственного обращения к явлениям реальной действительности сам по себе не означал обязательного идейного единства всех придерживавшихся его мастеров. Например, идейные основы искусства Геррита Доу в Голландии и позднего Тенирса во Фландрии менее всего могут быть названы прогрессивными. Следовательно, борьба прогрессивных и консервативных тенденций протекала также внутри того лагеря художников, который образуют сторонники этого метода (так же как это происходило в искусстве барокко и классицизма). При этом, однако, следует помнить, что в условиях 17 в. реакционные общественные тенденции находили все же более благоприятную для себя форму выражения в тех консервативных линиях, которые развивались в рамках барокко и классицизма. В этом плане в высшей степени показателен, например, тот факт, что, когда некоторые голландские мастера, бывшие в свое время учениками и последователями Рембрандта, перешли впоследствии на идейные позиции перерождающейся буржуазии, они одновременно отреклись от художественной системы своего учителя и обратились к репрезентативным формам барочного искусства.
Несомненно, что в сравнении со связанным определенными условностями методом барокко и классицизма метод отражения действительности на основе непосредственного обращения к ее явлениям был в ряде отношений исторически более перспективным, ибо в нем были заложены многие основополагающие принципы, развитые затем в прогрессивном реалистическом искусстве последующих столетий. Но, отмечая в некоторых важных моментах превосходство внестилевой системы над живописью барокко и классицизма, нельзя не признать, что безусловные завоевания нового метода сопровождались утратой отдельных ценных черт, свойственных искусству, развивавшемуся в принципах определенного стиля. Так, например, складываясь вне рамок стиля, новая система лишается его ценнейшего качества — синтетической подосновы, возможности образного слияния всех видов пластических искусств в единый художественный ансамбль. Живопись тем самым окончательно эмансипируется от архитектуры и скульптуры, и процесс станковизации, то есть создания замкнутых в себе, безотносительных к их окружению живописных произведений, обозначился здесь во всей своей определенности. Данный процесс содействовал углублению и дифференциации возможностей живописи, но одновременно с этим в 17 в. наметились признаки усилившегося в последующие столетия расщепления, а затем и распада единой системы пластических искусств, до того развивавшейся на основе их взаимной целостности.
Наконец, следует отметить, что как между барокко и классицизмом не было непереходимой грани, так ее не существовало между этими стилевыми системами, с одной стороны, и внестилевой формой отражения действительности — с другой. Напротив, здесь встречается множество переходных форм, а примеры своеобразного слияния признаков различных систем — даже при преобладании одной из них — можно видеть в творчестве многих мастеров (у Караваджо в Италии, Риберы в Испании, Рубенса и Иорданса во Фландрии, не считая большого числа живописцев менее значительных). Точно так же взаимная, подчас непримиримая борьба, которая велась между представителями различных художественных течений, не исключала их тесного взаимодействия. Примером может служить то несомненное влияние, которое Караваджо оказал на враждебно настроенных по отношению к его искусству болонских академистов; в свою очередь эти последние оказали обратное воздействие на творчество многих итальянских караваджистов.
В целом эволюция искусства 17 столетия делится на несколько основных Этапов. Начало века — это время формирования прогрессивных тенденций, борьбы передовых художников с пережитками направлений 16 в., главным образом маньеризма. Очень важная роль в утверждении новых, прогрессивных принципов принадлежит Караваджо, крупнейшему итальянскому живописцу этого времени; в его творчестве - правда, еще в суженной, ограниченной форме — были провозглашены новые принципы реалистического отражения действительности. О том, насколько актуальны были открытия Караваджо, свидетельствует их необычайно быстрое распространение в искусстве различных национальных школ. Не говоря уже о появлении многочисленных последователей итальянского мастера во многих странах Западной Европы, почти все крупнейшие живописцы 17 столетия на раннем этапе своего творческого пути в той или иной форме пережили увлечение его искусством. Параллельно этому процессу на рубеже 16 и 17 вв. происходило формирование, а затем широкое распространение принципов барочного искусства.
Первая половина и середина 17 в., включая 1660-е гг., представляет собой время наивысших достижений в европейском искусстве той эпохи. Именно в этот период прогрессивные направления играют ведущую роль во всех национальных школах (за исключением, может быть, Италии, где на протяжении всего столетия официальная линия в искусстве была сильнее, чем где-либо). В сравнении с художниками начала века мастера этого времени поднимаются на более высокую ступень. Во Фландрии в этот период работают Рубенс, Ван Дейк, Иордане, Браувер, в Испании — Рибера, Сурбаран, Веласкес, в Голландии — Франс Хальс, Рембрандт, Карель Фабрициус, Вермеер, Якоб ван Рейсдаль, во Франции — Пуссен, Клод Лоррен, Луи Леиен. В искусстве Италии к этому времени относятся высшие достижения в скульптуре и зодчестве, связанные с именами Бернини и Борромини.
Во второй половине 17 в. наступает перелом. Это время повсеместного усиления политической реакции. В искусстве Италии и Испании преобладающей становится католическая линия, во Франции — официальное придворное направление, во Фландрии и Голландии искусство оказывается в состоянии глубокого упадка.
Та определенная степень единства, которая отличает искусство 17 в. в различных европейских странах, связана не только с чертами общности в их историческом развитии, но и с характерной для этой эпохи повышенной интенсивностью художественного обмена. Широкому и быстрому распространению новых творческих идей в различных национальных школах способствовали образовательные поездки молодых художников в Италию и другие страны, практика крупных зарубежных заказов, которые получали мастера общеевропейской известности, наконец, активная художественная политика церкви, насаждавшей формы контр-реформационного искусства во всех католических странах. О многосложности творческих взаимосвязей свидетельствует, например, особая роль Рима в художественной культуре 17 века. Всегда привлекавший художников как сокровищница классического искусства античности и Ренессанса, Рим теперь предстает также в новом качестве своеобразного международного художественного центра, где находятся колонии живописцев многих европейских стран. Помимо того, что Рим был главным очагом формирования искусства барокко и одновременно центром, где развернулся во всю свою мощь революционный метод Караваджо, почва Рима оказалась плодотворной и для идей классицизма — здесь провели большую часть своей жизни Пуссен и Клод Лоррен. В Риме работал немецкий живописец Эльсгеймер, внесший важный вклад в сложение отдельных жанров в живописи 17 в., и здесь же сформировалось своеобразное направление в бытовой картине, представленное группой голландских и итальянских мастеров («бамбоччанти»). На протяжении всего семнадцатого столетия искусство развивалось под знаком напряженной борьбы прогрессивных и реакционных тенденций. Формы этой борьбы были чрезвычайно многообразны. Она выражалась в противоречии между уходящими в прошлое консервативными художественными канонами и новыми, растущими и развивающимися художественными принципами, во взаимных конфликтах, возникавших между отдельными прогрессивными и реакционными художественными группировками в рамках единой национальной школы. Эта борьба сказывалась в прямой художественной экспансии, которую осуществляла, например, католическая церковь, используя в целях религиозной пропаганды принципы и формы, выработанные в культовом искусстве Италии, для внедрения их в искусство других стран. Она проявлялась также во внутренних противоречиях в творчестве какого-либо мастера, в столкновении реалистических тенденций его искусства с официальными требованиями. В одних случаях борьба этих тенденций принимала активные формы, примерами чего могут служить конфликт лучших голландских живописцев-реалистов с теми из художников, которые перешли в середине века на позиции перерождавшейся буржуазии, столкновение Пуссена с французскими придворными мастерами. В других случаях борьба носила менее явственный характер,— искусство Веласкеса в период его творческой зрелости развивалось без видимых конфликтов с направлениями мистического характера, но несомненно, что творчество величайшего испанского реалиста составляет решительную антитезу по отношению к ним.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
'Всеобщая история искусств. Том 4. Искусство 17-18 веков' \\Под общей редакцией Ю.Д.Колпинского и Е.И.Ротенберга - Москва: Искусство, 1963 - с.1067
