Министерство образования Российской Федерации
Ивановский государственный университет
Юридический факультет
Кафедра уголовного права и процесса

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине: Уголовное право

на тему: «НЕВМЕНЯЕМОСТЬ»

Курсовая работа студента 2-го курса

3 группы заочного коммерческого отделения обучения Коблова В.С.

Иваново 2003 г.
Оглавление.
                                                                                     

1.       Введение………………………………………… ……………………....3
2.       Глава 1. Понятие и значение невменяемости. …………………………4
3.       Глава 2. Критерии невменяемости.…………………………………..…9
4.       Глава 3. Отграничение невменяемости от случаев,               предусмотренных ч.3 ст.20 и ст. 22 и 23 УК РФ…...…………………20
5.                 Задача № 1……………………………………….………………………25
6.                 Задача № 2…………………………………………………………….…25
7.                 Задача № 3…..………………………………...………………………....26
8.       Список  используемой литературы………………………………… …28
ВВЕДЕНИЕ.
В уголовном праве возникает немало споров и вопросов о таком сложном и немаловажном понятии как невменяемость. Что придает большое значение данной проблеме и является объектом внимания и изучения со стороны ученых.

Проблема преступности лиц с психическими аномалиями в науке не является новой. Такие аномалии, как одна из причин совершения преступлений, и вопросы уголовной ответственности субъектов, страдающих ими, широко исследовались криминалистами и кри­минологами еще в XIX в, но при этом роль психических рас­стройств, как правило, значительно преувеличивалась и не про­водилось различий между вменяемыми и невменяемыми, совер­шившими общественно опасные действия.

Однако  современное законодательство четко определило понятие  невменяемости, определило критерии невменяемости, значение, а также отграничение невменяемости от схожих случаев, предусмотренных законодательством РФ, о чем и будет идти речь в данной работе.

1. ПОНЯТИЕ И ЗНАЧЕНИЕ НЕВМЕНЯЕМОСТИ.

Статья  21 УК РФ содержит  понятие невменяемости:     «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть, не могло осознать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики».

Такое сложное понятие, как невменяемость характеризуется двумя признаками (критериями): медицинским (биологическим) и юридическим (психологическим). Юридический критерий определяет суд, когда он дает оценку лицу, совершившему общественно опасное деяние, как не способному осознавать характер своих действий или руководить ими. Медицинский критерий раскрывает причины этой неспособности: болезненное состояние психики человека или отставание в психическом развитии лица, совершившего общественно опасное деяние.

Но не всякое болезненное состояние психики человека позволяет признать его невменяемым, а только которое мешает ему правильно оценить свои поступки. Таким образом, медицинский критерий должен обязательно сочетаться с юридическим. Только одновременное наличие и медицинского, и юридического признаков позволяет сделать вывод о невменяемости конкретного лица. При этом невменяемость должна быть установлена именно на момент совершения общественно опасного деяния, поскольку, если лицо заболело душевной болезнью уже после совершения преступного деяния, то оно признается субъектом преступления и поэтому может нести уголовную ответственность после своего выздоровления. Оба эти критерия мы рассмотрим подробнее во второй главе.

 Из вышесказанного видно, что невменяемость расценивается как психическая аномалия у лица совершившего общественно опасное деяние,  и это вызывает немало проблемных вопросов  в области криминалистики.

          Психические аномалии – это такое врожденное или приобретенное функцио­нальное или органическое изменение головного мозга, которое, отражаясь на разных сторонах психической деятельности субъек­та, влияет на содержание и характер его социально значимого поведения, в том числе и общественно опасного поведения. В психиатрической литературе иногда по-другому определяет­ся круг психических аномалий. Так, западногерманский психиатр Г. Биндер считает, что к числу этих аномалий следует отнести те формы функциональных аномалий, при которых дезинтеграция выражается преимущественно в психической сфере, где психиче­ские факторы — ведущие в общей системе болезненных явлений. Эти нарушения являются в основном количественными отклоне­ниями от нормы.

Проблема преступности лиц с психическими аномалиями в науке не нова. Такие аномалии, как одна из причин совершения преступлений, и вопросы уголовной ответственности субъектов, страдающих ими, широко исследовались криминалистами и кри­минологами еще в XIX в. При этом роль психических рас­стройств, как правило, значительно преувеличивалась и не про­водилось различий между вменяемыми и невменяемыми, совер­шившими общественно опасные действия.

С особой остротой криминологическая проблема психических болезней (умопомешательства) была поставлена в работах Ч. Ломброзо и его последователей. В первых своих сочинениях Ч. Ломброзо писал, что прирожденный преступник — человек ненормальный, но не сумасшедший. Однако в дальнейшем прирож­денного преступника он наделил весьма важной чертой — эпи­лепсией. По Ч. Ломброзо, прирожденная преступность и нравст­венное помешательство (отсутствие нравственного чувства, чувства добра и зла, слепота в нравственном отношении) не что иное, как специальные формы проявления эпилепсии.

Гораздо дальше в гиперболизации помешательства пошел Э. Ферри. Он писал: «Антропология доказывает фактами, что преступник не есть нормальный человек, что, наоборот, вследст­вие своих органических и психических ненормальностей, наслед­ственных и приобретенных, он составляет специальный класс, «особую разновидность человеческого рода». Утверждая, что «без сомнения, существует частая и глубокая аналогия между преступлением и помешательством», он не делал никаких раз­личий между вменяемыми и невменяемыми. Совершение преступ­лений под влиянием помешательства Э. Ферри усматривал среди всех выделенных им категорий преступников, особенно так на­зываемых привычных, и даже выделял тип преступника поме­шанного, душевнобольного. Более того, он считал, что «настоящие помешанные являются просто крайним выражением типа преступника»[1].

В 20-е и 30-е годы довольно активно осуществлялись психи­атрические исследования среди преступников. Однако многочис­ленные эмпирические данные, большинство из которых было по­лучено не юристами, а медиками, к сожалению, не получили адекватной теоретической интерпретации, не сопоставлялись с материалами других исследований. Основным недостатком работ того периода была их методологическая несостоятельность, вы­ражавшаяся в гиперболизации психических отклонений, припи­сывании им роли ведущей детерминанты любого преступного поведения. Тем самым криминологическая проблема личности преступника превращалась в медицинскую, а социальные факторы во многом игнорировались.

Так, Е. К. Краснушкин называл преступность социальной болезнью и считал, что преступление свидетельствует о биоло­гической недостаточности социальной приспособляемости лично­сти правонарушителя, а индивидуальному исследованию психической личности надлежит быть в руках врача-психиатра, давно уже владеющего всеми методами индивидуального исследования. Кабинет и клиника по изучению личности преступника и пре­ступности должны находиться в ведении Здравотдела. Изучение преступника и преступности можно приравнять к изучению про­фессиональных заболеваний.

Вместе с тем криминологические исследования психических аномалий, в частности, проведенные в упомянутом Кабинете по изучению личности преступника и преступности (г. Москва), не лишены интереса и для нас. По свидетельству Е. К. Краснушкина, психиатрическому изучению подвергались психопатические личности; были получены некоторые важные данные о взаимоот­ношении между психопатией и преступностью, влиянии «психи­ческой индукции на преступность со стороны психопатов». Ис­следовались также индивидуальные механизмы преступления у здоровых и больных, социальные факторы дегенерации; пред­принимались попытки разработать классификацию преступников по их индивидуальным свойствам и психиатрические принципы в пенитенциарной политике.

В последующие годы психологические проблемы преступности почти не изучались, недостаточно разрабатывались личност­ные аспекты в объяснении причин преступного поведения. Не обращалось должного внимания на сложнейшие психологические явления и процессы, в том числе связанные с нервно-психиче­ской патологией, а личность преступника зачастую представля­лась малозначащим звеном в цепи.

Эти обстоятельства в немалой степени объясняются тем, что возрождение советской криминологии в 50—60-е годы происхо­дило в борьбе с проникновением различных буржуазных течений. А. А. Герцензон, который сыграл выдаю­щуюся роль в становлении современной криминологической теории, справедливо возражал против гиперболизации психиат­рических факторов, которая имела место в 20-е годы. Однако в целом, он весьма скептически относился к медико-психиатриче­ским исследованиям и, по существу, сводил их к чисто практическим целям для решения вопроса о вменяемости или невменяемости, наличии или отсутствии психической болезни и так  далее. Поэтому медико-психиатрическое изучение личности преступ­ника в подобных случаях играет роль специальной методики, необходимой для заключения экс­перта-медика. Но, конечно, к криминологии как науке о причинах преступности     это   изучение     прямого     отношения   не имеет.

А. А. Герцензон отмечал, что широкое поле деятельности психиатра возможно и в плане социальной психопатологии как науки, имеющей целью исследовать и наметить пути к устране­нию тех социальных причин, которые порождают психические аномалии или способствуют их распространению. В этом плане, по мнению А. А. Герцензона, представляет интерес выяснение вопроса о том, что психопатические личности, на которых, каза­лось бы, мало воздействуют внешние обстоятельства, на деле оказываются чрезвычайно подверженными социальным влияни­ям и при более или менее значительных колебаниях социальных условий остро реагируют на них. Но это — сфера не криминоло­гии, а психиатрической науки.

Правильно предостерегая против того, чтобы медики, психо­лога, антрополога или психиатры самостоятельно исследовали криминологические проблемы, А. А. Герцензон в то же время возражал, например, против обследования людей, получивших черепно-мозговые травмы и совершивших преступления. По его мнению, данные таких обследований к криминологии отношения не имеют, так как не "проливают" никакого света на действитель­ные причины преступности как социального явления. Разу­меется, с помощью данных о личности преступников с черепно-мозговыми травмами нельзя объяснить преступность. Однако среди преступников таких лиц нема­ло, и этот фактор необходимо учитывать. К тому же криминоло­гическая проблематика психических аномалий включает в себя отнюдь не только указанные травмы.1

Познание психопатологических факторов чрезвычайно важно для криминологии и профилактики преступного поведения, поскольку они порождают личностные особенности, которые могут привести к преступлению. Отсюда следует необходимость изуче­ния и психопатологических проблем, так как психические анома­лии действуют не сами по себе, а через личность и через ее психо­логию.

В современный период криминолого-психиатрические исследо­вания существенно активизировались, появился ряд работ, осве­щающих важные вопросы уголовной ответственности лиц с пси­хическими аномалиями, влияния этих аномалий на преступное поведение, исправления и перевоспитания преступников.

Исходя из современной классификации наук «криминального» профиля, отражающих в конечном итоге определенные социаль­ные реальности и соответствующих различным сферам теорети­ческой и практической деятельности по борьбе с преступностью, представляется необходимым различать следующие аспекты влия­ния психических аномалий на преступность:

1)         криминологиче­ский — на формирование личности преступника, восприятие им ситуации, мотивацию преступного поведения и соответственно на деятельность по профилактике преступлений;

2)         криминалистический — на поведение преступника после совершения преступ­ления и соответственно на деятельность по организации, тактике и методике раскрытия и расследования преступлений;

3)         уго­ловно-правовой – и уголовно-процессуальный — на деятельность по применению уголовно-правовых и уголовно-процессуальных норм, их совершенствованию;

4)         исправительно-трудовой — на поведение и образ жизни осужденных, их нравственное сознание и соответственно на деятельность по их исправлению и перевос­питанию.

Разумеется, между этими аспектами нет абсолютно четких границ. Так, пресечение дальнейших преступных дейст­вий после начала совершения преступления — и криминологическая,  и   криминалистическая,   и   уголовно-процессуальная   проблема.

Криминогенное значение психических  аномалий заключается в том, что они при главенствующей роли социально приобретенных особенностей личности, взаимодействуя с ними, облегчают совершение преступления, выступая не причиной, а внутренним условием. Если психическая аномалия является причиной общественно опасных действий, то нет преступления. Медико-биологическое   и   генетическое   неблагополучие   не являются, таким образом, сами по себе причинами преступного поведения.1

Криминогенная значимость психических аномалий не предполагает неизбежности совершения преступления лицами с такими аномалиями.  Даже  при  их наличие преступное  поведение  как разновидность человеческого поведения представляет собой лишь жесть, которая при определенных  условиях может стать действительностью, а может и не стать. Мы не считаем, что если у преступника имеется психическая аномалия, то она обязательно повлияла на совершение им преступления.
2. КРИТЕРИИ НЕВМЕНЯЕМОСТИ.
Критерии невменяемости закреплены в статье 21 УК РФ – это медицинский и юридический. Медицинский критерий характеризует психическое состояние лица в сравнении с биологической нормой и устанавливается по данным психиатрии. Наличие же юридического критерия устанавливает суд, и им характеризуется состояние лица на момент совершения им общественно опасного деяния. Их наличие означает, что лицо, совершившее общественно опасное деяние, нельзя рассматривать в качестве субъекта уголовной ответственности. Иначе говоря, невменяемость является обстоятельством, исключающим уголовную ответственность вследствие отсутствия субъекта преступления.

В последнее время психиатрия стала объектом пристального внимания и достаточно жесткой критики в печати. Так, авторы одной из публикаций считают: "Поползновение психиатров подменить суд и определять судебную практику по уголовным делам невменяемых" выражается, в частности, в том, что эксперты дают "заключения о вме­няемости или невменяемости, то есть по вопросам, не относящимся к их компетенции. Следствием этого являются низкое качество предварительного расследования и осуществления правосудия, упрощенческий подход к рассмотрению уголовных дел данной ка­тегории, нарушение процессуальных прав обвиняемого.1

Справедливо ли адресовать эту критику психиатрии? Ведь вполне правомерной представляется и другая постановка вопроса. Именно невзыскательный, непринципи­альный подход следствия и суда к оценке заключений эксперта, невыполнение ими требований закона о необходимости тщательного и всестороннего исследования всех доказательств по делу, в том числе и заключения эксперта, порождают трудности в осуществлении правосудия.

Однако суть проблемы, видимо, не только в том, что в научных дискуссиях недопустима подмена причины следствием, а осмысление фактов, построенное на односторонних посылках, неизбежно приводит к ложным выводам. Наивно полагать, что изъятие из заключения эксперта фразы о возможности признания лица вменяемым (невменяемым) существенно повысит качество ведения предварительного следствия и отправления правосудия. Корни проблемы глубже. Давно уже назрела необходимость в тщательной научной проработке принципов взаимодействия права и судебной психиатрии, в четком определении и однозначном понимании сторонами таких основополагающих категорий, как вменяемость — невменяемость и объем компетенции психиатра-эксперта, не только по форме, но и по сути.

Предпосылками успешного решения этой задачи является строгое следование методологическому принципу всесторонности рассмотрения и учета взаимоперехода про­тивоположностей друг в друга, предполагающему изучение парных категорий в единстве, что применимо к любым частно-научным понятиям, и непременное соблюдение при этом законов  традиционной   логики   тождества,  противоречия,  исключенного  третьего  и достаточного основания. С данных позиций попытаемся разобраться в существе вопроса. Невменяемость, как и любое другое понятие, имеет формальную (знаковую) и содер­жательную (смысловую) стороны. К первой относится ее принадлежность к семанти­ческому аппарату юриспруденции. Использование в законе и тесная смысловая вза­имосвязь с такими уголовно-правовыми понятиями, как преступление, вина, ответст­венность и т.д., исключает сомнения в юридической природе понятия невменяемости. Оно порождено потребностями правосудия и теряет смысл вне решения задач, стоящих перед следствием и судом. Уже поэтому есть основания воспринимать его присутствие в выводах эксперта как выход последнего за пределы своей компетенции и известное давление на следствие и суд.

Смысловая сторона понятия отражена в ст. 21 УК РФ: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время общественного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики»1. Традиционно уголовно-правовая теория и судебная психиатрия указывают на необходимость сочетания юридического и меди­цинского критериев при решении вопроса о невменяемости. Под юридическим критерием однозначно понимается неспособность субъекта отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими, под медицинским — наличие одного из видов психических расстройств, перечисленных в законе. В различных источниках используется понятие психологического критерия, который идентифицируется с критерием юридическим, а не медицинским.

На уровне обыденной логики такая трактовка критериев невменяемости как будто удовлетворяет запросы практики. Юридический (психологический) и медицинский критерии, несмотря на их единство, представляются достаточно самостоятельными. Это следует из утверждения о необходимости их сочетания (т.е. одновременного наличия) для решения вопроса о невменяемости. Противоречие, состоящее в том, что неспо­собность отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими, одновременно именуется и юридическим и психологическим критериями, т.е. обозначается понятиями, отражающими разные уровни бытия, как будто разрешается, во-первых, утверждением о его необходимости для взаимного понимания юристов и психиатров-экспертов (отсюда двойное наименование), во-вторых, отождествлением невменяемости с неспособностью отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими в силу болезни, в связи с чем, по принципу аналогии, юридическая квалификация первого понятия переносится на второе. При этом каждая из взаимодействующих сторон (юридическая и медицинская) получает свой критерий. Если есть двойное наименование юридического (психологи­ческого) критерия, становится понятной попытка провести через него границу, разделяющую компетенции психиатра-эксперта и юриста, выделив в нем медицинский и правовой аспекты. Справедливо подвергнутый критике, такой подход не решает главного вопроса: кто все же должен определять этот критерий и как он соотносится с невменяемостью.1

 Одни психиатры считают, Решая вопрос о вменяемости, эксперт должен определить возможность обвиняемого отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими в момент совершения правонарушения". Эта позиция в свое время подробно обоснована Д.Р. Лунцем, полагавшим, что заключение экспертов о вменяемости—невменяемости не является вторжением в права судьи, так как необходимые для этого обстоятельства и факты познаны наукой с помощью психиатрических приемов.

Вторые утверждают, что роль психиатра-эксперта ограничивается дачей заключения о психическом состоянии лица, способности его в определенное время руководить своими действиями или отдавать себе в них отчет. И далее уточняют, что функции психиатра-эксперта ограничиваются здесь дачей заключения, соответствующего его профессио­нальным знаниям, — о состоянии психики лица во время совершения деяния, вопрос же о виновности и ответственности решает только суд! Сопоставление данных позиций с формулой невменяемости показывает, что в первой не упоминается общественно опасное деяние, а во второй опущен юридический (психологический) критерий. Если же оба определения совместить, то они, взаимно дополняя друг друга, полностью совпадают с тем, которым руководствуются психиатры, и с формулой невменяемости, данной законодателем. Не оставляет сомнений в этом и утверждение С.Н. Шишкова о том, что эксперты, пользующиеся как медицинским, так и юридическим критериями невменя­емости, имеют право применять сами термины "вменяемость" и "невменяемость", пока они отождествляются с психическим состоянием субъекта во время совершения им общественно опасного деяния.

В таком же объеме компетенцию психиатра-эксперта определяет Р.И. Михеев, полагая, что эксперты в своем заключении должны не только указать диагноз, но и разъяснить, могло ли лицо по своему психическому состоянию во время совершения общественно опасного деяния отдавать себе отчет в своих действиях и (или) руководить ими. А это означает не что иное, как фактическое решение экспертом вопроса о вменяемости — невменяемости, ибо к его компетенции в таком случае относится определение и медицинского, и юридического (психологического) критериев, отнесенных ко времени совершения данным лицом общественно опасного деяния и тем самым исчерпывающих смысловую сторону обсуждаемого понятия. Дискуссионный вопрос о разграничении компетенции юриста и психиатра в силу сказанного необоснованно упрощается и низводится до спора о том, вправе психиатр применять в своем заключении юридические понятия вменяемости — невменяемости или нет. И какие бы при этом сторонами ни использовались в защиту своей позиции аргументы, они не меняют существа дела. Ведь совершенно очевидно, что решение одного и того же вопроса представителями различных наук не может быть идентичным по всем параметрам.

Поэтому, если смысловая сторона понятия невменяемости во всех ее компонентах определяется экспертом, то для следствия и суда не остается иной возможности, как согласиться с его заключением или отвергнуть его. Причем как первое, так и второе решение принимается по формальным мотивам. В результате на практике разрешение сомнений во вменяемости лица производится не теми, у кого они возникли, а возлагается на эксперта. Отсюда понятно, почему функции следствия и суда по установлению невменяемости фактически перешли к судебно-психиатрической экспертизе.

Слабость толкования формулы невменяемости, основанного на принятом содержании юридического (психологического) и медицинского критериев, и заключается в том, что оно не дает однозначного ответа на вопрос о границе, разделяющей компетенции юриста и психиатра при разрешении сомнений во вменяемости лица. Это, естественно, порождало попытки выйти за пределы традиционного толкования, в первую очередь путем поиска истинного содержания юридического критерия невменяемости. Наиболее полно данная позиция изложена Ю.С. Богомягковым, предлагающим два признака юридического критерия: факт совершения лицом общественно опасного деяния и совпадение его по времени с болезненным состоянием его психики, исключающим возможность созна­тельного поведения. Что касается понимания невменяемости как невиновного совершения деяния психически больным лицом, то это по существу отождествление ее с казусом и включение невменяемости в субъективную сторону преступления. Как виновными, так и невиновными могут быть признаны только лица вменяемые. Общественно опасное деяние невменяемого отличается от преступления вменяемого лица тем, что в первом случае отсутствует субъект преступления, вследствие чего вопрос о виновности или невиновности деятеля вообще не возникает1.

Относительно второго признака, нетрудно увидеть, что это не критерий невменя­емости, а ее определение, поскольку включает медицинский, психологический критерии и факт совершения деяния данным лицом, т.е. все признаки невменяемости. Выделение же в качестве юридического критерия невменяемости факта совершения деяния данным лицом, на мой взгляд единственно правильно. Во-первых, обеспечивается единый подход к анализу формул невменяемости и вменяемости как понятий сопряженных, находящихся в контрадикторных (взаимоисключающих) отношениях. Во-вторых, это полностью согласуется с устоявшимися в логике представлениями об отличительных признаках понятий и правилами их анализа. Поясним данный тезис более подробно.

Известно, что понятием именуется мысль, представляющая собой обобщение (и мысленное выделение) предметов некоторого класса по их специфическим (в сово­купности отличительным) признакам. Понятие имеет тем большую научную значимость, чем более существенны признаки (составляющие содержание), по которым обобщаются предметы. В логике понятие - целостная совокупность суждений, т.е. мыслей, в которых что-либо утверждается об отличительных признаках исследуемого объекта, ядром которой являются суждения о наиболее общих и в то же время существенных признаках этого объекта. Каждое понятие имеет объем – это множество предметов, име­ющих признаки, зафиксированные в понятии и содержание - это отличительные, существенные свойства, признаки, отношения. Они находятся в обратных отношениях: чем больше объем понятия (количество предметов), тем меньше содержание (количество общих для этих предметов признаков),

Теперь возвратимся к законодательной формуле невменяемости. Объем данного понятия включает два предмета — деяние и лицо. Их общий отличительный признак, составляющий содержание понятия невменяемости, — наличие между ними конкретного отношения. Последнее двойственно по своей природе и характеризуется, во-первых, физическим компонентом, определяющим наличие причинно-следственной связи между данным лицом и деянием, во-вторых, психическим, отражающим степень опосре­дования сознанием указанных причинно-следственных отношений, т.е. состоянием отра­жательной функции мозга данного лица во время совершения деяния

Приведенные аргументы в равной степени относятся и к смысловой стороне понятия вменяемости. И хотя его формула в законе отсутствует, очевидно, что для определения вменяемости также необходимо деяние, лицо и соответствующее отношение между ними, включающее оба указанных выше компонента. Причем связь между перечисленными признаками достаточно четкая. Без установления факта деяния не может возникнуть процедура следствия; без деяния и лица нельзя говорить об отношении между ними и, следовательно, не появляется оснований для постановки вопроса о вменяемости; без установления состояния лица (его сознания) во время совершения деяния невозможно решение данного вопроса. В таком порядке каждый признак на каждом этапе — обязательное условие появления всех последующих. Соответственно все они составляют систему, в которой роль ключевого, системообразующего фактора принадлежит деянию, поскольку без него не может быть ни других компонентов системы, ни отношений между ними.

В данном контексте и деяние, и лицо являются, безусловно, юридическими катего­риями, что закреплено в законе соответствующими понятиями: общественно опасное деяние (преступление) и обвиняемый (подозреваемый). Их установление, как и дока­зательство наличия между ними причинной связи, входит в компетенцию юристов. Это непременное условие последующего возникновения сомнений во вменяемости лица. Отсюда следует, что любое указание в заключении эксперта на такую связь между лицом и деянием может восприниматься как выход за пределы компетенции. Сознание же в рассматриваемой системе выступает в своем естественно-научном качестве как психическая деятельность, которая обеспечивает: обобщение и целенаправленное отражение внешнего мира, целеполагающую деятельность, контроль и управление поведением личности, ее способность отдавать себе отчет в том, что происходит как в окружающем, так и своем собственном духовном мире. Определение состояния сознания (т.е. способности лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими) требует специальных познаний и должно полностью находиться в ведении психиатра, так как применительно к невменяемости единственным обстоятельством, исключающим контроль лица над своими действиями, является достаточно выраженное болезненное расстройство его психики.

Вполне понятно, что в связи с новым содержанием юридического критерия невменя­емости необходимо переосмысление медицинского и психологического критериев. Ю.С.Богомягков пытается сделать это, переименовав последний в патопсихологический критерий. Это оживляет не новый для психиатрии вопрос о взаимоотношении психопатологии и патопсихологии и не учитывает хотя бы того, что отсутствие сознания может быть обусловлено не только патологией психики, но, например, и таким физи­ологическим состоянием, как сон.

Главное здесь — не изменение названия критериев, а исследование реальных отно­шений между тем, что именуется медицинским критерием невменяемости и психоло­гическим. Для этого необходимо выявление их истинного содержания, что в значи­тельной мере зависит от способа разрешения диалектического противоречия между формальной определенностью правовых норм и отсутствием резких разграничительных линий в живой действительности, противоречия между вменяемостью — невменяемостью и психическими расстройствами различной степени выраженности. На практике это означает необходимость сведения всего многообразия психических расстройств (дейст­вующая классификация насчитывает более 50 основных вариантов психозов и более 80 видов непсихотических расстройств) к двум группам по признакам, входящим в конечном итоге в понятие вменяемости или невменяемости.

Как известно, медицинским критерием невменяемости именуется данный законо­дателем в обобщенном виде исчерпывающий перечень психических расстройств, которые могут сопровождаться утратой способности лица отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими. Следовательно, пытаясь изложить формулу вменяемости, мы будем вынуждены констатировать и при вменяемости наличие медицинского критерия. Так, В.С.Трахтеров указывает, что вменяемость может присутствовать при наличии любого из видов психических расстройств, перечисленных в законе. Ту же мысль подтверждает Р.И. Михеев, когда пишет, что медицинский критерий вменяемости даже значительно шире, чем при невменяемости, так как охватывает психические аномалии, не исключающие вменяемости. Ю.М. Антонян и С.В. Бородин полагают, что вменяемыми считаются не только лица, не имеющие каких-либо недостатков психического характера, но и лица, которые страдают психическими заболеваниями и недостатками умственного разви­тия. При таком подходе неизбежно признание при вменяемости и психологического критерия, из чего следует, что и вменяемость, и невменяемость, т.е. взаимоисключаю­щие понятия, содержат и медицинский, и психологический критерии.

Между тем, если под критерием понимать существенный или отличительный признак, позволяющий различать сходные объекты, на основании которого дается оценка явления или определение предмета, то какие бы то ни были психические расстройства в том виде, как они указаны в законе, не могут быть отличительным признаком вменяемости, ибо последняя определяется и у психически здоровых лиц. В равной мере они не могут составить медицинский критерий невменяемости, так как закон допускает их наличие при вменяемости. Налицо антиномия (как следствие несовершенства способа разрешения упоминавшегося выше диалектического противоречия), состоящая в том, что медицинский критерий в его нынешнем понимании и может, и не может быть отли­чительным признаком и вменяемости, и невменяемости. В содержание же психоло­гического критерия, в зависимости от того, к чему утверждается его принадлежность — к вменяемости или невменяемости, вкладывается прямо противоположный смысл. В пер­вом случае используется положительное определение (мог отдавать себе отчет...), во вто­ром — отрицательное (не мог отдавать себе отчета. ..).

Приведенные аргументы свидетельствуют, что действующие определения анализиру­емых критериев нарушают ряд положений формальной логики. Различное содержание как медицинского, так и психологического критериев противоречит закону тождества, утверждающему необходимость соответствия мысли самой себе на протяжении данного рассуждения. Иными словами, приняв конкретное значение критерия, мы должны следовать ему на протяжении всего анализа понятий вменяемости — невменяемости. В силу закона противоречия эти понятия, будучи взаимоисключающими, предполагают не различное содержание определяющих критериев, а их несовпадение. В части квали­фикации психологического критерия невменяемости нарушается известное со времен Аристотеля правило, согласно которому определение не должно быть отрицательным, т.е. нельзя именовать отличительным признаком то. чего нет. Иначе по аналогии медицинский критерий вменяемости должен включать не только определенные виды нарушений психики, но и их отсутствие. И тут совершенно прав И.И. Карпец, который, анализируя понятие невменяемость, пишет, что " в определении "психологический кри­терий" простая ошибка, ибо если речь идет о действиях человека, не способного сознавать то, что он делает, и руководить своими поступками, то ни о какой психологии и психологическом критерии говорить не приходится.1

В столь очевидной мысли, как и в необходимости устранения указанных логических несоответствий, заключается решение вопроса правильной квалификации критериев вменяемости — невменяемости. Основа для этого — принцип единства сознания и дея­тельности. Данный принцип позволяет по нару­шениям поведения судить о нарушении отдельных сторон и качеств сознания. На нем же основан и клинический (психопатологический) метод исследования, включающий расспрос больного, наблюдение за ним, сбор субъективного и объективного анамнеза. Будучи основным методом исследования как в общей, так и в судебной психиатрии, он имеет целью выявить особенности и отклонения в поведении больного, установить степень его дезорганизации, исходя из чего сделать вывод о способности лица правильно отображать окружающий мир и целенаправленно на него воздействовать, выразив это в соответствующих психиатрических терминах.

Разумеется, здесь приведена лишь упрощенная схема сложного диагностического процесса. Но она показывает, что способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими в общем виде наиболее точно отражает принцип единства сознания и деятельности и определяется не только психиатром-экспертом, но и в общепси­хиатрической практике. Различие состоит лишь в том, что в первом случае вопрос об этом прямо ставится следствием или судом, а во втором — диктуется логикой психиатри­ческого исследования, завершаемого в обоих случаях полным психиатрическим диаг­нозом. Последний же обязательно включает, наряду с названием болезни, функцио­нальный диагноз, отражающий степень выраженности, глубину психических нарушений через такие клинические понятия, как синдром (бредовой, галлюцинаторный, амнестический, слабоумия и др.), течение заболевания, стадию процесса и ряд других. Функциональный диагноз — обязательный элемент диагноза больного. Без него нозо­логический диагноз, именуемый еще диагнозом или названием болезни, — абстракция, лишающая врача возможности решать применительно к конкретному больному воп­росы лечебной тактики, определения его трудоспособности, социальных льгот и огра­ничений, связанных с болезнью. В экспертной практике функциональный диагноз играет ту же роль, но лишь применительно к общественно опасным действиям, и в целях восприятия его юристами он дублируется формулой способен  или не способен отдавать себе отчет.

Отсюда следует, что полный психиатрический диагноз обязательно включает в себя и отражает в медицинских понятиях оценку способности данного лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Так, ни у одного психиатра не вызовет сомнений утверждение, что больной, находящийся в состоянии, например, сумеречного расстройства сознания, независимо от его нозологической природы и при любых обстоятельствах, не может отдавать себе отчета в своих действиях и руководить ими. С точки зрения возможности оценки состояния сознания у данного лица эти понятия эквивалентны. То же можно сказать и относительно бредовых, галлюцинаторных и других психопатологических расстройств. С другой стороны, столь же очевидно, что эта способность сохраняется, если больной страдает неврозом, психопатией в стадии компенсации или эпилепсией без психоза и слабоумия, вне эпилептического пароксизма и т.д.

Для правильного понимания соотношения понятий "психическое заболевание", "неспо­собность отдавать себе отчет" и "невменяемость" наиболее важно то, что наличие психопатологических феноменов и степень их выраженности могут быть установлены только через социум, через действия данного лица (в широком смысле слова), от мельчайших внешних (двигательных, эмоциональных, речевых) проявлений, доступных для восприятия только опытному исследователю компонентов болезненных пережи­ваний, до очевидной для неспециалиста неадекватной оценки субъектом окружающего и соответствующих грубых нарушений поведения, включая совершение общественно опасных действий. Не проявившись через социум, психическое расстройство остается "вещью в себе", недоступной для клинической диагностики. Однако, как у психически здорового человека способность отдавать себе отчет не возникает с момента совершения именно противоправного деяния, а реализуется в правопослушном поведении, так и у душевнобольного отсутствие таковой способности не находится в однозначной связи именно с общественно опасным деянием. Иными словами, наличие или отсутствие указанной способности не зависит от того, совершило лицо противоправные действия или нет. Это свойство сознания может выявиться через любые действия и в зависимости от их характера, социального смысла и правового значения становится предметом интереса психиатрии, уголовного или гражданского права, что соответственно находит отражение в понятиях "трудоспособен — нетрудоспособен", "вменяем — невменяем", "дееспособен — недееспособен".

Отсюда ясно, что вменяемость — невменяемость — лишь частный случай наличия обсуждаемой способности у лица или ее отсутствия в связи с определенными пси­хическими нарушениями, но только применительно к совершенным им действиям, предусмотренным уголовным законом. С этой точки зрения законодательная формула невменяемости содержит все признаки наиболее распространенного логического приема определения понятия через ближайший род и видовое отличие. Причем определяемое видовое понятие (невменяемость) подводится под ближайшее более широкое родовое (сознание или способность лица отдавать себе отчет...), а затем указываются отличи­тельные признаки, характерные только для данного видового понятия: связь не с любыми деяниями, а только с уголовно наказуемыми; обусловленность не любыми нарушениями психической деятельности, а только болезненными, в определенной степени выражен­ности. Только при таком подходе каждый из критериев вменяемости — невменяемости получает свое не меняющееся в зависимости от контекста положительное содержание. Под психологическим критерием понимается наличие способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Ее отсутствие идентифицируется с медицинским критерием, включающим все группы психических расстройств, перечисленные в законе, но в тех формах и стадиях, для которых отсутствие психологического критерия имманентно присуще. Контрадикторность понятий вменяемости — невменяемости отражается в реальных взаимоисключающих отношениях между психологическим и медицинским критериями. Вменяемость и невменяемость, будучи категориями юридическими, имеют общий юридический критерий, получающий теперь свое истинное содержание и отражающий наличие причинной связи между лицом и деянием, предусмотренным уголовным законом.

Не все виды психической патологии на сегодня можно уверенно дифференцировать подобным образом. Но это одна из важных проблем судебной психиатрии как науки развивающейся, постоянно совершенствующей свой понятийный аппарат. Разработка теории и накопление эмпирических данных позволяют постепенно уточнять связи между многообразием психических проявлений и состоянием сознания лица, с освоением в психиатрических терминах различных видов и степеней его нарушения.

Таким образом, для признания лица невменяемым необходимы юридический и меди­цинский критерии в их новом понимании, вменяемым — юридический и психологический. Но для того чтобы появились юридические понятия вменяемости — невменяемости, каждая пара критериев должна быть связана нейтральным по своей природе (в смысле отношения к той или иной науке) признаком. Тогда отнесение к нему фактов, полученных с помощью специальных знаний, не будет нарушением компетенции взаимодействующих специалистов. Вместе с тем данный признак должен быть обязательным для фактов, полученных как юристами, так и экспертами. Таким признаком может быть только время, являющееся обязательным атрибутом как общественно опасного деяния, так и любых других действий или же их совокупности, несущей в себе информацию о психическом состоянии лица. Определение этого состояния невозможно, да и лишено практического смысла вне конкретных временных параметров. Но время — вместе с тем самостоятельная общенаучная категория, и по своей сущности оно нейтрально в отношении юрис­пруденции или медицины. Следовательно, только через этот признак может проходить граница, разделяющая компетенции психиатра-эксперта и юриста. Однако отдав реше­ние вопроса юристам, он оставил все же за экспертами право определять психическое состояние лица во время совершения общественно опасного деяния, не обратив внимания на то, что эти вопросы идентичны. Не решает проблемы и утверждение о том, что эксперты не должны констатировать невменяемость, так как они не компетентны устанавливать факт совершения общественно опасного деяния данным лицом и другие юридические признаки невменяемости. Но ведь в том-то и дело, что, определяя психическое состояние субъекта во время совершения им деяния, эксперт тем самым подтверждает не только факт его совершения данным лицом, но и совпадение по времени совершения им деяния с болезненным состоянием его психики. Выход за пределы компетенции несомненен.

В такой ситуации возможны два варианта. Первый — любое заключение эксперта относительно психического состояния и способности лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими во время совершения деяния является предположительным. Суд же, исследовав все доказательства, превращает предположение в утверждение, приходя таким образом к заключению о вменяемости — невменяемости субъекта. Вто­рой — эксперт решает тот же вопрос, что и в первом случае, но не во время совершения данным лицом общественно опасного деяния, а в период времени, к которому относится инкриминируемое ему деяние, исходя, таким образом, из того, что причинно-след­ственная связь между лицом и деянием может не найти подтверждения в суде. Если же она будет доказана, то тем самым именно суд и установит совпадение по времени совершения лицом деяния с состоянием его психики в тот же период времени, решив тем самым вопрос о вменяемости — невменяемости.

Однако представляется, что оба приведенных варианта — все же лишь предпосылка полного разделения компетенции эксперта и юриста. Если исходить из того, что пра­вильное решение вопроса может быть только одно, то должны быть тщательно изучены положительные и отрицательные стороны каждого варианта на основе предварительного решения оставшихся вне обсуждения вопросов о критериях истинности заключения психиатра-эксперта, о границах возможности и необходимости учета экспертом в своем заключении обстоятельств инкриминируемого лицу деяния, на базе тщательного анализа процесса экспертного исследования. При этом следует исходить из объектов и предмета судебно-психиатрической экспертизы, разработки оптимальных форм изложения экс­пертных выводов, а также изучения некоторых других тесно связанных с этим вопросов, что является предметом отдельного исследования.

3. ОТГРАНИЧЕНИЕ НЕВМЕНЯЕМОСТИ ОТ СЛУЧАЕВ, ПРЕДУСМОТРЕННЫХ Ч.3 СТ.20 И СТ. 22 И 23 УК РФ.
 

В ч. 3 ст. 20 сказано об отставании в развитии лица достигшего 16 летнего возраста на момент совершения преступления, а не о психическом расстройстве, т.е. невменяемости, хотя тоже не подлежит уголовной ответственности.

Статья 22 ч. 1 гласит: «Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности», а значит, данное лицо частично осознавало  фактический характер и общественную опасность своих действий в отличии от невменяемости где лицо не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий.

Состояние опьянения, вызванное употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ не освобождает от уголовной ответственности так, как опьянение не является психическим расстройством или слабоумием и лицо совершившее преступление могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) подлежит уголовной ответственности.

Когда речь идет о преступном поведении лиц с психическими нарушениями, как в психиатрической, так и в юридической лите­ратуре наряду с «психическими аномалиями» используются также понятия «пограничные состояния», «психические недостатки». Общим для всех этих понятий является то, что они охватывают психические состояния, находящиеся на грани психического здо­ровья и психической болезни, но не исключающие вменяемость.


С одной стороны, многие психические аномалии находятся в рамках пограничных состояний, которых большинство среди пси­хических болезней. Погранич­ные формы нервно-психической патологии составляют 80%.

Я. П. Фрумкин и С. М. Лившиц считают, что пограничные состояния, помимо психопатии и неврозов, включают также и психические нарушения, связанные с соматическими расстрой­ствами. К пограничным состояниям могут быть отнесены те пси­хические нарушения, которые ограничиваются определенным уровнем, качеством симптомов и синдромов. Качество определя­ется тем, что при пограничных состояниях нарушаются лишь высшие уровни психической деятельности и развиваются психо­патологические синдромы незначительной тяжести.

С другой стороны, по своей нозологической структуре психические аномалии шире пограничных состояний, они охватывают не только различные психические расстройства из числа погра­ничных состояний, но и включают в себя, например, алкоголизм и наркоманию.

Интерес криминологии к психическим аномалиям обусловлен тем, что из числа лиц, совершивших преступления, немало тех, у которых имеются такие аномалии. Их криминологическое из­учение и правовая оценка во многом облегчаются тем обстоя­тельством, что они привлекают к себе все большее внимание пси­хиатрии.

Традиционной для многих работ по психиатрии стала оценка нервно-психических заболеваний и аномалий как «проблемы века», «болезни цивилизации» и т.д. Многими исследователями отмечается рост зарегистрированных нервно-психических рас­стройств, что связывается с негативными последствиями научно-технического прогресса, урбанизацией, общей психической напря­женностью.1

С учетом сказанного, под психическими аномалиями следует понимать все расстройства психической деятельности, не достигшие психотического уровня и не исключающие вменяемости, но влекущие личностные изменения, которые могут привести к отклоняющемуся поведению.

У лиц с психическими аномалиями преобладают нормальные психические явления и процессы, а потому такие лица сохраняют в основном свои социальные связи, в подавляющем большинстве случаев они трудоспособны, дееспособны и вменяемы.

Когда речь идет о преступном поведении лиц с психическими нарушениями, как в психиатрической, так и в юридической лите­ратуре наряду с «психическими аномалиями» используются также понятия «пограничные состояния», «психические недостатки». Общим для всех этих понятий является то, что они охватывают психические состояния, находящиеся на грани психического здо­ровья и психической болезни, но не исключающие вменяемость.

Криминогенная значимость психических аномалий не предполагает неизбежности совершения преступления лицами с такими аномалиями.  Даже  при  их наличие преступное  поведение  как разновидность человеческого поведения представляет собой лишь жесть, которая при определенных  условиях может стать действительностью, а может и не стать. Мы не считаем, что если у преступника имеется психическая аномалия, то она обязательно повлияла на совершение им преступления.

Диагностика психического расстройства у конкретного лица создает для него новую объективную и субъективную ситуацию. Ее содержанием является многосторонняя перестройка позиций и отношений между личностью и ее окружением. Могут усили­ваться эгоистические мотивы и тенденции, что наносит ущерб социальному престижу данного субъекта и его коммуникативным механизмам во всем их функциональном многообразии. Кон­фликтные переживания могут порождаться чувством отличия и зависимости от других людей. При этом, чем более осознается психотравмирующее действие какого-либо фактора, тем негатив­нее его последствия, в том числе и в криминогенном аспекте. Психические аномалии изменяют характер и содержание реакций на внешние и внутренние стимулы и ограничивают возможности выполнения некоторых социальных функций.

Необходимость всестороннего учета социальных факторов в генезисе, течении и лечении расстройств психической деятельно­сти стимулировала в последние годы значительное развитие со­циально-психиатрических исследований. В социальной психиат­рии, отмечает В. П. Белов, преломилось генеральное значение факторов социально-психологического порядка, особенно влияние гуманистических, деонтологических и просветительских идей, из­менение этической ценности труда, появление чувства ответствен­ности за судьбу нетрудоспособных граждан, за моральные проблемы больших городов и проблему окружающей среды. Но­менклатура психических расстройств как объект научно-практиче­ских забот социальной психиатрии была расширена за счет больных с вялотекущими эндогенными процессами и пограничными - психическими заболеваниями.

 В настоящем исследовании расстройства психической деятельности влияющие на преступное поведение и условно объединен­ные под названием «психические аномалии», включают в себя психопатию, олигофрению в форме дебильности, алкоголизм, нар­команию, остаточные явления черепно-мозговых травм, органиче­ское заболевание центральной нервной системы, эпилепсию, сосу­дистые заболевания с психическими изменениями, шизофрению в состоянии стойкой ремиссии и некоторые другие психические рас­стройства и болезни. К числу наиболее распространенных отно­сятся алкоголизм, психопатия, олигофрения в форме дебильности, остаточные явления черепно-мозговых травм, органическое забо­левание центральной нервной системы.

По имеющимся у нас выборочным данным, среди лиц, совер­шивших убийства, хулиганство, изнасилования, кражи, грабежи и разбои, систематически занимающихся бродяжничеством, а так­же нанесших тяжкие телесные повреждения, более половины имеют не лишающие их вменяемости расстройства психики. Исследование, проведенное с нашим участием ранее среди виновных в совершении тяжких преступлений против личности, пока­зало, что доля лиц с аномалиями психики составляет около 68% . По результатам проведенного выборочного исследования оказалось, что среди право­нарушителей удельный вес лиц, страдающих расстройствами пси­хики, равен 68,8%.

Все эти данные свидетельствуют о серьезности и масштабно­сти проблемы, необходимости осуществления специальных про­филактических, принудительных, медицинских и иных мероприятий по борьбе с преступностью лиц, страдающих психическими аномалиями. Вместе с тем нужно отметить, что в числе лиц, имеющих психические аномалии, учитываются и лица, страдаю­щие алкоголизмом. Без последних удельный вес преступников с психической патологией составляет около 30%.

Самой распространенной психической аномалией является алкоголизм, криминогенное значение которого общеизвестно. Остальные аномалии по мере убывания распределяются среди обследованных следующим образом: психопатия, остаточные яв­ления черепно-мозговых травм, органические заболевания центральной нервной системы, олигофрения в степени легкой дебильности, наркомания, сосудистые заболевания с психическими изме­нениями, реактивные состояния, шизофрения в стадии стойкой ремиссии и эпилепсия.

Криминологическое значение алкоголизма проявляется и в том, что он способствует развитию психических аномалий, в свою оче­редь имеющих криминогенное значение, в частности психопатий и психопатических черт характерами, следовательно, совершению преступных действий лицами, страдающими такими аномалиями. По нашим выборочным данным, алкоголикам, совершившим на­сильственные преступления, свойственны такие криминологиче­ски значимые черты, как повышенная раздражительность и агрессивность (в 95% случаев наблюдения), конфликтность (в 70%), подозрительность и мнительность (в 27%), ревность, сутяжничество (в 23%),-садизм (в 9%).

Тесная связь пьянства, алкоголизма и преступности в значи­тельной мере обусловлена, во-первых тем, что они детерминиро­ваны многими общими причинами: еще низким культурным уров­нем отдельных групп населения, недостатками в воспитательной работе, организации досуга и т. п. .Во-вторых, алкоголизм и пре­ступность взаимно влияют друг на друга: как алкоголизм явля­ется важным условием, способствующим преступности, так и пре­ступное поведение способствует алкоголизму. Лица, длительное время ведущие антиобщественный образ жизни и совершающие преступления, а стало быть, выключенные из нормальных связей и отношений, в большинстве случаев являются пьяницами или алкоголиками, что особенно характерно для дезадаптивных пре­ступников и многократно судимых рецидивистов. Постоянное пьянство соответствует тому уровню культуры и потребностей,
которые типичны для преступников-рецидивистов; в свою очередь, пьянство и алкоголизм определяют содержание и уровень их по­требностей, содержание и круг их социальных контактов, время­препровождение. Вот почему предупреждение алкоголизма имеет огромное значение для успешной борьбы с преступностью, и на­ оборот.

Второй по распространенности психической аномалией среди преступников является психопатия. Для психопатии характерно сочетание аномальной дисгармо­нии  (несоразмерности)  эмоционально-волевых свойств и относи­тельной сохранности познавательных способностей личности. Не­устойчивость эмоционально-волевого реагирования на среду нарушает приспособительные возможности человека, что находит выражение в его поведении. Психопатия тесно связана с алкоголизмом. Она способствует алкоголизации, что также имеет, конечно, криминогенное значе­ние. Многие исследования указывают на особую предрасположен­ность психопатических личностей к осложненным и патологиче­ским формам опьянения, актуализации отрицательных пережи­ваний, выявлению скрытых психопатических форм поведения, аг­рессивных реакций. Агрессия при остром алкогольном опьянении наблюдается у возбудимых и неустойчивых психопатических лич­ностей, а также у лиц с травматическим поражением центральной нервной системы.

К числу остаточных явлений черепно-мозговых травм, треть­ей по распространенности психической аномалии среди преступ­ников, прежде всего относятся признаки травматической асте­нии — явлений раздражительности и истощаемости, утомляемо­сти, легкого возникновения тревожных опасений и сомнений, проявлений слабодушия. Появляются головные боли, головокру­жения, рассеянность, забывчивость, трудность сосредоточения. Часты психопатоподобные расстройства. При черепно-мозговых травмах легкой и средней степени, особенно полученных в под­ростковом и юношеском возрасте, эти расстройства развиваются быстро и отличаются устойчивостью.

Уголовное право может интересовать только дебильность, по­скольку при имбецильности и идиотии человек не может быть вменяемым. Дебильность (легкая умственная отсталость) встре­чается значительно чаще, чем две вторые степени (до 80% всех форм олигофрении). Для дебилов характерен низкий запас общих сведений и знаний, примитивность и конкретность мышления и речи, интересов и чувств, эмоционально-волевые расстройства. Если при дебильности не отмечается расстройств эмоционально-волевой сферы (так называемых психопатоподобных явлений), личностных расстройств, неврологических дефектов, такие боль­ные способны овладеть несложной профессией, могут иметь семью, самостоятельно существовать.
Задача № 1. Камнев был задержан в связи с совершенной им кражей денег у соседки Сусловой. При личном обыске у Камнева был обнаружен финский нож.

На допросе выяснилось, что Камнев страдает слабоумием: в явлениях общественной жизни совершенно не разбирается, на вопросы дает наивные ответы, но знает, что красть нельзя. Финский нож он нашел в лесу и не понимает, почему его нельзя носить.

Эксперт-психиатр дал заключение, в соответствии с которым Камнев, являющийся дебилом, должен быть признан невменяемым по отношению к незаконному ношению холодного оружия, но вменяемым по отношению к совершенной краже.

Дайте мотивированный ответ на вопрос о том, может ли быть признано правильным такое заключение эксперта.

 

Ответ:

Суд не может признать заключение эксперта правильным. Гражданина Камнева, совершившего кражу, суд признает невменяемым, т.к. не может лицо  одновременно быть вменяемым и невменяемым. Суд примет решение на основании статьи 21 УК РФ и гражданин Камнев понесет ответственность в виде принудительных мер медицинского характера.
Задача № 2. Герееву предъявлено обвинение в том, что он во время ссоры в состоянии опьянения совершил убийство Снеткова, нанеся ему несколько ударов табуреткой по голове.

По заключению судебно-психиатрической экспертизы Гереев в момент совершения инкриминируемого ему деяния был здоров. Вместе с тем отмечалось, что после привлечения к уголовной ответственности у Гереева возникло временное психическое расстройство – реактивное состояние, которое лишает его возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими.

Можно ли признать Гиреева невменяемым?

Какое влияние на ответственность Гереева окажет факт его заболевания после привлечения к уголовной ответственности?

Какие меры могут быть применены к Гирееву?
Ответ:

У гражданина Гиреева временное психическое расстройство – реактивное состояние, лишающее его возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, возникло после привлечения его к уголовной ответственности, а во время преступления он был абсолютно здоров. Невменяемым его признать нельзя так, как он заболел после совершения общественно опасного деяния и на момент совершения преступления был вменяемым. Невменяемым же считается лицо в соответствии с частью 1 статьи 21 УК РФ: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики».

На основании пункта б), части 1, статьи 97 УК РФ в отношении гражданина Гиреева будут применены принудительные меры медицинского характера: «Принудительные меры медицинского характера могут быть назначены судом лицам: …у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение или исполнение наказания».

После выздоровления Гиреев понесет ответственность в полной мере за совершенное им деяние, а принудительные меры медицинского характера ему назначены также на основании ст. 99 п.2: «Лицам, осужденным за преступления, совершенные в состоянии вменяемости, но нуждающимся влечении от алкоголизма, наркомании либо в лечении психических расстройств, не исключающих вменяемости, суд наряду с наказанием может назначить принудительную меру медицинского характера в виде амбулаторного принудительного наблюдения и лечения у психиатра»
Задача № 3. Горгин совместно с Ткачевым и Нечинским, возвращались с рыбалки, в гараже Ткачева распили спиртные напитки. После этого Горгин, идя домой, беспричинно нанес ножевые ранения не знакомым ему двум прохожим, причинив здоровью одного из них легкий, а другого – тяжкий вред.

На основании заключения судебно-психиатрической экспертизы, которая установила, что Горгин страдает хроническим расстройством, суд признал его невменяемым в момент совершения общественно опасных действий.

Прийдя к выводу о том, что Горгин причинил вред здоровью потерпевших в состоянии невменяемости, суд вынес ему оправдательный приговор.
Ответ:

Суд не может вынести оправдательного приговора в отношении Горгина, т.к. он совершил преступление, за которое понесет наказание в виде принудительных мер медицинского характера согласно части 2 статьи 21 УК РФ: «Лицу, совершившему предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, судом могут быть назначены принудительные меры медицинского характера, предусмотренные настоящим Кодексом».
Список используемой литературы:
1.         Уголовный Кодекс Российской Федерации / официальный текст – М.: ИКФ Омега-Л, 2003.
2.         Антонян Ю.М., Бородин С.В. Преступность и психические аномалии. М.: Наука, 1987.
3.         Богомяков Ю.С. Уголовно-правовая невменяемость: критерии и признаки // Сов. гос-во и право. 1989. №4.
4.         Первомацкий В.Б. Критерии невменяемости и пределы компетенции психиатра // Сов. гос-во и право. 1991. №5.
5.         Ферри Э. Уголовная социология. М., 1908.

---