17 ноября 1912 года в петербургском артистическом кафе "Бродячая собака" впервые выступил перед публикой начинающий поэт Владимир Маяковский. Через месяц его имя появилось под вызывающим манифестом, открывающим футуристический альманах "Пощечина общественному вкусу", рядом с именами Д.Бурлюка, А.Крученых и В.Хлебникова. В этом же сборнике впервые были представлены читателям его стихотворения. Пройдет не больше года, и Владимир Владимирович Маяковский займет одно из центральных мест в русском футуризме. Первому выступлению в печати предшествовали учеба в кутаисской и московской гимназиях, участие в революционной работе, три ареста, поступление в Училище живописи, ваяния и зодчества. Здесь произошло знакомство Маяковского с Д.Бурлюком, открывшим в нем поэта и взявшим его под свою опеку. "Пришлось писать,-вспоминал позже Маяковский.-Я и написал первое (первое профессиональное, печатаемое)-"Багровый и белый" и другие".

Маяковский вошел в русскую литературу резко и решительно. "С Маяковским произошло так,-писала М.Цветаева.-Этот юноша ощущал в себе силу, какую -не знал, он раскрыл рот и сказал: "Я!" Его спросили: "Кто -я?" Он ответил: "Я: Владимир Маяковский".-"А Владимир Маяковский -кто?" -"Я!" И больше, пока, ничего. А дальше, потов, -всё".

В 1913 году выходит первая книжка Маяковского "Я!", включившая цикл из четырех стихотворений и отпечатанная излюбленным футуристами литографическим способом. Произведения Маяковского публикуются во многих футуристических изданиях. Он много выступает перед публикой, дерзость его стихов, вызывающее поведение и эпатирующий внешний вид (знаменитая желтая кофта) часто приводили к тому, что выступления заканчивались скандалами и даже вмешательство полиции. Не случайно позже Ю.Тынянов писал, что Маяковский "был уличным происшествием. Он не доходил в виде книги". Этапным для истории русского футуризма стали постановки в декабре 1913 года трагедии "Владимир Маяковский", зимнее турне 1913--1914 годов по городам юга России, в котором Маяковский принимал участие, и выход в свет поэмы "Облако в штанах" (Пг., 1915). Не удивительно, что критики по Маяковскому часто оценивали футуризм в целом и ему, "Далай-Ламе от футуризма", адресовали претензии, предназначенные для всего футуристического движения: "Ныне вся Россия знает, что есть на свете такой Маяковский, Крученых и подобные им. Для них важно, что к их тусклым характеристикам прикреплен ярлык руководителей нового движения, скандалом и рукоприкладством прокладывающего путь сквозь пеструю беспринципность нашего века.

И во имя Геростратовой славы, во имя хотя какой-либо известности вот уже третий год поджигаются зловонные петарды безобразнейших скандалов, заваливают нечистотами не только свое, но и вообще всякое искусство".

Особое положение Маяковского в футуризме подтверждала первая книга о поэте "Стихи В. Маяковского: Выпыт" А.Крученых (Спб., 1914), носившая декларативный характер и касавшаяся общих вопросов движения:

"Маяковский -заговорившая жестяная рыба!

у него не душа а футуристский оркестр.

где приводимые в ход электричеством молотки колотят в кастрюли!

так жутко видеть не сердце а барабан водосточную трубу и трещотку.

и он дурит он пугает когда изображает безумие

в этом то наше (я говорю о будетлянах, т. наз. "кубо-футуристах") спасение!

безумие нас не коснется хотя, как имитаторы безумия, мы перещеголяем и Достоевского и Ницше!

хотя мы знаем безумие лучше их и заглядовали в него глубже певцов полуночи и хаоса!

ибо Хаос в нас и он нам не страшен!.."

Однако некоторые критики, напротив, противопоставляли творчество Маяковского футуристической эстетике. Особенно настойчив в этом был К.Чуковский, писавший, что "Маяковский иллюзионист, визионер, Маяковский импрессионист, он им (футуристам.-Прим.) чужой совершенно, он среди них случайно, и сам же Крученых не прочь похихикать над ним"; что город для Маяковского "не восторг, не пьянящая радость, а распятие, Голгофа, терновый венец, и каждое городское видение -для него словно гвоздь, забиваемый в самое сердце"; что Маяковский "это кликуша, неврастеник, горластый, ему бы метаться по площади и кричать, рыдая: гниды вы! Его синтаксис бессвязан, его слова сумасшедшие, но в них ударность, надрыв. И его косноязычие только придает ему мощь. Никогда не шепчет, не поет, всегда кричит из последнего голоса, до хрипоты, до судорог -и когда привыкнешь к его надсадному крику, почувствуешь здесь подлинное".

Исключительность места Маяковского в истории русского футуризма отмечал в своих воспоминаниях Б.Пастернак: "Между тем в воздухе уже висела судьба гадательного избранника. Почти можно было сказать, кем он будет, но нельзя было еще сказать, кто будет им. По внешности десятки молодых людей были одинаково беспокойны, одинаково думали, одинаково притязали на оригинальность. Как движенье новаторство отличалось видимым единодушьем. Но, как в движеньях всех времен, это было единодушье лотерейных билетов, роем взвихренных розыгрышной мешалкой. Судьбой движенья было остаться навеки движеньем, то есть любопытным случаем механического перемещенья шансов, с того часа, как какая-нибудь из бумажек, выйдя из лотерейного колоеса, вспыхнула бы у выхода пожаром выигрыша, победы, лица и именного значенья. Движенье называлось футуризмом.

Победителем и оправданьем тиража был Маяковский".

Революция 1917 года многое изменила во взглядах Маяковского на роль искусства в обществе, но многое он, главным образом поначалу, и унаследовал от футуризма. В 1918 году в "Открытом письме рабочим" он пишет: "Революция содержания -социализм-анархизм -немыслима без революции формы -футуризма".

В последний период творчества (1924--1930), создавая искусство государственного назначения, Маяковский от футуризма практически отказался.