Реферат Взгляды западников и славянофилов внутри российского общества
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
ВВЕДЕНИЕ
...Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге, но чу! – матросы вдруг кидаются, ползут вверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны; Громада двинулась и рассекает волны...
Плывет. Куда ж нам плыть?
А. С. Пушкин, «Осень»,
История - движение общества во времени, предмет изучения историографии и философии истории. Непосредственно история предстает как прошлое человеческого общества, ретроспективное освоение которого (признание его как своей собственной истории) открывает человеку исторический характер современности. [«Новейший философский словарь» В.Н. Фурс]
С таким определением этой науки я согласен, ибо изучение истории действительно помогает в восприятии действительности, формирует мировоззрение. История задаёт вопросы, требующие серьёзного подхода к ним.
Самым ярким для меня стал вопрос об отношениях России и Западного мира. Сегодня эти отношения складываются не совсем благополучно с точки зрения внешней политики не только России, но и ряда западноевропейских стран, США. В отечественных средствах массовой информации то и дело появляются статьи, так или иначе оценивающие политику стран, участвующих в международном диалоге. К сожалению, эти статьи не блещут объективизмом. Внутри страны же, мнения по данной проблеме расходятся: одни считают, что Россия уже давно должна была идти с Европой, перенимая европейские и американские ценности, их образ жизни, взгляды, другие, напротив, говорят о том, что страна должна сделать свой выбор в пользу самобытности, самостоятельности в своём развитии.
Таким образом, целью своей работы я обозначаю следующее. Я должен разобраться в данной ситуации, объективно рассудив обе стороны, придти к вопросу «Куда идти России?», и на основе полученного в ходе изучения опыта, сформировать свою точку зрения относительно него. Для этого мне необходимо будет вглядеться в историю России через призму западничества и славянофильства, уяснить основные стремления и установки этих взглядов, уже столько лет борющихся за право быть истинным.
Из множества представленной литературы по данной теме, для своей работы я выбрал ту, авторы которой, наиболее выражено отстаивают свою идею. Таковым является борец за самобытность русского народа Хомяков А.С. Его «О старом и новом» провозглашает русский народ самым христианским из всех народов. Этот народ обязан встать впереди всемирного просвещения, так как история дала на это право. Напрямую связывает Россию и православие Киреевский И.В. «Избранные статьи» посвещены видению автором различия между русским и западным человеком. Особое место занимает историк В.Соловьёв. В своей статье 1877 «Три коренные силы», он говорит о том, что славяне – единственные, кто может положить начало свободной теократии.
С противоположной точкой зрения выступает А.И. Герцен. Для работы наибольший интерес представляет второй том «Собрания сочинений». Также для понимания идеи западников, я думаю мне необходимо изучить труды Чаадаева П.Я. В частности это его «Статьи и письма», в которых автор говорит об отсутствии «наших» движущих меньшинств.
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 3
1. СЛАВЯНОФИЛЬСТВО 5
2. ЗАПАДНИЧЕТСВО 24
3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ 28
4. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 29
1. СЛАВЯНОФИЛЬСТВО
Россия расположена на огромном пространстве, объединяющем различные народы как западного, так и восточного типа. С самого начала в истории русского народа играли огромную роль их соседи. Именно поэтому первое большое историческое сочинение “Повесть временных лет” XI века начинает свой рассказ о Руси с описания того, с кем соседит Русь, какие реки куда текут, с какими народами соединяют. Самые тесные отношения были у Руси на огромных территориях с финно-угорскими народами и литовскими племенами (литва, жмудь, пруссы, ятвяги и другие). Многие входили в состав Руси, жили общей политической и культурной жизнью, призывали, по летописи, князей, ходили вместе на Царьград. Государство Русь с самого начала было многонациональным. В условиях этой многонациональности сложилась культура государства. Россия служила гигантским мостом между народами. Мостом, прежде всего, культурным. Самая характерная черта русской культуры, проходящая через всю ее тысячелетнюю историю, начиная с Руси X-XIII веков, общей праматери трех восточнославянских народов - русского, украинского и белорусского, - ее вселенскость, универсализм. Эта черта вселенскости, универсализма, часто искажается, порождая, с одной стороны, охаивание всего своего, а с другой - крайний национализм. Россия получила от Византии христианское учение в его “полной чистоте и целости”, свободной от односторонности рационализма; смирение русского народа, преданность вере, любовь к идеалу святости, склонность к общинному строю. В XIX в. на новом витке развития России Русская идея стала предметом пристального внимания русских мыслителей. Это было время гигантов русской литературы, и каждый из них в той или иной мере касался темы о месте. Особенно много места и времени этой теме уделяли славянофилы. Все они были ярко выраженными демократами и считали славян, особенно русских, наиболее способными к воплощению в жизни демократических начал. Правда, они были защитниками самодержавия и невысоко ценили политическую свободу. В этом отношении славянофилы резко расходились с западниками, которые хотели чтобы политическое развитие России шло тем же путем, как и в Западной Европе. Учение славянофилов действительно содержало в себе три принципа, провозглашенные, как основа жизни России, министром народного просвещения при Николае I графом Уваровым: православие, самодержавие, народность. Одним из лидеров славянофильства был Хомяков А. С. (1804-1860). Его рассуждения в основном сводились к следующему. Западная Европа не воплотила христианского идеала целостности жизни вследствие чрезмерного преобладания логического знания и рассудочности, а Россия до сих пор не осуществила его, во-первых, вследствие того, что всесторонняя цельная правда по природе своей развивается медленно, и, во-вторых, потому что русский народ до сих пор слишком мало уделял сил разработке логического знания, которое необходимо сочетать со сверхлогическим постижением бытия. Тем не менее, Хомяков верит в великую миссию русского народа, когда он вполне осознает и выразит “все духовные силы и начала, лежащие в основе Святой Православной Руси”. “История”, говорит он, “призывает Россию стать впереди всемирного просвещения: она дает ей на это право за всесторонность и полноту ее начал, а право, данное историею народу, есть обязанность, налагаемая на каждого из его членов”. Ее идеальное назначение состоит не в том, чтобы стать самым могучим или самым богатым государством, а в том, чтобы стать “самым христианским из всех человеческих обществ”[1]. Из других славянофилов к этому актуальному для них вопросу обращались Киреевский И. В. (1806-1856), Аксаков К.С.(1817-1860), и др. Склад ума, находимый Киреевским у Восточных Отцов Церкви, - “безмятежная внутренняя целость духа” как основа всего поведения и мышления. Вместе с христианством этот тип духовной культуры был усвоен русским народом, культура которого была чрезвычайно высока в XII-XIII веках. Целостность и разумность - основные черты ее, а на Западе - раздвоение и рассудочность. Во множестве проявлений жизни ярко выражено это различие: в Западной Европе - рассудочное богословие, обоснование истины путем логического сцепления понятий; на Руси - стремление к истине “посредством внутреннего возвышения самосознания к сердечной целостности и средоточию разума”; на Западе - государственность из насилий завоевания, на Руси - из естественного развития народного быта; на Западе - законность формально-логическая, на Руси - выходящая из быта. Оторвавшись от бесконечной цели, поставив себе мелкие задачи, “западный человек почти всегда доволен своим состоянием”; он “готов, с гордостью ударяя себя по сердцу, говорить себе и другим, что совесть его вполне спокойна, что он совершенно чист перед Богом и людьми, что он одного только просит у Бога, чтобы другие люди были на него похожи”. Если он столкнется с общепринятым понятием о нравственности, он выдумает себе оригинальную систему нравственности и опять успокоится. “Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки и чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем более требует от себя и поэтому тем менее бывает доволен собой”. Русский народ, согласно Аксакову, резко отличает “землю” и государство. “Земля” есть община; она живет согласно внутренней, нравственной правде, она предпочитает путь мира, согласный с учением Христа. Однако наличие воинственных соседей заставляет, в конце концов, образовать государство. Для этой цели русские призвали варягов и, отделив “землю” от государства, передали политическую власть выбранному государю. Государство живет внешнею правдою: оно создает внешние правила жизни, предписания и прибегает к принудительной силе. Преобладание внешней правды над внутреннею есть путь развития Западной Европы, где государство возникло путем завоевания. Наоборот, в России государство возникло вследствие добровольного призвания варягов “землею”.Поэтому в России существует союз “Земли и государства”. Земле принадлежит совещательный голос, сила “мнения”, а власть, принимающая окончательные решения, принадлежит государю. Таково было отношение, например, между Земскими Соборами в Московской Руси и государем. Реформы Петра Великого нарушили этот идеальный порядок. Аксаков сначала восхвалял Петра Великого, как освободителя русских “от национальной исключительности”, а потом возненавидел его реформы, но по-прежнему продолжал высказываться против национальной исключительности. Высшее достоинство русского народа он видит именно в том, что в русском народе общечеловеческие начала развиты выше, чем у других народов, ему присущ “христианско-человеческий дух”. Что же касается западноевропейских народов, им присуща национальная исключительность или же, как реакция против нее, космополитизм, отрицание национального начала, что также есть заблуждение. Безмерно идеализируя русскую историю, К. Аксаков говорит, что она есть “Всемирная Исповедь” и может “читаться, как жития святых”. Смирение русского народа обнаруживается в том, что каждый подвиг, каждое высокое достижение свое он приписывает не себе, а Богу и прославляет Его крестными ходами, молебнами, закладками церквей, а не памятниками себе и своим великим людям. К Западной Европе К. Аксаков проявляет ненависть, в такой же мере страстную, как страстна была его любовь к России. Киреевский и Хомяков, указывая отрицательные стороны западноевропейской культуры, все же видели и ее достоинства, заявляли о своей любви к ней и настаивали на необходимости синтеза ценных начал западного и русского духа. К. Аксаков видит только теневые стороны западной культуры: насилие, вражду, ложную веру (католичество и протестантизм), склонность к театральности, “дряхлость” Запада. Самым ярким последователем и защитником славянофильства был Н. Я. Данилевский. В книге “Россия и Европа” Данилевский обстоятельно разрабатывает теорию “культурно-исторических типов” человечества. Согласно Данилевскому, нет и не может быть общечеловеческой цивилизации. В этом отношении его можно считать предшественником Шпенглера. Существуют культурно-исторические типы цивилизации, например египетский, китайский, ассиро-вавилонский, еврейский, греческий, римский. В наше время его особенно интересует романо-германский тип и нарождающийся славянский тип. Основы цивилизации одного типа не передаются другим типам; существует только преемственность цивилизаций в ограниченной мере и во второстепенных чертах. Период культурно-исторического типа неопределенно длителен, но период цветения и плодоношения - короток; он навсегда истощает жизненную силу цивилизации. Человечество, думает Данилевский, есть отвлеченная идея, а не живое единое целое. Отношение между человечеством и народом есть отношение рода и вида. Род есть отвлеченное и бедное понятие; живое, конкретное есть народ. Смысл культурно-исторических типов состоит в том, что каждый из них по-своему выражает идею человека, и совокупность этих идей есть нечто всечеловеческое. Всемирное владычество одного культурно-исторического типа было бы оскудением жизни. В новое время, по мнению Данилевского, наступила пора для развития славянства как особого культурно-исторического типа. Своеобразие этого типа будет заключаться в следующем. Многие культурно-исторические типы имеют одну основу: еврейская культура - религиозная, греческая культура - художественная, Рим выработал политическую культуру. Романо-германская культура - двухосновна: это - политическая культура с научным и промышленным характером. Славянский тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типом: это будет тип 1) религиозный, 2) научный, художественный, технический, промышленный, 3) политический, 4) общинно-экономический. Но наиболее полное и философски осмысленное воплощение Русская идея получила в трудах Соловьева. Идеал общественного устройства он видит в свободной теократии, в которой нравственный авторитет принадлежит Церкви и верховному представителю ее Первосвященнику, власть - Царю, а живой совет с Богом - пророкам, обладателям “ключами будущего”. Характерная черта этого строя есть подчинение государства авторитету Церкви. Отношение свободной теократии к прошлой и будущей истории человечества можно выяснить, рассмотрев “три коренные силы”, управляющие человеческим развитием. Одна из этих сил центростремительная: она ставит себе целью подчинить человечество одному верховному началу, уничтожив все многообразие частных форм, подавив свободу личной жизни. Вторая сила - центробежная, она отвергает значение общих, объединяющих начал. Результат исключительного действия первой силы был бы таков: “один господин и мертвая масса рабов”; наоборот, крайним выражением второй силы был бы “всеобщий эгоизм и анархия, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи”. Третья сила, Божественная, “дает положительное содержание двум первым, освобождает их от их исключительности, примиряет единство высшего начала с свободной множественностью частных форм и элементов, созидает таким образом целость общечеловеческого организма и дает ему внутреннюю тихую жизнь”.
“Третья сила, долженствующая дать человеческому развитию его безусловное содержание, может быть только откровением высшего божественного мира, и те люди, тот народ, через которого эта сила имеет проявиться, должен быть только посредником между человечеством и высшим миром, свободным сознательным орудием его. Такой народ не должен иметь специальной ограниченной задачи, он не призван работать над формами и элементами человеческого существования, а только сообщить живую душу, дать жизнь и целость разорванному и омертвелому человечеству через соединение его с вечным божественным началом. Такой народ не нуждается ни в каких особенных преимуществах, ни в каких специальных силах и внешних дарованиях, ибо он действует не от себя, осуществляет не свое. От народа - носителя третьей божественной силы требуется только свобода от всякой ограниченности и односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, требуется, чтоб он не утверждал себя с исключительной энергией в какой-нибудь частной низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с ее мелкими интересами, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства несомненно принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа”[2]. Поэтому Соловьев надеется, что славяне и в особенности Россия положат начало осуществлению свободной теократии. Призвание России к решению этой задачи он доказывает еще и следующими более частными доводами. “Внешний образ раба, в котором находится наш народ, жалкое положение России в экономическом и других отношениях не только не может служить возражением против ее призвания, но скорее подтверждает его. Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения. Великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова”. Оно выражено в идее “Святой Руси”; способность к сочетанию восточных начал с западными в русском народе исторически доказана успехами реформы Петра Великого; способность к национальному самоотречению, необходима для признания Папы Римского верховным первосвященником Вселенской Церкви, присуща русскому народу, как это видно из истории призвания варягов. Сам Соловьев был выразителем этого свойства русского народа, утверждая, что “лучше отказаться от патриотизма, чем от совести”, и развивая учение о том, что культурное призвание великой нации есть не привилегия, не господство, а служение другим народам и всему человечеству. Вслед за Тютчевым мечтая о том, что Россия станет всемирной христианской монархией, Соловьев с тревогой говорит: жизнь России “еще не определилась окончательно”, в ней совершается борьба светлого и темного начала. “Пусть Россия, хотя бы без Царьграда, хотя бы в настоящих своих пределах, станет христианским царством в полном смысле этого слова - царством правды и милости, - тогда все остальное приложится ей”. С горестью Соловьев замечал, как в его время темное начало стало поднимать голову и на практике, и в идеологии. На практике это выразилось в том, что русское правительство постепенно стало на окраинах осуществлять политику принудительного обрусения, а в идеологии это сказалось в книге Н. Я. Данилевского “Россия и Европа”. Соловьев говорит, что учение Данилевского о культурно-исторических типах, отрицавшее единство человечества, ведет к “понижению нравственных требований, предъявляемых к народу христианским универсализмом, согласно которому каждый народ должен служить всему человеческому”. С целью защитить христианский универсализм Соловьев подверг книгу Данилевского уничтожающей критике. Эпигоны славянофильства оказались проповедниками национального эгоизма, и Соловьев выступил с критикой этого направления в нескольких статьях, особенно в статье “Славянофильство и его вырождение”. Основатели славянофильства И. В. Киреевский, Хомяков, К. Аксаков вели “прогрессивно-либеральную борьбу”, говорит Соловьев, “против действительных зол современной им России”, они отстаивали “принцип человеческих, безусловного нравственного значения самостоятельной личности - принцип христианский” и “по историческому развитию преимущественно западноевропейский”. Хомяков выразил учение о строе религиозной жизни в формуле “церковь, как синтез единства и свободы в любви”. Но он противопоставлял католичеству и протестантизму этот свой идеал так, как будто он в России уже осуществлен, тогда как в действительности в России церковь была низведена к “функции государственного организма”. В том именно и заключается существенный порок славянофильства, что в основание своего учения они поставили не идеал, который необходимо осуществить в будущем творческими усилиями русского народа, а идеализацию прошлого Руси, именно идеализацию Московского государства, сущность которого Соловьев характеризует как татаро-византийскую. Размышляя об исторической миссии России как примирительницы и объединительницы всего человечества, Соловьев полагал, что русский народ не имеет никаких специальных дарований и только потому может стать “посредником” между волею Божией и миром, что “свободен от всякой ограниченности и односторонности”. В письме к О. П. Пирлингу Соловьев приводит от первой части своей книги “Россия и вселенская церковь” следующие слова: “Нет основания верить в великое будущее России в области чисто светской культуры (общественные учреждения, науки, философия, искусство, литература) ”.
В то время ясно обнаружилось, что русский народ начинает творить первоклассную культуру. Таковы русская музыка, русская литература, русский театр, русская форма православия, русский литературный язык. Кроме того, следует заметить, что к концу своей жизни Соловьев в значительной степени по многим вопросам изменил свои взгляды. Современное Соловьеву и следующее поколение русских философов и мыслителей, естественно, не обошло своим вниманием русский вопрос. Среди них выделялись Достоевский, К. Леонтьев, Н. Федоров, кн. Е. Трубецкой, Л. Н. Толстой, И. Бунин, Л. Карсавин, С. Франк, отцы П. Флоренский и С. Булгаков, И. Ильин, И. Солоневич и др. Большинство из них были религиозными философами. Особенно часто и много пишет о России русский экзистенциалист и религиозный мыслитель Н. А. Бердяев. Он говорит, что она “есть великий и цельный Востоко-Запад по замыслу Божьему и она есть неудавшийся и смешанный Востоко-Запад по фактическому своему состоянию, по эмпирическому своему состоянию”. Источник болезней России он видит в ложном соотношении в ней мужественного и женственного начала. На известной ступени национального развития у народов Запада, во Франции, Англии и Германии, “пробуждался мужественный дух и извнутри органически оформлял народную стихию”. Такого процесса не было в России, и даже православная религиозность не дала той дисциплины души, которая создавалась на Западе католичеством с его твердыми, ясными очертаниями. “Русская душа оставалась в безбрежности, она не чувствовала грани и расплывалась” ; она требует всего или ничего, настроена апокалиптически или нигилистически и поэтому не способна строить “серединное царство культуры”. В своей работе “Русская идея” (кстати, здесь впервые появляется это словосочетание) Бердяев пишет: “Противоречивость и сложность русской души, может быть, связана с тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории - Восток и Запад. Русский народ есть не чисто европейский и не чисто азиатский народ. Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное. Есть соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремление в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. Русский народ не был народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у русского народа... Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие. Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт. Но никогда русское царство не было буржуазным”. В определении характера русского народа и его призвания необходимо делать выбор, который Бердяев называет выбором времен татарского ига, Россия московская, Россия петровская и Россия советская. И возможно, что будет еще новая Россия. Особенное значение XIX в. определяется тем, что после долгого бессмыслия русский народ наконец высказал себя в слове и мысли, и сделал это в очень тяжелой атмосфере отсутствия свободы. Бердяев говорит о внешней свободе, потому что внутренняя свобода была у русских велика. Как объяснить это долгое отсутствие просвещения в России, как объяснить эту культурную отсталость и даже безграмотность. Поэтому неизбежен выбор века, как наиболее характеризующего русскую идею и русское призвание. Таким веком Бердяев считает XIX в., век мысли и слова и, вместе с тем, век острого раскола, столь для России характерного. Для русской истории характерна прерывность. В противоположность мнению славянофилов, она менее всего ограничена. В русской истории есть уже пять периодов, которые дают разные образы. Есть Россия киевская, Россия органических связей с великими культурами прошлого. Далее Бердяев пишет: “Высказывалась мысль, что перевод Священного Писания Кириллом и Мефодием на славянский язык был неблагоприятен для развития русской умственной культуры, ибо произошел разрыв с греческим и латинским языком. Церковнославянский язык стал единственным языком духовенства, т.е. единственной интеллигенции того времени, греческий и латинский языки не были нужны. Не думаю, чтобы этим можно было объяснить отсталость русского просвещения, безмыслие и безмолвие допетровской России. Нужно признать характерным свойством русской истории, что в ней долгое время силы русского народа оставались как бы в потенциальном состоянии. Русский народ был подавлен огромной тратой сил, которые требовали размеры русского государства. Государство крепло, народ хирел, говорит Ключевский. Нужно было овладеть русскими пространствами и охранять их. Русские мыслители XIX в., размышляя о судьбе и призвании России, постоянно указывали, что эта потенциальность, невыраженность, сил русского народа и есть залог ее великого будущего. Верили, что русский народ, наконец, скажет свое слово миру и обнаружит себя. Общепринято мнение, что татарское иго имело роковое влияние на русскую историю и отбросило русский народ назад. Влияние же византийское внутренне подавило русскую мысль и делало ее традиционно-консервативной. Необычайный, взрывчатый динамизм русского народа обнаружился в его культурном слое от соприкосновения с Западом после реформы Петра. И еще: “Путь земной представляется русскому народу путем бегства и странничества. Россия всегда была полна мистико-пророческих сект. И в них всегда была жажда преображения жизни. Это было и в жуткой, дионисической секте хлыстов. В духовных стихах была высокая оценка нищенства и бедности. Излюбленная тема их - безвинное страдание. В духовных стихах есть очень большое чувство социальной неправды. Но в них чувствуется народный пессимизм. В народном понимании спасения милостыня имеет первостепенное значение. Очень сильна в русском народе религия земли, это заложено в очень глубоком слое русской души. Земля - последняя заступница. Основная категория - материнство. Богородица идет впереди Троицы и почти отождествляется с Троицей. Народ более чувствовал близость Богородицы-Заступницы, чем Христа. Христос - Царь Небесный, земной образ его мало выражен. Личное воплощение получает только мать-земля”. В сознании русского народа давно укоренилось представление о Москве как о столице православия и центре всего христианского мира, выраженное в идее Третьего Рима. По этому поводу Бердяев пишет: “Для истории русского мессианского сознания очень большое значение имеет историософическая идея инока Филофея о Москве как Третьем Риме. После падения православного Византийского царства Московское царство осталось единственным православным царством. Русский царь, говорит инок Филофей, “един ты во всей поднебесной христианский царь[3]”. “Престол вселенския и апостольския церкви имел представительницей церковь Пресвятой Богородицы в богоносном граде Москве, просиявшую вместо Римской и Константинопольской, иже едина во всей вселенной паче солнца светится”. Люди Московского царства считали себя избранным народом... Миссия России быть носительницей и хранительницей истинного христианства, православия. Россия единственное православное царство и в этом смысле царство вселенское, подобно первому и второму Риму. На этой почве происходила острая национализация православной церкви. Православие оказалось русской верой. В духовных стихах Русь - вселенная, русский царь - царь над царями, Иерусалим та же Русь, Русь там, где истина веры. Русское религиозное призвание, призвание исключительное, связывается с силой и величием русского государства, с исключительным значением русского царя”. Для полноты картины представлений русских интеллектуальных кругов о месте России в мировом сообществе и ее исторической миссии можно привести здесь цитаты из различных произведений вышеперечисленных авторов, жизнь которых в совокупности пришлась на период примерно с середины XIX до середины XX века. Я не буду при этом строго соблюдать хронологическую последовательность приведенных высказываний, поскольку проблемы, обсуждаемые в них представляют собой непреходящую историческую константу, к тому же все эти мысли удивительно созвучны нашему времени. Вот что пишет С. Франк в своей работе “Крушение кумиров”: “Теперь мы благодарны Богу за весь пройденный нами путь, как бы тяжек он не был. Мир и наша душа должны были пройти через поклонение кумирам, и через горечь постепенного разочарования в них, чтобы очиститься, освободиться и обрести подлинную полноту и духовную ясность. Великая мировая смута нашего времени совершается все же не даром, есть не мучительное топтание человечества на одном месте, не бессмысленное нагромождение бесцельных зверств, мерзостей и страданий. Это есть тяжкий путь чистилища, проходимый современным человечеством; и может быть, не будет самомнением вера, что мы, русские, побывавшие уже в последних глубинах ада, вкусившие, как никто, все горькие плоды поклонения мерзости Вавилонской, первыми пройдем через это чистилище и поможем и другим найти путь к духовному воскресенью”. Это было сказано в
Подытожить некую связь в мировоззрении славянофилов и евразийцев, сделав вывод данной главы можно словами Павла Флоренского: «... Я верю и надеюсь, что, исчерпав себя, нигилизм докажет свое ничтожество, всем надоест, вызовет ненависть к себе, и тогда, после краха всей этой мерзости, сердца и умы не по-прежнему вяло и с оглядкой, а наголодавшись, обратятся к русской идее, к идее России, к святой Руси... Я верю в то, что кризис очистит русскую атмосферу, даже всемирную атмосферу»
2. ЗАПАДНИЧЕСТВО
По существу в идейном столкновении этих двух направлений отечественной мысли нашел свое выражение трудный и противоречивый процесс становления национального самосознания, выявились различные типы самого подхода к проблеме “внутреннего смысла русской истории”, к вопросу “о месте, которое мы занимаем в среде европейских народов, и о способах самовоспитания и самоопределения, которые должны быть выбраны нами для того, чтобы это место сделать для нас почетным”. В сущности, дело тут шло, по словам Анненкова, “об определении догматов для нравственности и для верований общества и о создании политической программы для будущего развития государства”, о “приготовлении материалов” для грядущих “реформ и изменений”. Тем не менее и десятилетия спустя, вплоть до наших дней, имели и имеют место попытки (насколько основательны и с какой целью — вопросы особые) усматривать в конфронтации “западничества” и “славянофильства” главный стержень всей идейно-политической борьбы в России. Говорят иногда, что неумение выражавших их политических сил сговориться между собой и предопределило победу большевизма в начале XX века, что в конце нынешнего столетия “западничество” олицетворяется, точнее, символизируется академиком А. Сахаровым, а “славянофильство” — А. Солженицыным, и т.п. Между тем, вопреки широко распространенным предрассудкам, родоначальники “западничества” были ничуть не меньшими патриотами, чем “славянофилы” (“русофилы”). Просто они были “другого рода” патриотами. В 1864 году Герцен так отвечал славянофилу Ю. Самарину на обвинения в не патриотизме: “Любовь наша (к народу русскому) — не только физиологическое чувство племенного родства, основанное исключительно на случайности месторождения, она, сверх того, тесно соединена с нашими стремлениями и идеалами, она оправдана верою, разумом, а потому она нам легка и совпадает с деятельностью всей жизни”[5]
. В свою очередь, противостоя “загнивающему Западу”, основоположники “славянофильства” использовали в своих построениях очень многое из его социального и интеллектуального опыта. В. Соловьев писал даже, что “западническая точка зрения не только не исключает национальную самобытность, но, напротив, требует, чтобы эта самобытность как можно полнее проявлялась на деле”. Но вернемся в наше «сегодня». Беда состоит в том, что некоторые представители славянофильства ставят и решают ныне проблему русского национального самосознания весьма своеобразно; призывая к “духовному возрождению Великой России”, они занимаются изничтожением “западнического”, демократического идейного наследия, то есть в сущности — выбрасыванием на свалку значительного пласта отечественной интеллектуальной культуры XIX века. В деятельности и творчестве “западников”, ими усматривается “всеобщее очернительство” Родины, “помои и отбросы разнузданной антикультуры”, либо “зелье”, приправленное “тонким ядом” западной мистики и антиправославия . Такое направление “национал-патриотизма” порой выступает в современной журналистике с крайне агрессивных позиций. Еще шаг — и за границами русской культуры окажется М. Лермонтов, назвавший Россию “страной рабов, страной господ”, где “народ вполне послушен голубым мундирам” ; вместе с ним рискует оказаться и А. Пушкин, сказавший однажды: “Чёрт догадал меня родиться в России с душою и талантом”; ну и, само собой, Л. Толстой, как известно, на дух не переносивший православной церкви, прислуживавшей самодержавию... Этот национал-патриотизм, настаивающий на “особом”, своем “собственном”, “самобытном” пути России, так или иначе опирался и опирается на всякого рода мифы, в основе которых — представление о некоей от века (“этнос”) либо от Бога данной “русской душе”, или “русской идее”, диктующей национальному бытию смысл, миссию, предназначение и т.п. заданные константы. Сюда же примыкают представления об исконной православности, о самобытной народной нравственности, основанной на любви, о традиционной “державности”, “соборности” и т.п. как о подлинно национальных атрибутах “русскости” и исходных основах решения “русского вопроса”. Славянофильство как социальное учение, как “политическая программа” (лексика П. Анненкова) было исторически оправдано и теоретически ценно, пока и поскольку продолжали существовать те реалии, из которых исходили, идеализируя и мифологизируя их, его основоположники (И. Киреевский и А. Хомяков, Ю. Самарин и К. Аксаков и др.), то есть пока сохранялась патриархально-крестьянская община, а православно-религиозные верования были глубоко укоренены в народном, массовом сознании. Тот факт, что славянофильская утопия опиралась на эти реалии, объясняет признание со стороны ряда “западников” (например, К. Кавелиным) определенной “правды” славянофильства и даже сильный разворот некоторых из них в его сторону, что свидетельствует, между прочим, об относительной эластичности границ между этими “направлениями”. Достаточно здесь, по-видимому, просто вспомнить о “русском социализме” А. Герцена, отметить ту рьяность, с которой Н, Чернышевский защищал крестьянскую общину в 1858—1859 годах, и вообще указать на идеологию “народничества” (в широком смысле этого слова). Нынче же и община не существует, и православная религия отнюдь не составляет стержень массового сознания несмотря на все попытки ее модернизации и реанимирования, она сегодня преимущественно форма духовной компенсации в нашем обществе, а то и просто разновидность моды. Реальностью же наших дней — как бы к этому ни относиться — становится тяжкое, драматическое вползание страны — через варварски формирующийся рынок — в строй, где все определяющим началом должна, как уверяют, стать частная собственность. Однако это вхождение в “мировую цивилизацию” происходит в условиях полной неразберихи в стратификации населения. У нас отсутствует не только вожделенный “средний класс” (о создании которого мечтали и пеклись некоторые “западники” ещё в середине прошлого века). У нас нет и более или менее развитых, со своим менталитетом и своей культурой, классов вообще. Короче говоря, наши нынешние условия — куда хуже тех, в которых стартовал капитализм на Западе: там были естественные исторические условия и предпосылки его развития, мы же начинаем чуть ли не с чистого листа… Стало чуть ли не обыденным стремление усматривать в идейной жизни сегодняшней России противостояние двух крайних, будто бы восходящих к “славянофильству” и “западничеству”, точек зрения. Определяя их, российский политолог А. Ципко говорит следующим образом: «...С одной стороны национализм, патриотизм, который отбрасывает демократию, считая, что это сейчас неизбежно — и, с другой стороны, убеждение, что возможна демократия без патриотизма.»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Так кто же прав? Справедливо ли утверждать, что западник – не патриот? На мой взгляд, западники – патриоты, ни чуть не уступающие славянофилам в своих чувствах к Родине. Осмелюсь, судя по себе, заявить, что это люди лишённые всяческих предрассудков, которых у русофилов предостаточно. Западник чувствует ту самую разницу между слепой любовью славянофилов и патриотическими чувствами. Человек, из благих намерений, вычленяющий положительные стороны развитой европейской культуры и стремящийся привить их русскому человеку.
К сожалению, действующая власть очень рискнет, если будет воспитывать в новых поколениях таких людей. Время не то. Сегодня в мире идёт жёсткая борьба России с Западным миром, в основе которого лежит американский стиль жизни. Глупо отрицать, что холодная война продолжается. Прозападные идеи, просачивающиеся во все сферы жизни, направлены на духовное разложение российского общества. Это ни что иное, как подготовка почвы для создания конфликтных ситуаций, подобно уже случившимся на Украине.
«Над нашей страной сегодня проводится профессионально спланированная, грамотно спроектированная глобальная операция. Это не пропагандистская чепуха и трескотня о заговорах и сговорах. Речь идет не о заговоре, а о желании и планах могущественного иностранного государства, его сателлитов, ненавидящих нашу страну многие сотни лет, справиться, наконец, с Россией. Стереть ее с мировых карт экономики, мировых карт геополитики, мировых карт дипломатии, мировых карт влиятельности, оборонного достоинства - всего, что страну делает государством.
Построены механизмы для управления Россией извне, за рубежом пишутся проекты указов и постановлений — указов российского президента Ельцина и постановлений правительства! Создаются проекты законов, проекты приказов и инструкции министерств. Эти инструкции присылаются в Россию и реализуются командой, властвующей сегодня в стране»[6], — пишет бывший советник президента Ельцина С.С. Сулакшин.
В эти трудные дни, Россия зажила по-другому. Негласная однопартийность, преемник вместо выборов, тесная связь политики с православием. Хотя религия, ни что иное, как мощный инструмент власти. Но в этом, я не осмелюсь возражать действующей власти, ибо такие меры, направленные на сбережение культуры русского народа, его самобытности, вполне обоснованы желанием русского народа, как и любого другого, быть независимым.
Подводя итоги своей работы, выходя на вопрос «Возможна ли демократия в российском обществе?», требующий не меньших размышлений я бы хотел привести слова эмигрировавшего из СССР американского историка А. Янова. На вопрос, уверен ли он, что “нам больше подходит западный путь развития”, Янов ответил: “Я недавно говорил об этом с Бабуриным. Он не против демократии, но считает, что ее надо соединить с патриотизмом и т.д. Но русская идея, на которой основана эта политическая позиция, несоединима с демократией. В ее основе лежит утопическая идея соборности, всеобщего согласия. Демократия же предполагает, что в обществе существуют непримиримые интересы. Она основана на идее оппозиции. Она, собственно, и есть не более чем эффективный механизм примирения таких интересов. Русская идея лишена такого механизма. Поэтому в ситуации кризиса она вырождается в диктатуру, в автократию, в фашизм” (“Независимая газета”, 20 февраля 1992 года).
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аксаков К. С. Об основных началах русской истории /К. С. Аксаков // Полное собрание сочинений - М.:, 1861.-Т. 1.-С.1-6.
2. Бердяев Н.А. Славянофильство и славянская идея // Русская нация и обновление общества. М., 1990.
3. Герцен А.И. Письма из Франции и Италии (1847 – 1852) // Герцен А.И. Собрание сочинений. В 30 т. - М., 1955. Т. 5.
4. Киреевский И. В. О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России: (Письмо к гр. Е.Е. Комаровскому) / И. В. Киреевский // Избранные статьи. - М.: Современник, 1984. - С. 199-238.
5. Ключевский В. О. История сословий в России / В. О. Ключевский //Соч.: В 9 т.-М,: Мысль, 1989. - Т.6. - С. 225-391.
6. Лосев А.Ф. Русская Философия- М.,1991 г. с.66
7. Пристенский В.Н. Правовой нигилизм: философско-антропологические корни. - http://www.orenburg.ru/culture/credo/01_2005/11.html
8. Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк VIII. С. 327.
9. Устрялов Н. Национальная проблема у первых славянофилов. Русская мысль,
10. Философия: Учебник для ВУЗов / под ред. В.Н.Лавриненко, В.П.Ратникова - М.: Культура,
11. Хомяков А. С. Об общественном воспитании в России / А. С. Хомяков // О старом и новом: ст. и очерки. - М.: Современник, 1988.- С. 222-239.
12. Чаадаев П.Я. Философические письма; Отрывок из исторического рассуждения о России // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией: Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков: Изд. 2-е, перераб. и доп. М., 1997. С. 47 – 60.
13. Чаадаев П.Я. Статьи и письма: М., 1987; 2-е изд. М., 1989.
14. http://www.inozemtsev.net/index.php?m=vert&menu=sub2&pr=107&id=747
[1] Русская идея. Сборник произведений русских мыслителей. – М., 2002. – С. 112-128
[2] В. Соловьев “Три силы”
[3] Послание старца Филофея Великому Князю Василию Иоанновичу
[4] Степун Ф. А. Мысли о России. Очерк VIII. С. 327.
[5] А. И. Герцен. Собр. соч. В 30-ти тт. М.: Наука, 1954-
[6] Сулакшин С.С. Измена. – М., 1998.
