Автор посвящает памяти
    Н. М. Карамзина
    Кремлевские палаты
    (1598 года, 20 февраля)
    Князья Шуйский и Воротынский
    Они рассуждают о том, что “народ еще повоет да поплачет, // Борис еще поморщится немного,.. // И наконец по милости своей // Принять венец смиренно согласится...”. Воротынский не верит, что Борис захочет стать государем. Шуйский рассказывает, как он двенадцать лет тому назад был послан в Углич расследовать убийство царевича Димитрия, все указывало на участие в нем Годунова, “...И,.возвратись, я мог единым словом // Изобличить сокрытого злодея”. Но Годунов смотрел в глаза, “как будто правый”. И Шуйский не смог выступить против Бориса. Воротынский удивляется, неужели кровь младенца не беспокоит убийцу? Шуйский уверен:
    Перешагнет; Борис не так-то робок!
    Какая честь для нас, для всей Руси!
    Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,
    Зять палача и сам в душе палач,
    Возьмет венец и бармы Мономаха...
    Они решают “народ искусно волновать”, чтобы избавиться от Годунова.
    Красная площадь
    Народ
    Народ в ужасе из-за отказа Бориса вступить на трон: “О боже мой, кто удет нами править? // О горе нам!” Духовенство призывает народ угово-1Ить царицу благословить Бориса на царствование.
    Девичье поле. Новодевичий монастырь
    Народ
    Собравшаяся толпа не понимает, что происходит. Боясь оплошать, люди [повторяют друг за другом: стараются заплакать и падают на колени. Вот черни суд: ищи ж ее любви.
    В семье моей я мнил найти отраду,
    Я дочь мою мнил осчастливить браком —
     Как буря, смерть уносит жениха...
    И тут молва лукаво нарекает
    Виновником дочернего вдовства
    Меня, меня, несчастного отца!..
    Кто ни умрет, я всех убийца тайный:..
    ...все я!
    Ах! чувствую: ничто не может нас
    Среди мирских печалей успокоить;
    Ничто, ничто... едина разве совесть.
    Так, здравая, она восторжествует
    Над злобою, над темной клеветою.
    Но если в ней единое пятно,
    Единое, случайно завелося,
    Тогда — беда! как язвой моровой
    Душа сгорит, нальется сердце ядом,
    Как молотком стучит в ушах упрек,
    И все тошнит, и голова кружится,
    И мальчики кровавые в глазах...
    И рад бежать, да некуда... ужасно!
    Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
    Корчма на литовской границе
    Мисаил и Варлаам, бродяги-чернецы,
    Григорий Отрепьев,мирянином;хозяйка
    Хозяйка угощает всех вином. Мисаил беседует с Григорием о причине грусти молодого человека, а между тем литовская граница рядом. Но Григорий уверен: “Пока не буду в Литве, до тех пор не буду спокоен”. Мисаил и Варлаам не понимают, чем так привлекательна для Григория Литва. Они сами покинули монастырь и теперь им везде хорошо. “Литва ли, Русь ли”, монахи пьют и веселятся, приглашая Григория с собой, но он отказывается и узнает у хозяйки дорогу в Литву; хозяйка уверена, что он сможет добраться до Луевых гор к вечеру, если не остановят царские заставы. Григорий испуган: кого ловят? Хозяйка слышала, что кто-то из Москвы сбежал. Она объясняет, что стражники стоят только на дорогах, а в Литву можно попасть по любой тропе, не только торной дорогой. Входят дозорные, они интересуются посетителями корчмы, хотят поживиться за счет монахов. Пристав достает царский указ о сбежавшем из Москвы Гришке Отрепьеве, он подозревает Мисаила. Григорий читает указ. Там сказано, что Отрепьев впал в ересь, сбежал к литовской границе, “царь приказал изловить и повесить”. Дается и словесный портрет Григория, а он, глядя на Варлаама, дает его описание: “А лет ему вору Гришке от роду... за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое...” Приставы готовы схватить Варлаама, но тот выхватывает у Григория бумагу и читает: “А лет е-му от-ро-ду... 20... А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой...” Приставы подступают к Григорию, он выхватывает нож, от неожиданности они расступаются, и Григорий выскакивает в окно.
    Москва. Дом Шуйского
    Шуйский, множество гостей. Ужин.
    Шуйский предлагает гостям выпить последний раз за государя. Мальчик читает молитву, потом все расходятся. Оставшийся Афанасий Михайлович Пушкин сообщает хозяину о полученном от племянника из Кракова письме, в котором сказано, что убиенный в Угличе Димитрий жив: Кто б ни был он, спасенный ли царевич,
    Иль некий дух во образе его,
    Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,
    Но только там Димитрий появился.
    Шуйский не сомневается, что это самозванец. Если народ узнает о нем, “быть грозе великой”. Бояре сговариваются пока молчать.
    Царские палаты
    Царевич чертит географическую карту, царевна, мамка царевны Ксения тоскует о недавно умершем женихе. Мамка утешает, что будет и другой жених. Входит Борис, он искренне жалеет дочь, интересуется занятиями сына:
    Учись, мой сын: наука сокращает
    Нам опыты быстротекущей жизни —
    Когда-нибудь, и скоро, может быть,
    Все области, которые ты ныне
    Изобразил так хитро на бумаге,
    Все под руку достанутся твою. С докладом входит Семен Годунов, он сообщает о прибывшем к Пушкину гонце из Кракова. Борис приказывает гонца перехватить, Семен уже послал своих людей. Приходит Шуйский, он рассказывает царю о появившемся в Кракове самозванце под именем царевича Димитрия. Борис приказывает перекрыть литовскую границу и спрашивает Шуйского, бывшего тринадцать лет назад в Угличе, не произошла ли тогда подмена царевича? Шуйский уверен: “Нет, государь, сомненья нет: Димитрий // Во гробе спит”. Борис понимает: “Так вот зачем тринадцать лет мне сряду // Все снилося убитое дитя!.. // Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!”
    Краков. Дом Вишневецкого
    Самозванец и раЪег1 Черниковский
    Самозванец обещает: не пройдет и двух лет, как вслед за ним Русь признает власть католической церкви. Священник благодарит самозванца за столь приятную перспективу. Григорий призывает пришедших к нему русских беглецов и поляков идти войной на Русь. Курбский рассказывает о своем знаменитом отце, угасавшем в Больший, мечтавшем вернуться на родину; теперь сыну представилась такая возможность. Самозванец обещает беглецам:
    Мужайтеся, безвинные страдальцы, —
    Лишь дайте мне добраться до Москвы,
    А там Борис расплатится во всем.
    Все кричат:
    В поход, в поход! Да здравствует Димитрий,
    Да здравствует великий князь московский!
    Замок воеводы Мнишка в Самборе.
    Ряд освещенных комнат. Музыка
    Вишневецкий, Мнишек
    Мнишек рад, что Димитрий увлекся Мариной, “дочь моя царицей будет?” Танцуя с Димитрием, Марина назначает ему свидание. Окружающие обсуждают Димитрия и его планы.
    Ночь. Сад. Фонтан
    Входит Самозванец, он смущен любовью к Марине. Марина требует, чтобы он открыл ей самые заветные мысли, “чтоб об руку с тобой могла я смело // Пуститься в жизнь...” Димитрий готов отказаться от всего ради ее любви:
    Твоя любовь... что без нее мне жизнь,..
    В глухой степи, в землянке бедной — ты,
    Ты заменишь мне царскую корону,
    Твоя любовь...
    Но Марине важен титул Димитрия:
    ...Знай: отдаю торжественно я руку
    Наследнику московского престола,
    Царевичу, спасенному судьбой.
    ...Другого мне любить нельзя.
    Он открывает Марине всю правду о себе: “...Одна любовь принудила меня // Все высказать”. Теперь же он будет свято хранить эту тайну:
    Тень Грозного меня усыновила,
    Димитрием из гроба нарекла,
    Вокруг меня народы возмутила
    И в жертву мне Бориса обрекла.
    Царевич я. Довольно, стыдно мне
    Пред гордою полячкой унижаться. —
    Прощай навек. Игра войны кровавой,
    Судьбы моей обширные заботы
    Тоску любви, надеюсь, заглушат.
    ...Но — может быть, ты будешь сожалеть
    Об участи, отвергнутой тобою.
    Марина рада:
    Наконец
    Я слышу речь не мальчика, но мужа.
    С тобою, князь, она меня мирит.
    Безумный твой порыв я забываю
    И вижу вновь Димитрия.
    Очисти Кремль, садись на трон московский,
    Тогда за мной шли брачного посла;..
    Самозванец решается: “Заутра двину рать”.
    Граница литовская
    (1604 года, 16 октября)
    Князь Курбский и Самозванец, оба верхами
    Полки приближаются к границе
    Курбский счастлив ступить на землю предков. Самозванцу же отравляет радость осознание предательства: “...я Литву // Позвал на Русь, я в красную Москву // Кажу врагам заветную дорогу!..” Полки переходят
    границу.
    Царская дума
    Царь, патриарх и бояре
    Царь посылает Трубецкого и Басманова против Самозванца. Патриарх рассказывает Борису историю пастуха, исцеленного от слепоты святыми мощами Димитрия в Угличе. Он “тихую молитву сотворил, // Глаза... прозрели...” Патриарх советует перенести святые мощи Димитрия в Кремлевский Архангельский собор, “народ увидит ясно // Тогда обман безбожного злодея,..” Шуйский возражает против этого: “Не скажут ли, что мы святыню дерзко // В делах мирских орудием творим?” Он предлагает поговорить с народом, Борис согласен.
    Равнина близ Новгорода-Северского
    (1604 года, 21 декабря)
    Битва
    Русские войска бегут от ляхов, православные, отказываются идти войной на законного царевича.
    Димитрий приказывает трубить победу:
    Ударить отбой! мы победили. Довольно; щадите русскую кровь. Отбой!
    Площадь перед собором в Москве
    Народ
    Люди ждут выхода Бориса из храма, они говорят о Димитрии, как о законном царе. Приходит юродивый Николка, мальчишки его дразнят, а потом отнимают копеечку и убегают. Юродивый плачет и жалуется Борису, появившемуся из храма:
    Борис, Борис! Николку дети обижают... Николку маленькие дети обижают... Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.
    Борис просит Николку помолиться за него. Николка же уверен:
    Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода — богородица не велит.
    Севск
    Самозванец, окруженный своими
    Самозванец беседует с русским пленным, от которого узнает, что Борис “очень был встревожен” победой Димитрия. На Москве ежедневные казни, расправы с недовольными, “тюрьмы битком набиты”. Димитрий призывает своих сторонников идти на Москву, поляки робеют.
    Лес. В отдалении лежит конь издыхающий
    Лжедмитрий, Пушкин
    Ляхи рассказывают Самозванцу о своем поражении. А Лжедмитрий спокойно ложится и засыпает.

Москва. Царские палаты
    Борис, Басманов
    Борис рассказывает, что победа над Лжедмитрием ничего не принесла: Он вновь собрал рассеянное войско И нам со стен Путивля угрожает.
    Теперь настала очередь Басманова показать свою доблесть. Борис решает:
    ...Пошлю тебя начальствовать над ними; Не род, а ум поставлю в воеводы;.. Пора презреть мне ропот знатной черни И гибельный обычай уничтожить.
    ...Лишь дай сперва смятение народа
    Мне усмирить.
    Басманов согласен:
    ...Всегда народ к смятенью тайно склонен:
    Так борзый конь грызет свои бразды;
    На власть отца так отрок негодует;
    Но что ж? конем спокойно всадник правит,
    И отроком отец повелевает.
    Борис обижен:
    Нет, милости не чувствует народ: Твори добро — не скажет он спасибо; Грабь и казни — тебе не будет хуже.
    Басманов строит честолюбивые планы: “...У царского престола стану первый...” А Борису внезапно становится плохо, он едва успевает дать сыну наказ:
    ...Ты царствовать теперь по праву станешь,
    Я, я за все один отвечу Богу...
    О милый сын, не обольщайся ложно,
    Не ослепляй себя ты добровольно —
    В дни бурные державу ты приемлешь:
    Опасен он, сей чудный самозванец,
    Он именем ужасным ополчен...
    Но ты, младой, неопытный властитель,
    Как управлять ты будешь под грозой,
    Тушить мятеж, опутывать измену?
    Но бог велик!..
    В семье своей будь завсегда главою;
    Мать почитай, но властвуй сам собою —
    Ты муж и царь; люби свою сестру,
    Ты ей один хранитель остаешься.
    Феодор боится ответственности:
    Нет, нет — живи и царствуй долговечно:
    Народ и мы погибли без тебя.
    Бориса по обычаю постригают в монахи перед смертью, а бояре присягают его сыну.
    Ставка
    Басманов вводит Пушкина
    Пушкин от лица Димитрия предлагает Басманову дружбу: “...И первый сан по нем в московском царстве”. Басманов боится изменить присяге, но Пушкин его предостерегает:
    ...Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
    Не войском, нет, не польскою помогой,
    А мнением; да! мнением народным.
    Лобное место
    Пушкин идет, окруженный народом
    Пушкин рассказывает народу о победах Димитрия:
    Басманов сам с раскаяньем усердным