1 января 1820 г. было началом испанской революции: на этот день приходится первое выступление Рафаэля дель Риего. Никто не сомневался в революционном характере испанских событий, особенно после “резни в Кадиксе” 10 марта того же года. Петербург узнал об этом событии 23 марта (Пестель тогда был еще в Петербурге). Волновали и вести из Франции: 13 февраля рабочий-седельщик Пьер Лувель ударом кинжала убил герцога Беррийского, последнего представителя ненавистного каждому революционеру рода Бурбонов. Легко себе представить, какое обилие размышлений и обсуждений вызвали эти события в среде декабристов. Правительственный лагерь в свою очередь пришел в движение, настороженно следя за малейшим проявлением общественного недовольства внутри России. Тем временем события испанской революции вступили в полосу бурного развития. Восставшая армия, руководимая революционными вождями и окруженная сочувствием народа, достигла невиданных успехов. Военное восстание вспыхнуло в самом Мадриде, революционные войска вступили в столицу Испании. В марте 1820 г. испанский король Фердинанд VII, испуганный революционным натиском, подписал манифест о созыве кортесов (испанского парламента). Абсолютистская Испания стала конституционной страной, восстановив конституцию 1812 г. Победу испанской революции декабристы встретили с восторгом.

Правительству Александра I и российской крепостнической знати испанские события казались грозным предзнаменованием приближающегося революционного взрыва. В России было неспокойно: со всех сторон шли слухи о недовольстве и скрытом брожении крепостных.

Не успели еще усмирить донские волнения, как в марте того же года вспыхнуло значительное движение на казенном Березовском золотопромывательном заводе, которое не удавалось подавить вплоть до сентября. В волнениях приняли участие более 3 тыс. рабочих. В том же марте возобновились волнения казанских суконщиков фабрики Осокина, продлившиеся до октября 1820 г. Но не успело правительство обрушиться с репрессиями на восставших крепостных людей, как новые вести из-за границы потрясли его: опять революция! Восстал Неаполь. Известие об этом пришло в июле 1820 г,

Революционные события в Неаполитанском королевстве были подготовлены тайным обществом карбонариев. Под предводительством генерала Гульельмо Пепе — члена карбонарской организации —восставшие потребовали провозглашения конституции 1812 г. по образцу испанской. Король Фердинанд I дал на это вынужденное, но притворное согласие, одновременно обратившись за помощью к реакционному Священному союзу. Доносчик Грибовский злобно писал, что члены Союза благоденствия “не могли скрыть глупой радости при происшествиях в Испании и Неаполе”.

Но только Чернышев утопил в крови Донское восстание, только успели Александр I и Аракчеев разослать губернаторам секретный циркуляр от 10 июля 1820 г. с требованием немедленного усмирения любых волнений и прекращения неповиновения мерами “военного понуждения”, как новое известие: революция в Португалии! 24 августа 1820 г. в Опорто вспыхнуло военное восстание против жестокой тирании английского генерала Бересфорда, управлявшего Португалией в качестве регента, а 15 сентября того же года произошло восстание в Лиссабоне. И тут была провозглашена конституция 1812 г. “Происшествия в Неаполе, Гишпании и Португалии имели тогда большое на меня влияние”,— показывал на следствии Пестель.

В октябре 1820 г. собрался контрреволюционный конгресс, созванный Священным союзом в Троппау. 19 ноября он вынес решение о “праве интервенции” в страны, охваченные революционным движением; Австрия и Пруссия подписали протокол об обязательстве силой восстанавливать “порядок” в тех государствах, где произойдет революция. Александр I находился за границей для организации подавления революционного движения.

Чтобы представить себе общую картину положения внутри России хотя бы в приблизительной полноте, надо принять во внимание, что 1820 г. был особенно богат крестьянскими волнениями. Обострил положение, в частности, и сильный голод 1820—1821 гг., особенно тяжело обрушившийся на затронутые войной районы, в том числе на Белоруссию и Смоленскую губернию.

Вести о крестьянских волнениях приходили в министерство внутренних дед в 1820 г. не менее чем из 13 губерний: Калужской и Орловской, Тверской и Гродненской, Олонецкой и Московской, Воронежской, Минской, Тульской, Могилевской, Рязанской, Херсонской; прибавим к этому перечню и Землю Войска Донского, особенно волновавшую правительство. Росло и число жалоб, идущих из крепостной деревни. Жалуются на обременение работами, на “притеснения” разного рода, жестокое обращение помещиков, неправильное “удержание в крепостном состоянии” (жалобы шли из разных губерний).

 В такой обстановке особенное впечатление на современников произвели волнения в самой столице, Петербурге,— выступление лейб-гвардии Семеновского полка, о котором выше мы уже упоминали. Старейший гвардейский полк, основанный еще Петром I, был покрыт славой многих военных походов, начиная с Северной войны со шведами и кончая Отечественной войной 1812 г. и заграничными кампаниями 1813—1814 гг. Многие будущие декабристы — Трубецкой, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Якушкин служили в Семеновском полку. Передовые офицеры ввели в полку вежливое и гуманное обращение с солдатами. “Артель” семеновских офицеров и Союз благоденствия сыграли в этом свою роль. Отечественная война и заграничные походы разбудили гражданское сознание солдат, содействовали их духовному росту.

Оказавшись у власти, Аракчеев стал прежде всего пересматривать командный состав, удаляя неугодных ему лиц. Аракчеевские ставленники начали занимать места командиров на ответственейших постах, и креатура Аракчеева — полковник Шварц был назначен в 1820 г. командиром лейб-гвардии Семеновского полка. Шварц круто изменил гуманные порядки, установившиеся и полку: вновь стала свирепствовать палочная расправа, личное достоинство солдат унижалось варварскими наказаниями и бессмысленными служебными требованиями. За пять месяцев своего командования Шварц наказал 44 человека, которые вместе получили 14 250 ударов. Во время учения он собственноручно бил солдат, вырывал им усы. Он не только применял жестокие наказания, но еще стремился унизить и оскорбить “провинившихся”,— например, приказывал двум шеренгам солдат становиться одна к другой лицом и плевать друг в друга. При Шварце сильно ухудшилось и материальное положение солдат: полк раньше имел свои собственные средства, получаемые от солдатских ремесленных работ и огородов, но Шварц положил конец этим “затеям”.

Наконец, полк не выдержал крепостнических притеснений полкового командира. Вечером 16 октября 1820 г. головная “государева рота” Семеновского полка самовольно собралась на перекличку и принесла жалобу на полковника.

В возмущении Семеновского полка ярко проявился народный протест против крепостнического гнета в армии, против аракчеевского режима. Замечательным памятником этого протеста являются анонимные прокламации, которые во время возмущения семеновцев разбрасывались в соседних казармах. Прокламации содержали призыв к поддержке восставших и свидетельствовали о пробуждении народного сознания в эпоху декабристов. Одна из прокламации обращалась с призывом о поддержке к другому гвардейскому полку — Преображенскому и ее текст поражает ясным сознанием классовой сути крепостнического строя. Все зло происходит, как утверждалось в прокламации, от дворян, подавивших “людей всякого сословия”. Но подавившие всех дворяне сами по себе бессильны, их сила основана на темноте и “глупости” повинующегося им войска. Во главе угнетателей-дворян стоит тиран — царь, который есть “не кто иной, как сильный разбойник”. Стоит солдатам взяться за ум — и поработители будут свергнуты. Замечательно то сознание единства угнетенной армии с порабощенным крестьянством, которым пронизана прокламация: “Хлебопашцы угнетены податями, многие дворяне своих крестьян гонят на барщину шесть дней в неделю. Скажите, можно ли сих крестьян выключить из числа каторжных?”

Выступление Семеновского полка произвело огромное впечатление на декабристов. Солдатская масса восстала без участия революционного офицерства! Армия, значит, “готова двигаться”. Значит, решать вопросы преобразования России надо путем военного выступления. Конечно, дворянская ограниченность отчетливо сказывалась и в этом вопросе: дворянское понимание революции исключало народную инициативу и руководство движением закреплялось исключительно за революционным дворянством. Примыкающие к движению войска должны были находиться под командой революционеров-дворян. Но и это — шаг вперед в революционной тактике декабристов. Новая тактика — что очень важно,— конечно, не отрицала значения “общественного мнения”. Она лишь присоединяла к нему силу военного натиска и получала возросшее могущество революционного удара на старый строй.

Надо было по-новому организовать тайное общество, разработать новую программу (в тесной связи с конституционными проектами), в корне изменить тактику и критерий отбора членов, выработать общий план открытого выступления. Съезд тайного общества собрался сейчас же — всего через два с половиной месяца после выступления Семеновского полка.

После восстания Семеновского полка открытая “проповедь” членов Союза благоденствия становилась очень опасной, нужна была глубокая конспирация. Полное крушение надежды на добрую волю императора и необходимость действовать “силою оружия” требовали новой тактики.

 Братья Фонвизины, Михаил и Иван, предоставили для съезда свою московскую квартиру в Староконюшенном переулке. Они взяли на себя оповещение о съезде петербургских и московских членов, а И. Якушкин был отправлен с известием о съезде на юг — в Кишиневскую и Тулъчинскую управы Союза благоденствия. Собирался “Съезд уполномоченных всех отраслей Союза”. Приехав в Тульчин, Якушкин сделал объявление о съезде на квартире Пестеля, где собралась Тульчинская управа. Пестеля умеренная группа на съезд не пустила, втайне боясь его “резких мнений и упорства”. Его уверяли, что он, прося отпуска в Москву (поездку на съезд прикрывали служебными командировками или отпуском), нарушит конспирацию, так как ни родных в Москве, ни служебных поводов для отъезда туда у него не было. На съезд были посланы умеренные члены — Бурцев и Комаров.

Якушкин оповестил и Кишиневскую управу — ее представил на съезде Михаил Орлов.

Съезд Союза благоденствия состоялся в начале января 1821 г. на московской квартире Фонвизиных.

На съезде мнения разделились. Михаил Орлов выступил с предложением немедленного открытого военного выступления, причем инициативу его он предлагал сохранить за 16-й дивизией, командиром которой являлся. Далее он развернул проект новой тайной, крайне революционной организации огромного масштаба, которую надо создать вместо устаревшего Союза благоденствия. Предложение Орлова, как крайне решительное, не встретило поддержки съезда, и он, очень взволнованный, объявил, что порывает с обществом.

После Орлова спешно попросил слова П. Граббе для чрезвычайного заявления. Он сообщил, что о существовании тайного общества известно правительству, об обществе уже расспрашивали представители правительственного надзора, а командир гвардейского корпуса, видимо, уже имел о нем данные.

Было решено провести фиктивную ликвидацию общества и под видом его самороспуска отсеять ненадежных членов и организовать новое тайное общество.

Открытое оповещение о ликвидации Союза не терпело отлагательства, так как за Союзом могли уже следить и гроза могла разразиться с минуты на минуту. Поэтому Московский съезд прервал свои заседания и созвал общее собрание всех членов Союза благоденствия, присутствовавших тогда в Москве.

“Главная цель общества состоит в том,— показывал Якушкин на следствии, — чтобы приготовить государство к принятию представительного правления”. “Чтобы приобресть для этого средства, признавалось необходимым действовать на войска и приготовить их на всякий случай”. Иначе говоря, “способы действия” разрешались уже по-новому; было решено действовать путем решающего революционного удара “посредством войск”. Однако это была не тактика немедленного военного выступления, предлагавшегося Орловым, а действие через постепенную подготовку войск, срок же самого революционного военного выступления определен не был.

Новые программа и устав были надлежащим образом оформлены и подписаны (“устав был подписан всеми присутствующими членами...”,—пишет Якушкин).

 Участники съезда сговорились и о характере дальнейшего подбора членов. Московский съезд решил отсечь от движения как его колеблющуюся, нестойкую часть, так и наиболее радикальные его элементы. Не только “ненадежным” членам, но и Пестелю с его “приверженцами” объявлялось, что общество распущено. Приходится признать, что дальнейшее поведение Бурцова на юге не зависело от его произвольного решения, а было указано съездом. Во всяком случае Якушкин свидетельствует, что Бурцев поставил в известность членов съезда о своем решении, не привлекать более Пестеля в тайное общество и не встретил возражений. Бурцев, по характерному выражению Якушкина, брался “привести в порядок” Тульчинскую управу. По приезду в Тульчин он сначала должен был объявить всем об уничтожении Союза благоденствия, а “вслед за тем известить всех членов, кроме приверженцев Пестеля, о существовании нового устава” и выразить надежду, что они “все к нему присоединятся под его руководством”.

На этом закрылся Московский съезд 1821 г.

Конечно, постановления Московского съезда 1821 г. носят на себе отчетливо выраженную печать дворянской ограниченности. Она сказывается прежде всего в решении отсечь от движения наиболее радикальные элементы и в признании дееспособной лишь “средней” линии. Она выражена и в колеблющейся формуле конечной цели — борьбы за “представительный” строй без упоминания, о каком именно строе шла речь (явный шаг назад от Петербургского совещания 1820 г.).

В дальнейшем политическая форма, принятая этой линией, окажется конституционной монархией. Сказывается эта ограниченность и в резком делении будущих членов на разряды, причем низший разряд не должен знать о конечной цели.

Вместе с тем постановления Московского съезда 1821 г. имели некоторые положительные черты, которые состояли в признании необходимости решающего революционного удара, в замысле подготовить войска и действовать вооруженной силой, в отсеивании “правых”, колеблющихся элементов.

Будущее развитие опрокинуло, однако, преграды умеренных постановлений и пошло дальше решений Московского съезда 1821 г.

При подготовке данной работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu.ru