УДК 159.9

ББК88.5

Г86

Stanislav Grof, Μ. D.

WHEN THE IMPOSSIBLE HAPPENS

Adventures in non-ordinary realities

Перевод с английского:

Манат Ошурков (ответственный переводчик), Лариса Беляева, Алла Слткова, Михаил Дрёмин, НинаАрделян

Научный редактор к.ф.н. Владимир Майков

Серийное оформление Александра Кудрявцева

Компьютерный дизайн Юлии Хаджи

Подписано в печать 03.07.07. Формат 60x90 'V

Усл. печ. л. 28. Тираж 3000 экз. Заказ № 5424 Э.

Издатели благодарят Александра Копосова, чья финансовая помощь и дружеская поддержка сделали возможной публикацию этой книги

Гроф, С.

Г86 Когда невозможное возможно: Приключения в необычных реальнос­тях : [пер. с англ.] / Станислав Гроф.—М.: ACT, 2007. — 441, [7] с.

ISBN 978-5-17-046137-0

Станислав Гроф является одним из величайших исследователей нашего века. В этой книге он знакомит нас с целым собранием историй, которые подобно рассказам Марко Поло настолько выходят за пределы нашего опыта, что сначала невольно возникает сомнение в их реальности. Однако если вы остаетесь открытыми, вы начинаете видеть, насколько глубоки, достоверны и важны эти истории и насколько они расширяют наше понимание человеческих возможностей.

УДК 159.9

ББК 88.5

© S. Grof, 2006

© Трансперсональный проект, 2007

© ООО «Издательство ГАНГА», 2007

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2007

КРИСТИНЕ — моей жене, любимой, лучшему другу, коллеге и соратнику в моих исканиях, которая вместе со мной участвовала во многих встречах с необычной реальностью, описанных в этой книге, и была свидетелем невозможного.

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

БЛАГОДАРНОСТИ

ПРОЛОГ
Исследование космического сознания. Моя первая встреча с ЛСД

ЧАСТЬ I
Мистерия синхронии. Сумерки заводной вселенной

Пути животных энергий. Молящийся богомол в Манхэттене

Королева умирает. Когда сны предсказывают, что принесет день

Радужный мост богов. В мире скандинавских саг

Игры сознания. Свами Муктананда и сиддха-йога

Гуру в жизни своих последователей. Являются ли сиддха-йоги космическими кукловодами?

Танец белого лебедя. Путешествие в потусторонний мир на духовном каноэ индейцев салиш

Создание «Мозгового штурма». Наши приключения в Голливуде

Путь потока. Встречи с президентом Вацлавом Гавелом

Под заклятьем Сатурна. Смерть моей матери

Благословение богов. Дон Хосе Мацува и церемония призывания дождя индейцев уичоли

Шри Янтра в Орегонской пустыне. Визит НЛО или впечатляющая мистификация?

Урок прощения. Церемония с пейотом у индейцев потаватоми

ЧАСТЬ II
Стелющиеся облака славы. Воспоминания о рождении и пренатальной жизни

Сложности полуденных родов. История Лени

Запах свежевыделанной кожи. История Курта

Видение старого дуба. История Анны-Марии

Пренатальное посещение ежегодной деревенской ярмарки. История Рихарда

Выигрыш в гонке сперматозоидов. Переживание клеточного уровня сознания

ЧАСТЬ III
Возвращение к истории. Самые дальние пределы человеческой памяти

Эпизод русско-финской войны. История Инги

Маленькая девочка в белом передничке. История Нади

Возвращение памяти украденных поколений. История Марианны

Память предков или воспоминания из прошлой жизни? История Ренаты

ЧАСТЬ IV
Жили ли мы прежде? Реинкарнация и «Хроники Акаши»

Осада крепости Дун ан Ойр. История Карла

Кармический треугольник. Путешествие в Древний Египет

В подземельях Киевско-Печерской лавры. Прошлая жизнь в царской России

Когда духовные переживания могут быть опасны. Возвращение к салемской охоте на ведьм

ЧАСТЬ V
Экстрасенсорное восприятие и жизнь после смерти. Исследование мира паранормальных явлений

Зрение без помощи глаз (мысленный взор). История Теда

Послания из астральной сферы. История Рихарда

Доказательство существования загробной жизни? История Вальтера

Срезанные розы в саду тетушки Анны. История Курта

Луис Гаспаретто. Художники и картины из потустороннего мира

Вечеринка в честь Эшу. Интервью с ориша

Табу на осознание себя ясновидящим. Сессии Энн Армстронг

Муравьи великой Матери-Богини. Визит в Паленке

Улуру и алчеринга. Приключения во времена творения

Искушение нездешней вселенной. Провалившаяся попытка астральной проекции

Ченнелинг аватара. Моя мать, Саи Баба и холотропное дыхание

Когда возникает единение, проблемы исчезают. Подвиги корейского мастера меча

Странное наследие древних майя: Тайна хрустального черепа

Чудеса синестезии. Уго Дзукарелли и холофонический звук

Окно в абсолют. Секрет светоносной жабы

Материя и сознание. Кетамин и новое очарование мира

По следам инков. Раскрытие секрета трепанации

НЛО в долине реки Амазонки. Встреча с инопланетянами третьего типа

ЧАСТЬ VI
Неортодоксальная психиатрия. Удивительные альтернативы традиционному лечению

Боль, пережившая три столетия. История Норберта

Малекуланская свиноликая богиня. История Отто

Интервью с дьяволом: История Флоры

Воплощение архетипа Дафны. История Марты

Исцеление депрессии с помощью сефардской молитвы. История Глэдис

Бурные поиски себя. История Карен

Слышать голоса — не всегда симптом шизофрении. История Евы

Психиатрическая ересь, принесшая плоды. История Милады

Магия песочницы. Котенок в роли психотерапевта

ПРИЛОЖЕНИЕ
Трансперсональная психология и традиционная наука.

Когда наука становится сциентизмом. Карл Саган и его «Мир, полный демонов»

Путешествие на Восток. Появление ЛСД в Советском Союзе

Человеческая психика и космос. Что нового о нашем сознании могут сказать нам планеты

ЭПИЛОГ

БИБЛИОГРАФИЯ

ЧТО ТАКОЕ ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

ОБ АВТОРЕ

ХОЛОТРОПНОЕ ДЫХАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Почти полвека тому назад переживание, продолжавше­еся всего несколько часов, сильно изменило мою личную жизнь и профессиональную деятельность. Будучи молодым ор­динатором-психиатром, прикомандированным к клинике для специализации спустя всего несколько месяцев после оконча­ния медицинского факультета университета, я добровольно вызвался участвовать в экспериментах с ЛСД, веществом, об­ладающим поразительными психоактивными качествами, ко­торые были открыты знаменитым швейцарским химиком Аль­бертом Хоффманом в лабораториях фармацевтической компа­нии Sandoz в Базеле.

Эта сессия, а точнее ее кульминация, во время которой я по­лучил огромный и не поддающийся описанию опыт «вселенс­кого» сознания, пробудила во мне глубокий интерес к необыч­ным состояниям сознания, не ослабевший на протяжении всей моей жизни. С этого момента большая часть моей клинической и исследовательской деятельности была посвящена системати­ческому изучению терапевтического, трансформирующего и эволюционного потенциала этих состояний. Те пятьдесят лет, которые были посвящены исследованию человеческого созна­ния, стали для меня невероятным опытом открытий и самопоз­нания.

Примерно половину этого времени я занимался изучением сочетания психотерапии с воздействием психоделических ве­ществ, сначала в Чехословакии, в Пражском институте психи­атрических исследований, а затем — в США, в Мэрилендском исследовательском центре психиатрии в Балтиморе, где я уча­ствовал в последней из действовавших американских исследо­вательских программ по изучению психоделиков. С 1975 года мы с моей женой Кристиной занимаемся холотропным дыханием — методом, обладающим глубоким терапевтическим воздействи­ем и способствующим самопознанию, который мы вместе раз­работали в институте Эсален, Биг Суре, штат Калифорния. Все эти годы мы поддерживали людей, которым случайно довелось пережить необычные состояния сознания — психодуховные кризисы или «духовное пробуждение», как называем подобные ситуации мы с Кристиной.

Общим для всех трех ситуаций является то, что все они под­разумевают необычные состояния сознания или, если выразить­ся точнее, их важную разновидность, которую я называю холотропной. Это сложносоставное слово буквально означает «на­правленный на единство» или «движущийся к единству» (от греч. holos — целый и trepein — движущийся к чему-либо). Этот тер­мин предполагает, что в нашем обычном, повседневном состо­янии сознания мы отождествляемся лишь с очень маленькой ча­стью того, чем на самом деле являемся. Проще всего объяснить значение слова «холотропный» можно, обратившись к индуист­скому различию между понятиями «намарупа» (имя и образ для нашего повседневного существования) и «Атман-брахман» (наша глубочайшая идентичность, которая соизмеряется с кос­мическими законами творения). В холотропных состояниях со­знания мы можем выйти за рамки собственного тела и восста­новить нашу истинную сущность. Мы можем эмпирически отож­дествиться с чем-либо в этой части творения и даже с самим за­коном творения.

Холотропные переживания играют важную роль в инициа-циях шаманов, целительских обрядах и в обрядах перехода в иной мир, и систематических духовных практиках, таких как различ­ные типы йоги, буддийских или даосских медитациях, суфийс­ких трансах, каббалистических упражнениях или даже молит­вах христиан (исихазме). Они также были описаны в литературе об античных мистериях смерти и возрождения, связанных в сре­диземноморском регионе и других частях мира с именами Инан­ны и Таммуза, Исиды и Осириса, Диониса, Аттиса, Адониса, Митры, Одина и многих других божеств. В повседневной жиз­ни холотропный опыт можно получить в результате клиничес­кой смерти или случайно, без каких-либо причин, способных его вызвать. Они также могут быть вызваны сильными формами экспериментальной терапии, разработанными во второй поло­вине XX века.

В психоделической терапии холотропные состояния возни­кают под воздействием веществ, изменяющих сознание, таких, как ЛСД, псилоцибин, мескалин и трептамин или производные амфетамина. При холотропном дыхании сознание изменяется при помощи сочетания более быстрого дыхания, соответствую­щей музыки и работы по высвобождению внутренней энергии человека. В момент духовного пробуждения холотропные состо­яния возникают спонтанно в обычной жизни, и причины их воз­никновения обычно остаются неизвестными. Если эти состоя­ния правильно восприняты и в дальнейшем будут поддерживать­ся, они могут иметь огромный целительный, трансформирую­щий и даже эволюционный потенциал.

К тому же я, хотя и менее глубоко, имел дело со многими практиками, которые так или иначе связаны с холотропными состояниями сознания. Я много общался с антропологами и при­нимал участие в священных церемониях различных культур в различных частях мира, в том числе и с применением таких гал­люциногенных растений, как пейот, аяхуаска и различные гри­бы. Я общался с представителями различных племен Северной Америки, Мексики, Южной Америки и африканскими шама­нами и целителями. Я также много общался с последователями различных духовных практик, в том числе направлений буддиз­ма випассана, дзен и ваджраяна, сиддха-йоги и тантры, и даже христианского ордена бенедиктинцев.

Другой областью, всерьез и надолго привлекшей мое внима­ние, стала танатология, достаточно молодая дисциплина, изу­чающая состояние клинической смерти и психологические и ду­ховные аспекты смерти и умирания. В конце 60 — начале 70-х я принимал участие в большом исследовательском проекте, изу­чавшем воздействие галлюциногенотерапии на людей, умираю­щич от рака. Я также должен добавить, что лично знаком с не­сколькими великими психологами и парапсихологами нашего века, пионерами лабораторных исследований сознания, и пси­хотерапевтами, которые разработали и применяли на практике сильнодействующие формы экспериментальной терапии, вызы­вающие холотропные состояния сознания.

Мое первое знакомство с холотропными состояниями созна­ния оказалось весьма непростым и требующим напряжения всех сил, как интеллектуальных, так и эмоциональных. В первые годы моих лабораторных и клинических исследований психоделиков я ежедневно сталкивался с большим количеством переживаний и наблюдений, к которым совершенно не был готов, несмотря на всю свою медицинскую и психиатрическую подготовку. Фак­тически, я чувствовал и видел вещи, которые с точки зрения на­учной картины мира (на ней я вырос) были абсолютно невоз­можны и просто не могли иметь места. И все же все эти очевид­но невозможные события происходят сплошь и рядом.

После того как мне удалось преодолеть первый понятийный шок, скептицизм по поводу моих наблюдений и сомнения в том, не сошел ли я случайно с ума, я начал понимать, что, возможно, проблема не в моей способности вести наблюдение или давать трезвую оценку, а в ограниченности современных психологи­ческих и психиатрических теорий и в монистической материа­листической парадигме западной науки. Естественно, это было непросто — прийти к подобному заключению, поскольку мне приходилось бороться с тем благоговением и уважением, кото­рое испытывает любой студент-медик или начинающий психи­атр перед академическим образованием, научными авторитета­ми и впечатляющими научными титулами.

Первые подозрения в неадекватности академических теорий, касающихся сознания и человеческой психики, постепенно пре­вращались в уверенность, подпитываемую и усиливаемую ты­сячами случаев, наблюдаемых в различных клиниках. В конце концов я перестал сомневаться в данных, полученных путем ис­следований холотропных состояний, представляющих критиче­ский концептуальный вызов научной парадигме, которая в тот момент доминировала в психологии, психиатрии и психоте­рапии, и высказал свое мнение в целой серии научных работ. Я пришел к заключению, что эти дисциплины нуждаются в ра­дикальной ревизии, которая будет напоминать катастрофу, с ко­торой столкнулась ньютоновская физика в первые три десяти­летия XX века.

Наблюдения, бросающие вызов видению мира, которое я впитал в той культуре, в которой вырос, и унаследованное от моих учителей, пришли из многих сфер знания и различных ис­точников. Большая часть этой информации была извлечена из необычных переживаний, о которых рассказывали мои клиен­ты, подвергавшиеся действию терапии с использованием галлю­циногенов, участвовавшие в наших семинарах и тренингах по холотропному дыханию, атакже пережившие духовное пробуж­дение. Критической точкой для трансформации моего мировос­приятия стали различного рода холотропные состояния, пере­житые мною, часто вместе с моей женой Кристиной.

Однако далеко не все доказательства, повинные в глубоком изменении моего мировосприятия, были напрямую связаны с измененными состояниями сознания. Много необычного слу­чается и в нашей повседневной жизни, внося свой вклад в эту трансформацию. Это и примечательные встречи с шаманами раз­личных культур, известными духовными учителями и психоло­гами, а также случайные стечения обстоятельств и совпадения. Общим для всех этих событий было то, что они просто не могли бы случиться, если мир действительно был таким, каким его рисует традиционная наука — четко детерминированной мате­риальной системой, управляемой причинно-следственнными связями. Вот этими происшествиями и объясняется название этой книги.

«Возможность невозможного: Приключения в необычных реальностях» является коллекцией историй, описывающих раз­личные события из моей профессиональной практики и личной жизни, которые заставили меня отвергнуть скептический и ма­териалистический подход и принять восточные философские и мистические учения в качестве картины окружающего меня мира. Они также выработали у меня огромное уважение к обря­довой и духовной жизни, атакже целительским традициям або­ригенных культур, которые западная традиционная наука отбра­сывает как результат прим итивных суеверий. Я осознаю тот факт, что чтение этой подборки историй не может передать всей силы реального жизненного опыта, который они описывают. Однако я надеюсь, что все они в совокупности дадут возможность чита­телям снова почувствовать вкус волшебства вселенной, которое они привнесли в нашу жизнь.

Первую часть этой книги составляют истории, главной чер­той которых является то, что Карл Густав Юнг описывал как «синхрония» — чрезвычайно маловероятное стечение обстоя­тельств, которое невозможно объяснить исходя из принципов линейной причинно-следственной связи, принципов, которые являются краеугольным камнем западного научного мышления. Они показывают, что материальный мир может войти в непос­редственное взаимодействие с человеческой психикой, а само существование совпадений подрывает основы декартово-нью­тоновской парадигмы и монистического материалистического мировоззрения. Это упраздняет основополагающие метафизи­ческие допущения, которых придерживается западное академи­ческое сообщество — что сознание и материя являются двумя отдельными сущностями, что материя первична, а сознание яв­ляется ее эпифеноменом и что все события в мире управляются исключительно причинно-следственными связями.

Вторая, третья и четвертая части книги включают истории, которые содержат в себе вызов современному научному по­ниманию природы памяти и границ ее возможностей. Психиат­ры и нейрофизиологи традиционного направления допускают, что мозг новорожденного является недостаточно зрелым для фиксации в памяти нескольких часов стресса и боли биологи­ческого рождения человека. Работа с холотропными состояни­ями сознания ясно демонстрирует, что каждый из нас хранит в подсознании не только память о нашем рождении и связанной с ним травме, а также о внутриутробном и даже эмбриональном существовании, зачатии, и даже о наших предках — и людях, и животных.

Маловероятно, что вся наша биологическая история может храниться в молекулах ДНК и при особых обстоятельствах пре­образовываться в полномасштабные переживания. Тем не ме­нее эта память — эмбриональная, наследственная, расовая и фи­логенетическая — в конце концов приходит из ситуаций, в ко­торых невозможно представить себе материальную субстанцию, способную нести информацию. Многие истории, связанные с холотропными состояниями сознания, представляют еще более значительную концептуальную проблему, поскольку они пред­полагают существование памяти вне какого-либо материально­го субстрата.

К ним принадлежат, например, эмпирические последова­тельности, представляющие события из истории человечества, хранящиеся в архивах коллективного бессознательного, как представлял себе Карл Густав Юнг, воспоминания о прошлых жизнях, и эмпирическая идентификация с представителями дру­гих видов. Все эти впечатления явно выходят за пределы наслед­ственной, расовой и биологической линий любого типа и не­возможно представить себе какой-либо материальный носитель, на который они могут быть записаны. Похоже, что они хранят­ся в сферах, которые в настоящий момент неизвестны науке или погружены собственно в поле сознания.

Пятая часть книги содержит истории, иллюстрирующие яв­ления, традиционно изучаемые парапсихологами — телепатию и ясновидение, психометрию, астральные путешествия, обще­ние с бестелесными сущностями и духовными проводниками, встречи с архетипическими существами, ченнелинг (медиуми­ческое общение), феномены торжества разума над материей (сиддхи) и внетелесные переживания, во время которых лишенное тела сознание точно воспринимает как ближайшую, так и уда­ленную окружающую среду. Объективное изучение этих необыч­ных переживаний и событий предполагает, что материалистичес­кая наука опрометчиво подняла на смех всю эту область знания и тех ученых, которые ее исследовали. Эти наблюдения раскрыли существование «аномальных явлений», которые в будущем мо­гут привести к коренному пересмотру научной картины мира и его основополагающих метафизических посылок.

Особый раздел в этой книге (часть 6) посвящен историям, описывающим наблюдения, бросающие вызов большинству фундаментальных посылоктрадиционного направления психи­атрии, касающихся природы психотических случаев, обычно считающихся проявлениями серьезных психических заболева­ний. Она также включает отчеты удивительно позитивных ре­зультатов весьма неортодоксальных и спорных подходов к лече­нию. Примером подобной психиатрической ереси является рас­смотрение необычных состояний сознан ия как кризисов духов­ного раскрытия («духовного пробуждения»), а не психотических случаев. Другой подход выражается в попытках самоисцеления с помощью возможностей психики. В наиболее радикальных и необычных ситуациях этой части книги описываются актива­ция психотических симптомов посредством галлюциногенов вместо их подавления, серьезные улучшения, достигнутые с по­мощью методики, напоминающей экзорцизм, и терапевтичес­кие прорывы, представляющие психодинамические механизмы, не имеющие смысла для традиционной психиатрии.

Приложение фокусируется на отношении ученых-традици­оналистов к разрушающим систему их взглядов наблюдениям, порожденным исследованиями сознания и трансперсональной психологией. Первая история представляет собой экстремаль­ный, но типичный пример сопротивления новым данным мно­гих членов научного сообщества. Там присутствует всемирно известный ученый, защищавший свои научные убеждения с та­ким упрямством и решимостью, которые куда больше подошли бы религиозному фанатику-фундаменталисту. Вторая история показывает, что происходит, когда традиционно подготовлен­ные профессионалы с материалистическим мировоззрением получают возможность пережить холотропные состояния созна­ния. Третья описывает, как мое собственное упрямое неприя­тие астрологии, над которой смеются все «серьезные» ученые, уступило под напором убедительных наблюдений.

Эта книга получилась глубоко личной, раскрывающей мно­жество сокровенных подробностей моей жизни и профессио­нальной деятельности. Многие клинические врачи и исследо­ватели не желают раскрывать настолько субъективную инфор­мацию, поскольку убеждены, что это нанесет непоправимый вред их репутации ученых. Причиной того, что я столь честно делюсь с вами переживаниями и несчастьями моего личного пути, является мое стремление к тому, чтобы эта информация облегчила борьбу и затруднительное положение людей, вовле­ченных в процесс глубокого самопознания, и желание помочь им избежать ошибок и ловушек, которые являются неотъемле­мой частью любой попытки вступить на неисследованную тер­риторию.

Я надеюсь, что непредвзятые читатели заметят, что личные истории, которыми я делюсь в этих мемуарах о моем нетради­ционном поиске, являются доказательством страсти, с которой я искал знаний и мудрости, скрытой в глубинах человеческой психики. Если эта книга даст вам полезную информацию и по­может хотя бы небольшой части из тех тысяч и тысяч людей, ис­пытавших и испытывающих холотропные состояния сознания и исследующих необычные реальности, моя жертва не будет на­прасной.

Станислав Гроф Милл-Вэлли, Калифорния август 2005 г.

БЛАГОДАРНОСТИ

Эта книга представляет собой богатый ковер, сотканный из необычайных приключений, пережитых мною в моем соб­ственном внутреннем мире, и в повседневной реальности за пять десятилетий исследований необычных состояний сознания, выз­ванных психоделическими веществами и нехимическими мето­дами, а также возникавших спонтанно в обычной жизни. Этот поиск привел меня в такие сферы и измерения реальности, су­ществование которых ни моя культура, ни мои коллеги не при­знавали и считали, что они возможны только в умах тяжелых ду­шевнобольных пациентов. Прежде чем я обрел уверенность, что обычно невидимые существа, с которыми я встречался, и обла­сти, которые я посещал в своих внутренних путешествиях, дей­ствительно объективно существуют в коллективном бессозна­тельном, что подтвердилось общностью восприятия, потребо­вались годы интеллектуальной борьбы. В большинстве случаев для такого подтверждения требовались люди, которые сами пе­реживали эти реальности в необычных состояниях сознания.

Это трудное путешествие, полное открытий в себе самом и во внешнем мире, было бы несравнимо более сложным, если бы мне пришлось совершать его в одиночку. Мне очень помогало и вдохновляло то, что я встречал восприимчивых, непредубежден­ных людей, которые разделяли со мной новое понимание со­знания, реальности и человеческой души, которое складывалось в результате исследования необычных состояний, или были от­крыты ему. Я чрезвычайно благодарен за поддержку, которую я получил от коллег, независимо от меня, на основе своих соб­ственных исследований и личного опыта, подтвердивших раз­личные аспекты нового понимания реальности, которое сложи­лось в результате моей работы. На протяжении всех этих лет число таких людей постоянно увеличивалось, и теперь их стало слишком много, чтобы можно было перечислить всех их поимен­но. Упомяну лишь некоторых, чья поддержка была особенно важна и значима для меня.

Сразу после моего прибытия в Соединенные Штаты таким человеком был Джоэл Элкс, руководитель отделения психиат­рии в Университете Джона Хопкинса, который пригласил меня в эту страну в качестве экспериментатора и исследователя, чле­на научного общества и позднее предложил мне должность ассистента профессора психиатрии. Талантливый ученый с бе­зупречным академическим образованием и репутацией, Джоэл был очень открыт и непредубежден и проявил живой интерес к новому представлению о человеческой душе и реальности, ко­торое складывалось в результате психоделических исследований. Его интеллектуальная и административная поддержка была нео­ценима для нашей группы из Мэрилендского центра психиат­рических исследований в Кейтонсвилле, которая в конце 1960 — начале 1970-х проводила последние психоделические исследо­вания в США. Мне трудно подобрать слова, чтобы выразить бла­годарность, которую я испытываю к Альберту Керленду, дирек­тору Мэрилендского центра психиатрических исследований, а также к членам нашей исследовательской группы, особенно Сэнди Анджеру, Вальтеру Панке, Чарлзу Сэведжу, Биллу Ричардсу и его жене Илзе, Бобу и Карен Лихай, Сидни Вольфу, Рику Йенсену, усопшему Франко ди Лео, и Нэнси Джуэлл, ко­торые с открытыми сердцами приняли меня в свою профес­сиональную и личную жизнь. Их семьи стали для меня вторым домом.

Я чрезвычайно благодарен Майклу Мерфи, который пригла­сил меня как ученого-стипендиата в институт Эсален, Биг Сур, Калифорния, — уникальный центр, занимающийся исследова­ниями человеческих возможностей, который он основал совме­стно с Диком Прайсом. Мое пребывание в Эсален в период с 1973 по 1987 год в значительной мере способствовало моему ут­верждению и обретению уверенности. Благодаря исключитель­но богатой программе практических семинаров, которая пред­лагалась институтом, мне довелось лично встретиться и позна­комиться со многими пионерами новой научной парадигмы, основателями различных школ психотерапии переживания и известными духовны ми лидерами, которые приезжали в Эсален в качестве приглашенных преподавателей. Мы с моей женой Кристиной провели в Эсалене тридцать месячных семинаров, что дало нам возможность пригласить всех этих выдающихся людей в Эсален, познакомиться с их учениями и установить с ними дружеские отношения. Кроме того, в Эсалене у нас были идеальные условия для развития техники холотропного дыха­ния, мощного эмпирического метода самоисследования и те­рапии.

Благодаря связям, которые сложились у нас с приглашен­ными в Эсален преподавателями, нам с Кристиной удалось орга­низовать целый ряд крупных международных трансперсональ­ных конференций, которые проводились в разных частях мира — в Северной и Южной Америке, в Европе, Австралии и Азии. «Звездный» состав участников этих конференций и их богатая междисциплинарная программа обеспечили дальнейшее утвер­ждение нового представления о реальности и понимания пси­хики, сознания и человеческой природы. Особенно важно было то, что многие участники этих конференций, которые поддер­жали новую парадигму, имели солидное академическое образо­вание, исключительные интеллектуальные способности и впе­чатляющие академические регалии.

Особую благодарность хочу выразить нашим друзьям и со­ратниками из района Сан-Франциско, с которыми мы регуляр­но встречались, с тех пор как переехали из Биг Сур в Милл-Вэлли, — Анджелес Арриен, Майклу и Сандре Харнер, Джеку и Ли­ане Корнфилд, Бокаре Лежандр, Рам Дассу, Френсис Воон и Роджеру Уолшу. Наши совместные трапезы, медитативные груп­пы и обмен информацией по разным вопросам были для меня истинным сокровищем, насыщенным новыми идеями, вдохно­вением, ценными предложениями и критическими замечания­ми. Но что еще более важно, они обеспечивали мощную под­держку и подтверждение моим идеям, основанные на нашем общем согласии по основным вопросам трансперсонального видения и духовного мировоззрения. Рик Тарнас, еще один мой близкий друг, талантливый астролог и специалист по архетипической психологии, оказал мне неоценимую помощь в проведе­нии многочисленных дискуссий, лекций и семинаров (которые мы проводили совместно с ним в течение ряда лет), открыв для меня астрологию — науку, которая больше, чем какая-либо дру­гая дисциплина, расширила мои концептуальные границы и мой интеллектуальный кругозор. Неоценимую поддержку и вдохно­вение я получал также от Эрвина Ласло и Ральфа Метцнера.

Я глубоко благодарен Майклу Маркусу, Джанет Занд, Джо­ну Бьюкенену, Бокаре Лежандр и Бэтси Гордон за их дружбу и щедрую поддержку, которую они оказывали мне в моей работе на протяжении многих лет. Мой брат Пол, психиатр, специали­зирующийся на исследовании аффективных расстройств, уни­кальным образом сочетает в себе исключительный интеллект ис­следователя, страсть и энтузиазм ученого, и необычайное вели­кодушие. Он всегда был моим самым близким другом, доверен­ным лицом, увлеченным поклонником и честным и искренним критиком. Особую благодарность хочу выразить Таву и Кэри Спаркс, нашим дорогим друзьям и соратникам, которые были рядом с нами на протяжении более чем двух десятилетий. Они оба сыграли важную роль в нашей жизни, участвуя в организа­ции и проведении «трансперсонального тренинга Грофа» (ТТГ), а также семинаров и международных трансперсональных кон­ференций. Тав многие годы был моим спутником в поездках и вместе со мной участвовал в проведении различных мероприя­тий, а Кэри была душой всех наших совместных проектов.

Обычно невидимые измерения необычной реальности так и остались бы сокрытыми от меня, если бы не эпохальные от­крытия и труд всей жизни Альберта Хофмана, который дал миру удивительные средства для исследования человеческой психи­ки — ЛСД, псилоцибин, псилоцин и моноэтиламид лизергиновой кислоты. Я бы хотел воспользоваться этой возможностью и выразить глубокую благодарность этому человеку за все, что его открытия привнесли в мою личную и профессиональную жизнь, а также в жизни многих других людей, которые использовали его бесценный дар с ответственностью и уважением, которого он заслуживает.

Мне довелось лично быть знакомым с Альбертом и не­сколько раз встречаться с ним при разных обстоятельствах. Со временем я проникся к нему глубокой симпатией и искренним восхищением не только как выдающимся ученым, но и как ис­ключительным человеком. Прожив более чем вековую жизнь, наполненную, благословенную и продуктивную, он излучает удивительную жизненную силу, любознательность и любовь по отношению ко всему творению. Несколько месяцев тому назад, когда мы провели с группой наших студентов один день в Грюйере (Швейцария), мы все почувствовали, как будто мы не слу­шаем научную лекцию, а получаем даршан от духовного учите­ля. Ни у кого не было сомнений, что Альберта можно причис­лить к разряду великих ученых, таких как Альберт Эйнштейн и Исаак Ньютон, которые благодаря ревностным и скрупулезным изысканиям в своей научной сфере пришли к осознанию чудес­ного божественного порядка, который лежит в основе мира ма­терии и естественных явлений. До конца моей жизни он будет служить для меня моделью и блестящим примером.

Мой список был бы не полным, если бы я не выразил глу­бокую благодарность Кристине, моей жене, любимой, лучшему другу, соратнику и спутнику в моих исканиях, за все то вдохно­вение, которое я получал от нее на протяжении многих лет, и за тот вклад, который она внесла в мою жизнь и в наши совмест­ные проекты. Кроме всего прочего, она основала Сообщество внезапных духовных проявлений, внесла уникальный вклад в по­нимание связи между зависимостью, привязанностью и духов­ным поиском, и вместе со мной участвовала в разработке холотропного дыхания — мощного метода терапии и самоисследова­ния. Семинары и тренинги по холотропному дыханию, которые мы проводили по всему миру, явились богатым источником ма­териала и необычных наблюдений, которые легли в основу мно­гих историй, описанных в этой книге. Кристина играла важную роль во многих из этих историй или присутствовала, «когда слу­чалось невозможное». Я осознаю, что написание этой книги, а также многих других до нее часто мешало нашей личной жизни. Я хочу воспользоваться этой возможностью и поблагодарить Кристину за ее терпение и понимание, и принести ей мои изви­нения.

Особая благодарность двум людям, которые сыграли важ­ную роль в издании этой книги. Тейми Саймон, которой я вос­хищаюсь и которую очень ценю, одна создала Sounds True — аудио-, видео- и книгоиздательскую компанию, которая из од­ной комнаты и одного сотрудника выросла в организацию со штатом в пятидесят человек и всем необходимым собственным оборудованием. Записи компании Sounds True дали возможность сотням тысяч слушателей познакомиться с идеями духовных учителей и пионеров новой научной парадигмы, нетрадицион­ных методов лечения, исследований сознания и трансперсональ­ной психологии. Я очень ценю то, что Тейми решила включить данную работу в свой новый издательский проект. И я также очень благодарен Элис Файнстайн за мастерство и энтузиазм, с которыми она отредактировала рукопись, а также за ее советы и предложения, которые очень помогли мне в поиске наиболее подходящей формы для передачи моих историй читателям.

Доктор медицины Станислав Гроф Милл-Вэлли Калифорния, 15января, 2006 г.

Часть I
МИСТЕРИЯ СИНХРОНИИ
Сумерки заводной вселенной

Многие из нас сталкивались с ситуациями, когда видимая логичной и предсказуемой ткань повседневной реально­сти, сплетенная из сложных цепочек причин и следствий, ка­жется, рвется на части, и мы переживаем ошеломляющее и не­вероятное случайное стечение обстоятельств. Во время холотропных состояний сознания подобные нарушения линейной причинности происходят столь часто, что вызывают серьезные вопросы о той картине мира, на которой мы выросли. Посколь­ку это необычное явление играет такую важную роль во многих историях, вошедших в эту книгу, я кратко опишу его значимость для понимания природы реальности, сознания и человеческой психики.

Ученым, который поднял проблему значащих совпадений, бросающих вызов рациональным объяснениям, перед академи­ческими кругами, был швейцарский психиатр Карл Густав Юнг. Осознавая то, насколько непоколебима вера в несгибаемый де­терминизм, представляющий собой краеугольный камень запад­ной научной картины мира, он медлил больше двадцати лет, прежде чем опубликовать свое открытие. Ожидая, что ответом будет жесткое недоверие и резкая критика его коллег, он хотел быть уверенным, что сможет подтвердить свои еретические ут­верждения сотнями примеров. В итоге он изложил свои потря­сающие наблюдения в знаменитом эссе, озаглавленном «Синх­рония: Некаузальный связующий принцип» (Synchronicity: An Acausal Connecting Principle. Юнг, 1960a).

Юнг начал свое эссе с примеров необыкновенных совпаде­ний, время от времени случающихся в обычной жизни. Он упо­мянул австрийского биолога ламаркианского толка Пауля Кам­мерера, чья трагическая жизнь была популяризирована в книге Артура Кестлера «Дело о жабе-повитухе» (The Case of the Midwife Toad; Koestler, 1971), и который был одним из первых людей, заинтересовавшихся этим явлением и его научным значением. Одно из примечательных совпадений, о которых рассказывает Каммерер, произошло тогда, когда в один и тот же день он ку­пил трамвайный билет и билет в театр с одним и тем же номе­ром. Но и это еще не все — тем же вечером он услышал ту же последовательность цифр в качестве телефонного номера, ко­торый был ему нужен.

В этой работе Юнг также пересказывает забавную историю некоего месье Дешама и особого рода пудинга со сливами, рас­сказанную известным французским астрономом Фламмарионом. Будучи мальчиком, Дешам получил кусок этого особого пудинга от месье де Фонжибю. Десять последующих лет он не имел возможности снова попробовать это редкое блюдо, пока не увидел его в меню одного из парижских ресторанов. Он по­просил официанта принести его, но выяснилось, что последний кусок этого пудинга уже заказан и заказан именно месье де Фон­жибю, который случайно зашел в этот ресторан именно в этот день.

Много лет спустя месье Дешам был приглашен на ужин, на котором этот пудинг должен был быть, что называется, гвоздем программы. Поглощая его, Дешам подумал, что не хватает только месье де Фонжибю, который впервые познакомил его с этим деликатесом и без которого не обошлась его вторая встреча с этим блюдом в парижском ресторане. В эту минуту зазвонил дверной колокольчик и в комнату вошел пожилой мужчина, выг­лядевший очень смущенным. Это был месье де Фонжибю, ока­завшийся здесь совершенно случайно — ему просто дали невер­ный адрес.

Существование подобных невероятных совпадений трудно привести в соответствие с теми законами мироздания, которые были выработаны материалистической наукой, описывающей мире точки зрения причинно-следственных связей. И возмож­ность того, что что-то подобное произойдет случайно, настоль­ко бесконечно мала, что не может даже рассматриваться в каче­стве серьезного объяснения. Гораздо проще представить себе, что подобные совпадения имеют какое-то глубокое значение и являются результатом шутки космического разума. Это объяс­нение особенно правдоподобно, если совпадения содержит эле­мент юмора, как оно часто и случается. Хотя случайности по­добного рода чрезвычайно интересны и сами по себе, работы Карла Густава Юнга добавляют другое завораживающее изме­рение к этому вызывающему аномальному явлению.

В ситуациях, описанных Каммерером и Фламмарионом, встречаются невероятные совпадения, и история со сливовым пудингом не лишена смешных моментов. Однако обе истории описывают происходящее в материальном мире. Наблюдения Юнга добавляют завораживающее измерение этому приводяще­му в замешательство явлению. Он описывает многие случаи того, что он называет «синхронией» — примечательные совпадения, в которых различные события в согласованной реальности мно­гозначительно связаны с внутрипсихическими переживаниями, такими как сны или видения. Юнг определяет синхронию как «эпизоды психического состояния, совпадающие во времени с одним или более внешними событиями, которые воспринима­ются как глубоко значимые параллели состоянию души инди­вида в данный момент». Ситуации подобного рода показывают, что наша психика может вступать в легкое взаимодействие с тем, что представляется миром материи. Факт, что что-то подобное эффективно размывает границы между субъективной и объек­тивной реальностью.

Борясь с этим явлением, Юнг сильно заинтересовался раз­витием квантово-релятивистской физики и радикально новым взглядом на мир, который она предлагала. Он много общался с Вольфгангом Паули, одним из основателей квантовой физики, который был его клиентом и близким другом. Под руководством Паули Юнг ознакомился с революционными концепциями со­временной физики, включая и те, которые бросают вызов детер­министскому мышлению и линейным причинно-следственным связям. Юнг осознал, что его собственные наблюдения стано­вятся куда более правдоподобными и приемлемыми в контек­сте нового образа реальности, который только начинает зарож­даться. Дополнительную поддержку идеям Карла Густава Юнга оказал не кто иной, как сам Альберт Эйнштейн, который, нане­ся Юнгу визит, поддержал его идею синхронии, поскольку она полностью соответствовала новым открытиям в области физи­ки (Юнг, 1973). К концу своей жизни Юнг настолько убедился в важности той роли, которую играет синхрония в естественном порядке вещей, что начал руководствоваться им в повседневной жизни.

Наиболее известным случаем синхронии в жизни самого Юнга было то, что произошло во время сеанса психотерапии с одной из его клиенток. Эта пациентка очень сильно сопротив­лялась воздействию психотерапии, ей не нравилось, как Юнг ин­терпретировал результаты сессий, да и сама идея трансперсо­нальных реальностей. Во время анализа одного из ее снов, ха­рактерной чертой которого являлся золотой скарабей, когда те­рапия зашла в тупик, Юнг услышал, как что-то стучит в оконное стекло. Он пошел посмотреть, в чем дело, и увидел на наружном подоконнике сияющего жука, пытающегося пробраться в ком­нату. Это был очень редкий вид жука, ближайший аналог золо­того скарабея, который только можно найти на этой широте. Ни­когда прежде с Юнгом не происходило ничего подобного. Он открыл окно, перенес жука в комнату и показал недоверчивой клиентке. Это сверхъестественное совпадение стало важным по­воротным пунктом в терапии той женщины.

Наблюдения за случаями синхронии оказали глубокое воз­действие на образ мышления и работу самого Юнга, особенно на его понимание архетипов — фундаментальных управляющих и организующих принципов коллективного бессознательного. Открытие архетипов и их роли в человеческой психике представ­ляет собой наиболее важный вклад Юнга в психологию. Боль­шую часть своей профессиональной карьеры Юнг находился под сильным влиянием декартово-кантианской концепции, господ­ствовавшей среди представителей западной науки, с четким раз­делением на объективное и субъективное, внутреннее и внеш­нее. Находясь под влиянием ее чар, он сначала видел архетипы как внеиндивидуальные, но, по сути, чрезвычайно внутрипсихические принципы, сравнимые с биологическими инстинкта­ми. Он предполагал, что базовая матрица для них жестко впеча­тана в мозг и передается из поколения в поколение. ,

Существование синхронных событий заставило Юнга по­нять, что архетипы являлись сверхъестественными как для пси­хики, так и для материального мира и были самостоятельными паттернами значений, которые несут информацию и психике, и материи. Юнг увидел, что архетипы создают мост между внут­ренним и внешним и предполагают существование сумеречной зоны между материей и сознанием. По этой причине Юнг начал предполагать наличие в архетипах «психоидных» (т.е. психопо­добных) качеств. Штефан Холлер дал глубокому пониманию Юнгом архетипов емкое и поэтичное описание: «Проявление архетипа в случаях синхронии — потрясающий феномен, если не истинное волшебство: будто на пороге вашего дома появи­лось какое-то сверхъестественное существо. Сочетая в себе и физическую, и психическую природу, оно подобно двуликому богу Янусу. Два лица архетипа соединяются в одной голове смыс­ла» (Холлер, 1994). Следом за публикацией эссе о синхронии эта концепция становится все более важной для науки и темой для многих статей и книг (например, фон Франц, 1980; Азиз, 1990; Мансфельд, 1995).

Я участвовал в исследованиях сознания более пятидесяти лет и был свидетелем большого количества необычных совпадений у моих клиентов, слышал множество историй о них от моих кол­лег-исследователей и психотерапевтов и сам пережил несколь­ко сотен подобных случаев. Для этой книги я отобрал из своей обширной коллекции несколько самых интересных историй. Са­мая первая немного похожа на историю Юнга с золотым жуком тем, что в ней тоже появляется насекомое, причем именно там и тогда, когда это наименее вероятно.

ПУТИ ЖИВОТНЫХ ЭНЕРГИЙ
Молящийся богомол в Манхэттене

Во время одного из своих многочисленных семинаров в институте Эсален, Биг Сур, наш друг и учитель Джозеф Кемпбелл долго рассуждал о своей любимой теме — работе Карла Юнга и его революционном вкладе в понимание мифологии и психологии — и во время лекции мимоходом упомянул фено­мен синхронии. Один из слушателей не был знаком с этим тер­мином и, прервав Джо, попросил его объяснить, что такое син­хрония. После краткого определения и описания концепции Джо решил проиллюстрировать объяснение фактическим при­мером. Вместо того чтобы привести историю Юнга со скарабе­ем, он решил поделиться примером фантастического совпаде­ния из своей собственной жизни.

Перед переездом на Гавайи, уже будучи достаточно пожи­лыми людьми, Джо и его жена Джин Эрдман жили в нью-йорк­ском районе Гринидж-Виллидж. Их комнаты находились на че­тырнадцатом этаже высотного дома на углу Уэйверли-Плейс и Шестой авеню. В кабинете Джо было две пары окон, одна из которых смотрела на реку Гудзон, другая — на Шестую авеню. Из одних открывался прелестный вид на реку, и в хорошую по­году эти окна были всегда открыты. Вид из другой пары окон не представлял собой ничего интересного, и Кемпбеллы их почти не открывали. По словам Джо, они вряд ли открывали их чаще, чем два или три раза за все сорок с чем-то лет, которые прожили в этом доме.

Однажды, в самом начале 1980-х, Джо работал в кабинете над своим главным трудом «Пути животных энергий», всемирной энциклопедией мифологии шаманизма. В то время он писал гла­ву, посвященную мифологии африканских бушменов — племе­ни, живущего в пустыне Калахари. Одним из наиболее важных божеств бушменского пантеона является Богомол, сочетающий в себе черты Обманщика и Бога-создателя. Джо был глубоко по­гружен в работу, на столе вокруг него лежали статьи и книги, посвященные этому вопросу. Огромное впечатление произвела на него история, рассказанная Лоренсом ван дер Постом о сво­ей няне Кларе, наполовину бушменке, которая заботилась о нем с самого рождения. Ван дер Пост необыкновенно ярко помнил те моменты своего детства, когда Клара беседовала с Молящим­ся Богомолом: когда она говорила с представителями этого вида и задавала конкретные вопросы, насекомые, похоже, должным образом отвечали ей движениями тела и ног.

В какой-то момент Джо внезапно почувствовал непреодо­лимое и абсолютно иррациональное желание встать и открыть одно из окон, выходящих на Шестую авеню — тех самых окон, вид из которых был так скучен и которые все время оставались закрытыми. Как только Джо открыл окно, он немедленно по­смотрел вправо, не понимая, почему он это делает. Думаю, что богомол — это не то, что вы ожидаете встретить на Манхэттене, однако же он был там — довольно крупный экземпляр, медлен­но ползущий вверх по стене на четырнадцатом этаже многоэтаж­ного здания в деловой части Манхэттена. По словам Джо, бого­мол повернул голову и посмотрел на него многозначительным взглядом. Хотя эта встреча длилась всего несколько секунд, она явно была сверхъестественной и произвела на Джо глубокое впе­чатление. Он утверждал, что всего за несколько минут до этого прочитал в истории Ван дер Поста буквально следующее: «В лице богомолов есть что-то странно человеческое: их заостренный подбородок, высокие скулы и желтая кожа делают их похожими на лица самих бушменов».

Появление богомола на четырнадцатом этаже многоэтажного дома в самом центре Манхэттена и само по себе очень необыч­ная случайность, но если учитывать время, когда он появился, совпадающее с погружением Джо в мифологию бушменов пус­тыни Калахари, и неожиданное побуждение открыть окно и по­смотреть в конкретную сторону, статистическая невероятность подобной последовательности событий становится воистину ас­трономической. Только твердокаменный материалист, безого­ворочно и квазирелигиозно преданный собственной картине мира, может поверить, что все это могло быть простой случай­ностью.

Традиционная психиатрия не делает различия между истин­ной синхронией и психотически неправильными истолковани­ями событий окружающего мира. Поскольку материалистиче­ская картина мира излишне детерминистична и не признает воз­можности подлежащих интерпретации совпадений, то любой намек на необычные совпадения в рассказе клиента будет авто­матически истолкован как ошибочное соотнесение — синдром серьезного душевного расстройства. Однако в существовании истинной синхронии не может быть никаких сомнений, по­скольку любой человек, получивший доступ к фактам, призна­ет, что эти совпадения лежат за пределами разумных статисти­ческих вероятностей. И это, безусловно, касается необычной встречи Джо с богомолом.

КОРОЛЕВА УМИРАЕТ
Когда сны предсказывают, что принесет день

В 1964 году я был приглашен Джошуа Бирером, британским психиатром, принять участие в проходившем в Лондоне Конгрессе социальной психологии — Джошуа был его органи­затором и координатором. Моя лекция была частью симпозиу­ма по ЛСД-психиатрии, который дал мне возможность встре­титься с несколькими знаменитыми пионерами изучения воз­действия психоделиков, с работой которых я прежде был зна­ком лишь по написанным ими книгам и статьям. Там я встретился с двумя замечательными женщинами, британскими психотерапевтами Джойс Мартин и Полиной МакКририк. Они прошли подготовку по фрейдистскому психоанализу, но теперь занимались психотерапией с применением ЛСД в роскошном доме Джойс на знаменитой лондонской Уэлбек-стрит. Вдвоем они разработали «терапию слияния» (fusion therapy) — метод те­рапии с применением ЛСД, который показался слишком рево­люционным даже психотерапевтам, лишенным предубеждений, и смелым настолько, чтобы назначать ЛСД своим пациентам.

Данный метод в особенности подходил пациентам, испытав­шим в детстве эмоциональную депривацию или брошенность, и включал в себя тесный физический контакт терапевта и паци­ента во время сеанса. Во время сеанса клиенты проводили не­сколько часов в глубокой возрастной регрессии, лежа на кушет­ке под одеялом, а рядом лежали Джойс или Полина, сжимая их в объятиях, как обычно делает мать, желая успокоить ребенка. Их революционный метод разделил психотерапевтов, применя­ющих ЛСД, на два лагеря. Часть врачей осознала, что это очень действенный и логичный способ лечения так называемых травм недостатка внимания, эмоциональных проблем, вызываемых синдромом лишения матери и плохим отношением матери к ребенку. Другие ужаснулись подобной радикальной анаклити­ческой^* терапией, они предупреждали, что тесный физический контакт между психотерапевтом и клиентом при необычных состояниях сознания послужит причиной необратимого вреда отношениям.

Я был среди тех, кто восхищался терапией слияния Джойс и Полины, поскольку мне было абсолютно ясно, что травмы от­сутствия внимания нельзя исцелить с помощью одних лишь те­рапевтических бесед. Я задал множество вопросов об их неорто­доксальном подходе, и, когда они заметили мой неподдельный интерес, они пригласили меня провести некоторое время в Уэлбекской клинике, встретиться с их пациентами и на собствен­ном опыте испробовать их подход. Я испытал глубокое потрясе­ние, когда узнал, как много их пациенты получают от физичес­кого контакта, который присутствовал во время сеансов с пси­ходеликами. Мне также стало понятно, что Джойс и Полина сталкиваются с куда меньшим количеством проблем переноса, чем средний фрейдистский аналитик со своим бесконтактным «бесстрастным» подходом.

На Международной конференции по применению ЛСД в психотерапии, проходившей в мае 1965 году в Эмитивилле на Лонг-Айленде, Джойс и Полина показали очаровательный фильм об использовании своей терапии слияния. В разгоревшей­ся после окончания фильма дискуссии большая часть вопросов вращалась вокруг проблем переноса/контрпереноса, и Полина привела очень интересные и убедительные объяснения тому, почему ее подход в этом вопросе порождает куда как меньше проблем, чем ортодоксальный подход фрейдистов. Она указала на то, что большинство пациентов, проходивших терапию, в младенчестве и детстве испытывали недостаток родительской любви. Холодное отношение фрейдистских аналитиков имеет тенденцию бередить уже имеющиеся эмоциональные травмы, и для части пациентов служат спусковым крючком для отчаянных попыток привлечь к себе внимание и получить удовольствие, которое им так необходимо.

В противоположность этому, по словам Полины, терапия слияния порождает корректирующие переживания путем удов­летворения давних анаклитических желаний. Когда их эмоцио­нальные травмы исцеляются, пациенты осознают, что психоте­рапевт не является подходящим сексуальным партнером, и впол­не способны найти партнера за пределами его кабинета. Поли­на объяснила, что это аналогично ситуации на раннем этапе развития взаимоотношений пациента. Те люди, к которым в младенчестве и детстве хорошо относились матери, способны эмоционально отделиться от них и перейти к другим, зрелым отношениям. В противоположность этому те люди, которые пе­режили эмоциональную депривацию, остаются патологичес­ки привязанными к матерям и через всю жизнь проносят моль­бу о ласке и поиск утешения своих примитивных младенческих потребностей.

Наслушавшись восторженных рассказов пациентов клини­ки Джойс и Полины на Уэлбек-стрит, я захотел испытать техни­ку слияния, что называется, на собственной шкуре, и мой пер­вый сеанс с Полиной оказался действительно необыкновенным. Хотя мы оба были полностью одеты и разделены одеялом, я пе­режил глубокую регрессию возраста — до самого раннего мла­денчества и стал ребенком, прижатым к груди любящей матери, чувствующим контакте ее обнаженным телом. Затем пережива­ния стали более глубокими, и я ощутил себя плодом в материн­ской утробе, благословенно плавающим в амниотической жид­кости. За три с лишним часа (срок, показавшийся мне вечнос­тью) я пережил обе эти ситуации — «хорошую грудь» и «хорошую матку» — одновременно или в альтернативном варианте. Я чув­ствовал свою связь с матерью посредством двух питающих жид­костей — молока и крови, — которые в этот момент казались священными. Кульминацией переживания стал опыт священ­ного единения скорее с Великой богиней-матерью, чем с мате­рью человеческой. Излишне говорить, что я считаю эту сессию глубоко исцеляющей.

В 1966 году, во время конференции по ЛСД-психотерапии в Амстердаме, мне представилась возможность поучаствовать во втором, столь же запоминающемся сеансе с Полиной, и снова испытать воздействие терапии слияния. Мы стали друзьями и, время от времени, встречались на конференциях или во время моих визитов в Лондон. В конце 1960-х годов, после смерти Джойс, Полина осталась без ассистента, который присутство­вал бы на ее собственных сеансах с психоделиками, и она по­просила меня занять место Джойс и стать ее проводником. Тог­да я уже жил не в Европе, а, получив стипендию в университете Джона Хопкинса, поселился в Балтиморе. То, что Полина со­гласилась регулярно пересекать Атлантику, тратя на это нема­лые суммы денег, а главное, большое количество времени и энер­гии, отражает ее глубокую веру в значимость сеансов с приме­нением психоделиков. С одним из этих сеансов связан один из самых замечательных случаев проявления синхронии в моей собственной жизни.

Где-то между четырьмя и пятью часами утра в тот день, ког­да должен был начаться сеанс с Полиной, я проснулся оттого, что мне приснился очень тревожный сон. Я оказался в мрачном замке, а возможно, даже средневековом городе. Там царила ат­мосфера тревоги и хаоса, множество людей металось по темным коридорам со свечами в руках. Взволнованные и несчастные го­лоса кричали: «Королева... королева... королева умирает!» Я был одним из тех, кто в панике метался по замку. После захватываю­щей дух гонки по плохо освещенным коридорам я оказался в комнате, где старая женщина — явно королева — лежала на ог­ромной кровати под богато украшенным балдахином. Ее лицо было искажено агонией, она задыхалась, и минуты ее явно были сочтены. Я смотрел на нее в отчаянии, переполненный сильны­ми эмоциями, — я знал, что умирающая женщина является моей матерью.

Я проснулся рано утром, полный тревоги и мрачных пред­чувствий. Кроме того, я был совершенно уверен, что этот сон имеет самое прямое отношение к сессии с Полиной, которую я собирался провести, и мне очень не хотелось ее проводить, что было для меня очень странно — никогда прежде со мной ничего подобного не случалось. Это настроение резко контрастирова­ло с тем энтузиазмом, с которым я прежде относился к сеансам с применением психоделиков. Я лежал в постели, припоминая сон и пытаясь понять те жуткие ощущения, которые испыты­вал. По мере того как за окном светало и солнечные лучи стали проникать в комнату, эти ощущения начали таять и, наконец, исчезли совсем. Я почувствовал себя более уверенно, в том чис­ле и в отношении той сессии с психоделиками, которую соби­рался проводить.

В первые несколько часов сессии ничего экстраординарно­го не происходило, то есть ничего такого, чего бы я не видел рань­ше и чем бы эта сессия отличалась от всех остальных. Естествен­но, приняв достаточно большую дозу ЛСД, Полина испытывала очень глубокие переживания. Некоторые из них касались вос­поминаний об особенно эмоционально наполненных моментах ее младенчества и детства, другие имели отношение к трудно­стям ее появления на свет, а несколько являлись трансперсо­нальными элементами из области коллективного бессознатель­ного. Сессия длилась уже примерно пять часов, когда Полина столкнулась с воспоминаниями из своего детства — тогда она присутствовала на королевском параде. Она начала напевать английский гимн: «Боже, спаси нашу добрую королеву, многие лета нашей славной королеве, Боже, спаси королеву.

По мере того как она пела, она становилась все более и бо­лее встревоженной. «О Боже, Стен, я пою «Боже, храни короле­ву», но, когда я была маленькой, у нас правил король, а не коро­лева, но тогда почему я пою «Боже, храни королеву»?». В эту минуту ее лицевые мускулы внезапно напряглись, словно в аго­нии, которая напомнила мне лицо умирающей королевы из мо­его сна. «Стен, это больше не имеет отношения к моему дет­ству», — продолжала она, явно расстроенная и испуганная. Каж­дый глоток воздуха давался ей с трудом. — Это я — королева, и я умираю». К этому времени я уже не раз наблюдал людей, пере­живавших свою собственную смерть во время сессий с приме­нением психоделиков, и я мог не бояться за физическое состоя­ние Полины. Однако я был поражен тем, что Полина воплотила мой сон, приснившийся мне прошлой ночью, и в точности изоб­разила умирающую королеву, которая была ярким персонажем этого сна.

Сессия Полины закончилась вполне благополучно — за смертью в образе королевы последовало возрождение, и «оста­точный галлюциногенный эффект» длился несколько дней. Полина считала, что этот эпизод был взят из коллективного бес­сознательного, а возможно, и из ее собственных «кармических записей», к которым она подключилась благодаря привитому ей еще в детстве преклонению перед всем, что касается королев­ской семьи, и привычке носить дорогие и экстравагантные пла­тья и украшения, хотя я так и не смог найти объяснения своему странному сну-предчувствию. Время от времени я вспоминал об этом экстраординарном совпадении, пытаясь понять его про­исхождение и значение. Я думал, не обязан ли я этим той стран­ной связи, возникшей между нами во время тех двух моих сес­сий терапии слияния с применением психоделиков, которые проводила Полина и во время которых я пережил ощущения плода в «добром чреве» и младенца у «доброй груди».

РАДУЖНЫЙ МОСТ БОГОВ
В мире скандинавских саг

Глубокие, благоприятные случаи синхронии могут вызывать и сопровождать яркое духовное пробуждение, однако и они не обходятся без опасных ловушек. Они могут создавать убеди­тельное ощущение, что мы не только включены в огромное поле космического смысла и цели, но и, в некотором роде, являемся его фокусом или центром. Однако всепоглощающее ощущение возвышенности, которое часто ассоциируется с подобной син­хронией, может быть обманчивым, ему нельзя наивно доверять и, тем более, полагаться на них в своих действиях. Как мы уви­дим в следующей истории, даже самые выдающиеся совпадения не гарантируют положительного исхода ситуации, частью кото­рой они являются.

События, о которых я собираюсь рассказать, произошли спу­стя четыре года после моего переезда в США, в то время, когда я искал спутницу жизни — с добровольной помощью моих дру­зей, действующих из самых лучших побуждений. В самом конце 1971 года, мне позвонили Лени и Боб Шварцы, которые при­надлежали к кругу самых близких моих друзей. Их дом в ниж­ней части Манхэттена, доказательство безупречного вкуса Лени, служил постоянным местом встреч многих известных деятелей культуры, от Джозефа Кемпбелла до Бетти Фридан. Лени и Боб были очень взволнованы и наперебой рассказывали мне о сво­ем последнем открытии: «Мы только что познакомились с со­вершенно особенной девушкой. Она живет в Майами, ее зовут

Джоан Галифакс. Она антрополог, очень красивая и очень ум­ная. Работала с догонами в Африке и изучает сантерию и другие религии стран Карибского бассейна. У вас так много общего! Она тебе понравится».

Я записал имя Джоан и ее телефон и поблагодарил Боба и Дени за помощь, но после общения с Моникой я не был готов выступить инициатором новых отношений. Правда, иногда я позволял себе помечтать о Джоан, пытаясь представить себе, как бы прошла наша встреча, и думая о том, что можно было бы ей позвонить. Наконец, несколько месяцев спустя, я решил все-таки попытаться. Я собирался принять участие в ежегод­ной конференции психиатров в Далласе, штат Техас, чтобы представить результаты наших исследований по психиатрии с применением ЛСД у пациентов, находящихся на последних стадиях рака. Конференция заканчивалась в пятницу, и было несложно заехать в Майами по дороге в Балтимор и провести там выходные.

Я набрал номер Джоан и, когда она сняла трубку, представился:

— Это Стен Гроф из Балтимора. Наши общие знакомые, Боб и Лени Шварц, считают, что мы с вами должны встретиться. Ска­жите, вы не против? Я смогу приехать в Майами в следующие выходные. Не могли бы мы с вами встретиться?

— Мне очень жаль, — ответила Джоан, — но меня не будет дома. Я собираюсь в Даллас на конференцию ΑΠΑ (Американ­ской психологической ассоциации), буду делать там доклад по сантерии.

— Забавно, — ответил я, поражаясь странному совпаде­нию. — Я тоже буду в Далласе, причем на той же конференции и собирался заехать в Майами на обратном пути. В каком отеле вы собираетесь остановиться?

— В отеле «Бейкер», — ответила Джоан.

Дело в том, что из огромного количества далласских отелей я и сам выбрал именно этот. Выяснилось, что заказанная мною комната находилась непосредственно под комнатой Джоан, на этаж ниже. Поскольку мы остановились в одном отеле, мы ре­шили, что сразу по прибытии в гостиницу свяжемся друг с дру­гом по телефону. Когда я приехал в гостиницу, конференция уже началась, и Джоан не было в номере. Она не оставила для меня никакого сообщения, поэтому я решил искать ее на конферен­ции. Программа предполагала проведение нескольких парал­лельных мероприятий, кажется восьми, если я ничего не пу­таю, и заседания проходили одновременно в нескольких отелях. Я заглянул в программу, пытаясь угадать, какую лекцию могла бы выбрать Джоан, исходя из того, что она была антропологом и что, по мнению Боба и Лени, в наших с ней интересах есть мно­го общего. После некоторых раздумий я выбрал фильм, демон­стрировавшийся в большой аудитории одного из отелей.

Когда я вошел в зал, свет был уже выключен, а фильм начал­ся. Я посмотрел вокруг и сел в ближайшее свободное кресло. Во время фильма мое внимание часто привлекала женщина, сидев­шая впереди, в трех креслах влево, — я вроде бы даже увидел своего рода ауру вокруг ее головы. Вскоре она и сама оберну­лась в мою сторону, что было невероятно, поскольку ей при­шлось довольно сильно выворачивать голову, чтобы встретить­ся со мной взглядом. Это продолжалось всего мгновение, но к тому времени, когда фильм наконец закончился, мы были на­столько уверены в том, что встретили того, кого искали, что сразу направились друг к другу и подтвердили свои подозрения, на­звав имена, — еще одно совпадение, в дополнение к тому, пер­вому, предшествовавшему нашему прибытию в Даллас.

Наш обед в китайском ресторанчике, с большим выбором блюд северно-китайской кухни, возможно, вполне стандартных, был, тем не менее, совершенно особенным. Мы без умолку бол­тали о наших интересах, которые действительно во многом со­впадали, — тут Боб и Лени оказались правы. В конце обеда офи­циант принес нам непременные печенья счастья, которые ник­то из нас никогда не принимал всерьез, но тогда, в контексте всех этих невероятных совпадений, эти послания выглядели аб­солютно уместно, подобно цитатам из «Книги перемен». В моем печенье значилось: «Твое сердце принадлежит ей с момента ва­шей встречи», а Джоан выпало «После долгого ожидания ваши мечты наконец-то сбываются!» Излишне говорить, что мы не стали возвращаться домой и решили провести выходные в Дал­ласе.

После подобного благоприятного начала наши отношения развивались очень быстро. В те выходные, что последовали за нашей встречи в Далласе, я вылетел в Майами, чтобы провести с Джоан несколько дней, а в следующие выходные она приехала ко мне в Балтимор, и мы прекрасно провели время вместе. Эти два визита упрочили наши отношения. К вечеру воскресенья мы почувствовали, что настолько близки друг другу, что хотим ви­деться как можно чаще, и даже мысль о расставании была очень болезненной для обоих. Дело в том, мое расписание лекций и семинаров представляло серьезную проблему — я должен был на десять дней улететь в Исландию, чтобы принять участие в первой Международной трансперсональной конференции.

К моему величайшему удивлению и восторгу, Джоан внезап­но решила взять отпуск и присоединиться ко мне в этой поезд­ке. Мы встретились в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке и под­нялись на борт самолета исландской авиакомпании «Лофтлейдир», совершавшего рейс в Рейкьявик. В те дни я вел множество семинаров в институте Эсален, Биг Сур, штат Калифорния, и в других частях США, что во многих случаях предполагало исполь­зование «рейсов красных глаз», как я называл ночные авиапере­леты до Балтимора. Один мой друг, специально для подобных случаев снабдил меня особыми конфетами, которые он готовил сам. Это казалось самым лучшим решением проблемы, ввиду того отсутствия комфорта и сна, которое следовало из этих по­летов. Позднее я выведал у него рецепт этой кулинарной пана­цеи от связанных с авиаперелетами нарушений суточного рит­ма организма и других видов дискомфорта при длительных пу­тешествиях.

Конфеты моего друга на вкус и запах напоминали восточ­ные сладости из «Тысячи и одной ночи» и представляли собой смесь из рубленых орехов, фиников, сушеного инжира и изюма, скатанную в шарики величиной с крупный лесной орех. Самым важным ингредиентом этой смеси является «бханг ги» — топле­ное масло, соединенное с экстрактом синсемильи, сушеных ли­стьев и цветков конопли, которая растет в Биг Сур. Когда мне предстоял длительный ночной перелет, я проглатывал эту смесь перед посадкой в самолет, и к тому времени, когда она начина­ла действовать, у меня обострялось чувство вкуса и пробуждал­ся зверский аппетит, который был вполне способен превратить обед, подаваемый в самолете, в пир для гурмана. Покончив с обедом, я закрывал глаза и слушал музыку до тех пор, пока не засыпал. После хорошего сна я просыпался расслабленным и отдохнувшим, и обычно именно в то время, когда подавали зав­трак.

Мы с Джоан съели по одному волшебному шарику, чтобы облегчить ночной перелет до Рейкьявика. Когда самолет при­землился в Рейкьявике, мы пребывали в своего рода эйфории, той самой, которую терапевты называют остаточным галлюци­ногенным эффектом и, похоже, пребывали в этом особом со­стоянии сознания все то время, которое мы провели в Ислан­дии. На три оставшихся до конференции дня мы арендовали «лендровер» и решили исследовать остров. Ландшафты Ислан­дии были потрясающими — величавые, увенчанные снежными шапками горы, сверкающие ледники, сочные луга и пастбища, чистые реки и огромные водопады. Все здесь казалось неверо­ятно древним — начало и конец мира, слившиеся воедино.

Мы нашли идиллическое место, маленькую гостиницу с не­сколькими треугольными коттеджами, разбросанными по ска­зочному пейзажу, довольно далеко друг от друга и от самой гос­тиницы, причем у каждого домика был свой маленький гейзер и бассейн. Мы находились в нескольких часах езды от Рейкьяви­ка, далеко за Полярным кругом. Был конец мая, и магия белых ночей, усиленная «остаточным эффектом», стала незабываемым впечатлением. Мы чувствовали, что стали друг другу даже бли­же, чем были прежде, и задумались о преимуществах живопис­ной исландской сельской жизни и о том, чтобы пожениться здесь, прежде чем мы вернемся домой.

Но вскоре наше романтическое пребывание в уединенном домике в горах подошло к концу, и мы выехали в Бифрост, мес­то проведения первой Международной трансперсональной кон­ференции, чтобы присоединится к остальным семидесяти уча­стникам. В конференц-центре Бифроста, расположенном в ок­ружении потрясающе красивого вулканического ландшафта, был центральный корпус, жилые корпуса и огромная сауна, выстро­енная из настоящего дерева. Конференция собрала вместе весь­ма необычных людей, в том числе и Джозефа Кемпбелла и его жену Джин Эрдман, философа и религиозного деятеля Хьюсто­на Смита, профессора богословия Вальтера Хьюстона Кларка и специалиста по исландской мифологии Эйнара Пальссона. Сре­ди участников конференции также был мой брат Пол со своей женой Евой и наш общий друг Лени Шварц, благодаря которой я и познакомился с Джоан.

Хорошо известно, что среди населения областей, лежащих за Полярным кругом, часто встречаются различные психичес­кие феномены, и то, что мы увидели в Исландии, подтверждало эти сведения. Мы встречали множество людей, которые были предсказателями, телепатами и ясновидящими, известных це­лителей, лозоходцев, а также людей, видевших эльфов и фей. Различные экстрасенсорные возможности также были широко представлены и среди самих участников конференции. Посеще­ние Исландии помогло мне лучше понять одну из самых моих любимых книг Сельмы Лагерлеф, первой женщины, получив­шей Нобелевскую премию в области литературы — «Сагу о Йосте Берлинге». Я также был глубоко потрясен тем, как интригу­юще автор сплавляет повседневную жизнь и мир мифов в нераз­делимую амальгаму.

Прибыв на конференцию, мы сразу же пригласили Лени Шварц выпить с нами чаю, собираясь сообщить ей, что обду­мываем идею пожениться в Исландии. Однако у нас не было и шанса опередить ее. «Я знаю, что вы хотите мне сказать, — что вы хотите здесь пожениться», — сказала она, и ее лицо засияло от радости. Она была настолько уверена в своей догадке, что вскочила и убежала, не дожидаясь, что мы подтвердим правиль­ность ее предположений. Позднее мы узнали, что она немед­ленно рассказала новость всем участникам конференции, а те пришли в восторг и сразу же начали готовиться к проведению церемонии.

Исландский специалист по мифологии Эйнар Пальссон, последние двадцать лет посвятивший изучению скандинавских саг, приехал на конференцию специально, чтобы встретится со своим кумиром Джозефом Кемпбеллом. Они были погружены в непрекращающиеся дискуссии по самым разным вопросам, и вскоре Джозеф, обладавший невероятными энциклопедически­ми познаниями в области мифологии, сообщил Эйнару много нового относительно символического значения некоторых гео­графических названий в Исландии и магическом значении упо­минавшихся в них чисел. Услышав о готовящейся свадьбе, они решили создать для нашего брака солидный мифологический фундамент.

Они реконструировали древний свадебный ритуал викингов, не проводившийся в этих местах со времен христианизации Ис­ландии. Соединение жениха и невесты олицетворяло иерогамию, священный союз Отца Неба и Матери Земли, символом кото­рого была радуга. Организаторами конференции была семейная пара, Гейр и Ингрид Вильямссон. Отец Ингрид был мэром Рей­кьявика, а у ее матери был исландский национальный костюм. Они привезли его из Рейкьявика в качестве свадебного платья для Джоан, и оно пришлось настолько впору, будто было сшито специально для нее. В качестве моего свадебного костюма мы выбрали прекрасный, ручной вязки исландский свитер.

Свободное время между заседаниями конференции участни­ки тратили на изготовление костюмов и масок для свадебной це­ремонии, а некоторые работали над меню к банкету. Жена Джо Кемпбелла, Джин Эрдман, замечательная танцовщица и хоре­ограф с Бродвея, придумала постановку для церемонии и нача­ла репетировать ее с группой. Хотя ни Джоан, ни я никому кро­ме друг друга не сообщали о желании пожениться, приготовле­ния шли полным ходом.

Свадьба началась после обеда с церемонии очищения в са­уне, проведенной в соответствии с исландскими традициями, т.е. для жениха и невесты отдельно. Затем женщины причеса­ли и нарядили Джоан и подготовили ее к брачной ночи. Под руководством Ингрид они попытались абстрагироваться от со­временного образа мышления и сымитировали разговор, ко­торый мог бы состоятся при подобных обстоятельствах в Сред­ние века. Я встретился с мужской частью компании, чтобы от­праздновать окончание моей холостой жизни. Мы пили мед, пели соответствующие песни и много шутили. Пытаясь на­строиться на менталитет эпохи викингов, мои друзья предло­жили мне свою поддержку и подбадривали в связи с тем, что ожидало меня впереди.

После сауны мы собрались в зале для праздничного обеда. Изысканное меню содержало многие плоды земли, некоторые виды пресноводной рыбы и различные дары моря. Цвет, вкус и вид пиши и хорошего вина и фантастический свет белой ночи создали совершенно волшебную атмосферу. После обеда мы танцевали, кто-то выглянул в окно и заметил, что начал моро­сить дождь и в небе раскинулась огромная, невероятно яркая двойная радуга. Все вышли на улицу, под дождь, и продолжили танцы на мокрой лужайке.

В то время как в зале танцы сопровождались всеобщим весе­льем, словно на балу у Диониса, но, оказавшись на лужайке, танцующие изменили ритм движений: словно повинуясь при­казу невидимого дирижера, они стали плавными и текучими. Кто-то танцевал в одиночку, кто-то парами или небольшими группами, движения людей напоминали упражнения тай-чи. Кто-то догадался сменить музыку в зале ресторана — теперь она стала медитативной и звучащей как бы вне времени. Освещен­ная волшебным светом белой ночи, под аркой гигантской двой­ной радуги, сцена казалась чем-то из другого мира, чем-то сюр­реалистическим, словно фильм Федерико Феллини.

К нашему удивлению, двойная радуга появлялась и исчеза­ла трижды, и в том настроении, в котором мы все тогда пребы­вали, трудно было не истолковать это явление как самый благо­приятный знак. Этого невероятного небесного спектакля и са­мого по себе было бы достаточно, чтобы сделать нашу свадеб­ную церемонию чем-то исключительным, но к тому же с ней было связано несколько невероятных совпадений. Мы выясни­ли, например, что название «Бифрост» в переводе с исландско­го означает «Радужный мост богов» и что во времена викингов, свадебный ритуал которых мы исполнили, радуга была симво­лом соединения Отца Неба и Матери Земли, из чего было легко сделать вывод, что это событие имеет глубокий космический смысл.

В дополнение к этому, радуга имеет глубокий смысл лично для меня и связана с другим интересным совпадением. Когда я только переехал в Соединенные Штаты, я пригласил своих ро­дителей, и мы два месяца путешествовали по стране, сочетая ви­зиты к известным исследователям в области сознания и психо­деликов с осмотром достопримечательностей и остановками в национальных парках и других красивых местах. Желая увидеть все, что только можно посмотреть, мы проехали более 17 000 миль за восемь недель.

Нет необходимости говорить, что наш грандиозный марш­рут включал богатый достопримечательностями юго-запад США. Однажды, ближе к вечеру одного жаркого дня, когда мы двигались по пустынному ландшафту Нью-Мексико по дороге в Санта-Фе, начался дождь, что было приятной переменой пос­ле многих часов палящего зноя. Солнце уже садилось, украшая небосклон у нас за спиной богатой палитрой цветов. Внезапно в небе перед нами возникла фантастическая полная радуга. До­рога была абсолютно прямой, стрелой уходящей из-под колес машины к горизонту, пересекая его точно под правым концом радуги. Я инстинктивно надавил на педаль газа, пытаясь подъе­хать как можно ближе, прежде чем радуга исчезнет.

Радуга не меркла, а, наоборот, по мере нашего приближения становилась выше и ярче. Она оставалась на месте до того мо­мента, пока наша машина не въехала под правый ее конец. Это было словно ворота в другой мир — мир неописуемой красоты, с тончайшим покрывалом всех цветов радуги, танцующих и кру­жащихся вокруг нас, взрывающихся мириадами сверкающих ал­мазов. Я остановил машину, и мы втроем сидели, заворожен­ные, восхищенные этим невероятным спектаклем. Что же каса­ется меня, то это событие послужило спусковым крючком для самого глубокого экстатического переживания, которое случа­лось со мной за всю жизнь и без помощи каких-либо изменяю­щих состояние сознания веществ или приспособлений. Оно дли­лось весь остаток вечера, и даже на следующее утро я чувствовал его последствия.

На следующее утро, хорошо выспавшись, мы решили посе­тить музей искусства индейцев навахо в Санта-Фе. Его главный зал был большой, круглой постройкой, напоминающей киву — церемониальный чертог индейцев пуэбло, а наиболее заметным элементом убранства в нем была большая и неестественно тон­кая стилизованная женская фигура, чье тело состояло из про­дольных цветных полос. Они были натянуты вокруг всего зала за исключением входа, который был обрамлен с одной стороны ее головой, и короткой юбкой и ногами — с другой. Индеец-эк­скурсовод объяснил нам, что это — Дева Радуги, одна из самых популярных богинь народа навахо. Она играла ключевую роль в мифологии навахо, что отражало важность дождя для этого на­рода и его религии. Навахо уверены, что если Деве Радуги кто-то понравится, то она окружит его, заключит в свои объятия и поцелует. Это будет переживание такой силы, вызывающее та­кой восторг, что счастливчик не забудет его до самой смерти. Экскурсовод очень точно описал то, что произошло со мной по дороге в Санта-Фе, — это фантастическое событие не померкло в моей памяти до этого самого дня.

Закат и сама обстановка свадебной церемонии в Бифросте не могли быть более великолепными. Мы стали мужем и же­ной в три часа утра в древнем вулканическом кратере, в тот са­мый момент, когда солнце вновь появилось из-за горизонта, за которым скрылось всего час назад. Джозеф Кемпбелл был посаженым отцом, который подвел Джоан к импровизирован­ному алтарю, а в роли распорядителя церемонии выступал Хью­стон Смит. Уолтер Хьюстон Кларк в качестве благословения предложил слова Сары из Ветхого завета («Я пойду, куда ты пойдешь, и твой народ будет моим народом»). После обмена кольцами, сделанными в стиле эпохи викингов и традицион­ного поцелуя мы прошли между двумя рядами наших друзей, держащих зеленые ветви, и выглядели как солдаты армии Макдуфа из «Макбета», несущие ветви Бирнамских деревьев в Дунсинанский замок.

На сон у нас остался всего час, поскольку рано утром группа должна была отправиться на пешую прогулку к одному из са­мых впечатляющих ледников Исландии. Как только я открыл глаза, я понял, что случилось что-то ужасное. Все возбуждение и восторг, которые я испытывал все эти дни, исчезли без следа, я был совершенно трезв и мрачен, и, что самое ужасное, женить­ба на Джоан тоже показалась мне серьезной ошибкой.

Целью нашего путешествия была хижина на самом большом исландском леднике, с общей спальней и одной отдельной ком­натой. Группа единогласно решила, что это драгоценное удоб­ство будет служить нашим свадебным чертогом, где мы с Джоан проведем следующую ночь. Я постарался скрыть свое беспокой­ство, и вокруг все было так же замечательно, как и вчера. Груп­па продолжала ощущать эмоциональное эхо свадебной церемо­нии эпохи викингов, да и колдовское очарование исландского пейзажа было действительно невероятно. После восхитительно­го дня в горах и ночи в хижине мы возвратились в Бифрост, на церемонию закрытия конференции.

Исландская встреча, первая в череде международных транс­персональных конференций, стала незабываемым событием для всех тех, кто в ней участвовал, и наша с Джоан свадьба, без сомнения, была ее кульминацией. Однако как только мы вер­нулись в Соединенные Штаты, мои гнетущие предчувствия на­чали сбываться, и различные проблемы, с которыми столкну­лись я и Джоан, начали негативно сказываться на наших отно­шениях.

На обратном пути из Исландии мы остановились в Майами, где Джоан представила меня своим родителям, Джону и Юнис. Они не имели ни малейшего представления о том, что она соби­рается выйти замуж, до тех пор пока она не огорошила их ново­стью о нашей исландской свадьбе по телефону. Я явно не соот­ветствовал стандартам мира нуворишей их дома на Майами-Айленд. Однако они, скрепя сердце, приняли меня, возможно по­тому, что вспомнили о бунтарской натуре Джоан и ожидали чего-то еще худшего. Первыми тремя вопросами, которые отец задал Джоан после сообщения о нашей свадьбе, были: «Он чер­нокожий? Он коммунист? Он носит бороду?» И почувствовал себя немного спокойнее, когда ответ на все три вопроса оказал­ся отрицательным.

Джоан бросила свою работу на факультете антропологии университета в Майами и переехала в мою квартиру в Балтимо­ре. Она предприняла несколько безуспешных попыток найти ра­боту преподавателя или исследователя в Университете Джона Хопкинса или Университете Мэриленда, и потеря академичес­кого статуса нанесла ощутимый удар по ее эмоциональному со­стоянию. Я предложил ей присоединиться к моему проекту по психоделической терапии пациентов с последними стадиями рака. Ей понравилось ассистировать на сеансах с ЛСД и ДПТ (дипропилтриптамин), но она делала это даром, поскольку в Мэрилендском центре психиатрических исследований не было подходящей оплачиваемой должности. Путешествие в Японию, которое должно было стать нашим медовым месяцем, еще силь­нее увеличило возникшее между нами напряжение.

К счастью, я получил предложение от издательства Viking Press написать две книги по ЛСД. На вечеринке у Лени и Боба Шварц в их доме в Нью-Йорке мы встретились с моим старым другом Майклом Мерфи, соучредителем института Эсален. Пос­ле небольшой беседы с ним мы получили приглашение пере­браться в Биг Сур в качестве гостей института, а я получил мес­то стипендиата с проживанием. Отпуск в Австрии и Италии и переезд в Эсален на какое-то время снял напряженность в на­ших отношениях и принес облегчение. Однако это продолжа­лось недолго; различия между нами были довольно значитель­ны и продолжали расти, а наши отношения стремительно ухуд­шались. Какое-то время мы еще пытались оставаться вместе, в основном потому, что не хотели разочаровывать тех из наших друзей, кто участвовал в исландской конференции и вместе с нами пережил ту прекрасную свадебную церемонию, особенно Джо Кемпбелла. На своих лекциях Джо критиковал современ­ные свадебные обычаи за отсутствие четкого мифологического обоснования и давал богатое красками описание нашей свадь­бы как мифологически обоснованной свадебной церемонии, которая будет жить вечно. Когда наш брак окончательно рас­пался и стало ясно, что развод неизбежен, пережить разочаро­вание Джо было самой большой проблемой.

Исландское приключение было завораживающим опытом прорыва архетипических энергий в повседневную жизнь и создания поразительных совпадений, и, разумеется, оно препода­ло мне важный урок. Я научился не доверять безоговорочно при­тягательной силе подобных переживаний и их волшебству и тому ощущению собственной важности, которое они вызывают. Эк­статические ощущения, связанные с проявлением архетипических сил, вовсе не гарантируют положительного исхода. Очень важно воздерживаться от активных действий под их влиянием и не принимать никаких важных решений до тех пор, пока мы снова не окажемся обеими ногами на земле.

ИГРЫ СОЗНАНИЯ
Свами Муктананда и сиддха-йога

За много лет нашей работы мы неоднократно наблюдали и лично пережили множество примечательных совпадений. Иногда это были изолированные случайности, в других случаях они появлялись целыми цепочками и взаимодействующими друг с другом сложными совокупностями. Однако в нашей жизни был период в целых восемь лет, когда у нас была возможность на­блюдать совпадения в огромном количестве. Это было время нашего близкого общения со Свами Муктанандой, духовным учителем из Индии и главой древней школы сиддха-йоги. В 1975 году, когда мы с Кристиной встретились в Биг Суре и начали работать и жить вместе, Кристина была ученицей Свами Муктананды и его страстной последовательницей. Кристина впер­вые встретилась с ним, когда Свами Муктананда остановился в Гонолулу во время своего первого мирового турне, в котором его сопровождал Рам Дасс, известный гарвардский профессор пси­хологии и исследователь воздействия психоделиков, ставший духовным учителем.

Кристина в этот момент переживала глубокое погружение в процесс пробуждения энергии кундалини, которое началось во время рождения ее первого ребенка, Натаниэла, и стало еще бо­лее интенсивным и глубоким с рождением дочери Сары два года спустя. Согласно традиции йоги, энергия кундалини, также на­зываемая змеиной силой, является генерирующей энергией кос­моса, женской по своей природе, которая отвечает за создание вселенной. Она представлена в тонком или энергетическом теле, поле, которое проникает и пронизывает, а также и окружает физическое тело человека. В своей латентной форме эта энер­гия находится в сакральной чакре, в самом основании спины. Слово «кундалини» буквально означает «свернувшаяся», по­скольку она обычно изображается в виде змеи (три с половиной витка), свернувшейся вокруг лингама, символа мужской произ­водящей силы. Эта спящая энергия может быть активирована с помощью медитации, специальных упражнений, вмешатель­ством опытного духовного учителя (гуру) или по неизвестной причине.

Пробужденная энергия кундалини, называемая шакти, уст­ремляется вверх по каналам тонкого тела — нади. По мере того, как она поднимается вверх, она смывает старые травматические впечатления и открывает центры психической и духовной энер­гии, называемые чакрами. Таким образом, пробуждение кун­далини связано с исцелением, духовным раскрытием и позитив­ной личной трансформацией. Этот процесс, высоко ценимый и считаемый в традициях йоги благотворным, нелишен опаснос­тей и требует руководства опытного гуру, чья энергия кундали­ни полностью пробудилась и стабилизировалась. Наиболее яр­кими признаками пробуждения энергии кундалини являются физические и психологические проявления, называемые крия. Крия вызывает мощные ощущения энергии и жара, текущих вверх вдоль позвоночника, которые могут сопровождаться силь­ной дрожью, спазмами и судорогами.

Мощные волны, казалось бы, таких немотивированных эмо­ций, как беспокойство, гнев, печаль, восторг и экстаз, могут выр­ваться на поверхность и на время стать доминирующими в пси­хическом состоянии человека. Эти явления могут сопровож­даться видениями яркого света или различных архетипических существ, а также различными звуками, звучащими внутри чело­веческого тела. Многие из тех, кто пережил этот процесс, часто сталкивались с чем-то, что выглядело как воспоминания о про­шлых жизнях. Непроизвольное и зачастую неконтролируемое поведение дополняет эту картину: разговор на неизвестных язы­ках, пение неведомых песен или священных звуков (мантр), ис­пользование поз йоги (асан) или жестов (мудр), а также звуки и движения, обычно свойственные животным.

Свами Муктананда имел репутацию великого мастера, пол­ностью развившего свою энергию кундалини, т.е. завершенно­го кундалини-йога, способного пробудить духовную энергию в своих учениках. Кристина узнала от своих друзей о его визите на Гавайи и решила принять участие в «интенсиве», как Мукта­нанда называл воскресные «уходы от мира». На одном из таких «уходов», во время медитации, Кристина получила шактипат, что в переводе с санскрита означает передачу духовной энергии от медитирующего гуру ученику с помощью прикосновения, взгля­да или даже мысли. В случае с Кристиной передача энергии про­изошла тогда, когда Муктананда посмотрел на нее и их глаза встретились. В тот момент она увидела молнию, исходящую из глаз гуру и ударившую ее в то место, где духовная традиция по­мещает третий глаз, что вызвало огромной силы крия — волну всепоглощающих эмоций и судороги.

Общение с Муктанандой увеличило интенсивность процес­са пробуждения энергии кундалини, который начался у Крис­тины задолго до встречи с учителем. Это стало началом очень важного для нее общения с этим выдающимся гуру, которое за­вершилось лишь в 1982 году, когда он умер в возрасте 74 лет. После того случая Кристина предложила свою небольшую квар­тиру в Гонолулу, где она жила со своими детьми, Натаниэлом и Сарой, после развода, в качестве места для встреч последовате­лей Муктананды, и гуру принял ее предложение. Он посетил эту квартиру и благословил ее в качестве центра для медитаций. После того как она окончательно разошлась с мужем и покину­ла Гавайи, Кристина старалась использовать любую возмож­ность, чтобы восстановить связь с учителем.

Вскоре после того как мы с Кристиной стали жить вместе в Эсалене, Свами Муктананда прибыл в район Сан-Франциско, чтобы провести несколько месяцев в своем ашраме в Окленде. Окленд был всего в трех часах езды от Биг Сура, где мы жили, и Кристина использовала эту возможность для того, чтобы орга­низовать нам личную аудиенцию, или «даршан», у своего духов­ного учителя. Как выяснилось впоследствии, Кристина не была уверена в том, что Свами Муктананда одобрит наши отноше­ния, и хотела это выяснить. Мне понятна ее озабоченность — будучи «трансцендентальным гедонистом», как я часто в шутку сам себя называл, я не слишком соответствовал традиционным для индийской культуры критериям аскетичного искателя ду­ховного просветления. Я не был вегетарианцем, любил секс и не делал тайны из своей работы с ЛСД и другими галлюцино­генными веществами.

Я слышал о Свами Муктананде еще до встречи с Кристиной и имел возможность просмотреть его автобиографию, озаглав­ленную «Гуру», которое позднее трансформировалось в «Игру сознания». Надо признаться, что я не горел желанием ехать в Окленд, поскольку не был уверен в своем к нему отношении. Двое моих друзей обратились к сиддха-йоге, и со стороны они казались мне безропотными и страстными приверженцами Сва­ми Муктананды. Они были, безусловно, не лучшей рекламой для своего гуру и его влияния на учеников: после участия в воскрес­ном «интенсиве» их поведение радикально изменилось и выз­вало в Эсалене большой переполох. Вместо того чтобы раскры­вать тему, заявленную ими в учебный план института, они при­несли на свои семинары маленькие барабанчики и цимбалы и попытались заставить участников распевать «Шри-Гуру-Гита», «Ом-Намах-Шивая» и другие религиозные индуистские песно­пения.

Религиозная йога никогда не относилась к числу моих лю­бимых духовных практик. Согласно древней индийской тради­ции, люди с разными типами психики нуждались в разных ти­пах йоги. В то время как Кристина, без сомнения, предпочитала бхакти-йогу, подход, предполагающий преклонение перед гуру, меня же значительно больше привлекала джняна-йога, духов­ная стратегия, позволяющая задействовать интеллект на 100% — вплоть до его отключения. Мне также была очень созвучна раджа-йога — система, сфокусированная на психологическом экс­перименте и прямом переживании божественного. Я мог бы с легкостью воспринять карма-йогу, йогу служения, накаплива­ющую кармические заслуги, но бхакти-йога стояла в моей шка­ле ценностей на самом последнем месте.

Но поскольку я от природы очень любопытен, отношение к религиозной практике йоги не перевесило моего интереса к встрече с духовным учителем сиддха-йоги, да еще настолько из­вестным. И к тому же я знал, что этот даршан очень важен для Кристины. Пока мы ехали в район Сан-Франциско, Кристина, чтобы подготовить меня к встрече, продолжала рассказывать мне интересные истории о своем духовном учителе. Поскольку этот маршрут не был нам знаком, мы переоценили то время, которое потребовалось, чтобы добраться до окрестностей Сан-Францис­ко, и приехали в ашрам примерно за двадцать минут до назна­ченного времени.

Решив дождаться даршана в машине, мы продолжали дис­куссию о Свами Муктананде, и в какой-то момент Кристина упо­мянула о том, что Свами является шиваитом, т.е. поклонником Шивы. Это привлекло мое внимание и повысило интерес к пред­стоящей встрече, поскольку я знал, что среди методов, которые шиваиты используют для достижения необычных состояний со­знания, значится прием конопли и семян дурмана. И к тому же я был совершенно уверен, что Шива является самым важным из моих личных архетипов, поскольку два моих самых сильных и значительных опыта во время психоделических сессий были свя­заны именно с этим индийским божеством. Пока мы ждали в машине, я вкратце пересказал Кристине оба эти случая.

Моя первая встреча с Шивой состоялась на одной из первых ЛСД-сессий, еще в Праге. Первые четыре часа сессии я провел в родовых каналах, снова переживая травму собственного рожде­ния. Когда я все-таки появился на свет, измотанный, покрытый кровью и нахлебавшийся вагинальной жидкости, я был испуган видением индийской богини смерти Кали и переживал полную и безоговорочную капитуляцию перед женскими законами ми­роздания. В этот самый момент я увидел огромную фигуру Бхайравы — бога Шивы в ипостаси разрушителя * возвышающуюся надо мной. Я чувствовал себя раздавленным его ногой, слов­но кусок фекалий на самом дне мироздания. Это было пол­ное уничтожение всего, что я считал своей личностью, сокру­шительная смерть моего тела и моего эго. Но, став ничем, я стал всем. Я чувствовал, будто растворился в водопаде света неверо­ятной яркости и совершенной красоты. Я понял, что пережи­ваю то, что в древнеиндийских текстах называлось объединени­ем атмана и брахмана.

Моя вторая встреча с Шивой произошла много лет спустя, во время моего воображаемого путешествия по парку Вентана близ Биг Сура, штат Калифорния, — во время ночной ЛСД-сес­сии, проходившей у водопада в долине, где растут сосны. Я ви­дел гигантскую реку, олицетворяющую собой Время и недолго­вечность всего мироздания. Она текла назад — туда, где нахо­дится источник всего сущего — необъятный шар, излучающий энергию, которая была сознательной, обладающей бесконечным разумом, одновременно творческой и разрушительной. Я услы­шал звук, от которого нельзя было отгородиться, и в тот же миг понял, что это дамбару, барабан Шивы Бхаиравы, Разрушителя, приказывающего всему сотворенному вернутся туда, откуда все появилось на свет.

История вселенной и Земли проходила перед моими глаза­ми, словно в фантастически ускоренном кино, я увидел рожде­ние, развитие и смерть звезд и галактик. Я наблюдал начало, эво­люцию и вымирание видов и был свидетелем зарождения, рас­цвета и упадка культур и династий. Наиболее запомнившимся мне событием этой сессии стала процессия динозавров всех форм и видов, спустя миллионы лет существования входящих в реку времени и исчезающих в ней. Словно величественная космичес­кая голограмма, всю эту завораживающую сцену пронизывала огромная фигура Шивы Натараджи, Повелителя Космического Танца, исполняющего свой танец мироздания. После восхода солнца, когда мое внимание обратилось от внутреннего мира к невероятной красоте окружавшей меня природы, у меня в ушах еще много часов звучало пение: «Ом, харе Ом, харе Ом, Шри Ом», которое я слышал в этом незабываемом видении — лейт­мотив Реки Времени.

Я закончил рассказывать Кристине об этих двух пережива­ниях, которые трансформировали мою жизнь, как раз к тому вре­мени, на которое был назначен наш даршан. Когда мы вошли в комнату и увидели Свами Муктананду, я был поражен его не­обычным видом: на нем была толстая красная вязаная шапочка, большие темные очки и лунги — оранжевая роба. В правой руке он держал пучок павлиньих перьев, который — как я узнал по­зднее — очень сильно пах эссенцией сандалового дерева. Удар павлиньими перьями по голове был любимым способом Свами Муктананды для передачи шактипата.

Баба, как любовно называли его последователи, предложил мне сесть рядом с ним и повернул голову в мою сторону. Затем он снял темные очки — что он делал очень редко — и принялся внимательно изучать мое лицо. Я увидел его сильно расширен­ные зрачки, которые, казалось, свободно плавали по поверхно­сти глазных яблок — подобное я обычно наблюдал у моих паци­ентов, принявших большую дозу ЛСД. Он сфокусировал взгляд на моих глазах и принялся изучать их так тщательно, словно был офтальмологом, и, как бы подводя итог своим профессиональ­ным суждениям, произнес фразу, от которой по моей спине по­ползли мурашки: «Могу сказать, что вы — человек, видевший Шиву».

Я был поражен этим необычайным совпадением: слова Мук­тананды прозвучали всего через несколько минут после того, как я закончил рассказывать Кристине о моих встречах с Шивой и их значении в моей жизни. Если бы он использовал обычные источники информации, у него не было никой возможности уз­нать об этом. Еще труднее было представить себе, что это ба­нальное совпадение, лишенное всякого смысла, — вероятность подобного совпадения была столь ничтожна, что ей вполне мож­но было пренебречь. Мне в голову пришло лишь два возможных объяснения случившегося: либо Свами Муктананда имел пара­нормальный доступ к информации об окружающем его мире, либо он является частью поля, стимулирующего значащие со­впадения в юнгианском понимании.

После того, что произошло, мое любопытство в отношении Свами Муктананды и заинтересованность в том, чтобы провес­ти с ним некоторое время, существенно возросли. Наш обмен мнениями, последовавший за этим потрясающим вступлением, поначалу слегка меня разочаровал, несмотря на то что тема была достаточно интересна для меня с профессиональной точки зре­ния. Муктананда, зная, что я работаю с ЛСД, заговорил об ис­пользовании психоактивных веществ в духовных практиках и выразил уверенность в том, что вызываемые ими переживания очень похожи на те, которые ищут последователи сиддха-йоги.

— Я так понимаю, что вы работаете с ЛСД, — сказал он мне через свою переводчицу Мальти, юную индианку, которую, спу­стя много лет он назовет своей наследницей под именем Свами Читвиласананда. — Мы тоже делаем нечто похожее, но разница состоит в том, что сиддха-йога учит людей не только подниматься высоко, но и оставаться на этой высоте, — уверенно заявил он. — С ЛСД вы можете получить великий опыт, но, в конце концов, вы спускаетесь вниз. В Индии множество людей занимается се­рьезными духовными изысканиями, брахманы и йоги исполь­зуют в своей духовной практике священные растения, — про­должал Свами Муктананда, — но они знают, как делать это пра­вильно.

Затем он заговорил о необходимости уважительного, риту­ального подхода к выращиванию, приготовлению и курению или приему внутрь индийской конопли (Cannabis indica) в виде бханга, ганджи или чараса и стал критиковать случайное и недостой­ное использование марихуаны и гашиша молодыми людьми на Западе. «Йоги выращивают и убирают растение сознательно и с большим уважением, — говорил он. — Сначала они вымачива­ют его в воде четырнадцать дней, чтобы избавиться от всех ток­сичных ингредиентов, а затем сушат. Они кладут его в чилам (специальную трубку) и курят. А затем лежат в экстазе нагими на снегу и льду Гималаев». Рассуждая о курении чилама и экста­тическом восторге йогов, Баба сопровождал рассказ соответству­ющей мимикой, движениями и позами, словно припоминая, как это происходит.

Во время нашего разговора я задал Свами Муктананде воп­рос о соме, священном напитке Древней Индии, который не менее тысячи раз упоминается в Ригведе и явно играл важную роль в ведической религии. Этот священный напиток изготов­лялся из растения с тем же названием, но описание самого рас­тения, к сожалению, затерялось в веках. То, что я читал о соме, меня заинтриговало, и я наделся, что Баба может знать что-то, что поможет установить вид этого растения и в конце концов приведет к выяснению принципа его действия. Раскрытие сек­рета сомы в свое время было мечтой многих из тех, кто занимал­ся исследованием психоделиков.

Когда речь зашла о соме, Муктананда отверг теорию, выд­винутую микологом Гордоном Уоссоном, что сырьем для про­изводства сомы служил Amanita muscaria, или мухомор. Он заве­рил меня, что сома вовсе не гриб, а ползучее растение, — это было похоже на правду и не слишком меня удивило, поскольку другой важный элемент психоделической фармакопеи, знаме­нитое центральноамериканское священное снадобье ололиуки, являлся препаратом, изготовленным из семян вьюнка ипомеи (Ipomoea violacea), который можно назвать ползучим, поскольку он цепляется усами за другие растения.

Но то, что за этим последовало, было для меня большим сюр­призом. Баба не только знал, что такое сома, но и заверил меня, что она по сей день еще используется в Индии. На самом деле он сказал, что постоянно общается с ведическими жрецами, ко­торые используют ее в своих ритуалах. И, по словам Свами Мук­тананды, некоторые из этих жрецов каждый год спускаются с гор в Ганешпури, маленькую деревню к югу от Бомбея, недале­ко от которой находится их ашрам, чтобы отпраздновать его день рождения — по этому поводу они регулярно проводят церемо­нии с использованием сомы. В конце нашей беседы Свами Мук­тананда пригласил Кристину и меня посетить его ашрам в день его рождения и пообещал организовать наше участие в древнем ритуале с использованием сомы.

По большому счету, этот даршан принял форму квазипро­фессионального обмена информацией о «священныхтехниках», но затем ситуация неожиданным образом изменилась. Без ка­ких-либо предисловий или предупреждений Свами Муктанан­да протянул руку к розовой жестяной коробке конфет «Almond Rocca», стоявшей на небольшом столике рядом с ним. В ашраме всегда было много сладостей — Баба сказал, что Шакти, боже­ственная женская энергия, очень любит сладости. В «Амрите», неплохо оборудованном кафетерии ашрама, в большом количе­стве имелись самые фантастические конфеты всех сортов и ви­дов. И вот теперь Муктананда выудил из коробки две конфеты, быстро снял фантики и засунул мне в рот, одновременно доволь­но сильно хлопнув меня по обеим щекам, стукнув по лбу и ткнув в голень.

Затем он встал, давая понять, что даршан подошел к концу. Уже в дверях, поскольку мы с Кристиной уже выходили, он по­смотрел на нас и сказал: «У нас будет два воскресных «интенси­ва» по кашмирскому шиваизму; я приглашаю вас обоих в каче­стве моих гостей». И прежде чем мы вышли из комнаты, Баба посмотрел на меня со значением и добавил: «Для вас это будет очень интересно». В то время я ничего не знал о кашмирском шиваизме, разве что мог, исходя из названия, предположить, что он имеет какое-то отношение к Шиве и Кашмиру. Мы поблаго­дарили Свами Муктананду, попрощались и вышли из комнаты даршанов в обширный зал для медитаций.

В зале было много людей, ожидавших, пока мы выйдем из комнаты даршанов. Среди них было много людей, пришедших к сиддха-йоге через психоделические переживания. Они дога­дались, что наш разговор касался в том числе и психоделиков, и хотели узнать, что сказал Баба паэтому вопросу. Я шел букваль­но сквозь строй, бомбардируемый вопросами вроде: «О чем вы говорили?», «Баба говорил что-нибудь о наркотиках?», «Счита­ет ли Баба, что психоделики — это хорошо?»

У меня не было ни малейшего желания общаться. В моем теле возникло странное ощущение, и что-то явно ворочалось в моей голове. Я извинился, выбрался из толпы и прошел в самый дальний угол зала и сел, скрестив ноги, прислонившись спиной к углу и закрыв глаза. Я чувствовал, что это — лучший способ понять, что именно со мной произошло.

Было известно, что сиддха-йоги способны пробуждать внут­реннюю психическую энергию посредством шактипата, и я знал, что то, что сделал со мной Муктананда, принадлежало именно к этой категории. Однако я не ожидал сколь-либо заметной реак­ции, поскольку не считал себя легко поддающимся внушению. Я не думал, по крайней мере в то время, что что-то меньшее, чем сильный психоактивный наркотик, сможет серьезно изме­нить состояние моего сознания. К тому же из книг и опыта мое­го общения с Кристиной я знал, что шактипат вызывает крия — сильные эмоции, непроизвольные звуки и судороги, но моя соб­ственная реакция меня поразила.

Сразу же после того как я закрыл глаза, я ощутил состояние полного небытия и безграничной, космической пустоты. Мое состояние можно было бы описать так: я чувствовал себя вися­щим в межзвездном пространстве, где-то на полпути между Зем­лей и альфой Центавра. Однако это описало бы лишь очень по­верхностный аспект этого переживания и ничего не сказало бы о чувстве глубокого покоя и уравновешенности и экстраорди­нарных метафизических озарениях, свойственных этому состо­янию. Когда же я открыл глаза, то узнал, что с момента оконча­ния даршана прошло уже больше часа.

Мы с радостью приняли приглашение Свами Муктананды на воскресные «интенсивы» по кашмирскому шиваизму — Кри­стина в силу своего преклонения перед учителем, а я — по при­чине возросшего любопытства и тех интересных совпадений и необычных ощущений, которые я испытал после даршана. Пер­вый же «интенсив» обернулся еще более необычным и очень ин­тересным опытом. Он начался со вступительной лекции по каш­мирскому шиваизму, прочитанной Свами Теджо, одним из при­ближенных Муктананды. Как только Свами начал говорить, я почувствовал растущее недоумение и легкий приступ паранойи. Похоже, он зачитывал отрывки из статьи, которую я написал и опубликовал несколько лет тому назад, в одном из последних номеров малоизвестного периодического издания-однодневки, журнала по тематике изучения сознания. Сходство было пора­зительным, вплоть до конкретных образов и сравнений.

В конце 1960-х, когда я еще работал в Центре психологичес­ких исследований Мэриленда, я решил написать статью, расска­зывающую о тех онтологических и космогонических прозрени­ях, которые доступны в необычных состояниях сознания. Ста­тья была основана на результатах более чем пяти тысяч сессий с применением психоделиков, которые мои коллеги и я провели в Праге и Балтиморе. Я выбрал те места из рассказов моих кли­ентов, где они затрагивали какие-либо фундаментальные про­блемы бытия — природу реальности, мистерию космических принципов творения, процесс создания вселенной, взаимоотношения между человеческим и божественным, роль зла в тка­ни мироздания, реинкарнацию и карму, тайны времени и про­странства и т.п.

К моему удивлению, личные метафизические прозрения моих клиентов были поразительно похожи друг на друга и со­ставляли различные частные аспекты одного всеохватного кос­мического видения. Эта экстраординарная проекция космоса и человеческого бытия, которая вытекала из его анализа, ради­кально отличались от тех, что были сформулированы декарто­во-ньютоновской материалистической наукой. При этом они обладали потрясающим сходством с различными духовными системами, которые Олдос Хаксли называл «непреходящая философия».

Многие аспекты этого видения также демонстрировали по­трясающее сходство с мировоззрением квантово-релятивистской физики и других революционных подходов современной науки, обычно называемых «новыми» или «зарождающимися па­радигмами». Статья, в которой описывались мои открытия, на­зывалась «ЛСД и Космическая игра: Основные принципы пси­ходелической космологии и онтологии» («LSD and the Cosmic Game: Outline of Psychedelic Cosmology and Ontology») и была опубликована в 1972 году, за три года до того, как состоялся ин­тенсив в Окленде. Двадцать шесть лет спустя эта статья стала основой для моей книги «Космическая игра: Исследование ру­бежей сознания» («The Cosmic Game: Explorations of the Frontiers of Human Consciousness»).

И вот в своем вступлении к оклендскому «интенсиву» Сва­ми Теджо, похоже, бесстыдно занимался плагиатом моих соб­ственных идей, высказанных в этой статье. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что то, о чем он рассказывал, было кашмирским шиваизмом, а вовсе не цитатами из моей ста­тьи. Это было действительно удивительно, поскольку место и время возникновения духовной философии и прозрения моих пациентов разделяли более тысячи лет и миль. Истоки кашмир­ского шиваизма можно проследить вплоть до VIII века нашей эры, когда кашмирскому мудрецу явилось видение, которое при­вело его в особое место за пределами Сринагара, столицы стра­ны. Там он нашел священные тексты, вырезанные на скале, ко­торые позднее стали известны как «Сутры Шивы», главные свя­щенные тексты кашмирского шиваизма. Никто не знает, кто был их автором и как долго они пробыли на этой скале, прежде чем их нашли.

Очень трудно поверить в то, что переживания людей из XX века, славян или евреев, американцев и афроамериканцев, ко­торые приняли ЛСД-25, могут быть настолько схожими с древ­ними кашмирскими текстами. Какая связь может быть между воздействием полусинтетического психоактивного вещества, от­крытого со странной прозорливостью швейцарским химиком, и философскими прозрениями, описанными в текстах древней духовной дисциплины? И чем можно объяснить тот факт, что они не были эксцентричными или сумасшедшими результата­ми психики этих индивидуумов, но приняли форму разделен­ного, внутренне непротиворечивого, хорошо интегрированно­го и всеобъемлющего космического видения?

Чтобы решить эту головоломку, мне потребовалось неко­торое время, но я все-таки нашел ответ, казавшийся очевид­ным. ЛСД не является фармакологическим препаратом, вызы­вающим необычные переживания путем взаимодействия с ней­рофизиологическими процессами мозга. Это замечательное вещество явно является неспецифическим катализатором глу­бокой динамики человеческой психики. Вызванные им пере­живания не являются искусственными нейрохимическими средствами идентификации, симптомами токсического психо­за, как это называют психиатры традиционной школы, но ис­тинным проявлением самой человеческой психики. Эти пере­живания могут быть вызваны естественным образом с помо­щью множества различных подходов, в том числе и различны­ми «технологиями священного», разработанные духовными учениями Востока.

Наша дружба со Свами Муктанандой длилась семь лет, до самой его смерти, и сыграла важную роль в нашей жизни. Мы с Кристиной удостоились многих личных даршанов, и присут­ствовали большом количестве медитаций сиддха-йогов и вос­кресных «интенсивов» в различных частях мира. За все эти годы у меня были богатые возможности сравнить спонтанные пере­живания людей, испытавших воздействие шактипат, с теми, ко­торые были вызваны психоделиками, и я смог подтвердить их значительное сходство.

Вскоре после моей первой встречи со Свами Муктанандой мы с Кристиной разработали холотропное дыхание, сильный не­фармакологический метод самопознания и психотерапии. При этом подходе необычные состояния сознания вызываются очень простой и естественными методиками — более быстрое дыха­ние, соответствующая вызывающая воспоминания музыка и высвобождение блокированных энергий с помощью определен­ных физических упражнений. Переживания, вызванные этим способом, очень сильны и напоминают состояния, вызываемые психоделиками, и те, что описаны в кашмирском шиваизме. Таким образом, они представляют дополнительное доказатель­ство того, что феномены, вызываемые ЛСД и другими подоб­ными веществами, являются не химическими артефактами, а подлинными проявлениями человеческой психики.

Наши взаимоотношения со Свами Муктанандой в последние годы его жизни углубились и активизировались. Во время даршана, последовавшего за конференцией Международной транс­персональной ассоциации в Денверсе, штат Массачусетс, он предложил нам провести одну из следующих конференций в Индии и предложил свою личную помощь, равно как и помощь его людей и ашрама в Ганешпури. Мы провели конференцию в отеле «Оберой» в Бомбее в феврале 1982 года, за несколько ме­сяцев до его смерти. Она называлась «Древняя мудрость и со­временная наука» и создала форум для общения между учены­ми и духовными учителями.

Список участников был поистине звездным: исследователь головного мозга Карл Пршибрам, физик Фритьоф Капра, био­лог Руперт Шелдрейк, семейный психотерапевт Вирджиния Сатир, нейрофизиологи Элмер и Элис Грин, специалист по дет­скому развитию Джозеф Чилтон Пирс и многие другие ученые. Духовный мир представляли Свами Муктананда, мать Тереза, верховный жрец парсов Дастур Миночер Хомджи, суфийский шейх из Турции Музафер Озак аль-Джеррахи, даосский мастер Чунлян Аль Хуан, последователь Шри Ауробиндо Каран Сингх, монах-бенедиктинец отец Беда Гриффит и раввины Залман Шахтер-Шаломи и Шломо Карлебах. Наиболее интересными моментами культурной программы были вечер хасидских танцев, суфийский зикр в исполнении дервишей ордена Халвети-Джеррахи, музыкант Пол Хорн и Алармель Валли, восходящая звезда индийского классического танца. Встреча имела невероятный успех, несмотря на отсутствие Далай-ламы, который не высту­пил с вступительной речью потому, что заболел на пути из Дхарамсалы в Бомбей, и Кармапы, который умер за несколько ме­сяцев до открытия конференции и не мог завершить ее обещан­ной церемонией Черной короны.

На следующий день после закрытия Баба пригласил всех 700 участников в свой ашрам в Ганешпури на бандару, традицион­ный индийский пир. Как выяснилось позднее, присутствие Бабы на нашей Бомбейской конференции стало его последним появ­лением на публике. Когда конференция закончилась, он вер­нулся в свой ашрам в Ганешпури, где и провел остаток своих дней в молчании и постепенной подготовке к передаче духов­ного руководства преемнику и собственной смерти. Мы с Кри­стиной провели две недели в паломничестве по различным свя­тым местам Индии, затем вернулись в Ганешпури, где провели еще две недели со Свами Муктанандой. Два раза в день он появ­лялся в вымощенном мрамором дворике и сидел в молчании, в то время как обитатели ашрама и его гости выражали ему свое уважение и приносили различные подарки.

Все говорило о том, что у Нас не будет другого шанса погово­рить с ним или встретиться с ним наедине, но, за два дня до на­шего отъезда ситуация внезапно изменилась. Нони, его личный слуга, сказал нам, что Баба желает нас видеть. Он хотел, чтобы в пять часов мы пришли в зал для медитаций, где он «настроит наши медитации». Зал для медитаций был духовным сердцем ашрама, он был построен вокруг того места, где жил гуру самого Свами Муктананды, могущественный сиддха-йог Нитьянанда. Это место было отмечено огромной шкурой тигра, животного, посвященного Шиве. Одна из дверей зала вела в спальню Бабы, а другая — на лестницу, ведущую в подземную Пещеру Тигра, другое излюбленное место для медитации.

В указанный час мы с Кристиной пришли в темный зал для медитаций и сели на тигриную шкуру. Похоже, мы медитирова­ли около пяти минут, когда дверь в личные комнаты Бабы тихо приоткрылась, и он вышел в зал. Не сказав ни слова, он подо­шел к Кристине и надавил ей на глазные яблоки, сохраняя дав­ление пятнадцать—двадцать секунд. Затем он перешел ко мне и сделал то же самое. Я почувствовал, как его большие пальцы по­гружаются в мои глаза и словно касаются сетчатки. Я почувство­вал неописуемую боль и давление в голове, и мне большого тру­да стоило взять себя в руки и не прервать происходящее. Я чув­ствовал, что никому, даже известному гуру, нельзя позволять делать то, что Муктананда проделывал с моими глазами, но мое любопытство пересилило боль, и я сказал себе: «Это очень ин­тересно, подождем!» Я так и поступил.

Давление возросло до невероятной интенсивности, и тут моя голова взорвалась сияющим светом, который постепенно пре­вратился в видение звездного неба. Я испытал экстаз поистине космических размеров, который закончился блаженной пусто­той, подобной тому, что я испытал после того как я получил шактипат Муктананды. Это переживание соответствовало тем, что я пережил во время сессий с высокими дозами психоделиков по своей интенсивности, но было намного короче по продолжи­тельности. Переживания Кристины были столь же сильными, но они длились всю ночь и принесли цепочку воспоминаний об оскорблениях, которые она получила от различных мужчин за всю свою жизнь. Она чувствовала, что это — основное эмоцио­нальное очищение и исцеление старых травм.

На следующий день Нони сообщил, что Баба ждет нас в зале для медитаций в тот же час для «второго раунда», как назвал это Баба. На этот раз он повторил туже процедуру давления на глаз­ные яблоки, но добавил еще один элемент. Он прижал свой лоб, украшенный несколькими горизонтальными полосами, нари­сованными золой — знаком Шивы, — к нашим и сильно дунул в наши ноздри. На этот раз испытываемые нами переживания были позитивными для обоих. Утром нашего последнего дня в ашраме, незадолго до отъезда, Баба неожиданно пригласил нас в свои комнаты для даршана. Позднее мы поняли, что это было его последним «прощай».

В самом начале этой встречи он дал каждому из нас по плат­ку для медитаций и по прекрасному темному аметисту. Затем он нарушил молчание и сказал, что эти аметисты необходимо вставить в золотые кольца, и особенно подчеркнул, что эти кольца мы должны носить постоянно. Когда мы уже собира­лись уходить, Баба поразил нас таинственной фразой: «Возвра­щайтесь обратно и продолжайте работать с людьми. Я буду вам помогать. Вы делаете мою работу!» — и знаком показал, что мы можем идти. Это был последний раз, когда мы видели Свами Муктананду, и все, что нам осталось, — память об этом заме­чательном человеке и тот пласт игры с сознанием, который он представлял.

Последователи часто пытаются объяснить скандальные со­бытия, которые происходили вокруг их гуру, тем, что большой свет отбрасывает большую тень и что подобные проблемы воз­никают по вине темных сил, препятствующих просветлению. Свет Свами Муктананды должен был быть очень ярким, по­скольку его тень была огромной и очень темной. Последние ме­сяцы его жизни были омрачены мерзкими слухами о его сексу­альных домогательствах в отношении молодых девушек. Неко­торые из его последователей были потрясены тем, что они счи­тали лживостью и непростительным пороком учителя, и покинули движение, другие решили не верить этим слухам или простить поведение учителя, считая это некой продвинутой тан­трической практикой, приемлемой в Индии, но неправильно понятой на Западе.

После смерти Свами Муктананды ситуация стала еще более запутанной в связи глубокими разногласиями между Читвиласанандой и Нитьянандой, его двумя духовными преемниками. Имевшие место грязные интриги подробно освещались в индий­ской и американской прессе и еще сильнее углубили раскол в кругах сиддха-йогов, а также в рядах последователей этого на­правления йоги по всему миру, которое, по некоторым подсче­там, достигло сотни тысяч человек.

Мыс Кристиной еще дважды приезжали в ашрам в Ганешпури, но магия прежних дней исчезла бесследно. Мы дистанци­ровались от движения и его политики, но, казалось, оставались связанными с сиддха-йогой на каком-то ином уровне. Баба про­должал присутствовать в наших снах и видениях, связанных с различного рода необычными состояниями сознания. Мы так­же снова и снова переживали участие в могущественных ритуа­лах сиддха-йоги, во время которых мы чувствовали сильную связь с тем, что мы называли «энергия Шивы».

ГУРУ В ЖИЗНИ СВОИХ ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ
Являются ли сиддха-йоги космическими кукловодами?

Одним из самых невероятных аспектов нашего общения со Свами Муктанандой и сиддха-йогой была огромная сфе­ра фантастических совпадений в жизни его последователей. Мы регулярно слышали об этом от наших друзей и знакомых, при­надлежавших к движению сиддха-йоги. На воскресных «интен­сивах», регулярно предлагаемых различными ашрамами, всегда рассказывают замечательные истории о встречах со Свами Мук­танандой, и все эти истории без исключения содержат описа­ния фантастических совпадений, похожих на те, с которыми мы столкнулись в мире сиддха-йоги.

Один из примеров таких совпадений — человек, проведший некоторое время в заброшенном австралийском городе, разыс­кивая забытые драгоценности в заброшенных шахтах. В то вре­мя он жил один в обветшавшей хижине и долгими вечерами пы­тался читать при свете свечи. Один из прежних обитателей ла­чуги оставил на ее стене фотографию странного темнокожего человека в красной лыжной шапочке, державшего в руке пучок павлиньих перьев. Это был портрет Свами Муктананды, хотя под фотографией и не было подписи.

В один из этих одиноких вечеров охотник за драгоценностя­ми поднял глаза от книги, которую читал, и его взгляд оказался прикован к лицу человека на фотографии. Сфокусировав свой взгляд на глазах изображенного, он ощутил, как что-то вроде си­яющей молнии, казалось, вылетело из зрачков портрета и уда­рило его между глаз. Это вызвало могучие волны эмоций и силь­ный физический отклик. Эти ощущения длились несколько дней, и в последующие две недели целая серия событий приве­ла этого искателя драгоценностей в ашрам Свами Муктананды в Мельбурне. Он решил принять участие в воскресном «интен­сиве», где он узнал о шактипате и различных способах его полу­чения. Все последующие годы он был ярым последователем Сва­ми Муктананды.

Одна из старших учениц Свами Муктананды и наш друг по­делилась с нами историей из того времени, когда она еще толь­ко присоединилась к последователям Бабы. Одна из вещей, ко­торые Муктананда обожал делать, это давать своим последова­телям с Запада индийские имена — Ямуна, Садашива, Дургхананда, Шивананда, Лакшми и т. д. Его ученики и последователи обычно получали новые имена по линии преемственности даршана. Такое наречение подразумевает краткий контакт с гуру, несколько слов и подношение — прасад. Последователи вы­страивались в линию, а гуру шел вдоль этой шеренги, перебра­сываясь с ними фразой-другой, прикасаясь к ним и получая пра­сад. Наша знакомая, тогда бывшая преданной ученицей-неофи­том, стояла в линии даршана рядом со своим другом, желая по­лучить от гуру духовное имя. Она немного нервничала и выплескивала свое беспокойство в оживленном разговоре. «Ду­маю, что знаю, какие имена даст нам Баба, — смеясь, сказала она. — Он назовет нас Крипа и Крипи (от англ. creep — дрожать, трястись. — Примеч. пер.)». К ее немалому удивлению, девушка получила имя Крипананда, что означает «благословенная доб­родетель», и с тех самых пор ее называли только этим именем.

Среди сотен историй, рассказанных на воскресных «интен­сивах», одна заслуживает особого внимания. Она произошла с ветеринаром из Малибу, которого попросили посмотреть одну из собак Бабы. Когда Свами Муктананда путешествует по миру, люди из его внутреннего круга едут вперед, чтобы снять для него временные апартаменты. Часто они выбирают для этой цели зда­ния в плохом состоянии, расположенные в бедных районах, и обновляют их, создавая временные ашрамы; это можно было рас­сматривать как карма-йогу — они оставляли здания в состоянии намного лучшем, чем они были прежде.

Бабе нравилось регулярно совершать прогулки, и он делал это в любом месте, где ему приходилось жить, невзирая на его репутацию, подчас весьма сомнительную. Но в то время как сам он был совершенно спокоен, его безопасность сильно волнова­ла его последователей. Один из них подарил Муктананде для защиты во время прогулок двух больших собак. Когда Баба ос­тановился в Малибу, одна из собак сильно заболела. Женщина из внутреннего окружения Бабы заглянула в телефонную книгу в поисках телефона местного ветеринара и вызвала его в ашрам.

Ветеринар приехал в ашрам и осмотрел собаку, так и не встре­тившись с Муктанандой. По дороге домой он испытал крия — интенсивный взлет эмоций и что-то вроде лихорадки. Через не­которое время в результате нескольких совпадений он уже си­дел в зале для медитаций, распевая «Ом-Намах-Шивая», и в кон­це концов стал одним из самых преданных последователей Бабы. Свами Муктананда часто в шутку сравнивал Шакти, энергию, участвующую в шактипате и крия, с обычной простудой — чем-то чрезвычайно заразным, что можно просто «подхватить».

Вместо того чтобы описывать снова и снова те переживания, которые испытали последователи Муктананды, я лучше расска­жу пару историй из нашей собственной жизни. Первая история, с целой цепочкой различных совпадений, произошла в самом начале 1980-х. Все началось с того, что в наш с Кристиной кот­тедж в Биг Суре позвонил Габриэль, врач, бывший членом внут­реннего круга Свами Муктананды. Он сказал, что будет проез­жать через Биг Сур, и спросил, не может ли он остановиться у нас, чтобы обсудить кое-что важное.

Причиной для его визита стало то, что пресс-секретари аш­рама не были удовлетворены тем интервью о теме смерти, кото­рое дал Баба. Репортер был недостаточно знаком с этой темой и задавал совсем неинтересные вопросы. Габриэль знал, что я про­водил терапию с применением психоделиков с пациентами с последними стадиями рака и что я интересовался психологичес­кими, философскими и духовными аспектами смерти и умира­ния. Он открыл ноутбук и попросил меня подумать, какие, по моему мнению, интересные вопросы о смерти могли бы задать йогу западные психиатры и исследователи сознания.

После примерно трехчасового обсуждения Габриэль понял, что наше занятие не имеет особого смысла, поскольку, вместо того чтобы формулировать вопросы для кого-то другого, мне бы следовало задавать их самому. Он предложил нам посетить аш­рам в Майами, где в это время находился Баба, чтобы я мог взять у него интервью. И тут же возникла проблема — ашрам не мог оплатить нам проезд, а у нас в то время не было лишних денег. К тому же мы собирались ехать совсем в другую сторону, чтобы провести ряд семинаров в Австралии, а потом в Индию, гото­вить почву для Международной трансперсональной конферен­ции 1982 года.

После долгого обсуждения мы все-таки решили ехать в Май­ами. Встречи с Бабой всегда были интересны, да и возможность услышать, что он думает по поводу смерти, представлялась весь­ма соблазнительной. Непосредственно перед отъездом в Майа­ми мы должны были провести заявленный семинар в Эсалене. Для Эсалена типична ситуация, когда в одно и то же время про­исходят четыре мероприятия, и потому существовало ограниче­ние на количество участников в каждом из них. Вскоре после того как мы решили ехать в Майами, на регистрацию на наш семинар народ, что называется, повалил валом. Один из остав­шихся семинаров был снят как не заинтересовавший публику, а на двух других народу было недостаточно, в результате чего Эса­лен увеличил квоту для нашего семинара. Участников регист­рировалось столько, что для работы с холотропным дыханием нам не хватало места на полу, и, несмотря на большой список желающих, мы были вынуждены им отказать.

Внезапная вспышка интереса к нашему семинару была про­сто беспрецедентной. Дело в том, что по традиции, установлен­ной Фрицем Перлсом, Эсален предлагал бесплатные гештальт-сессии для всех проживающих в институте и тех, кто приезжает на семинары. За неделю до начала нашего семинара несколько человек проводили работу над своими эмоциями на гештальтовском «горячем стуле», пытаясь справиться с собственным раз­дражением и гневом по поводу того, что они не смогли принять участие в нашем семинаре. Когда мы подсчитали деньги, то об­наружили, что разница между нашим вознаграждением и тем, что мы должны были получить, если бы работали другие семи­нары, составляла ровно пену двух комплектов авиабилетов от Монтерея до Майами и обратно. Было трудно не расценить это как «благосклонность гуру» или «гуру крипа», как называют это последователи Муктананды.

Прибыв в четверг в ашрам в Майами, мы узнали, что интер­вью с Бабой, назначенное на пятницу, отменили, — он чувство­вал себя не слишком хорошо и должен был отдохнуть перед вос­кресным «интенсивом». Вместо того чтобы интервьюировать Бабу, я общался с одним из представителей пресс-центра по по­воду трансперсональной психологии. Поскольку мы все равно оказались в Майами, нам захотелось принять участие в воскрес­ном «интенсиве», но наш самолет в Мельбурн улетал в субботу, поздно вечером. Мы попросили у Бабы позволения присутство­вать только на половине «интенсива», что было очень необыч­ной и редкой просьбой. К нашему удивлению, разрешение было дано, но возник вопрос, должны мы заплатить за весь «интен­сив» или только за половину, и Баба снова сделал исключение, позволив нам заплатить только половину обычной стоимости — всего сто пять долларов.

Другой большой сюрприз поджидал нас у входа в зал для ме­дитаций — молодая женщина у его дверей широко улыбнулась нам и протянула три новенькие пятидесятидолларовые купю­ры, выглядевшие так, словно они только что вышли из печатно­го станка. «Вот ваши деньги, — сказала она. — Баба не хочет, чтобы вы платили за этот «интенсив», вы будете его гостями». Все, казалось, свидетельствовало о том, что гуру относится к нам как-то особенно, однако это ощущение исчезло к концу перво­го дня «интенсива», когда на общем даршане, куда мы пришли с небольшим подношением и чтобы поблагодарить учителя, он продолжая разговаривать с человеком, стоявшим впереди нас, жестом дал понять, что мы свободны, не перемолвившись с нами ни одним словом.

Этот метод «контрастного душа», сочетающий излияние любви и благосклонности с полным отсутствием интереса, внешне холодным поведением или даже унижающими замечаниями, по­хоже, был специальной стратегией Бабы для избавления после­дователей от чувства собственной важности и исключительно­сти. Мы сели в такси и направились в аэропорт, предчувствуя долгий перелет до Мельбурна. Салон самолета был полон, а крес­ла в эконом-классе оказались очень узкими и особенно неудоб­ными для людей с такими длинными ногами, как у нас. Утом­ленные длинным днем и втиснутые в неудобные кресла, мы чув­ствовали себя совершенно раздавленными и покорившимися злой судьбе.

«Сте-е-ен, Кристи-и-ина! — Громкий голос одного из стюар­дов вырвал нас из меланхолического настроения. — Какой сюрп­риз! Если бы я знал, что вы летите этим рейсом, я бы посадил вас в первый класс. Но, пожалуй, есть пара кресел в бизнес-классе».

Выяснилось, что пару лет тому назад этот стюард побывал на одном из наших семинаров в Эсалене и получил весьма по­зитивный трансформирующий опыт на сеансах холотропного дыхания. С удобством устроившись в бизнес-классе, мы раз­мышляли о том, что это было: фантастическое, невероятное стечение обстоятельств или очередное дуновение попутного ветра, направляемого благоволением гуру.

Когда же мы наконец прибыли в Мельбурн, нас встретили наши добрые друзья и радушные хозяева Мьюриэл и Элф Футы. Пока мы ехали в город, они рассказали, что первый день и ночь мы проведем в доме их близких друзей, известного австралий­ского оперного певца Грега Демпси и его жены Энни. Когда мы прибыли в дом Демпси, то с удивлением обнаружили, что Грег и Энни являются преданными последователями Свами Муктанан­ды. Весь дом был увешен его фотографиями — одну я нашел даже в ванной.

Когда мы собрались завтракать, Мьюриэл вдруг смутилась и сказала, что пригласила одну молодую женщину позавтра­кать с нами и провести здесь немного времени. «Мне очень жаль. Я знаю: вам, ребята, будет смертельно скучно, — извинилась она. — Мне звонили множество людей и просили о личной встре­че с вами здесь в Мельбурне. Я смогла отказать всем, кроме этой женщины, потому что в ней есть что-то особенное. Она, как и вы, работает с людьми, находящимися на пороге иного мира, и она мне так понравилась!»

Когда пришла эта женщина, выяснилось, что она, хотя Мьюриэл этого и не знала, из мельбурнского ашрама. Она сказала, что, как только она вышла за дверь, зазвонил телефон, и она сня­ла трубку. Это звонил Баба, он сообщил обитателям ашрама, что мы прибываем в Мельбурн и что они должны нам помочь, по­скольку мы «делаем его работу». Во время завтрака мы услыша­ли множество историй о Бабе и многое узнали о растущем дви­жении сиддха-йоги в Австралии, к тому же успели немного при­выкнуть к австралийскому акценту.

Мы провели ночь в доме Грега и Энни, и на следующий день Мьюриэл и Элф отвезли нас в расположенный неподалеку Блэквуд, где находился их дом и центр для проведения семинаров. Вечером того же дня мы начали работу нашего семинара по холотропно мудыханию, и тутже выяснили, что магия сиддха-йоги продолжает действовать. Из двадцати пяти человек группы де­вять имели опыт «Голубого света», «Голубой жемчужины» и «Го­лубой человека», которые в сиддха-йоге считаются очень благо­приятными и важными шагами в духовном путешествии. Один из участников внезапно запел «Ом-Намах-Шивая», совершен­но не представляя себе, что это такое. Ни один из участников семинара не знал о том, что мы как-то связаны со Свами Муктанандой.

Другое интересное событие, о котором мне хотелось бы рас­сказать, произошло несколькими годами позже. Я уже говорил, что во время нашей последней встречи с Бабой он подарил нам по прекрасному темному аметисту и сказал, чтобы мы вставили их в золотые кольца и носили постоянно. Позднее мы выясни­ли, что выбор камней был вовсе не случайным, а исполненным глубокого смысла. С древних времен считалось, что аметист за­щищает своего владельца от ядов, о чем свидетельствует его гре­ческое название: метистос означает «отравленный», а — это греческая alphaprivativum, префикс, означающий отрицание. Это было не лишено смысла, особенно если учесть мою работу с пси­ходеликами и те проблемы, которые были у Кристины с алкого­лем.

Вскоре после нашего возвращения из Индии целая серия природных катастроф опустошила побережье Биг Сур. Ужасный пожар погубил 160 ООО акров Вентанского природного парка, уничтожив всю растительность на склонах прибрежных гор на участке в двадцать миль, начиная от Обители Пренепорочного Сердца и почти до отеля «Вентана Инн». Последовавший шквал проливных дождей вызвал огромные оползни на незащищеных горных склонах. Великолепная живописная дорога, соединяв­шая институт Эсален с Монтереем и аэропортом, была закрыта несколько недель, и все семинары, включая и наш собственный, отменили.

Это имело серьезные финансовые последствия для инсти­тута Эсален в целом, но особенно сильно отразилось на нас. Мы жили на очень ограниченные средства, и потеря дохода от не­скольких семинаров стала для нас очень болезненной. Это было не самое подходящее время, для того чтобы выполнять пожела­ние Бабы, оправляя наше аметисты в золото и делая из них коль­ца. Будучи более рациональным членом нашего брачного союза, я попытался отсрочить воплощение этой идеи, но Кристина была совершенно уверена, что мы должны довести дело до конца. Во время нашей следующей поездки за покупками в Кармел, кото­рая из-за необходимости объезжать оползни заняла семь часов вместо обычных двух, мы остановились у ювелирного магазина и заказали себе кольца.

Две недели спустя, когда мы уезжали во Францию, первую европейскую страну, где мы должны были проводить семина­ры, мы забрали кольца по дороге в аэропорт. Первый наш семи­нар в Париже, примерно с тридцатью участниками, был по холотропному дыханию и проходил в выходные. Когда мы шли по кругу, представляясь участникам семинара, одна из них, жен­щина по имени Симон, сказала, что ее главная проблема — это сильная хроническая боль в животе, которая очень мешает ей в повседневной жизни. Симон рассказала, что многочисленные обследования не смогли обнаружить медицинскую причину этой боли. Поскольку проблема казалась психосоматической, она решила пробовать холотропное дыхание, надеясь, что оно по­может выяснить, что именно вызвало эту боль.

Желая побыстрее начать исследование, Симон попросила своего партнера по упражнению разрешить ей начать первой.

Ее процесс шел очень активно, сопровождаясь криками и фи­зической борьбой. Спустя час после начала сессии она стала из­давать громкие звуки и позвала меня, рассказав, что боль в жи­воте очень усилилась, и спросила, не могу ли я ей помочь. Обыч­но в подобных ситуациях наш подход заключался в том, чтобы усилить боль внешним давлением и побудить человека к отыс­канию способа выражения своих чувств. Я попросил Симон на­прячь живот и надавил на центр болезненной области правой рукой, на которой носил кольцо с аметистом. Затем я попросил ее без стеснения выражать свою реакцию на это давление при помощи звуков и движений.

Симон толкнула меня своим напряженным животом, и ее лицо стало выражать все большее напряжение. Она задержива­ла дыхание, и ее лицо все сильнее наливалось краской. Внезап­но прозвучал самый ужасный, леденящий душу крик, какой я только слышал в жизни. Дыхание Симон вернулось к норме, она расслабилась, и на ее лице появилась блаженная улыбка. Немно­го позже она рассказала, что совершенно не чувствовала боли — впервые за много лет. Вечером, когда группа собралась вместе, чтобы поделиться впечатлениями, она описала то, что происхо­дило на ее сессии.

Вначале она припомнила некоторые моменты из своей жиз­ни, связанные с болью в животе, в том числе повторяющееся сек­суальное насилие со стороны родственников. Затем пережива­ния стали более глубокими и перенесли к моменту ее биологи­ческого рождения. Вспоминая свое трудное продвижение по родовым каналам, она выяснила, что отчасти ее боль связана с тем агонизирующим дискомфортом, который она испытала в процессе рождения. Потом Симон стала свидетельницей сцен из истории человечества, содержавших жестокость и насилие. Как раз в это время она решила позвать меня, поскольку боль становилась все сильнее, быстро приближалась к пределу, кото­рый она в состоянии была вынести.

«Когда вы надавили мне на живот, это было просто ужас­но, — вспоминала она позднее, во время обсуждения. — Боль возрастала ежесекундно и стала абсолютно невыносимой, но я не захотела потерять сознание и была намерена остаться с ней.

В чем-то боль была не только моей — страдало все человечество! А затем все вокруг взорвалось ярким голубым светом, который был неописуемо прекрасным. И в этом свете возник образ этого индийского гуру, фотографии которого развешаны по всему Па­рижу. Он был в темных очках, красной лыжной шапочке и дер­жал в руке пучок павлиньих перьев».

За пару недель до нашего прибытия в Париж наследница Сва­ми Муктананды, юная Нитьянанда, приехала в Париж и прове­ла воскресный «интенсив». На стенах и колоннах парижских домов были расклеены постеры, изображавшие Нитьянанду вместе с учителем. Кристина достала из бумажника фотографию Свами Муктананды и показала ее Симон. «Да, именно этот! — сказала она, и добавила: — Но то, что я испытала, имеет какое-то отношение к вот этому кольцу! Голубой свет, похоже, исхо­дил прямо из этого кольца!»

Интересно то, что Симон ассоциировала свое исцеление не только с аметистовым кольцом и Свами Муктанандой, но и с голубым светом. Как я уже упоминал прежде, «Голубой свет» и «Голубой человек» играют важную роль в сиддха-йоге и счита­ются очень благоприятными. Несколько лет спустя, на другом семинаре, Симон связалась со мной и сообщила, что болей у нее больше не возникало.

Такое количество случаев синхронии, которые пережили мы сами и о которых слышали от последователей Свами Муктанан­ды, действительно невероятно. Он появлялся в снах своих пос­ледователей, в их медитациях и психоделических сессиях, и эти иллюзорные визиты, похоже, были тесно связаны с событиями в обычной жизни этих людей. Многие из его последователей ре­шили, что Бабе ведомо все, что с ними происходит, и что он сам принимает участие в создании этих ситуаций для их духовной выгоды. Они наделяют его сверхчеловеческими способностями космического кукловода, наблюдающего за жизнями десятков тысяч последователей и учеников и дергающего за невидимые в материальной реальности ниточки.

Я был заинтригован этим явлением и однажды спросил Сва­ми Аму, которая провела с Бабой более двадцати пяти лет, что она думает по этому поводу. Она согласилась и позднее рассказала мне, что Баба смеялся над этой грандиозной фантазией его последователей. Он объяснил ей, что за сорок с лишним лет его паломничества в Индии и духовных исканий у него было мно­жество переживаний в высших, обычно скрытых измерениях бытия, и именно поэтому он стал частью этих царств и тех меха­низмов, с помощью которых можно влиять на повседневную ре­альность.

Свами Муктананда также сказал Аме, что, если бы это было необходимо, он смог бы сфокусировать свой разум в медитации на различных сферах и получить необходимую информацию, что могут сделать многие люди с хорошими парапсихическими воз­можностями. Но, главное, к чему привел его напряженный ду­ховный поиск, это к умению больше концентрироваться на те­кущем моменте и ценить простые вещи повседневной жизни. Например, говорил он Аме, он любит готовить, и, когда он фо­кусирует сознание на всех цветах, текстурах, запахах и вкусах пищи, которую он готовит, тысячи его последователей чувству­ют его как сознательного и активного архитектора их жизней. Его поразила идея, что он может постоянно следить за жизнями тысяч своих последователей и организует для них сделанные на заказ совпадения и духовно значимые события. «Это была бы большая работа, а мне нравится просто жить», — с озорной улыб­кой сказал он.

TAHEЦ БЕЛОГО ЛЕБЕДЯ
Путешествие в потусторонний мир на духовном каноэ индейцев салиш

Отдельные случаи синхронии в жизни людей, переживающих спонтанные или специально вызванные холотроп­ные состояния сознания, встречаются очень часто. При этом они нередко следуют в их жизни целыми впечатляющими се­риями. С годами мы наблюдали и даже переживали сами мно­жество таких серийных совпадений, связанных с психодели­ческой терапией, сессиями холотропного дыхания или психо­духовными кризисами. События, описываемые в этой истории, происходили во время одного из наших месячных семинаров в Эсалене в то время, когда Кристина переживала духовное про­буждение.

Спонтанные переживания Кристины были очень яркими и сочетали элементы различных уровней личного и коллективно­го бессознательного. В некоторых из них она возвращалась к раз­личным болезненным воспоминаниям из собственного детства и младенчества, другие задействовали возвращение к травме ее появления на свет. Кристина также сталкивалась с цепочками сильных переживаний, которые, похоже, были воспоминания­ми из ее прошлых жизней в России, Германии и Северной Аме­рике XVII века. Время от времени это были также видения раз­личных архетипических фигур и животных. Особенно значимы­ми были павлины и белые лебеди — птицы, ассоциируемые с сиддха-йогой и с духовным учителем Кристины, Свами Мукта­нандой. В один из дней того самого семинара, о котором уже говорилось выше, Кристина получила особенно сильные и пол­ные смысла видения, в которых участвовал белый лебедь.

Нашим гостем на следующий день семинара был Майкл Харнер, известный антрополог и наш близкий друг. Майкл отно­сился к той категории ученых, которых называли «антрополо­ги-визионеры». В отличие от традиционной антропологии, Майкл и его коллеги, в частности Барбара Майерхофф, Питер Ферст, Дик Кац, Кристиан Реч и Карлос Кастанеда, не желали заниматься полевыми исследованиями как беспристрастные ученые-наблюдатели. Они активно участвовали в церемониях изучаемых культур, даже если в них применялись такие изменя­ющие состояние сознания вещества, как пейот, волшебные гри­бы, аяхуаска и дурман, или танцы в состоянии транса, длящиеся всю ночь, или другие нефармакологические «священные техно­логии».

Майкл начал иследования шаманов и их потрясающего внутреннего мира в 1960-х годах, когда Американский музей Естественной истории предложил ему провести годичную экс­педицию в перуанскую Амазонию для изучения индейцев конибо в районе реки Укаяли. Информаторы Майкла сказали ему, что, если он действительно хочет учиться, он должен попробо­вать священное питье шаманов. Воспользовавшись их советом, он попробовал аяхуаску, снадобье из отвара листьев растущей в джунглях лианы Banisteriopsis caapi и растения кава, которое ин­дейцы называют «вином души» или «маленькая смерть», и от­правился в не поддающееся описанию воображаемое путеше­ствие по обычно невидимым измерениям бытия, во время кото­рого он пережил собственную смерть и получил невероятные прозрения и откровения о природе реальности.

Когда же позднее он узнал, что старейшина конибо, шаман, знаком с тем, что видел он, и что его опыт с аяхуаской также шел параллельно с некоторыми цитатами из «Апокалипсиса», Майкл убедился, что здесь действительно существует целый скрытый мир, который необходимо исследовать. И он решил узнать о ша­манизме все, что только возможно. Три года спустя Майкл вер­нулся в Южную Америку, в Эквадор, для знакомства с индей­ским племенем хиваро, в котором он жил и которое изучал в

1956-1957 годах. Здесь он получил другой важный опыт иници­ации, который оказался ключевым для его исследования пути шамана. Акачу, известный шаман хиваро, и его приемный сын взяли его к священному водопаду глубоко в амазонской сельве и дали ему питье, приготовленное из майкуа — сока разновид­ности дурмана под названием бругмансия, растения с сильны­ми психоактивными качествами.

В результате этого и других опытов Майкл — антрополог с внушительным списком академических заслуг — стал практи­кующим шаманом и преподавателем шаманизма. Кроме того, вместе со своей женой Сандрой он основал Фонд изучения ша­манизма, организацию, предназначенную для преподавания шаманских методов заинтересованным студентам и проведе­ния семинаров по шаманизму для широкой публики. Майкл написал книгу под названием «Путь шамана», в которой он рассказал о различных методах работы шаманов со всех кон­цов мира и адаптировал их для эмпирических семинаров и ша­манских тренингов, адресованных представителям западной культуры.

Во время нашего месячного эсаленского семинара Майкл провел для нас целительное путешествие, использующее метод духовного каноэ, практикуемый индейцами салиш, живущих на северо-западе Америки. Он начинал сессию, стуча в барабан, и предлагал участникам двигаться и танцевать до тех пор, пока они не почувствуют отождествление с каким-либо животным. Для этого потребовалось не так уж много времени, и вскоре люди начали подкрадываться, ползать по полу и прыгать вокруг, изоб­ражая все виды карабкающихся, копающих, царапающих, пла­вающих и машущих крыльями движений. Главная комната в Большом доме Эсалена была наполнена различными узнавае­мыми и неузнаваемыми голосами животных и птиц. Когда каж­дый из присутствующих установил связь с конкретным живот­ным, Майкл попросил членов группы сесть на пол, создав вооб­ражаемое «духовное каноэ». Затем он спросил, есть ли в комна­те человек, нуждающийся в исцелении, и Кристина вызвалась добровольцем. Майкл шагнул в «лодку», держа свой барабан, и сделал знак Кристине к нему присоединиться и лечь на пол.

Когда декорации для целительного путешествия были гото­вы, Майкл попросил нас вообразить, что мы — экипаж, состоя­щий из животных, предпринимающий путешествие в подзем­ный мир, чтобы отыскать животное — духа-защитника Кристи­ны. Майкл выбрал для этого воображаемого путешествия систе­му взаимосвязанных подземных пещер, заполненных горячей водой, которая, как утверждают, тянется под большей частью Ка­лифорнии. Вход в эту систему найти очень просто, поскольку она питает эсаленские горячие источники. Как капитан лодки, Майкл отбивал ритм для гребцов на своем барабане. Во время путешествия он наблюдал за появлением животных-духов. Ког­да конкретное животное появлялось в третий раз, он понимал, что именно это животное он искал. В этот момент Майкл хватал животное и быстрой барабанной дробью сообщал гребцам, что настало время для поспешного возвращения.

До этого мы уже несколько раз выполняли это упражнение и, когда делали это впервые, не ждали от него ничего особенно­го. Это было похоже на невинную шутку — прекрасная идея для детской игры, но довольно глупое занятие для взрослых, зрелых людей, но то, что произошло, заставило нас изменить свое мне­ние. Среди нас была молодая женщина, которая вела себя так, что у всей группы возникали в связи с этим неприязненные ощу­щения. Ее это очень расстраивало, поскольку подобное проис­ходило с ней всякий раз, стоило ей оказаться в каком-либо кол­лективе, и поэтому она вызвалась добровольцем для проведе­ния целительного путешествия.

Когда воображаемая лодка плыла по «подземному» миру, ее реакция была очень сильной, особенно в тот момент, когда Майкл определил и схватил ее духа. Когда Майкл подавал сиг­нал к возвращению, ускоряя дробь своего барабана, она внезап­но села и ее стошнило. Пытаясь удержать то, что рвалось нару­жу, она подняла переднюю часть своей рубашки и заполнила ее до краев. Этот эпизод, длившийся не более двадцати пяти ми­нут, имел очень глубокое воздействие на ее личность. Ее пове­дение изменилось настолько сильно, что еще до конца этого се­минара она стала одной из самых любимых и популярных чле­нов группы. Этот эпизод и другие, подобные ему, заставили нас отнестись к такому путешествию намного серьезнее.

Майкл принялся бить в барабан, и путешествие в подзем­ный мир началось. Мы гребли и издавали звуки, характерные для тех животных, с которыми мы себя идентифицировали. Тело Кристины сотрясалось в сильных конвульсиях, что само по себе не было делом таким уж необычным, поскольку в то время она находилась примерно на полпути к пробуждению энергии кундалини, во время которого, с учетом могучих по­токов энергии, подобные конвульсии бывают нередки. При­мерно через десять минут Майкл резко увеличил ритм бара­банной дроби, давая нам знать, что поймал животное Кристи­ны. Все стали грести намного быстрее, представляя себе быст­рое возвращение в серединный мир.

Майкл перестал бить в барабан, знаменуя окончание путе­шествия. Он отложил барабан в сторону, прижал свой рот к гру­дине Кристины и подул во всю силу своих легких, издав гром­кий звук. Затем он шепнул ей на ухо: «Ваше животное — белый лебедь». Затем он попросил ее станцевать перед группой та­нец, выражающий ее лебединую сущность. Важно упомянуть, что Майкл ничего не знал о процессе пробуждения энергии кундалини у Кристины и о том, что белый лебедь фигурировал в переживаниях предыдущего дня. Он также ничего не знал о том, что белый лебедь был очень важным для Кристины сим­волом.

История продолжилась на следующее утро, когда Кристи­на и я отправились к нашему почтовому яшику, чтобы забрать почту. Кристина получила письмо от человека, который уча­ствовал в семинаре, проводимом нами несколько месяцев тому назад. В письме была фотография духовного учителя Кристи­ны, Свами Муктананды, которую, как думал этот человек, Кри­стина была бы не прочь иметь. С озорной улыбкой на лице, Муктананда сидел на садовых качелях, рядом с большой вазой в виде белого лебедя. Указательный палец его левой руки ука­зывал на лебедя, а кончики указательного и большого пальцев правой руки соединялись, образуя всем известный жест, свидетельствующий о том, что все хорошо, и о прекрасном настро­ении человека.

Хотя прямой связи между глубинными переживаниями Кри­стины, выбором Майклом белого лебедя в качестве ее животно­го силы и фотографией Муктананды не было, они явно форми­ровали содержательную психологическую модель, отвечающую критериям синхронии, или «некаузального связующего прин­ципа», по определению Карла Густава Юнга.

СОЗДАНИЕ «МОЗГОВОГО ШТУРМА»
Наши приключения в Голливуде

В 1981 году Кристина и я познакомились с Дагом Трамбуллом, одним из лучших специалистов по спецэффектам, ко­торый сотрудничал со Стенли Кубриком при создании фильма «Космическая одиссея 2001» и занимался спецэффектами к фильмам «Штамм Андромеда», «Молчаливое бегство», «Бегущий по лезвию бритвы» и «Близкие контакты третьего рода». Даг ста­вил в «Метро-Голдвин-Майер» научно-фантастический фильм под названием «Мозговой штурм». Сюжет фильма заключался в том, что дуэт ученых, компьютерный гений Майкл Брейс и ис­следователь головного мозга Лиллиан Рейнольде разработали шлем, который мог записывать и передавать переживания че­ловека.

Устройство позволяло подключаться к психике других лю­дей, записывать и проигрывать то, что они видели, чувствовали и думали. В то время как Майкл Брейс использовал изобрете­ние для того, чтобы вернуть отдалившуюся от него жену Карен, другие люди использовали его для куда более сомнительных це­лей — удовлетворения своих сексуальных, коммерческих и во­енных потребностей. Интересен поворот сюжета, когда Лилли­ан, которая много работает, курит сигарету за сигаретой и пьет много кофе, задерживается допоздна в лаборатории, и у нее слу­чается сердечный приступ. Скрупулезный ученый до мозга кос­тей, она решает записать происходящее и надевает шлем неза­долго до своей смерти.

Оставшуюся часть фильма сюжет крутится вокруг того, что машина записала ее ощущения в момент смерти. Даг хотел по­казать это зрителю, не только наилучшим образом задействовав доступные в то время спецэффекты, но также использовать на­учную информацию о смерти и умирании, накопленную совре­менными исследователями головного мозга. Он слышал о том, что мы создали слайд-шоу, представляющее опыт смерти и воз­рождения под названием «Внутреннее путешествие», основан­ное на клинических наблюдениях психоделической терапии. Он связался с нами и предложил присоединиться к его команде в качестве специалистов-консультантов по изображению визио­нерского опыта в кино. Мы были очень взволнованы, посколь­ку «Мозговой штурм» был потрясающей темой, да и актерский состав потрясающий — в фильме снимались: Натали Вуд, Крис­тофер Уокен, Луиза Флетчер и Клиф Робертсон. Продюсером фильма Джон Формэн, известный по таким фильмам, как «Пер­вое большое ограбление поезда», «Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид». Приглашение давало нам шанс провести некоторое время в Гол­ливуде и понаблюдать за тем, как создается кино.

Актеры и съемочная группа присутствовали на особой пре­зентации с показом слайдов, которую я провел для них по новой картографии психики, возникшей в результате изучения необыч­ных состояний сознания. Большинство того, что было изобра­жено на слайдах, происходило на сеансах психоделической те­рапии, но частью материала мы были обязаны участникам на­ших семинаров и тренингов по холотропному дыханию. Когда Даг Трамбулл и Джон Формэн узнали о том, что мы разработали ненаркологическую технику, позволяющую вызывать необыч­ные состояния сознания, они спросили, не можем ли мы прове­сти через этот опыт и их команду. Поскольку центральной те­мой «Мозгового штурма» был опыт переживания необычных состояний сознания, это давало уникальную возможность каж­дому, кто имел отношение к фильму, намного лучше познако­миться с предметом.

Пятнадцать человек из съемочной группы «Мозгового штур­ма» присоединились к нашему эсаленскому пятидневному се­минару и приняли участие в сессиях холотропного дыхания.

Это было особенно интересно для Натали Вуд, так как несколь­ко лет тому назад она снималась в фильме «Боб и Кэрол, Тед и Элис», местом действия которого был институт типа Эсалена и подобных ему центров развития возможностей человека, а те­перь могла увидеть его своими глазами. Эсаленский опыт соот­ветствовал ее ожиданиям: когда она была сиделкой на одной из сессий, один из участников, мексиканский ученый-практик, разделся догола и оставался в таком виде до конца сессии. Это не было таким уж из рода вон выходящим событием для Эсале­на, известного своим открытым бассейном и тем, что в его горя­чих источниках люди купаются совершенно обнаженными, но для наших голливудских друзей этот опыт был явно чем-то нео­бычным.

Однажды, во время ланча с Натали, я убедился, что она вов­се не является новичком в этой области — по крайней мере, в том, что касается необычных состояний сознания. Внезапно она спросила: «Стен, тебе знаком наркотик под названием «кеталар»?» Кеталар или кетамин являлся мощным анестетиком, об­ладавшим воздействием, сильно отличающимся от других ве­ществ, использующихся для анестезии. Его называли «диссоци­ативным анестетиком», поскольку те пациенты, которым его назначали, не теряли сознания, но их сознание настолько абст­рагировалось от тела, что они не осознавали, что с этим телом происходит. В то время когда их оперировали, они переживали фантастические приключения в других сферах реальности: ста­новились другими людьми, иными формами жизни и даже не­органическими объектами, встречались с различными архетипическими фигурами и невоплощенными существами, посеща­ли иные вселенные и испытывали глубокие мистические пере­живания.

Выяснилось, что, когда Натали делали кесарево сечение, ей ввели внутривенно слишком большую дозу кетамина. Наркотик дали без всяких психологических объяснений, подготовки или предупреждений, что в то время было обычной практикой для хирургов. В общем, хирурги многих стран перестали использо­вать кетамин из-за того, что они называли «синдромом крити­ческой ситуации», странных видений, о которых рассказывали пациенты после анестезии. Другие ограничивали его использо­вание детьми и стариками, с которыми в этом отношении воз­никает меньше проблем, к тому же кетамин по-прежнему ши­роко применяется ветеринарами.

Натали получила сильные переживания, среди которых было и очень реалистичное ощущение, что она покидала Солнечную систему и посещала внеземные миры и цивилизации. Это экст­равагантное путешествие в глубины сознания было ужасающим, подавляющим и сбивающим с толку. Поскольку Натали поин­тересовалась, не является ли ее странная реакция на это веще­ство свидетельством латентного психического заболевания, я объяснил ей, что подобные фантастические переживания явля­ются абсолютно нормальными при приеме кетамина.

Голливудская съемочная группа уехала из Эсалена в полном восторге от пережитого и исполненной энтузиазма по поводу съемок «Мозгового штурма». У нас появилась возможность про­вести с ними несколько дней на месте съемок в Рейли, Север­ная Калифорния, где они нашли здания, идеально подходящие на роль исследовательского института будущего и дом Майкла Брейса и его жены, которых играли Натали Вуд и Крис Уокен. Когда мы жили в Рейли, мы провели сессию холотропного ды­хания для Криса Уокена, который не смог приехать в Эсален вместе с другими членами группы.

Согласно первоначальной договоренности, Натали хотела присутствовать там как его сиделка — эта ситуация напоминала финальную сцену из «Мозгового штурма», где она присутствует при том, как персонаж Криса Уокена проигрывает последнюю часть записи смерти Лиллиан. Однако вскоре после начала сес­сии Натали захотела присоединиться к Крису и попробовать сама. В то время как большая часть группы в Эсалене занима­лась холотропным дыханием, Натали предпочла работу сидел­ки и наблюдателя. Причины подобного решения были вполне понятны, учитывая известность актрисы и то, что тогда на се­минаре присутствовало множество народу. Однако Натали со­жалела, что упустила такую благоприятную возможность, и те­перь ей хотелось компенсировать эту неудачу. Натали сочла сес­сию очень полезной; ее переживания были связаны со смертью отца, и Натали почувствовала, что наконец нашла способ при­мириться с этой очень болезненной частью своего прошлого.

Когда съемки переместились на Западное побережье, мы присоединились к ним в голливудской студии, наблюдая за ре­петициями сцен, процессом съемки и ежедневными просмот­рами отснятой пленки. Тогда нам выдалась возможность прове­сти некоторое время с Натали в трейлере, где она отдыхала меж­ду съемками. Она также представила нас своему мужу Р. Дж. (Вагнеру), который заглянул на съемки. Наша беседа тогда вер­телась вокруг темы, которая, если оглянуться назад, кажется зло­вещей и предвещающей беду, особенно в свете тех трагических событий, которые за этим последовали.

Кристина обратила внимание на фотографию, висевшую на одной из стенок трейлера, — фотографию прекрасной яхты, при­надлежавшей Натали и ее мужу. Они очень любили эту яхту и часто ею пользовались. Кристина в детстве тоже много времени проводила под парусами — у ее отчима была парусная лодка и ее семья проводила много времени в плаваньях вокруг Гавайских островов. Гавайи также были любимым местом отдыха для На­тали и ее мужа, и они знали многих людей, которые были друзь­ями ее отчима и играли очень важную роль в ее детской жизни. Мы выслушали множество историй о яхте стоимостью 250 ты­сяч долларов, ее великолепном убранстве, установках для оп­реснения воды и различных круизах.

К нашему величайшему разочарованию, мы не смогли ос­таться в Голливуде до завершения съемок. Позднее члены съе­мочной группы «Мозгового штурма» рассказали нам о том дра­матическом финале, который они пережили накануне Дня бла­годарения. Весь день ушел на репетиции и съемки очень силь­ной сцены, в которой персонаж Луизы Флетчер — Лиллиан Рейнольде получает сердечный приступ и умирает в своей ла­боратории. Луиза играла великолепно, и ее игра произвела глу­бокое впечатление на остальных членов группы. Наблюдение за агонией Лиллиан в течение многих часов было неодолимым напоминанием об их собственной недолговечности и смертно­сти, поэтому к концу дня все были в мрачном и угрюмом на­строении.

Когда сиена смерти Лиллиан была наконец, к всеобщему облегчению, закончена, было принято очень важное решение. К этому времени основная часть фильма была снята — остава­лись только три сцены, и группа оказалась перед выбором. Пер­вый вариант — воспользоваться преимуществом долгих выход­ных на День благодарения и закончить эти три сцены основной съемки. В этом случае производство фильма могло перейти на стадию редактирования существующего метража и работы со спецэффектами, той самой части, которая нас больше всего ин­тересовала и в которой мы должны были участвовать. Второй вариант — прервать съемку, разойтись на выходные и закончить все на следующей неделе. Мнения разделились, и члены груп­пы никак не могли прийти к соглашению. В конце концов они решили провести голосование, и та часть группы, что голосова­ла за перерыв в съемках на выходные, победила с перевесом в один голос. Это решение оказалось несчастливым для фильма в целом и лично для Натали.

Натали и ее муж собирались провести выходные на своей яхте около острова Каталина, и она пригласила Криса Уокена при­соединиться к ним. Только ее муж, Крис и, возможно, капитан яхты, знают, что на самом деле произошло на судне. Ходили слу­хи о том, что они сильно напились, о флирте, вспышке ревнос­ти и драке. Известно лишь то, что в какой-то момент, оставив мужчин одних, Натали взяла ялик и попыталась добраться до острова Каталина, чтобы провести там остаток ночи. Она так никогда и не добралась до берега; поскольку ее координация была ослаблена высокой концентрацией алкоголя в крови, и, возможно, она выпала из ялика и утонула — на следующий день ее тело было найдено в океане. Газеты опубликовали фотогра­фию мужчины, выносящего ее на руках из воды; эта фотогра­фия имела мрачное сходство со сценой из фильма «Глаза Лоры Марс».

Смерть Натали потрясла ее семью, друзей, знакомых и по­клонников. Ее трагическая гибель также пагубно сказалась на «Мозговом штурме». Три сцены из основной съемки, в которых должна была играть Натали, остались незаконченными, и чи­новники МГМ сочли это поцелуем смерти для фильма. Они ре­шили отправить фильм на свалку и взыскать пятнадцать милли­онов долларов с лондонской страховой компании «Ллойде», в которой был застрахован этот фильм. Даг Трамбулл был в отчая­нии и пытался спасти «Мозговой штурм» любой ценой. Он обе­щал «Ллойде», что найдет способ закончить картину, если ком­пания заплатит три миллиона долларов, на что она согласилась.

Фильм был закончен, но сильно потерял в качестве. Дагу не удалось закрыть бреши, вызванные потерей этих сцен, и создать связный рассказ. Внимательные зрители без труда замечали ло­гические нестыковки, но самым страшным было то, что кризис, вызванный трагической смертью Натали, оказал самое пагуб­ное влияние на спецэффекты и последовательность образов, над которой мы работали, — после всего, что случилось, средств для того, что планировали сделать мы с Дагом, было явно недоста­точно.

Проект съемки этого фильма была захватывающей попыт­кой использовать лучшие из доступных в то время спецэффек­тов и показать опыт умирания таким образом, каким его отра­жают наши научные знания. К сожалению, эта попытка закон­чилась трагически, и, вместо того чтобы быть художественно представленной в символическом ключе, смерть вторглась в ре­альность и разрушила проект. Съемки «Мозгового штурма» ста­ли невероятным опытом; они оставили нам страстное желание снова, и на этот раз более успешно, попытаться вывести на боль­шой экран переживания в измененном состоянии сознания.

Фантастический прогресс в области спецэффектов, прине­сенный цифровыми технологиями, открыл перед нами новые возможности в этой области, о которых мы не смели и мечтать. Я убежден, что сочетание прекрасных современных наработок в области создания образов с теми знаниями, которые накопле­ны трансперсональной психологией и исследованиями в облас­ти сознания, сделает возможным не только изображение духов­ных переживаний, но и пробуждение их в зрителях.

ПУТЬ ПОТОКА
Встречи с президентом Вацлавом Гавелом

Одной из наиболее примечательных возможностей глубокой эмпирической работы, использующей необычные состо­яния сознания, является ее воздействие на наш образ жизни и на ту стратегию, которую мы применяем по отношению к на­шим проектам и к трудностям, встречающимся на нашем пути. Модель, предлагаемая в этих случаях в технологическом обще­стве, — определить цель, которой мы хотим достичь, и пресле­довать ее со сфокусированной энергией и непоколебимой ре­шительностью. Эта стратегия также включает определение и ус­транение препятствий, которые встречаются на пути, и борьбу с возможными врагами. Жизнь человека, следующего этому ре­цепту, напоминает матч по борьбе или боксу.

Я работал с множеством людей; способных получить прозре­ние о тех психологических силах, которые лежат в основе дан­ной стратегии, и выйти за ее пределы. Они выяснили, что их подход к бытию отражает тот факт, что мы не преодолели отпе­чаток, который оставила травма нашего рождения в нашей пси­хике, и то, что мы разделены и отвернулись от духовной сферы. Наше стремление к внешним достижениям является проекцией более глубокого и куда более фундаментального стремления к психологически полному процессу рождения и созданию духов­ной связи. Это не конец нашего стремления к внешним завое­ваниям, поскольку мы не можем получить достаточно того, что на самом деле не хотим и в чем не нуждаемся.

Для тех людей, кто достиг этого прозрения, жизнь, управля­емая преследованием материальных целей, выглядит как «бег белки в колесе» или, проще говоря, тип существования, не при­носящий и не могущий приносить удовлетворения. С учетом этой новой перспективы подобная жизненная стратегия явля­ется неуспешной, даже если мы достигаем поставленных целей. Ответственное и глубокое самопознание может помочь нам спра­виться с травмой рождения и установить с ней глубокую духов­ную связь. Это двигает нас в направлении, которое даосские ду­ховные учителя называют «у вей», или «творческий покой», ко­торое не является действием, подразумевающим приложение це­ленаправленных усилий, а позволяет творить посредством самого существования. Это состояние иногда называется «путь потока», поскольку оно имитирует тот путь, которому следует вода в природе.

Вместо сосредоточения на предопределенной фиксирован­ной цели, мы пытаемся почувствовать, как именно все проис­ходит и как мы можем наилучшим образом соответствовать это­му. Эта стратегия используется в боевых искусствах и серфинге, и подразумевает сосредоточенность скорее на процессе, а не на цели или результате. Когда мы сможем использовать подобный подход к жизни, мы, в конце концов, достигаем все большего и большего с меньшим трудом. К тому же наша деятельность ста­новится не столь эгоцентричной, единоличной и ориентирован­ной на соперничество, как в том случае, когда мы преследуем свои личные цели, увеличивая свой охват и синергию. Ее резуль­тат не только приносит нам удовлетворение, но служит более значительным целям — целям общества.

Я также неоднократно наблюдал и испытал на собственном опыте, что, когда мы действуем в этом даосском формате, час­то случаются невероятно благоприятные стечения обстоя­тельств и совпадения, поддерживающие наш проект и помога­ющие нам работать. Мы «случайно» находим информацию, ко­торая нам необходима, нужные люди появляются в нужное вре­мя и даже необходимые средства становятся доступными. Появление подобных благоприятных совпадений настолько невероятно и всепроникающе, что мы с Кристиной научились использовать их в качестве своеобразного компаса для нашей деятельности, как важный критерий того, что мы «на правиль­ном пути».

Я хотел бы проиллюстрировать это примером из нашей соб­ственной жизни, который связан с той работой, которую мы с Кристиной сделали для международного трансперсонального движения. В 1977 году я основал Международную трансперсо­нальную ассоциацию — организацию, призванную перекинуть мост через пропасть, лежащую между современной наукой и ду­ховной картиной мира, между западным прагматизмом и древ­ней мудростью. Ассоциация была создана для того, чтобы сти­мулировать и поощрять любые серьезные попытки сформули­ровать всеобъемлющее и целостное понимание космоса и при­роды человека.

Поскольку конечной целью деятельности трансперсональ­ной ассоциации было создание глобальной сети взаимопонима­ния и сотрудничества, нам очень не хватало участников конфе­ренций из стран, отгороженных «железным занавесом», кото­рым в то время не разрешалось выезжать за границу, и они не имели достаточно средств, чтобы к нам присоединиться. Когда ситуация в Советском Союзе изменилась и Михаил Горбачев провозгласил эру гласности и «перестройку», нам показалось справедливым и правильным, чтобы следующая конференция Трансперсональной ассоциации прошла в России. Когда Крис­тина и я получили официальное приглашение приехать в Моск­ву в качестве гостей министра здравоохранения СССР, мы вос­пользовались этим визитом, чтобы исследовать возможности проведения подобной конференции в России. Мы действитель­но очень старались, но безуспешно; ситуация выглядела слиш­ком нестабильной и изменчивой.

В ноябре 1989 года, когда я проводил тренинг по холотропному дыханию за пределами Калифорнии, мне позвонила Кри­стина и спросила, знаю ли я, что происходит в моей родной стра­не. Наш тренинг был очень интенсивным и включал три сессии в день. Мы так глубоко погрузились в процесс, что никто из нас не включал телевизор и не следил за новостями. Кристина со­общила мне, что в Праге идет «бархатная революция» и, вполне вероятно, Власть коммунистов в Чехословакии, скорее всего, па­дет. «Мы сможем провести следующую конференцию Транспер­сональной ассоциации в Праге». Несколько недель спустя Че­хословакия стала свободной страной, и руководство Транспер­сональной ассоциации приняло решение провести следующую встречу в Чехословакии.

Поскольку я родился в Праге, показалось вполне логич­ным отправить меня искать место для проведения конферен­ции и подготовить почву для нее. Однако, как оказалось, те годы, что я провел в родной стране, не сыграли ожидаемой роли. Я покинул Чехословакию во времена движения за ли­берализацию, нацеленного на создание «социализма с чело­веческим лицом». В 1968 году, когда Советская армия жесто­ко подавила «Пражскую весну», я работал в США, в Универ­ситете Джона Хопкинса в Балтиморе, на медицинском фа­культете. После вторжения чешские власти потребовали, чтобы я немедленно вернулся, но я решил не подчиняться этому требованию и остаться в США.

В результате я более двадцати лет был лишен возможности посетить родину. В течение этих лет я не мог открыто поддер­живать связь со своми друзьями и коллегами в Чехословакии. Писать письма или звонить мне было бы для них опасно с поли­тической точки зрения, поскольку мое пребывание в США счи­талось незаконным. Из-за своего долгого отсутствия я потерял контакт со всеми, кроме самых близких родственников, не имел понятия о ситуации в стране и ни малейшего представления о том, с чего следует начать.

Моя мать встретила меня в пражском аэропорту, и мы на такси поехали к ней домой. После того как мы провели неко­торое время вместе и заново познакомились друг с другом, она пошла к Василию, и он включил в свою книгу обширный об­зор моей работы с психоделиками и обсуждал ее во время сво­ей лекции в Праге.

После лекции Василия пражская группа захотела заполучить меня в качестве приезжающего лектора. Иван Гавел знал, что мы с Томашем являемся старыми друзьями, и позвонил ему, что­бы поинтересоваться, не может ли Иван дать ему мой телефон или адрес и быть посредником между мной и пражской груп­пой. К его величайшему удивлению, Томаш ответил, что я при­ехал в Прагу, и он как раз собирался выйти из дома, для того чтобы нанести мне визит. Подобное невероятное стечение об­стоятельств казалось достаточным доказательством того, что мы скорее «идем в потоке», чем «гребем против течения». Вооду­шевленные подобным развитием событий, мы с Кристиной ре­шили продолжать проект.

Это впечатляющее стечение обстоятельств сильно облегчи­ло мою задачу по организации конференции Трансперсональ­ной ассоциации. Мне потребовалось всего десять минут в неиз­вестных обстоятельствах, чтобы найти идеальные контакты и поддержку для будущей конференции — группу очень компе­тентных ученых, связанных с университетской системой, кото­рые были жизненно заинтересованы в теме планируемой кон­ференции. Я также нашел доступ к главе государства, который, похоже, оказался просветленным и духовно ориентированным политиком, открытым трансперсональной перспективе. Конфе­ренция была проведена в 1992 году в пражском Концертном зале имени Сметаны и пражской мэрии при содействии президента Вацлава Гавела.

Президент Гавел был идеальным почетным гостем для Трансперсональной ассоциации. Он не был заурядным полити­ком, но кем-то, кого намного чаще называли главой государства широкой духовности, основанной на глобальном видении. Хо­рошо известный драматург, он стал президентом вовсе не в ре­зультате многолетней политической борьбы, но крайне неохот­но воспринял выдвижение, отвечая на настойчивые мольбы чеш­ского народа. Он практически вошел в Пражский замок прямо из коммунистической тюрьмы. Одним из первых его действий сразу после инаугурации было признание его святейшества Да­лай-ламы в качестве главы Тибета и приглашение его в Прагу. Он также предпринял серьезные шаги, для того чтобы сокра­тить производство оружия в Чехословакии. Куда бы он ни ехал, он везде поражал аудиторию своими красноречивыми призыва­ми к демократии, основанной на духовных ценностях и глобаль­ной солидарности.

К несчастью, начало конференции совпало с глубоким кризисом, угрожавшим будущему Чехословакии. Восточная часть страны, Словакия, решила отделиться от двух западных, Богемии и Моравии. В тот день, когда открывалась конфе­ренция, проходило экстренное заседание чехословацкого пра­вительства, посвященное разрешению кризиса, которое про­должалось до трех часов утра. Президент Гавел, который дол­жен был открывать конференцию и приветствовать гостей, не смог прийти и прислал человека с личным посланием. Не­смотря на это осложнение, конференция Трансперсональной ассоциации, на которой впервые присутствовали наши кол­леги из Восточной Европы, оказалась весьма успешной. Она стала одним из самых часто вспоминаемых событий за всю историю ассоциации.

Наше разочарование тем, что президент Гавел не смог при­сутствовать на конференции, было компенсировано тем, что мы смогли встретиться с ним наедине. Во время нашего следующе­го визита в Прагу он пригласил нас на личную аудиенцию в Пражском Граде. Президент проявил живейший интерес к трансперсональной психологии, ее истории и основным пред­ставителям этого направления. Его восхитила идея синтеза со­временного научного видения мира и духовного мировосприя­тия. Он охотно обсуждал включение трансперсонального мыш­ления в политику и экономику. Для меня и Кристины эти два с половиной часа, которые мы провели в его обществе, стали не­забываемым событием.

Наше общение с Вацлавом Гавелом продолжилось в сентяб­ре 1994 года, когда мы проводили тренинг по холотропному ды­ханию в Покет Ранч, Джейсервилль, Калифорния. Рано утром мне позвонил Михал Зантовски, посол Чехии в США, который передал для меня весточку из Праги. Президент Гавел ехал в Ка­лифорнию, чтобы получить премию Джексона X. Ральстона от Стенфордского юридического института, и просил у меня раз­решения сослаться в своей речи на мою книгу «Холотропное со­знание», которую он только что прочел. Он также пригласил нас в качестве гостей на прием, даваемый в его честь главой Стенфордского университета, который был запланирован после его речи в Фрост-Амфитеатр. Я был очень тронут и не мог поверить, что президент Гавел спрашивает моего разрешения на то, что я счел большой честью для меня.

Желая побольше узнать о трансперсональной психологии, Вацлав Гавел потребовал, чтобы мы с Кристиной сидели за его столом, возможно, вызвав этим недовольство организаторов, по­скольку места за этим столом предназначались для универси­тетской элиты и главных спонсоров. После приема президент Гавел захотел ознакомиться с ночной жизнью Сан-Франциско, и особенно — послушать авангардную музыку, которая была его любимым хобби. В нашей небольшой компании были посол Чехии Михал Зантовски, певица Джоан Баэс Джейн Александер, председатель Национального фонда искусств. Мы закон­чили вечер в «Слимс» — одном из лучших ночных клубов стра­ны, расположенном в самом центре Сан-Франциско.

Открытый в 1988 году легендарным музыкантом ритм-энд-блюза Бозом Скаггзом, «Слимс» предлагал широкий спектр луч­шей американской музыки — блюз, ритм-энд-блюз, кахун, зидеко, джаз и все остальное. Вход охранял высокий крепкий че­ловек в черном кожаном жилете, с татуировками на обеих руках и «дредами» на голове. Закрывая вход своим огромным телом, он удивленно смотрел на нас — он явно не привык к посетите­лям, одетым таким образом. После приема в особняке ректора мы не стали переодеваться и потому выглядели просто потряса­юще, но когда охранник узнал Джоан Баэс, он улыбнулся и сде­лал шаг в сторону, пропуская нас в клуб.

Когда персонал кафе и музыканты поняли, что их новый гость — это Вацлав Гавел, они стали обращаться с ним, как с самым дорогим гостем и усадили за лучший столик. Мы прове­ли в «Слимс» около двух часов, слушая музыку и невероятные истории, которые рассказывал Вацлав Гавел. Джоан Баэс и Га­вел вспоминали о концерте Джоан в столице Словакии, Бра­тиславе, прошедшем еще тогда, когда в Чехословакии правили коммунисты. По этому случаю Джоан Баэс пригласила Гавела и нескольких его друзей-диссидентов подняться к ней на сцену. Они вызвали такую бурю аплодисментов у публики, что концерт превратился в антикоммунистическую демонстрацию, и чеш­ское телевидение прекратило его трансляцию.

Вацлав Гавел был не прочь выпить, и вскоре стал очень рас­кованным. Он поделился с нами несколькими веселыми исто­риями о том, как он начинал свою карьеру президента Чехосло­вакии, когда он и его друзья, которых он пригласил войти в со­став правительства, вынуждены были принимать важные по­литические решения, будучи довольно слабо подкованы политически. Но больше всего нам понравилась история о его визите в Кремль и встрече с Михаилом Горбачевым.

Будучи известным противником коммунизма, проведшим немалое время в тюрьме в те времена, когда Чехословакия еще контролировалась Советским Союзом, Вацлав Гавел захотел сде­лать что-то, что было бы воспринято Горбачевым как дружес­кий жест. Гавел вспомнил об очень красивой резной трубке, по­даренной ему американскими индейцами, которые нанесли ему визит некоторое время тому назад. Подарить ее Горбачеву было бы прекрасным символическим жестом. Хотя ему не хотелось расставаться с таким прекрасным произведением искусства, он решил взять трубку с собой в Россию.

Он прибыл в Кремль, чувствуя некоторую неловкость и даже легкое чувство страха по поводу того, что находится в бастионе своего давнего противника. Ходило множество слухов о том, с какой готовностью и умением кремлевские правители избав­лялись от своих врагов. Известная чешская шутка описывала процедуру, применявшуюся к коммунистическим лидерам, ко­торые попадали в немилость или переставали быть полезными системе. Процедура называлась «крымские купальни» или «крымские бани» и состояла в погружении клиента в ванну с крымской минералкой — два погружения и только одно всплы­тие.

Но встреча с Горбачевым прошла неожиданно хорошо, и мрачные предчувствия оказались напрасными: они вполне по-дружески обсудили различные вопросы, касавшиеся обеих стран. Когда беседа подошла к концу, Гавел достал большую церемониальную «трубку мира» и передал ее Горбачеву, объяс­нив, что это такое. К его огромному удивлению, Горбачев от­казался принять подарок. «Спасибо, но я не курю», — вежливо ответил он, полностью сведя на нет значение этого жеста при­мирения.

Эта история, рассказанная в неподражаемой манере Вацла­ва Гавела, всплывала каждый раз, когда мы с Кристиной вспо­минали о невероятном совпадении и последующей цепи собы­тий, которая привела этого примечательного человека в нашу жизнь.

ПОД ЗАКЛЯТЬЕМ САТУРНА
Смерть моей матери

Расписание моих лекций, семинаров и тренингов в самых раз­ных частях мира обычно составлялось в сотрудничестве с от­дельными людьми или организациями, которые принимали и организовывали эти мероприятия. В большинстве случаев я не имел ни малейшего отношения к выбору их тем, за исключени­ем предоставления списка названий моих возможных презента­ций с их кратким изложением. Именно так было создано и рас­писание моего европейского тура осенью 1992 года. Следует упо­мянуть о том, что расписание и маршрут для моего лекционного тура обычно составляется за год или даже полтора до самой по­ездки.

Мое европейское турне началось с шестидневного трениро­вочного модуля по холотропному дыханию и трансперсональ­ной психологии в Финдхорне, Шотландия. Тема этого модуля была предложена Кэри Спаркс, директором программы по хо­лотропному дыханию — «Смерть и умирание: психологические, философские и духовные перспективы». Причиной выбора по­добной темы был в первую очередь тот факт, что модуль с по­добной темой был в списке модулей по выбору для наших тре­нингов и некоторое время не проводился.

Я собирался посмотреть в Англии кое-какие достоприме­чательности после окончания модуля, а затем ехать в Герма­нию — проводить воскресный семинар в Мюнхене. Семинар в Германии был организован Бригиттой Асхауэр, нашим другом и сертифицированным ведущим холотропного дыхания. Темой для этого семинара она выбрала название одной из моих книг «Человек перед лицом смерти». Эта тема очень ее интересова­ла и, как она думала, должна быть интересна немецкой ауди­тории.

Случилось так, что Европейская ассоциация гуманистичес­кой психологии запланировала свою ежегодную встречу на не­делю, следующую за моим мюнхенским семинаром, и местом ее проведения был Гармиш-Партенкирхен, город, расположенный недалеко от Мюнхена. Организаторы узнали, что во время встре­чи я буду в тех краях, и попросили меня приехать в Гармиш-Партенкирхен в понедельник и прочитать на конференции лек­цию и провести семинар. Я согласился приехать и спросил, ка­кую тему, по их мнению, мне следует затронуть. «Вы проводили терапию с использованием психоделиков у пациентов в после­дних стадиях рака, а среди участников нашей конференции много врачей. Будет здорово, если вы остановитесь именно на этой теме», — ответили они.

Когда тур уже начался, несколько неожиданное развитие со­бытий сильно изменило мои первоначальные планы. Когда я был в Финдхорне, мне позвонила Джилл Перс, редактор выходящей в издательстве Thames and Hudson серии книг духовной направ­ленности под названием «Искусство и воображение» (в мягких обложках, но довольно высокого уровня). Когда-то давно мы с Кристиной внесли свой вклад в эту серию книгой под названи­ем «За пределами смерти: врата сознания». В то время я работал над еще одной книгой для подобной серии под названием «Кни­ги Мертвых: Руководство по жизни и смерти». Это была работа по изучению древних трактатов о смерти и умирании: тибетс­кой «Книги Мертвых» («Бардо тодрол»), египетской «Перт Эм Хру», ацтекской «Кодекс Борджиа», «Керамического кодекса» майя и европейской «Искусства умирания». Джилл сказала мне, сроки поджимают и на то, чтобы закончить книгу, у меня есть всего несколько дней. Она заставила меня отложить запланиро­ванный осмотр достопримечательностей и немедленно прибыть в Лондон, что я и сделал.

Следующие пять дней я провел в маленьком офисе Thames and Hudson, работая с раннего утра и до поздней ночи, дописы­вая свою будущую книгу, компонуя иллюстрации и соответству­ющие им заголовки. Все это время я провел в окружении эсха­тологической мифологии — гневные божества Тибета, египет­ские стражи врат подземного мира, мезоамериканские боги смерти и прочий хтонический зверинец, сцены суда над мерт­выми, ангелы и демоны, сражающиеся за душу умершего. Я за­кончил работу как раз вовремя, чтобы успеть на свой авиарейс в Мюнхен.

В результате этого неожиданного изменения планов я про­вел почти две недели полностью погруженным в тему смерти — шесть дней длился один из модулей тренинга в Финдхорне, пять дней работа над «Книгами Мертвых» в Лондоне и еше два дня — семинар в Мюнхене. Когда я лежал в постели у себя в номере после окончания мюнхенского семинара и наслаждался заслу­женным отдыхом, собираясь хорошо выспаться перед тем как отправиться на конференцию в Гармиш-Партенкирхене, зазво­нил телефон, и этот звонок внес еще один неожиданный эле­мент в мое путешествие по Европе.

Мне звонил секретарь моего брата Пола из его офиса в Ко­ролевской психиатрической больнице в Канаде. Он только что получил шокирующее известие из Чехословакии о том, что моя мать внезапно скончалась в своей квартире в Праге. Это было для нас полной неожиданностью, поскольку, несмотря на весь­ма почтенный возраст — 86 лет, — моя мать обладала прекрас­ным здоровьем. Как мы узнали позднее, за неделю до этого она прошла сессию холотропного дыхания, а в день своей смерти в 11:30 разговаривала по телефону со своими близкими друзьями, семейной парой, приглашая их на десерт. Когда они приехали к ней два часа спустя, мама была уже мертва.

Секретарь Пола дал мне номер телефона брата, который в это время был в гостинице в Берлине. Я должен был решить, стоит ли мне ехать в Гармиш-Партенкирхен; на конференции ожидалось более 700 участников, и мои лекция и семинар были одним из ключевых пунктов. После некоторого колебания мы с Полом решили, что я выполню свое обещание, в то время как Пол отправится в Прагу и сделает все необходимое для погребе­ния. А я задержусь в Праге после похорон и тоже сделаю все, что требуется. Пол должен был уехать на следующий день после по­хорон, поскольку его ждали срочные дела в Канаде.

Я прочел свою лекцию и провел семинар по смерти и умира­нию на конференции в Гармиш-Партенкирхене. В тот вечер не было прямого рейса из Мюнхена в Прагу, и я вынужден был вос­пользоваться ночным поездом. Я прибыл в Прагу утром, после ночи, проведенной в купе железнодорожного вагона и на такси добрался до кладбища. На заупокойной службе я мог в послед­ний раз увидеть свою мать, перед тем как ее тело будет кремиро­вано. Во второй половине дня прошли поминки, на которых присутствовали наши родственники, друзья и знакомые — мы делились воспоминаниями и рассказывали истории о моей ма­тери.

Следующие четыре дня, с помощью Кристины, которая к тому времени прилетела из Калифорнии, я выполнял печаль­ную обязанность, разбирая вещи матери и решая, что с ними делать. Это было для меня время воспоминаний и глубокой пе­чали. Пережив войну, мама была совершенно не способна изба­виться даже от тех вещей, которые стали бесполезны. Ее квар­тира была заполнена огромным количеством одежды, шляп, ко­шельков и сумочек, украшений и других свидетельств различ­ных периодов ее жизни. Многие из них для меня имели свой особый запах и ассоциировались с какими-либо воспоминани­ями, поэтому необходимость разбирать их была связана с боль­шим количеством эмоциональных потерь, и я чувствовал, что закончилась целая эра.

Когда я позднее обсуждал с Полом эту невероятную цепочку совпадений, он добавил к этой и без того богатой мозаике еще один интересный фрагмент. Как я уже говорил выше, в тот мо­мент, когда наша мать умерла, я находился в Мюнхене, а Пол — в Берлине. С тех самых пор, когда мы эмигрировали из Чехос­ловакии, это был второй случай за 25 лет, когда мы оба, и при­том одновременно, находились в Европе. Случилось так, что в день смерти матери Пол представлял в Берлине данные о смерт­ности маниакально-депрессивных пациентов, работу, за кото­рую позднее его группа получит премию Американского обще­ства суицидологии в Нью-Йорке.

Очень интересно было взглянуть на это стечение обстоя­тельств с астрологической точки зрения. Астрологи, несомнен­но, припишут большую часть произошедшего влиянию архети­па Сатурна, часто называемого Великим Злодеем. В своем нега­тивном аспекте Сатурн представляет недолговечность, старение, смерть, конечность вещей, потери, скорбь и депрессию. Мифо­логически Сатурн являлся римским божеством, часто сравни­ваемым с греческим богом Кроносом, Отцом Времени и Мрач­ным Жнецом. Астрологи говорят об архетипических циклах Сатурна, которые длятся от двадцати девяти до тридцати лет — срок, необходимый Сатурну для полного оборота вокруг Солн­ца и возвращения в то место, где он находился в тот момент, когда мы родились. Время возвращения Сатурна обычно является вре­менем глобального завершения.

До этого я дважды посещал Прагу во время своего второго возвращения Сатурна. Мой первый визит совпал с празднова­нием семидесятой годовщины создания Чехословакии (в 1918 году). Большая пешеходная зона (Na pfikopech), прилегающая κ известной Вацлавской площади, была расчерчена двумя ря­дами высоких цилиндрических колонн, оклеенных увеличен­ными газетными вырезками из разных периодов истории Че­хословакии. Они располагались в хронологическом порядке, так что, проходя мимо и читая текст, я буквально просматри­вал и воскрешал в памяти наиболее значительные события сво­ей жизни.

Причиной моего второго визита в июне 1992 года стала Меж­дународная трансперсональная конференция, проходившая под названием «Наука, духовность и глобальньдй кризис: движение к миру с будущим», на которой мы с Кристиной были коорди­наторами программы. Это время было для меня моментом боль­шого завершения. В 1960-х годах я начал свои независимые ис­следования в области психоделиков в Праге и вот теперь, трид­цать лет спустя, я привез в Прагу трансперсональную психоло­гию и холотропное дыхание, плоды многолетней работы. Три недели погружения в смерть, от начала тренинга в Финдхорне и до конца моего пребывания в Праге, казались неотъемлемой частью моего второго возвращения Сатурна и его завершения.

БЛАГОСЛОВЕНИЕ БОГОВ
Дон Хосе Мацува и церемония призывания дождя индейцев уичоли

В наши первые годы жизни в Эсалене мы познакомились с Премом Дасом, молодым американцем из Сан-Хосе, ко­торый продавал в Эсалене артефакты индейцев племени уичоли из северной части центральной Мексики. Все они были созда­ны под влиянием видений, вызванных приемом пейота во вре­мя религиозных церемоний, и среди них были вышивки цвет­ными нитями, изображавшие мифологические мотивы, резные деревянные животные и сосуды из выдолбленных и высушен­ных тыкв с затейливыми украшениями из бус, «Глаза богов» и молитвенные стрелы. Он также предлагал богато расшитые ру­башки, брюки, платья, пояса и браслеты. В то время когда Прем Дас появился в Эсалене, он жил в Мексике, в деревне индейцев уичоли недалеко от Тепика, столицы штата Наярит, и был уче­ником дона Хосе Мацувы, выдающегося столетнего шамана.

Мы узнали, что духовная история Према Даса была очень интересна. Когда ему было одиннадцать лет, он принимал учас­тие в экспериментах, проводимых лабораторией исследований гипноза Стенфордского университета. Руководил исследовани­ями Эрнест Р. Хилгард. Хотя намерением Хилгарда было всего лишь изучить воздействие гипноза на детей, во время одной из сессий Прем Дас испытал сильные мистические переживания, пробудившие в нем глубокий интерес к духовному поиску. Преж­де чем ему исполнилось двадцать, он добрался до Индии и изу­чал агни-йогу у Харидас-Бабы, гуру, известного своим обетом молчания. Именно Харидас-Баба дал юноше имя Прем Дас.

После возвращения в США Прем Дас отправился в Мекси­ку и, когда прибыл в Тепик, он увидел сотканную из цветных ниток картину — путешествие шамана, или мараакаме, в сол­нечное царство. Тропа шамана на картине была отмечена семью цветами и сильно напомнила Прему Дасу индийскую систему чакр. Зачарованный этим совпадением, Прем Дас решил выяс­нить, где сделана картина, — он был уверен, что люди, сделав­шие эту картину, должны иметь систему верований, сходную с кундалини-йогой. Поиски привели Према Даса в деревню ин­дейцев уичоли, где он нашел дона Хосе и был принят в ученики. Главным духовным проводником индейцев уичоли и главным инструментом обучения у дона Хосе был пейот, галлюциноген­ный кактус, именовавшийся у ботаников Lophophora Williamsii или Anhalonium Lewinii.

Прем Дас описал нам всю трагичность положения индейцев племени уичоли. Эти люди, потомки ацтеков, жили небольши­ми сообществами, разбросанными по каньонам и долинам труд­нопроходимых гор Сьерра-Мадре в штатах Халиско и Наярит. Они были земледельцами, выращивали зерно, бобы и перец чили на пологих склонах гор. Уичоли были представителями и хра­нителями древних доиспанских традиций своего далекого про­шлого, которые они пытаются сохранить и защитить от различ­ного внешнего влияния. Они называют себя «вишалика» («це­лители») и верят, что проведение соответствующих церемоний жизненно необходимо для исцеления Земли и поддержания ес­тественного баланса в природе. Уичоли благополучно противо­стояли вторжению испанских конкистадоров и теперь старают­ся сохранить свою культуру, несмотря на все возрастающую аг­рессивность их соседей-мексиканцев.

В 1970-е годы мексиканское правительство, стремясь интег­рировать все аборигенные народы в единое общество, открыло школы, клиники и сельскохозяйственные станции, чтобы по­знакомить уичолей с достижениями современной культуры. С тех самых пор небольшие самолеты стали доставлять турис­тов и представителей власти в самые отдаленные районы Сьер­ра-Мадре. Фермеры жаждут заполучить высокогорные травяные плато, на которых живут уичоли, для того чтобы пасти там свои все увеличивающиеся стада скота. Христианские миссионеры и религиозные фанатики предприняли множество попыток обра­щения «язычников». Молодое поколение индейцев подверже­но соблазнам потребительского общества, таким, как телевиде­ние, радио, мотоциклы и алкогольные напитки.

Развитие мексиканского общества вступило также в серьез­ное противоречие с очень важным элементом ритуальной жиз­ни уичолей. Свою главную святыню, пейот, они добывали в сво­ем ежегодном паломничестве в Вирикуту («Страну Цветов»), их духовный дом, расположенный на западных склонах горной цепи Каторсе. Этот путь в 500 км длиной нужно проделать пеш­ком, а те, кто отправляется туда в первый раз, идут еще и с завя­занными глазами. Согласно истории, которой уже несколько тысяч лет, Вирикута — это земля, где были созданы уичоли и где их потомки, стоя на Серро-Кемадо, Обожженном Холме, стали свидетелями рождения Солнца; здесь также произошла первая охота на оленя.

Уичоли верят, что пейот вырастает там, куда ступает нога духа-оленя, Кауюмаре, и они собирают священный кактус, изоб­ражая охоту на оленя. Во время путешествия в Вирикуту они при­нимают пейот в ритуальных целях и собирают его в таком коли­честве, которого им хватает на весь год. Частное землевладение и система изгородей подрывают мистичность этого события, заставляя индейцев использовать для паломничества автомоби­ли и современные дороги.

Последняя атака промышленной цивилизации особенно па­губно сказалась на деревне, в которой жил Прем Дас. С незапа­мятных времен основными продуктами, которые производили уичоли, были зерно и бобы, комбинация которых составляла прекрасно сбалансированную диету. Для того чтобы увеличить производство зерна, мексиканское правительство ввезло на зем­ли индейцев гербициды, после чего на этой земле стало невоз­можно выращивать бобы, и это заставило уичолей покупать бобы на рынке. Но когда рыночные цены на бобы увеличились втрое, этот продукт стал для индейцев недоступен, и у лишенных при­вычной пищи детей начались проблемы со здоровьем.

Услышав об этом, мы решили, что поможем уичолям выжить и сохранить их культуру и духовную жизнь. С помощью Према Даса мы связались с их шаманами и мастерами, и этот контакт стал взаимовыгодным для обеих сторон. Прем Дас регулярно привозил из Мексики своего учителя дона Хосе и других шама­нов в качестве гостей на наши месячные семинары. Они регу­лярно привозили большое количество великолепных произве­дений индейских мастеров, которые очень высоко ценились обитателями Эсалена, участниками семинаров и гостями. Этот обмен сильно обогатил нашу программу и дал достаточно средств для закупки необходимого количества бобов для индейцев.

Для нас же основной выгодой данного предприятия стала возможность встречи с доном Хосе, чтимым шаманом уичоли, или мараакаме, и провести с ним некоторое время. Во время его визитов в Биг Сур дон Хосе регулярно останавливался в нашем доме в качестве гостя. Он был одним из самых выдающихся ду­ховных учителей и людей, каких я когда-либо знал. Когда мы впервые с ним встретились, дону Хосе было уже больше ста лет. У него была только одна рука — вторую он потерял еще мальчи­ком во время рыбалки, а неудачный удар мачете стоил ему двух пальцев на оставшейся руке. И, несмотря на это, он сам каждый год выращивал пять тонн зерна и полагал, что лучшая гарантия отменного здоровья и долголетия — это каждый день как следу­ет попотеть. Его жизненная сила была поразительной: он ходил по горам с такой скоростью, что Прем Дас, молодой и физичес­ки развитый человек, еще не отпраздновавший свое тридцати­летие, с трудом за ним поспевал. Несмотря на свой возраст, он активно интересовался сексом и постоянно уделял внимание женщинам, участвовавшим в наших семинарах.

Ночные церемонии, которые проводил дон Хосе, были дей­ствительно незабываемым событием. Он проводил их в огром­ной шляпе и национальном индейском костюме, богато расши­тых и украшенных замысловатым геометрическим орнаментом и священными символами его племени — оленьим духом Кауюмари, прапрадедом Огня Татевари, кактусом-пейотом хикури, двуглавым орлом, представлявшим способность шамана видеть во всех направлениях сразу, и многими другими. Каждый раз перед церемонией дон Хосе принимал большую дозу пейота, который помогал ему преодолеть ограничения обычного чув­ственного восприятия и «видеть мысленным взором и сердцем Великого Духа взаимосвязь вещей, видимых и невидимых».

Несмотря на то что принятая им доза пейота была весьма значительной дон Хосе проводил ритуалы и вмешательство це­лителя с безукоризненной точностью, держа свою молитвенную стрелу с индюшачьими и орлиными перьями в трех оставшихся пальцах, и часами мелодично и завораживающе распевая свя­щенные гимны. Прем Дас аккомпанировал ему либо ритмич­ными ударами барабана, либо игрой на изготовленном вручную деревянном струнном инструменте, а группа поддерживала их звуком трещоток, сделанных из тыкв и сушеных бобов. Дон Хосе обладал непревзойденной способностью балансировать между священным и земным. Во время пения он был необычайно се­рьезен и создавал торжественную и мистическую атмосферу, но в перерывах его озорная половина одерживала вверх: он смеял­ся и обменивался с Премом Дасом веселыми, а подчас и непри­личными шутками.

Самая невероятная и запоминающаяся церемония была про­ведена доном Хосе в Большом доме Эсалена в конце 1970-х, в самый разгар катастрофической калифорнийской засухи, длив­шейся в течение нескольких лет. Все это время недостаток воды был критическим, сельское хозяйство Калифорнии оказалось под угрозой, и даже люди, жившие в богатых домах, не имели достаточно воды для туалета и мытья посуды. В самом начале церемонии один из участников сказал дону Хосе: «Раз в Кали­форнии царит такая ужасная засуха, может быть, стоит провес­ти церемонию вызывания дождя?» Все присутствующие воспри­няли это как шутку — все, кроме дона Хосе.

Для тех из нас, кто не понимал, о чем поет дон Хосе на языке уичолей, эта церемония ничем не отличалась от тех, которые мы проводили прежде. Она длилась всю ночь — целая ночь пения, барабанного боя и музыки, всего лишь с несколькими переры­вами. В середине церемонии Прем Дас повел всех присутствую­щих в Танце Оленя, во время которого мы двигались вокруг ком­наты, сочетая движение вперед с вращением корпуса вокруг вер­тикальной оси. На рассвете дон Хосе достал из своей санитар­ной сумки большую раковину морского ушка и хвост кролика и пригласил нас спуститься к океану, чтобы обрести лимпьесу (очищение) и принести океану жертвы в благодарность за хоро­шую церемонию.

Мы вышли из Большого дома на поросшие кипарисами уте­сы побережья Биг Сур, по-прежнему под впечатлением церемо­нии. Зрелище подсвеченного лучами восходящего солнца Ти­хого океана захватывало дух и подавляло. В то время как вся груп­па молча застыла, созерцая этот потрясающий вид, кто-то заме­тил, что начал моросить дождь. «Невероятно... немыслимо... фантастика...» — так выглядела реакция на дождь во время ужас­ной засухи, но дон Хосе был совершенно спокоен. «Это купури, благословение богов, — сказал он. — Это бывает всегда и озна­чает, что мы провели хорошую церемонию».

По мере того как мы спускались вниз по каменным ступе­ням, моросящий дождь усиливался. Дон Хосе спустился на бе­рег и остановился на плоском камне, примерно в десяти футах над поверхностью воды. Он положил свое пожертвование на скалу у своих ног и начал петь. В тот день поверхность океана была очень спокойной, но, после нескольких'минут звучания этой молитвы, мы с удивлением заметили, что на его поверхно­сти возникла одна гигантская волна и быстро направилась к той скале, на которой стоял дон Хосе. Эта огромная масса воды дол­жна была обрушиться на скалу с огромной силой, но вдруг сфор­мировала на самом краю небольшой спиральный гребешок, ко­торый слизнул со скалы подношения, даже не коснувшись ног дона Хосе. Ни у кого из видевших это не возникло и тени со­мнения, что этот потрясающий мараакаме взаимодействовал с океаном как с живым существом, и тот ответил ему, приняв его подношение.

Дон Хосе наполнил раковину морского ушка морской во­дой и, погрузив в нее хвост кролика, благословлял одного члена группы за другим. К тому времени когда благословение закон­чилось, дождь уже лил как из ведра, и мы промокли насквозь, получив и другого рода очищение. Когда мы вскарабкались об­ратно на холм, мы принялись танцевать на лужайке под дождем прямо перед Большим домом, вокруг прекрасного эвкалипта — некоторые даже скинули всю одежду. Может быть, для среднего американца это и достаточно необычно, но для Эсалена, извест­ного своим культом тела и совместными купаниями, это было вполне естественно. Мы были в восторге от того, что только что пережили.

Когда мы позднее рассказали об этом Джозефу Кемпбеллу, он поделился с нами похожей историей из собственной жизни. Несколько лет тому назад он был приглашен на церемонию при­зывания дождя в резервацию индейцев навахо в штате Нью-Мек­сико. Как и наша, ойа проходила во время жестокой засухи. Ког­да они прибыли к месту проведения обряда и ритуал начался, небо было голубым и без единого облачка. Джозеф утверждал, что его поразили напрасные попытки шамана навахо, который очень решительно выполнял действия, выглядевшие весьма глу­по. Совершенно не обращая внимания на реакцию окружающих его людей, он продолжал петь и бить в барабан, и постепенно на горизонте стали скапливаться темные тучи и быстро двигаться по направлению к тому месту, где проводилась церемония. И прежде чем церемония подошла к концу, скептически настро­енные зрители промокли насквозь.

Когда я позднее размышлял о верованиях аборигенов в по­добную церемониальную магию, я вынужден был признать, что положительные результаты подобных церемоний не должны нас удивлять. Аборигены, хотя и не слишком сведущи в техно­логии, но отнюдь не глупы. Трудно поверить, что они продол­жали бы почитать шаманов, если бы те проводили церемонию за церемонией без какого-либо видимого результата. Поскольку традиция церемоний призывания дождя продолжается, они должны заканчиваться успешно в значительном количестве случаев, но это не означает, что дождь и церемония призыва­ния были жестко взаимосвязаны. Как мы уже видели из других историй, изложенных в этой книге, законы синхронии играют в мировой системе вещей, случайную, но весьма значительную роль.

ШРИ ЯНТРА В ОРЕГОНСКОЙ ПУСТЫНЕ
Визит НЛО или впечатляющая мистификация?

В 1989 году мы с Кристиной организовали конференцию Международной трансперсональной ассоциации в Юджи­не, штат Орегон, названную «Мистический поиск, привязан­ность и привыкание». Как выяснилось позднее, она стала фо­кусом нескольких интересных совпадений. В то время я был глубоко погружен в изучение НЛО, контактов и похищений инопланетянами. Моя заинтересованность этой темой была подсказана наблюдением за теми, кто пережил похищение НЛО, на сессиях моих клиентов с применением психоделиков, сессиях холотропного дыхания у участников наших семинаров и тренингов и психодуховных кризисов у людей, с которыми я работал. Моя собственная встреча с тем, что можно считать инопланетным разумом, произошла в Рио-де-Жанейро на сес­сии с применением кетамина и внесла свой вклад в мой инте­рес к этой области.

С тех пор как в 1947 году Кеннет Арнольд впервые увидел «неопознанные летающие объекты» в форме диска недалеко от вулкана Рейнир в Орегоне, НЛО и различные формы контак­тов и похищений инопланетянами принадлежат к числу наи­более загадочных и противоречивых феноменов нашего вре­мени. В результате моих собственных наблюдений и изучения уфологической литературы я довольно быстро понял, что от­ношение традиционной науки к этому явлению упрощенное и неадекватное. Подобно опытным исследователям НЛО, таким как Жак Балле и Аллен Гинек, я пришел к заключению, что мы имеем дело с тем, что представляет собой истинные анома­лии и бросает серьезный вызов нашим устоявшимся концеп­циям реальности.

Я убедился, что два альтернативных объяснения, предлагае­мых материалистической наукой — галлюцинации психотичес­ких индивидуумов и неправильная интерпретация некоторых природных или сделанных людьми объектов, — были болезнен­но неадекватными попытками понять природу этих невероят­ных переживаний. Я также чувствовал, что мы вряд ли имеем дело с настоящими визитами физически неземных существ, — у нас достаточно информации о планетах Солнечной системы от беспилотных космических зондов, чтобы понять, что они не подходят для проживания подобных созданий. А следующим возможным местом их обитания может быть Проксима Центав­ра, находящаяся в 4,3 светового года от нас. Путешествие к по­добной цели придется вести со скоростью приближающейся или превышающей скорость света или с использованием гиперпро­странственного прыжка.

Я пришел к выводу, что встречи с НЛО представляют со­бой явления suigeneric, аномальные явления, представляющие собой принципиальный вызов основной научной парадигме и требуют принципиально иного объяснения. С большим инте­ресом я прочитал книгу Карла-Густава Юнга «Летающие тарел­ки: современный миф о небесных знамениях» (1964). В ней Юнг рассматривал все сообщения о чем-либо, что напомина­ло бы НЛО, за всю историю человечества и предположил, что эти случаи могут быть проявлениями, возникающими в мире образов коллективного бессознательного. Юнг считает, что эти видения не являются ни галлюцинациями, ни восприятием материальной реальности, но принадлежат к сумеречной зоне между сознанием и миром материи. Таким образом, Юнг от­нес феномен НЛО к области исследования сознания и транс­персональной психологии. Эти доводы показались мне убеди­тельными, и, кроме того, они оправдывали мой интерес к этой проблеме.

Мы составили расписание наших тренингов для ведущих холотропного дыхания таким образом, чтобы они непосредствен­но предшествовали Юджинской конференции в центре Холлихок-Фарм на острове Кортес-Айленд, расположенном в аквато­рии Ванкуверского залива, и чтобы я смог включить оба направ­ления в маршрут одного самолета. Цепочка совпадений началась тогда, когда я летел из Сан-Франциско в Сиэтл, по дороге на Кортес-Айленд. Я читал книгу Уитли Стрибера «Сопричаст­ность» («Communion»), описывающую его опыт общения с не­земными существами (1987). Одна из четырехсот с лишним стра­ниц, вставленная в середину книги, давала общую информацию о НЛО; остальные посвящены личному опыту Стрибера.

В тот самый момент, когда я читал описание самой первой встречи Кеннета Арнольда с НЛО близ Рейнира, по радио про­звучал голос пилота, сообщающий, что фантастическая покры­тая снегом гора справа от нас и есть вулкан Рейнир. Это совпа­дение произвело на меня большое впечатление, поскольку эта гора упоминалась всего один раз. Мы приземлились в Сиэтле, такси доставило меня в гавань, где я поднялся на борт малень­кого гидроплана — нам предстоял захватывающий перелет на Кортес-Айленд, над сотнями небольших островов и островков Ванкуверского залива. Первым человеком, которого я встре­тил в Холлихок-Фарм, был Джон Мэк, известный гарвардский психиатр и психоаналитик, который участвовал в нашем тре­нинге.

— Стен, мне нужно с вами поговорить, — сказал он сразу, как только мы поприветствовали друг друга. — Вы были совер­шенно правы. Я заглянул в эти свидетельства о похищениях людей НЛО, и это потрясающий материал!

Джон имел в виду разговор, который состоялся между нами не так давно в институте Покет-Ранч в Гизервилле, Калифор­ния, о работе Кита Томпсона, озаглавленной «Ангелы, иноп­ланетяне и архетипы» («Angels, Aliens, and Archetypes»), кото­рую мы с Кристиной собирались включить в нашу книгу «Ду­ховный кризис». В своей статье Кит сравнивает ситуации с по­хищением инопланетянами с инициациями обряда перехода у аборигенов.

Во время того разговора в Покет-Ранч Джон весьма скепти­чески отнесся к этой идее, и я попытался убедить его, что фено­мен НЛО представляет собой серьезный вызов существующей парадигме психиатрии и заслуживает серьезного изучения. Слу­шая комментарии Джона, я гадал, что могло произойти за не­сколько месяцев и заставило его изменить свое мнение. Мы сели на берегу океана, и Джон рассказал мне, что Бланш, одна из на­ших коллег, познакомила его со своим нью-йоркским другом Бадом Хопкинсом, посвятившим себя изучению НЛО. Джон, строгий, но честный и непредвзятый ученый, был поражен теми доказательствами, которые привел ему Бад.

Бад собрал материалы о многих сотнях похищенных ино­планетянами в разных частях света, большая часть которых ни­когда не встречалась друг с другом. Многие из них живут вдале­ке от больпшх городов и к тому же полностью безграмотны, и все же между сообщениями есть очень много общего, например механизм похищения, особые черты облика инопланетян и их кораблей, мистические символы, украшавшие стены инопланет­ных судов, и природа процедуры, которой подвергались похи­щенные. Вдохновленный итогами этого визита, Джон начал соб­ственное независимое исследование и был поражен и заинтри­гован тем, что обнаружил.

Должен упомянуть, что в последующие годы Джон опубли­ковал свои находки в книгах «Похищения» (Мэк, 1994) и «Пас­порт во вселенную» (Мэк, 1999). Его исследования широко ос­вещались прессой и дали Джону возможность поучаствовать во всех главных американских телевизионных ток-шоу. Вспых­нувшая в результате дискуссия едва не стоила Джону его долж­ности в Гарварде и судебного процесса, съевшего значитель­ную часть тех денег, которые он получил с продаж этой книги. Выиграв тяжбу с Гарвардом, Джон основал «Пирс», организа­цию, изучающую аномальные явления, которые бросают вы­зов текущей научной парадигме. В сентябре 2004 года жизнь Джона и его научная карьера были безвременно прерваны тра­гическим происшествием — когда Джон приехал на конферен­цию в Лондон, при переходе через улицу его сбил пьяный во­дитель грузовика.

А тогда, на тренинге в Холлихоке, обсуждение темы похи­щений инопланетянами быстро охватило всех участников и ос­тавалось актуальным до самого нашего отъезда. Обсуждение до­стигло пика, когда на сцене появились Энн и Джим Армстронг, наши гости. Энн была известна своей способностью передавать психическую информацию по любой конкретной теме, касалась ли она личной жизни людей, событий культуры, истории чело­вечества или научных проблем. В этой ситуации группа приня­ла единодушное решение попросить Энн прочитать лекцию по феномену НЛО. Лекция длилась больше часа; в ходе нее Энн предложила нам интересную перспективу и множество уникаль­ных прозрений, касающихся летающих блюдец, инопланетян и похищений людей НЛО.

Когда тренинг закончился, мы с Кристиной вылетели в Си­этл на Международную трансперсональную конференцию. На второй день конференции газета «Oregon Herald» опубликовала удивительное сообщение об одном открытии, которое пилот са­молета сделал в пустыне Орегон. Пролетая над пустыней, он за­метил примечательный рисунок, как бы вырезанный на повер­хности земли. Это оказалось прекрасно выполненное изобра­жение Шри Янтры, наиболее священного символа тантры, од­ной из самых древних индийских духовных традиций. Изображение оказалось огромным, охватывающим территорию, по площади равную четырем футбольным полям!

«Янтра» — санскритское слово, буквально означающее «по­мощь» или «инструмент». Янтры — это абстрактные диаграм­мы, изображения различных божеств, составленные из основ­ных геометрических фигур — точек, линий, кругов, треугольни­ков, квадратов и стилизованных цветков лотоса. Эти фигуры со­седствуют, пересекаются, комбинируются и гармонично сочетаются. Согласно тантрараджа-тантре, существует 960 янтр, каждая из которых представляет конкретное божество или его конкретный аспект. Шри Янтра, самая древняя и выдающаяся из них, состоит из девяти пересекающихся треугольников, че­тырех направленных вершиной вверх и пяти — вниз. Она пред­ставляет союз Шивы и Шакти, космическое поле в творении и различные стадии схождения Шакти к проявлению.

В центре пересечения треугольников находится махабинду, точка, представляющая одновременно источник творения и трансцендентность всех противоположностей и окончательную интеграцию в конце духовного путешествия. Пересекающиеся треугольники окружены концентрическими окружностями, ук­рашенными лепестками лотоса. Внешний слой этой сложной ди­аграммы квадратный, с Т-образными воротами в каждой сторо­не квадрата. Этот детально разработанный и сложный духовный символ был выполнен в пустыне Орегон с математической точ­ностью и в невероятном масштабе. Составляющие ее борозды абсолютно ровны на всем протяжении диаграммы и их глубина составляет четыре дюйма.

Когда исследователи, отреагировав на доклад пилота, при­были на место, они были поражены тем, что изображение яв­ляется очень древним и абсолютно неповрежденным. К нему не вели ни отпечатки следов колес автомобилей, ни следы че­ловеческих ног. Репортер из газеты, написавший об этом ста­тью, проведя небольшое расследование, выяснил, что воспро­изведение подобного изображения в том же самом масштабе и с той же точностью стоило бы около 100 ООО долларов. Проис­хождение и цель создания подобного потрясающего объекта является тайной и, насколько я знаю, остается таковой до сего дня. В статье была проведена параллель с кругами, время от времени мистическим образом возникающими на полях в раз­ных местах Европы, и сказано, что большинство людей счита­ет, что это изображение в пустыне Орегон — результат визита инопланетян.

Это стало кульминацией в целой серии случаев, имеющих отношение к НЛО и инопланетянам. Правда, для нас с Кристи­ной это событие имело интересный личный оборот. Во время наших даршанов со Свами Муктанандой он часто в шутку обра­щался к нам как к Шиве и Шакти. И именно тогда, когда мы завтракали на большой международной конференции, в сосед­ней пустыне был найден символ, представляющий союз этих двух божеств. В то время как мы сами пытались истолковывать подобные совпадения в свете теории синхронии Юнга, многие приверженцы сиддха-йоги предпочитали рассматривать Свами Муктананду как кукловода вселенского масштаба. Они были уверены, что он совершенно сознательно и намеренно органи­зовывал для своих последователей благоприятные события и стечения обстоятельств. Некоторые из них, принимавшие учас­тие в конференции, решили, что знак Шри Янтры в Орегонс­кой пустыне — тоже его рук дело. Они специально зашли к нам, чтобы поделиться с нами своей уверенностью в том, что этим Баба дает нам понять, что благословляет конференцию.

УРОК ПРОЩЕНИЯ
Церемония с пейотом у индейцев потаватоми

Как психиатр, ежедневно сталкивающийся с эмоциональны­ми проблемами, отравляющими людям жизнь, я хорошо знаком с деструктивными и саморазрушающими моделями, ко­торые, словно проклятья, передаются из поколения в поколе­ние на всем протяжении истории. Психологические травмы, которые пережили родители, развиваясь в своей родной семье, оставляли травмы в эмоциональной сфере и не позволяли адек­ватно действовать в качестве мужей, жен, отцов и матерей, в ре­зультате чего наносили эмоциональные травмы своим детям. Ра­зорвать этот порочный круг — одна из основных задач совре­менной психологии и психиатрии.

Похожая модель более высокого порядка действует на кол­лективном уровне и отравляет отношения между целыми стра­нами и народами. Необузданное насилие и ненасытная алчность, два опасных порока человеческой природы, в прошлом вызыва­ли бесчисленные кровавые войны и революции и порождали без­мерные страдания. Память о боли и несправедливости, причи­ненных различными врагами в истории народа, веками хранит­ся в коллективном бессознательном этих народов и окрашивает их взаимоотношения друг с другом в далеко не радужные цвета. Неразрешенные и непрощенные обиды, старые душевные раны продолжают множить новое насилие.

В ходе истории человечества роли различных народов и их взаимоотношения друг с другом постоянно менялись, и весьма причудливо. Если взять внешние, поверхностные явления, аль­янсы и междоусобицы приходили и уходили, но память о глубо­ких ранах и, в результате, предвзятое отношение оставались. Во время Второй мировой войны Германия, Япония и Италия — так называемые «осевые державы» — были врагами США, в то время как Советский Союз был важным союзником. После войны по­литическая картина резко изменилась: Япония и Италия стали нашими друзьями, а Советский Союз — врагом номер один. Си­туация с Германией стала куда более сложной — Западная Герма­ния была союзником, а Восточная — членом враждебного лагеря.

В XX веке главным противником для Великобритании и Франции была Германия, и они поддерживали вполне прилич­ные отношения между собой, хотя за несколько веков до этого были заклятыми врагами. В другой момент истории главным противником Англии была Испания, а России — Франция. Ис­пания воевала с Голландией, Россия — со Швецией и т. д. В дет­стве и юности я был свидетелем ужасов немецкой оккупации Че­хословакии, а позднее — беспощадный просталинский режим, навязанный нам Советским Союзом, и я знаю, что у меня весь­ма личное отношение к этой проблеме.

С самого раннего детства я ненавидел любые границы и все, что с ними связано: башни с пулеметами, колючую проволоку, минные поля и солдат с собаками, которые все это охраняют. Это отвращение распространялось даже на куда более цивили­зованные формы границ в странах свободного мира, с их тамо­женниками, визами и пошлинами. Я часто мечтал о Соединен­ных Штатах Европы, о будущем, в котором все народы Европы смогут жить и мирно сосуществовать. Позднее это видение рас­пространилось на всю планету. Мне нравилось представлять себе будущее, когда человечество преодолеет все расовые, сексуаль­ные, национальные, культурные, политические и экономичес­кие принципы деления и создаст мировое сообщество. Однако я достаточно полно осознаю сложность проблем, чтобы пони­мать, что для нашей планеты это не очень правдоподобный сце­нарий.

После такого несколько пессимистичного вступления я не прочь рассказать один эпизод из моей собственной жизни, ко­торый, несмотря на мрачность общей ситуации, дал мне неко­торую надежду на наше лучшее будущее. Это был опыт глубоко­го исцеления и трансформации, который имел место много лет тому назад в группе людей, с которыми я разделил необычное состояние сознания. Хотя это произошло уже более тридцати лет тому назад, я по-прежнему готов расплакаться, говоря или ду­мая об этом. Это событие показало мне всю глубину проблем, с которыми мы сталкиваемся в этом мире, где много веков нена­висть передавалась из поколения в поколение. Однако это так­же придало мне надежды и веры в возможность избавления от этого проклятия и уничтожения всех барьеров, которые отделя­ют нас друг от друга.

В конце 1960 — начале 1970-х годов я принимал участие в спонсируемой правительством исследовательской программе Мэрилендского центра психиатрических исследований в Бал­тиморе по исследованию потенциала терапии с использовани­ем психоделиков. Одним из наших проектов была программа тренинга для психиатров и других специалистов, работающих в области ментального здоровья. Эта программа давала возмож­ность психиатрам, психологам, социальным работникам и свя­щенникам, осуществляющим пасторский надзор, с обучающей целью получить три сессии с высокой дозой ЛСД. Одним из уча­стников программы был Кеннет Годфри, психиатр из больни­цы города Топика, штат Канзас. Кен и сам был одним из пионе­ров исследования психоделиков, проводя сессии с клиентами, но в его программе не было резерва для его собственных сессий. Я был консультантом на трех его сессиях в нашем институте, и за это время мы стали близкими друзьями. И Кен, и его жена были коренными американцами, и их духовная связь с традициями родного племени и его старейшинами была очень глубокой.

Еще в Чехословакии я читал о Церкви коренных американс­ких народов, синкретической религии, сочетавшей индейские и христианские элементы и использующей во время церемоний священный мексиканский кактус пейот. Мне очень захотелось самому поучаствовать в церемонии с пейотом, что дало бы воз­можность сравнить терапевтическое использование психодели­ков с использованием их же в контексте ритуала. После того как я приехал в США, я искал подобную возможность, но без осо­бого успеха.

Во время обсуждения последней из трех сессий Кена мне пришло в голову, что у Кена могут быть какие-то знакомые в индейской церкви, и он поможет мне найти группу, которая позволит мне принять участие какой-нибудь церемонии. Кен пообещал обсудить этот вопрос с Джоном Митчеллом, извест­ным «дорожным вождем» потаватоми или, проще говоря, руко­водителем священных церемоний, который был его близким другом. Несколько дней спустя Кен позвонил мне и сообщил, что у него есть хорошие новости. Джон Митчелл не только при­глашал меня на свою церемонию с пейотом, но и предложил мне привести еще несколько человек.

В следующие выходные пятеро из нас вылетели из Балтимо­ра в Топику, штат Канзас. В группу входили специалист по музыкотерапии Хелен Бонни, ее сестра, психотерапевт Боб Лихай, профессор религиоведения Уолтер Хьюстон Кларк и я. В аэро­порту Топики мы взяли такси и углубились в канзасскую пре­рию. Там, где-то в самой глуши, стояло несколько вигвамов, обозначая собой место проведения священной церемонии. Сол­нце уже садилось, и ритуал вот-вот должен был начаться, но, прежде чем принять в ней участие, его должны были одобрить остальные участники, среди которых были только индейцы. Нам пришлось пережить весьма эмоциональный, но отнюдь не теп­лый прием.

Индейцы очень эмоционально вспоминали полную боли ис­торию вторжения и завоевания белыми Америки — геноцид ин­дейцев и насилие над их женщинами, захват их земель, бессмыс­ленную резню бизонов и прочие зверства. После пары часов по­добной беседы эмоции поутихли, и один за другим индейцы со­гласились на наше участие в церемонии. В конце концов, остался только один человек, который яростно противился нашему при­сутствию, — высокий, с очень темной кожей и очень угрюмый. Его ненависть ко всем белым без исключения была безмерной.

Потребовалось много времени и аргументов со стороны его соплеменников, которые были подавлены тем, что церемония все откладывается, чтобы он неохотно, но согласился на наше участие в церемонии. Наконец, все проблемы были решены, или, по крайней мере, так казалось, и мы все собрались в большом вигваме. Священная церемония началась с зажигания огня. Мы глотали бутоны пейота и передавали по кругу посох и барабан. Согласно обычаю, тот, у кого находился посох, может спеть пес­ню или что-то сказать, была также возможность просто пере­дать посох другому.

Тот угрюмый человек, который противился нашему участию в церемонии, сидел напротив меня, прислонившись к одной из жердей вигвама. Он излучал раздражение и враждебность, и каж­дому было ясно, что он пребывает в самом дурном настроении. В то время как остальные всем сердцем участвовали в церемо­нии, он оставался отстраненным и равнодушным. Каждый раз, когда посох и барабан снова оказывались у него, он с раздраже­нием передавал их дальше. Мое восприятие окружающего было усилено влиянием пейота, и тот человек был больным местом в моей картине мира — мне все больнее было смотреть в его сто­рону. Его ненависть словно излучалась из глаз, подобно ярким лазерным лучам поглощая меня и наполняя собой весь вигвам. Он смог сохранить это мятежное настроение на протяжении всей церемонии.

Наступало утро, и, незадолго до восхода солнца, мы должны были передать посох и барабан в последний раз. Каждый мог сказать несколько слов о том, что он пережил, и о впечатлениях прошедшей ночи. Речь Вальтера Хьюстона Кларка была неве­роятно длинной и очень эмоциональной. Он выразил свою глу­бочайшую признательность своим индейским друзьям за про­явленное великодушие и разделенную с нами прекрасную цере­монию. Вальтер особенно подчеркнул тот факт, что индейцы приняли нас, несмотря на все то, что мы, т.е. белые, с ними сде­лали, — захватывали и крали их земли, убивали их братьев, на­силовали женщин, убивали бизонов. В какой-то момент он об­ратился ко мне — не помню точно, в каком именно контексте: «Стен, который находится так далеко от своей родной страны — Чехословакии».

Как только Вальтер произнес слово «Чехословакия», тот че­ловек, что всю ночь был возмущен нашим присутствием, вдруг странным образом разволновался. Он вскочил, пересек вигвам и, рухнув на землю передо мной, положил голову мне на колени и заплакал. Примерно минут через двенадцать он успокоился настолько, что смог говорить. Он объяснил, что еще вечером вос­принимал нас всех как «бледнолицых» и, следовательно, врагов индейцев. Но после того, что сказал Вальтер, он осознал, что, будучи родом из Чехословакии, я не мог иметь никакого отно­шения к трагедии его народа, поскольку чехи не принимали ка­кого-либо заметного участия в завоевании Дикого Запада. Он ненавидел меня во время священной церемонии безо всякого на то оправдания.

Он казался убитым горем и опустошенным. После такого за­явления некоторое время воцарилось молчание, и по этому че­ловеку было видно, что он переживает сильную внутреннюю борьбу — ясно, что он собирается сказать что-то еще. Наконец, он нашел в себе силы поделиться с нами окончанием своей ис­тории. Во время Второй мировой войны он был призван в Воен­но-воздушные силы США и за несколько дней до конца войны лично принимал участие в совершенно ненужном воздушном рейде на чешский город Пльзень, всемирно известный благода­ря своему пиву и заводами по производству автомобилей «Шко­да». Дело было не только в том, что его ненависть ко мне была совершенно неоправданной, но и в том, что наши роли поменя­лись, теперь он был преступником, а я — жертвой. Он вторгся в мою страну и убивал моих братьев — этого он не смог вынести. Он вернулся ко мне, и, продолжая меня обнимать, стал просить у меня прощения.

После того как я заверил его, что не питаю по отношению к нему никаких враждебных мыслей, случилось нечто невероят­ное. Он подошел к моим балтиморским друзьям, среди кото­рых были только американцы, извинился за свое поведение перед церемонией и во время ее, обнял их и попросил проще­ния. Он сказал, что этот случай объяснил ему, что у мира не будет никакой надежды, если мы продолжим хранить в своих сердцах ненависть за то, что сделали наши предки. И он по­нял, что неправильно делать обобщенные суждения о расовых, национальных и культурных группах. Мы должны судить о людях по тому, чем являются они сами, а не к какой группе они принадлежат.

Его речь была достойным продолжением известного письма индейского вождя по имени Сиэтл, в котором он обращался к европейским колонизаторам. Письмо заканчивалось такими словами: «Вы не мои враги, вы мои братья и сестры. Вы не сде­лали ничего плохого мне или моему народу. Все, что произош­ло, произошло при жизни наших предков, и в то время я дей­ствительно мог находиться на другой стороне. Мы все — дети Великого Духа, мы все принадлежим Матери Земле. Наша пла­нета находится в большой опасности. И если мы будем продол­жать нести старую злобу и не станем работать вместе, мы все умрем».

К этому времени многие в нашей группе плакали. Мы все ощутили глубокую связь и принадлежность к одной большой се­мье — человечеству. Солнце медленно поднималось над гори­зонтом, а мы приняли участие в церемониальном завтраке. Мы ели пищу, всю ночь простоявшую в центре вигвама и освящен­ную ритуалом. Затем мы все долго обнимались, неохотно рас­стались друг с другом и отправились домой. Мы уносили с со­бой память об этом бесценном уроке разрешения межрасовых и международных проблем, которая, без сомнения, не потускне­ет до самого конца наших дней. Лично у меня это невероятное совпадение, пережитое в необычном состоянии сознания, по­рождает надежду на то, что когда-нибудь в будущем подобное произойдет в куда большем масштабе.

Часть II
СТЕЛЮЩИЕСЯ ОБЛАКА СЛАВЫ
Воспоминания о рождении и пренатальной жизни

Среди наиболее частых переживаний, связанных с холотропными состояниями различного происхождения, являются эпизоды психологической регрессии к рождению, во время ко­торых люди с невероятной силой переживают эмоции, физичес­кие ощущения, положения тела и другие аспекты этого процес­са. Глубоко отпечатавшиеся в нашем подсознании родовые со­бытия стали большим сюрпризом для психологов, психиатров и нейрофизиологов традиционного направления, поскольку они бросают вызов их глубоко укоренившимся посылкам об огра­ниченности человеческой памяти. Однако более пристальное изучение обнаруживает, что эти посылки являются необосно­ванными убеждениями, жестко контрастирующими с научны­ми фактами.

Согласно традиционному взгляду психиатров, только рож­дение, которое является настолько трудным, что наносит не­обратимый ущерб клеткам головного мозга, может иметь и пси­хологические, и психопатологические последствия. Хорошо из­вестно, что длительное воздействие недостатка кислорода, свя­зываемое с трудными и затяжными родами, может вызывать психиатрические проблемы, в первую очередь задержку умствен­ного развития или гиперактивность. Существуют также иссле­дования, напрямую связывающие рецидивизм преступников с затяжными, трудными или осложненными родами с высокими степенями асфиксии. Вирусные инфекции, перенесенные во время беременности, и осложнения при родовспоможении, в том числе длительные роды и кислородное голодание, значатся сре­ди нескольких находящих постоянное подтверждение факторов риска проявления шизофрении. Однако удивляет то, что пси­хиатры-традиционалисты интерпретируют эти находки только с точки зрения физического ущерба, нанесенного мозгу, и не рассматривают возможность того, что пре- и перинатальные кро­воизлияния, вне зависимости от того, повреждают или не по­вреждают они клетки головного мозга, также оказывают на ре­бенка сильное психотравматическое воздействие.

У новорожденного ребенка кора головного мозга еще недо­статочно миелинизирована, что означает, что ее нейроны еще не полностью покрыты защитной оболочкой жировой субстан­ции, называемой миелином. Это обычно считают очевидной причиной того, почему рождение не влияет на психику, и этот опыт не фиксируется в памяти. Уверенность психиатров-тради­ционалистов в том, что ребенок не осознает это экстремально болезненное и стрессовое испытание и что процесс рождения никак не оставляет никакого следа в мозгу ребенка, не только противоречит результатам клинических наблюдений, но также и здравому смыслу и элементарной логике.

Действительно, трудно примирить подобную посылку с тем фактом, что широко принятые психологические и физиологи­ческие теории придают огромное значение раннему взаимодей­ствию между матерью и ребенком, которое включает зритель­ный контакт матери и ребенка, возникающий сразу после рож­дения («связывание»), нежный физический контакт и качество ухода. Хорошо известно, что «импринтинг» подобных ранних переживаний имеет критическое влияние на взаимоотношения матери и ребенка в будущем и на эмоциональное здоровье ре­бенка на всю его последующую жизнь. Образ новорожденного как ничего не осознающего и ни на что не реагирующего орга­низма также находится в остром конфликте с постоянно расту­щим количеством книг, описывающих потрясающую чувстви­тельность плода во время пренатального периода.

Отрицание возможности запоминания момента рождения, основанное на том факте, что кора головного мозга новорож­денного еще полностью не миелинизирована, не имеет ни ма­лейшего смысла, хотя бы исходя из того факта, что способность запоминания существует и у многих низших форм жизни, кото­рые начисто лишены коры головного мозга. Утверждение, что для запоминания рождения требуется миелизированная кора го­ловного мозга, становится абсурдным и смешным, если сравнить его с фактами, открытыми шведским физиологом Эриком Канделем, за которые он получил Нобелевскую премию 2000 года в области медицины. Эти факты касались механизма запомина­ния у аплизии (морского огурца), организма с очень небольшим количеством нервных клеток, который стоит на эволюционной лестнице намного ниже новорожденного ребенка. Более того, биологам хорошо известно, что конкретные примитивные фор­мы протоплазменной памяти существуют даже в одноклеточных организмах.

Удивительно, что подобные явные логические противоре­чия встречаются в контексте научного мышления, которое столь сильно гордится собственной логичностью. Трудно найти дру­гое объяснение этим несообразностям, кроме глубокого эмоци­онального подавления, которому подвергается память о рожде­нии. Совокупность эмоционального и физического стресса и боли, имеющих место при рождении ребенка, явно превышают любые постнатальные травмы младенчества и детства, обсужда­емые в литературе по психодинамике, за исключением, возмож­но, физического насилия. Поэтому вполне понятно, что эта па­мять подвергается сильному психологическому подавлению и от­вержению.

Во второй половине XX века исследователи воздействия пси­ходеликов и клиницисты исследовали различные формы эмпи­рической психотерапии, и им удалось накопить убедительные доказательства того, что биологическое рождение является наи­более глубокой травмой всей нашей жизни и событием перво­степенной психодуховной важности. Оно записано в нашей па­мяти в мельчайших деталях, вплоть до клеточного уровня и оно оказывает далеко идущее воздействие на наше психологическое развитие. Как только мы преодолеем свое сопротивление стол­кновению с этим болезненным и ужасающим аспектом нашей личной истории, становится не только возможным, но и очень логичным, что событие подобной значимости записано в под­сознании и что оно может быть перенесено в сознание и высво­бождено.

Количество концептуальных проблем возрастает по экспо­ненте по мере того, как регрессия в холотропных состояниях про­должается и достигает ранних стадий жизни эмбриона или даже момента зачатия. По мере того как мы приближаемся к началу нашей жизни, нервная система становится все менее развитой и более примитивной, пока не исчезает полностью. И все же име­ется достаточно много эмпирических доказательств существо­вания воспоминаний уже на заре нашего независимого суще­ствования. Впоследствии у нас остается лишь клеточная память — единственный материальный носитель информации.

Приведенным ниже текстом я проиллюстрирую пережива­ние рождения, внутриутробного развития и зачатия нескольки­ми примерами, почерпнутыми из сессий с применением психо­деликов и сессий холотропного дыхания.

СЛОЖНОСТИ ПОЛУДЕННЫХ РОДОВ
История Лени

Чтобы оградить частную жизнь моих клиентов, в своих кни­гах я называю их выдуманными именами, что является практикой, обычной для психиатрической литературы. Для этой истории я делаю исключение, поскольку ее главная героиня, вышеупомянутая Лени Шварц, опубликовала ее в своей книге «Мир новорожденного» (Шварц, 1981). Я впервые встретилЛени и ее мужа Боба, которые позднее стали моими близкими друзь­ями, в 1971 году, когда они присутствовали на моей лекции в Майами, штат Флорида. Когда я наблюдал за ЛСД-сессией Лени, ей было пятьдесят лет, и она была талантливым дизайнером ин­терьера. Переживания, о которых я собираюсь рассказать, вдох­новили ее изучить психологию и получить степень доктора фи­лософии. Ее диссертация носила название «Связь до рождения» и была основана на длительном наблюдении за несколькими парами, за которыми она наблюдала во время недельных груп­повых сессий, с момента зачатия ими ребенка до момента рож­дения и после него.

Одна из сессий с высокой дозой ЛСД погрузила Лени в вос­поминания о ее биологическом рождении. На протяжении бо­лее двух часов она переживала то, что я называю второй базовой перинатальной матрицей, или БПМ-2, — начальную стадию ро­дов, когда матка уже сокращается, но ее шейка еще не раскры­лась. Это одно из наиболее тяжелых и требующих напряжения переживаний, которые человек может испытывать в холотроп­ных состояниях сознания. Оно обычно включает ощущение аго­нии в эмоциональном и физическом плане и ощущение того, что выхода нет, — убежденность, что из этой ситуации нет вы­хода и что она никогда не закончится. Наиболее глубокие стол­кновения с этой матрицей могли принимать форму пребывания в аду, дополненные видениями дьяволов и адского пейзажа.

Затем переживания сменились, перейдя в поле третьей ба­зовой перинатальной матрицы, или БПМ-3. Эта матрица соответствует следующей стадии родов, связанной с прохождением плодом родовых каналов, после того как матка достаточно рас­ширена и раскрыта. Эти переживания включают, кроме проче­го, сильные столкновения энергий, образов разрушения и са­моразрушения и странное сексуальное возбуждение, проявля­ющееся в богатом спектре очень странных мысленных образов. Если она доходит до счастливого завершения, то кульминацией этой стадии становится психодуховная смерть и возрождение.

Однако на сессии Лени произошло нечто совершенно иное. После длительной борьбы за собственное рождение она внезап­но оказалась окутанной зловещей тьмой и почувствовала, что ее поглотили и что она не может освободиться. Надежда на благо­получное прохождение родовых путей почти исчезла, и она снова оказалась в безвыходной ситуации. Действие ЛСД постепенно сходило на нет, а Лени так и не добилась разрешения этой за­труднительной ситуации. Сессия оставила ощущение подавлен­ности и пессимистический взгляд на жизнь.

Мы решили подождать неделю и провести еще одну сессию, чтобы покончить с этим неудовлетворительным опытом. После применения ЛСД требуется примерно неделя, чтобы преодолеть последующую фармакологическую невосприимчивость к новой дозе того же самого вещества. Следующая сессия Лени тоже на­чалась с сильного переживания БПМ-2 с ощущением беспомощ­ности и безвыходности. Однако длилось оно недолго, и все не­приятные ощущения вскоре исчезли, словно по волшебству. Ее окружил золотой свет невероятной яркости, который имел явно сверхъестественное происхождение. Это сопровождалось все­поглощающим чувством освобождения и психодуховного воз­рождения. На этот раз в ее переживаниях не было ни одного эле­мента третьей перинатальной матрицы; это был ускоренный переход от глубочайшего отчаяния и темноты к экстатическому восторгу возрождения.

Озадаченная такой странной последовательностью событий и желая хоть что-то понять, Лени решила позвонить своей мате­ри, чтобы расспросить ее об обстоятельствах своего рождения. Поскольку ее мать была женщиной очень консервативной и ста­ромодной, Лени знала, что обсуждение подобной темы будет для нее нелегким испытанием, и некоторое время медлила, но все же сделала это. К примеру, мать никогда не говорила с Лени о сексе до тех пор, пока дочь не стала взрослой и не вышла замуж, и она никогда не рассказывала ничего о своей беременности и рождении Лени. Лени не стала говорить матери о том, что у нее была сессия с ЛСД; она сказала, что во время гипноза она испы­тала глубокую регрессию, которая была связана с воспоминани­ями о ее рождении. Однако, как мы с ней договорились заранее, она не стала сообщать матери какие-либо подробности сессии.

История, рассказанная ее матерью, пролила некоторый свет на то, что пережила Лени во время сессии. Лени была ее первым ребенком, и мать совершенно не представляла себе, чего ожи­дать. Она была удивлена и ошеломлена интенсивностью пере­живаний, но вначале все шло хорошо. Однако потом произош­ло что-то неожиданное: акушерка и нянечка, которые должны были принимать ее роды, объявили, что наступил полдень и они собираются «перехватить сэндвич». Акушерка сказала, что ей надо скрестить ноги и ждать, пока они вернутся.

Мать Лени, будучи послушной пациенткой, не стала возра­жать и выполнила все распоряжения. Терпя сильную боль, она сжимала ноги и ждала возвращения медиков. Когда они верну­лись с обеденного перерыва, все, что им оставалось сделать, это разрешить ей развести ноги. Когда она это сделала, Лени бук­вально вылетела из родовых каналов на дневной свет. После те­лефонного разговора с матерью Лени рассказала мне об этом нео­жиданном объяснении необычного развития сессии, добавив еще один поразительный пример к моему длинному списку па­мяти о рождениях, истинность которых может быть подтверж­дена независимым свидетелем.

ЗАПАХ СВЕЖЕВЫДЕЛАННОЙ КОЖИ
История Курта

Второй пример — с сессии холотропного дыхания Курта, пси­холога, принимавшего участие в одном из наших европей­ских семинаров. Во второй части своей сессии Курт пережил глубокую регрессию и настолько погрузился в воспоминания о собственном рождении, что его пришлось держать впятером, по­скольку он метался, налетая на других людей. Он постоянно тряс головой и катался по комнате со спины на живот и обратно. Эта полная борьбы сессия завершилась невероятным прорывом — Курт почувствовал себя возрожденным и эмоционально осво­божденным.

На обсуждении нам удалось воссоздать то, что происходило во время сессии. Курт рассказал, что в начале сессии он иденти­фицировал себя с чешуйчатым, змееподобным созданием и был вынужден ползти. Внезапно он почувствовал, что его тело и его ноги сдавливаются, что счел неприятной и докучливой поме­хой, и начал бороться с ней, сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее. Давление постепенно возрастало и под конец возрос­ло до такой степени, что он решил, что борется за свою жизнь. Он был намерен не сдаваться, даже если весь мир обернется про­тив него. С громкими криками, сочетая силу с различными при­емами, он боролся против сильных врагов.

Когда мы пытались его удержать, он был не в состоянии от­личить, что происходит в его внутреннем мире, а что — вокруг него. Несмотря на то что я постоянно повторял, что мы ему не враги и хотим помочь, потребовалось некоторое время, для того чтобы он воспринял эту борьбу как воспоминание о собствен­ном рождении. Ощущение беспомощности вызывало в нем силь­ное сопротивление и решимость, но не покорность. Курт сооб­щил нам, что подобная модель так же часто проявляется и в его повседневной жизни. После длительной борьбы лихорадочные движения Курта и громкие крики достигли своей кульминации и затем внезапно стихли. Он перестал бороться и перешел к фазе глубокой релаксации.

В этот момент Курт решил сесть, открыть глаза и посмот­реть вокруг. Я сказал, что еще рано, и предложил ему лечь и вер­нуться к своим переживаниям. Внезапно Курт вспомнил, что ему говорили, что у его матери роды начались раньше срока. В связи с этим мои слова о том, что еще слишком рано, имели особый смысл. Он снова лег и накрылся одеялом. Когда он лежал в по­зиции эмбриона, у него было ощущение, что это поможет ему компенсировать то время, которого ему не хватило в утробе. Он счел это благодатным и прекрасным и чувствовал себя доволь­ным и счастливым. Внезапно, к своему огромному удивлению, он почувствовал очень сильный и четко различимый запах но­венькой, свежевыделанной кожи. Запах не исчезал и показался ему очень приятным.

К концу сессии Курт полностью расслабился — это состоя­ние было практически неизвестно ему в обычной жизни. Его нормальным состоянием было быть гонимым и наслаждаться столкновением с трудными ситуациями и кризисами. Он рас­сказал нам, что чувствовал себя очень несчастным, если в его жизни не было ни трудностей, ни противников, с которыми не­обходимо бороться. Затем он сфокусировался на сильном и на­сыщенном запахе кожи, который был столь важной частью дан­ной сессии. Он чувствовал, что этот запах каким-то образом тесно связан с его спокойным и расслабленным состоянием, и продол­жал повторять, что это было наиболее поразительным и приме­чательным аспектом его переживаний. Он совершенно не пред­ставлял, как относиться к этому запаху, и считал ситуацию в це­лом чрезвычайно запутанной и сбивающей с толку.

Во время обсуждения Курт попросил меня объяснить, поче­му запах свежей кожи должен играть такую заметную роль в воспоминаниях о его рождении. Я ответил, что новая кожа или ее запах не является типичным символическим сопутствующим элементом рождения, что я впервые сталкиваюсь с чем-то по­добным и могу лишь предположить, что этот запах может быть как-то связан с обстоятельствами его собственного появления на свет. Однако мы не смогли выяснить, как нечто подобное могло произойти. Курт, не желая оставаться в неизвестности, в тот же вечер позвонил матери, чтобы узнать обстоятельства сво­его рождения.

Выяснилось, что во время беременности его мать работала в магазине кожаных изделий. В тот день, когда родился Курт, она осталась на работе допоздна, дошивая тирольские кожаные брю­ки (Lederhosen), которые она держала на коленях. Как и в слу­чае с матерью Лени, она была неопытна, ведь это была ее первая беременность. Роды ожидались только через несколько дней, и, когда начали отходить воды, она решила, что у нее проблемы с мочевым пузырем. Когда же она поняла, что происходит, Курт уже начал свой путь на свет.

Роды были очень быстрыми, и Курт появился на свет на полу, рядом с недошитыми кожаными брюками, окруженный запа­хом новенькой кожи, которым была насквозь пропитана мас­терская. К тому же младенчество Курта тоже было тесно связа­но с этим запахом, поскольку мать продолжила шить кожаные брюки на дому почти сразу после родов. Эта существенная де­таль воспоминаний убедила не только Курта, но и всю группу, что его воспоминания о собственном рождении были подлин­ными.

ВИДЕНИЕ СТАРОГО ДУБА
История Анны-Марии

Третий из приводимых мною отчетов о переживании рож­дения даже более необычен, чем два предыдущих, посколь­ку он предполагает возможность передачи визуальных образов от матери к плоду. Это история Анны-Марии, 30-летнего ант­рополога, которая пережила свое рождение под воздействием высокой дозы ЛСД. Хотя сессии настойчиво рекомендуется про­водить лежа и с закрытыми глазами, она испытала настойчивую потребность встать и ходить кругами с довольно высокой скоро­стью. Некоторое время она весело смеялась, сама не зная поче­му, и когда она наконец смогла лечь, то переживания быстро достигли своей кульминации, и Анна-Мария пережила соб­ственное рождение. Когда она появилась из родовых каналов, она увидела огромный, прекрасный дуб.

Ей все пережитое показалось бессмысленным, и Анна-Ма­рия, как и многие другие, чьи переживания рождений содержа­ли какие-то особенные детали, позвонила матери, чтобы рас­спросить ее о собственном появлении на свет. Анна-Мария ро­дилась в очень консервативной семье, ее мать была пуританкой и всячески избегала любых разговоров, связанных с сексом. Тог­да они впервые заговорили о рождении Анны-Марии, и, хотя мать не слишком охотно вдавалась в подробности, ее рассказ пролил свет на результаты сессии. Мать рассказала, что она была очень испугана и сильно нервничала и, чтобы справиться с на­пряжением, почти все время ходила по палате. Она также утвер­ждала, что врач дал ей большую дозу закиси азота, называемого «веселящим газом», поскольку он вызывает приступы неконт­ролируемого смеха.

Роды шли не слишком хорошо, и мать услышала, как один из практикантов сказал другому: «Эта мать не представляет себе, как надо тужиться; лучше бы ей учиться побыстрее, а не то мы потеряем или ее, или ребенка». Она запаниковала и решила ту­житься со всей возможной силой и энергией. В тот момент она внезапно вспомнила очень яркий образ из своего детства. Она вспомнила, как, будучи маленькой девочкой, она проводила очень много времени под большим красивым дубом, который рос около их дома. В самом конце родов она представляла себе, что упирается ногами в ствол того самого дуба — как она часто делала в детстве.

В тот момент, когда Анна-Мария появилась на свет, ее мать представляла себе это дерево — тот самый образ, который воз­ник тогда, когда Анна-Мария переживала свое рождение. Если очень постараться, можно было бы найти какое-нибудь матери­алистическое объяснение смеху, а возможно, и ходьбе по ком­нате, однако передача ментального образа дуба предполагает, что нам следует искать другой механизм для памяти рождения, не предполагающий материального субстрата.

ПРЕНАТАЛЬНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ ЕЖЕГОДНОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ЯРМАРКИ
История Рихарда

Эта история уводит нас еще дальше, в заключительную стадию беременности, непосредственно предшествующую ро­дам, и связана с Рихардом, талантливым и очень привлекатель­ным молодым человеком, который оказался подопечным пражс­кого Института психиатрических исследований из-за тяжелой хронической депрессии. Он постоянно пытался покончить жизнь самоубийством и кастрировать себя большими дозами эстрогена, чтобы побороть гомосексуальные наклонности. После безуспеш­ных попыток изменить ситуацию с помощью традиционных ме­тодов психиатрии Рихард вызвался стать добровольцем в програм­ме терапии с использованием психоделиков.

На одной из сессий Рихард пережил нечто, что выглядело как подлинные внутриутробные переживания. Его восприятие собственного тела изменилось, он стал воспринимать себя в ка­честве зародыша — маленьким, с очень большой в сравнении с телом и конечностями головой. Рихард чувствовал себя погру­женным в околоплодную жидкость и соединенным с матерью плацентой и пуповиной. Он был способен чувствовать цирку­ляцию крови, приносившей в его тело необходимые для жизни питательные вещества. Все это вызывало прекрасные ощуще­ния блаженства и симбиотического единения с матерью. Он чув­ствовал, что кровь, текущая в них обоих, является загадочной и волшебной жидкостью, создающей священную связь.

Во время этого переживания он слышал удары двух сердец, которые бились с разной частотой и сливались в один волнооб­разный акустический рисунок. Он сопровождался специфичес­кими шумами, которые, после некоторых раздумий, Рихард идентифицировал как ток крови по тазовым артериям матери. Возникали также случайные, глухие и рычащие звуки, похожие на движение газов и жидкостей в кишечнике, который сосед­ствует с маткой. На основе различных эмпирических дока­зательств и воспринимая ситуацию со стороны как взрослый че­ловек, Рихард смог установить, что является зрелым эмбрионом на заключительной стадии беременности, незадолго до рож­дения.

Его мирное и счастливое состояние было внезапно прерва­но странными звуками, пришедшими из внешнего мира. Они вызывали эхо, как будто резонировали в огромном зале или про­ходили сквозь слой воды. То, что получалось в результате, на­помнило ему звуковые спецэффекты некоторых современных записей, которые создают с помощью электроники. В конце концов Рихард решил, что этому эффекту он обязан стенкам живота и матки и околоплодной жидкости и что подобным об­разом зародыш слышит звуки внешнего мира.

Некоторое время он усиленно пытался понять, чем на са­мом деле являются эти звуки и каков их источник. Потом он смог определить два разных типа звуков, которые сливались вместе. Он определил, что часть этих звуков является голосами людей, которые кричат и смеются. Через нерегулярные промежутки времени голоса прерывались звуками труб. Внезапно он дога­дался, что это могут быть звуки ежегодной ярмарки, проводив­шейся в его родной деревне за два дня до его дня рождения. Сло­жив вместе всю полученную информацию, Рихард решил, что его мать принимала участие в этой ярмарке незадолго до родов.

Когда я расспрашивал мать Рихарда об обстоятельствах его рождения, ничего не рассказав ей о его ЛСД-сессии, она, поми­мо всего прочего, поделилась следующей историей. В сравни­тельно скучной жизни ее родной деревни ежегодная ярмарка была одним из самых значительных и волнующих событий, и, хотя она была уже на последней стадии беременности, ни за что на свете не согласилась бы упустить подобную возможность. Не­смотря на предупреждения и возражения своей матери, она ушла из дома, чтобы принять участие в празднике. Согласно заявле­ниям родственников Рихарда, шумное окружение и суматоха ярмарки ускорили его рождение. Рихард сказал, что ни разу не слышал этой истории, да и его мать не помнила, что рассказы­вала ему об этой ярмарке.

ВЫИГРЫШ В ГОНКЕ СПЕРМАТОЗОИДОВ
Переживание клеточного уровня сознания

Если продвигаться дальше вспять по линии времени, то отче­ты о пренатальном опыте, переживаемом в холотропных со­стояниях сознания, становятся все фантастичнее и поверить в них все труднее. И все же иногда они приносят информацию, которую можно проверить. Я сам присутствовал на потрясаю­щей презентации австралийского психотерапевта Грэма Фарранта на конференции по пре- и перинатальной психологии в Сан-Диего, штат Калифорния. На своей лекции Грэм демонстриро­вал видеокассету, на которой он переживал свое зачатие.

К своему большому удивлению, во время сессии, когда он был сперматозоидом, он вовсе не пытался атаковать пассивную яйцеклетку, как пишут в учебниках для мединститутов, а на са­мом деле сама яйцеклетка приступила к действию, выпустив «щупальце» своей цитоплазмы и поглотив его. Когда Грэм по­казывал видеозапись своей сессии, мы могли видеть на разде­ленном экране самый первый фильм, в котором было зафикси­ровано зачатие человека, снятый в Стокгольмском королевском институте Леонардом Нильсоном с использованием электрон­ного микроскопа четыре года спустя после сессии Грэма. По­скольку Грэм на кассете продолжал комментировать свои пере­живания, мы могли видеть, что фильм подтверждает его эмпи­рические прозрения.

Ниже приведены выдержки из конспекта сессии с высо­кой дозой ЛСД, проведенной молодым психиатром, в кото­ром он описывает свое убедительное отождествление со спер­мой и яйцеклеткой на клеточном уровне сознания. Пережи­вая участие в гонке спермотозоидов и слиянии двух эмбрио­нальных клеток во время зачатия, он пережил деление клеток оплодотворенного яйца и все эмбриональное развитие до са­мого конца.

«Мое сознание становилось все менее и менее дифферен­цированным и мое представление о собственном теле подвер­галось радикальным изменениям. Казалось, я стал каким-то примитивным организмом вроде амебы. Я начал испытывать странное возбуждение, не похожее ни на что, что мне когда-либо приходилось чувствовать. Я понял, что участвую в ка­кой-то лихорадочной супергонке, следуя неким химическим посланиям, очень соблазнительным, действию которых невоз­можно сопротивляться. Часть меня, расположенная где-то там, где обычно располагалась моя спина, генерировала рит­мичную пульсацию, которая несла меня сквозь пространство и время к какой-то неведомой цели. Я имел очень смутное представление о пункте назначения, но дело казалось очень важным. По прошествии некоторого времени я, к своему не­малому удивлению, понял, что стал сперматозоидом и этот таинственный регулярный пульс исходит от лидера гонки. Он стимулировался длинным жгутиком, который извивался и толкал меня вперед.

Прибегнув к своему зрелому рассудку, я заключил, что це­лью, которую я так яростно преследовал, было достичь яйце­клетки и оплодотворить ее. Несмотря на то что подобный сце­нарий казался моему разуму ученого абсурдным и нелепым, я не мог сопротивляться соблазну полностью погрузиться и ра­створиться в этой гонке со всей серьезностью и всеми силами. Чувствуя себя сперматозоидом, борющимся за яйцеклетку, я осознавал всю сложность задействованных факторов. Происхо­дил физиологический процесс, обладавший теми самыми основ­ными характеристиками, которые изучают в медицинских ин­ститутах. Однако у него было и множество дополнительных ха­рактеристик, которые выходили далеко за пределы того, что было известно моему разуму, и того, что была способна вообразить моя фантазия ч обычном состоянии сознания.

Клетка-сперматозоид, которой я стал, оказалась сложным микрокосмом, мирозданием в своем собственном праве. Я ощу­щал биохимические процессы в нуклеоплазме и представлял себе хромосомы и даже молекулярную структуру ДНК. Базо­вое архетипическое строение молекул ДНК было расцвечено голографическими образами различных форм жизни. Физио-химические конфигурации казались тесно связанными с примордиальными филогенетическими отпечатками, памятью пред­ков, мифами и архетипическими образами, и все они сосуще­ствовали в одной и той же безгранично сложной матрице. Био­химия, генетика, естественная история и мифология, казалось, сложно переплетались и были лишь различными аспектами одной и той же сложной космической структуры. Гонка спер­матозоидов также, казалось, управлялась некими внешни­ми силами, определяющими ее конечный результат. Я ощущал, что все это имеет какое-то отношение к истории и звездам, и решил, что они представляют таинственное кармическое и ас­трологическое влияние.

В какой-то определенный момент я также отождествился с яйцеклеткой. Мое сознание колебалось между сперматозоидом, стремящимся к своей цели, и яйцеклеткой с туманным, но силь­ным ожиданием очень желанного и важного события. Возбуж­дение этой гонки возрастало с каждой секундой, и ее лихора­дочный темп увеличивался с такой скоростью, что это, казалось, напоминало полет на космическом корабле, приближающемся к скорости света. Затем наступила кульминация в форме триум­фальной имплозии и экстатическое слияние сперматозоида с яй­цеклеткой. В этой точке две разделенные части сознания соеди­нились, и я был одновременно обеими эмбриональными клет­ками.

Довольно странно, что и сперматозоид и яйцеклетка, похо­же, переживали одно и то же событие одновременно и как лич­ную победу, и как общий триумф. Они оба выполнили свою мис­сию — для сперматозоида это достижение и вхождение в яйце­клетку, а для яйцеклетки — получение и объединение со спер­матозоидом. Одно действие подразумевает двух участников и в итоге приводит к победе и общему удовлетворению их обоих.

Я чувствовал, что этот пример двойной победы представляет со­бой идеальную модель не только для кооперации мужского и женского в зрелой сексуальной активности, но и для межлич­ностных отношений в целом. Главной задачей было организо­вать обстоятельства таким образом, чтобы все участвующие сто­роны достигли удовлетворения и пережили позитивный резуль­тат как их личный успех.

После слияния эмбриональных клеток мои переживания продолжались с той же бешеной скоростью, что и гонка сперма­тозоидов. В сконденсированной и сильно ускоренной форме я пережил весь филогенез, последовавший за зачатием, от опло­дотворенной яйцеклетки через первое деление клетки, морулу, бластулу и далее, к полностью развитому плоду. Я полностью осознавал биохимические процессы, деление клеток и рост тка­ней. Было выполнено огромное количество задач, преодолено множество трудностей и критических периодов. Я был свидете­лем и пережил дифференциацию тканей и формирование но­вых органов, стал жаберными щелями, пульсирующим сердцем эмбриона, колоннами клеток печени, слизистой оболочкой ки­шечника и многими другими частями развивающегося организ­ма. Взрывной рост эмбриона сопровождался потрясающим выс­вобождением энергии и золотого света. Я чувствовал, что пере­живаю биохимическую энергию, задействованную в стремитель­ном росте клеток и тканей.

В определенный момент я четко ощутил, что мое развитие в качестве плода закончено, и это тоже переживалось как великое завершение — личный успех, так же как и триумф творческой силы природы. Когда я вернулся в нормальное состояние созна­ния, я был убежден, что это переживание будет иметь глубокое и длительное воздействие на мою самооценку. Вне зависимости от того, каким бы ни был мой дальнейший жизненный путь, я уже совершил два достаточно необычных подвига в этой своей инкарнации: я выиграл гонку с сотнями миллионов участников и успешно завершил труднейшую задачу эмбриогенеза. Хотя ученый во мне был позабавлен подобным глупым объяснением и реагирует на него снисходительной улыбкой, стоящие за ним эмоции очень сильны и вполне убедительны».

Часть III
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОРИИ
Самые дальние пределы человеческой памяти

Как только я установил, что в холотропных состояниях со­знания можно получить доступ к памяти о биологическом рождении и жизни эмбриона, я столкнулся с куда более фунда­ментальной концептуальной проблемой. В целом ряде случаев мои клиенты сообщали, что во время сессий с применением психоделиков они переживали эпизоды из жизни своих пред­ков, живших задолго до того, как они были зачаты. Другие пере­живали что-то, связанное с другими историческими эпохами и даже другими географическими областями, но без ощущения биологической связи с их главными героями, а эмпирические идентификации часто подразумевали представителей других ра­совых групп.

Эти наследственные, расовые и коллективные воспомина­ния часто содержат точную историческую и культурную инфор­мацию, которая выходит далеко за пределы реальных знаний этих людей. Они четко описывают костюмы, оружие, архитек­туру, ритуалы и другие аспекты периодов истории и стран, с боль­шим количеством конкретных деталей. Все это, похоже, пока­зывает, что подобные переживания не являются плодом фанта­зии, символической переработкой некоторых текущих проблем или результатом мозговой патологии, как их обычно рассмат­ривают психиатры традиционного направления, но в своем роде уникальными и завораживающими явлениями. Эти наблюдения предоставили сильные доказательства в поддержку существова­ния коллективного бессознательного, описанного Карлом Гус­тавом Юнгом.

Признание объективности этих переживаний и доказатель­ство их подлинности требует подтверждения информации, ко­торую они содержат, и демонстрацию того, что мои клиенты не могли получить ее другим путем, а это, естественно, задача не из легких. Многие события, описанные в этих переживаниях, име­ли место много лет тому назад и в других странах. Иногда содер­жащаяся в них информация недостаточно конкретна и точна, а иногда, наоборот, точна до мельчайших деталей, но не существу­ет никаких архивов по этой теме и других источников для лега­лизации подобной информации. Однако иногда случалось так, что у переживаний имелись все критерии, необходимые для их подтверждения — ясная и недвусмысленная информация, адек­ватный источник для независимого исследования и оценки его точности, и разумные гарантии того, что этот человек не полу­чил информацию из других источников. В следующем тексте я приведу несколько примечательных случаев подобного типа, с которыми я столкнулся в своей жизни.

ЭПИЗОД РУССКО-ФИНСКОЙ ВОЙНЫ
История Инги

Главной героиней этой истории является Инга, молодая жен­щина из Финляндии, которая участвовала в одном из на­ших семинаров в Стокгольме. Ее сессия холотропного дыхания была очень глубокой и вертелась вокруг ее появления на свет. Когда она переживала путешествие по родовым каналам, ста­дию родов, которую я называю второй перинатальной матрицей (БПМ-2), ее переживания закончились сценами агрессии и на­силия из различных войн. Связь между перинатальными пере­живаниями и сценами насилия из коллективного бессознатель­ного весьма характерна и встречается очень часто. Однако одна из этих сцен была необычной и отличалась от всех остальных.

Инга ощутила себя молодым солдатом, принимавшим учас­тие в русско-финской войне — за четырнадцать лет до своего зачатия. К своему немалому удивлению, Инга поняла, что смот­рит на бой глазами собственного отца. Она полностью слилась с ним и чувствовала его тело, его эмоции и его мысли. Она так­же могла очень ясно воспринимать все, что происходило вок­руг. В какой-то момент, когда Инга пряталась в лесу за стволом березы, мимо пролетела пуля и оцарапала ей щеку и ухо.

Переживания были очень яркими, достоверными и убеди­тельными. Инга не знала, откуда они пришли и что это значит. Умом она понимала, что ее отец принимал участие в русско-финской войне, но была уверена, что он никогда не рассказы­вал о подобном эпизоде. Наконец, после обсуждения своей сес­сии Инга поняла, что она каким-то образом вошла в контакт с памятью отца об этом событии, и решила проверить это, позво­нив домой.

После разговора Инга вернулась к группе сильно взволно­ванной и даже испуганной. Когда она позвонила отцу и рас­сказала ему о том, что ей довелось пережить, отец был потря­сен. Этот эпизод действительно имел место, и описание Инги, в том числе и окружающей обстановки, например березы, было абсолютно точным. Отец заверил Ингу, что никогда не расска­зывал об этом эпизоде ей или другим членам семьи, поскольку ранение не было серьезным и не стоило отдельного упомина­ния.

МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА В БЕЛОМ ПЕРЕДНИЧКЕ
История Нади

Вторая история рассказывает о более древней наследствен­ной памяти. Надя, пятидесятилетняя женщина-психолог, во время сессии с применением ЛСД пережила очень яркий эпи­зод из раннего детства своей матери. К своему бесконечному удивлению, Надя вдруг стала маленькой девочкой лет трех-четырех, в накрахмаленном, вычурном платье, прячущейся под ле­стницей, в этой девочке Надя узнала собственную мать. Она зак­рывала рот ладошками и чувствовала себя встревоженной и оди­нокой, словно испуганный зверек. Дело было в том, что она ска­зала что-то очень плохое, и ее сильно отругали за это. Она не могла вспомнить, за что именно, но болезненно осознавала, что произошло что-то очень неприятное и ужасное.

Из своего убежища девочка могла видеть множество своих родственников, дядюшек и тетушек, сидящих на веранде дере­вянного дома, в старомодных платьях, характерных для того вре­мени (начало XX века), все о чем-то говорят, забыв о ней. Де­вочка понимала, что не в состоянии соответствовать невыпол­нимым требованиям взрослых — вести себя хорошо, говорить правильно и не пачкаться. Угодить им совершенно невозмож­но, и девочка чувствовала себя отверженной и пристыженной.

Желая понять, что все это значит, Надя обратилась к мате­ри, чтобы уточнить необходимые подробности из ее детства, что-то, о чем они никогда не говорили прежде. Не желая призна­ваться в употреблении ЛСД, что ее консервативная мать не одоб­ряла, Надя сказала, что ей приснился сон о детстве матери, и она хочет узнать, действительно все было именно так. Вскоре после того как она начала рассказывать, мать перебила ее и сама закончила историю, и ее рассказ полностью совпадал с тем, что Надя пережила во время сессии. Она также добавила множество деталей из своего детства, которые логически дополняли дан­ный эпизод.

Она призналась, что ее собственная мать (бабушка Нади) была женщиной очень авторитарной и строгой, рассказала о ее непомерных требованиях, касающихся чистоты и подобающего поведения, — они отражались в любимой поговорке матери: «Де­тей должно быть видно, но не слышно». Мать Нади подчеркну­ла, что в детстве, единственная сестра двух братьев, которые были намного ее старше, она чувствовала себя очень одинокой и ей хотелось найти подходящих товарищей для игр. Согласно ее рас­сказу, бабушка Нади часто приглашала множество родственни­ков на семейные встречи по субботам и готовила на всех еду. Ее описание дома также соответствовало тому, что Надя увидела во время сессии, втом числе и большая веранда и ведущие к ней ступеньки. Она также упомянула платья с накрахмаленными бе­лыми фартуками, которые были характерны для времен ее дет­ства. В семье не сохранилось фотографий, запечатлевших эту сцену, да и дом был снесен задолго до рождения Нади.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПАМЯТИ УКРАДЕННЫХ ПОКОЛЕНИЙ
История Марианны

Третий пример, подтверждающий память предков, уходит вглубь истории семьи на несколько поколений. Марианна Вобке, акушерка из Австралии, принимала участие в нашем тре­нинге по холотропному дыханию и трансперсональной психо­логии и в конце концов стала сертифицированным практиком. Я использую ее настоящее имя, поскольку в июне 2004 года она опубликовала свою историю и представила ее на шестнадцатой Международной трансперсональной конференции в Палм-Спрингз, которую организовали мы с Кристиной.

Необычный генеалогический поиск Марианны начался в ее тринадцатый день рождения, когда родители сказали, что удо­черили ее. Когда девочка рассказала об этом в школе, ее начали дразнить, и Марианна предпочла никогда больше не говорить об этом. Ее также сильно сбивало с толку то, что во многих ее снах и кошмарах, а также видениях под влиянием галлюцино­генных грибов и ЛСД, которые она употребляла в юности, фи­гурировали австралийские аборигены. Однако она не так уж сильно задумывалась о своем статусе приемного ребенка до тех пор, пока не испытала сильное переживание, связанное с ее про­фессией акушерки.

В апреле 1991 года Марианна начала акушерскую практику в базовой больнице г. Тувумба (среднее звено в системе боль­ниц штата — Примеч. пер.). Первым случаем в ее практике стали роды женщины-аборигенки из Западной Австралии, забереме­невшей в результате изнасилования. Это была первая практика Марианны, и девушка была полна энтузиазма, поэтому она, же­лая поддержать женщину, постоянно вторгалась в ее личное про­странство. Не имея представления о традициях австралийских аборигенов, Марианна пыталась поддерживать с пациенткой зрительный контакт, что запрещено их обычаями.

Чтобы защитится, женщина скорчилась спиной к Мариан­не, закрыв рот и нос ладонями. Ее также раздражал и вызывал тошноту запах Марианны — для нее Марианна пахла мылом и духами. В конце концов, инстинктивно отреагировав на сложив­шуюся ситуацию, Марианна отошла назад, присев на корточки на достаточном расстоянии от роженицы, и дала ей возможность рожать в тишине.

Родовые переживания женщины и ее отказ от ребенка про­извели на Марианну глубокое впечатление. Ребенок провел в роддоме три недели, пока семейные службы искали его мать, которая бесследно исчезла. Марианна была странно тронута судьбой ребенка и увлечена им. Она пыталась рационально подойти к своей реакции, убеждая себя, что это присутствие при родах разбудило в ней материнский инстинкт, но даже для этого случая эмоции Марианны были слишком сильны­ми. Она случайно оказалась на дежурстве в тот день, когда три старейшие женщины племени пришли за ребенком, и сама отдала им младенца. Это стало для нее причиной глубокой пе­чали, которая предшествовала ее путешествию к наследию предков.

Именно это переживание пробудило в начинающей акушер­ке сильный интерес к своему статусу приемного ребенка. По­скольку ее приемные родители больше не возвращались к этому вопросу, Марианне не хотелось обращаться к ним со своими за­ботами. Вместо того чтобы расспрашивать их, она написала в службу помощи семьям. Вскоре она получила на почте банде­роль, в которой содержалась краткая справка о ее усыновлении, имя ее биологической матери и ее возраст на момент рождения дочери, и книга под названием «Больше никаких тайн». В по­следующие десять лет ее не раз охватывало отчаянье от тщетно­сти попыток хотя бы приоткрыть завесу тайны над собственным прошлым. За это время она испытала множество разочарований и много путешествий по пересохшим руслам.

Поиск Марианны получил новый импульс, когда она встре­тилась с Мэри Мэдден, психотерапевтом, которая проходила тренинг у нас в США и была сертифицированным практиком холотропного дыхания. Мэри стала фасилитатором на сессиях холотропного дыхания Марианны и, вскоре, ее близкой подру­гой. С помощью Мэри Марианна отправилась по трудному пути самоанализа, на котором столкнулась со множеством нелегких переживаний, отчасти на сессиях холотропного дыхания, а от­части во снах и повседневной жизни.

Среди них были воспоминания о неоднократном сексуаль­ном насилии над ней в образе ребенка и о том, как ее насилует человек, говорящий не по-английски, а по-итальянски. Мари­анна была сбита с толку этими переживаниями, поскольку была абсолютно уверена, что они не имеют ни малейшего отноше­ния к ее нынешней жизни. У нее начались мигрени, похоже, связанные с тем, что при ее рождении использовались акушер­ские щипцы. Когда она переживала эту часть своей истории, на ее лбу и теле внезапно появились синяки. Она настойчиво пыталась понять, действительно ли это случилось с ней, и воз­можно ли, чтобы она сознательно блокировала эти воспоми­нания.

На этой трудной стадии самоизучения Марианна отдалилась от своего партнера, семьи и друзей. Она была смущена и дезо­риентирована, потеряла все точки привязки к действительнос­ти и желание жить. Позднее она рассказывала, что только любя­щая поддержка сообщества холотропного дыхания, фасилитаторов и членов группы помогла ей пережить этот кризис. Мари­анна была убеждена, что без такой поддержки в то трудное время она бы наверняка рассталась с жизнью.

Хотя до сих пор Марианна очень мало общалась с абориген­ным населением, в ее внутренних переживаниях они занимали значительное место — появлялись во время сессий холотропно­го дыхания, во снах или спонтанно в повседневной жизни. С невероятной яркостью и силой она представляла, как к ней при­ходят старейшины и показывают ей приемы, которые существен­но повышают ее возможности как акушерки. Это вдохновило ее на создание с помощью благотворительной организации Blue Care первой в Квинсленде независимой акушерской програм­мы, частично финансируемой государством.

Все это время Марианне не везло в поисках ее родной мате­ри, но она аккуратно регистрировала все свои переживания в журнале, в большом количестве выплескивая на его страницы преследовавшие ее сцены. В результате появился целый ряд при­мечательных рисунков, иллюстрирующих ее бурные внутренние процессы. В 1996 году в поисках Марианны наметился первый прорыв, когда Служба поиска пропавших Армии спасения на­шла ее бабушку и дядей, живущих в Сиднее, а позднее и ее мать, которая жила в Новой Зеландии. Однако ее родственники не хотели иметь с ней ничего общего, и Марианна чувствовала себя опустошенной.

Наконец, шесть месяцев спустя, ее родная мать все-таки на­писала ей. Письмо было очень коротким и, тем не менее, содер­жало подтверждение части того, что пережила Марианна во вре­мя сессии. В письме говорилось о том, что Марианна была зача­та в результате насилия и насильник говорил по-итальянски, а не по-английски. В то время мать Марианны была подростком из маленького городка на севере Квинсленда, и не только глу­боко травмирована самим изнасилованием, но и сильно присты­жена и проклята собственными родителями. После нескольких безуспешных попыток сделать аборт, она попала в дом для не­замужних девушек.

После рождения Марианны, тяжелого, с применением щипцов, она никогда больше не видела дочери и не прикаса­лась к ней. Она села на корабль, идущий в Новую Зеландию, и сделала все возможное, чтобы забыть свое прошлое и начать все сначала. В своем письме она желала Марианне всего наи­лучшего и просила больше не пытаться с ней связаться, несмот­ря на то что Марианна много раз пыталась это сделать. Однако этим поиск не закончился — после этого неожиданного под­тверждения данных о ее зачатии и рождении, полученных на сессиях холотропного дыхания, Марианна продолжила его с новыми силами.

На одной из сессий Марианна идентифицировалась с жен­щиной-аборигенкой, которая была связана, изнасилована и избита двумя людьми в униформе, приехавшими верхом. У нее отняли двух ее детей, ее ноги намочили в нефти и подожгли. Марианна продолжала рисовать и записывать пережитое — хотя бы для того, чтобы не сойти с ума. Однажды, когда сес­сия психотерапии снова затронула тему аборигенов, Мариан­на, по настоятельной просьбе Мэри, узнала в справочной службе телефон и позвонила в Новую Зеландию, надеясь по­говорить со своей родной матерью, и на этот раз попытка была успешной.

Во время этого разговора мать сказала ей, что прабабушка Марианны была аборигенкой, и ярко описала сексуальное, эмо­циональное, физическое и духовное насилие, которое та испы­тала в своей жизни. Наконец-то тайна начала раскрываться, и Марианна почувствовала надежду. Однако после разговора мать отказалась от дальнейших контактов. Марианна в отчаянии об­ратилась в организацию австралийских аборигенов Link Up с просьбой помочь ей подтвердить свою принадлежность к корен­ному населению. Без согласия ее матери, которое конечно же не было дано, организация не смогла ничего сделать, и Мари­анна снова погрузилась в разочарование.

Приемные родители Марианны поддерживали ее все это время, и однажды отец передал ей случайно попавший к нему номер телефона. Марианна смогла установить контакт с орга­низацией «Сообщество и личные биографии», которое заин­тересовалось ее делом. Несколько месяцев спустя она получи­ла по почте несколько документов, датированных 1895—1918 годами, содержащих сведения о ее прабабушке, которая была незаконнорожденной дочерью пожилого холостого землевла­дельца с самого Севера Квинсленда. Он пытался найти лазейку в Законе о защите коренного населения, обойти его и вернуть дочь-полукровку себе, чтобы было кому позаботиться о нем в старости.

Этот человек заявил, что аборигенка была его любовницей, в результате чего родилось двое детей-полукровок. Там был так­же отчет полиции о том, как двое верховых офицеров были от­правлены захватить «туземку и ее детей», которые потом были посланы в «лагерь для черных» и на принудительные работы. В конце концов Марианна убедилась, что ноги ее прабабки были тогда сильно обожжены — в точности так, как это было с Мари­анной во время сессии холотропного дыхания.

Марианна обратилась к психологу-консультанту организа­ции «Украденные поколения» (Stolen Generations) и нашла ра­боту с ним очень полезной и трансформирующей. В июне 2003 года представитель Link Up, организации, занимавшейся вос­соединением аборигенных семей, принадлежавших к «украден­ным поколениям», вылетел с Марианной в Сидней для трехднев­ного свидания с ее бабушкой и дядей Робби. Никакие слова не в силах выразить те эмоции, которые испытывала Марианна, входя в дом своей бабушки. Бабушка заключила ее в свои объятия, за­плакала и, повернувшись к своему сыну, сказала: «Наконец-то наше дитя дома». Марианна узнала, что, когда несколько лет тому назад Армия спасения связалась с ними, ее бабушка толь­ко что перенесла удар. Когда она оправилась от удара, она не помнила об этом и не знала, где Марианна и как с ней связать­ся. Человек глубокой духовности, она каждый день молилась, чтобы Марианна нашла свою дорогу домой.

Родная мать Марианны мало общалась со своей семьей и по-прежнему отказывалась признать свою дочь, но боль от ее отно­шения исцелялась приятием и любовью бабушки и дяди, кото­рый писал в своем последнем письме: «Я пытался понять, поче­му вы так изменили нашу жизнь. Потом я догадался, что вы до­полнили нашу семью, постучавшись в дверь своей бабушки, — словно круг наконец замкнулся. Мы очень вас любим». Герои­ческая эпопея Марианны подошла к концу, и она смогла найти свой дом.

Когда я попросил у Марианны разрешения включить ее вол­нующую историю в свою книгу, она захотела, чтобы я упомя­нул ее глубокую признательность Таву Спарксу, руководите­лю «Трансперсонального тренинга Грофа», и Мэри Мэдден, ее психотерапевту и сертифицированному практику холотропного дыхания, за ту решающую роль, которую эти необыкновенные люди сыграли в ее исцелении. Она убеждена, что без их ква­лифицированной помощи и любящей поддержки она бы не смогла противостоять трудностям и эмоциональной боли ее внутреннего путешествия, и привести его к счастливому завер­шению.

ПАМЯТЬ ПРЕДКОВ ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ?
История Ренаты

Четвертый пример демонстрирует ситуацию с возвраще­нием в далекое прошлое, в самое начало VII века. Этот пример также прекрасно демонстрирует концептуальные труд­ности, связанные с подтверждением полученной информации. Главной героиней этой истории является Рената, моя бывшая клиентка, которой потребовалась психотерапия, поскольку канцерофобия сильно осложняла ей жизнь. Во время терапии с применением ЛСД она пережила некоторые травматичные моменты своего детства и постоянно переживала память о соб­ственном рождении. На более глубокой стадии самоанализа природа ее сессий внезапно существенным образом измени­лась. То, что произошло при этом, было очень необычно и не имело аналогов.

На протяжении четырех ЛСД-сессий она имела дело с со­бытиями одного и того же отрезка истории. Она пережила не­сколько эпизодов, происходивших в Праге в самом начале VII века. После ужасной битвы у Белой горы в 1621 году, которая положила начало Тридцатилетней войне в Европе, страна пре­кратила свое существование как самостоятельное государство и попала под власть династии Габсбургов. Пытаясь разрушить чув­ство национальной гордости и подавить национальное сопро­тивление, Габсбурги отправили наемников захватить двадцать семь самых известных и влиятельных аристократов, чтобы пуб­лично обезглавить на эшафоте, воздвигнутом на Староместской площади в Праге.

Во время этих сессий Рената получила необычный набор об­разов и прозрений, касающихся архитектуры этого периода, предметов одежды и костюма, а также оружия и различной ут­вари, используемой в обычной жизни. Она также смогла опи­сать довольно сложные взаимоотношения, существовавшие в то время между королевской семьей и ее слугами. Рената никогда не изучала специально этот период чешской истории и даже не интересовалась им. Мне пришлось отправиться в библиотеку и провести кое-какие исследования, чтобы выяснить, являются ли сведения Ренаты исторически верными.

Многие эпизоды, пережитые Ренатой, были связаны с жиз­нью молодого дворянина, одного из двадцати семи, казненных по приказу Габсбургов. В конце концов Рената испытала все, что непосредственно предшествовало казни, и саму казнь, включая последние страдания этого дворянина и его агонию. Во многих отношениях Рената пережила полную идентифика­цию с этим человеком. Она не смогла объяснить, каким обра­зом эти исторические события связаны с ее жизнью, почему они появились на ее сессиях и что означали. В результате дол­гих раздумий Рената пришла к выводу, что она пережила эпи­зоды из жизни одного из своих предков. Сессии Ренаты при­шлись на самое начало моей работы с психоделиками, и, впол­не возможно, я был недостаточно подготовлен к интерпрета­ции полученных данных.

Пытаясь что-нибудь понять, я применил два разных подхо­да. С одной стороны, я потратил значительное количество вре­мени на подтверждение конкретной исторической информации и все больше и больше поражался ее точности. С другой сторо­ны, я использовал фрейдовский метод свободных ассоциаций, толкуя рассказ Ренаты, словно обычный сон. Я надеялся, что смогу расшифровать его символическую маскировку как какое-то детское переживание или проблему из ее нынешней жизни. Но, как бы я ни пытался, эта эмпирическая последовательность не имела с точки зрения психоанализа ни малейшего смысла. Когда во время сессий переживания Ренаты сместились в дру­гую область, я наконец сдался и перестал думать об этом зани­мательном случае, сфокусировавшись на других, более совре­менных и неотложных концептуальных проблемах.

Два года спустя, когда я уже жил в Соединенных Штатах, я получил от Ренаты письмо со следующим интригующим вступ­лением: «Уважаемый доктор Гроф, возможно, когда я сообщу вам о результатах своего недавнего исследования, вы сочтете меня совершено безумной». В тексте, который следовал за этим вступлением, Рената рассказывала о том, как случайно встрети­лась со своим отцом, которого не видела с тех пор, как ее роди­тели развелись, когда ей было три года. Отец пригласил Ренату пообедать с ним, его второй женой и их детьми. После обеда он сказал, что хочет сообщить ей что-то, что может показаться ей интересным.

Во время Второй мировой войны нацисты потребовали, что­бы все семьи, живущие на оккупированных территориях, предъя­вили немецким властям свои родословные, демонстрирующие отсутствие лиц еврейского происхождения в последних пяти по­колениях. Это стало очень серьезной проблемой, поскольку не­способность доказать «чистоту» происхождения имела катаст­рофические последствия для каждого из членов семьи. Проводя эти вынужденные генеалогические исследования, отец Ренаты увлекся процессом и, составив список требуемых пяти поколе­ний и отдав властям, продолжил исследования уже по собствен­ной инициативе.

Благодаря тщательно сберегаемым архивам различных при­ходов Европы, хранящих данные обо всех рождениях в их окру­ге за бесчисленное количество поколений, он проследил исто­рию своей семьи больше чем на три века. Теперь он мог пока­зать Ренате результат многолетних исследований — тщательно разработанную, сложную генеалогию их семьи, показывающую, что они являются прямыми потомками одного из дворян, каз­ненных после битвы у Белой горы на площади пражского Ста­рого города.

Ренату поразило это неожиданное подтверждение информа­ции, полученной на ЛСД-сессии. После описания этого неве­роятного эпизода Рената выразила глубокую уверенность в том, что «подобные, сильно эмоционально заряженные воспомина­ния могут быть запечатлены в генетическом коде, и передавать­ся сквозь века последующим поколениям». Письмо Ренаты за­канчивалось торжествующим «я же вам говорила». Она чув­ствовала, что эта новая, неожиданная информация, получен­ная от отца, подтверждает ее давние подозрения, что она столкнулась с подлинной наследственной памятью. Как я уже говорил выше, в то время я был еще не готов воспринять подоб­ную информацию.

После того как первое потрясение от подобного стечения обстоятельств прошло, я обнаружил в отчете Ренаты серьезную логическую нестыковку. Одно из ее переживаний, имевшие ис­торический контекст и повествовавшее о казни молодого дво­рянина, содержало также и все связанные с этим событием эмо­ции. В VII веке, задолго до революционных прорывов в облас­ти медицины, умерший не мог ничего передать потомкам, смерть уничтожала все материальные каналы, через которые могла быть передана потомкам информация о жизни казнен­ного.

В результате этого вывода ситуация стала еще более слож­ной, чем прежде. Сюжет становился все более запутанным. С одной стороны, переживание Ренаты получило сильное неза­висимое подтверждение в тех исторических исследованиях, ко­торые провел ее отец. С другой стороны, не существовало ника­кого материального субстрата, способного сохранить, передать и восстановить информацию. Однако прежде чем отбросить ин­формацию, которая выполняет в истории Ренаты роль свиде­тельства подлинности наследственной памяти, следует серьез­но изучить некоторые факты.

Ни один из оставшихся чешских пациентов, с которыми мы провели в общей сложности более двух тысяч сессий, ни разу не упомянул этот исторический период, а в случае с Ренатой четы­ре следовавшие одна за другой сессии с применением ЛСД со­держали почти исключительно исторически последовательные события этого времени. Вероятность того, что взаимопересечение внутреннего поиска Ренаты и генеалогических исследова­ний ее отца было лишь ничего не значащим совпадением, столь ничтожна, что эту альтернативу с трудом можно воспринимать всерьез. Нам остается лишь необычное наблюдение, для кото­рого современная материалистическая парадигма не имеет ни­какого объяснения. Это пример наблюдения из современных ис­следований сознания, которые недавно получили название «ано­мальные явления».

Часть IV
ЖИЛИ ЛИ МЫ ПРЕЖДЕ?
Реинкарнация и «Хроники Акаши»

Среди самых интересных явлений, с которыми приходи­лось сталкиваться во время моих исследований холотропных состояний сознания, без сомнения, одно из главных мест принадлежит переживаниям из прошлых жизней. Эти пе­реживания с необычайной частотой случаются на сессиях с применением психоделиков, холотропного дыхания и во вре­мя спонтанных психодуховных кризисов у людей, с которы­ми мы работали. Подобное случалось, несмотря на то что из­начально я не принимал идеи реинкарнаций и кармы всерьез и видел в них продукт жаждущей фантазии людей, которые не могут принять жестокую реальность мимолетности жизни и неотвратимости смерти. В дополнение к этому пережива­ния противоречили убеждениям той культуры, в которой я вырос, поскольку концепция реинкарнации отвергается и тра­диционной наукой основного направления, и нашей основ­ной религией. Это один из тех редких случаев, когда матери­алистическая наука и христианство абсолютно солидарны друг с другом.

У многих людей первая встреча со своими прошлыми жиз­нями происходит во время переживания собственного рожде­ния, у других же подобные переживания возникали независимо от других. Эта последовательность обычно вовлекает человека в какую-либо ситуацию с сильным эмоциональным зарядом, ко­торая может происходить в разных странах в самые разные ис­торические периоды — и совсем недавние, и очень далекие. Со­держание этих переживаний обычно является для человека пол­ным сюрпризом и все же сопровождается странным ощущени­ем «дежавю» («уже виденного») или «дежавесю» («уже прожито­го»): «Это случается со мной уже не в первый раз; я здесь уже был; я пережил это в одной из прошлых жизней». Также типич­но, что между этим человеком и событиями из этих пережива­ний или с его нынешней жизнью существует глубокая связь.

Я достаточно быстро осознал тот факт, что у переживаний из прошлых жизней есть множество характеристик, не позволя­ющих считать их обычными глупыми фантазиями. Они суще­ствуют в том же континууме, что и точные воспоминания из юности, детства, младенчества, рождения и внутриутробного существования — явлениями, которое можно подтвердить с очень большой вероятностью. Они также часто очень близко связаны с эмоциональным и психосоматическим состоянием человека и важными проблемами и обстоятельствами его жиз­ни. Когда кармические последовательности полностью перехо­дят в область сознания, они часто приносят разъясняющие про­зрения в различные, прежде непонятные и вводящие в заблуж­дение аспекты повседневной жизни этого человека.

Сюда входит большой спектр психологических и межлич­ностных проблем, для которых традиционные школы психи­атрии не могут дать адекватного объяснения. Мне также не­однократно приходилось быть свидетелем того, как пережива­ния из прошлых жизней не только приводили к интеллекту­альному пониманию, но и к облегчению или полному исчезновению различных тяжелых эмоциональных и психосо­матических симптомов, а также к разрешению конфликтов во взаимоотношениях с другими людьми. В дополнение к этому, как и упоминавшиеся раньше наследственная, расовая и кол­лективная памяти, переживания из прошлых жизней часто дают точные инсаиты того времени и культуры. Во многих случаях природа и качество этой информации не позволяет предполо­жить, что эти люди могли получить подобные сведения из об­щедоступных источников.

Ниже вы найдете несколько примеров этих замечательных переживаний, также содержащих конкретную информацию, ко­торая позднее может быть подтверждена, или связаны с приме­нательными совпадениями. За исключением истории Карла, все они описывали переживания и события, связанные с законами кармы и реинкарнациями Кристины и моими собственными. Они помогли оценить силу опыта и убедительную природу этих явлений.

ОСАДА КРЕПОСТИ ДУН АН ОЙР
История Карла

Сколь бы впечатляющими и убедительными ни были приве­денные выше возможности переживаний прошлых жизней, мечтой каждого исследователя этой области была бы возмож­ность найти случаи, когда некоторые важные аспекты этих пе­реживаний могут быть подтверждены независимым историчес­ким исследованием. Для меня подобные мечты стали правдой, когда мы с Кристиной встретились с Карлом и получили воз­можность содействовать процессу его глубокого самоанализа и исцеления. Карл записался на один из наших месячных семи­наров в Эсалене, после того как провел некоторую внутреннюю работу в группе психотерапевтов-диссидентов, практикующих первичную терапию в Канаде. Это была одна из групп, ушед­ших из института первичной психотерапии в Лос-Анджелесе после серьезных разногласий с Артуром Яновым.

В ходе курса первичной терапии эти люди испытали различ­ные формы трансперсональных переживаний, таких как архетипические видения, отождествление с различными животны­ми и воспоминания о прошлых жизнях. Янов, не имевший ни малейшего понятия о трансперсональной области подсознания, был настроен очень враждебно ко всему, что хоть как-то связа­но с духовным опытом, и интерпретировал их аргументацию как «примитивную защитную реакцию». Многие люди, ценившие методику опервичной терапии, но не могущие противостоять концептуальной предвзятости Янова, ушди из института и ос­новали свою группу.

Карл начал заниматься самоанализом как член этой группы, и через некоторое время его внутренний процесс достиг пери­натального уровня. По мере переживания различных аспектов своего биологического рождения он увидел фрагменты драма­тических сцен, которые, похоже, относились к другому време­ни и другой стране. Они сопровождались сильными эмоциями и физическими ощущениями и имели глубокую и очень близ­кую связь с его жизнью; но ни один из этих эпизодов, казалось, не имел ни малейшего смысла в связи с событиями его нынеш­ней жизни. Он видел туннели, подземные склады, казармы, тол­стые стены и крепостные валы, которые, похоже, были частью крепости, построенной на вершине скалы на берегу океана. Эти видения перемежались образами солдат в различных ситуациях. Карл был совершенно сбит с толку, поскольку солдаты были испанцами, а место действия больше напоминало Шотландию или Ирландию.

В это время Карл пришел на наш семинар в Эсалене и пере­шел от первичной психотерапии к холотропному дыханию. По мере того как процесс продолжался, сцены становились все бо­лее драматичными, а Карл принимал в них все более живое уча­стие. Антуражем многих сцен была жестокая битва и кровавая резня. Окруженный солдатами, Карл ощущал себя священни­ком; однажды в его видении, очень волнующем, присутствова­ли Библия и крест. В этот момент он увидел на своем пальце кольцо с печатью и смог ясно рассмотреть выгравированные на нем инициалы.

Будучи талантливым художником, он решил задокументи­ровать этот процесс, хотя в то время не понимал, что происхо­дит. Он нарисовал целую серию графических работ и очень силь­ных и эмоционально заряженных рисунков пальцем. Одни из них изображали части крепости, другие — сцены резни, а не­сколько — собственные переживания Карла, в том числе и то, где его пронзает меч английского солдата, а затем его сбрасыва­ют с крепостного вала и он умирает на берегу. Среди этих ри­сунков был и тот, на котором Карл изобразил свою руку с коль­цом, на печатке которого выгравированы инициалы имени свя­щенника.

По мере того как он собирал кусочки и обрывки этой исто­рии, Карл находил все больше и больше осмысленных связей между различными аспектами этого сюжета и своей нынешней жизнью. Он начал подозревать, что драма испанского священ­ника, произошедшая в далеком прошлом, может быть источни­ком многих эмоциональных и психосоматических симптомов, а также проблем в общении с другими людьми. Поворотной точ­кой стал момент, когда он вдруг, повинуясь импульсу, решил провести отпуск в Ирландии. По возвращении оттуда, когда он просматривал слайды, снятые им на Западном побережье Ир­ландии, он обнаружил двенадцать идущих подряд снимков од­ного и того же пейзажа. Карл был поражен, поскольку не по­мнил, что он это делал, да и вид, запечатленный на слайдах, не представлял собой ничего особенного.

Будучи человеком прагматичным, он выбрал очень рацио­нальный и аналитический подход к этой странной ситуации. Он посмотрел на карту, восстановил, откуда и в каком направле­нии он снимал. Карл выяснил, что место, которое привлекло его внимание, является руинами старой крепости, носящей имя «Дун ан Ойр» или Форте де Оро («Золотая крепость»). С того места, откуда он фотографировал, остатки крепости были едва различимы простым глазом, и Карлу пришлось долго вгляды­ваться, чтобы найти их на слайде. Подозревая, что между этим странным поведением и пережитым во время первичной психо­терапии и сессий холотропного дыхания существует связь, Карл решил изучить историю Дун ан Ойр, пытаясь найти какие-либо объяснения.

К собственному удивлению, он обнаружил, что в 1580 году небольшой испанский экспедиционный корпус высадился в Ир­ландии, близ Смеруикской бухты, чтобы помочь ирландскому восстанию, возглавляемому графом Дезмондом. После того как к ним присоединились ирландцы, численность отряда достигла 600 человек. Они составили гарнизон форта Дун ан Ойр, кото­рый вскоре был осажден большим войском англичан под коман­дованием лорда Грея. Уолтер Рейли, сопровождавший лорда Грея, сыграл роль посредника и провел с испанцами перегово­ры. Он пообещал им свободный выход из крепости, если они откроют ворота и сдадутся англичанам. Испанцы согласились на эти условия и сдались, но англичане не сдержали свое обе­щание. Войдя в крепость, они безжалостно вырезали всех ис­панцев и выбросили их тела за стены — в море и на берег.

Несмотря на потрясающее подтверждение той истории, ко­торую он трудолюбиво реконструировал из отрывочных воспо­минаний, Карл не был удовлетворен. Он продолжал исследова­ния в библиотеках до тех пор, пока не нашел документ о битве при Дун ан Ойр. В этом документе сообщалось, что в испанском отряде был священник, которого англичане убили вместе с ос­тальными. Инициалы священника полностью совпадали с теми, которые Карл видел на кольце с печатью и запечатлел на одном из своих рисунков.

КАРМИЧЕСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Путешествие в Древнии Египет

В 1967 году, как раз в то время когда я эмигрировал в Со­единенные Штаты, мне пришлось столкнуться с пробле­мой воспоминаний о прошлых инкарнациях. Я снова и снова становился их свидетелем на сессиях моих клиентов и был по­ражен и озадачен объемом и качеством информации, которая высвобождается, когда они всплывают в сознании. Эта инфор­мация касалась социальной структуры общества, обрядов и ду­ховной жизни, а также костюмов, оружия и военной стратегии, характерных для народов и исторических периодов, сформиро­вавших контекст этих переживаний. Эти кармические эпизоды подразумевают знания, далеко превосходящие интеллектуаль­ный уровень и образование моих клиентов.

Я также был сильно поражен связью между конкретными важными аспектами этих кармических переживаний и повсе­дневной жизнью моих клиентов — их эмоциональных и психо­соматических проблем, трудностей во взаимоотношениях с дру­гими людьми, странных и необъяснимых приступов идиосинк­разии, или влечения, и реакциях на конкретных людей или ситу­ации. Но еще более примечательным было психотерапевтическое воздействие, которое оказывают подобные кармические пере­живания, когда они полностью прожиты и интегрированы.

Но, несмотря на все эти впечатляющие доказательства, мне казалось невозможным принять, что в данном случае мы имеем дело с подлинным феноменом. Существующий концептуальный барьер был на качественно ином уровне, чем тот, что стоит на пути воспринимающей способности мозга новорожденного за­фиксировать суровое испытание рождения. В конце концов, мозг новорожденного, миелинизированный или нет, является очень сложной материалистической системой, но возможность вос­произведения целых сцен, относящихся ко времени, предше­ствующему зачатию, часто на целые века, кажется слишком не­лепой.

Если действовать в рамках материалистического мировоззре­ния, характерного для западной науки, наследственная и расо­вая память должны передаваться спермой и яйцеклеткой, един­ственными материальными объектами, осуществляющими нашу связь со всем тем, что предшествует зачатию. Носителями этой информации должны быть хромосомы, а точнее, ДНК, а в слу­чае с воспоминаниями о прошлых жизнях даже этот слабенький материальный мостик с прошлым теряется, поскольку они пе­ресекают не только наследственные, но даже расовые линии наследования информации. Эти воспоминания не могут быть памятью предков, поскольку принадлежат людям другой расы, например, для европейцев не так уж необычны воспоминания о прошлых жизнях в качестве чернокожих африканцев, индейцев или жителей Азии, и наоборот.

Чтобы изменить мое отношение к воспоминаниям о про­шлых жизнях, потребовалось некое глубокое личное пережива­ние. Эта область открылась для меня на ЛСД-сессии, вскоре после моего прибытия в Соединенные Штаты. То, что произош­ло на этой сессии и вокруг нее, убедило меня, что воспомина­ния о прошлых жизнях представляют собой подлинные явления и не могут быть отброшены как производные событий нашей повседневной жизни. Этот необычный опыт, помимо всего про­чего, был связан с примечательными совпадениями, которые касались и других людей, не участвовавших в моих сессиях и не знавших о том, что она была.

Мой отъезд в Соединенные Штаты в марте 1967 года произ­вел радикальные изменения в моем личном, профессиональном, политическом и культурном окружении, Я прибыл в Балтимор всего с пятьюдесятью фунтами личных вещей. Более половины моего багажа составляли записи о моих исследованиях психоде­ликов, проведенных в Праге, а остальное — одежда и несколько личных вещей — все, что осталось от моей прежней жизни в Европе. Это был конец одной большой главы моей жизни и на­чало на многих разных уровнях. Пока я всецело наслаждался пре­данностью делу и энтузиазмом группы моих коллег в Спринг-Гроув, свободой выражения, о которой не мог и мечтать, и все­ми теми новыми вещами, которые я обнаружил в окружающем меня мире, у меня не слишком получалась организация удов­летворительной личной жизни.

Все женщины в моем окружении, подходящие по возрасту и разделявшие мои интересы, оказывались замужними или уже с кем-то встречались. Эта ситуация меня расстраивала, по­скольку я находился на той стадии моей жизни, когда остро нуждался в партнерстве и чувствовал себя готовым к браку. Мои друзья и коллеги в Спринг-Гроув казались еще более озабочен­ными этой ситуацией, чем я сам, и прилагали огромные уси­лия к ее разрешению. Они искали потенциальных невест и про­должали приглашать их на разные подходящие мероприятия, что привело к нескольким грустным и, в некотором роде, не­удобным ситуациям, но не принесло никаких плодов. А потом ситуация внезапно приняла неожиданный и весьма радикаль­ный оборот.

Непростые взаимоотношения с одним из моих коллег-пси­хотерапевтов, Сеймуром, подошли к концу, и мои друзья немед­ленно пригласили на обед меня и его бывшую девушку Монику. Когда мы впервые встретились, я сразу почувствовал влечение и ощущение мгновенно возникшей глубокой связи. Вскоре я уже был безнадежно влюблен в Монику. Так же как и я, она приеха­ла из Европы, была одинока, красива и остроумна. Ее необы­чайное обаяние, ум и красноречие моментально делали ее цент­ром внимания на любой вечеринке. Я был влюблен по уши и совершенно не в состоянии быть объективным и трезво оцени­вать ситуацию.

Я не видел проблемы в том, что Моника намного моложе меня, игнорировал рассказы о ее очень тяжелом детстве и бур­ной истории внутреннего развития, которые в нормальном со­стоянии воспринял бы как серьезные тревожные сигналы. Ка­ким-то образом мне удалось убедить себя, что все это — незна­чительные детали и в этом нет ничего такого, что мы не смогли бы преодолеть. Если бы я мог быть более объективным и про­анализировать обстоятельства, то понял, что столкнулся с тем, что Карл Густав Юнг называл animafigure — образом анимы. Мы с Моникой начали встречаться, и наши отношения были страс­тными и неожиданно бурными.

Настроения Моники и ее поведение менялись день ото дня, а то и час от часу. Волны сильного влечения ко мне сменялись периодами равнодушия, неискренности и отчужденности. По­хоже, эта ситуация, и без того непростая, еще больше осложня­лась двумя необычными обстоятельствами. С момента моего прибытия в Балтимор я жил в небольшой студии, которую преж­де снимал Сеймур, бывший друг Моники. Когда я туда въехал, то приобрел также всю его обстановку и даже телевизор. Мони­ка часто бывала здесь, когда они еще встречались, и теперь ви­дела в той же самой обстановке другого человека. К тому же брат Моники, Вольфганг, возненавидел меня с самой первой встре­чи. Между ним и Моникой существовали необычно глубокие отношения, имевшие ясно различимые черты инцеста. Вольф­ганг всячески препятствовал нашим встречам с его сестрой и относился ко мне как к личному врагу.

Я был настроен очень решительно и хотел, чтобы взаимоот­ношения развивались, но ничего не мог сделать с этими доводя­щими до безумия американскими горками, на которых оказа­лись мы с Моникой. Я чувствовал себя так, словно меня подвер­гали контрастному душу, и совершенно сбит с толку, но в то же время мое влечение к Монике оказалось сродни притяжению магнита, и я был не способен прервать эти смущающие, бестол­ковые и не имеющие перспективы отношения.

Я отчаянно нуждался в каком-либо инсаите, касающемся той бестолковой ситуации, в которой я оказался. Как я уже говорил выше, в Мэрилендском центре психиатрических исследований, где я тогда работал, существовала программа, предлагавшая всем профессионалам в области психического здоровья возможность провести три сессии с высокими дозами ЛСД, и наша исследо­вательская команда вполне подходила для этой программы. Ког­да проблемы в моих отношениях с Моникой достигли своего пика, я решил пройти сессию с ЛСД, чтобы внести хоть какую-то ясность в эту обескураживающую ситуацию.

В середине этой сессии я увидел темный камень неправиль­ной формы, выглядевший, словно гигантский и очень древний метеорит. Небо раскрылось, и молния невиданной силы удари­ла в его поверхность и выжгла на нем какие-то мистические сим­волы. Выжженные на поверхности скалы, эти странные иерог­лифы продолжали гореть и испускать яркий свет. Хотя я был не способен расшифровать иероглифы и прочесть их, но чувство­вал, что они священны, и смог каким-то образом понять посла­ние, которое они содержат. Они раскрыли мне, что я прожил целую серию жизней, и, согласно законам кармы, должен отве­чать за все свои действия в этих жизнях, хотя и не помнил ни одной из них.

Сначала я пытался отказаться от ответственности за те вещи, о которых я ничего не помнил, но не мог сопротивляться ог­ромному психологическому давлению, принуждавшему меня подчиниться. В конце концов я понял, что это явно был древ­ний закон мироздания, от которого нельзя укрыться. Как толь­ко я согласился с тем, что требовал закон, я увидел, что держу в руках Монику, в точности так, как я держал ее в прошлые вы­ходные. Мы плыли по воздуху в архетипическом колодце огром­ного размера, медленно снижаясь по расширяющейся спирали. Я инстинктивно чувствовал, что это — Бездна Времени, и мы скользим в прошлое.

Спуск длился вечно, и казалось, что ему не будет конца, но мы все-таки достигли дна Бездны. Моника исчезла, и я обнару­жил себя идущим по залу дворца в Древнем Египте, одетый в узорчатую одежду. Стены вокруг меня украшены прекрасными рельефами с иероглифами. Я понимал их значение так же лег­ко, как читал объявления на доске в холле в Балтиморе. На дру­гой стороне огромного зала я увидел фигуру человека, которая медленно приближалась ко мне, Я знал, что я — отпрыск арис­тократической египетской семьи и человек, идущий мне на­встречу, в той жизни был моим братом.

Когда человек подошел ближе, я понял, что это Вольфганг. Он остановился в футах десяти от меня и теперь смотрел с ог­ромной ненавистью. Я понял, что в той египетской инкарнации Моника, Вольфганг и я родились в одной семье. Я был самым старшим и потому женился на Монике и получил массу других привилегий, связанных с этим статусом. Вольфганг чувствовал себя обманутым и мучился от зависти и ненависти ко мне. И в эту минуту я понял, что эта ненависть стала основой деструк­тивного паттерна, который потом повторялся в различных ва­риантах в течение многих веков.

Я стоял в огромном зале напротив Вольфганга и чувствовал его ненависть. Попытавшись разрядить эту болезненную ситуа­цию, я отправил Вольфгангу телепатическое послание, что-то вроде: «Я не знаю, в какой форме я здесь присутствую и как я сюда попал. Я путешественник во времени из двадцатого века, где я принял сильное лекарство, изменяющее состояние созна­ния. Из-за этого напряжения между нами я чувствую себя очень несчастным и хотел бы сделать что-нибудь, чтобы его снять». Я протянул свои руки вперед, раскрыв их очень широко, и обра­тился к нему со следующими словами: «Вот он я, это все, что у меня есть! Пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы освободить нас от этого рабства, чтобы мы оба стали свободны!»

Похоже, Вольфганга очень взволновало мое предложение, и он с удовольствием его принял. Его ненависть, казалось, при­няла форму двух сильных лучей энергии, напоминающих лазер­ные, которые жгли мое тело и причиняли мне невероятную боль. После чудовищно долгой и мучительной пытки лучи стали по­степенно терять свою силу и наконец окончательно погасли. Вольфганг и зал, в котором мы находились, исчезли, и я понял, что снова обнимаю Монику, а с плеч моих свалилась огромная тяжесть.

Мы поднимались из той же Бездны Времени, на этот раз двигаясь вперед. Стены архетипического колодца раскрыва­лись сценами из разных веков, показывающих Монику, Воль­фганга и меня во множестве предыдущих жизней. Каждая из них демонстрировала трудные ситуации с участием все того же деструктивного треугольника, которые ранили каждого из нас.

Казалось, будто сильный ветер — «кармический ураган» дует сквозь века, рассеивая страдания, вызванные этими ситуация­ми, и освобождая каждого из нас от фатальных болезненных уз. Когда это закончилось и я полностью вернулся в настоя­щее, я был в состоянии неописуемого блаженства и восторга. Я чувствовал, что, даже если больше ничего не достигну до кон­ца своих дней, мою жизнь можно считать продуктивной и ус­пешной. В том состоянии разрешение и избавление от одного из мощных кармических паттернов казалось мне вполне дос­тойным завершением жизни!

Присутствие Моники в моем переживании было столь ин­тенсивным, что я решил: она должна почувствовать воздей­ствие того, что произошло со мной в этом видении. Когда мы встретились, я решил выяснить, что происходило с ней во вре­мя моей сессии. Вначале я специально не сообщил ей о своей сессии, пытаясь всячески избегать любой темы, которая мог­ла бы навести ее на эту мысль. Я просто спросил, что она де­лала между 16:00 и 16:30 — именно тогда, когда я побывал в Древнем Египте.

«Странно, что ты об этом спрашиваешь, — ответила она. — Это было худшее время в моей жизни!» Затем она описала кош­марное выяснение отношений с ее начальником, в результате чего она вылетела из офиса, хлопнув дверью. Она была уверена, что потеряет работу, чувствовала отчаянье, и дело закончилось тем, что она сильно выпила в ближайшем баре. В какой-то мо­мент дверь бара открылась, и вошел человек, в котором Моника узнала Роберта, мужчину, бывшего в то время, когда она только познакомилась со мной, ее сексуальным партнером. Роберт был очень богат и подарил ей много дорогих подарков, в том числе новую машину и лошадь.

Без моего ведома Моника продолжала отношения с Робер­том и после того, как мы начали встречаться, потому что не мог­ла отдать предпочтение кому-то из нас. Теперь, когда Моника увидела любовника входящим в бар, ей захотелось обнять его и поцеловать, но Роберт уклонился от объятий и просто пожал ей руку. И тут Моника заметила, что его сопровождает элегантная женщина. Явно растерянный, Роберт представил ее Монике как свою жену. Для Моники это оказалось настоящим шоком, по­скольку все время, пока продолжались их отношения, Роберт утверждал, что не женат.

В тот момент Моника почувствовала, что земля уходит из-под ног. Она выскочила из бара и побежала на стоянку к своему «мустангу» — той самой машине, что ей подарил Роберт. Она забралась внутрь, сильно пьяная, и, под проливным дождем, вы­ехала на окружную дорогу на скорости 90 миль в час. Слишком многое случилось в тот день и, казалось, ничто больше не имело значения, поэтому Моника решила покончить со всем разом. Выяснилось, что именно в тот момент, когда я, во время сессии, избавился от кармического паттерна, мой образ всплыл в памя­ти Моники, и она стала думать обо мне и о наших отношениях. Осознав, что в ее жизни еще остался человек, на которого мож­но рассчитывать, она успокоилась — снизила скорость, съехала со скоростной полосы и припарковалась у обочины. Когда она протрезвела настолько, что смогла нормально вести машину, Моника вернулась домой и легла спать.

На следующий день после этого разговора мне позвонил Вольфганг и предложил встретиться. Это было неожиданное и весьма интригующее развитие событий, поскольку он никогда не звонил мне прежде, и уж тем более не просил о встрече. При­ехав, он сказал, что хочет поговорить со мной по очень личному и деликатному для него поводу. Эту проблему в психоанализе называют комплексом «развратной девственницы» {prostitute Madonna). В его жизни было множество случайных, поверхност­ных сексуальных связей, в том числе тех, что длились не дольше одной ночи, и у него никогда не возникало проблем с эрекцией. Теперь же он чувствовал, что нашел женщину своей мечты, и впервые в жизни был по-настоящему влюблен. Однако он ока­зался неспособным заниматься с ней любовью и раз за разом терпел болезненную неудачу.

Вольфганг был в отчаянии и боялся, что может потерять эту женщину, если он не сделает что-нибудь со своей импотенци­ей, однако был слишком смущен, чтобы говорить об этом с чу­жим человеком. Он думал о том, чтобы обсудить эту тему со мной, но отверг эту мысль, поскольку я вызывал у него строго отрицательные эмоции. Но в какой-то момент его отношение ко мне радикально изменилось — его ненависть, словно по вол­шебству, растворилась, и он решил позвонить мне и попросить о помощи. Задав вопрос, когда это произошло, я выяснил, что этот момент полностью совпал с тем, когда завершилась моя древнеегипетская история.

Несколько недель спустя я получил недостающий фрагмент этой истории. Полина Маккририк, психоаналитик из Лондона и мой большой друг, проводила со мной сеанс гипноза, и, войдя в состояние транса, я понял, что лежу на песке в выжженной солнцем пустыне. Я чувствовал страшную боль в животе, и все тело сводили судороги. Я знал, что отравлен и скоро умру, было ясно, что единственные люди, которые могли меня отравить, это моя сестра и ее любовник. Согласно законам Древнего Египта, старшая сестра должна была выйти замуж за меня, как за самого старшего из братьев, но ее любовь принадлежала другому чело­веку.

Он был очень привлекательным, атлетически сложенным мужчиной, уборщиком в зверинце при дворце фараона. Таким образом, он принадлежал к совсем иному социальному классу, и его взаимоотношения с моей сестрой были не только незакон­ны, но и недопустимы. Я узнал об их связи и попытался им по­мешать, чем не оставил любовникам иного выхода, кроме как убить меня. В какой-то момент я увидел этого любовника и по­нял, что в моем настоящем это Сеймур, бывший любовник Мо­ники. Это казалось более чем разумным, поскольку Сеймур был очень развит физически, по нескольку часов в день уделяя тя­желой атлетике и тренажерам. Своими огромными, гипертро­фированными мускулами он напоминал скорее звезду бодибил­динга, чем психолога.

Когда я умирал от дикой боли, осознание того, что меня пре­дали и отравили, вызвало у меня приступ слепого, всепоглоща­ющего бешенства. Я умирал в пустыне в полном одиночестве, и все мое существо переполняла ненависть. Переживание этой си­туации породило интересное прозрение — кажется, в той жиз­ни, в Древнем Египте, я принимал активное участие в мистери­ях Исиды и Осириса и знал все их секреты. Я чувствовал, что яд и ненависть по отношению к моей сестре и ее любовнику отрав­ляли мой разум и скрывали все остальное, в том числе и мои эзотерические знания, и это не давало мне возможности вос­пользоваться преимуществами тайного учения в момент смер­ти. По той же самой причине моя связь с этими тайными знани­ями была грубо разорвана.

Внезапно я понял, сколь много времени в моей нынешней жизни было посвящено постоянному поиску этого потерянного знания. Я припомнил, как я был взволнован каждый раз, когда находил какую-либо информацию, которая прямо или косвен­но была связана с этой областью — любые сведения о культуре или истории Египта, любое упоминание о древних мистериях или намек на мистические переживания и эзотерические зна­ния. Кульминацией поиска стал момент, когда я открыл для себя ЛСД и получил первый опыт космического сознания. В свете этого прозрения моя работа с психоделиками вертелась вокруг психодуховной смерти и возрождения и оказалась попыткой открыть заново и переформулировать на современном уровне процессы, присутствующие в древних мистериях.

На последовавшей за этим сеансом медитации на меня вне­запно нахлынула масса образов, представляющих самые яркие фрагменты моих переживаний, связанных с Вольфгангом и Мо­никой, отчасти из реальной жизни, отчасти из сессий. Сила и интенсивность этого обзора постепенно возрастали до тех пор, пока не достигли взрывной кульминации. Ощущение было по­хоже на то, как будто взорвался огромный пузырь, и моя голова внезапно прояснилась. На мгновение я ощутил чувство глубо­кой решимости и покоя. Я знал, что кармический паттерн пол­ностью разрешен. Мы с Моникой оставались друзьями до само­го конца нашего пребывания в Балтиморе. Напряжение и хаос исчезли из наших взаимоотношений, и ни один из нас не чув­ствовал никакого побуждения продолжить интимные отноше­ния. Мы оба поняли, что наши предыдущие жизни не позволя­ют нам быть партнерами.

В ПОДЗЕМЕЛЬЯХ КИЕВСКО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЫ
Прошлая жизнь в царской России

С самого раннего детства, сколько я себя помню, я был оча­рован другими странами, их географией, культурой и людьми. Страстное желание путешествовать и исследовать мир всегда было существенной частью моей личности, но в молодо­сти мне казалось, что для этой страсти я был рожден не в том месте и не в то время. Оккупация фашистами Чехословакии с 1939 по 1945 год и все, что принес с собой нацизм, нанесли жес­токий удар по моим детским мечтам о кругосветном путеше­ствии. После разгрома немцев союзниками наша страна наслаж­далась коротким периодом свободы, в том числе и свободы пе­редвижений ее граждан. Летом 1947 года нам с моим братом Павлом удалось провести целых пять недель в маленькой юго­славской деревушке Трпань на полуострове Пелешац.

Красота Адриатического побережья и соседнего горного кря­жа произвели на меня глубокое впечатление и подогрели мой аппетит к более длительным путешествиям в будущем, однако мой энтузиазм и надежды прожили недолго. Государственный переворот в феврале 1948 года, отдавший Чехословакию под по­литический контроль Советского Союза, снова закрыл границы нашей страны. В последующее десятилетие восточноевропей­ские сателлиты Советского Союза постепенно становились все более открытыми для путешествий, но в течение многих лет сам Советский Союз оставался для чешских туристов закрытым.

В 1959 году у меня появилась возможность провести летние каникулы в Румынии, главным образом в Мамае. Этот между­народный курорт, самый большой на Черном море, был знаме­нит своиМи широкими пляжами с фантастически приятным пес­ком, тянущимися более чем на пять миль, небольшим количе­ством осадков, безоблачным небом и приятной температурой морской воды. Воспользовавшись преимуществами подобных идеальных условий, я большую часть времени проводил на пля­же. Там я познакомился с русским эпидемиологом, доцентом Киевского университета, который вместе с семьей проводил здесь каникулы. Они приехали из Киева в Мамаю на своем но­веньком «Москвиче», послужившем им наградой за многие годы ожидания и куда больший срок почти спартанского существо­вания и тщательной экономии.

Из разговоров с ученым и его семьей я вскоре понял, что мои новые друзья ненавидят Советский Союз так же сильно, как и я. Наши ежедневные встречи на пляже дали мне возможность по­практиковаться в русском языке и получить кое-какую инфор­мацию о жизни в Советском Союзе, что называется, из первых рук. Мы затронули очень широкий спектр тем, но одна из них произвела на меня особенно глубокое впечатление. Рассказы­вая об исторических достопримечательностях Киева, мои рус­ские друзья упомянули Печерскую лавру, русский православный монастырь, располагавшийся внутри огромной горы. Этот мо­настырь состоял из запутанной системы катакомб и гротов, ко­торые превратили внутреннюю часть горы в сложный подзем­ный лабиринт, напоминающий огромную голову швейцарского сыра. По обеим сторонам коридоров располагались ниши, где хоронили тела монахов лавры, с самого ее основания и до на­ших дней. Постоянные сквозняки и благоприятные климатичес­кие условия сохранили их путем сухой мумификации для пос­ледующих поколений.

Киевско-Печерская лавра изначально была частью обшир­ного религиозного комплекса, включавшего также Успенский собор, чудесный православный храм, завод по производству све­чей, мастерскую по написанию икон и другие здания. Друзья рас­сказали мне, что большевикам, объявившим крестовый поход против религии, считая ее, согласно определению Карла Марк­са «опиумом для народа», было хорошо известно значение этого религиозного центра для украинского народа. Однако они воз­держивались от грубого вторжения в жизнь монахов и монахинь, и вынуждены были проявлять терпимость, поскольку опасались народного восстания.

Взаимоотношения между населением Украины и советским правительством с самого начала складывались очень напряжен­но. С 1922 года, когда Украина была аннексирована Советским Союзом, сопротивление власти России, оставшееся еще со вре­мен царизма, возросло из-за жестокости Советов, в том числе двух искусственно вызванных голодов, второй из которых был инспирирован Иосифом Сталиным и его правой рукой Лазарем Кагановичем. Целью этих провокаций, в результате которых умерло несколько миллионов человек, было сломить дух укра­инских крестьян и принудить их к коллективизации, а также подавить возрождение украинской культуры.

История Киевско-Печерской лавры заворожила меня. Пока я слушал рассказ моих друзей, я чувствовал, как по спине бегут мурашки, а сердце бьется быстрее. Эта реакция поразила и оза­дачила меня, поскольку была очень необычной и нетипичной. Было ясно, что для такого глубокого эмоционального отклика должна быть причина, скрывающаяся в подсознании, и я почув­ствовал сильное желание посетить Киевско-Печерскую лавру и выяснить, что за всем этим стоит. Двумя годами позже, когда гражданам Чехословакии разрешили въезд в Советский Союз, я стал участником одного из первых туров, в программу которого входило посещение Киева, Ленинграда и Москвы. Где бы мы ни находились, нас сурово опекали гиды советского «Интурис­та» и нам было настоятельно рекомендовано при любых обстоя­тельствах не отходить от группы. Индивидуальный осмотр дос­топримечательностей был строго запрещен, а нарушение этих правил могло повлечь за собой серьезные политические послед­ствия.

Основной причиной для выбора именно этого тура была воз­можность оказаться в Киеве и посетить Печерскую лавру, и я был совершенно разочарован, когда узнал, что этот важный исто­рический памятник не включен в программу. Когда я задал этот вопрос, то в ответ услышал, что Успенский собор был разрушен немцами во время Второй мировой войны, а больше там смот­реть нечего. Стоит заметить, что от своих русских друзей, с ко­торыми я познакомился в Мамае, я получил совсем другую ин­формацию. Они утверждали, что собор при отступлении мини­ровали советские войска, и они же взорвали его, когда немец­кая армия вошла в город. Таким образом, они убили сразу двух зайцев — уничтожали духовный символ Украины и обратили гнев украинского народа против немцев.

Однако то, что на самом деле случилось с Успенским собо­ром, не имело особого значения — в первую очередь меня инте­ресовала Печерская лавра и ее катакомбы. И, насколько мне было известно, лавра по-прежнему существовала, без особого ущерба пережив советскую власть и немецкую оккупацию. По­чти сразу по прибытии в Киев я начал испытывать беспокой­ство — мое страстное желание посетить таинственное подзем­ное кладбище превратилось в навязчивую идею, сопротивлять­ся которой я был не в силах, и это тоже было чем-то особенным и нехарактерным. Меня считали человеком очень рациональ­ным, идущим по жизни самым прямым путем и без значитель­ных эмоциональных всплесков.

В конце концов я решил пойти на риск, оторваться от груп­пы и самостоятельно посетить лавру. Поскольку в то время я уже достаточно бегло говорил по-русски, то был вполне способен взять такси и направить его к монастырю. Я попал внутрь и про­шел по путанице коридоров, между нишами с останками мона­хов, в течение многих веков живших и умиравших в этом мона­стыре, — их худые руки, обтянутые коричневой пергаментной кожей, были соединены словно в последней молитве. Время от времени коридоры открывались в небольшие пещеры, где на стенах висели особо почитаемые иконы, а перед ними горели свечи. Сквозь облака густого дыма благовонных курений я ви­дел группы монахов с длинными бородами; казалось, они нахо­дились в состоянии глубокого транса, и их монотонное пение казалось потусторонним и порождало странное эхо.

Я понял, что и сам нахожусь в очень необычном состоянии сознания. Я чувствовал, проходя по темным катакомбам, и час­то знал, что я увижу за поворотом. Ощущение «дежавю» («уже виденного») или «дежавесю» («уже прожитого») было всеобъем­лющим. В одной из ниш я увидел мумию, руки которой не были сложены в молитве, и меня захлестнула волна эмоций, казалось, поднявшаяся из самых глубин моего существа, — я никогда не чувствовал ничего похожего. Тогда я закончил свою экскурсию и, потрясенный, поспешил в гостиницу. Я не сомневался, что пытаюсь убежать от еще более сильной и дезорганизующей ре­акции. Было ясно, что мой противозаконный визит в Печерс­кую лавру и враждебные обстоятельства, которые ему предше­ствовали, не создали благоприятной психологической обстанов­ки для глубокого анализа этих переживаний.

Я вернулся в гостиницу в состоянии странной неудовлетво­ренности и с четким ощущением, что мой визит является неза­вершенным гештальтом. Но, с другой стороны, я был приятно поражен, узнав, что гиды «Интуриста» так и не заметили моего отсутствия, что само по себе уже было маленьким чудом. Я встре­тил Новый год в Москве, наслаждаясь культурными ценностя­ми этого города, и, согласно старой поговорке «В чужой монас­тырь со своим уставом не ходят», в потрясающих количествах поглощал отличную «Старку» — водку, изготовленную по рецеп­ту, сохранившемуся еще с царских времен. Со мной больше не случалось необычных переживаний, аналогичных тем, что я ис­пытал в Печерской лавре. Самым впечатляющим сознательным приключением до самого конца моей поездки оставался визит в один из самых известных московских аттракционов — комплекс плавательных бассейнов на открытом воздухе, в которых можно было плавать в горячей воде и нырять туда с вышек, окутанных холодом, приближавшимся к —30 по Цельсию.

После возвращения из России я часто проигрывал в памяти киевский эпизод, пытаясь понять те странные эмоции, которые он во мне вызвал. Однако я недолго оставался погруженных! в размышления об этом необычном происшествии. Я был увле­чен исследованиями ЛСД в пражском Институте психиатричес­ких исследований, проводя две сессии с применением психоде­ликов в день и пытаясь понять, что же мне удалось выяснить. Каждый день я сталкивался с таким количеством трудных и раз­рушающих парадигму традиционной науки переживаний и на­блюдений, что забыть о моем русском приключении ничего не стоило. Правда, эта история получила неожиданное продолже­ние много лет спустя, когда я покинул Чехословакию и уже ра­ботал в Мэрилендском центре психиатрических исследований в Балтиморе.

Директор центра, доктор Альберт Курланд, пригласил на ме­сяц Джоан Грант и Денниса Келси, супружескую пару из Евро­пы, известную своим интересным подходом к гипнотерапии. Джоан, француженка, обладала сверхъестественной способнос­тью вводить себя в состояние транса и переживать эпизоды из других времен и стран, которые походили на воспоминания из прошлых жизней. Она опубликовала серию, основанных на ее реконструкциях целых жизней книг, таких, как «Крылатый фа­раон», «Жизнь в облике Кэролы» и «Так был рожден Моисей».

Деннис был английским психотерапевтом, прошедшим под­готовку в качестве гипнотизера. Когда они работали вместе, Ден­нис просил клиентов, подвергаемых гипнозу, подобраться как можно ближе к источнику той проблемы, с которой они при­шли на сеанс. Джоан обладала невероятным даром настраивать переживания клиентов и помогать им в решении их проблем. Часто источник эмоциональных и психосоматических симпто­мов клиентов кроется в каком-либо эпизоде из прошлых жиз­ней, поэтому супруги Келси выбрали для своей совместной пуб­ликации, в которой была описана их работа, название «Множе­ство жизней» (Келси и Грант, 1967).

В то время, когда супруги Келси находились в нашем иссле­довательском центре, все его сотрудники могли испробовать их метод, лично поучаствовав в сессии. Проблема, которую я тогда решил проработать на сессии, был конфликт между чувствен­ностью и духовностью, который я в то время переживал. В ос­новном я был в восторге от жизни и вполне способен с большой жаждой наслаждаться различными удовольствиями, которые может предложить человеческое существование. Однако время от времени я испытывал желание уйти от мира, найти отдален­ный ашрам и посвятить всю свою жизнь духовным практикам. Деннис загипнотизировал меня и попросил вернуться в про­шлое, чтобы выяснить, с чего началась эта проблема.

Как только я вошел в гипнотический транс, я почувствовал себя маленьким русским мальчиком, стоящим в большом саду и смотрящим на богатый, похожий на дворец дом. Я знал, что на­хожусь в России и что я родился в дворянской семье, но при этом продолжал слышать голос Джоан, доносившийся как бы изда­лека. Мягко, но настойчиво она повторяла: «Посмотри на бал­кон!» Я сделал то, о чем она просила, не задумываясь о том, от­куда ей известно, что я стою перед домом и что на его фасаде есть балкон. Я посмотрел на балкон и увидел старую женщину с узловатыми, скрюченными пальцами, сидящую в кресле-качал­ке. Я знал, что это — моя бабушка, и испытывал сильную лю­бовь и сочувствие к ней.

Затем декорации изменились, и я увидел себя идущим по до­рогое к одной из окрестных деревень. Я помнил, что приходил туда довольно часто. Простой, но яркий деревенский мир му­жиков представлялся волнующим бегством от строгой и скуч­ной жизни родной семьи. Деревенские дороги были покрыты грязью и лужами, и все вокруг было пропитано запахом навоза, солома на крышах домов торчала во все стороны, а люди были одеты в грязные лохмотья, но в этом месте кипела жизнь.

Я вошел в плохо освещенную и очень бедную кузницу. Он стоял у горящего горна — огромный и очень мускулистый муж­чина, полуобнаженный и весь покрытый черными, курчавыми волосами. Могучими ударами тяжелого молота он придавал фор­му раскаленному докрасна куску железа, лежащему на наковаль­не. Внезапно мне вспомнился первый акт вагнеровского «Зиг­фрида», где Зигфрид перековывает Нотунг, сломанный меч, дан­ный Одином его отцу Зигмунду. Созерцание этой сцены и вели­кая музыка, которой Вагнер мастерски имитировал звуки, слышные во время ковки, всегда производило на меня неиз­гладимое впечатление — мой правый глаз начинал гореть, его веко дергалось, на нем выступали слезы. Внезапно все это про­изошло снова, но только несравнимо сильнее. Я чувствовал ост­рую боль в правом глазу, правую половину лица свело судоро­гой, а по щекам потекли потоки слез.

В отличие от других случаев, на этот раз я понял, почему я реагирую именно таким образом. В то время как я смотрел на кузнеца, завороженный этим зрелищем, кусок горячего железа ударил меня в правую половину лица и вызвал сильные ожоги. Последовало несколько крайне болезненных с эмоциональной точки зрения сцен. Я пережил ужас матери, увидевшей мое лицо обожженным до неузнаваемости, и ее последующее отдаление от меня и неприятие. Я снова пережил агонию юнца с изуродо­ванным лицом, который достиг половой зрелости и которого му­чило неудовлетворенное сексуальное влечение и задевали по­стоянные отказы. Я увидел, как после осознания, что для меня больше нет места в светском мире, я в полном отчаянии сбежал в монастырь — сменив стыд и унижение вынужденным безбра­чием на фальшивую гордость самоотречения, я принял постриг в Киевско-Печерской лавре.

Как только я на сознательном уровне установил связь со сво­ей памятью о жизни в этом монастыре, мои кисти свела сильная судорога. Я понял, что за десятилетия, проведенные в темноте и сырости катакомб, пальцы обеих моих рук были страшно изуро­дованы. Не знаю, был ли это артрит, вызванный условиями жиз­ни, или истерической реакцией невротического характера, от­ражающей глубокую неудовлетворенность жизнью? Возможно ли, что я использовал в качестве модели для этого психосомати­ческого симптома органическое заболевание, поразившее руки моей любимой бабушки?

Последней в моей гипнотической регрессии была сцена смерти, которая стала завершением жизни, полной страданий, и могла восприниматься как освобождение, избавление от тюрь­мы безнадежно поврежденного тела. Однако обрести покой и примирение в мой последний час помешало неожиданное ос­ложнение. В Киевско-Печерской лавре существовал обычай хо­ронить умерших в нишах стен подземелий и соединять их руки на груди в молитвенном жесте — символическое выражение ус­пешного завершения хорошо прожитой жизни, проведенной в служении Богу. Но мои изуродованные кисти, превращенные каким-то патологическим процессом в безобразные клешни, нельзя было соединить в символическом жесте благослове­ния, означавшем успешное завершение моей монашеской жизни. Я заплакал, переполненный смесью гнева, печали и жа­лости к самому себе.

Я ненавидел жизнь в монастыре и завидовал тем счастлив­цам, чьи тела были неповрежденными и красивыми, — они мог­ли наслаждаться тем, что находилось за его стенами. То, что я оставался в монастыре, не было результатом свободного выбо­ра, я отказался от мира за его пределами, сбежав от стыда, от­верженности и унижения, и невозможность обрести правиль­ное завершение той жизни неописуемого страдания была боль­ше, чем я мог вынести. Я всхлипывал, все тело мое дрожало, и слезы струились из глаз.

В этот трагический момент и вмешалась Джоан с ее неверо­ятной интуицией, начав, очень мягко и осторожно, массировать мои сведенные кисти. Когда кисти наконец расслабились, она свела их вместе и сложила в молитвенном жесте, удерживая сво­ими ладонями. Я почувствовал, что быстро достиг завершения и примирения моей несчастной жизни в Киевско-Печерской лав­ре. Огромный объем негативных эмоций, накопившихся у меня в Сознании и теле за несколько десятилетий невольного мона­шеского существования, теперь вышел наружу. Они постепен­но сменялись ощущением глубокой релаксации и внутреннего покоя, блаженства и любви. Не было сомнений в том, что то, что мне довелось пережить, было для меня глубоко целитель­ным, и все моя последующая жизнь была согласована этим ин­туитивным прозрением. С тех пор как Келси провели эту сес­сию, у меня больше никогда не случалось конфликтов между духовностью и способностью наслаждаться тем, что способна предложить жизнь — природой, работой, пищей, сексом и мно­жеством других вещей, присущих плоти.

Сессия закончилась убедительным чувством, что я разрешил эту проблему. Однако несколько лет спустя некоторые элемен­ты этой истории внезапно всплыли на поверхность в моей жиз­ни, во время месячного семинара, который мы с Кристиной про­водили в Эсаленском институте в Биг Суре, штат Калифорния.

Дик Прайс, соучредитель Эсалена и один из бывших студентов Фрица Перлса, который был приглашен на наш семинар в каче­стве гостя, проводил сессию гештальт-терапии с Кэролайн, мо­лодой женщиной, участвовавшей в семинаре. Перед началом сессии Кэролайн рассказала о внезапно возникшем у нее инте­ресе к России, ее людям и культуре. Она учила русский и полю­била петь русские песни.

Проблемой, с которой она пришла на сессию, было то па­губное воздействие, которое одиннадцать лет пребывания в ка­толическом монастыре оказали на ее сексуальную жизнь, жиз­ненные силы и любовь к жизни. Когда она со все нарастающей интенсивностью выплескивала свой гнев и печаль по потерян­ным годам ее юности, я ощущал растущий эмоциональный от­клик на эту историю. Я догадался, что это как-то связано с тем, как похожа ее история на историю из моей прошлой жизни в России, но интенсивность моего отклика меня поразила. Мой правый глаз начал гореть, веко дергалось, а по щекам потекли слезы.

По мере того как я сквозь пелену слез смотрел на Кэролайн, ее лицо менялось и в конце концов стало лицом моей матери из той русской инкарнации. Я внезапно оказался в том моменте истории, когда меня привезли домой после ожога, полученного в кузнице, и моя мать увидела, насколько я изуродован. Кэро­лайн явно изливала эмоции из своей нынешней жизни, но в моем восприятии она была частью одной из моих инкарнаций. Она была моей матерью, женщиной, чье сердце было разбито тем, что со мной произошло. Сессия закончилась, и я был глубоко тронут произошедшим. Все еще потрясенный и сбитый с толку, я подошел к двери, собираясь отправиться на ланч, но, открыв ее, замер, пораженный увиденным.

Я смотрел на чудовищно изуродованное лицо молодой жен­щины, которая собиралась открыть ту дверь, в которую я выхо­дил. Я все еще находился под впечатлением той, русской инкар­нации, и на мгновение мне показалось, что я смотрюсь в зерка­ло. Выяснилось, что девушка, которая хотела войти в комнату, была подругой Кэролайн по имени Виктория. Она прочитала о Мэрилендской программе применения психотерапии с исполь­зованием психоделиков у людей в последней стадии рака и при­шла, чтобы поучаствовать в ЛСД-сессии. Виктория рассказала мне свою невероятную историю.

Она и ее сестра были однояйцевыми близнецами, но сест­ра Виктории умерла вскоре после рождения. Позднее, к свое­му большому смятению, ее родители обнаружили, что в роддо­ме перепутали бирки с именами, и выжившая девочка полу­чила имя своей умершей сестры. В возрасте четырех лет от роду Виктория выпала из заднего окна едущей машины и едва не умерла. Вскоре после того как девочка поправилась, у нее по­явились первые симптомы редкой формы рака кожи. В после­дующие годы болезнь прогрессировала, и Виктория перенесла целый ряд пластических операций, которые превратили ее лицо в жутковатую мозаику глубоких шрамов и лоскутков переса­женной кожи.

У Виктории сложилась странная теория относительно при­роды ее таинственного заболевания. Она была уверена, что во время той аварии она оказалась на том свете и приняла на себя личность сестры, имя которой она носила. Эта идентификация выразилась в прогрессирующем ухудшении ее состояния и раз­ложении ее тела. Она идентифицировала себя с изгнанным при­зраком сестры, страдала глубокой депрессией, и даже всерьез ду­мала о самоубийстве как о способе прекратить страдания. Ни один из подходов, который она испробовала, не принес благо­творных изменений в ее состояние, и когда она услышала о воз­действии терапии с использованием психоделиков, то решила попробовать.

Мы с Кристиной согласились стать проводниками Викто­рии на ее сессии с высокой дозой ЛСД, и эта сессия оказалась для каждого из нас глубоким и значительным опытом. Пережи­вания Виктории были очень широкого спектра: она имела дело с болью и горечью своего трудного положения, с тем случаем, который произошел в детстве, и с травмой своего рождения и смерти сестры. Но она не задерживалась слишком долго в каж­дом из этих переживаний и провела большую часть сессии в со­стоянии блаженства и космического единства. Это переживание было таким глубоким и необыкновенным, что она примирилась с трагическим ходом своей нынешней жизни и с Богом.

В то время, когда она переживала этот прилив восторга, ее, казалось, окружал ореол сияющей энергии. Хотя мы с Кристи­ной сидели рядом с Викторией, мы не видели ее шрамов. Ее лицо выглядело совершенно гладким и прекрасным. Было ясно, что мы находились в состоянии «контактного кайфа», и несколько часов спустя наше восприятие вернулось к норме. Однако Вик­тории удалось сохранить большую часть нового эмоционально­го подхода к жизни, которого она достигла во время сессии, а для меня видение исцеленного, прекрасного лица Виктории было окончательным завершением моего приключения из про­шлой жизни, связанного с Россией.

Хотя с момента нашей сессии с Викторией прошла уже чет­верть века, я больше не сталкивался с чем-либо, что добавило бы еще фрагмент к этой головоломке. Время от времени я мыс­ленно возвращался к этому приключению, пытаясь понять, в каких именно взаимоотношениях находятся прошлые и нынеш­ние герои этой истории. В то время как связь между мною и не­счастным монахом была очевидной и прямой, взаимосвязь меж­ду Викторией и изуродованным монахом, Кэролайн и моей рус­ской матерью, мною нынешним и Викторией, Викторией и Кэ­ролайн, а также роль во всем этом Кристины куда более неопределенна и таинственна.

Хотя мои переживания, описанные в этой истории, перепле­таются с невероятными совпадениями, раскрывающими слож­ную невидимую ткань, лежащую в основе нашей повседневной реальности, достаточная часть этой глубокой динамики остает­ся скрытой, чтобы защитить природу законов, действующих в мире кармы.

КОГДА ДУХОВНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ МОГУТ БЫТЬ ОПАСНЫ
Возвращение к салемской охоте на ведьм

В 1976 году мы с Кристиной прожили несколько месяцев в Круглом доме Эсалена, в БигСуре, штат Калифорния. Это была маленькая, очаровательная постройка, расположенная у ручья, делящего территорию Эсалена на две части. Его говорли­вые воды срывались с гребня горы и, прежде чем влиться в воды Тихого океана, создавали довольно большой водопад. Прямо перед домом в земле была расщелина, извергавшая горячую ми­неральную воду в маленький личный бассейн. Согласно мест­ному фольклору, Эсаленские горячие источники были связаны с системой вулканических подземных пещер, которая тянулась под большей частью штата Калифорния.

Журчание ручья и шум водопада оказывали очень мощное сенсорное воздействие, но психоэнергетическая сила этого ме­ста была еще более впечатляющей. Многие годы мы приглаша­ли на наши семинары в Эсалене людей с экстраординарными психическими способностями — ясновидящих, шаманов из са­мых разных частей мира, представителей спиритической церк­ви, индийских йогов, тибетских духовных учителей, и все они сходились во мнении, что местность вокруг Круглого дома яв­ляется «точкой силы», местом, наделяющим невероятной духов­ной энергией. Те, кто пытался найти какое-то научное объясне­ние тому воздействию, которое оно оказывает на людей, припи­сывали его высокой концентрации отрицательно заряженных ионов, близостью водопада и присутствию огромных хвойных деревьев, растущих по берегам ручья.

В любом случае, какой бы ни была причина, жизнь в Круг­лом доме очень сильно воздействие на нас обоих. Было необы­чайно легко входить в состояние медитации; я часто соскальзы­вал в транс, в котором мог забыть, в каком месте и времени на­хожусь, и чувствовал, что наш маленький дом находится в не­кой архетипической сфере за пределами времени и пространства. Кристина, на тот момент переживавшая психодуховный кризис, испытывала здесь невероятную интенсификацию внутреннего процесса. В один из выходных дней ее переживания достигли такой интенсивности, что стали напоминать сессию с примене­нием психоделиков.

После периода сильного беспокойства и неприятных физи­ческих ощущений возникли переживания на тему одной из пре­жних жизней. У нее, молодой девушки из Салема, Новая Анг­лия, случались необычные состояния сознания. Ее консерватив­ные соседи-христиане в своем религиозном фанатизме истол­ковали эти состояния как одержимость дьяволом. Последовало обвинение в колдовстве; ее судили двое судей в церемониаль­ных одеждах и приговорили к утоплению.

Кульминацией этого эпизода стала казнь через утопление. Кристина увидела, что ее, привязанную к доске, несут к пруду и погружают, начиная с головы, в воду. Она успела заметить, что пруд окружен березами. Переживая смерть в воде, она кричала, задыхалась, а из ее рта и носа выделялось большое количество слизи. Количество выделений из носа было просто невероятным. В тот день на мне была фланелевая рубашка, и, когда пережива­ния Кристины закончились, вся ее передняя часть была покры­та засохшей слизью. Когда я снял рубашку, она не упала, а оста­лась стоять на полу, словно средневековый доспех.

Когда Кристина жила на Гавайях, она страдала от сильной аллергии и синусита и перепробовала множество медицинских обследований, тестов и способов лечения, в том числе целые серии инъекций для десенсибилизации. Ее доктора, разочаро­ванные провалом всех терапевтических попыток, в конце кон­цов предложили хирургическое вмешательство, включавшее выскабливание и очистку пазух. Кристина решила отказаться от столь радикальной процедуры и смирилась со своей судьбой. К своему большому удивлению, Кристина обнаружила, что после того как она пережила смерть своего салемского воплощения, все проблемы с пазухами исчезли.

К счастью, к этому времени моя вера в «научное мировоз­зрение», которое и так неоднократно подвергалось испытанию, было уже серьезно подорвано множеством подобных наблюде­ний. Если бы не это, подобный эпизод поверг меня в серьезный интеллектуальный кризис. Без сомнения, элемент космическо­го юмора присутствовал в том, что проблемы, возникшие у Кри­стины, не поддававшиеся решению силами специалистов-уче­ных, были разрешены переживанием кармического эпизода, неотъемлемой частью которого являлось невежество, религиоз­ный фанатизм и ложное обвинение в колдовстве.

Этот эпизод имел очень интересное продолжение несколь­ко лет спустя, когда мы с Кристиной приехали в Бостон для про­ведения семинара по холотропному дыханию. Семинар закон­чился вечером, а наш самолет в Сан-Франциско улетал на сле­дующий день ближе к вечеру, так что у нас была возможность потратить большую часть дня на осмотр достопримечательнос­тей. Мы решили позвонить Мэрилин Гершензон, физиологу и нашему близкому другу, принадлежавшей к тому же к внутрен­нему кругу последователей Свами Муктананды. Мы стали дру­зьями в начале 1980-х, когда она вместе с нами координировала проведение большой международной трансперсональной кон­ференции в Бомбее, и вот теперь, когда мы позвонили ей, Мэ­рилин очень обрадовалась и предложила показать нам город.

Когда мы решали, где бы перекусить, Мэрилин предложила свой любимый ресторан, находившийся на берегу океана, не­подалеку от Салема. Выяснилось, что он называется «Готорн Инн», что напомнило нам о Натаниэле Готорне, его «Алой бук­ве» (Scarlet Letter) и ведьминском промысле. Пока мы завтрака­ли, Кристина пересказывала Мэрилин тот эпизод из прошлой жизни, связанный с Салемом и казнью ведьмы. Ее рассказ по­разил Мэрилин, поскольку во время одной из медитаций в аш­раме сиддха-йогов она пережила схожий эпизод.

Поскольку мы находились всего в нескольких милях от Са­лема, нам показалось вполне уместным заехать туда после лан­ча, так как у нас еще оставалось время до отлета. Когда мы въе­хали в Салем, Кристина спросила у Мэрилин, есть ли в городке пруд. Мэрилин, детство которой прошло в Салеме, категоричес­ки отрицала этот факт, но вскоре она, по ошибке, свернула не в том месте, что было удивительно, поскольку город она знала очень хорошо, и это неожиданное изменение маршрута приве­ло нас к садку для разведения рыбы на берегу океана. Похоже, когда-то это была естественная бухта, отгороженная от океана старой каменной дамбой.

Кристина вышла из машины, словно в полусне. Она огля­дывалась вокруг, совершенно сбитая с толку. «Я не вижу ни од­ной березы», — сказала она и пошла вокруг пруда. «Куда ты?» — спросили мы. «Здесь обязательно должны быть березы», — от­ветила Кристина, продолжая идти. Мы припарковали машину и отправились за ней. В конце концов, на другой стороне пруда, Кристина нашла одну-единственную березу. Ее ствол был сло­ман, а крона оказалась под водой. «Видите, они все-таки были здесь, эта, наверное, последняя».

Мы вернулись в машину и решили, что стоит посетить зда­ние суда, где проводились заседания. По дороге туда Кристина рассказала Мэрилин о том, что узнала в двух судьях из прошлой инкарнации своего бывшего мужа и отца. «Но на процессе все­гда был только один судья», — возразила Мэрилин. «Судей было двое!» — настаивала Кристина. Подъехав к зданию суда, мы об­наружили, что он закрыт, но перед зданием была установлена большая табличка, которая рассказывала о процессах над ведь­мами. Текст не только подтверждал, что на процессе было двое судей, но и называа имя одного из них — Корвин (что напоми­наю космического масштаба шутку, поскольку бывшего мужа Кристины звали Вин).

Прежде чем мы вернулись к машине, я купил в сувенирном магазине небольшой иллюстрированный путеводитель по Салему, в котором был и рассказ о процессах. Пока Мэрилин вез­ла нас в аэропорт, я зачитывал вслух некоторые отрывки из это­го буклета. Мы узнали, что девушки, обвиненные в колдовстве, проводили много времени со служанкой по имени Титуба, ко­торую потом обвинили в связях с дьяволом. Титуба, индианка из племени араваков, живущего в Южной Америке, в детстве была захвачена в плен, вывезена на остров Барбадос и продана в рабство. Мы решили, что Титуба могла научить девочек каким-то шаманским техникам, которые невежественные соседи вос­приняли как призвание дьявола.

Но самой интересной информацией, почерпнутой мною из данного путеводителя, были сведения о том, что старый Салем, в котором происходила большая часть исторических событий, те­перь называется Денвере, — эта информация оказалась для нас настоящим шоком. Именно в этом городе мы в 1978 году прово­дили большую конференцию Международной трансперсональ­ной ассоциации. На этой конференции мы впервые представили нашу концепцию «психодуховного кризиса», подразумевающую, что многие случаи необычных состояний сознания, которые сто­ронники традиционной школы психиатрии диагностируют как психозы и часто пытаются лечить такими радикальными метода­ми, как инсулиновый шок и электрошок, на самом деле являются психодуховными кризисами.

На лекции в Денверсе мы высказали предположение, что если такие психодуховные кризисы правильно воспринимать и оказывать человеку в этом состоянии должную поддержку, то на самом деле они могут оказывать целительный, трансформи­рующий и даже эволюционный эффект. Мы работали в холле, откуда была видна старая психиатрическая больница, располо­женная по другую сторону долины и имевшая едва не самую худ­шую репутацию в Соединенных Штатах. Они все еще использо­вали шокирующие методы, которые сильно напоминали те, что использовала святая инквизиция и тому подобные охотники на ведьм, — нас поразило это удивительное совпадение. Из всех воз­можных мест проведения надо же нам было устроить наше ме­роприятие за радикальное изменение отношения к необычным состояниям сознания в месте, где, хотя Кристина об этом и не подозревала, проходила одна из ее прошлых жизней, и где ее постигли страдания и смерть в этом кармическом эпизоде, выз­ванные неправильным пониманием и интерпретацией необыч­ных состояний сознания.

Погруженные в эту драму, мы прибыли в аэропорт в самую последнюю минуту. Мы вбежали в ворота, и дверь самолета зак­рылась сразу за нашими спинами, как только мы оказались в са­лоне. Мы опустились в кресла, пристегнули ремни и принялись обсуждать странные стечения обстоятельств, случившихся в этот день. Как только самолет поднялся в воздух, из салона первого класса к нам в эконом-класс вышла стюардесса с подносом бо­калов с белым и красным вином.

Я не мог поверить собственным глазам. У нее была очень темная кожа, а ее голову окружала корона длинных растрепанных косичек, торчащих во все стороны. Не знаю, как ее начальство допустило подобное, ведь они очень придирчиво относятся к внешнему виду стюардесс. «Это Титуба, твоя служанка с Барба­доса», — в шутку сказал я, обращаясь к Кристине. Стюардесса подошла к нам к нам и посмотрела на Кристину долгим и зна­чительным взглядом. «В первом классе осталось немного вина, сказала она. — Не хотите ли выпить? — И, после небольшой па­узы, добавила: — Вы предпочитаете белое или красное?»

Мы взяли по бокалу вина и принялись обдумывать очеред­ное совпадение, когда стюардесса появилась снова, на этот раз на ее подносе были гвоздики. «У нас остались и цветы, не жела­ете?» И, предлагая поднос Кристине, спросила очень серьезным тоном: «Какие вам больше нравятся, красные или белые?» По­думав немного, Кристина выбрала белую. Позднее она сказала мне, что, в контексте того, что произошло в тот день, этот на первый взгляд простой выбор имел большое кармическое зна­чение. Выбор белой гвоздики показался успешным завершени­ем этого драматического эпизода ее жизни.

Существование переживаний из прошлой жизни со всеми их примечательными особенностями является бесспорным фактом, который может подтвердить серьезный исследователь, непред­взятый и заинтересованный в проверке этих доказательств. Так­же совершенно очевидно, что не существует правдоподобного объяснения этого феномена в формате классической психиат­рии и психологии. Хотя все эти впечатляющие факты и не являются твердым доказательством нашего существования после смерти и реинкарнации той же самой независимой единицы со­знания — нашей уникальной души, они представляют собой се­рьезный концептуальный вызов традиционной науке и облада­ют потенциалом, достаточным для разрушения всей системы понятий. Поскольку я сам был свидетелем сотен переживаний из прошлой жизни и многие из них испытал сам, я согласен с Крисом Бейшем в том, что «доказательства в этой области так бо­гаты и невероятны, что ученые, которые думают, что проблема реинкарнаций не заслуживает серьезного изучения, или не име­ют достаточного количества информации, или просто тупицы».

Часть V
ЭКСТРАСЕНСОРНОЕ ВОСПРИЯТИЕ ЖИЗНИ ПОСЛЕ СМЕРТИ
Исследование мира паранормальных явлений

Истории в этой части книги описывают события и пережи­вания, в которых присутствуют феномены, известные как паранормальные, психические либо пси-эффекты. Системати­ческое научное изучение психических феноменов проводилось в основном парапсихологами, хотя их различные формы также описывались в книгах по другим дисциплинам, таким как ант­ропология и сравнительное религиоведение. На продолжении всего XX века парапсихология являлась объектом яростного про­тивостояния, поскольку она специализируется на исследовании экстрасенсорного восприятия и других способностей, событий и процессов, которые нельзя объяснить с помощью существую­щих научных теорий.

С точки зрения традиционной науки психические феноме­ны невозможны, поскольку они подразумевают передачу инфор­мации или даже влияние на материальные процессы без меди­тации или знания о каналах и энергиях. Общим знаменателем этих переживаний и событий, принадлежащих к этой категории, является то, что они выходят за рамки пространства и времени. Психические явления могут возникать при обычных обстоятель­ствах и вовсе не требуют изменения сознания. Однако в холотропных состояниях вероятность их возникновения существен­но возрастает.

Чтобы создать нужный фон для данного раздела, я кратко опи­шу и дам определение психическим явлениям, которые в прошлом привлекали внимание парапсихологов и вызвали их интерес. Те­лепатия — это прямая передача мыслей другому человеку без по­мощи слов, невербальных подсказок, сигналов и других тради­ционных средств общения. Внетелесные переживания — это мо­менты, во время которых сознание, лишенное тела, приобретает способность передвигаться в пространстве и четко воспринимать все, что его окружает. Когда речь идет о восприятии на очень боль­шом расстоянии, это называется астральной проекцией.

Предвидение — это четкое предчувствие будущих событий без каких-либо реальных подсказок. Ясновидение — это способность получать информацию о прошлом, настоящем и будущем, не ис­пользуя обычные источники информации, что подразумевает преодоление пространственных или временных барьеров, или и тех и других. Психометрия — это процесс получения инфор­мации об истории объекта или фактов и образов о человеке, ко­торому этот объект принадлежал, с помощью длительного так­тильного контакта с этим объектом. Термин психокинез относит­ся к ситуациям, в которых на материальные объекты или про­цессы оказывается влияние с помощью средств психики.

Другой проблемой, заинтриговавшей парапсихологов еще в 1882 году, когда двое преподавателей Кембриджа организовали Общество для исследования психики и парапсихология стала самостоятельной дисциплиной, стала возможность продолжения жизни сознания после смерти. Вера в продолжение существова­ние после момента биологической смерти разделялась всеми древними религиями мира. В прошлом старания парапсихоло­гов собрать веские доказательства жизни после смерти были с презрением высмеяны научным сообществом и академически­ми кругами. Однако во второй половине XX века исследователи сознания накопили огромное количество наблюдений, позво­ляющих предположить, что эта идея не столь нелепа, как кажет­ся многим, выросшим в интеллектуальной атмосфере, сформи­рованной материалистической наукой. Хотя эти новые данные не могут рассматриваться как доказательства сохранения лич­ного сознания после смерти, они точно представляют глобаль­ный концептуальный вызов для традиционной науки. Они так­же помогают нам понять, почему эта вера оказалась настолько универсальной и неизменной.

Мысль о том, что сознание может пережить смерть, на са­мом деле не является только верой, совершенно беспочвенной фантазией невежественных людей, не желающих принять ско­ротечность жизни и неотвратимость собственной смерти. Она основана на разнообразии невероятных переживаний и наблю­дений, которые противоречат рациональным объяснениям ма­териалистической науки. Ранее в этой книге мы уже исследова­ли наблюдения и научные исследования, связанные с воспоми­наниями из прошлых жизней детей и взрослых и проблемой ре­инкарнации. Другим источником научной информации, важной для вопроса жизни после смерти, являются танатологические исследования околосмертных переживаний. Эти завораживаю­щие переживания испытывала примерно третья часть тех лю­дей, которые выжили в автокатастрофах, тонули, пережили сер­дечный приступ или остановку сердца во время операции или столкнулись с другими формами угрожающих жизни ситуаций.

Реймонд Муди, Кеннет Ринг, Майкл Сабом, Брюс Грейсон и многие другие провели обширные исследования этого фено­мена и описали характерный эмпирический паттерн околосмерт­ного состояния. В своей полной форме он включает выход из тела — внетелесные переживания, «просмотр жизни» и путеше­ствие по темному туннелю. Кульминацией является встреча с сияющим Созданием Света — божественной справедливостью, с этической оценкой жизни человека и посещением различных трансцендентальных сфер. Менее часто встречаются болезнен­ные, тревожные и инфернальные типы околосмертных состоя­ний. В конце 1990-х годов исследования Кена Ринга добавили этим наблюдениям еще одно интересное измерение. Ринг смог доказать, что у людей, слепых от рождения по органическим причинам, в этом состоянии могут быть видения, включая та­кие, достоверность которых могут единодушно подтвердить все присутствующие («достоверные внетелесные переживания»).

Подтвержденные внетелесные переживания не сводятся толь­ко к предсмертным ситуациям и случаям клинической смерти. Они также могут возникнуть во время духовных практик или на сессиях сильной экспириенциальной психотерапии, такой как первичная психотерапия, ребефинг или холотропное дыхание. Применение психоделических веществ — особенно диссоциатив­ного анестетика кетамина — может значительно облегчить их наступление. Внетелесные переживания могут проявляться спон­танно, в обычной, повседневной жизни или как отдельные эпи­зоды, или повторяясь, как часть кризиса психического раскры­тия или какого-либо иного типа духовного пробуждения.

Соответствующие действительности внетелесные пережива­ния имеют особое значение для проблемы жизни после смерти, поскольку они демонстрируют, что сознание способно действо­вать независимо от тела. Это имело особый интерес для танато­логов и других исследователей сознания, поскольку они пред­ставляют феномен, который предлагается для научного изуче­ния и объективного подтверждения. Обычным возражением, выдвигаемым против идеи, что такие исследования служат до­казательством существования сознания после смерти, является тот факт, что люди, испытавшие внетелесные переживания, хоть и оказывались на волосок от смерти, все же не умерли. Однако представляется разумным сделать вывод, что если сознание мо­жет функционировать независимо от тела при нашей жизни, то это возможно и после смерти.

Другая сфера интересоа парапсихологов, тесно связанная с проблемой жизни после смерти, включает встречи и общение с умершими. Появление умерших людей, обычно родственников и друзей, часто случается в связи с околосмертными состояния­ми и как часть предсмертных видений. Умершие, похоже, при­ветствуют прибывающего и пытаются облегчить его переход в мир иной («комитет по встрече»). К доказательствам в поддерж­ку этой теории необходимо относиться особенно осторожно и критически. Видение мертвого человека или нескольких чело­век само по себе значит не так уж много и может легко быть от­брошено как фантазия или галлюцинация.

Поэтому исследователи психики обращают большое вни­мание на тот факт, что «комитет по встрече» всегда состоит только из умерших, в том числе и тех, о чьей смерти умираю­щий ничего не знал. Подобные примеры обычно называют «сказочным брегом» (Кобб, 1877)^*. Конкретные случаи общения, которые могут быть объективно подтверждены, также представляют важный материал для исследований. Особый интерес представляют квазиэкспериментальные доказательства жизни после смерти, которые исходят из эмоционально заря­женной и спорной области сеансов спиритизма и ментального или трансового медиумизма. Лучший медиум способен точно воспроизвести в своем представлении голос, манеру речи, же­сты, манеры и другие характерные черты умерших, которых они до этого не видели.

Совсем недавно исследователи во всех уголках мира, объе­диненные сетью Интернет, в том числе Эрнст Сенковски, Джордж Мик, Марк Мейси, Скотт Рого и другие, создали груп­пу, пытавшуюся установить «коммуникацию между мирами». Они утверждали, что получили множество паранормальных вер­бальных контактов и картинок от умерших людей с помощью электронных медиумов, в том числе записей на кассетах, теле­фонов, факсов, компьютеров и телеэкранов. Другое интересное нововведение в области общения с умершими — процедура, опи­санная в книге Реймонда Муди «Воссоединения: визионерские встречи с ушедшими близкими» («Reunions: Visionary Encounters with Departed Loved Ones», 1993). Во вступительном слове к это­му к своему исследованию Реймонд Муди проводит системати­ческий обзор литературы по гаданиям по магическим кристал­лам и тому подобным феноменам, Используя большое зеркало и драпировки из черного бархата, он создавал особую среду, ко­торая, как он утверждает, может облегчить воображаемую встре­чу с умершими близкими.

Еще один феномен, который следует упомянуть в этом кон­тексте, — ченнешнг. Это современный термин для ситуации, в которой человек передает через автоматическое письмо, речь или сообщения действием, из источника, находящегося вне данной личности. Этот источник часто обозначает себя как существо из нефизической реальности, иерархический ранг этих сущностей варьируется отархетипической фигуры (божество или ангел) или духовно просветленного сверхчеловеческого существа, и до не­воплощенного существа или даже живущего человека. Каче­ственное содержание общения также варьируется очень широ­ко, от тривиальной болтовни до глубокого и запоминающегося психологического и духовного общения.

Богатый материал, накопленный современными исследо­вателями сознания, имеет для парапсихологии странно неодно­значный подтекст. С одной стороны, он дает сильные доказа­тельства в поддержку многих явлений, традиционно изучаемых парапсихологами, а с другой стороны, они угрожают самому су­ществованию парапсихологии как независимой дисциплины. Стоит нам принять существование трансперсональных пережи­ваний, и мы осознаем, что все они или, по крайней мере, боль­шинство могут иметь посреднический доступ к новой инфор­мации с помощью каналов, неизвестных современной науке, независимо от того, задействуют ли они других людей, другие формы жизни, архетипические фигуры и сферы или различные эпизоды из истории человечества. Если способность человечес­кой психики получать доступ к новой информации без посред­ства чувств будет в основном принята, исчезнет нужда в специ­альной дисциплине, занимающейся изучением сравнительно узкой подборки конкретных психических явлений. То, что в прошлом считалось «паранормальным», можно будет рассмат­ривать как нормальные возможности человеческой психики.

ЗРЕНИЕ БЕЗ ПОМОЩИ ГЛАЗ (МЫСЛЕННЫЙ ВЗОР)
История Теда

Интересным примером подтвержденного внетелесного пе­реживания в близкой к смерти ситуации является исто­рия Теда, 26-летнего учителя афроамериканского происхожде­ния, страдающего от неоперабельной формы рака. В ходе бо­лезни мы провели с ним три сессии с высокой дозой ЛСД, кото­рые Тед посчитал очень полезными и благотворными, посколь­ку они помогли ему свыкнуться со своим заболеванием и справиться со страхом смерти. Позднее его состояние ухудши­лось, и метастазы заблокировали мочеточник. Это породило опасный застой мочи в чашевидной полости его почек, в резуль­тате чего в его крови стали накапливаться токсические продук­ты жизнедеятельности организма.

После того как Тед провел несколько дней в состоянии про­грессирующей уремии, нам позвонила его жена Лилли. Тед хо­тел видеть меня и Джоан, в то время мою жену и коллегу, чтобы обсудить проблему огромной важности. К тому времени как мы приехали в отделение интенсивной терапии Синайской боль­ницы, состояние Теда сильно ухудшилось — по всей видимос­ти, он был в коме. Его окружали родственники, пытавшиеся как-то привлечь его внимание, но Тед не отвечал, если, конечно, не считать ответом неразборчивое бормотание — было ясно, что вскоре он умрет.

Пока я успокаивал Лилли и остальных родственников, пы­таясь помочь им примириться с этой ситуацией, Джоан присела на кровать к Теду и начала мягко разговаривать с ним, исполь­зуя собственную, переработанную в традициях западной куль­туры версию инструкции из тибетской «Книги мертвых». В сущ­ности, она предположила, что Тед движется навстречу свету и сливается с ним, не боясь его яркости. К тому моменту, когда все, находящиеся в комнате, похоже, смирились с тем, что смерть Теда неизбежна, произошло то, чего никто не ожидал. В самый последний момент врачи все-таки решились его оперировать. Без всякого предупреждения двое санитаров вошли в палату, переложили Теда на каталку и повезли в операционную. Все, кто при этом присутствовал, были шокированы тем, что казалось грубым вторжением в очень личную и непростую ситуацию. Позднее мы узнали, что во время операции у Теда дважды оста­навливалось сердце, что повлекло за собой клиническую смерть, и оба раза его возвращали к жизни.

Мы отправились домой, чтобы принять душ и сменить одеж­ду, поскольку у нас были свои планы на вечер. По дороге в центр мы решили заехать в больницу, чтобы выяснить, как дела у Теда. Когда мы приехали, он уже снова находился в отделении интен­сивной терапии, приходя в себя после наркоза. На этот раз он находился в сознании и мог говорить. «Привет, спасибо, что вто­рой раз задень ко мне заходите», — сказал он. Тед посмотрел на Джоан и поразил ее точным, но весьма неожиданным заявлени­ем: «Вы переоделись; собираетесь пойти куда-то сегодня вече­ром?» Затем он рассказал, что уже видел нас сегодня, но не мог поговорить с нами, поскольку его сознание витало под потол­ком палаты и не могло связаться с телом.

Это происходило за несколько лет до того, как танатологи­ческие исследования установили, что внетелесные переживания отражают реальные события и это является клинически подтвер­жденным фактом. Не желая поверить в то, что человек, находя­щийся в состоянии комы, может четко воспринимать то, что вок­руг него происходит, и помнить такие мелкие подробности, мы начали расспрашивать Теда о том, что случилось в тот день. Он в мельчайших подробностях описал ту одежду, которая была на нас во время первого визита в его палату. Стало ясно, что он вос­принимал людей, находившихся рядом с ним, абсолютно пра­вильно, хотя его глаза были закрыты. В какой-то момент он даже заметил, что по щекам Джоан катятся слезы. Однако, полнос­тью осознавая то, что вокруг него происходит, он пережил не­сколько весьма необычных состояний.

Он полностью осознавал то, что происходит в палате, и мог слышать голос Джоан, но при этом его внутренний мир, похо­же, следовал ее инструкциям. Тьма, окружавшая его вначале, сменилась ярким светом. Тед смог приблизиться к нему и слить­ся с ним. Чувства, которые сопровождали этот процесс слияния, были чувствами священного, глубокого внутреннего спокой­ствия. Однако в то же самое время он смотрел кино на потолке палаты, яркую демонстрацию всех тех поступков, которые он совершил в своей жизни. Он видел лица людей, которых убил на войне, и всех подростков, которых колотил в юности. Он чув­ствовал боль и страдания всех тех, кому он причинил боль. Ког­да это происходило, он ощутил присутствие Бога, который смот­рел этот фильм вместе с ним и судил его за его поступки.

«Я рад, что совершил это ЛСД-путешествие вместе с вами, ребята, — сказал он перед нашим уходом. — То, что произошло сегодня, перенесло меня туда же, куда я попадал во время этих путешествий. Благодаря вам я знал, что это за место. Я был бы напуган тем, что происходило, но, зная, что происходит, не бо­ялся совсем».

ПОСЛАНИЯ ИЗ АСТРАЛЬНОЙ СФЕРЫ
История Рихарда

Одно из самых интересных наблюдений, связанных с про­блемой жизни после смерти, из тех, что я помню, произош­ло на одной из сессий ЛСД-психотерапии Рихарда, молодого гомосексуалиста, подверженного сильным депрессиям и склон­ного к суициду. Он и был тем самым пациентом, чей пренатальный визит на ежегодную деревенскую ярмарку был описан в другой главе моей книги. На одной из ЛСД-сессий Рихард ис­пытал очень необычные переживания в странной и даже жут­кой астральной сфере. Он внезапно оказался в пространстве, залитом жутким светом и наполненном невоплощенными су­ществами, которые очень настойчиво и требовательно пытались привлечь к себе его внимание. Он не мог видеть или слышать их, но почти физически ощущал их присутствие и получал от них телепатические послания.

Я записал одно из этих посланий, которое было очень не­обычным и могло быть подвергнуто последующей проверке. Одно из невоплощенных существ упрашивало Рихарда связать­ся с его родителями в Кромержиже, городке в Моравии, и дать им знать, что их сын Ладислав в полном порядке и о нем хорошо заботятся. Существо сообщило имена родителей и их номер те­лефона — эта информация не была известна ни Рихарду, ни мне самому и для любого из нас не имела ни малейшего значения. Это происшествие выглядело абсолютно чужеродным среди дру­гих переживаний Рихарда, совершенно не связанным с его про­блемами и остальной частью его лечения. Ситуация в целом выг­лядела очень таинственной и сбивающей с толку.

По окончании сессии я решил сделать одну вещь, которая наверняка превратила бы меня в мишень для шуток моих кол­лег, стоило только им узнать о моем поступке. Я подошел к те­лефону, набрал номер в Кромержиже и спросил, могу ли я пого­ворить с Ладиславом. К моему немалому удивлению, снявшая трубку женщина заплакала. Когда она немного успокоилась, то ответила: «Наш сын нас покинул — мы потеряли его три недели тому назад». Кто-то может сказать, что это не может быть дока­зательством, что их умерший сын послал им весточку с того све­та, но возможность того, что эта ситуация является бессмыслен­ным совпадением, слишком мала.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ?
История Вальтера

Другое, столь же из ряда вон выходящее наблюдение подоб­ного рода имело отношение к моему коллеге и близкому другу, психиатру Вальтеру Панке, который был членом нашей исследовательской команды по изучению психоделиков в Мэрилендском центре психиатрических исследований в Балтимо­ре. Он был инициатором и основной движущей силой создания в Мэрилендском центре психиатрических исследований в Катонсвилле программы для пациентов с раком в последней ста­дии. Вальтер сильно интересовался парапсихологией, особенно проблемами существования сознания после смерти, и работал со многими знаменитыми медиумами и экстрасенсами, в том числе и с нашим общим другом Эйлин Гаррет, президентом и основателем Американской ассоциации парапсихологии.

Летом 1971 года Вальтер вместе со своей женой Евой и тре­мя детьми отправился на каникулы в штат Мэн, чтобы провести их в своем небольшом домике на побережье Атлантического океана. Перед отъездом из Балтимора он купил у приятеля ак­валанг и взял несколько уроков дайвинга. Однажды он отпра­вился на погружение в одиночку и без буйка и не вернулся. Хо­рошо организованные поиски, предпринятые на огромной тер­ритории, не нашли ни его тела, ни частей его акваланга. С уче­том всех этих событий Еве было очень трудно свыкнуться с мыслью о его смерти, ведь в последний раз она видела Вальтера выходящим из их домика, полным энергии и здоровья. Ей было трудно согласиться, что он больше не будет частью ее жизни, и она не была готова начать новую главу своей жизни, не завер­шив предыдущую.

Поскольку она сама была психологом, она могла принять участие в специальной программе по ЛСД, проходившей тогда в нашем институте. Ева решила провести сессию в надежде как-то прояснить ситуацию с гибелью мужа и попросила меня быть ее ассистентом — я с удовольствием согласился, поскольку Ева была одним из самых близких моих друзей. Во второй половине сессии она испытала очень сильное переживание, увидев Валь­тера, и вступила с ним в телепатический контакт. Он дал ей осо­бые указания относительно каждого из троих их детей и позво­лил начать новую жизнь, свободную и не связанную чувством привязанности к его памяти. Это было очень глубокое и осво­бождающее от чувства вины переживание.

Поскольку Ева спрашивала, не является ли этот эпизод пло­дом ее воображения, Вальтер ненадолго появился снова и по­просил Еву вернуть книгу, которую он позаимствовал у друга. Затем он сообщил ей имя друга, название книги, комнату и пол­ку, на которой она находится, и последовательность расстанов­ки книг на этой полке. Заинтригованные, желая проверить дос­товерность этого невероятного послания, мы отправились до­мой к Еве, как только сессия закончилась. Следуя инструкциям Вальтера, мы без труда нашли книгу, о существовании которой Ева прежде не подозревала.

Это было вполне в стиле Вальтера — дать Еве подобного рода подтверждения истинности их общения. При жизни он общал­ся с психологами и психиатрами из самых разных частей мира и был заворожен попыткой известного мага Гарри Гудини дока­зать существование того света. Я присутствовал при попытке Вальтера провести подобный эксперимент. Эйлин Гаррет ска­зала нам, что она скоро умрет.

«Эйлин, — сказал Вальтер требовательно, — вы должны по­обещать мне, что, если вы захотите, вы можете дать мне какой-нибудь явный знак, чтототсвет действительно существует». Эй­лин, известная своим тонким чувством юмора, похоже, не при­няла требование Вальтера всерьез. «Можешь быть спокоен, Валь­тер, — ответила одна, — ты получишь свое доказательство. Я по­явлюсь на твоей следующей ЛСД-сессии, и схвачу твой пенис своей холодной, влажной рукой!» Учитывая одержимость Валь­тера подобными доказательствами, вполне вероятно, что он вос­пользуется этой стратегией, чтобы придать больше силы его соб­ственному посмертному общению.

СРЕЗАННЫЕ РОЗЫ В САДУ ТЕТУШКИ АННЫ
История Курта

Героем следующей истории был Курт, один из психологов, принимавших участие в нашей трехлетней программе про­фессиональных тренингов по трансперсональной психологии и холотропному дыханию. Когда Курт приступил к занятиям, он был одним из самых научно ориентированных и скептичес­ки настроенных членов нашей группы. Все, что он наблюдал и переживал во время тренингов, находилось под глубоким вли­янием той системы убеждений, которую он унаследовал от сво­их профессоров. Выше я уже описывал переживания Курта, связанные с его рождением и запахом свежевыделанной кожи. Этот эпизод подорвал его убежденность в том, что термины «сознание» и «психология» применимы только к человеку, ко­торый уже родился.

В то же самое время, когда он пережил собственное рожде­ние, Курт столкнулся с еще одной концептуальной проблемой, которая принудила его сильно расширить собственные профес­сиональные горизонты. Этой проблемой стала природа транс­персональных переживаний. Были ли они онтологически ре­альными явлениями, демонстрирующими существование обычно невидимых трансцендентальных сфер, или продуктом человеческого воображения? В процессе тренинга Курт был свидетелем самых разных переживаний своих коллег, но не испытал их сам. Курт продолжал настаивать на том, что подоб­ные переживания являются плодом человеческой фантазии — в полном соответствии с тем, чему его учили в медицинском институте.

Потом, на одной из сессий холотропного дыхания, Курт ис­пытал сильные переживания, за которыми последовали необыч­ные совпадения, которые и убедили его быть более непредвзя­тым, насколько может позволить человеческое сознание. В кон­це этой сессии он пережил очень яркую встречу со своей бабуш­кой, которая умерла много лет тому назад. В детстве их отношения были очень близкими, и Курт был глубоко тронут возможностью снова встретиться с нею. Несмотря на глубокую эмоциональную вовлеченность в эти переживания, он продол­жал сохранять свой профессиональный скептицизм по поводу этой встречи.

Как Курт позднее объяснил группе, он подозревал, что его разум мог легко создать воображаемую встречу по старым вос­поминаниям, поскольку много общался с бабушкой при ее жиз­ни. Но общение с умершей бабушкой было настолько глубоким, открытым и убедительным, что он просто не мог считать его обычной фантазией. Ближе к концу встречи он решил попро­сить бабушку подтвердить, что это общение было реальным, а не плодом его воображения.

Прежде чем Курт телепатически задал свой вопрос, он полу­чил следующее послание: «Отправляйся к тетушке Анне и по­смотри на срезанные розы». По-прежнему настроенный скеп­тически, он решил, «просто шутки ради», в следующие выход­ные навестить дом своей тетушки и посмотреть, что произой­дет. К своему немалому удивлению, Курт обнаружил свою старую тетушку работающей в саду. Она была в специальной одежде, держала в одной руке садовые ножницы, а в другой — розу. Все лужайки и дорожки в саду были покрыты срезанными розами. Курту было неизвестно, что каждый год в этот самый день, который он выбрал для визита к тете, она обычно срезала все розы в своем саду.

Ученые-материалисты отвергают и часто смеются над воз­можностью жизни после смерти просто по причине несовмес­тимости подобных взглядов с их базовыми метафизическими допущениями о действительности. Их позиция базируется не на научных доказательствах того, что продолжение существо­вания сознания после смерти в какой-либо форме невозмож­но. На самом деле их выводы основаны на пренебрежении боль­шим количеством наблюдений, таких, какие были приведены выше, которым текущая парадигма не может дать адекватного объяснения.

ЛУИС ГАСПАРЕТТО
Художники и картины из потустороннего мира

Хотя мы довольно много слышали о Бразилии от наших дру­зей, однако ничто не могло подготовить нас к тому куль­турному шоку, который мы пережили во время нашего первого визита в эту невероятную страну. Ввиду наших занятий иссле­дованиями психоделиков и трансперсональной психологией мы находились в ежедневном контакте со множеством людей, ко­торые были очень открытыми личностями и для которых духов­ная сфера являлась важной частью их повседневной жизни. Впрочем, было ясно, что в более масштабном контексте запад­ной индустриальной цивилизации они представляли собой, ско­рее, исключения из общего правила, острова в океане прагма­тической по большому счету культуры.

Встречи с жителями Бразилии и беседы с ними заставили нас почувствовать, что мы находимся на другой планете. Большин­ство бразильцев, включая и представителей высшего общества и образованной элиты, похоже, принимали существование та­ких реальностей, которые в евроамериканской культуре отне­сены к сфере детской чепухи, фантазий, примитивных суеверий или даже душевного расстройства — невоплощенные существа, одержимость духами и добрыми или злыми божествами, духов­ное целительство, успешные операции психических хирургов-хилеров, визиты НЛО и многое другое. Все эти явления счита­ются нормальной и неотъемлемой частью их картины мира, по многим пунктам основанной наличном опыте, а не на ничем не обоснованной вере и предрассудках или сенсационных заголов­ках дешевых газетенок.

Похоже, это было тесно связано с тем фактом, что бразиль­цы легко погружаются в холотропные состояния сознания, а так­же имеют множество возможностей для прямого контакта с об­ластью трансперсонального. Для многих из них это стало воз­можным благодаря употреблению аяхуаски, психоделического напитка, который много веков использовался в бассейне Ама­зонки в качестве священного и сильного лекарства. Он разре­шен бразильским правительством и используется местными це­лителями (аяхуаскерус), представителями церкви Санту-Дайми и еще одной крупной организацией под названием «Униан ди Вежетал».

Значительная часть населения этого государства также яв­ляется представителями афробразильских синкретических куль­тов, таких как умбанда, кандомбле и макумба, сочетающих эле­менты религий африканских племен с верованиями коренных бразильцев и христианством. Мы особенно заинтересовались спиритизмом, очаровательным духовным движением, основан­ным на работах французского просветителя и философа XIX века Аллана Кардека. Спиритизм основан на вере в то, что духи умер­ших способны общаться с живыми людьми и вмешиваться в ма­териальный мир с помощью людей, обладающих способностя­ми медиумов. Церковь спиритистов стала особенно известной потому, что из ее членов вышли известные психические хирур­ги-хилеры, такие как филиппинец Тони Агпаоа и бразилец Зе Ариго, «хирург с ржавым ножом».

Пока мы жили в Сан-Паулу, мы услышали о Луисе Антониу Гаспаретто, экстрасенсе и представителе церкви спиритистов, использующем свои способности медиума совершенно уникаль­ным способом. Он был известен тем, что послужил медиумом для многих известных умерших художников и рисовавший не­обыкновенные картины в самых разных стилях. С помощью на­ших бразильских друзей мы договорились о встрече и навести­ли Луиса у него дома, в пригороде Сан-Паулу.

Луис был высоким, симпатичным мужчиной, темноволосым и с очень выразительными глазами. Он был одет в свободные слаксы и белую рубашку и вел себя вежливо, тепло и дружелюб­но. Луис выглядел скорее как образец ученого, чем как эксцен­тричный экстрасенс с безумной репутацией. Ничто в его облике или обстановке его дома не предвещало того, что должно про­изойти, — за исключением огромного количества полок, с неве­роятным количеством стопок бумаги. Как мы выяснили, эти полки были сделаны на заказ для хранения его «рисунков из-за грани», — к тому моменту их было уже более пяти тысяч.

Предложив нам чаю, Луис принялся демонстрировать свою коллекцию. Мы были поражены потрясающей выставкой рисун­ков в стиле великих мастеров всех времен и стран. Они не были копиями уже существующих картин, а новыми сюжетами, вы­полненными в легко узнаваемой манере конкретных художни­ков. Там были букеты цветов Моне, хрупкие фигуры молодых женщин Модильяни, танцоры Тулуз-Лотрека и другие персона­жи «Мулен Руж», незамысловатые лесные пейзажи Анри Руссо с дикими животными, светотени на портретах кисти Рембранд­та, лица на портретах Леонардо да Винчи, соединяющие в себе женские и мужские черты, натюрморты и метафорические кар­тины Пикассо, цветы Джорджии О'Кифф, экспрессивные ком­позиции Фриды Кало и многое другое.

Иногда эти картины отражали не зрелую, достигшую наи­высшей точки расцвета манеру умерших мастеров, а различные ранние стадии развития их таланта. Позднее, когда мы лучше узнали Луиса и получили возможность наблюдать за его рабо­той, мы в некоторых случаях сверялись с монографиями, осве­щавшими творчество тех художников, с которыми, как утверж­дал Луис, он устанавливал контакт, чтобы подтвердить, что он действительно уловил манеру рисования, свойственную ранне­му периоду их творчества.

Пока мы наслаждались этим завораживающим подбором примечательных творений, Луис поделился с нами нескольки­ми историями о своей жизни и работе. Его необычные психи­ческие способности начали проявляться еще в детстве. Род Гаспаретто был известен в Бразилии своими паранормальными спо­собностями, которые передавались в семье из поколения в по­коление. Мать Луиса тоже обладала особыми способностями, выражавшимися в автоматическом рисовании. Она многому научила сына и помогала ему развивать его талант. Общение Луиса с не воплощенны ми художниками началось, когда ему исполнилось тринадцать. Они продолжали являться Луису дос­таточно регулярно, научив его пониманию астральных сфер и смыслу жизни. Некоторые из них были очень известными, и Луис знал не только их имена, но и их картины, другие же были ему совершенно неизвестны, и Луису приходилось подтверждать их подлинность, сверяясь с Книгами по истории искусства.

Духи умерших мастеров сообщали ему, что хотели снова по­казать свои работы и передать известие о том, что они все еще существуют. Другой причиной того, что они связывались с Луи­сом, было их желание дать осязаемое доказательство существо­вания того света. Художники сообщили Луису, что планирова­ли нечто подобное с самого момента его рождения. Луис никог­да не знал, кто из художников посетит его на этот раз и что они будут делать. Он даже не мог рисовать сам — без помощи невоп­лощенных художников он просто не мог рисовать. Когда появ­лялись духи, он мог чувствовать все, что чувствуют они, и ви­деть мир их глазами — Луис сравнивал это ощущение с состоя­нием оргазма. Его общение с умершими художниками измени­ло собственную картину мира Луиса, открыв его магическую красоту.

Нас поразил рассказ Луиса и его искусство, и мы решили пригласить его в качестве гостя на наш грядущий месячный се­минар. Он был частью экспериментальных обучающих про­грамм, которые мы два раза в год проводили в институте Эса­лен, Биг Сур, штат Калифорния, где мы тогда жили. Это давало нам возможность самим выбирать интересовавшие нас темы и приглашать в качестве гостей тех людей, которые являлись вы­дающимися представителями в своей области и связанных с те­мой семинара. Приглашенные гости представляли самый широ­кий спектр, от таких ученых, как Фритъоф Капра, Карл Прибрам и Грегори Бейтсон, до тибетских лам, индийских гуру, индей­цев, мексиканских шаманов и христианских мистиков. Спектр обсуждаемых тем был также необычайно широк: месячные се­минары посвящались буддизму и западной психологии, шизоф­рении и способности входить в измененные состояния созна­ния, картам сознания, методам целительства коренного населе­ния и современной медицине, древней мудрости и современной науке, высшему творению и передовым достижениям науки.

Ближайший семинар назывался «Энергия: физическая, эмо­циональная и духовная». В краткой аннотации, которая была опубликована в Эсаленском каталоге, мы обещали теоретичес­ки и эмпирически исследовать эти различные формы энергии и возможности работы с ними, и Луис был для этой программы идеальным приглашенным преподавателем. Наш бюджет позво­лял предложить ему гонорар, который почти полностью компен­сировал ему затраты на дорогу, и к тому же Луиса очень обрадо­вала перспектива приехать в Калифорнию.

Месячные семинары проходили в Большом доме, располо­женном на заросшем кипарисами утесе, с видом на Тихий оке­ан, а территория, на которой он был построен, отделялась от ос­тальных земель института ручьем. Институт Эсален получил свое имя от индейского племени, которое жило в Биг Суре до появ­ления европейских колонизаторов. Индейцы считали, что зем­ли вокруг горячих источников обладают целительной силой и предназначены для погребения. Когда закладывался фундамент Большого дома, строители обнаружили множество скелетов эсаленских индейцев, лежащих в позе эмбриона, лицом на запад. Еще два места захоронения были в разное время обнаружены на территории института, и, вместе с первым, они составляли тре­угольник.

Наше первое знакомство с психическими возможностями Луиса состоялось сразу же по его прибытии в Большой дом. Он бродил вокруг дома, как будто что-то искал, и мы, не понимая, что происходит, спросили, что он делает. «Вы знаете, что здесь жило и умерло множество индейцев? — спросил он. — В этом месте полно их духов — я чувствую, что они окружают меня». Это было особенно интересно, поскольку Луис ничего не знал об истории Эсалена.

В течение месяца, прожитого с нами, он проводил с участ­никами семинара целительные сессии, которые послужили до­полнительным доказательством его необычных паранормальных способностей. Однако самые удивительные впечатления от ра­боты с Луисом мы получили от его выступления в Хаксли — про­сторной аудитории для совещаний, непосредственно примыкав­шей к зданию Эсалена на его основной территории. Несмотря на то что это выступление было частью нашего семинара, мы предоставили право посетить его всем членам эсаленского со­общества. В центре помещения мы поставили стол и два стула — один для Луиса, другой для Кристины, чьей задачей было пере­давать Луису листы бумаги. Во время выступления все источни­ки освещения, за исключением лампы с красной колбой на сто­ле Луиса, были выключены.

По дороге в Биг Сур Луис останавливался в Лос-Анджелесе в доме одного из моих близких друзей, психолога и парапсихо­лога Тельмы Мосс. Когда она демонстрировала его способнос­ти своим близким друзьям, во всем квартале на время отключи­ли свет. К немалому удивлению гостей и самого Луиса, это ни­как не повлияло на его работу — Луис продолжал рисовать, пра­вильно выбирая краски и создав за то время, пока в комнате было темно, несколько прекрасных рисунков.

Рисование в полной темноте было бы впечатляющим экспе­риментом, но темнота не позволила бы зрителям наблюдать за процессом. В качестве компромисса мы решили выбрать крас­ный свет, который позволил бы наблюдать за Луисом, но эф­фективно препятствовал распознаванию цветов. Луис потребо­вал, чтобы мы включили «Времена года» Вивальди, и эта музы­ка играла в течение всего опыта, поскольку он выяснил, что эта музыка помогает ему работать. Через несколько минут после того как музыка начала играть, голова и тело несколько раз содрог­нулись, и, похоже, он вошел в состояние транса. В то же время Кристина, которая сидела рядом с ним, почувствовала страш­ный жар, исходящий от его рук, — это продолжалось на протя­жении всей сессии.

Луис начал рисовать и с потрясающей скоростью рисовал одну примечательную картину за другой, причем каждую — в стиле какого-нибудь известного художника — ван Гога, Пикас­со, Гогена, Рембрандта, Моне и многих других. Он работал обе­ими руками, иногда рисуя одновременно две разные картины, каждую картину одной рукой. Чаще всего он даже не смотрел на бумагу, закрывая глаза или наклонив голову назад или набок. Он нарисовал портрет Моне вверх ногами, под столом правой ногой, вовсе не видя, что рисует. Это потрясающее представле­ние длилось чуть больше часа и, когда Луис перестал рисовать, пол вокруг него был покрыт картинами большого формата — всего двадцать шесть картин. Несмотря на красный свет, все они были нарисованы именно теми красками, которые должны были быть. Люди, находившиеся в комнате, зашевелились, желая рас­смотреть рисунки поближе.

Однако было очевидно, что Луис еще не закончил. Он не­много помедитировал и заявил: «Здесь присутствует дух, кото­рый называет себя Фрицем Перлсом. Он хочет, чтобы его порт­рет был нарисован Тулуз-Лотреком». Затем он нарисовал порт­рет легендарного южноафриканского психотерапевта, основа­теля гештальт-практики, который'последние годы своей жизни провел в Эсалене. Это был не только очень точный портрет Фри­ца, но и выполненный в характерной манере Тулуз-Лотрека.

Луис закончил рисунок, но снова не сказал, что сеанс закон­чен. После некоторого размышления он сказал: «Здесь есть еще один дух, его имя Ида Рольф. Она тоже хочет получить свой пор­трет, но не непосредственно перед смертью, а в возрасте сорока лет». Ида Рольф тоже была легендой и идолом Эсалена. Немец­кий врач, разработавшая известную технику работы с телом, на­званную ее именем, она много лет прожила в Эсалене, пример­но в полутора милях от основного комплекса, в доме, в котором мы поселились после ее отъезда.

Портрет Фрица показывал Фрица таким, каким люди его помнили или могли видеть на фотографиях. Нарисованный Лу­исом портрет Иды был очень интересен с художественной точ­ки зрения и изображал фигуру женщины средних лет, но оце­нить точность изображения не было никакой возможности. Никто в Эсалене не имел ни малейшего понятия о том, как выг­лядела Ида Рольф в возрасте сорока лет, поскольку она перееха­ла в Эсален из Германии уже пожилой. Дик Прайс, один из со­учредителей Эсалена, был совершенно очарован тем, что делал Луис, и в особенности портретами двух легендарных личностей из истории института, о которых Луис ничего не знал. Позднее Дик потратил немало времени на то, чтобы получить из Герма­нии фотографии Иды Рольф в возрасте сорока лет. Когда же он наконец получил их, невероятное сходство между ними и «пор­третом из-за грани» стало еще одним убедительным доказатель­ством огромной психической одаренности Луиса.

ВЕЧЕРИНКА В ЧЕСТЬ ЭШУ
Интервью с ориша

Следующая история описывает другие необычные пережи­вания, которые испытали мы с Кристиной во время на­шего первого посещения Бразилии. В то время когда мы жили в институте Эсален, Биг Сур, штат Калифорния, наши финан­совые возможности были весьма ограничены. Отчасти этим мы были обязаны потерям во время наших предыдущих разводов, отчасти потому, что мы намеренно избрали то, что Дуэйн Элджин называл «добровольной простотой»: мы предпочитали про­стую жизнь в прекрасном месте на побережье Биг Сура более респектабельному стилю жизни, который потребовал бы пере­езда в город.

В обмен на конкретное количество семинаров Эсален пред­ложил нам дом, расположенный на пологом утесе на берегу Ти­хого океана, с захватывающим 200-градусным видом на океан. Таким образом, мы могли жить в постоянном контакте с потря­сающей дикой жизнью, наблюдать за играми каланов, морских львов и дельфинов. Мы могли видеть чаек, бакланов, пелика­нов и других морских птиц, летающих в небе и плавающих в оке­ане, в зарослях гигантских водорослей. Дважды в год мимо про­плывали стада серых китов по дороге с Аляски в Баха-Калифор­ния, а в редких случаях и появление касаток еще сильнее обога­щало и без того невероятный биологический спектакль. Биг Сур также был важной остановкой на пути другой группы неутоми­мых путешественников — бабочек-монархов.

Обратной стороной этого рая были весьма ограниченные воз­можности зарабатывания денег. Институт Эсален давал нам пищу и кров, но плата за те семинары, которые мы могли прове­сти сверх того минимума, который шел в уплату за жилье и пищу, были весьма скудными. Руководители семинаров получали двад­цать процентов от той платы, которую Эсален собирал с участ­ников этих семинаров, что было едва не самыми худшими усло­виями, на которые мы могли бы рассчитывать в любом другом месте мира. Однако есть множество причин тому, почему при­глашенные преподаватели соглашаются приезжать и работать на таких условиях.

Побережье в районе Биг Сура, без всякого сомнения, одно из наиболее прекрасных мест в мире. Полоска земли, на кото­рой построен институт, считалась индейцами-эсселенами, по имени которых он и назван, священной и, несомненно, явля­лась энергетической точкой. В дополнение к этому Эсален яв­ляется легендарной Меккой всех тех, кто стремится к разви­тию человека и его возможностей, известным во всем мире как потрясающая лаборатория по изучению человека и местом яр­кого мышления, связанным с такими именами, как Олдос Хак­сли, Алан Уотте, Абрахам Маслоу, Грегори Бейтсон, Фриц Перле, Моше Фельденкрейс и Ида Рольф.

По вышеперечисленным причинам, мы искали дополни­тельные источники доходов за пределами Эсалена, в других ча­стях Соединенных Штатов и даже за границей. Мы пытались организовать наши путешествия таким образом, чтобы хотя бы возместить расходы. Такова была и ситуация во время нашего первого визита в Бразилию, когда мы путешествовали, чтобы принять участие в четвертой Международной трансперсональ­ной конференции в Белу-Оризонти. Мы организовали несколь­ко лекций и пару семинаров в различных частях Бразилии и рас­считывали получить достаточно денег, чтобы оплатить это путешествие.

Но внезапно мы столкнулись с непредвиденными осложне­ниями. Мы не знали, что наш семинар в Рио по времени совпа­дает с отборочным матчем футбольного чемпионата мира Бра­зилия—Перу, и, как мы выяснили, у того, кто решит соревно­ваться в популярности с футбольным матчем в Южной Амери­ке, шансов не больше, чем у снежка не растаять в пекле. Дело кончилось тем, что мы с трудом набрали пять участников для сессии по холотропному дыханию, намеченной на выходные, что при сложившихся обстоятельствах было чудом, но в тоже время явно недостаточным для продолжения семинара. Мы вынужде­ны были извиниться перед нашей небольшой группой и отме­нить семинар, с болью понимая, что нас ждут значительные финансовые потери.

Внезапно у нас оказалось очень много свободного времени для осмотра достопримечательностей Рио. Одним из тех, кто пришел на семинар, был Сержиу, молодой бразильский психо­лог. Мы разговорились, и он сказал, что изучает бразильскую умбанду, очень популярную синкритическую афробразильскую религию, сочетающую элементы традиционных верований аф­риканских племен, католичества и религий индейских племен Бразилии. В своих исследованиях он опирался на юнгианскую перспективу, пытаясь описать архетипическую динамику, про­являющуюся в ее ритуалах. Когда он заметил наш интерес к этой теме, он предложил нам поучаствовать в церемонии, которая должна была проводиться вечером того же дня.

Умбанда зародилась в Рио-де-Жанейро в 1920-х годах и с тех пор получила широкое распространение по всей Бразилии. Жизнь сообщества направляется Pais de Santos («отцами святых») или Maes de Santos («матерями святых»), которые присматрива­ют за Filhos and Filhas de Santos («сыновьями» и «дочерями свя­тых»). Это медиумы, посвященные в служители разных божеств западноафриканского происхождения, или orixd(ориша), напри­мер Шангу, Ошум и Йеманжа. Ритуалы проводились в особых центрах, которые назывались «террейрус» (terreiros) или «тендас» (tendas). На церемониях поют или произносят нараспев гимны на языке йоруба, сопровождаемые игрой на барабане (атабаке), со своим особым ритмом для каждого ориша. Медиумы впада­ют в транс и становятся воплощением своих божеств.

Мы располагали некоторым количеством информации об умбанде, почерпнутой из лекций Стенли Криппнера, известно­го американского парапсихолога, который очень интересовал­ся антропологией и несколько раз был гостем наших месячных семинаров в Эсалене. Мы также получили шанс лично поуча­ствовать в церемонии умбанды во время поездки в Белу-Ори­зонти десятью днями раньше. Это переживание подарило нам интересное прозрение относительно сложностей академическо­го мира Бразилии.

Во время конференции Международной трансперсональ­ной ассоциации мы выразили желание принять участие одной из церемоний умбанды. Наш хозяин, известный психолог, пре­подававший на факультете психологии университета в Белу-Оризонти, сначала пытался отговорить нас от этой идеи. Он отстаивал взгляды профессионального ученого и стал расска­зывать, что умбанда основана на суевериях простонародья, и для людей образованных здесь не может быть ничего интерес­ного, но мы продолжали настаивать, и тут выяснилось, что его кузен проводит службы в местной группе последователей этой религии и с приглашением на церемонию не возникнет ника­ких проблем.

Дом, в котором проходили ритуалы, был двухэтажной пост­ройкой с подвалом. Второй этаж олицетворял собой небеса. Он весь был расписан белым и розовым и украшен большими роза­ми и гирляндами цветов, сделанными из гипса и покрытыми не­сколькими слоями золота. Подвал изображал ад, и его интерьер был полной противоположностью второго этажа: его стены были черными с темно-красным, а пол покрывали подношения, со­стоящие из окурков и бутылок аквавита, очень крепкого алко­гольного напитка. Первый этаж, который и был местом прове­дения церемонии, богато украшен деревьями и кустарниками в горшках и бассейнами с водой.

Впечатление от этих слегка наивных декораций развеялось, как только началась церемония. Пение и игра на барабане про­изводили очень сильное впечатление, и многие из присутству­ющих начали впадать в транс. Мы стали свидетелями множе­ства физических и эмоциональных освобождений от напряже­ний, и у нас не было ни тени сомнения в том, что этот процесс является естественным и имеет большой целительный потенци­ал. На самом деле многое из того, что мы видели, напомнило нам те процессы, которые мы наблюдали годами во время пси­ходелических сессий и сессий холотропного дыхания.

На следующий день мы рассказали нашему хозяину о том впечатлении, которое произвела на нас церемония. Когда он ус­лышал об этом, тут-то правда и начала выходить наружу. Он рас­сказал, что на собственном опыте убедился в важности церемо­ний умбанды и их целительном потенциале. Если у кого-то из его родных возникали эмоциональные или психосоматические проблемы, он не стал бы предлагать им обращаться к фрейдист­скому психоаналитику или бихевиористу, а отправил бы их для лечения в «умбанда кабилду». Он даже упомянул о ситуации, когда его семья тайком провела целителя в больничную палату, чтобы тот провел индивидуальную церемонию для одного из родственников.

Наши переживания в Белу-Оризонти лишь разожгли наш ап­петит, и мы с удовольствием приняли приглашение Сержиу при­сутствовать на другой церемонии. В тот же день ближе к вечеру, мы сели в его машину и направились на окраину города. Ехать пришлось довольно долго, и когда мы приехали туда, где дол­жен проходить ритуал, мы были сильно удивлены тем, что уви­дели. В то время как ритуал в Белу-Оризонти проводился в доме достаточно богатом, на этот раз строение явно относилось к дру­гому концу спектра.

Сначала мы вошли в темный гараж, освещенный цветными гирляндами, развешанными под потолком. У одной стены на­ходился трехъярусный алтарь, на котором стояли маленькие гип­совые фигурки, символизирующие ориша, вперемешку с их хри­стианскими антагонистами, изображениями католических свя­тых. Мы узнали Шангу, бога агрессии и секса, парного святому Георгию, и Йеманжу, богиню океана, рядом с Девой Марией. Мы также по прошлому разу узнали Кабоклу — темнокожего человека в набедренной повязке, головном уборе из перьев и с луком и стрелами, и Прету Велью, сгорбленного темнокожего старика, сидящего на маленьком табурете, с трубкой во рту.

Сержиу показал нам две железные фигуры, красную и чер­ную, с рогами и ярко выраженными половыми признаками, изображающие дьявола и дьяволицу. Он также показал нам Пом­ба Жира, богиню в виде сексуальной женщины в платье с глубо­ким декольте, выглядящую как проститутка, и с насмешливым выражением лица. Он также провел нас в так называемую «ком­нату воплощения», место проведения ритуала, который уже на­чинался. Там нас представили пожилой одноглазой женщине с взъерошенными волосами, очень похожей на ведьму, которая играла роль «матери святых» {Мае de Santos) и была главным дей­ствующим лицом церемонии.

Пока мы смотрели на жертвоприношение черного цыплен­ка и смазывание его кровью различных объектов, Сержиу объяс­нял нам, что это — «эбу» (ebo) или «диспашу» (despacho), цере­мониальное жертвоприношение. Эта церемония отличалось от той, которую мы видели в Белу-Оризонти, поскольку эта про­водилась в день Бары или день Святого Антония и в честь Эшу. Сержиу рассказал нам, что Эшу — безответственный и своеволь­ный обманщик, сеющий неприятности и расцветающий от все­общего замешательства. Некоторые видят в нем мост между людьми и ориша, другие — темные силы природы, сравнимые с дьяволом, каким его представляют себе христиане.

Как только началось пение под аккомпанемент барабанов, возлюбленные святых начали танцевать и постепенно впали в транс. Несколько ассистентов наблюдали за ними и, когда они замечали гримасы, жесты или поведение, характерные для кон­кретных ориша, они наряжали представляющих их людей в со­ответствующие костюмы. Две женщины выделялись своим вы­зывающим, непристойным поведением — Сержиу сказал нам, что воплощают образ Помба Жира. Очень приличные и сдер­жанные перед началом церемонии, теперь они высоко подни­мали свои юбки, демонстрируя нижнее белье, выкрикивали не­пристойности и показывали мужчинам жесты, символизирую­щие соитие. Мы видели, как каждая из них выпила до дна три больших бутылки аквавита, очень крепкого дистиллята пример­но сорокапятиградусной крепости, не проявляя при этом ни малейшего нарушения координации движений.

На сцене творилось какое-то безумие, воздух словно уплот­нился, а атмосфера стата в своем роде сюрреалистичной, Одна­ко нам с Кристиной хватило сил наблюдать за всем этим с бес­пристрастностью антропологов, занимающихся полевыми ис­следованиями, и остаться невозмутимыми. Все изменилось, ког­да похожая на ведьму мать святых подошла к нам с многозна­чительной ухмылкой и спросила, не хотим ли мы получить «консулта». Этим словом у последователей умбанды называется раз­говор с духами, во время которого медиум принимает послания и советы ориша участникам церемонии. Мы согласились на «раз­говор с духами», рассматривая его как возможность получения интересного опыта, но выяснилось, что мы были совершенно не готовы к тому, что произошло.

Старуха подвела нас к одной из женшин, которые вели себя непристойно и в огромных количествах пили аквавит. Она под­талкивала нас в спину до тех пор, пока мы не оказались очень близко к медиуму, почти вплотную. Лицо женщины было иска­женно странной гримасой, она что-то жевала и курила огром­ную сигару. «Итак, вы хотите поговорить с духами?» — спросила она с насмешливой улыбкой. Не дожидаясь ответа, она потяну­лась к Кристине и принялась трогать и давить нижнюю часть ее живота. «Женские проблемы, да? — хихикнула она. — Боль и кровотечения. И куча энергии!» Сержиу переводил ее коммен­тарии, поскольку женщина говорила на португальском.

«Вы печальны, очень печальны и расстроены, — продолжа­ла она голосом, напоминающим кваканье лягушки. — Тяжело разлучаться с двумя детьми, правда? Когда они так далеко, на острове?» Мы были поражены — Кристина находилась на пике пробуждения энергии кундалини, которое характеризуется очень высоким уровнем энергий. В тот момент процесс был сфокуси­рован в животе и вызвал большое количество гинекологических проблем, для которых не было медицинских причин. К тому же она совсем недавно, в результате судебного процесса, потеряла право опеки над своими двумя детьми, которые теперь жили со своим отцом на Гавайях, что служило для Кристины источни­ком постоянного раздражения и депрессии.

Потом женщина посмотрела на меня, и на ее лице возникло насмешливо-дразнящее выражение: «Неплохо провел время в Бразилии, да? Нравится бразильская еда и все эти восхититель­ные специи? Не стоит беспокоиться насчет финансов — это ис­портит тебе все удовольствие! Можешь не бояться, ты не поте­ряешь денег в этой поездке!» Это было второе стопроцентное попадание. Любовь к хорошей еде, насколько было известно Кристине и всем моим друзьям, была одной из моих величай­ших слабостей, и, когда я приезжал в какую-либо новую для меня страну, я незамедлительно принимался за исследование ее кух­ни. Мы только что вернулись из Байи, где я буквально влю­бился в невероятную смесь африканских и бразильских спе­ций. А после отмены нашего семинара в Рио мысли о нашей фи­нансовой ситуации постоянно крутились в моей голове. Это было тем более поразительно, поскольку единственным связу­ющим звеном между мною и местными последователями умбан­ды был Сержиу, который не был в курсе тех проблем, о которых говорила медиум.

Открытие невероятных способностей медиума к ясновиде­нию или телепатии и то, насколько они могли видеть нас на­сквозь, немедленно изменило наши чувства и отношение к це­ремонии. Внезапно мы почувствовали огромное уважение к тому, что здесь происходит, и ситуация стала выглядеть куда бо­лее достоверно и серьезно. Пребывание в незнакомом пригоро­де Рио, в гротескном интерьере, на церемонии в честь Эшу, и окружающие нас люди с подобными паранормальными возмож­ностями вызвали у нас несколько легких приступов паранойи.

Уверение в том, что наше финансовое положение в конце этого путешествия не будет плачевным, полученное нами от жен­щины, ставшей воплощением ПомбаЖира, оказалось верным. Несмотря на неудачу с несостоявшимся семинаром в Рио-де-Жанейро, мы вышли из этой ситуации без потерь — в конце поезд­ки мы обнаружили, что наши расходы и доходы полностью со­впадали.

ТАБУ НА ОСОЗНАНИЕ СЕБЯ ЯСНОВИДЯЩИМ
Сессии Энн Армстронг

В те годы, когда я работал в Мэрилендском центре психи­атрических исследований, моя дружба с Вальтером Панке дала мне возможность познакомиться с такими выдающимися экстрасенсами нашего времени, как Эйлин Гаррет, Хью и Чарлз Кейс, Джоан Грант и многие другие. За те четырнадцать лет, которые мы с Кристиной провели в институте Эсален, в Биг Суре, у нас было много возможностей для общения с людьми, наделенными необычными психическими возможностями, та­кими, как Луис Гаспаретто, Ури Геллер, Хелен Палмер, Кит Хэррари и Джек Шварц.

Однако именно наша долгая дружба с Энн Армстронг дала нам наиболее убедительные доказательства возможности пара­нормального доступа к информации о других людях и мире в целом. Необычная психическая одаренность Энн раскрылась во время «духовного кризиса», который длился около 20 лет. Про­цесс внутреннего развития начался, когда Энн и ее муж Джим начали эксперименты с гипнозом в надежде справиться с му­чившими Энн страшными мигренями.

Их терапевтический эксперимент удался, когда они смогли проследить связь этих мигреней с воспоминаниями Энн о сво­ей прошлой жизни, в которой она была атлетом, как-то связан­ным с римским Колизеем, которого его мучители подвергали су­ровым пыткам, желая получить какие-то важные сведения. К глубокому изумлению Энн и Джима, этим преступником из кар­мической памяти Энн оказался Джим, но брак Армстронгов сча­стливо пережил эту новость, и они вместе отправились в пу­тешествие совместного духовного раскрытия. После нескольких лет внутренней борьбы Энн превратилась в заслуживающего доверия и хорошо подготовленного экстрасенса-практика.

Энн и Джим регулярно принимали участие в наших месяч­ных семинарах, обычно приезжая на последнюю неделю. До того как они присоединялись к группе, ее члены проводили вместе в среднем по десять часов в день, занимаясь совместными глубин­ными исследованиями, включая регулярные сессии холотроп­ного дыхания. Энн появлялась в группе, не зная никого, кроме Кристины и меня, но при этом она немедленно получала раз­личного рода информацию об окружающих ее людях, которая была неожиданной для всех нас. Ее специальностью было ис­следование и разъяснение межличностных отношений, и все, что ей для этого требовалось, — знание имен этих людей. Она даже могла провести очень точное и достоверное считывание по те­лефону.

Помимо потрясающего разоблачительного и точного инди­видуального считывания для членов группы она также, с помо­щью Джима, проводила участников через серию упражнений, обучающих обнаруживать, овладевать и развивать их собствен­ные психические возможности. Любимым упражнением Арм­стронгов было так называемое групповое сканирование, соче­тавшее оба эти процесса. Маленькие кусЪчки бумаги с именами участников сворачивали так, чтобы не было видно текста, и скла­дывались в шляпу, а один из членов группы вслепую вытягивал имя человека, который получит групповое считывание, и этот человек сообщал проблему, по поводу которой он хотел полу­чить информацию.

Группе рекомендовалось временно отбросить любые сомне­ния в собственных психических возможностях и записать все, что приходит им в голову, без каких-либо оговорок или подав­ления подсознательных тенденций. После того как каждый из участников делился своими прозрениями по проблеме, Энн про­водила собственное считывание, так чтобы мы могли сравнить се результаты с нашими. Заключительной стадией упражнения была обратная связь человека, вынесшего проблему на обсуж­дение, относительно того, что считают попаданиями и прома­хами считывания.

Чтение Энн было неизменно правильным, и часто его ре­зультаты действительно оказывались поразительными. Но что еще более невероятно, так это насколько точными оказывались многие образы и прозрения различных членов группы, которые никогда не задумывались о существовании у них каких-либо пси­хических возможностей. Одной из главных трудностей была чет­кая интерпретация возникающих образов и ассоциаций, что Энн делала с необычайной легкостью. Могу проиллюстрировать эту проблему одной из собственных попыток психометрии, кото­рую я предпринял под руководством Энн и Джима.

На этом упражнении половина членов группы села у одной стены комнаты, а другая — напротив. Нас попросили, втайне от других членов группы, принести на занятие предмет, имеющий для нас большое эмоциональное значение. Затем Джим дал каж­дой половине группы по большой хозяйственной сумке и по­просил нас потихоньку сложить в нее те предметы, которые мы принесли с собой. Затем он поменял сумки, и каждый из нас вытащил предмет, принадлежащий человеку из другой группы. Нам нужно было, держа предмет в одной руке, провести психо­метрическое считывание — записать все ассоциации и образы, которые возникали у нас в связи с этим предметом.

Предмет, который вытащил я, был металлической подвес­кой, немногим больше дюйма в диаметре. Она была круглой, со стилизованной человеческой фигурой с вытянутыми в стороны руками и ногами, как на одном из известнейших рисунков Лео­нардо да Винчи — «Витрувианском человеке». Следуя указани­ям Энн, я взял подвеску в левую руку, сфокусировал на ней вни­мание и позволил своему сознанию уплыть, как я обычно делал на тренингах по фрейдистскому анализу. Затем я записал все ас­социации по мере их появления и был поражен той легкостью, с которой они возникали, и их богатством.

Сначала я припомнил несколько путешествий по Европе, во время которых я побывал в нескольких старомодных и изящ­ных маленьких немецких городках с мощенными булыжником улицами и колоритными домами, украшенными росписями, де­ревянной резьбой и ящиками с цветами. Потом мои мысли пе­решли к студенческим годам, когда я изучал медицину в различ­ных институтах, посещая лекции или практические занятия. Это началось с общего обзора, но быстро сфокусировалось на ис­ключительно сильных воспоминаниях, связанных с анатомией и физиологией злокачественных опухолей. Отсюда память пе­решла к моей работе с людьми, находящимися на последних ста­диях рака, в Мэрилендском центре психиатрических исследо­ваний и на некоторое время задержалась здесь. А затем, безо вся­кого предупреждения или перехода, в моей памяти всплыла шут­ка, которую я услышал совсем недавно, и я рассмеялся. Шутка была такой:

Турист-авантюрист, приехавший в Северную Африку, По­слал за арабским купцом, чтобы купить верблюда. Он собирал­ся пересечь пустыню Сахара и дал купцу понять, что ему нужен действительно хороший верблюд, который сможет долгое вре­мя обходится без воды. Араб привел верблюда, который, как он утверждал, был самым выносливым и самым надежным, путе­шественник заплатил за него требуемую, весьма значительную сумму, и немедленно отправился в путешествие. К своему весь­ма неприятному удивлению, через несколько дней он стал за­мечать, что верблюд слабеет, а его бег замедляется. Хотя он ис­пользовал воду, как было запланировано, верблюда, казалось, мучила жажда, и он тяжело дышал, его пересохший язык был высунут изо рта. Два дня спустя он отказался продолжать путь и упал в пустыне.

Они бы оба умерли, если бы не караван со значительным за­пасом воды, шедший в противоположном направлении, кото­рый и спас их жизни. После возвращения из этого несчастливо­го путешествия турист, в праведном гневе, разыскал купца и по­требовал, чтобы тот вернул ему деньги. «Что за верблюда вы мне продали? — возмущался он. — Через несколько дней в пустыне он свалился и отказался идти дальше; из-за этого я едва не рас­стался с жизнью!»

«Я не понимаю, — недоумевал араб-купец, — вы били его кирпичами?» — «То есть как — кирпичами?» — переспросил не­счастный путешественник, окончательно сбитый с толку. «Я вам покажу», — сказал купец и повел верблюда к колодцу. Как толь­ко верблюд начал пить, араб подошел к нему, держа в каждой руке по большому кирпичу, и внимательно за ним наблюдал. Как только верблюд закончил пить, купец ударил его кирпичами по яичкам. Верблюд издал ужасный вопль, с перепугу всосав пару дополнительных галлонов воды.

Не так-то просто передать весь смак этой шутки письмен­но — для того чтобы все было понятно, рассказчик должен по­вторить изданный верблюдом вопль. Поток воздуха, который с силой втягивается при воспроизведении этого звука, позволяет понять, какой объем воды добавляется к выпиваемому верблю­дом запасу воды с помощью двух кирпичей. История о верблю­де была моей последней ассоциацией в этом упражнении по пси­хометрии. Она крутилась в моей голове еще несколько минут уже после того, как упражнение закончилось.

Под руководством Энн и Джима мы определили владельцев доставшихся нам предметов и начали обсуждение. Я не мог по­верить тому, насколько точными оказались мои свободные ас­социации, в особенности потому, что я никогда не думал о том, что обладаю какими-либо парапсихологическими способностя­ми. Я подошел к этой игре со здоровым скептицизмом, сильно сомневаясь, что из этого выйдет что-нибудь толковое. Но как же я ошибался! Выяснилось, что хозяйкой той подвески, кото­рую я использовал во время упражнения, была Мира, женщина из Германии, выросшая в маленьком городке, выглядевшем именно так, как я себе представлял. Она была врачом и недавно заинтересовалась нетрадиционными подходами и начала посе­щать семинары новых тенденций в психологии.

Анекдот с верблюдом тоже оказался потрясающе точным по­паданием, хотя информация и пришла в виде шутки. На самом деле ситуация, с которой связана эта ассоциация, была еще бо­лее жестокой и веселой одновременно, чем сам анекдот. Под­веска была эмблемой Центра целостной личности, группы лю­дей, занятых глубоким самопознанием, основанным на моди­фицированной и сильно расширенной форме первичной пси­хотерапии. Мира участвовала в недельном семинаре, которым руководил Билл Суортли, один из лидеров этой организации; этот семинар был нудистским марафоном, проходившим неда­леко от Атлантик-Сити.

Нудистский марафон является радикальной формой психо­терапии, разработанной в 1960-х годах калифорнийским психо­логом Полом Биндримом. Он сочетал нудизм, отказ от сна и пост с эмпирической групповой работой в плавательном бассейне с водой, нагретой до температуры тела. Бассейн был около пяти футов глубиной, одинаковой во всех его частях. В начале этого марафона Билл Суортли показал участникам подвеску, служив­шую символом его центра, и сказал, что в конце семинара она станет наградой тому участнику, который совершит в эти вы­ходные наиболее дикий поступок. Не зная о том, насколько аван­тюрным человеком является Мира, Билл и не подозревал, на что именно он себя обрекает.

Одним из упражнений, используемых в нудистском марафо­не для вызова сильных эмоциональных реакций, была демонст­рация обнаженных тел участников, плавающих в бассейне, при­стальному изучению их товарищей. Члены группы стоят в бас­сейне, двумя линиями, лицом друг к другу. Затем, один за дру­гим, они плыли на спине между двумя линиями. Тот, кто заканчивал путешествие, становился в конец линии. В подоб­ной ситуации гениталии мужчин и женщин и груди женщин были открыты взгляду всех членов группы. Для многих людей подобное грубое вторжение в их частную жизнь служило спус­ковым механизмом невероятной силы.

Достаточно часто случалось так, что некоторые из участни­ков не могли вынести подобной ситуации и впадали в истерику. В таких случаях остальные участники окружали этого человека, чтобы поддержать его и помочь проработать происходящее. Ког­да процесс заканчивается, линии восстанавливаются, и сплав на­гих тел продолжается. Равенство ведущего и членов группы вы­ражается не только в его наготе, но и в том, что он тоже участву­ет в упражнении. Когда между двух линий плыл Билл Суортли,

Мира увидела благоприятную возможность выиграть приз этих выходных. Она накинулась на Билла, пытаясь достать зубами его мошонку и яички, и, естественно, стала безоговорочным по­бедителем этого необычного соревнования.

Во время группового считывания многие из нас получили ассоциации, которые были четко связаны с личностями и жиз­нями владельцев объектов. В этом отношении основное разли­чие между Энн и нами было не только в том, что ее воображение богаче нашего; она также была способна расшифровать эти об­разы и ассоциации и перевести их в четкое и связное считыва­ние, которое мы выполнить не в состоянии.

Хотя большинство моих ассоциаций, когда я выяснил, кто является владельцем подвески, и получил от нее подтверждение, оказалось потрясающе точными, я бы не смог самостоятельно расшифровать эти образы и получить четкое, точное и недву­смысленное считывание. Удивительно, но мое психометриче­ское считывание включало одну очень важную деталь, важность которой стала очевидной далеко не сразу. Воспоминания о моей учебе в мединституте и последующей работе, четко сфокусиро­ванные на ситуациях, связанных с раком, были больше, чем ал­люзиями на профессию Миры. Через несколько месяцев после нашего Эсаленского семинара у Миры был обнаружен рак, и вскоре она умерла.

МУРАВЬИ ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ-БОГИНИ
Визит в Паленке

Следующая история демонстрирует, что трансперсональ­ные переживания в холотропных состояниях сознания могут открыть паранормальный доступ к новой информации об архетипической и исторической сферах коллективного бессоз­нательного. К тому же во многих случаях вполне возможно под­твердить точность информации о божествах и мифологических сферах других культур, так же как и о различных периодах чело­веческой истории, полученных таким образом. И, похоже, аб­солютно не важно, были ли эти мифологические, культурные или исторические факты известны субъекту прежде или же нет. Эти наблюдения соответствуют и подтверждают исследования Карла Густава Юнга о том, что кроме фрейдистского индивиду­ального бессознательного психика каждого из нас также имеет до­ступ к коллективному бессознательному, которое хранит записи об историческом и мифологическом наследии человечества.

События, описываемые в этой истории, произошли в конце ноября 1971 года, когда мы с моим братом Полом участвовали в работе пятого Международного психиатрического конгресса, проходившего в Мехико. Пол, который, как и я, был психиат­ром, вто время работал в психиатрической больнице универси­тета Макмастерса в Гамильтоне, штат Онтарио, а я жил и рабо­тал в Балтиморе, штат Мэриленд, и конгресс предоставил нам благоприятную возможность для долгожданного воссоединения. Мы решили использовать время после конференции для совме­стного путешествия на полуостров Юкатан для исследования руин древних городов майя.

Когда конгресс закончился, мы арендовали машину и, пос­ле достаточно долгого путешествия, добрались до Мериды, сто­лицы полуострова. Используя в качестве базы отель в Мериде, мы исследовали окрестные развалины древних городов — Чичен-Ицы, Цибильчалтуна, Ушмаля и Тулума. В середине интен­сивной программы осмотра достопримечательностей я обнару­жил у себя симптомы гриппа и воспаленное горло, но был не в состоянии отказаться от осмотра памятников древних майя, культуры, которая с самой юности очень сильно меня интере­совала. Сильная лихорадка и изрядная порция дайкири, кото­рую я выпил, пытаясь бороться с фарингитом и ларингитом, добавили очень интересное измерение к моим переживаниям. Я столкнулся с несколькими воспоминаниями из прошлых жиз­ней и получил несколько очень интересных интуитивных про­зрений, касающихся тех мест, которые мы посещали.

Несмотря на то что отдыхать получалось только по ночам, мне удалось почти выздороветь раньше нашего возвращения в Мехико. На обратном пути мы решили остановиться в Вилья-Эрмосе и посетить Паленке — один из наиболее примечатель­ных городов майя. Хотя мое самочувствие еще не вернулось к норме, я решил поступиться доводами разума и принять немно­го метилендиоксиамфетамина (МДА), психоделика или энтеогена, родственного «экстази». Сначала я планировал принять его в Чичен-Ице, но не смог, поскольку чувствовал себя слишком больным. Проведение сессии в таком необычном месте было частью моего исследования культурного воздействия психоде­ликов. Из моего прежнего опыта я знал, что подобные вещества могут вызвать необычайно глубокие прозрения относительно архетипической динамики священных мест.

Хотя я имел представление о том, насколько важна для сес­сий с применением психоделиков безопасность, это была воз­можность, которую я просто не мог упустить. На основании моих прежних опытов с МДА я чувствовал себя в силах справиться с его действием в общественном месте, не привлекая к себе слиш­ком много внимания. Я скрыл глаза за темными очками, чтобы никто не заметил расширенных зрачков, и принял 125 граммов МДА. Непонятно, было ли это неполное выздоровление, сила этого места или конкретное могущественное астрологическое прохождение, но воздействие МДА было несравнимо более силь­ным, чем прежде.

Начало переживания было внезапным и очень драматичным. Оказалось очень трудным, почти невозможным смотреть на раз­валины, как смотрел бы обычный турист. Я ощущал волны глу­бокого беспокойства, которое пронизывало все мое существо, и чувствовал почти метафизическое чувство подавленности. Мое поле восприятия становилось все темнее и темнее, и я начал за­мечать, что окружающие его руины наделены потрясающей энергией и плывут самым угрожаемым образом.

Я понял, что Паленке являлось местом, где были принесе­ны в жертву тысячи людей, и чувствовал, что все страдания, копившиеся здесь веками, каким-то образом продолжают ви­сеть над городом, подобно тяжелому облаку. Я ощущал при­сутствие гневных божеств майя и их жажду крови. Они явно требовали еще жертв и предполагали, что я буду следующим объектом для жертвоприношения. Несмотря на то что эти пе­реживания были очень убедительными, мое восприятие их было достаточно критическим, чтобы осознавать, что это внут­ренний символический опыт и на самом деле моя жизнь не под­вергается опасности.

Я закрыл глаза, чтобы попытаться выяснить, что именно происходит с моей психикой. Внезапно мне показалось, что ис­тория ожила — вместо руин я увидел процветающий священ­ный город в зените славы. Я увидел ритуал жертвоприноше­ния в мельчайших подробностях; при этом я был не просто на­блюдателем, но и самими жертвами. За этой сценой последо­вала еще одна подобная, а затем еще одна. По мере того как я все глубже и глубже проникал в религию доколумбовой эпохи и ту роль, которую играли жертвы в этой системе, границы моей личности, казалось, исчезли полностью, и я ощущал все более сильную связь со всеми теми, кто был принесен в жертву в Па­ленке за все века его существования, поскольку я был всеми и каждым из них.

Я ощущал себя бесконечным морем эмоций, которое испы­тывали эти люди; это был весь спектр чувств — сожаление о том, что жизнь заканчивается так рано, беспокойное ожидание, странная двойственность по отношению к тем, кто приносил их в жертву, но также и своеобразная покорность собственной судь­бе, и даже волнение и пытливое предвкушение того, что должно случиться. Я чувствовал, что подготовка к ритуалу включает при­нятие какого-то наркотика, изменяющего состояние сознания, который поднимал переживания на новый уровень.

Меня завораживали новые измерения переживаний и бо­гатство прозрений, которые они вызывали. Я вскарабкался на холм и лег на землю рядом с храмом Солнца, чтобы иметь воз­можность лучше сконцентрироваться на происходящем. Сце­ны из прошлого продолжали с невероятной силой бомбардиро­вать мое сознание. Моя заинтересованность быстро сменилась глубоким метафизическим ужасом, словно я получил четкое и ясное послание: «Ты здесь не как турист, подслушивающий ис­торию, а как жертва для жертвоприношения, как все, кого при­носили в жертву в прошлом. Ты не уйдешь отсюда живым». Я чувствовал всепоглощающее присутствие божеств, требующих жертвы, и, казалось, даже стены домов жаждут крови — моей крови.

На сессиях с применением психоделиков я уже переживал измененные состояния сознания и знал, что наихудшие страхи этих переживаний вовсе не отражают объективно существующие опасности и обычно рассеиваются, как только сознание возвра­щается к норме. Эти переживания были настолько убедитель­ны, что мне бы хотелось верить, что этот случай «всего лишь один из тех», но ощущение надвигающейся смерти становилось все более реальным. Я открыл глаза, и ощущение всепоглощающей паники поглотило все мое существо: мое тело было покрыто ги­гантскими муравьями, и моя кожа покрылась красными волды­рями. Это не было всего лишь плодом воображения, а случи­лось на самом деле.

Я понял, что это неожиданное осложнение создало тот са­мый элемент, который я не замечал прежде и который сделал мои страхи совершенно реальными. Прежде я сомневался, что сам по себе наркотик может меня убить, но теперь я вовсе не был уверен, насколько большая доза токсина сотен гигантских мексиканских муравьев может сделать с человеком, чья сим­патическая нервная система сильно взбудоражена МДА, про­изводной амфетамина. Муравьи привнесли в уравнение одно неизвестное — химические ингредиенты своего токсина и его взаимодействие с веществом, которое я принял. Я решил убе­жать из этих развалин, не дать божествам воздействовать на меня. Однако время словно замедлилось, почти остановилось, и все мое тело казалось невероятно тяжелым, будто сделанным из свинца.

Я отчаянно пытался бежать как можно быстрее, но, похо­же, двигался, как в замедленном кино. Я чувствовал себя так, словно бежал вверх по эскалатору, ведущему вниз; божества и стены развалин имели жесткую хватку и продолжали удержи­вать меня под действием своего заклинания. Пока все это происходило, образы из истории Паленке продолжали вспы­хивать в моем сознании: я видел полную машин парковку, от­деленную от развалин тяжелой цепью, — это был предска­зуемый, рациональный мир моей повседневной реальности. Я поставил своему разуму задачу добраться туда, чувствуя, что это каким-то образом может спасти мне жизнь. В то время я представлял эту цепь как границу, за которой заканчивается волшебный мир древних богов. Разве наш современный мир не завоевал и дискредитировал империю, основанную на вере в подобные мистические области?

Мои предположения оказались верными. После того, что ка­залось вечностью, и с огромным трудом я добрался до парков­ки. В этот момент как будто огромная тяжесть — физическая, психологическая и духовная — свалились с моих плеч. Я чув­ствовал себя легким, восторженным, возрожденным и был пе­реполнен бьющей через край жизненной энергией. Мои чувства прояснились и были полностью открыты для ощущений: потря­сающий закат солнца, сопровождавший мое возвращение из Па­ленке, обед в небольшом ресторанчике в Вилья-Эрмосе, наблю­дение за кипением жизни на улицах и фруктовые соки в местных «хугериас» были действительно потрясающими пережива­ниями.

Однако большую часть ночи я провел под холодным душем, пытаясь облегчить боль и жжение от муравьиных укусов. Когда воздействие МДА окончательно прекратилось, сотни зудящих волдырей, покрывших мое тело, стали для меня единственной реальностью. Несколько лет спустя один из моих немецких дру­зей, известный антрополог и этноботаник Кристиан Реч, кото­рый очень подробно изучал культуры Центральной Америки и долгое время жил у лакандонских индейцев майя, во время сво­его визита в Эсален рассказал мне, что муравьи играли важную роль в мифологии майя и были непосредственно связаны с бо­гиней земли и процессом смерти и возрождения.

УЛУРУ И АЛЧЕРИНГА
Приключения во времена творения

Эта история рассказывает о необычных приключениях в необычных реальностях, которые Кристина и я пережи­ли во время нашего путешествия в Австралию, а именно в Цен­тральную Австралию, где находится удивительная скала Айерс-Рок, или Улуру. Что сделало эти переживания особенно инте­ресными, так это то, что мы смогли найти независимое под­тверждение для той новой информации об архетипическом и ритуальном мире аборигенов, которое мы получили в холотропных состояниях сознания: я — на сессии с применением психоделиков, а Кристина — в спонтанных переживаниях, выз­ванных духовным кризисом.

У Австралии множество черт, делающих ее уникальной и за­поминающейся: ее изолированное расположение в Южном по­лушарии, обширность центральной пустыни, живописная гро­мада Айерс-Рок в самом центре континента и, в особенности, ее фауна, абсолютно уникальная и не имеющая аналогов в мире — сумчатые кенгуру, вомбаты и тасманийские дьяволы и яйцекла­дущие утконосы и ехидны. Но для антропологов, психологов и исследователей в области сознания наиболее таинственным ас­пектом этого континента является его население — австралий­ские аборигены.

Эта примечательная группа охотников и собирателей жила в Австралии как минимум пятьдесят тысяч лет и развивались па­раллельно с меняющимся континентом. Аборигены адаптиро­вались к этой жестокой среде обитания с помощью полукочево­го образа жизни, оптимального в условиях экстремально при­ближенных к существовавшим в каменном веке. И все же их внутренняя жизнь невероятно богата. У них существовали заво­раживающие ритуалы, и духовная жизнь, и сложная мифология, тесно связанные с той землей, на которой они живут. Исследо­ватели, жившие среди аборигенов и изучавшие их, сообщали, что эти люди проводят много времени в необычном состоянии сознания, которое они называют «алчеринга» (грезы).

Мы читали и слышали множество историй о примечатель­ных психических возможностях австралийских аборигенов. Эти источники свидетельствовали о том, что они способны общать­ся друг с другом на большом расстоянии без помощи каких- либо материальных возможностей, таких как вестники, звуки или дымовые сигналы; они могут точно передавать мысли, чувства и идеи друзьям и родственникам, которые находятся в сотнях миль от них. Интуитивная связь аборигенов с природой не менее при­мечательна. Например, они знают, что небольшой дождь, явле­ние в пустыне очень редкое и равнозначное чуду, прольется в нескольких милях от них, и добегут туда с безупречной точнос­тью, чтобы его перехватить. Согласно некоторым другим исто­риям, они способны воссоздавать картину преступления, иден­тифицировать и выслеживать преступников, находить заблудив­шийся скот и потерянные вещи. Они тоже имеют невероятную способность видеть и идентифицировать небольшие объекты на больших дистанциях.

Эти сообщения, а также наши знания по мифологии, изоб­разительному искусству и музыке этой необыкновенной груп­пы людей вызвали у нас такой интерес, что мы решили познако­мится с ними поближе. Первая возможность появилась тогда, когда наши друзья Элф и Мьюриэл Фут пригласили нас провес­ти семинар по холотропному дыханию у них в Блэквуде, непо­далеку от Мельбурна. Другой причиной для нашего визита ста­ла необходимость подготовить почву для проведения на острове Филлип-Айленд у побережья Австралии конференции Между­народной трансперсональной ассоциации.

Во время нашего пребывания в Блэквуде мы, вместе с на­шими друзьями, стали искать возможность провести какое-то время с аборигенами, и встретиться с их старейшинами, но ока­залось, что это куда сложнее, чем мы ожидали. Выяснилось, что они не являются однородной группой, и несколько сотен тысяч выживших аборигенов говорят более чем на 200 языках. К тому же они подразделяются на некоторое количество «родственных групп», каждая из которых имеет свою мифологию, ритуалы и четкие правила, касающиеся заключения браков. Не так-то про­сто оказалось найти «межкультурных посредников», которые помогли бы наладить контакт с различными группами абориге­нов, а те несколько человек, которых мы нашли, старались ог­радить их от контакта с нами из-за целого ряда неприятных ин­цидентов в прошлом и были очень осторожны с незнакомыми чужаками.

Еще в Калифорнии мы решили включить в программу поезд­ки Центральную Австралию и побывать на Айерс-Рок, уникаль­ной геологической формации, расположенной в самом центре континента, который аборигены называли Улуру и считали своей Небесной горой. Поскольку все наши попытки завести полез­ные контакты провалились, нам пришлось предпринимать это путешествие в одиночестве. Как выяснилось потом, наша встре­ча с культурой аборигенов приняла совсем иную форму, а вовсе не ту, которую мы ожидали, — скорее через сильные внутрен­ние переживания, чем через внешние контакты.

Мы вылетели из Мельбурна в Алис-Спрингс и там решили добраться до Айерс-Рок не на местном небольшим самолете, а на взятой напрокат машине. Мы хотели поближе познакомить­ся с потрясающей красной пустыней, покрывающей большую часть материка. От Алис-Спрингс до Улуру было почти 500 ки­лометров, и нам пришлось выдержать многочасовую поездку по палящей жаре. Аборигены способны различать в пустыне множество интересных нюансов и рассказывают различные мифы, связанные этими нюансами. Кроме того, они верят в то, что любая осмысленная деятельность или процесс, имев­шие место на определенной территории, оставляют за собой остаточные вибрации на земле тем же самым образом, каким растения оставляют свой образ в семени. Форма ландшафта, таким образом, передает и отражает вибрации, словно эхо — повторяющие события, породившие их, а также следы мифо­логических существ, творивших этот процесс. Эта энергетичес­кая модель — «гурувари», или «сила семени» — является неотъемлемой частью данной местности и наделяет ее глубо­ким метафизическим смыслом.

Нам, западным ученым, пейзаж казался прекрасным, но в то же время монотонным. Время от времени мы замечали на обо­чинах дороги выбеленные ветром скелеты динго, верблюдов и других животных. Приятным развлечением на нашем долгом пути была встреча с перенти (Varanusgiganteus) — огромным ва­раном, гревшимся на солнце в нескольких ярдах от дороги. Поз­же мы выяснили, что мясо этих животных считается у абориге­нов деликатесом.

Айерс-Рок, или Улуру, является самым большим в мире мо­нолитом, в форме грубого овала. Эта потрясающая формация песчаника, с окружностью почти десять километров, возвыша­ющаяся на 345 метров над сотнями миль красной пустыни. Счи­тается, что это только вершина горы, которая тянется на кило­метры от поверхности земли. Когда мы наконец подъехали к его подножию, измученные многими часами езды через пустыню, то, к собственному восторгу, обнаружили небольшой мотель, расположенный всего лишь в 200 ярдах от фантастической ска­лы. Мы зарегистрировались и решили немного пройтись, что­бы осмотреться.

Солнце уже садилось, и мы зашли довольно далеко в пусты­ню, чтобы взглянуть на скалу в более удачном ракурсе. Когда мы достаточно удалились от мотеля, панорама Улуру, краснова­то-оранжевого и резко выделявшегося на фоне темно-синего неба, была просто великолепна. Это чудо природы было извест­но тем, что полностью раскрывало свою потрясающую красоту в момент восхода или заката солнца. Мотель располагался в бла­гоприятном уголке и выглядел прекрасным местом для психо­делических переживаний. У меня было с собой небольшое ко­личество ЛСД, оставшееся от моих исследований в Чехослова­кии, где я был основным исследователем в программе терапии с использованием психоделиков и имел неограниченный доступ к запасам этого вещества.

Хотя я довольно сильно устал после долгой езды по пусты­не, я решил воспользоваться этой уникальной возможностью и отправился во внутреннее путешествие. Кристина, в то время бывшая очень открытой и после пробуждения кундалини испы­тавшей большое количество спонтанных переживаний, решила на этот раз ко мне не присоединяться и сказала, что я могу раз­будить ее, если мне потребуется кто-то, чтобы «подержать ве­ревку моего змея», как мы это называли. Я принял 400 микро­граммов ЛСД и устроился поудобнее на своей кровати.

После сорока пяти минут молчаливой медитации вещество начало действовать, и состояние моего сознания изменилось очень сильно и глубоко. Я почувствовал, что меня уносит во вре­мена грез, к началу мира. Я уловил несколько проплывавших мимо знаний по мифологии австралийских аборигенов, но то, чему я был свидетелем, далеко превосходило то, что мне когда-либо приходилось читать или слышать на эту тему. И все же я почему-то совершенно не сомневался, что мои переживания в этом мифическом домене был абсолютно достоверны.

Я видел поверхность земли, плоскую, не поддающуюся опи­санию, и невыразительную и был свидетелем появления мифи­ческих фигур самых разных форм. Они пели какие-то таинствен­ные песни, и по мере того как они пели, земля обретала какую-то форму, превращаясь в скалы, горы, каньоны и источники. Не­которые из них имели облик людей, другие — змей или иных животных. Среди них было несколько гигантских антропоморф­ных фигур, которые сразу же привлекли мое внимание, посколь­ку я никогда не слышал о том, что в мифологии австралийских аборигенов встречаются великаны.

Вначале я просто наблюдал за этой чередой фантастических сцен, но внезапно ситуация изменилась, и обитатели этого ска­зочного мира обратились против меня как против незваного го­стя, угрожая уничтожить меня и требуя раскрыть мотивы моего дерзкого вторжения. Я пытался объяснить, что я пришел с ог­ромным уважением и смирением, что мои намерения были са­мыми дружелюбными и что моим единственным мотивом была жажда знаний. Эти мифические существа подвергли меня при­стальному психологическому и духовному испытанию, и в кон­це концов мне было дано разрешение посетить их мир, но с ус­ловием, что я буду полностью подчиняться их правилам.

Преодолев этот затруднительный тупик, я смог свободно продолжить мое путешествие по Великой грезе. Перед моими глазами из первозданной бездны возникла волшебная громада Улуру, существующая где-то вне того времени и пространства, которые нам известны, но это была не безжизненная геологи­ческая глыба, какой она является в нашем мире, но огромное, припавшее к земле существо, ужасающе чудовищная рептилия. Я услышал оглушительный гром, когда она раскрыла мощные челюсти так, что стала видна ее утроба, наполненная чем-то вро­де кипящей вулканической магмы, которая иногда извергалась.

Но сравнивать содержимое ее утробы с кипящей магмой было бы весьма поверхностной характеристикой этой таинствен­ной субстанции. Подобно кипящей лаве, она, похоже, обладала силой разрушения и созидания, но на более глубоком уровне и в куда более грандиозном масштабе. Похоже, это была архетипическая субстанция, которая лежит в основе вулканической ак­тивности. Подобно изначальной материи греков «хиле», или «первоматерии» алхимиков, в ней, казалось, заключался универ­сальный принцип Созидания и Разрушения. Это субстанция бытия, из которой все появляется и в которую все возвращается. Я наблюдал этот потрясающий спектакль и чувствовал, что стал свидетелем изначальной мистерии мироздания.

Прежде чем я смог окончательно прийти в себя после этой сокрушительной встречи с первобытной рептилией Улуру, оли­цетворяющей Созидание и Разрушение, я столкнулся с другой гигантской фигурой. Это была Великая Богиня-Мать в образе самки кенгуру. Внезапно я понял, что стал крошечным детены­шем кенгуру, находящимся в ее чреве, который должен вот-вот родиться. Путь через родовые каналы был очень легким, осо­бенно в сравнении с моим собственным рождением, которое я пережил на других сессиях с применением психоделиков.

Что было действительно тяжким испытанием, это сам риту­ал перехода — последующее карабканье в ее сумку и мучитель­ные попытки добраться до сосков. Это путешествие требовало от меня так много усилий, что несколько раз я чувствовал, что не смогу его закончить и умру по дороге. Но наконец я добрался до цели, и питательное молоко щедро полилось из соска Вели­кой Матери Кенгуру — на вкус оно было подобно амброзии и заставило меня забыть все трудности пути. Экстатическое еди­нение с богиней-кенгуру было последним переживанием этой сессии.

Уже светало, и проснулась Кристина, которую сильно инте­ресовали мои приключения. Я вкратце поделился с ней основ­ными моментами своего ночного путешествия, и мы решили подняться на Айерс-Рок, чтобы посмотреть восход солнца и на­сладится видом пустыни с вершины горы. Склоны были доволь­но крутыми, и в некоторых местах нам даже приходилось ис­пользовать цепи. Когда мы прошли примерно одну треть пути до вершины, погода внезапно изменилась, и нам в лицо стал дуть сильный порывистый ветер.

Кристина ощутила, что столкнулась с непреодолимым си­ловым полем, которое не дает ей продолжить подъем — это выг­лядело так, словно невидимые руки толкают ее прочь от скалы. Кристина решила уступить этому давлению, вернуться к подно­жию скалы и там дождаться моего возвращения. Я еще не со­всем вернулся в нормальное состояние сознания и чувствовал настоятельную потребность продолжать подъем и дойти до вер­шины. В то время как я боролся с порывами ветра, внутрь моего сознания приходили послания, источник которых был неизвес­тен, в которых говорилось, что для аборигенов подъем на Ай­ерс-Рок считался особой привилегией, и я заслужил ее, совер­шив прошлой ночью ритуал перехода.

Вид бесконечной пустыни, раскрашенной в оранжево-крас­ные тона в лучах восходящего солнца, был потрясающим. Сле­дом за мной на вершину поднялись несколько туристов; они фо­тографировали друг друга и громко разговаривали, среди них была женщина в теннисной рубашке с гордой надписью: «Я под­нялась на Айерс-Рок». Я пробыл на вершине совсем недолго и начал спуск, чтобы присоединиться к Кристине и получить воз­можность все спокойно обдумать. Я нашел Кристину в неболь­шой пещере, погруженной в глубокую медитацию.

Кристина рассказала мне, что, будучи в очень открытом и восприимчивом состоянии сознания, она тоже испытала силь­ное переживание, слушая ритуальную музыку и пение. Пытаясь понять, не является ли это звуками корробори — церемонии або­ригенов, она отправилась туда, откуда, казалось, доносились зву­ки. Однако ни одного аборигена поблизости не оказалось. Кри­стина показала мне несколько мест, которые, по ее мнению, были местами проведения ритуалов. Позднее, в мотеле, мы уз­нали, что, с тех пор как на Улуру стали бывать туристы, абориге­ны не проводят здесь свои церемонии. Эта ситуация продолжа­лась до октября 1985 года, когда права на земли вокруг Улуру снова перешли к аборигенам.

Выяснилось, что, когда Кристина ждала меня, она получила ряд интересных прозрений насчет того, что произошло, когда она поднималась на Айерс-Рок. «Я поняла, почему я не могу под­няться на вершину, — сказала она. — Для аборигенов это было местом мужской инициации, куда женщины не допускались. В какой-то момент я получила очень ясное послание: «Ты жен­щина и ты не должна быть здесь». Остаток дня мы решили про­вести в поездке вокруг Айерс-Рок, изучая ее окрестности с по­мощью путеводителя, который мы приобрели в мотеле. Мы от­правились в наше путешествие, часто останавливаясь, чтобы насладиться этим фантастическим творением природы.

Нетрудно было понять, почему Улуру занимает такое важ­ное место в воображении аборигенов. Поверхность огромной скалы сильно выветрилась и нарушалась большим количеством причудливых утесов и выступов и глубоких пещер. Капризы по­годы сформировали мягкие поверхностные слои песчаника в мириады фантастических образований. Наш путеводитель да­вал самое подробное описание наиболее важных узоров на по­верхности скалы и связанные с ними мифы аборигенов. В этих мифах каждая из легко различимых комбинаций была учтена и объяснялась событиями Времени Грез, когда они были созда­ны. Мы были поражены тем, что этот маленький буклет под­тверждал большую часть информации, которую мы получили прошлой ночью и ранним утром в результате внутреннего путе­шествия.

Мы узнали, что окрестные племена, питжантжатжара и ян-кунитжатжара, также известные под наименованием анангу, изображали Улуру в виде огромной рептилии, являвшейся пер­вопричиной созидания и разрушения. Среди персонажей мифо­логии фигурируют гиганты в несколько метров высотой, имен­но такие, каких я видел во время сессии. Восхождение на Улуру было ежегодным ритуальным событием, которое выполняли лишь два избранных члена племени, и оно было для них особой честью. Одна из пещер, которые мы видели во время подъема на гору, была специальной пещерой для ритуалов перехода и но­сила имя Сумки Кенгуру. Буклет также подтвердил все прозре­ния Кристины: те места, где она слышала музыку и пение, были особыми местами, где проводились священные церемонии. Она точно указала те места, где проводились мужские инициации и куда не допускали женщин.

Я подумал об автобусах, полных туристов, которые не виде­ли в Улуру ничего, кроме очередной достопримечательности, и считали подъем на его вершину только вызовом собственной фи­зической форме, и особенно о той молодой женщине с торже­ствующей надписью на футболке, которую я встретил на вер­шине Улуру. Для нее и вовсе не было трудной задачей сделать то, что Кристина посчитала невозможным — она не смогла обой­ти чувствительность к древним табу. Вовсе не встречный ветер или отсутствие физической выносливости или смелости не по­зволили Кристине, чье тело было закалено годами занятий хат­ха-йогой, продолжать подъем, а что-то еще, куда более таин­ственное и глубокое.

Необычное состояние сознания, в котором находилась Кри­стина, обострившее ее психические способности и позволившее ей достичь чудесных прозрений относительно священных мест, по всей видимости, поспособствовало и тому, что она приняла для себя те табу, которые являлись обязательными для абориге­нов. Было очевидно, что промышленная цивилизация притупила интуитивные возможности людей, отвлекла их внимание от скрытых сфер реальности и сделала их невосприимчивыми к сверхъестественным аспектам бытия. Входя в необычные состо­яния сознания, спонтанно или с использованием какой-либо из­меняющей сознание технологии, мы приподнимаем эту вуаль и открываем для себя обычно невидимые и неслышимые реаль­ности.

Для возвращения в Алис-Спрингс мы решили избрать дру­гой маршрут и провели ночь на одном из расположенных в пус­тыне ранчо. Когда мы покидали Улуру, Кристина была все еще погружена в свои внутренние переживания. Мы думали, что по мере удаления от места со столь сильной энергетикой то влия­ние, которое оно оказывало на нее, станет уменьшаться, но это­го не случилось. Оранжевая скала в окне заднего вида нашей машины становилась все меньше и меньше и наконец совсем исчезла из виду, но это не оказало на состояние Кристины ни­какого заметного влияния.

Власть, которую Улуру имел над Кристиной, исчезла, когда мы приехала в Коллин-Спрингс, маленький оазис в пустыне, где мы остановились, чтобы купить холодные напитки и легкие за­куски. Прогуливаясь вокруг построек, мы обнаружили, что у хо­зяина была небольшая коллекция птиц. Большинство жили в больших клетках, но несколько павлинов свободно разгуливало по дому. Кристина, увидев их, была поражена и сильно взвол­нована, но не столько потому, что неожиданно увидела павли­нов посреди австралийской пустыни, а потому, что павлины имели огромное символическое значение для ее духовных путе­шествий.

В прошлом видения павлинов сформировали важную часть наиболее глубоких и значительных переживаний ее внутренне­го процесса, и связанные с ними символы постоянно появля­лись в ее рисунках. К тому же павлин является очень важным символом сиддха-йоги, основной духовной практикой Кристи­ны. Ее духовный учитель, Свами Муктананда, часто использо­вал метелку из павлиньих перьев, ароматизированных сандало­вым маслом, для передачи шактипата, пробуждения духовной энергии в своих учениках.

Кристина решила купить немного хлеба, чтобы скормить его павлинам. В то время когда она предлагала хлеб птицам, весьма

глубокомысленно и медитативно, она ощутила очень сильную связь с ее собственной духовной традицией: со своим учителем, сиддха-йогой, Индией и всем тем, что они для нее значили. В то же самое время этот процесс привел Кристину в ее обычное со­стояние сознания и завершил ее эмпирическое путешествие в мир австралийских аборигенов.

Мы провели ночь на гостеприимном ранчо посреди пусты­ни, в котором гостям предлагался плавательный бассейн с теп­лой водой и барбекю на ужин. К своему немалому удоволь­ствию, я обнаружил среди предлагаемых блюд жареных личи­нок, которых аборигены считали деликатесом и который мне очень хотелось попробовать. Это был финал моего путешествия в Страну Грез, куда менее драматичный и духовный, чем за­вершение опыта Кристины с ритуалом кормления павлинов. На следующий день мы вернулись в Алис-Спрингс и воссое­динились с «Большим Миром», как мы в шутку называем со­временное технологическое общество во время наших внутрен­них исследований.

ИСКУШЕНИЕ НЕЗДЕШНЕЙ ВСЕЛЕННОЙ
Провалившаяся попытка астральной проекции

Одним из самых необычных приключений в области созна­ния, которые мне довелось пережить за пятьдесят лет глу­бинных исследований, было яркое переживание так называемой астральной проекции (термин, встречающийся в духовной лите­ратуре). Это произошло во время сессии с высокой дозой психоде­лика в 1967 году, в исследовательском отделении государственной больницы Спринг-Гроув в Балтиморе, штат Мэриленд, который позднее превратился в новый Мэрилендский центр психиатри­ческих исследований, созданный в том же самом здании. Одна из исследовательских программ этого исследовательского цен­тра предлагала психиатрам, психологам и другим профессиона­лам в области психического здоровья получить три сессии с вы­сокими дозами психоделиков. Вскоре после того как я приехал в Соединенные Штаты и присоединился к исследованиям, я ре­шил воспользоваться этой уникальной возможностью.

Исследования, проводившиеся в Спринг-Гроув, использо­вали подход, называемый психоделической терапией. Он пред­полагал прием достаточно высокой дозы ЛСД (400—600 микро­граммов), а внешние воздействия во время сессии резко огра­ничивались с помощью повязки для глаз и наушников. Альтер­нативный метод, называемый психолитическим и используемый преимущественно европейскими психотерапевтами, подразуме­вал целую серию сессий с низкими дозами психоделиков. Объек­ты опыта в течение всей сессии находятся под постоянным на­блюдением психотерапевта и медсестры. Подготовка длится не­сколько часов и позволяет, помимо всего прочего, создать тес­ную связь и хорошие рабочие взаимоотношения между пациен­том и его проводниками. Моими проводниками на сессиях были психолог Сэнди Ангер, человек, основавший и разработавший программу исследований в Спринг-Гроув, и Нэнси Джуэлл, няня средних лет с баптистскими корнями, производившая впечат­ление доброй матушки.

ЛСД, принятый мною во время сессии, был произведен швейцарской компанией Sandoz. Как я и ожидал, это было очень сильное переживание, поскольку 400 микрограммов относится к тому уровню дозировок, который терапевты, работающие с психоделиками, совершенно справедливо называют «однократ­ная избыточная доза». Однако в первые несколько часов сессии не происходило ничего принципиально отличающегося оттого, что мне довелось пережить на предыдущих сессиях в Праге. А затем, где-то во второй половине сессии, я оказался в очень странном и необычном состоянии сознания. Я ощущал безмя­тежность, блаженство и наивную простоту, смешанную с восхи­щением в благодарность за чудо существования. Я чувствовал, что то, что я испытываю, похоже на то, что должны были испы­тывать первые христиане.

Это был мир, в котором чудеса были возможны, приемлемы и даже вполне вероятны. В том состоянии сознания я начал раз­мышлять о проблемах времени и пространства и связанных с ними парадоксах происхождения, вечности и бесконечности и присущих им парадоксов. Я смеялся над тем, что мог поверить, что линейное время и трехмерное пространство являются абсо­лютными и обязательными условиями существования. Для меня стало достаточно очевидным, что в духовной сфере не существует ограничений и время и пространство являются произвольными выдумками психики.

Внезапно я понял, что не привязан к ограничениям време­ни и пространства и могу довольно свободно путешествовать в пространственно-временном континууме без каких-либо огра­ничений. Это ощущение было таким убедительным и всепогло­щающим, что я захотел проверить его с помощью эксперимен­та. Я решил отправиться в Прагу, в квартиру к моим родителям, которая находилась в тысячах миль от меня. После определения направления и приняв во внимание расстояние, я представил себя летящим сквозь пространство к своей цели. Я чувствовал, что лечу с огромной скоростью, но, к своему разочарованию, так никуда и не прибыл.

Я не мог взять в толк, почему эксперимент не удался, по­скольку мои ощущения, что подобные передвижения возмож­ны, были очень убедительными. Внезапно я понял, что по-пре­жнему нахожусь под влиянием старых концепций времени и про­странства. Я продолжал мыслить в терминах направлений и рас­стояний и поэтому подходил к поставленной задаче соответствующим образом. Мне пришло в голову, что самым правильным подходом было бы заставить себя поверить, что место проведения сессии и есть то место, куда я должен попасть, и я сказал себе: «Это не Балтимор, это Прага. Здесь и сейчас я нахожусь в квартире моих родителей».

Когда я подошел к задаче с этой точки зрения, я испытал нео­бычные и причудливые ощущения. Я почувствовал, что нахо­жусь в странном месте, полном электрических контуров, элект­ронно-лучевых трубок, проводов, резисторов и конденсаторов. После некоторого замешательства я понял, что мое сознание заблудилось в телевизоре, стоявшем в углу одной из комнат ро­дительской квартиры. Каким-то образом я пытался использо­вать динамики, для того чтобы слушать, а электронно-лучевую трубку — чтобы смотреть. Вскоре я рассмеялся, поскольку уви­дел в своем нынешнем положении символическую насмешку над тем фактом, что все еще был узником своих прежних представ­лений о пространстве, времени и материи.

Единственным способом пережить то, что происходит на до­статочно большом расстоянии, который я мог себе представить, а мой разум — принять, было телевидение. Телевизионная пе­редача была бы, конечно, ограничена скоростью электромагнит­ных волн, но мысли и сознание человека не ограничиваются даже скоростью света. В тот самый момент, когда я осознал это и всерьез поверил в то, что мое сознание может выйти за рамки любых ограничений, ситуация радикально изменилась — теле­визор вывернулся наизнанку, словно лента Мебиуса, и я обна­ружил себя в пражской квартире моих родителей.

В тот момент я не ощущал никакого воздействия наркотика и переживание было таким же реальным, как и любая другая си­туация в моей жизни. Дверь в спальню моих родителей была при­открыта, я заглянул туда и увидел их лежащими на постели и услышал их дыхание. Я подошел к окну в гостиной, выглянул на улицу. Часы на углу улицы показывали шестичасовую разни­цу с Балтимором, где проводился эксперимент. Несмотря на то что часы показывали на существующую разницу во времени меж­ду этими часовыми поясами, я не счел это достаточным подтвер­ждением достоверности происходящего. Поскольку я знал об этой разнице, мой разум вполне мог сфабриковать подобную деталь.

Я лег на кушетку, стоявшую в углу гостиной, чтобы обдумать происходящее. Я вспомнил, что на этой самой кушетке прошла моя последняя сессия перед отъездом в Соединенные Штаты. Незадолго до этой сессии моя просьба о поездке в Соединенные Штаты по гранту была отклонена чешскими властями. Моя пос­ледняя сессия в Праге произошла в то время, когда я ожидал от­вета на мою просьбу. Размышляя об этом, я внезапно ощутил волну всепоглощающего беспокойства.

Внезапно мне пришла в голову тревожная мысль: а что, если я никогда не уезжал из Чехословакии, из Праги и сейчас просто заканчивается моя психоделическая сессия? Может быть, поло­жительный ответ на мой запрос, поездка в США, работа с ис­следовательской группой в Балтиморе и психоделическая сес­сия в этом городе были лишь воображаемым путешествием, ил­люзорным результатом сильного желания? Я угодил в хитрую ловушку, порочный пространственно-временной круг, не в си­лах определить свои реальные исторические и географические координаты.

В течение довольно долгого времени я чувствовал себя под­вешенным между двумя реальностями, которые казались оди­наково убедительными. Я не мог сказать, оказался ли я в Праге путем астральной проекции с сессии в Балтиморе или заканчи­ваю психоделическую сессию в Праге, в которой я пережил пу­тешествие в Соединенные Штаты. Я думал о китайском фило­софе Чжуан-цзы, очнувшемся ото сна, в котором был бабочкой, и какое-то время не мог понять, является ли он человеком, ко­торому снится, что он бабочка, или бабочкой, которой снится, что она человек.

Я чувствовал, что нуждаюсь в более убедительном доказа­тельстве того, является ли объективно реальным то, что я испы­тываю, или нет. И тогда я решил провести тест — взять картину со стены, а затем списаться с родителями и спросить, не про­изошло ли в это время в их квартире что-нибудь необычное. Я потянулся к картине, но, прежде чем я смог коснуться рамы, меня захлестнуло ощущение, что это очень рискованное и даже опасное предприятие. Внезапно я почувствовал, что меня ата­куют силы зла с помощью черной магии. Мне казалось, что я участвую в крайне опасной азартной игре, ставкой в которой является моя душа.

Я остановился и предпринял безнадежную попытку понять, что происходит. Образы самых известных казино мира промель­кнули у меня перед глазами — Монте-Карло, венецианское Лидо, Лас-Вегас, Рино. Я видел шарики рулеток, описывающие круг за кругом с невероятной скоростью, рычаги игровых авто­матов, лихорадочно передвигаемые вверх и вниз, и кубики, ка­тящиеся по зеленому сукну во время игры в кости. Игроки ли­хорадочно сдавали карты, играли в баккара и наблюдали за ми­гающими огоньками на экранах игровых автоматов. Я ощущал соблазн богатства, роскоши и неограниченных возможностей, которые только могут дать деньги.

Затем последовали другие видения — перед моим мыслен­ным взором проходили совещания различных тайных органи­заций, которые, оставаясь в тени, управляли историей всего че­ловечества, международные встречи глав государств, встречи ав­торитетных политиков с представителями многонациональных компаний, внутренняя кухня военных штабов, научные коллек­тивы, работавшие под началом великих ученых, — на этот раз это был соблазн скорее власти, чем богатства, но не мене притя­гательный и опьяняющий. Мне вспомнилась история Фауста, который продал душу за неограниченные возможности, и эта мысль начала меня преследовать.

Я безнадежно пытался понять, почему возможность преодо­ления пределов времени и пространства кажется мне такой опас­ной. Внезапно я с особенной ясностью увидел причину своих затруднений. Образы показали мне, что я не до конца преодо­лел собственный эгоцентризм и был не способен сопротивлять­ся соблазнам денег и власти. Опасность ситуации была связана с искушением использовать мои паранормальные возможности для достижения личных целей, злоупотребляя обнаруженным в себе потенциалом.

Если я преодолею ограничения, наложенные на нас време­нем и пространством, я смогу получить неограниченное коли­чество денег, а вместе с ними и то, что можно за них приобрес­ти. Все, что мне нужно сделать, — это отправиться в ближайшее казино, на биржу или купить лотерейный билет. В моем распо­ряжении окажется неограниченный набор средств, с помощью которых моя жизнь превратится в рог изобилия. Если я смогу стать хозяином времени и пространства, для меня не останется никаких секретов. Я смогу подслушивать встречи политических лидеров и получу доступ к засекреченным исследованиям — это откроет возможности, о которых я и мечтать не мог, для правле­ния течением событий в мире.

Я припомнил отрывки из разных духовных книг, предупреж­давших об опасности игр со сверхъестественными силами, преж­де чем мы преодолеем ограничения нашего эго и достигнем ду­ховной зрелости. Внезапно эти отрывки стали чрезвычайно яс­ными и понятными. Но мой страх этических последствий моей духовной нечистоплотности был только частью всей картины. Я осознал, что я так же сильно противоречив в отношении ре­зультатов моей проверки. С одной стороны, они выглядели очень соблазнительно — ведь время и пространство было бы больше не властно надо мной. С другой стороны, было очевидно, что позитивный итог этого эксперимента будет иметь далеко иду­щие и очень серьезные последствия. Было ясно, что это намно­го больше, чем отдельно взятый эксперимент, раскрывающий всю власть времени и пространства.

Если я найду подтверждение того, что возможно манипули­рование физическим окружением на расстоянии в несколько ты­сяч миль, моя вселенная рухнет в результате одного-единственного эксперимента. Мир, каким я его знал, просто перестанет существовать. Я лишусь всех карт, на которые привык полагаться и чувствовать себя волне комфортно, и я окажусь в состоянии полного метафизического замешательства. Я не буду знать, кем, где и когда я являюсь, и потеряюсь в совершенно новой, пугаю­щей реальности, законы которой будут абсолютно чужды и не­знакомы мне. Если я получу подобные силы, то и многие другие тоже захотят получить их. У меня не останется права на личную жизнь, двери и стены больше не смогут защищать меня. Мой но­вый мир будет полон потенциальными опасностями, абсолютно непредсказуемыми по качеству и в невообразимой пропорции.

Я не был способен довести эксперимент до конца и решил оставить проблему объективности и реальности нерешенной. Это позволило играть с идеей, что я действительно способен выйти за пределы пространства и времени. В то же время по­добное решение оставляло открытой возможность рассматривать этот эпизод как воображаемое путешествие, вызванное сильным психоделиком. Объективное доказательство того факта, что ре­альность в том виде, в каком я ее знал, — не более чем иллюзия, было столь ужасным, что в данных обстоятельствах я не в состо­янии его вынести.

В тот момент, когда я отказался от продолжения экспери­мента, я обнаружил, что снова нахожусь в своей комнате в Бал­тиморе, где я принял ЛСД. За несколько часов я постепенно вер­нулся в обычное состояние сознания, к знакомой «объективной реальности» материального мира. У меня больше не было со­мнений в том, что мой переезд в Соединенные Штаты был ре­альностью и что я нахожусь в Балтиморе. Я так никогда и не смог простить себя за то, что упустил столь уникальную возможность подвергнуть феномен астральной проекции эмпирическому ис­следованию. Однако воспоминания о метафизическом ужасе, который я ощутил в ходе этого эксперимента, заставляют меня усомниться в том, что, если когда-нибудь еще мне представится подобный шанс, мне хватит смелости.

Древние индийские учения рассматривают опыт соприкос­новения с миром феноменального как лилу — божественную игру, созданную Абсолютным Сознанием, или Брахманом. Они рассматривают наше восприятие материального мира как кос­мическую иллюзию, или майю. В XX веке квантово-релятивистская физика нашла важное доказательство в поддержку подоб­ного видения реальности. Мой опыт астральной проекции в Пра­гу объяснил мне, насколько глубоко мы погружены в нашу веру в объективно существующий и предсказуемый материальный мир и как много сил и чувств мы вкладываем в поддержание этой иллюзии. Внезапное крушение нашего понимания природы ре­альности и нарушением того, что Алан Уотте называл «табу на знание того, кем мы являемся», может быть связано с неописуе­мым метафизическим ужасом и паникой.

ЧЕННЕЛИНГ АВАТАРА
Моя мать, Саи Баба и холотропное дыхание

В конце 1960-х годов Чехословакия переживала волну либе­рализации, кульминацией которой в 1968 году стала знаме­нитая «Пражская весна». Это движение предшествовало двум де­сятилетиям «перестройки» и «гласности» Михаила Горбачева, похожему движению в России, которое со временем привело к распаду Советского Союза. Чехословацкие политические лиде­ры приняли участие в беспрецедентном эксперименте, нацелен­ном на создание «социализма с человеческим лицом». В 1967 году мы с братом Полом смогли уехать из Чехословакии и начать но­вую жизнь в Северной Америке: Пол — в Канаде, а я — в Соеди­ненных Штатах.

21 августа следующего года надежды чехов и словаков на сво­боду и демократию были жестоко подавлены вторжением совет­ских войск. То, что для нас начиналось как вполне законная по­ездка, превратилось в эмиграцию, которую чешские власти рас­сматривали как нелегальную, в результате чего мы с братом не могли свободно ездить в Чехословакию и обратно. Однако мы регулярно переписывались с родителями и иногда встречались с ними за пределами Чехословакии.

Мать и отец уже вышли на пенсию, и поэтому им было по­зволено выезжать из страны. Коммунистический режим не ин­тересовали люди, которые ничего не производят и не являются полезными членами общества. На самом деле коммунисты даже поощряли эмиграцию этой категории граждан, поскольку это оз­начало конфискацию их жилья, этого редкого в коммунистичес­ком мире предмета потребления, и прекращение выплаты пен­сий и других социальных льгот. Поэтому родители вполне мог­ли навещать меня и Пола в Америке и встречаться с нами во вре­мя наших поездок в Западную Европу.

В то время как мои родители могли путешествовать без осо­бого труда, они были лишены возможности купить какую-либо твердую валюту и все время своего пребывания за границей пол­ностью зависели от нашей финансовой помощи. Подобный рас­клад был удобен для нас с Полом, но вызывал большие эмоцио­нальные проблемы у моей матери — она была человеком очень щедрым, которому намного проще было давать другим, чем по­лучать, и в результате она чувствовала постоянную потребность играть значительную роль в нашей жизни. Эта характерная чер­та моей матери играет важную роль в той истории, которую я собираюсь рассказать.

В 1973 году, когда я переехал в Биг Сур, штат Калифорния, институт Эсален предоставил мне очаровательный дом на утесе с видом на Тихий океан, в обмен на то, что я буду вести опреде­ленное количество семинаров. Когда мы с Кристиной стали жить и работать вместе, нам удалось превратить небольшой участок земли, отделявший наш дом от океана, в симпатичный огород. Потребовалось немало тяжелого труда, поскольку участок силь­но зарос дикой чапаррелью, чертополохом, утесником, другими колючими растениями и печально известным ядовитым сума­хом. Наше огородничество представляло собой постоянную бит­ву с природой, пытающейся вернуть себе то, что было у нее от­нято.

Когда моя мать впервые приехала в Биг Сур одна, после смер­ти отца, она немедленно обнаружила, что огород срочно требу­ет ее внимания. Не посоветовавшись с нами, она посвятила себя этому проекту, вознамерившись освободить наш огород и его не­посредственное окружение от всего, что казалось бесполезны­ми сорняками. Все живущие в Биг Суре были хорошо знакомы с сумахом, ботанической угрозой, способной превратить жизнь огородника из рая в настоящий ад. Многие из нас узнали о раз­рушительной силе сумаха на собственном горьком опыте — столкнувшись с ним во времена нашего невежества, а моя мать была новичком, лишенным необходимых знаний.

После контакта со смолистыми листьями и ветвями сумаха у большинства людей возникает обширная сыпь с мокнущими волдырями, сопровождающаяся невыносимым зудом. Обычно на выздоровление уходит от трех до четырех недель, но в более серьезных случаях реакция бывает весьма сильной и относится не только к той части тела, что вступила в контакт с ядом, а ко всему организму в целом; вдыхание дыма от горящих веток су­маха может вызвать отек легких. Старожилы Биг Сура переска­зывают страшную историю из местного фольклора о двух наив­ных и ничего не подозревающих туристах с Восточного побере­жья, отце и сыне, которые во время поездки по Калифорнии ис­пользовали листья сумаха вместо туалетной бумаги.

Моя мать страдала от нескольких типов аллергии, и ее реак­ция на яд сумаха была ужасна. Все тело покрылось сыпью и вол­дырями, а зуд доставлял невероятные мучения. Через несколь­ко дней после контакта с растением ее состояние стало кри­тическим, она пребывала в бреду, сопровождавшемся очень яркими видениями. Ночью к ней явились ее умершие род­ственники — родители и брат. Она также увидела моего отца, который приехал на старомодном коше-де-фиакр — экипаже, запряженном парой лошадей, очень популярном средстве пере­движения в городах Европы до появления такси. Он был в смо­кинге и цилиндре и пытался убедить ее присоединиться к нему за гранью.

Я просиживал у постели матери множество часов и все боль­ше и больше тревожился. Несколько лет проработав с пациен­тами, находящимися на последних стадиях рака, и будучи зна­ком с танатологической литературой, я увидел сходство между видениями матери и «комитетом по встрече», известным по на­блюдениям за умирающими людьми. У меня случайно оказа­лось несколько ампул кортизона, являвшегося эффективным средством при подобных отравлениях, и я решил ввести их внутримышечно в качестве последней попытки, прежде чем предпринять поездку в Кармелитскую больницу — ближайшее медицинскоем учреждение, расположенное в пятидесяти ми­лях от нас.

Состояние моей матери, словно по волшебству, изменилось к лучшему в течение часа. К ней вернулись силы, а сознание про­яснилось. Утром она даже решила выйти из дома на веранду, что­бы полюбоваться восходом на пустошах Вентаны и посмотреть на Тихий океан. Она была очень взволнована, а глаза ее свети­лись счастьем. «Стен, ты живешь в потрясающем месте! — с во­сторгом сказала она. — Воздух здесь так прозрачен и все цвета такие яркие! Ты когда-нибудь замечал искры на ветвях этих со­сен? И взгляни, как свет отражается в волнах!» Не было никаких сомнений в том, что она переживает то, чему я сотни раз был свидетелем во время работы с психоделиками и время, во время сессий холотропного дыхания, — глубокое психодуховное воз­рождение!

На следующий день мать подробно описала те переживания, которые испытала в ту ночь, когда ее состояние стало критичес­ким, и те, что последовали за инъекцией кортизона. Вскоре после того как я сделал ей укол, она увидела индийского святого, воз­никшего в слепящем ярком свете. По густым волосам и длинно­му красному одеянию она узнала в нем Сатья Саи Бабу. Он про­ник в ее тело и чудесным образом исцелил ее. Мать не сомне­валась, что его вмешательство стало поворотным пунктом в ее физическом и эмоциональном состоянии; она была убеждена, что именно Саи Баба, а вовсе не кортизон вернул ее от порога смерти.

В Индии Сатья Саи Бабу считают новой инкарнацией Саи Бабы из Ширди, что в штате Махараштра, известного индийско­го святого. Во всем мире он известен своими сиддхи, сверхъес­тественными деяниями, которые демонстрировали власть его разума над материальным миром. Среди них можно выделить его умение материализовывать различные предметы, от золо­тых колец и небольших изображений божеств до большого ко­личества священного пепла вибхути. Также говорили, что он может появляться в нескольких местах одновременно. Многие люди верили, что он — современный аватар, один из немногих примеров в истории человечества, когда божество решило воп­лотиться в человеческом облике, чтобы влиять на ход событий в мире.

Мы с Кристиной встречались с Саи Бабой во время нашего визита в Индию в 1980 году в Путтапартхи, где он жил в своем богатом доме. Наша недельная поездка совпала с рождествен­скими каникулами, временем, когда Саи Баба уделял особое вни­мание представителям западной культуры. У нас появилась воз­можность на близком расстоянии увидеть сиддхи в действии. Од­ним быстрым движением руки он сотворил большое количество свечей, которые раздал детям, и несколько горстей вибхути, ко­торым он мазал лоб своих последователей. Рукава его одежды были короткими, что делало любые трюки иллюзиониста делом весьма затруднительным, особенно в случае с пеплом.

Для моей матери источником информации о Саи Бабе стал Эл Драккер, массажист, специалист по акупунктуре и руково­дитель одного из эсаленских семинаров. Эл по образованию был математиком и физиком, работавшим на правительство Соеди­ненных Штатов в качестве эксперта по расчету траектории по­лета снарядов. После сильных духовных переживаний, которые сделали его работу на производстве вооружений невозможной по морально-этическим соображениям, он оставил свое заня­тие и приехал в Эсален. Он слышал о Саи Бабе и решил отпра­виться в Путтапартхи и проверить утверждение о том, что этот человек способен материализовывать объекты, феномен, кото­рый поразил Эла как физика.

Среди других невероятных дел, которым Эл был свидетелем во время визита в Путтапартхи, была материализация серебря­ного кольца, которое он тут же превратил в золотое. В результа­те Эл вернулся в Калифорнию страстным приверженцем, наме­ренным нести людям послание Саи Бабы. Моя мать, которая живо интересовалась духовными философиями Эсалена, встре­тила здесь Эла, и они стали друзьями. Он рассказал матери мно­жество историй о Саи Бабе и дал ей несколько книг о нем. Его собственная связь с Саи Бабой была настолько сильной, что по­зднее он переехал в Индию, получил индийское гражданство и стал «правой рукой» Саи Бабы.

Я уже говорил о давнем интересе моей матери к восточным религиям и философиям. Она принадлежала к последователям Пола Брайтона, английского писателя и философа, популяри­затора индийской философии. Она также читала Шри Рамана Махариши, Шри Ауробиндо, Рабиндраната Тагора и других ду­ховных учителей. В конце 1960-х годов я был ее проводником на трех сессиях с высокой дозой ЛСД, результатом которых стали очень глубокие духовные переживания. Они также возбудили в ней интерес к глубинам психологии. Приезжая в Эсален, она принимала участие в наших месячных семинарах, которые в ка­честве гостей посещали духовные учителя, ученые новой пара­дигмы и трансперсональные психологи.

Она получила большое удовольствие от теоретических лек­ций, читавшихся на семинаре, но особенно ее заинтересовали сессии по холотропному дыханию, которые были стандартной и очень важной частью программы. Когда я пригласил ее на се­минар, который я проводил в Скандинавии и Швейцарии, у нее было несколько возможностей побывать на сессиях и в качестве сиделки, и лично. Я знаю, что ей понравилась эта работа, но тогда я и не подозревал, куда заведет ее этот интерес.

Когда мать вернулась в Прагу, мы постоянно переписыва­лись, и, после смерти отца, ее письма стали очень печальными и пессимистичными. Она писала о неуклонно сужающемся круге ее друзей, что вполне естественно для человека, приближающе­гося к восьмидесятилетнему рубежу. Там были сообщения о бо­лезнях и операциях родных и знакомых — ударах, сердечных приступах, раке, артритах и проблемах с позвоночником. Время от времени в письмах моей матери встречался некролог, сооб­щающий о смерти кого-то из соседей.

Но однажды тон писем резко изменился. Мать написала мне, что хочет провести сессию холотропного дыхания с нескольки­ми друзьями и знакомыми, в том числе и с двумя моими бывши­ми пациентами. Воодушевленная своим первым опытом, она ре­шила продолжать в том же духе. Новости о холотропном дыха­нии распространялись по всему миру, в том числе и с помощью рассказов и растущего круга клиентов моей матери, вскоре вклю­чившего в себя и юных психиатров и психологов, жаждущих ис­пытать и изучить новую технику.

Упоминания старости, болезней и смерти исчезли из ее пи­сем и сменились отчетами о тех переживаниях, которым она была свидетелем на сессиях холотропного дыхания. Она спрашивала меня о новых подборках музыки для сессий, поскольку очень скучно было постоянно проигрывать одни и те же куски. Она также консультировались со мной по поводу конкретных ситуа­ций, складывавшихся во время сессий холотропного дыхания. Однажды она с гордостью сообщила мне, что число участников ее группы (в основном достаточно молодых) достигло сорока человек. Было ясно, что способ ее существования в мире ради­кально изменился, словно произошло возрождение жизненных сил. Внезапно она получила сильное чувство смысла жизни, жизненные силы и невероятную жажду жизни.

К тому времени когда мать отпраздновала свой восемьдесят пятый день рождения, ситуация в Чехословакии изменилась на­столько, что я смог приехать в Прагу и принять участие в этом прекрасном юбилее. По этому поводу я был приглашен прочесть лекцию и провести семинар по холотропному дыханию на ка­федре психиатрии медицинского факультета Карлова универ­ситета, моей старой доброй альма-матер. Два психиатра приеха­ли на семинар из Словакии. Они рассказали, что несколько не­дель тому назад они присутствовали на семинаре, который вела моя мать. Это был семинар по холотропному дыханию для сло­вацких психиатров и психологов, за которым последовала тео­ретическая дискуссия.

Я не мог поверить в то, что услышал. До того, как моя мать встретила моего отца и вышла за него замуж, она была прекрас­ной и успешной пианисткой, но, несмотря на свой большой талант и совершенную технику, выступления на публике дос­тавляли ей неприятные переживания, так как она боялась сце­ны. Сама мысль о том, что она будет вести семинар для психи­атров и психологов в области, в которой у нее нет ни подготов­ки, ни большого опыта, казалась фантастикой. Но мои словац­кие коллеги заверили меня, что практический семинар имел большой успех и во время обсуждения моя мать, к всеобщему удовлетворению, ответила на все теоретические и технические вопросы.

Я был совершенно сбит с толку и в тот же самый вечер под­нял тему словацкого семинара в разговоре с матерью после ужина.

— Я так понял, что ты недавно проводила семинар по холотропному дыханию для словацких психиатров и психологов. Как он прошел? — спросил я, как только мы закончили ужин.

— Замечательно, — сказала она немного застенчиво, возмож­но потому, что знала, что мы разрешаем проводить публичные семинары только тем, кто прошел полный курс обучения и по­лучил сертификат фасилитатора. — Похоже, им понравилось.

— Словацкие коллеги, участвовавшие в моем семинаре в пси­хиатрической клинике, сказали мне, что после холотропного ды­хания было еще обсуждение, во время которого ты отвечала на вопросы. Как оно прошло? Были ли вопросы, на которые труд­но отвечать? — продолжал настаивать я.

— Все в порядке, — ответила она и надолго замолчала. Было понятно, что она хочет что-то добавить и подбирает подходящие слова. Я молча сидел в кресле, терпеливо ожидая, что за этим пос­ледует. — Это не совсем так, — наконец сказала она с виноватым выражением лица. — На самом деле в половине случаев я не по­нимала, о чем они говорят, но затем, внезапно, приходил ответ. Правда, если быть честной, я не думаю, что его давала я...

— Ты не думаешь, что сама отвечала на вопросы? — спросил я потрясенно. — Если не ты, тогда кто же?

— Он, — ответила моя мать с той особенной интонацией, которая не оставляла места для сомнений. — САИ БАБА!

Затем она рассказала мне, что, с тех пор как Саи Баба явился ей в Биг Суре, она часто ощущала его присутствие даже в обыч­ной жизни, особенно в ситуациях, связанных с холотропным дыханием, и семинар в Словакии был всего лишь одним из се­рии подобных случаев. То же самое регулярно случалось во вре­мя «работы с телом» на сессиях холотропного дыхания, когда участники нуждались в каком-либо типе физического вмеша­тельства для лучшего завершения их переживания. Все, что тре­бовалось моей матери, это подождать несколько секунд, пока не придет указание из тех сфер, с которыми она обычно не поддерживала контакт. Затем она проводила работу с телом без малейших проблем и, как правило, вполне успешно, к большо­му удовольствию членов группы.

Ее вмешательства часто бывали очень необычными и пора­жали тех, кто за ними наблюдал. Мой брат Пол стал свидетелем эффективности работы матери в качестве фасилитатора в 1992 году, когда мы проводили семинар по холотропному дыханию перед конференцией Международной трансперсональной ассо­циации в Праге. Это была одна из самых больших групп, с кото­рой нам когда-либо приходилось иметь дело, — 330 человек из 36 разных стран мира и 35 фасилитаторов, включая Пола и нашу мать.

В какой-то момент у Пола, сильного мужчины и опытного психиатра, возникли проблемы с одной из участниц, молодень­кой русской акушеркой, — опасение, как бы она ничего себе не повредила. Она была невероятно физически активна, ее тело спазматически выгибалось, она била во все стороны руками и ногами. Она не реагировала на то, что говорил ей Пол, хотя он очень бегло говорил по-русски, и он не мог контролировать ее, даже несмотря на то что, пытаясь удержать ее, он навалился на нее всем своим весом. Когда наша мать, которой на тот момент было восемьдесят пять лет, увидела эту сцену, она подошла к ним и успокоила молодую женщину прикосновением одной руки и несколькими словами на чешском, которого русская жен­щина просто не поняла бы. Члены группы, которую мать созда­ла в Праге, души в ней не чаяли и относились к ней как к Мате­ри, или даже как к архетипической Мудрой старой женщине. В конце концов, после падения коммунистического режима, две­надцать членов ее группы смогли пройти полную подготовку у нас в Соединенных Штатах и в Европе и стать сертифицирован­ными фасилитаторами холотропного дыхания. Моя мать умер­ла внезапно, всего через несколько дней после проведения пос­ледней сессии холотропного дыхания и через час после того, как пригласила двух своих друзей, физика и его жену, на кофе с осо­бым десертом, который она приготовила. Для меня она осталась образцом достойной старости и жизни, посвященной служению.

ΚΟΓΔΑ ВОЗНИКАЕТ ЕДИНЕНИЕ, ПРОБЛЕМЫ ИСЧЕЗАЮТ
Подвиги корейского мастера меча

Наш шестинедельный эсаленский семинар, озаглавленный «Буддизм и западная психология», имел воистину звезд­ный состав и примечательную программу. Соруководителем се­минара был Джек Корнфилд, наш близкий друг, духовный учи­тель випассаны и буддийский монах, который обучал участни­ков основным принципам медитаций прозрения, читал лекции по буддизму, предлагал личные даршаны и вел девятидневную сессию, ставшую объединяющим моментом всего полутораме­сячного семинара. На семинаре присутствовали духовные учи­теля тибетского буддизма Чегьям Трунгпа, Тартанг Тулку и Согьял Ринпоче. На двух из шести недель семинара присутствовал лама Говинда со своей женой Лии каждый день читал часовую лекцию по тибетскому буддизму. Теолог и философ Хьюстон Смит читал лекции по буддизму, а Джозеф Кемпбелл предста­вил группу по буддийской мифологии в серии иллюстрирован­ных презентаций.

Дзен-буддизм был представлен аббатом дзен-центра Сан-Франциско Ребом Андерсоном, мастером дзен из Кореи Сын Сан Нимом и мастером дзен-буддистского искусства стрельбы из лука Кобуном Тино. Даосский учитель Чунлян Аль Хуан рас­сказал участникам семинара о тайцзы-чуань и китайской кал­лиграфии. Однако наибольшее внимание как нашей группы, так и остальных членов эсаленского сообщества привлек корейский мастер боевых искусств и меча Кван Ча Ним. Он прибыл в Эса­лен вместе с Сын Сан Нимом в сопровождении двух учеников. Мы были наслышаны о его невероятных возможностях и его выступлении, обещавшем быть настолько необычным, что мы решили не ограничивать его во времени и сделать публичным. Оно проходило на большой овальной лужайке перед админист­ративным корпусом Эсалена.

Кван Ча Ним начал свою презентацию с представления, во время которого он и два его ученика продемонстрировали по­единок на мечах и затем с длинными шестами. Во время поедин­ка один из учеников, долговязый и худой молодой поляк, снял рубашку и положил ее на траву. Тогда другой ученик принес ог­ромный и очень красивый, украшенный гравировкой меч. Кван Ча Ним продемонстрировал заточку меча, разрубив волос, за­жатый между большим и указательным пальцами левой руки. Затем он положил салфетку на живот своего польского ученика, а на салфетку — яблоко и разрезал яблоко пополам одним быст­рым взмахом своего меча. Яблоко распалось на две половинки, на платке же остался лишь небольшой след.

Зрители устроили овацию и разразились приветственными криками, пораженные продемонстрированной мастером степе­нью контроля во владении столь грозным оружием. Кван Ча Ним поспешил умерить их энтузиазм: «Это всего лишь разминка... еще рано восхищаться... подождите!» Тот из двух учеников, что был поменьше, вынес на лужайку два табурета, три больших ар­буза и сумку, сделанную из толстого черного бархата. Он поста­вил одну скамейку вместе с арбузом у головы ученика-поляка, а вторую — у его ног. Третий арбуз он положил на салфетку ему на живот.

Тем временем Кван Ча Ним обошел людей, окруживших овальную лужайку, с сумкой из черного бархата, давая всем воз­можность ее осмотреть и ощупать. Не было никаких сомнений в том, что два слоя толстого черного бархата не позволят что-ни­будь через нее увидеть. Затем Кван Ча Ним срезал верхушки тех арбузов, что лежали на табуретках, чтобы они были устойчивы­ми, и поставил их на табуреты. Сделав это, он отошел примерно на пятнадцать футов от того места, где лежал его ученик, надел сумку себе на голову, и завязал ее нижний конец вокруг шеи, используя тесьму, продернутую в ее край. Затем он принял фор­мальную боевую стойку, держа меч в правой руке прямо и вер­тикально.

Он простоял в этой позе несколько минут абсолютно непод­вижно и в полном молчании. Стоящие вокруг люди вниматель­но наблюдали за ним, почти не дыша. Внезапно, практически одновременно, все эсаленские собаки начали выть. Кван Ча Ним издал ужасный воинственный клич, который слился с собачьим хором в тревожную какофонию. Держа меч в правой руке и ис­пользуя левую руку в,качестве точки опоры, он сделал кувырок в направлении лежащего ученика. Взявшись за рукоять меча дву­мя руками, он вслепую разрубил оба арбуза, лежащие на табу­ретках в головах и ногах лежащего на траве ученика. Затем он, сильно размахнувшись, разрубил третий арбуз, лежащий на жи­воте ученика, полностью доверявшего мастеру.

Арбуз распался на две части, и, как и в трюке с яблоком, на салфетке остался лишь небольшой, едва различимый надрез. Зрители сходили с ума и вопили от восторга, ведь прежде мы успели убедиться, насколько грозным оружием является этот меч, и что им можно сделать. Малейшая ошибка, самое мизер­ное отклонение от пятнадцатифутовой траектории, по которой меч Кван Ча Нима прошел без какого бы то ни было визуально­го контроля, могло закончиться для его ученика серьезной, если не смертельной травмой. Тот невероятный трюк, который мы только что видели, граничил с чудом!

Кван Ча Ним снял с головы колпак и сказал, что ответит на любые вопросы зрителей. Все захотели знать, как ему удалось достигнуть такого мастерства. «Вы способны видеть то, что на­ходится вокруг вас без помощи глаз, с помощью каких-либо паранормальных способностей?», «Находилось ли ваше созна­ние вне вашего тела и видело ли все сверху?».... «Вы запечатлели в памяти трехмерный образ и поддерживали его все это время?» — забросали его вопросами члены группы. Кван Ча Ним отвечал на них, смеясь. «Нет, — сказал он, отмахнувшись. — Вы просто медитируете и ждете, пока все это — мастер меча, мяч, арбуз и ученик — не станет одним, и никаких проблем».

Согласно восточной духовной литературе, продвинутые йоги, особенно сиддха-йоги — мастера Тантры, могут приобре­сти сверхъестественные силы, называемые сиддхи, невероятные трюки, которые они могут проделать, демонстрируют господ­ство разума над материей. Четкость и точность, с которой Кван Ча Ним с повязкой на глазах управлялся со своим грозным ме­чом в ситуации, когда изменение траектории на два или три дюйма могло закончиться для ученика смертью или тяжелым ранением, явно относят этот трюк к данной категории. Те из нас, кто был свидетелем того представления Кван Ча Нима в Эсале­не, почувствовали, что то, что мы увидели, не может быть дос­тигнуто с помощью обычных упражнений, вне зависимости от того, какой бы длительной и напряженной ни была подготовка.

СТРАННОЕ НАСЛЕДИЕ ДРЕВНИХ МАЙЯ
Тайна хрустального черепа

Шаманские верования, религиозные традиции, антропо­логическая литература и мифология народов мира со­держат множество сведений о различных рукотворных и при­родных магических объектах, наделенных невероятной силой, — фетишах, ритуальной утвари, амулетах, кольцах, оружии, кри­сталлах, камнях и растениях. Например, в индуистской тради­ции к священным предметам — салаграммам относятся най­денные в природе камни или окаменелости, имеющие форму важных тантрических символов или несущие их изображение. Многие мусульмане уверены, что Черный Камень, краеуголь­ный камень Каабы, самого почитаемого мусульманского свя­тилища и места паломничества, обладает очищающей силой и вбирает в себя грехи тех, кто пришел поклониться ему. Они ут­верждают, что Черный Камень когда-то был чистым и ослепи­тельно белым и стал черным от тех грехов, которые он погло­тил за все это время.

В христианстве реликвии святых, плачущие или кровоточа­щие статуи Девы Марии, Туринская плащаница — льняное по­крывало, на котором запечатлен образ распятого человека, счи­таются объектами с чудесными свойствами. О гробницах муче­ников говорят, что там якобы «слепые и увечные исцеляются, мертвые возвращаются к жизни и дьяволы изгоняются из тел лю­дей». Согласно легенде, «Копье Судьбы», принадлежавшее Гаю Кассию Лонгину, якобы пронзившее тело распятого Иисуса, да­вало своему владельцу силу завоевать мир, но потеря его сулила немедленную смерть. Мифологическими примерами предметов, обладавших сверхъестественными силами, являются меч коро­ля Артура Эскалибур и Святой Грааль.

Ацтеки и майя наделяли огромным символическим значе­нием человеческий череп, который был очень популярным мо­тивом в доиспанском искусстве Центральной Америки. Архео­логи нашли множество его изображений, многие из которых от­носятся к доисторическим временам. Они очень сильно разни­лись по размеру и были выполнены из самых разных материалов — серебра, золота, бронзы, обсидиана, оникса, малахита, лазури­та, бирюзы, рубина, сапфира, топаза и кварца. Среди всех этих артефактов особое внимание привлекли достаточно редкие точ­ные копии черепа в натуральную величину, сделанные из крис­талла горного хрусталя. Они стали предметом исследования мно­жества ученых, описывающих ни с чем не сравнимое мастер­ство их изготовления и то невероятное воздействие, которое они оказывают на людей.

В начале 1970-х годов, проводя семинар в Эсаленском ин­ституте, я услышал о черепе Митчелл-Хеджеса, необычном ар­тефакте индейцев майя, названным по имени английского лор­да Митчелл-Хеджеса и его приемной дочери Анны. Это искус­но вырезанная из монолитного куска горного хрусталя копия че­ловеческого черепа в натуральную величину. Многие люди, какое-то время находившиеся поблизости от этого черепа, яко­бы переживали глубокие необычные состояния сознания. Те, кто рассматривал череп в течение некоторого времени, всматрива­ясь в темную вуаль, слегка туманные глубины и другие изъяны внутренней структуры, впадали в состояние транса и каталеп­сии или, наоборот, испытывали сильное беспокойство. Они ви­дели сложные сцены из истории или встречались с различными мифологическими существами.

Обычно эти видения сопровождались сильными эмоциями в диапазоне от экстатического восторга и до всепоглощающего ужаса. Среди описываемых эффектов были и примеры пробуж­дения энергии кундалини, связанные с крия — волнами немо­тивированных эмоций, спонтанными звуками и приливами энергии, спазмами и конвульсиями. Другие воздействия лежат в диапазоне от мистического восторга и видений, психических феноменов до психотических эпизодов. Некоторые из тех, кто свел близкое знакомство с этим черепом, даже оказались в пси­хиатрической лечебнице.

Этот экземпляр черепа также обладал некоторыми необыч­ными оптическими свойствами. Скуловые дуги лица действо­вали как световоды, ничем не отличаясь от современных оп­тических волокон. Они проводили свет от основания черепа к пустым глазницам, где заканчивались двумя миниатюрными линзами. Два выступа в основании черепа, которые покоились на первом шейном позвонке, имели форму маленьких пира­мид, собиравших свет из окружающей среды. При соответству­ющем освещении весь череп мерцал бледно-зеленым светом, а глаза светились ярко-красным. В нескольких случаях череп, возможно, излучал сияющую ауру, граница которой проходи­ла достаточно далеко от его поверхности, могла двигаться и изменять свои размеры. Люди, испуганные странным воздей­ствием этого произведения искусства, называли его «Череп Судьбы».

Череп был окружен ореолом тайны и породил множество спекуляций относительно его происхождения, возраста, спосо­ба создания и его примечательного воздействия на человеческую психику. В 1970-х годах он привлек внимание множества уче­ных, журналистов и писателей. Наслушавшись разговоров о свойствах хрустального черепа Митчелла-Хеджеса, я сильно за­интересовался возможностью испытать его воздействие и изу­чить его. Я узнал, что его хранителем является Фрэнк Дорланд, который живет на Панорамик-Хайвей в Милл-Вэлли, Калифор­ния. Я навестил его и несколько часов слушал его рассказы о черепе.

Дорланд был одержим хрустальным черепом, он изучал его около пяти лет, проводя с ним все свое время — с перерывом разве что на сон. Он пришел к выводу, что проблемы, связан­ные с изготовлением черепа, настолько огромны, что он про­сто-напросто не может существовать. Его уровень твердости по десятибалльной шкале Моса равнялся 7, всего на три пункта ус­тупая твердости алмаза, и его невозможно поцарапать стальным ножом.

Дорланд изучал его абсолютно гладкую поверхность с помо­щью бинокулярного микроскопа и так и не смог обнаружить сле­дов каких-либо орудий. Любая попытка применения долота ос­тавила бы следы на поверхности и, вне всякого сомнения, рас­колола бы камень, во многом потому, что череп был вырезай поперек слоев камня.

К тому же майя не знали карборунда или шлифовального круга, а выполнение работы вручную, при помощи песка и воды заняло бы несколько поколений. Дорланд обдумывал идею о том, что майя могли использовать какую-то неизвестную шлифоваль­ную пасту, рецепт которой держался в тайне и с древности пере­давался из поколения в поколение, но ничего подобного уче­ным не было известно. Он выяснил, что высокие температуры, например пламя ацетиленовой горелки, может расплавить кри­сталл, но слишком маловероятно, что майя имели в своем рас­поряжении что-то подобное современным технологиям. Но даже если бы и имели, это не могло бы служить адекватным объясне­нием для происхождения хрустального черепа.

Дорланд показал мне доклад, содержавший подробный от­чет об исследованиях, проведенных в лабораториях кристалли­ческих материалов компании Hewlett-Packard в Санта-Кларе (Калифорния). Специалисты института пришли к заключению, что ни одна из известных в настоящее время технологий, в том числе и современных, не способна справиться с созданием точ­ной копии человеческого черепа, выполненного из одного кус­ка кварца. Они даже отвергли предложение Дорланда заплатить полмиллиона долларов за воссоздание черепа. Кварц с его мно­жеством дефектов и даже небольшими включениями воды яв­ляется материалом, слишком сложным для обработки.

После нескольких лет безуспешных попыток найти объяс­нение происхождению хрустального черепа, теории Дорланда становились все фантастичнее и фантастичнее. Он решил, что череп был создан более развитой цивилизацией, какими-то су­ществами с сильным разумом и превосходящим человеческий интеллектом, что он может быть устройством, обеспечивающим связь через пространство и время или даже с параллельными все­ленными. Он даже подозревал, что создатели черепа по-прежне­му могут наблюдать за нами через его глазницы и влиять на нас, но не был уверен, оказывается ли это влияние с другой планеты, из другого измерения или даже из иных времен — прошлого или, возможно, будущего.

За то время, которое Дорланд провел рядом с хрустальным черепом, он и сам испытал довольно много странных пережи­ваний и в конце концов счел их слишком «подавляющими» и «зловещими». Он рассказал мне о последнем из них, которое он пережил всего за несколько недель до нашей встречи. Он про­снулся среди ночи от странных звуков, доносившихся с первого этажа его собственного дома. Он пошел узнать, что происходит, и, взглянув с лестницы вниз, на гостиную, окаменел: по комна­те, круша все на своем пути, прыгал огромный ягуар. Он бро­сился обратно в спальню, запер за собой дверь, и провел остаток ночи в метафизическом ужасе. Наутро он нашел в гостиной пол­ный беспорядок, часть предметов обстановки была сломана и разбита.

Дорланд так никогда и не узнал, что же произошло той но­чью, но в любом случае это оказалось последней каплей. После некоторого периода болезненных колебаний Дорланд решил вернуть артефакт миссис Митчелл-Хеджес. Если я хочу увидеть хрустальный череп, сказал он, я должен отправиться в Китче­нер, Онтарио, Канада, где миссис Митчелл-Хеджес проживала с момента смерти своего отчима. Заинтригованный историями Дорланда, я во время своего следующего визита в Канаду вместе со своим братом Полом решил позвонить миссис Митчелл-Хед­жес и спросить, не можем ли мы нанести ей визит. К своему боль­шому удивлению, мы обнаружили ее в том самом мотеле, кото­рый она купила после смерти отчима и которым с тех самых пор управляла.

Это было очень странно, поскольку она унаследовала ска­зочные богатства лорда Митчелла-Хеджеса, очень богатого анг­лийского аристократа. Анна объяснила, что таким образом она почтила память своего «отца». Когда он усыновил девочку, она была голодной бездомной десятилетней сиротой, живущей в этой части Канады. После его смерти она стала давать жилье и пищу другим людям, как это когда-то сделал он.

Мы разговаривали в офисе мотеля, который и сам по себе был достаточно необычен. Среди украшавших его уникальных произведений искусства был большой серебряный кувшин, когда-то принадлежавший королю Баварии Людовику, и украшен­ное алмазной гранью зеркало королевы Марии-Антуанетты. Миссис Митчелл-Хеджес принесла огромную подборку газет­ных вырезок, в которых рассказывалось о приключениях ее и отчима в самых разных уголках мира — плавание под парусами в разные экзотические места, охота на акул, разных крупных рыб и тигров, жизнь среди индейцев Южной Америки и раскопки доиспанских поселений.

Наиболее интересными из этих газетных вырезок оказались те, которые рассказывали о раскопках Лубаантуна, «Города упав­ших камней», который лорд Митчелл-Хеджес открыл в джунг­лях Британского Гондураса (Белиза) во время поисков Атлан­тиды — именно там мистическим образом появился хрусталь­ный череп. В свой семнадцатый день рождения Анна, как ут­верждают, нашла его в древних руинах. Анна перебирала газетные вырезки одну за другой, рассказывая нам истории, свя­занные с каждой из них.

Было ясно, что эти газетные вырезки и связанные с ними воспоминания являются теперь средоточием ее жизни. Анна ни­когда не была замужем, возможно из-за сильного комплекса Электры, поскольку ни один человек не мог быть лучше ее не­вероятного «отца», который с годами превратился в почти ми­фического героя. Наша встреча с Анной Митчелл-Хеджес в ее мотеле в Китченере была потрясающе интересной, но хрусталь­ного черепа мы, к сожалению, так и не увидели, поскольку его там больше не было.

Мы выяснили, что незадолго до нашего визита Анна пода­рила хрустальный череп Музею американских индейцев в Нью-Йорк Сити. Она пришла к выводу, что артефакт слишком могу­ществен, чтоб принадлежать какому-либо человеку, и должен быть передан безличному владельцу. Когда мы попытались по­лучить более конкретные объяснения, она выставила нас вон, не желая обсуждать эту тему. Вскоре после нашей поездки к Анне расписание моих лекций привело меня в Нью-Йорк. Одной из первых вещей, которую я сделал по приезде, — взял такси и от­правился в Музей американских индейцев, желая завершить свой поиск.

Там я наконец увидел хрустальный череп, таинственный ар­тефакт, который я так долго искал. Он был помещен в витрину, стеклянные панели отражали свет и окружающие предметы, ме­шая разглядеть его как следует. К тому же музей был весьма по­пулярен, и множество посетителей, толпившихся вокруг, пред­ставляли серьезную проблему. В общем, это были далеко не иде­альные условия для гадания по магическому кристаллу, и я ре­шил нанести визит доктору Фредерику Докстейдеру, всемирно известному авторитету в области изучения американских индей­цев, куратору музея, и попросить у него разрешения вынуть че­реп из витрины и провести с ним ночь в музее, в одиночестве и медитации.

К сожалению, доктор Докстейдер не очень-то понял мою необычную просьбу. На него не произвели впечатления мои ре­галии психиатра и исследователя в области человеческого созна­ния, и он сказал, что я должен подчиняться правилам музея так же, как и остальные его посетители. Решительный отказ докто­ра Докстейдера положил конец моим попыткам исследовать хру­стальный череп. Много лет спустя мне удалось сублимировать свое разочарование, выплеснув весь свой неутолимый интерес к хрустальному черепу на страницы фантастического романа под названием «Зов ягуара», ставшего для меня пробой пера.

ЧУДЕСА СИНЕСТЕЗИИ
Уго Азукарелли и холофонический звук

В конце 1960 — начале 1970-х годов я имел честь входить в состав небольшой группы, которая сформулировала основ­ные принципы трансперсональной психологии. Абрахам Маслоу назвал эту новую дисциплину Четвертой Силой в психоло­гии, поскольку она появилась следом за бихевиоризмом, фрей­довским психоанализом и гуманистической психологией. Была предпринята попытка создать максимально расширенную мо­дель человеческой психики, включив в нее как сведения, полу­ченные в ходе современных исследований сознания, так и наи­более значительные духовные традиции мира. Признав духов­ную сферу одной из важных и заслуживающих должного внима­ния областей человеческой природы, новая психология устранила серьезные пробелы и ошибочные представления, уко­ренившиеся в научных кругах.

Трансперсональная психология восприимчива к культурно­му контексту, что проявляется в ее почтительном отношении к духовным и религиозным традициям древних и коренных куль­тур, а также к различным эзотерическим философским систе­мам и школам мистицизма. Пересмотр теории, вызванный ею, среди прочего отражал революционные данные наблюдений и те вызовы, которые психоделические исследования, антрополо­гия, экспериенциальная (эмпирическая) психотерапия, учения о медитации и другие области исследований, посвященные холотропным состояниям сознания, бросили самой парадигме науки.

Одной из самых сложных проблем на раннем периоде суще­ствования только что возникшей дисциплины был тот факт, что ее основные положения были несовместимы с традиционной на­учной мыслью, в которой преобладала декартово-ньютоновская парадигма и которая в философском смысле была прочно при­вязана к идеям монистического материализма. Ввиду этого но­вая наука была чрезвычайна уязвима для обвинений в ненауч­ности, иррациональности и даже «чокнутости». Первопроход­цы трансперсональной психологии, будучи убеждены в оправ­данности своих усилий, с большим интересом следили за революционными изменениями в других научных дисциплинах, ища в них поддержку для своей точки зрения и разработок, ко­торые могли бы помочь устранить эту пропасть между концеп­циями.

Ни одна из разработок в науке с новой парадигмой не при­влекала большего внимания к ее потенциалу с точки зрения снабжения трансперсональной психологии мощным научным базисом, нежели открытие принципов оптической голографии и их применение в различных областях. Речь идет, конкретнее, о голографической модели мозга Карла Прибрама и теории холодвижения Дэвида Бома. Два эти научных подхода представи­ли мистические переживания и многочисленные трансперсо­нальные явления в совершенно новом свете, описав новые и дотоле неведомые и непостижимые парадоксальные взаимосвя­зи между частью и целым.

В период охватившего всех энтузиазма по поводу голографического мышления автор бестселлера «Заговор Водолея» («Тпе Aquarian Conspiracy») Мэрилин Фергюсон опубликовала в своем издании «Brain/Mind Bulletin» материал о новом сенсационном пополнении голографической системы понятий — изобретении аргентино-итальянским ученым Уго Дзукарелли технологии холофонического звука. Мэрилин, которая была восхищена работами Уго, пригласила его в США, в местечко Миллбрей под Сан-Франциско, где те из нас, кто проявил интерес, могли в течение недели встречаться с ученым. На этот семинар, который стал вы­дающимся событием, приехали многие известные специалисты, занимающиеся траснперсональной психологией.

Уго начал свой семинар с того, что рассказал нам об одном событии из своего детства, которое подтолкнуло его к откры­тию холофонического звука. Он связывает возникновение сво­его интереса к вопросам звукового восприятия с давней ситуа­цией, когда его, тогда маленького мальчика, чуть не сбил тяже­лый грузовик. Произошло следующее: он сидел на обочине до­роги, спиной к приближающейся машине. Водитель грузовика, избегая столкновения с другой машиной, выехал на обочину, и Уго удалось спастись от смерти лишь в самый последний мо­мент, инстинктивно отскочив в сторону.

Чудом избежав гибели, он впоследствии часто думал об этом происшествии и не переставал удивляться тому, как ему удалось так точно определить источник звука от приближающегося гру­зовика и среагировать на него соответствующим движением, спасшим его жизнь. Уго увлекся изучением тех механизмов, ко­торые помогают живым существам определять направление зву­ка, и они в итоге привели его в восторг. Проведя тщательные исследования и анализ, он пришел к выводу, что существующие теории звуковосприятия не способны объяснить некоторые важ­ные характеристики восприятия звука человеком и его способ­ности точно устанавливать местонахождение источника звука.

Он заметил, что крокодилам, у которых отсутствует гибкая и подвижная шея, чтобы установить, откуда доносится тот или иной звук, приходится поворачивать всю верхнюю часть тела. Птицы, чтобы справиться с аналогичной задачей, поворачива­ют голову. Млекопитающие для этих же целей пользуются сво­ей способностью менять положение и форму ушных раковин. Однако человек может точно определить местоположение ис­точника звука, не меняя положения головы и ушей (пошевелить ушами большинство из нас вообще не в состоянии). Более того, установить направление на источник звука способны даже люди, глухие на одно ухо.

Данные наблюдения привели Уго к мысли, что существую­щие теории, пытающиеся отнести способность стереофоничес­кого звуковосприятия и локализации источника звука на счет процесса сравнения сигналов, поступающих от правого и лево­го уха, неточны. Он заключил, что, для того чтобы объяснить все удивительные характеристики звуковосприятия, придется предположить, что человеческое ухо выполняет роль не только приемника, но и передатчика и что задачу по локализации ис­точника звука оно выполняет в соответствии с принципами го­лографии. По его словам, люди, страдающие от звона или шума в ушах, на самом деле слышат звук, испускаемый самим ухом. Тщательно избегая каких-либо технических подробностей, ко­торые могли бы раскрыть секрет его изобретения, Уго пояснил, что свою технологию холофонического звука он разработал, про­сто смоделировав этот механизм.

Самой важной частью таинственной технологии Уго была полноразмерная модель человеческой головы, которую изобре­татель любовно называл «Ринго». Внутри нее размещались за­писывающие устройства, которые были встроены именно в тех местах, где находятся уши. Ринго постоянно находился в сумке из толстого темного материала, где он был скрыт от любопыт­ных глаз слегка огорченных присутствующих. После короткой вводной части Уго перешел непосредственно к демонстрации. Он подсоединил магнитофон, воспроизводящий холофоническую запись, к устройству, оборудованному рядом разъемов для наушников. Устройство позволяло десяти слушателям одновре­менно надеть наушники и прослушать экспериментальную пленку Уго.

Мы не могли поверить в то, что сами переживали. Каким-то непостижимым образом запись Уго воспроизводила характер­ные акустические детали широкого спектра звуков с такой реа­листичностью и точной локализацией, что без постоянного ви­зуального контроля было практически невозможно на слух от­личить записанный звук от реального события, происходящего в нашем трехмерном мире. Типичным примером такого собы­тия был звук приближающегося грузовика — словно эхо того, что в детстве пережил Уго. Когда мы прослушивали эту запись с закрытыми глазами, тело инстинктивно пыталось отскочить в сторону, чтобы избежать удара.

Но это было еще не все. К нашему удивлению, прослушива­ние холофонических записей Уго чаще всего воздействовало и на другие чувства, порождая многочисленные случаи синеете­зии. Под синестезией понимают такое состояние, при котором стимуляция одних органов чувств вызывает реакцию восприя­тия со стороны других органов. Наиболее распространенным видом синестезии является так называемый цветовой слух, при котором у человека возникают зрительные образы, в то время как он только лишь слышит соответствующие звуки. Синесте­зия может распространяться и на все остальные органы чувств. Экспериментальные записи Уго не просто воздействовали на все сферы ощущений — они еще и передавали слушателю инфор­мацию о других параметрах ситуации, породившей данный звук.

Так, звук ножниц, щелкающих во время стрижки, вызывал реалистичное ощущение, что слушателю стригут волосы, шум парикмахерского фена порождал ощущение струи горячего воз­духа, бьющей в волосы, а звук чиркающей о коробок спички со­здавал образ горящей спички и отчетливый запах сгоревшей спи­чечной головки. Точно так же чувственный голос женщины, шепчущей что-то вам на ухо, заставлял вас почувствовать ее теп­лое дыхание. Нет нужды говорить о том, насколько сильное впе­чатление произвел на нас этот эксперимент.

В ходе обсуждения, начавшегося после демонстрации, не­сколько участников семинара, которым уже приходилось иметь дело с холофоническим звуком, поделились с остальными еще более интересными примерами, раскрывающими потенциал этой технологии. Они утверждали, что холофонические запи­си способны не только воздействовать на другие органы чувств, но и вызывать эмоции, в том числе ощущения мистического характера. Они рассказали об эксперименте, в ходе которого группа участников приняла дозу энтеогена MDMA, производ­ную психотропного амфетамина, известного более молодому поколению под названием «экстази». Собравшись в кружок, они хором произносили индийскую мантру «ОМ». По их сви­детельству, люди, слушавшие потом холофоническую запись эксперимента, испытывали на себе такие энтеогенные эффек­ты этого препарата, как видение нуминозного света и чувство всеобъемлющего единения.

В ходе оживленного обсуждения участники семинара стано­вились все более взволнованными. Некоторые из них указали на то, что удивительное воздействие холофонической техноло­гии, похоже, проливает свет на важную роль звуков в различных религиозных традициях и эзотерических направлениях. В этой связи они вспоминали о таинственных магических свойствах, приписываемых иудеями и древними египтянами звучанию букв своего алфавита, о взаимосвязи звуковых частот и изначальных (семенных) звуков с чакрами в кундалини-йоге и нада-йоге, о важнейшем значении звуков в тантрических учениях, искусстве и обрядах и о космогонической силе, которой наделяет звук «ОМ» индийская мифология.

Другие участники обсуждали важные теоретические и прак­тические последствия, которые открытие холофонического зву­ка, вероятно, будет иметь для виртуальной реальности, физио­логии и патологии слуха, психиатрии, психологии и психотера­пии, кино, телевидения и других сфер развлекательной индуст­рии. Все мы испытывали радость от этого открытия — еще одного, только что появившегося элемента расширяющейся мозаики новой научной парадигмы, обеспечивающей концеп­туальную поддержку трансперсональной психологии.

Однако вскоре стало очевидно, что жестко поставленные планы Уго на будущее холофонической технологии представля­ют собой серьезное препятствие на пути ее широкого использо­вания. Он был полон решимости неукоснительно контролиро­вать способы применения своей технологии, тех людей, кто бу­дет ее использовать, и цели, которым она будет служить. Он хо­тел быть абсолютно уверен в том, что его технологию не станут использовать во зло. Было понятно, что эта в общем-то замеча­тельная позиция не очень реалистична и что дело все равно за­кончится переговорами с компаниями, заинтересованными в том, чтобы сделать холофонический звук доступным для широ­ких масс.

Озабоченность Уго возросла еще больше, когда Мэрилин Фергюсон взяла его с собой на студию «Метро-Голдвин-Майер» на предварительный закрытый просмотр нового научно-фан­тастического фильма «Мозговой штурм», в производстве кото­рого Кристина и я участвовали в качестве консультантов по спе­цэффектам. «Мозговой штурм» — история о двух ученых, компьютерном гении и блестящем специалисте в области исследо­вания мозга, которые изобрели устройство, имевшее вид шле­ма, с помощью которого можно записывать опыт и пережива­ния человека и затем предоставлять их другим людям. Легко можно было представить, что этот шлем и является воплощени­ем технологии Уго — точнее, ее гораздо более сложного и усо­вершенствованного со временем варианта.

По сюжету фильма, это выдающееся изобретение очень бы­стро попало в руки непорядочных людей, намеревавшихся ис­пользовать его в коммерческих и военных целях. Просмотр этой ленты только укрепил страх Уго перед неправедным использо­ванием его принципиально нового устройства. Послужило ли тому основной причиной жесткое решение Уго или нечто иное, но его удивительное изобретение не встретило особого вооду­шевления в мире, хотя те из нас, кто принимал участие в семи­наре в Лос-Гатосе, ждали и надеялись на обратное.

ОКНО В АБСОЛЮТ
Секрет светоносной жабы

В представлении большинства людей первоисточником пси­ходелических веществ является растительное царство. С не­запамятных времен туземные народы использовали растения, способные изменять состояние сознания, «плоть богов», для про­ведения своих ритуалов и духовной жизни. Многое было напи­сано о соме, легендарном растении Вед, которое использовали мистики и провидцы, о разных разновидностях каннабиса, о доколумбовом священном пейоте и магических грибах (теонанакатле), о священных кустах ибоги, используемой в ритуалах аф­риканских племен, а также о напитке обитателей джунглей Южной Америки яхе, или аяхуаска, и многих других.

Гораздо менее известно, что психоделические вещества могут быть найдены также в животном царстве. В 1960 году Джо Роберте, фоторепортер журнала «National Geographic Magazine», описал сильный психоделический опыт с элементами научной фантастики, который он пережил после того, как съел мясо kuphosusfuscus. Эта рыба, обитающая в районе острова Норфолк в южной части Тихого океана, известна среди местных обитате­лей тем, что вызывает яркие и часто кошмарные видения.

Наиболее знаменательный вклад животного царства в ас­сортимент любителей психоделиков и духовных ищущих вне­сли представители рода буфо. Кожа этих жаб, которая содержит психоактивное вещество буфотенин, являлась обязательным компонентом отваров, которые средневековые ведьмы использо­вали для того, чтобы вызывать видение шабаша. В конце 1960-х годов в «психоделических кругах» распространились слухи о новом необычном способе достигать психоделического опыта — слизывая секреты кожи гигантской жабы аризонских пустынь, bufoalvarius. Этот вид обитает только в Сонорской пустыне, кото­рая занимает южную часть Аризоны и простирается далее на юг, охватывая запад мексиканского штата Сонора.

Поскольку эта жаба является полуводной, для своего вы­живания она должна постоянно оставаться в окрестностях по­стоянных водных источников. Поэтому ее основным местом обитания являются русла непересыхающих рек и ручьев Сонор­ской пустыни. Их образ жизни также обусловлен тем обстоятель­ством, что более тысячи лет тому назад индейцы племени хохо-кам начали отводить воду из реки Хила для орошения своих за­сушливых земель и создали целую сеть каналов. Но даже всего этого было бы недостаточно. Природа наделилаbufo alvarius спе­циальными железами, которые расположены главным образом на ее шее и конечностях животного. Эти железы вырабатывают вязкий, белый как молоко секрет, который защищает жабу от жары аризонской пустыни, а также от врагов.

Этот секрет содержит высококонцентрированный 5-метоксидиметилтриптамин (5-МеО-ДМТ), вещество с ярко выра­женными психоделическими свойствами. В химической лабо­ратории это вещество было впервые синтезировано в 1936 году, более чем за двадцать лет до того, как современные американцы открыли его психоделический эффект. Однако коренные жите­ли Американского континента знали об изменяющих сознание свойствах секрета пустынной жабы на протяжении столетий и использовали его в своих шаманских практиках. Как оказалось, тотже самый активный компонент ответствен за психоделическое действие таких нюхательных порошков растительного происхождения, как вирола и эпена, используемых индейца­ми племен тукано, уайка и арарайбо, живущих в Бразилии и Ве­несуэле.

Сухой продукт, получаемый путем выпаривания при на­гревании секрета кожи bufo alvarius, содержит не меньше 15 % активного вещества. Курение высушенного секрета в течение нескольких секунд вызывает психоделическое состояние, ко­торое может представлять серьезное испытание в психологи­ческом плане из-за быстроты его наступления и сокрушитель­ной интенсивности. Курение или вдыхание от 5 до 15 мг чисто­го 5-МеО-ДМТ оказывает сходное действие. Открытие психо­делического эффекта секрета bufo aivarius психоделическое поколение восприняло как сенсацию. Была даже основана цер­ковь «светоносной жабы», члены которой курили этот продукт в своих церемониях.

Я с большим интересом следил за сообщениями о bufo aivarius, а также о другом психоделическом виде, bufo marinus, который обитает во Флориде. Последний фигурирует в новел­лах Карла Хайесена, в которых он повествует об одном бывшем губернаторе, который сошел с ума и поселился в болотах Эверг­лейдс, где стал гоняться за этими жабами и облизывать их. По­скольку я считал, что сравнение воздействия разных психоде­ликов имеет большое теоретическое значение, я искал возмож­ности попробовать это новое дополнение к арсеналу фармако­пеи. Раньше у меня уже был опыт с некоторыми родственными производными траптамина — с диметилтриптамином (ДМТ) и диэтилтриптамином (ДЭТ) из наших ранних экспериментов в Праге, а также с дипропилтриптамином (ДПТ) из исследований в Мэрилендском центре психиатрических исследований.

К своему великому огорчению, я осознал, что упустил за­мечательную возможность поэкспериментировать с bufo aivarius во время одного из моих прошлых посещений Аризоны. Я ока­зался там, в пустыне недалеко от Тусона, в середине июля, в пе­риод проливных муссонных дождей, которые временно превра­тили выжженную солнцем пустынную местность у подножия горной цепи Каталина в районе горы Леммой в полноводную реку двадцати пяти футов шириной и четырех футов глубиной. В течение считанных минут земля покрылась тысячами огром­ных жаб, которые вылезли из своих подземных укрытий, и тут же начали спариваться. Слушая их громкое, звучное кваканье, я был весьма впечатлен таким экстатическим празднованием жиз­ни. Но поскольку я не был хорошо осведомлен относительно таксономии земноводных, я не знал, что стал свидетелем груп­повой оргии bufo alvarius, и не воспользовался возможностью попробовать их таинственный эликсир.

Возможность проникнуть в секрет светоносной жабы представилась мне, когда мой друг Пол появился на пороге на­шего дома с внушительной порцией 5-МеО-ДМТ. Это вещество не было внесено в список веществ, вызывающих сильное при­выкание и не имеющих терапевтической ценности, и для хими­ка достать его не составляло труда, поскольку оно использова­лось как исходное звено в синтезе многих других соединений. Мой друг уже имел опыт употребления 5-МеО-ДМТ и вызвался предоставить необходимые инструкции и компетентное руко­водство.

Под присмотром Пола я поместил небольшое количество белого порошка на поверхность стекла и с помощью бритвен­ного лезвия постарался еще больше измельчить его. Затем я раз­делил порошок на две одинаковые кучки, а остаток ссыпал в трубку, набитую сушеной петрушкой. Пока Пол раскуривал трубку, я свернул бумажную долларовую банкноту в тонень­кую трубочку и втянул носом обе кучки порошка, каждую от­дельной ноздрей. Затем я взял у Пола трубку и сделал две или три глубоких затяжки. Впоследствии я оценил, что общая доза 5-МеО-ДМТ, которую я принял, была весьма немалой — она составляла около 25 мг.

Начало опыта было внезапным и впечатляющим. В меня вдруг ударила космическая молния невероятной силы, которая в мгновение ока потрясла и разрушила всю мою обычную ре­альность. Я полностью потерял контакт с окружающим миром, который исчез как по волшебству. Раньше, когда я принимал высокие дозы психоделиков, я предпочитал лечь и устроиться поудобней. Но на этот раз подобных проблем даже не возника­ло, поскольку я полностью утратил осознание своего тела, так же как и окружающей обстановки. После сеанса мне рассказа­ли, что, когда я сделал две затяжки, я несколько минут оставал­ся сидеть неподвижно, как статуя, держа трубку у рта. Кристине и Полу пришлось взять трубку из моей руки и уложить мое тело на кушетку.

Во время предыдущих психоделических сеансов я всегда в основном сохранял ориентацию. Я осознавал, кто я, где нахо­жусь и почему переживаю необычный опыт. На этот раз все это улетучилось за несколько секунд. Мои повседневные заботы, мое имя, мое местонахождение и моя жизнь исчезли, как по мано­вению волшебной палочки. Стен Гроф... Кристина... Соеди­ненные Штаты... планета Земля... Эти концепции еще несколь­ко мгновений слабо маячили, подобно сновидческим образам, на периферии моего сознания, а затем окончательно рассея­лись. Я усиленно пытался напоминать себе о существовании ре­альности, которую я знал, но она вдруг потеряла всякий смысл.

Все мои предыдущие психоделические сеансы всегда были наполнены неким богатым специфическим содержанием. Пе­реживаемый мною опыт был связан либо с моей настоящей жиз­нью — с историей детства, младенчества, рождения и эмбрио­нального периода, либо с различными темами из трансперсо­нальных сфер — с моими прошлыми жизнями, сценами из ис­тории человечества, архетипическими образами богов и демонов или посещениями различных мифологических сфер. Теперь моей единственной реальностью была масса лучистой пульси­рующей энергии необыкновенной интенсивности, которая, ка­залось, заключала в себе все существование в сжатой и абстракт­ной форме. Я стал Сознанием, взирающим на Абсолют.

Эта энергия обладала яркостью миллиарда солнц, и все же ее нельзя было сравнить ни с каким светом, который я знал в обычной жизни. Она казалась чистым сознанием, разумом, твор­ческой энергией, выходящей за пределы всех полярностей. Она была одновременно бесконечной и конечной, божественной и демонической, пугающей и экстатической, творческой и разру­шительной — все это и гораздо больше. Я не мог подобрать ни­каких концепций, никаких категорий в отношении того, что я видел. Перед лицом такой силы я не мог сохранить чувство соб­ственного отдельного существования. Моя обычная идентич­ность была разрушена; я стал единым с Источником. Оглядыва­ясь назад, я почти уверен, что мне довелось ощутить Дхармакаю, Изначальный Чистый Свет, который, согласно тибетской «Книге мертвых», появляется в момент нашей смерти. Хотя все это носило некоторое сходство с тем, что я переживал в моих первых сеансах ЛСД, этот опыт был гораздо более ошеломляю­щим и сокрушительным, с полной утратой чувства отдельной идентичности.

Моя встреча с Абсолютом продолжалась примерно двад­цать минут по обычному времени, как отметили наблюдатели. Что касается меня, в продолжение всего опыта время перестало существовать и утратило для меня всякий смысл. Мне казалось, что прошла вечность, когда в моем поле опыта начали форми­роваться конкретные призрачные образы и концепции. Я начал воспринимать мимолетные образы космоса с галактиками, звез­дами и планетами, и затем, наконец, увидел Солнечную систе­му и в ней Землю с континентами.

Сначала эти образы были очень смутными и нереальны­ми, но постепенно у меня начало возникать ощущение, что, воз­можно, эти реальности существуют в объективном мире. Посте­пенно в моем видении сформировались образы Соединенных Штатов и Калифорнии. И наконец, ко мне вернулось ощуще­ние моей обычной идентичности и осознание моей настоящей жизни: Сначала контакт с обычной реальностью был очень сла­бым. Я осознавал, где я нахожусь и при каких обстоятельствах. Но при этом я был уверен, что доза, которую я принял, была чрезмерной, и теперь я умираю. Какое-то время я думал, что я нахожусь в бардо — промежуточном состоянии между настоя­щей жизнью и моим рождением в следующем воплощении, как это описано в тибетских текстах.

Постепенно мой контакт с обычной реальностью стано­вился все более плотным, и в конце концов я осознал, что возвращаюсь из психоделического опыта и что я остался жив. Я лежал, все еще ощущая, как будто умираю, но при этом осоз­навая, что моей настоящей жизни ничего не угрожает. Каза­лось, что мой опыт умирания относится к сценам из моих про­шлых воплощений. Я видел себя в разных драматичных ситуа­циях, всегда опасных и болезненных, в разных частях света и в разные исторические периоды. В то время как мое тело стра­дало и умирало в разных контекстах, различные группы мышц в моем теле подергивались и дрожали. Однако, переживая всю свою кармическую историю в своем физическом теле, я пре­бывал в состоянии глубокого блаженства, совершенно отстра­ненный от этих драматических проявлений, которые продол­жались даже после того, как все специфические содержания исчезли.

Когда я работал в Мэрилендском центре психиатричес­ких исследований, у нас был особый термин для описания со­стояния, которое наше клиенты переживали в течение многих дней, а иногда и недель, после успешного и хорошо интегриро­ванного психоделического сеанса. Мы называли это «психоде­лическое последействие». Последействие после этого моего опы­та было необычно интенсивным, глубоким и продолжительным. Я мог работать над моей книгой с необыкновенной точностью и сосредоточенностью. Тем не менее, когда я решал сделать пере­рыв и закрывал глаза, я тут же оказывался в состоянии экстати­ческого восторга и переживал чувство единства со всем суще­ствованием. Мои медитации были необычайно глубокими, и они казались мне самым естественным состоянием, какое только можно себе представить.

Со временем повседневная, трезвая реальность все боль­ше отвоевывала свои прежние позиции, а окно в Абсолют ста­новилось все более туманным и непроницаемым. Однако после этого сеанса у меня осталось чувство глубокого уважения и при­знания моши тех средств, которыми пользуются шаманы. Я ча­сто смеялся над высокомерием традиционных психиатров, ко­торые относились к шаманским техникам как к продукту при­митивных суеверий, и считали свои собственные методы, типа свободных ассоциаций на кушетке или поведенческой дезадап­тации, истинно научными подходами к изучению психики че­ловека.

После этого опыта я также по-новому оценил принцип, который встречается во многих эзотерических системах, — что самая благородная истина часто обнаруживается в самом низ­ком. По убеждению алхимиков, например, «философский ка­мень зарыт в грязи и навозе». Лично мне самый короткий и бы­стрый путь к абсолюту показала жаба, животное, которое часто считается символом безобразия. Я вспоминаю об этом каждый раз, когда слышу или читаю известный отрывок из пьесы Шек­спира «Как вам это понравится»:

Оно подобно ядовитой жабе,

Что ценный камень в голове таит.

Находит наша жизнь вдали от света

В деревьях — речь, в ручье текучем — книгу,

И проповедь — в камнях, и всюду — благо.

Я б не сменил ее!^*

МАТЕРИЯ И СОЗНАНИЕ
Кетамин и новое очарование мира

Осенью 1972 года я познакомился с самым странным из психоактивных веществ, которые я когда-либо пробовал на протяжении пятидесяти лет своих сознательных исследова­ний. Действие этого вещества настолько необычно, что оно вы­деляется даже из группы психоделиков, наркотических соеди­нений, которые немецкий фармаколог Луис Левин однажды на­звал фантастическими. Этим веществом был кетамин, также известный под торговыми названиями кеталар, кетаджет, кетанест и веталар.

Человеком, который открыл удивительные психоактивные свойства кетамина сотрудникам Мэрилендского центра психи­атрических исследований, был Сальвадор Рокет, вздорный мек­сиканский психиатр, известный своими дикими эксперимента­ми с психоделиками. Сальвадор проводил сеансы с большими группами людей с применением различных психоактивных пре­паратов (таких как ЛСД, псилоцибин, пейот, дурман и др.), де­монстрируя им при этом фильмы с шокирующим агрессивным и сексуальным содержанием. Его целью было вызвать у клиен­тов глубокое переживание смерти собственного эго и вслед за этим опыт психодуховного возрождения. В Мехико Сальвадор вызвал к себе враждебное отношение коллег, подав как-то на вечеринке в своем доме (не уведомив об этом гостей) сэндвичи с психоделическими грибами. В Балтимор он приехал с целью поучаствовать в нашей программе тренингов с применением ЛСД для профессионалов.

Кетамин — анестезирующее средство кратковременного действия, родственное фенциклидину, транквилизатору живот­ного происхождения, известного как сернил или ПиСиПи. Ке­тамин был открыт в 1961 году Кэлом Стивенсом из Государствен­ного университета Уэйна. На протяжении многих лет за этим веществом сохранялась репутация исключительно безопасного анестезирующего средства благодаря его минимальному затор­маживающему воздействию на кровообращение, дыхание и реф­лекс кашля. В период войны во Вьетнаме оно пользовалось боль­шой популярностью среди медицинского персонала как обез­боливающее средство в полевых условиях. В последние годы его использование резко сократилось, в основном в связи со стран­ным психоделическим эффектом, названном «синдром кризи­са», о котором пациенты сообщали после пробуждения. Сейчас кетамин все еще используется во многих странах при проведе­нии непродолжительных операций, главным образом для детей и пожилых людей, для которых «синдром кризиса» не должен составлять большую проблему.

Те наши сотрудники, которые слышали о кетамине до при­езда Сальвадора, знали, что это препарат, используемый в хи­рургии как анестезирующее средство общего действия, и также слышали о «синдроме кризиса» как о неблагоприятном побоч­ном эффекте, который обычно легко устраняется назначением транквилизаторов. В своем докладе Сальвадор Рокет предста­вил совершенно иную информацию; он объяснил, что «синдром кризиса» — это не побочный эффект кетамина, а часть его уди­вительного основного действия. Кетамин — это «диссоциирую­щий анальгетик», и механизм его действия существенным обра­зом отличается от действия всех остальных анестезирующих средств. Применение этого препарата вызывает не потерю со­знания, а отделение сознания от тела.

Причина, по которой медицинский персонал мог осуще­ствлять хирургические операции над пациентом, была не в том, что его сознание угасало, как при использовании традиционных анестетиков, а в том, что оно покидало его тело. Оно совершает фантастические путешествия через всевозможные другие реаль­ности — внеземные цивилизации и параллельные миры, астро­физический мир и микромир, животное, растительное и мине­ральное царства, другие страны и исторические периоды и архетипические сферы различных культур. Клиенты Сальвадора, которые принимали кетамин не как анальгетик, а как терапев­тический препарат и средство для философских и духовных изысканий, получали глубокий мистический опыт, и многие из них были уверены, что они встречались с богом. Некоторые так­же утверждали, что они посещали бардо, промежуточную сферу между воплощениями, и говорили о том, что у них пропал страх смерти.

У некоторых из наших сотрудников лекция Сальвадора вызвала большой интерес и сильное желание самим испытать действие кетамина. У Сальвадора оказалось с собой достаточ­ное количество вещества, и он предложил провести обучающий сеанс с каждым, кто пожелает. Наш личный опыт полностью подтвердил все то, что рассказывал Сальвадор. Определенно, кетамин был удивительным веществом, представляющим инте­рес для любого, кто всерьез занимается исследованием созна­ния. Хотя его действие совершенно отличается от действия ЛСД, без сомнения, он является важным дополнением к арсеналу пси­ходелических препаратов. Удивительный опыт, переживаемый под воздействием кетамина, безусловно, с лихвой компенсиру­ет некоторые неприятные побочные эффекты, такие как голо­вокружение, нарушение координации и невнятная речь.

На протяжении ряда лет я продолжал свои личные экспе­рименты с кетамином и не переставал удивляться необычной природе опыта, переживаемого под воздействием этого веще­ства, и глубоким осознанием относительно связей между созна­нием, человеческой психикой и материей, которые возникали в результате этого опыта. Действие кетамина всегда было совер­шенно непредсказуемым, даже в самом общем виде. Во всех сво­их прежних экспериментах с другими психоделиками я обычно имел хотя бы общее представление, в каком направлении пой­дет мое самоисследование и что может произойти (исследова­ние биографических событий, переживание собственного рож­дения, архетипический опыт и т. д.). Опыты с кетамином были подобны посещению Космического Диснейленда; я никогда не знал, что меня ждет. Возникающие переживания охватывали очень широкий спектр, от самых возвышенных и потрясающих до самых банальных и тривиальных.

Приведу несколько примеров, чтобы проиллюстрировать, что я имею в виду. Начну с того, что кетамин обладает необык­новенной способностью вызывать астральные проекции. Отча­сти этот опыт может быть очень простым и очевидным, но в то же время в нем могут присутствовать некоторые весьма стран­ные и абсурдные детали, как будет видно из следующих приме­ров. Однажды я принимал кетамин в нашем доме в Биг Сур, в то время как мы проводили один из наших месячных семинаров в Эсалене. В какой-то момент эксперимента я осознал, что нахо­жусь в Большом доме (одном из зданий Эсалена), который на­ходился примерно в миле от нашего дома и в котором, собствен­но, мы и проводили семинар. Я увидел там нескольких членов нашей группы, занятых определенными делами. На следующий день все, что я видел, подтвердилось в мельчайших деталях. Од­нако в этом опыте было нечто необычное — когда я наблюдал все эти события, я ощущал себя подушкой, лежащей в углу ком­наты в Большом доме: образ моего тела полностью принял фор­му этого предмета.

В другой раз у меня был сходный опыт, только даже еще более необычный, потому что на этот раз мы разделили его вме­сте с Кристиной. В середине совместной кетаминовой сессии, которую мы проводили в спальной комнате, в нашем доме в Биг Сур, я внезапно оказался в эсаленской купальне на берегу океа­на и обнаружил, что стал мокрым полотенцем, висящим на ог­раде купальни. Отсюда я мог хорошо видеть во всех деталях все, что там происходит и кто именно там находится. В конце сеанса я описал этот странный эпизод Кристине, и, к нашему изумле­нию, выяснилось, что у нее был точно такой же опыт. На следу­ющее утро мы имели возможность проверить точность нашего совместного опыта, поговорив с людьми, которые были в тот день в бассейне.

Как видно из этих примеров, одной из необычных и ха­рактерных особенностей кетаминового опыта является возмож­ность эмпирически отождествляться с различными материаль­ными предметами и процессами, которые мы обычно считаем бессознательными, потому что они имеют неорганическую при­роду, а мы привыкли связывать сознание с более высокими фор­мами жизни. Однако в кетаминовых сеансах переживания по­добного рода далеко не редкость, и когда они возникают, они кажутся подлинными и очень убедительными. После подобно­го опыта становятся более понятными анимистические миро­воззрения многих туземных культур, согласно которым не толь­ко все животные и растения, но также солнце и звезды, океаны, горы и реки и другие объекты неорганической природы облада­ют сознанием.

Среди моих переживаний такого рода были, например, случаи, когда я отождествлялся с сознанием океана, пустыни, гранита; атомного реактора подводной лодки, находящейся под арктическими льдами; металлического моста, по которому еха­ли тяжелые грузовики; деревянной сваи, которую забивали в зем­лю ударами огромной кувалды; горящей свечи; пламени факе­ла; драгоценных камней и золота. Один раз я даже отождествил­ся с лыжным ботинком на ноге лыжника—бегуна по пересечен­ной местности. Я был прикреплен к лыже и ощущал все изменения напряжения, связанные с движениями бегуна.

Не менее частыми в кетаминовых сессиях являются отож­дествления с другими формами жизни. Так, в одной из сессий я был головастиком, переживающим превращение в лягушку, а в другой — огромной серебристой гориллой, отстаивающей свою территорию. Несколько раз благодаря такому механизму я имел уникальную возможность проникнуть в некоторые тайны жиз­ни дельфинов и китов. А однажды очень натурально и правдо­подобно переживал, как, будучи гусеницей, строю кокон и ра­створяюсь в аморфную жидкость, которая затем превратилась в бабочку. Особенно впечатляющим был один мой опыт такого рода, когда я стал венерой-мухоловкой, плотоядным растени­ем, которое как раз поймало муху и переваривало ее — со всей гаммой вкусовых ощущений, которые мое человеческое вооб­ражение едва ли могло измыслить.

Со всеми этими примерами фантастических переживаний резко контрастируют несколько кетаминовых сессий, которые были совершенно тривиальными и откровенно скучными. Во время этих сессий я созерцал бесконечные образы кирпичных стен, цементных поверхностей и асфальтовых улиц в пригороде большого города или бесконечную смену безобразных флуорес­центных цветовых пятен, спрашивая себя, зачем я только при­нял это вещество. В какой-то период у меня было подряд не­сколько кетаминовых сессий, настолько ужасных и отвратитель­ных, что я даже решил никогда больше не принимать это веще­ство. Они касались проблемы ископаемых видов топлива и проклятия, которое они представляют для жизни на нашей пла­нете. Вот отчет об одной из таких сессий.

«Атмосфера была мрачной, тяжелой и зловещей. Она каза­лась не только токсичной и ядовитой в химическом смысле, но также опасной и враждебной в метафизическом плане. Сна­чала я воспринимал ее как внешнее окружение, но постепенно она овладела мной, и я сам стал ею. Через какое-то время я осоз­нал, что я стал нефтью, заполняющей огромные пустоты в зем­ле. Переживая свое отождествление с нефтью как физическим материалом, включая ее резкий, проникающий запах, я осоз­нал, что я также являюсь вредной метафизической или архетипической сущностью невообразимых масштабов. Мне откры­лось множество удивительных осознаний из области химии, геологии, биологии, психологии, мифологии, истории, эконо­мики и политики.

Внезапно я понял то, о чем никогда не задумывался раньше. Нефть представляет собой жиры органического происхождения, которые подверглись минерализации; это значит, что они от­клонились от обычного круговорота смерти и возрождения, по которому циркулирует вся остальная живая материя. Однако элемент смерти при этом не исчез, он просто оказался отсро­чен. Разрушительный плутонический потенциал смерти продол­жает существовать в нефти в скрытой форме, как чудовищная бомба замедленного действия, ожидающая благоприятной воз­можности, чтобы вырваться в мир.

Переживая то, что я считал сознанием нефти, я увидел, как заключенный в ней смертоносный потенциал проявляется че­рез зло и уничтожение, порождаемые жадностью тех людей, ко­торые стремятся получать благодаря нефти астрономические прибыли. Я наблюдал бесчисленные сцены политических инт­риг, экономических диверсий и дипломатических манипуляций, мотивируемых нефтяным долларом. Я видел многочисленных жертв нефтяных войн, которые были положены на алтарь этой злой сущности. Нетрудно было проследить дальнейшую цепь событий, которая в будущем приведет к мировой войне за исто­щающиеся ресурсы продукта, ставшего настолько важным для выживания и процветания индустриальных стран.

Мне стало ясно, что для будущего нашей планеты существен­но важно переориентировать всю нашу экономику на исполь­зование солнечной энергии и других возобновляемых ресурсов. Последовательная политика эксплуатации ограниченных запа­сов ископаемых видов топлива и превращение их в токсичные и другие промышленные отходы, загрязняющие окружающую сре­ду, была настолько неправильной, что я не мог понять, как эко­номисты и политики этого не видят. Такая недальновидная по­литика была совершенно несовместима с космическим поряд­ком и с циклической природой жизни. Эксплуатацию ископае­мых ресурсов можно было понять в историческом контексте индустриальной революции, но ее продолжение, после того как была прослежена смертоносная траектория, казалось самоубий­ственным и преступным.

Далее мне пришлось пройти через длинную череду отврати­тельных и крайне неприятных переживаний, когда я погружал­ся в различные состояния сознания, связанные с химической нефтяной промышленностью. Заимствуя название известного немецкого предприятия химической промышленности, я обо­значаю эту группу переживаний как «сознание IG Farben». Это была бесконечная последовательность состояний, обладающих свойствами пагубных для жизни продуктов — анилиновых кра­сителей, органических растворителей, гербицидов, пестицидов и токсичных газов.

Кроме переживаний, связанных с самими промышленны­ми ядами, я отождествлялся также с состояниями сознания, свя­занными с воздействием этих продуктов нефтепереработки на различные формы жизни. Я был каждым евреем, умершим в на­цистских газовых камерах, каждым отравленным муравьем и та­раканом, каждой мухой, пойманной в вязкую массу мухоловок, и каждым растением, погибающим под воздействием гербици­дов. И за всем этим маячила весьма вероятная зловещая перс­пектива для всей жизни на нашей планете — смерть от промыш­ленных загрязнений.

Это был потрясающий урок. Я вынес из этого сеанса глубо­кое экологическое видение и ясное понимание, в каком направ­лении должны развиваться экономика и политика, чтобы жизнь на нашей планете была сохранена».

Целый ряд последовательных сессий с исследованием лову­шек промышленного века, подобных этой, привели меня к ре­шению больше не принимать кетамин. Однако сессия, которая должна была быть моей последней попыткой самоисследования с помощью кетамина, внезапно перенесла меня на совершенно противоположный конец спектра переживаний. Этот опыт был настолько экстатическим и необычным, что я решил не закры­вать эту дверь и продолжать опыты с кетамином. Вот краткий отчет об этой сессии.

«У меня было чувство присутствия многих из моих дру­зей, которые разделяли мой интерес к трансперсональной психологии, мои ценности и определенное направление, или цель, в жизни. Я не видел их, но очень явно ощущал их при­сутствие по каким-то экстрасенсорным каналам. Мы прохо­дили через некий сложный процесс, устанавливая, в чем наши взгляды сходятся и в чем расходятся, и пытаясь устранить раз­ногласия посредством почти алхимических механизмов ра­створения и нейтрализации. В конце концов нам удалось до­стичь полной общности, так что мы буквально стали единым организмом с определенной ясной целью и без каких-либо внутренних противоречий.

Затем этот совокупный организм стал тем, что я назвал «кос­мическим кораблем сознания». Мы начали движение, которое сочетало в себе элемент пространственного полета с неким аб­страктным представлением эволюции сознания. Движение ста­новилось все быстрее и быстрее, пока не достигло некоего аб­солютного предела, нечто вроде скорости света в эйнштейновс­кой вселенной. Мы чувствовали, что этот предел может быть пре­взойден, но что результат совершенно непредсказуем и потен­циально опасен. В духе авантюризма, который был присущ всей нашей группе, мы решили продолжать движение и встретиться с неизвестным.

Нам удалось выйти за этот предел, и тогда опыт перешел в какое-то совершенно другое измерение, так что его даже слож­но описать. Вместо движения через пространство и время про­изошло как будто невероятное расширение сознания. Время ос­тановилось, и мы вошли в состояние, которое я назвал сознани­ем янтаря. Мне показалось очень подходящим это название, потому что янтарь на материальном уровне представляет ситуа­цию, когда время как бы останавливается: это минерализован­ное органическое вещество (смола), в котором различные фор­мы жизни, такие как растения или насекомые, сохраняются в неизменном виде миллионы лет.

Далее последовало то, что можно назвать процессом очище­ния, в результате которого все намеки на органическую жизнь были устранены. Опыт стал кристально чистым и невероятно красивым. Было такое ощущение, как будто мы находимся внут­ри огромного алмаза; бесчисленные тонкие грани, пересекаю­щиеся в жидкой среде невероятной чистоты, сверкали и пере­ливались всеми цветами радуги. Казалось, что в этом кристалле заключена вся информация о жизни и природе в абсолютно чи­стой, абстрактной и до предела уплотненной форме, как в наи­совершеннейшем компьютере. Это было очень естественным и уместным, потому что алмаз состоит из чистого углерода — эле­мента, на основе которого построена вся жизнь, — и образуется в условиях крайне высоких температур и давления.

Все остальные свойства алмаза, казалось, указывали на его метафизическое значение — его блеск, красота, прозрачность, прочность, неизменность и способность расщеплять белый свет на целый спектр цветов. Тогда я наконец понял, почему тибетс­кий буддизм носит название ваджраяна — алмазная колесница. Я мог подобрать только одно подходящее название для этого эк­статического состояния — «алмазное сознание». Это состояние, казалось, заключало в себе всю творческую энергию и весь ра­зум вселенной, существующие как чистое сознание за предела­ми пространства и времени.

Я парил в этой энергии как безразмерная точка сознания, сохраняя некоторое чувство индивидуальной идентичности, но при этом будучи полностью растворенным и единым со всем ос­тальным. Я осознавал присутствие друзей, которые совершили это путешествие вместе со мной; они тоже были совершенно бес­форменными, просто безразмерными точками. Я чувствовал, что мы достигли состояния полной реализации, источника суще­ствования и конечного пункта назначения: мы были так близки к небесам, как я только мог себе представить».

Я описал здесь лишь несколько примеров моих опытов с са­мым странным и необычным из психоактивных веществ, с ко­торыми мне когда-либо доводилось иметь дело. Упомяну еще одно интересное свойство кетамина, которое заслуживает вни­мания в данном контексте. Несколько раз мы с Кристиной экс­периментировали с кетамином в других странах — в Перу, в Бразилии, в Индии и на Бали — где это вещество очень дос­тупно. И во всех этих опытах мы попадали в архетипические миры, связанные с культурой, мифологией, коллективным со­знанием, артефактами и искусством данной страны.

ПО СЛЕДАМ ИНКОВ
Раскрытие секрета трепанации

Во время наших посещений Перу нам удавалось быстро восстанавливаться после долгих перелетов и смены часо­вых поясов благодаря двум уютным местечкам. Первым из них был гостеприимный отель «Боливар» в Лиме, с удобными кро­ватями, большими ваннами и особым чарующим духом стари­ны. Вторым — Casa Vasca, маленький ресторанчик, располо­женный прямо за углом, в котором подавали превосходные баскские блюда. Мы также обнаружили, что в аптеке напротив нашего отеля, через дорогу, можно было купить без рецепта практически любые медицинские препараты, в том числе и кетаджет, — под такой торговой маркой в Южной Америке про­дается кетамин, «диссоциирующий анестетик» с сильным пси­ходелическим действием.

Мы с Кристиной несколько раз принимали кетамин в дру­гих странах — в Индии, на Бали и в Бразилии — и каждый раз в своих психоделических путешествиях попадали в архетипические миры, связанные с культурой, коллективным сознанием и искусством этих стран. Итак, мы купили флакон с препаратом, предвкушая возможность поэкспериментировать с ним в Кус­ко, древней столице империи инков. Нам казалось, что это уни­кальная возможность проникнуть в секреты культуры инков, мира их богов и их прославленного искусства. Однако этот опыт оказался одним из наиболее тяжелых переживаний всей моей жизни.

Прибыв в Куско, вечером мы приняли кетамин в нашем отеле. Как только вещество начало действовать, я обнаружил, что меня окружают четверо мускулистых воинов-жрецов ин­ков, облаченных в ритуальные одежды. На них были надеты сложные головные уборы и туники, сделанные из разноцвет­ных перьев. Уши и тела инков были увешаны тяжелыми золо­тыми украшениями. Я чувствовал железную хватку их рук на своих запястьях и лодыжках. Затем ко мне подошел особенно богато украшенный человек, вероятно, верховный жрец, неся в руках долото и молоток, и начал безжалостно ударять по мо­ему черепу.

Я не сразу понял, что со мной происходит. Пока мы были в Лиме, мы посещали антропологический музей и видели там большое количество трепанированных черепов. По состоянию костной ткани, окружавшей отверстия, можно было предполо­жить, что люди, подвергшиеся этой процедуре, остались живы. В сопроводительных надписях объяснялось, что эти трепанации свидетельствуют о том, какого высокого уровня достигла меди­цина у древних инков. Вероятнее всего, это были хирургичес­кие операции по удалению опухолей или по устранению каких-либо других патологических состояний. Я вспомнил, какое странное и необъяснимое неприятное чувство у меня возникло, когда я смотрел на эти продырявленные черепа.

И вот теперь я самым реалистичным и убедительным об­разом переживал состояние человека, которого подвергали этой процедуре. Хотя я чувствовал воздействие какого-то химичес­кого вещества, отличное от действия кетамина, что могло быть некоторого рода премедикацией, используемой в ритуале, боль была настолько сильной, что раньше я не мог бы даже предста­вить себе, что такое бывает. Но, несмотря на агонию, которую я переживал, меня переполняли озарения по поводу истинного назначения процедуры, в которой я участвовал.

Это была не хирургическая операция, а ритуал перехода, подобный различным туземным ритуалам других культур, вклю­чающим переживание мучительной боли, таким как «солнечный танец» индейцев лакота-сиу или рассечения у австралийских аборигенов. Отчасти, вероятно, это было испытанием силы духа человека и его власти над миром материи. Инициируемый дол­жен был продемонстрировать свою способность переносить крайние физические страдания и оставаться невозмутимым. Но главная цель трепанации заключалась в том, чтобы устранить преграду между мозгом человека и богом Солнца, высшим бо­жеством инков, так чтобы его энергия могла свободно прони­кать во внутреннее существо инициируемого.

Мне вспомнился один молодой человек, с которым я по­знакомился как-то раз в антикварном магазине в Амстердаме. Он рассказал мне об одном датчанине по имени Барт Хьюз, ко­торый в 1962 году положил начало движению, основанному на представлении о том, что с помощью самотрепанации можно достичь высших состояний сознания благодаря усилению моз­гового кровообращения, и сам произвел на себе подобную опе­рацию при помощи электродрели. Молодой человек, который мне это рассказал, последовал его примеру и утверждал, что до­стиг весьма впечатляющих результатов. Несколько лет тому на­зад, во время нашего пребывания в Англии, нам с Кристиной довелось провести некоторое время с лордом Джеймсом Нейдпатом и его женой, леди Амандой Нейдпат, которые сделали себе трепанацию по той же самой причине. У нас с ними состоялась длительная беседа, в ходе которой они превозносили позитив­ные эффекты, которые эта процедура оказала на их сознание.

Как только я понял сущность процедуры, которой подвер­гался, я постарался призвать все свое мужество, демонстрация которого ожидается от инициируемого. Но это было очень слож­но, потому что мучения были невыносимыми. Тогда я призвал на помощь интеллект; я осознавал, что действие кетамина длит­ся приблизительно от пятидесяти минут до часа, так что моя аго­ния должна быть ограничена во времени. Я периодически по­сматривал на часы, но маленькая стрелка едва двигалась. Нако­нец, когда, как мне казалось, прошла целая вечность, час истек. Однако, к моему великому ужасу, мои страдания на этом не пре­кратились. Фармакологическое действие вещества закончилось, но мучительная боль продолжалась.

У Кристины был обычный опыт, характерный для кетаминовой сессии, и, после того как мы обменялись впечатления­ми, она уснула. Я лежал на своей кровати в агонии, без сна, пе­реживая головную боль, какую только кто-либо переживал за всю историю человечества. На следующий день у нас была заплани­рована поездка в Мачу-Пикчу, знаменитый древний крепост­ной город инков. Когда наступило время первого завтрака, мы оделись и спустились вниз в столовую. Меня тошнило, и каж­дый шаг по лестнице я ощущал как очередной удар долота, ко­торый держал верховный жрец. Я смотрел, как Кристина ест свой завтрак, а сам не мог съесть ни крошки.

Моя агония продолжалась и тогда, когда мы уже ехали на поезде в Мачу-Пикчу. Рабочие, которые укладывали рельсы, ви­димо, не очень добросовестно выполнили свою работу, так что каждый раз, когда колеса попадали на стыки рельс, я ощущал как очередной удар долота. Мне казалось, что мой ритуал пере­хода все еще продолжается и что он никогда не закончится. Но затем внезапно, примерно на половине пути, боль прекратилась, и меня охватило состояние экстаза. Мы доехали до конечной станции, и маленький фургончик повез нас к руинам по горба­той подъездной дороге, похожей на «американские горки».

Был восхитительный солнечный день, и вид древнего го­рода высоко в Андах произвел на нас незабываемое впечатле­ние. У меня было сильное чувство принадлежности к этому ме­сту, как будто я действительно когда-то жил здесь. После ланча мы походили по руинам и решили взобраться на Уайна-Пикчу, что на языке кечуа означает «молодая гора», — высокую, крутую вершину, возвышающуюся над этим историческим местом. Вос­хождение было трудным и долгим, но мы были вознаграждены фантастическим видом развалин Мачу-Пикчу, «старой горы». До сих пор посещение этого магического места, которое про­изошло после моего опыта ритуала трепанации, остается одним из наиболее ярких воспоминаний моей жизни.

ΗΛΟ В ДОЛИНЕ РЕКИ АМАЗОНКИ
Встреча с инопланетянами третьего типа

Вскоре после прибытия в Рио-де-Жанейро, по пути на чет­вертую Международную трансперсональную конферен­цию, которая должна была состояться в Белу-Оризонти, мы об­наружили, что в Бразилии, как и во многих других странах тре­тьего мира, кетамин не подлежит контролю и его можно сво­бодно купить без рецепта. Поскольку по своему прежнему опы­ту мы знали, что кетамин является превосходным средством, позволяющим быстро справиться с последствиями смены часо­вых поясов, мы решили начать наш первый визит в Бразилию с кетаминовой сессии, которую устроили в нашем отеле в Рио. Для меня большая часть этого опыта представляла собой весьма впе­чатляющую встречу с тем, что я воспринял как внеземной ра­зум. Вскоре после принятия кетамина у меня возникло очень странное ощущение, как будто вещество изменило мой мозг та­ким образом, что он стал способен общаться с существами вне­земных цивилизаций. Это ощущение развивалось, и его куль­минацией стало переживание, напоминающее процесс телепортации, которым пользовались члены команды космического корабля в американском фантастическом телесериале «Звездное путешествие». У меня было такое ощущение, как будто я полно­стью распался на отдельные молекулы и затем вновь материа­лизовался на инопланетном космическом корабле. Обстановка корабля напоминала футуристическую лабораторию, оснащен­ную сложным оборудованием и приборами, устройство и назна­чение которых было для меня полной загадкой. На моей голове был надет большой шлем, который цветными проводками был соединен с прибором, напоминающим огромный компьютер. У меня было чувство, что огромное количество информации из моего мозга и моего тела передается в прибор и что меня изуча­ют и исследуют. Затем процесс как будто принял обратное на­правление, и теперь прибор начал передавать информацию в мою голову. За этим последовала серия фантастических пережива­ний, природу которых совершенно невозможно описать нашим языком. Насколько я сам мог понять, это было нечто вроде урока в плане многомерного видения и мышления. Мне как бы по­казывали, что во вселенной гораздо больше измерений, чем мы думаем, и что без этого знания любые попытки постичь суще­ствование будут тщетными.

Затем последовала серия образов, изображающих жизнь на нашей планете и разрушительное воздействие, которое на нее оказывают индустриализация и научные открытия. Быстро сме­няющиеся образы показывали мне, какой была наша планета раньше и какой она становится сейчас в результате человечес­кой жадности и жестокости в сочетании с быстрым технологи­ческим прогрессом. Я ясно видел разрушительную и саморазру­шающую траекторию такого хода развития, которая заканчива­лась уничтожением всего человечества как вида и большей час­ти жизни на земле. Наблюдая это апокалиптическое шоу, я пытался понять, что это — предостережение, показывающее, что может произойти, если мы не изменимся, или наше будущее. Мое «похищение инопланетянами» отличалось от традицион­ных описаний тем, что я взаимодействовал только с техничес­ким миром; не было никаких инопланетян — гуманоидов, инсектоидов или каких-либо еще.

Когда этот опыт завершился, я опять пережил ощущение полного распада на молекулярном уровне, и затем вновь мате­риализовался на другом космическом корабле, на этот раз го­раздо меньшем по размерам и напоминающем летающую тарел­ку. Я сидел около иллюминатора и видел, что мы летим над оке­аном. Я различил внизу Рио-де-Жанейро и определил, что мы летим на север, вдоль побережья Бразилии. Хотя мы летели очень быстро, я замечал некоторые ориентиры на побережье. Косми­ческий корабль еще больше увеличил скорость и очень быстро, как мне показалось, достиг дельты реки; затем он повернул вглубь континента и полетел вдоль русла реки.

Под нами простирались огромные пространства джунглей, и я осознал, что река, над которой мы летим, наверное, Амазон­ка. Затем космический корабль достиг, по-видимому, пункта своего назначения и остановился, зависнув в воздухе на высоте нескольких ярдов над землей. Глядя в иллюминатор, я разгля­дел в джунглях маленькую деревушку — несколько хижин, кры­ши которых были покрыты пальмовыми листьями. В середине между хижинами было небольшое открытое пространство, на котором стояли гигантские идолы, напоминающие скульптуры индейцев Северо-Западной Америки. Вся поверхность скульп­тур была покрыта мозаикой, образующей замысловатые узоры. Я до сих пор помню цвета этих мозаик — различные комбина­ции светло-голубого, желтого и белого.

На этом мой опыт закончился. У меня опять возникло ощущение, как будто мое тело распалось и затем вновь материа­лизовалось, на этот раз в нашем отеле в Рио, где мы проводили сессию с кетамином. Этот опыт сам по себе был весьма интере­сен, в частности, потому что это был единственный случай встре­чи с внеземным разумом в психоделических сеансах. Однако он был особенно интересен тем, что с ним были связаны некото­рые совпадения. На следующее утро после сессии мы с Кристи­ной взяли машину напрокат и решили исследовать окрестности Рио-де-Жанейро. Не намереваясь специально проверять досто­верность моих переживаний в предыдущей сессии, мы просто решили поехать на север вдоль океана. По дороге я с удивлени­ем обнаружил некоторые примечательные объекты, — у меня возникло явное ощущение, что я их уже где-то видел, — это были те самые ориентиры, на которые я обратил внимание прошлой ночью во время своего полета на НЛО.

Проведя еще несколько дней в Рио, мы полетели в Белу-Оризонти, где проходила Международная трансперсональная конференция, организованная франко-бразильским психологом Пьером Вайлем. На конференции мы встретили одного нашего старого друга, Лео Матуса. Будучи родом из Белу-Оризонти, те­перь он жил в Скандинавии, где организовал и провел для нас несколько семинаров. К нашему великому удивлению, в ходе нашей беседы он рассказал нам об одной уединенной колонии, образованной бразильской армией, которая находилась пример­но в двадцати милях от Бразилии. По словам Лео, жители этой колонии тесно общались с одним племенем, живущим в ама­зонских лесах, которое регулярно посещали инопланетяне на летающей тарелке, и он даже предложил поехать туда на автобу­се, гарантируя, что мы непременно увидим НЛО.

Если бы это была другая страна, возможно, мы не обратили бы на подобную информацию никакого внимания. Однако Бра­зилия, что касается паранормальных явлений, занимает особое положение. Я достаточно много слышал о бразильских хирур­гах-экстрасенсах, целителях-чудотворцах, медиумах, материализациях и дематериализациях от таких людей, которым вполне доверяю (таких как Стенли Криппнер и Вальтер Панке), по­этому у меня не возникло сомнений по поводу этого рассказа. К сожалению, наше расписание было очень плотным, и мы ни­как не могла задержаться здесь дольше положенного, чтобы про­должить наше исследование. Но в любом случае я считаю связь между моим кетаминовым опытом, ощущением «дежавю» и рас­сказом Лео весьма необычной и впечатляющей.

Часть VI
НЕОРТОДОКСАЛЬНАЯ ПСИХИАТРИЯ
Удивительные альтернативы традиционному лечению

Результаты исследований холотропных состояний сознания дали множество необычных прозрений относительно воз­можностей человеческой психики и природы и архитектуры эмо­циональных и психосоматических расстройств. Они также рас­крыли удивительные новые перспективы для лечения этих со­стояний, обнаружив до сих пор неизвестные психиатрам тера­певтические механизмы.

Модель психики, которая в настоящее время используется в клинической и теоретической психиатрии, ограничивается постнатальной биографией и фрейдистским индивидуальным бессознательным. Фрейд рассматривал новорожденного ребен­ка в качестве tabula rasa, чистого листа, и считал, что наша лич­ность формируется динамикой нуклеарной семьи и эмоциональ­но-значимых событий в первые годы жизни. Исходя из этой пер­спективы, события, предшествующие рождению, включая и сам процесс рождения, являются психологически несущественны­ми. Расстройства, органические причины которых не объясня­ются строением, физиологией и биохимией мозга, рассматри­ваются как результаты психотравматических переживаний в младенчестве, детстве и последующей жизни. Общепринято, что психогенные расстройства начинаются на разных стадиях пост­натальной истории и их природа и глубина отражают время, в которое произошла исходная психотравма.

Традиционное терапевтическое вмешательство относится к двум очень обширным категориям — «скрывающая» и «раскры­вающая» стратегии лечения. Скрывающая терапия, ныне явля­ющаяся доминирующей формой амбулаторной практики и ста­ционарного лечения, использует богатый набор психофармако­логических агентов для подавления симптомов. Это может при­нести пациентам субъективное облегчение, никак не затраги­вая глубинных причин, которыми вызвано расстройство. Рас­крывающая терапия использует различные психотерапевтичес­кие техники, чтобы добраться до первопричин проблемы. Ее цель не только смягчить симптомы, но также обратиться к фак­торам, лежащим в основе расстройства, и способствовать со­зданию позитивных изменений в структуре личности. К сожа­лению, применяющаяся сегодня модель психики предлагает весьма ограниченный спектр терапевтических механизмов — например, вспоминание забытых и подавленных травматичес­ких событий или их реконструкция на основе свободных ассо­циаций и снов, интеллектуальных и эмоциональных инсайтов, анализа переноса и корректирующих переживаний в межлич­ностных отношениях.

Как мы уже успели убедиться, изучение холотропных состо­яний сознания невероятно расширяет картографию психики, до­бавляя к ней две новые области — перинатальную и транспер­сональную. Также эти исследования показали, что психопато­логические симптомы и синдромы психогенного происхожде­ния нельзя адекватно объяснить травматическими событиями постнатальной биографии. В ходе наблюдений в области глубин­ной переживательной психотерапии было установлено, что эти состояния имеют многоуровневую динамическую структуру, в которую обычно входят существенные элементы из перинаталь­ного и трансперсонального областей психики.

Это открытие объясняет, почему вербальные, ориентирован­ные на факты биографии подходы в целом приносят весьма не­утешительные результаты в качестве средства для исправления серьезных клинических проблем. Из-за их концептуальных и технических ограничений эти методы не способны достичь глу­бинных корней тех состояний, которые они пытаются исцелить. И само по себе открытие глубины тех проблем, с которыми дол­жны справиться психиатрия и психотерапия, будет весьма обес­кураживающим открытием. К счастью, работа с холотропными состояниями сознания способна на большее, чем простое рас­крытие эмоциональных и психосоматических расстройств, име­юших существенные перинатальные и трансперсональные ком­поненты, — она также дает доступ к очень эффективным тера­певтическим механизмам, оперирующим на тех глубинных уров­нях психики, которые часто приносят потрясающее исцеление и позитивную личную трансформацию.

В этом разделе я приведу несколько примеров ситуаций, где замечательный терапевтический эффект был достигнут с помо­щью механизмов, действующих на перинатальном и транспер­сональном уровнях психики. Мы уже видели, что время от вре­мени исцеление может потребовать переживания рождения и сильных воспоминаний из прошлых жизней, встреч с архетипическими существами из культуры, абсолютно неведомой кли­енту, или возникновения и полного проявления какой-либо архетипической фигуры, в том числе и демонической. Оно также может включать такой почти невероятный терапевтический ме­ханизм, как эмпирическая идентификация с деревом или распевание сефардской молитвы. Наиболее интересные и важные (как теоретически, так и практически) наблюдения за работой холотропных состояний сознания состоят в том, что перинаталь­ные и трансперсональные переживания имеют большой цели­тельный потенциал, даже если они случаются в контексте эпи­зодов, которые современная психиатрия рассматривает как про­явления серьезных психических заболеваний — психозов.

На основе нашего опыта работы с подобными состояниями мы с Кристиной предположили, что многие спонтанные эпизо­ды холотропных состояний сознания, которые в настоящее вре­мя рассматриваются как психозы и лечатся подавляющими ле­карствами, на самом деле являются психодуховными кризиса­ми. Существуют обширные доказательства тому, что — правиль­но понятые и должным образом подтвержденные — эти эпизоды могут закончиться исцелением, позитивной личной трансфор­мацией и духовным раскрытием (Гроф и Гроф 1989, 1991). Юнгианский психологДжонУэйр Перри описал множество успеш­но излеченных случаев подобного рода в серии своих книг (Пер­ри, 1974, 1976).

В эту часть книги включены истории двух женщин, чьи сим­птомы должны были рассматриваться психиатрами традиционной школы как симптомы психического заболевания. И все же вешать на них подобные диагностические ярлыки было бы не­верно: они обе, каждая в своем роде, сильно выиграли от этого. Другой случай, приведенный в этой части книги, описывает тра­диционный подход, который оказался весьма необычным. Он показывает, что использование психоделической терапии для ус­корения психодинамических процессов, лежащих в основе пси­хотических симптомов, может привести к терапевтическим ре­зультатам, которые далеко превзойдут использование транкви­лизаторов. Эта часть заканчивается на светлой ноте смешной историей, демонстрирующей, что иногда неожиданное стечение обстоятельств может привести к неожиданным терапевтическим результатам.

БОЛЬ, ПЕРЕЖИВШАЯ ТРИ СТОЛЕТИЯ
История Норберта

Героем этой истории является Норберт, пятидесятилетний психолог и священник, принимавший участие в одном из наших пятидневных семинаров в институте Эсален. Его случай можно использовать как типичный пример того, что я называю системой конденсированных переживаний (condensedexperiences, СОЕХ), многослойная совокупность травматических воспоми­наний с разных уровней бессознательного — биографического, перинатального и трансперсонального — которые лежат в ос­нове эмоциональных и психосоматических симптомов. История Норберта также иллюстрирует терапевтические возможности, связанные с переживанием и интеграцией травмы рождения и воспоминаний из прошлой жизни.

Во время представления членов группы перед началом пер­вой сессии холотропного дыхания Норберт рассказал о силь­ной хронической боли в левом плече и грудной мышце, кото­рая приносила ему сильные страдания и делала его жизнь не­счастной. Медицинские обследования, следовавшие одно за другим, в том числе и рентгенограммы, не обнаружили ника­кой органической причины этой боли, и все терапевтические попытки что-то исправить успеха не имели. Серия инъекций прокаина принесла только временное облегчение — на период действия лекарства.

В начале сессии холотропного дыхания Норберт предпри­нял весьма энергичную попытку покинуть комнату, поскольку ему не понравилась музыка, которая, как он чувствовал, «уби­вает» его. Стоило большого труда убедить его остаться и иссле­довать причины этого дискомфорта. Наконец, он согласился и почти три часа испытывал сильные боли в груди и плече, кото­рые усилились до такой степени, что стали практически невы­носимыми. Он яростно боролся, будто его жизнь оказалась под угрозой, задыхался, кашлял и громко кричал. Потом он успоко­ился и полностью расслабился. К своему большому удивлению, он понял, что эти переживания избавили его от напряжения в плече и мускулах и что он больше не чувствует ставшей уже при­вычной боли.

Возвращаясь к событиям сессии, Норберт сообщил, что в его переживаниях было три разных уровня, и все они были связаны с болью в плече и удушьем. На самом поверхностном уровне он пережил страшную ситуацию из собственного детства, во время которой он едва не расстался с жизнью. В возрасте семи лет он с друзьями копал тоннель на песчаном берегу океана и, когда тон­нель был закончен, Норберт забрался внутрь, чтобы осмотреть его. Поскольку все остальные дети прыгали вокруг, тоннель об­валился и похоронил его заживо, и Норберт едва не погиб от уду­шья, прежде чем его спасли взрослые.

Когда переживания стали более глубокими, Норберт пере­жил сильный и пугающий эпизод, который перенес его к мо­менту его биологического рождения. Роды были очень тяжелы­ми, поскольку его плечо довольно долгое время цеплялось за лобковую кость матери. Этот эпизод совпадал с первым в том, что касалось удушья и сильной боли в плече.

В последней части сессии переживания сильно изменились. Норберт увидел военную форму и лошадей и понял, что на этот раз оказался в сердце жестокой битвы. Он даже смог опреде­лить, что это — одна из битв в Англии времен Оливера Кром­веля. В какой-то момент он ощутил острую боль и обнаружил, что его плечо пронзило копье. Он упал с лошади и почувство­вал, что его топчут копыта скачущих лошадей и его грудная клет­ка раздавлена. Он чувствовал страшную боль и захлебнулся кро­вью из разорванных легких.

После периода ужасных страданий сознание Норберта от­делилось от его умирающего тела, воспарило ввысь над полем битвы и взглянуло на него с высоты птичьего полета. После смер­ти тяжело раненного офицера, в котором Норберт узнал самого себя в прошлом воплощении, его сознание вернулось в настоя­щее и воссоединилось с телом, которое теперь, после стольких лет мучительной агонии, наконец не чувствовало боли. Избав­ление от боли, вызванное этими переживаниями, было оконча­тельным и бесповоротным. Мы с Кристиной подружились с Норбертом и его женой и продолжали видеться с ними после окончания семинара. С той примечательной сессии прошло уже больше двадцати лет, а симптомы так и не вернулись.

МАЛЕКУЛАНСКАЯ СВИНОЛИКАЯ БОГИНЯ
История Отто

Переживания пациентов психиатра, на которые наклеен яр­лык психотических, часто подразумевают видения божеств и демонов и посещение таких мифологических сфер, как небе­са, рай и ад. Объяснение, которое традиционные психиатры дают подобным переживаниям, состоит в том, что они являются про­дуктом деятельности мозга их пациентов, пораженного процес­сом неизвестного происхождения, который будет идентифици­рован и полностью понят когда-нибудь в будущем. Хотя эта пер­спектива часто преподносится в академических кругах как оче­видный и абсолютно бесспорный научный факт, на самом деле это в высшей степени неправдоподобная гипотеза. Более чем что-либо другое, эти взгляды отражают базовую метафизичес­кую посылку монистического материализма о первичности ма­терии по отношению к сознанию, которая доминирует в науч­ном мышлении промышленной цивилизации. На самом деле почти невероятно, что патологические процессы могут породить такое богатое разнообразие эстетически совершенных образов и завораживающих философских идей, которые характеризуют переживания этих пациентов.

В книге «Космическая игра» я показал, что прозрения и от­кровения, переданные через эти переживания, часто поразитель­но напоминают те, которые описываются великими духовными традициями Востока и Запада, которые Олдос Хаксли называл «вечной философией» (Гроф, 1998). Существуют убедительные научные доказательства, идущие вразрез с официальной лини­ей, согласно которой эти переживания — не что иное, как пато­логические свойства больного мозга. Карл Густав Юнг и его пос­ледователи продемонстрировали, что подобные переживания, как правило, точно отражают элементы из мифологий различ­ных культур мира, в том числе и в тех случаях, когда люди не имели ни малейшего понятия об этой мифологии.

Глубокие личные переживания в этих сферах помогают нам осознать, что образы космоса, характерные для доиндустриального общества, основаны не на суевериях и примитивном «ма­гическом образе мышления», а на прямом переживании альтер­нативных реальностей. Особенно убедительным доказатель­ством аутентичности этих переживаний является тот факт, что, как и другие трансперсональные феномены, подобные пережи­вания могут дать нам новую и очень точную информацию о раз­личных архетипических существах и сферах. Природа, масштаб и качество подобной информации часто намного превосходят интеллектуальные знания этого человека по ретроспективной мифологии.

Одним из наиболее интересных примеров подобного рода, попавшихся мне во время клинической практики, являлся Отто, один из моих пражских клиентов, страдавший депрессией и па­тологическим страхом смерти (танатофобия). На одной из пси­ходелических сессий Отто пережил яркую психодуховную смерть и последующее возрождение. В момент кульминации пережи­вания он увидел зловещие ворота в подземный мир, охраняе­мые ужасной богиней в образе свиньи. В этот момент Отто по­чувствовал настоятельную потребность нарисовать особый гео­метрический узор.

Хотя я обычно советую клиентам проводить сессии лежа и с закрытыми глазами, чтобы переживания лучше усвоились, Отто сел, открыл глаза и попросил меня дать несколько листов бума­ги и принадлежности для рисования. Очень настойчиво и очень быстро он рисовал целые серии сложных абстрактных рисунков. Но, как только очередной рисунок был закончен, Отто рвал и комкал эти сложные орнаменты, явно неудовлетворенный ре­зультатом, преходя во все большее отчаяние. Явно разочарован­ный своими рисунками, он все сильнее расстраивался, что не в состоянии «сделать все правильно». Когда я спросил, что имен­но он пытается сделать, он не смог ничего объяснить. Отто ска­зал, что чувствует, как некая непреодолимая сила заставляет его рисовать эти геометрические орнаменты, и убежден, что изоб­ражение правильного орнамента является необходимым усло­вием для успешного завершения сессии.

Эта тема явно имела сильный эмоциональный заряд, и Отто очень старался понять, что же это значит. В то время я все еще испытывал сильное влияние моей фрейдистской подготовки и сделал все возможное для идентификации этих странных моти­вов поведения, используя метод свободных ассоциаций. Мы по­тратили на это огромное количество времени, но без особого ус­пеха: все происходящее, похоже, не имело ни малейшего отно­шения к детству Отто или его нынешней жизни. В конце кон­цов процесс сместился в иные области, и я перестал обдумывать эту ситуацию. То событие оставалось для меня тайной и через много лет, когда я переехал в США.

Вскоре после моего прибытия в Балтимор меня пригласили прочитать лекцию на конференции Общества искусства, рели­гии и науки в нью-йоркском Сити, озаглавленную «Гротеск в изобразительном искусстве». Я исследовал проблему рисунков в стиле гротеск на основе собственных наблюдений на сессиях с применением психоделиков и включил в материалы лекции слайд-шоу с рисунками моих клиентов. Среди присутствующих был Джозеф Кемпбелл, которого многие считали величайшим знатоком мифологии XX века, а возможно и всех времен и на­родов. Он был очарован описаниями впечатлений клиентов, пе­реживших свое рождение, и теми рисунками, которые они на­рисовали. По просьбе Джозефа я отправил ему рукопись, сум­мирующую результаты моих исследований в Праге. Это был уве­систый том, озаглавленный «Агония и экстаз в психиатрическом лечении», который так никогда и не опубликовали, и который позднее стал источником для пяти книг, обсуждавших разные аспекты моей работы.

После нескольких встреч мы стали друзьями, и Джозеф сыг­рал очень важную роль в моей личной и профессиональной жиз­ни. Кристина подружилась с ним независимо от меня, в те вре­мена, когда была его студенткой в колледже Сары Лоренс в Бронксвилле, Нью-Йорк. Джозеф обладал выдающимся интел­лектом, а его знания мифологии были поистине энциклопеди­ческими. Ему понравился материал, полученный на психодели­ческих сессиях, особенно моя концепция базовых перинаталь­ных матриц (БПМ), которые помогли ему понять повсемест­ность и универсальную природу мотивов смерти и возрождения в мифологии различных культур. После моего переезда в Кали­форнию я регулярно встречался с Джозефом, поскольку он был частым гостем Эсалена, принимая участие в тех месячных се­минарах, которые организовывали мы с Кристиной, и проводя свои собственные семинары.

К середине недели Джозефа обычно утомляло эсаленское меню, которое он называл «кроличьей пищей», и он начинал мечтать о хорошем бифштексе и любимом виски «Гленливет». Мы с Кристиной регулярно приглашали его к нам на домашний обед, подававшийся в соответствии с его кулинарными предпоч­тениями. За эти годы у нас было множество интересных бесед, во время которых я делился с ним своими наблюдениями о раз­личных непонятных архетипических переживаниях участников наших семинаров по холотропному дыханию. В большинстве случаев у Джозефа не было сложностей с идентификацией раз­личных эзотерических мифологических тем и символов, кото­рые я не мог ни понять, ни объяснить.

Во время одного из таких обсуждений я вспомнил о том эпи­зоде на сессии Отто и рассказал о ней Джозефу. «Как интерес­но, — немедленно ответил Джо, — это явно Небесная ночная богиня Смерти, Пожирающая мертвых Мать-богиня малекулан из Новой Гвинеи». Затем он рассказал мне, что эта богиня вы­глядит как внушающая ужас женская фигура с явными чертами свиньи. Согласно верованиям малекулан, эта богиня сидит у входа в подземный мир и охраняет сложный, запутанный узор. Аборигены верят, что встретятся с этой богиней во время «Пу­тешествия Смерти».

У малекулан существует тщательно разработанная система ритуалов, касающихся разведения и жертвоприношения свиней.

Эта сложная ритуальная деятельность нацелена на преодоление зависимости от их человеческих матерей и, в конечном счете, от Пожирающей мертвых Матери-богини. Изрядную часть своей жизни малекулане проводят, практикуясь в рисовании лабирин­тов, поскольку это мастерство является жизненно важным для благополучного путешествия в мир мертвых. Богиня не даст раз­решения на путешествия за грань человеку, не способному точ­но воспроизвести требуемый лабиринт. Таким образом, Джозеф, с его потрясающими лексическими познаниями в области ми­фологии, смог разрешить ту самую загадку, с которой я столк­нулся во время работы в Праге.

Единственный вопрос, на который Джозеф не смог отве­тить, — почему этот конкретный мифологический мотив ока­зался столь тесно связанным с довольно скучными эмоциональ­ными симптомами Отто и почему Отто воспринимал малекуланское божество как часть своей терапии. Однако в более общем смысле задача преодоления проблем, связанных с посмертным путешествием души, имела большой смысл для человека, глав­ным симптомом у которого была танатофобия, то есть патоло­гическая боязнь смерти.

ИНТЕРВЬЮ С ДЬЯВОЛОМ
История Флоры

Я уже упоминал о том, что переживания в холотропных со стояниях сознания могут облегчить доступ к обычно скры­тым мистическим, загадочным измерениям реальности в форме архетипических божественных существ, небесных сфер и рай­ских видений. Однако они достаточно часто приоткрывают и темную сторону мироздания, проявляющуюся в виде темных энергий или созданий зла, обладающих невероятной силой, или как вызывающие ужас видения хтонических и адских сфер.

Опыт встреч с гневными божествами и демоническими си­лами очень распространен утехлюдей, которые принимали пси­ходелики, участвовали в сессиях холотропного дыхания или пе­реживают духовное пробуждение. Внимательное изучение по­казывает, что злые сущности, проявляющиеся в этих состояни­ях, связаны с очень тяжелыми и болезненными травматическими переживаниями в нынешней или прошлой жизни этого челове­ка, таких как кислородное голодание во время родов, пренатальные страдания, происшествия, угрожающие жизни, физическое или сексуальное насилие. На уровне коллективного бессозна­тельного архетипические сущности и мотивы, олицетворяющие зло, кажутся движущей силой, стоящей за войнами, кровавыми восстаниями, геноцидом и другими трагедиями и зверствами (Юнг, 1980).

Количество боли, которую человеческие существа за всю ис­торию причинили друг другу и пережили, и в самом деле огром­но. Однако темная сторона бытия не связана только лишь с че­ловеческим обществом; она затейливо вплетена в ткань жизни в целом. Антони ван Левенгук, датский микробиолог и изобрета­тель микроскопа, суммировал все это в одной фразе: «Жизнь по­глощает жизнь, это жестоко, но это божья воля»; живые орга­низмы могут выжить только ценой жизни других живых орга­низмов. Английский поэт лорд Альфред Теннисон говорил, что у природы «окровавлены зубы и когти». Способность охваты­вать всю полноту существования с полным осознанием приро­ды и глубины его темной стороны является одной из наиболее трудных проблем духовного путешествия.

Во многих случаях опыт встречи со злом сопровождается раз­личными проявлениями, которые могут быть восприняты вне­шними наблюдателями. Это странные гримасы, злобное выра­жение глаз, судороги и спазмы разных частей тела, изменение голоса, фонтанирующая рвота и множество других. В терапев­тическом контексте подобные проявления могут иметь замет­ное целительное и трансформирующее воздействие. В своей про­фессиональной деятельности я много раз сталкивался с различ­ными формами и степенями демонических явлений, но ни одно из них не было таким драматичным и сильным, как пережива­ния Флоры, пациентки, с которой я проводил терапию с исполь­зованием психоделиков в конце 1960-х годов в Мэрилендском центре психиатрических исследований в Балтиморе.

Для лучшего понимания того, что случилось, я должен ска­зать несколько слов о том, где происходили все эти события. Наш исследовательский центр был новехоньким четырехэтаж­ным зданием, с соответствующими последним достижениям науки лабораториями и рабочими комнатами, располагавши­мися на территории государственной больницы Спринг-Гро­ув. Однако в нем не было больничных коек, и наши пациенты были размещены в палатах больницы. Взаимоотношения меж­ду персоналами двух учреждений были весьма прохладными и, до некоторой степени, даже тяжелыми, поскольку персонал больницы смотрел на нас, как обычно смотрят на более удач­ливого кузена. Поэтому, когда доктора Чарлза Сэведжа, дирек­гора клинического отделения, и меня в один прекрасный день пригласили на собрание персонала больницы, это стало для нас сюрпризом.

Когда собрание открылось, мы начали понимать, почему нас позвали. Один из психиатров Спринг-Гроув рассказал о Флоре, двадцативосьмилетней женщине, находившейся в больнице уже больше 10 месяцев в запертой палате. Были испробованы все до­ступные средства терапии, включая транквилизаторы, антидеп­рессанты, психотерапию и трудотерапию, но не принесли жела­емого результата. Флора оказалась под угрозой перевода в хро­нические больные, что означало, что всю оставшуюся жизнь она проведет среди хронических психотиков и гериатрических па­циентов.

У Флоры была одна из самых запутанных и сложных комби­наций симптомов и проблем, с которыми мне когда-либо при­ходилось сталкиваться в психиатрической практике. В возрасте шестнадцати лет она была членом банды, которой было предъяв­лено обвинение в вооруженном грабеже и убийстве охранника. Как водитель машины, на которой банда пыталась бежать, Флора провела четыре года в тюрьме, а потом была отпущена на пору­ки на остаток срока. За несколько бурных лет, последовавших за заключением, она стала алкоголичкой и наркоманкой, зави­симой от нескольких видов наркотиков, в том числе от героина, и принимала очень высокие дозы психостимуляторов и барби­туратов. Ее тяжелые депрессии были связаны с сильными суи­цидальными наклонностями; она часто чувствовала желание направить свою машину вниз с утеса или на столкновение с дру­гим автомобилем.

Флора также страдала истерической рвотой, которая обыч­но случалась тогда, когда она была сильно взволнована. Однако самым мучительным из ее симптомов был болезненный лице­вой спазм, невралгия тройничного нерва, по поводу которого нейрохирурги из Университета Джона Хопкинса предложили ей операцию на головном мозге, состоявшую во внутричерепном перерезании тригеминального нерва. Флора была лесбиянкой и никогда не имела гетеросексуальных связей, что породило тя­желый психологический конфликт и чувство вины, обостряв­шие наклонности к суициду, «чтобы покончить со всем этим». В дополнение ко всему этому Флора находилась под следстви­ем, поскольку, находясь под воздействием героина, она стала чистить пистолет и тяжело ранила свою подругу и соседку по комнате.

В конце этого собрания в Спринг-Гроув психиатр Флоры спросил доктора Сэведжа и меня, не можем ли мы включить Флору в нашу программу по ЛСД-психотерапии. Нам было очень трудно принять решение не только из-за серьезности и сложно­сти психиатрических проблем Флоры, но и из-за волны обще­национальной истерии против ЛСД, набиравшей в это время силу в Соединенных Штатах. К тому же, по требованиям Наци­онального института психического здоровья, мы вынуждены были ограничить количество ЛСД-сессий, назначаемых паци­ентам, всего тремя, и это было особенно большим разочарова­нием, особенно в настолько тяжелых случаях.

У Флоры уже были проблемы с законом, доступ к оружию, дикие фантазии и импульсы и тяжелая склонность к суициду, и мы были совершенно уверены, что если мы дадим ей ЛСД, то при том отношении, которое существовало на тот момент к наркотикам, что бы ни произошло после этого, во всем будут об­винять наркотик, не обращая внимания на ее бурное прошлое. С другой стороны, все прочие попытки что-то изменить успеха не имели, и Флора могла оказаться запертой в психиатрической клинике до конца своих дней. После некоторых сомнений мы решили попробовать и принять ее в нашу программу, чувствуя, что ее отчаянная ситуация стоит риска.

Первые две сессии Флоры с высокой дозой ЛСД ничем не отличались от тех, которые мне доводилось проводить в про­шлом. Она столкнулась с целым рядом ситуаций из своего бур­ного детства, в том числе с алкоголизмом, насилием и инцес­том в собственной семье. Роды были очень трудными, и она снова и снова переживала прохождение родовых каналов. Она смогла связать свои сильные суицидальные наклонности и бо­лезненные лицевые спазмы с конкретными аспектами родо­вой травмы и с избавлением от большого количества сильных эмоций и физического напряжения, однако, несмотря на все это, терапевтический эффект всех этих попыток оказался ми­нимальным.

Во время третьей сессии в первые два часа тоже не было ни­чего неожиданного, поскольку переживания напоминали те, что имели место на первых двух, но затем все внезапно изменилось. Флора стала плакать и жаловаться на то, что боль от спазма ста­ла просто невыносимой. Прямо на моих глазах спазм усилился и на ее лице застыло выражение, которое может быть описано только как маска зла.

Она начала говорить глубоким мужским голосом, и вообще все в ней изменилось настолько, что мне трудно было найти что-то общее между ее новым и прежним обликами. В глазах появи­лось выражение неописуемой жестокости, напоминавшее пос­леднюю сцену из фильма «Ребенок Розмари» — крупный план ребенка, одержимого дьяволом. Ее кисти, сведенные судорогой и больше похожие на когти, дополнили эту картину. Затем энер­гия, которая подчинила ее тело и голос, приняла персонифици­рованную форму и представилась как Дьявол.

«Он» повернулся прямо ко мне, приказав держаться подаль­ше от Флоры и оставить попытки ей помочь. Он утверждал, что эта женщина принадлежит ему, и пригрозил, что накажет любо­го, кто посмеет вторгнуться на его территорию. То, что за этим последовало, было шквалом откровенного шантажа, сериями уг­роз, описывающих то, что произойдет со мной, моими коллега­ми и нашей программой, если я не подчинюсь. Трудно описать ту зловещую атмосферу, которую породила эта сцена — в ком­нате буквально ощущалось присутствие зла.

Угрозы становились все страшнее и страшнее, поскольку они содержали вполне конкретную информацию, которую не могли узнать пациенты больницы. Часть этой информации касалась лично меня, но в основном относилась к моим коллегам из Спринг-Гроув. Когда я позднее рассказал им, что происходило на той сессии, они были поражены, поскольку просто не пред­ставляли себе, каким образом я или моя пациентка могли полу­чить подобную информацию о настолько специфических аспек­тах их личной жизни.

Хотя время от времени мне уже приходилось видеть на сес­сиях с ЛСД демонические проявления, они никогда не были на­столько сильными, реалистичными и убедительными. Я испы­тывал сильный эмоциональный стресс и был охвачен метафи­зическим ужасом. С одной стороны, я боролся со своей трево­гой, с другой стороны — с желанием вступить в активную психическую борьбу с присутствующим в комнате злом. Я по­нял, что пытаюсь выбрать наилучшую стратегию, подходящую для подобной ситуации. В какой-то момент я поймал себя на том, что думаю о необходимости включить распятие в список нашего терапевтического оборудования. Рациональная часть мо­его сознания утверждала, что мы стали свидетелями проявле­ния юнгианского архетипа и что в подобной ситуации распятие будет подходящим архетипическим противоядием.

Вскоре мне стало ясно, что мои эмоции, независимо оттого, страх это или агрессия, сделали все происходящее более досто­верным, что я имею дело с могущественной метафизической сущностью. Я не мог не думать об эпизоде из «Стар Трек», попу­лярного американского фантастического сериала, в котором инопланетянин, вторгшийся на корабль «Энтерпрайз», питался эмоциями членов экипажа. Инопланетянин в конце концов был побежден, когда корабельный врач, доктор МакКой, назначила всему экипажу транквилизаторы. Я понял, что очень важно ос­таваться спокойным и сосредоточенным, вне зависимости от того, чему я стал свидетелем.

Я решил войти в состояние медитации и визуализировал кап­сулу белого света, окружавшего нас обоих. Медитируя со све­том, я держал сведенную руку Флоры, сфокусировался на ее изу­родованном лице и попробовал представить ее такой, какой ви­дел прежде. Ситуациядлилась около двух часов, но, как подска­зывало субъективное чувство времени, это были самые длинные два часа за всю мою жизнь вне пределов моих собственных пси­ходелических сессий.

После этого кисти рук Флоры расслабились и ее лицо стало прежним. Эта перемена была такой же резкой, как и предыду­щая. Я вскоре выяснил, что она не помнит ничего из того, что случилось за последние два часа. Позднее в своем описании она рассказала о первых двух часах сессии, а последующие описала как «состояние одержимости». Я всерьез задумался о том, стоит ли обсуждать с ней то, чего она не помнит, и решил, что лучше этого не делать. Она вся светилась и чувствовала себя прекрас­но, и не было никакой причины доводить до ее сознания подоб­ный кошмар.

К. моему большому удивлению, эта сессия спровоцировала потрясающий терапевтический прорыв. Флора оставила свои су­ицидальные наклонности и смогла выработать новое восприя­тие жизни. Она отказалась от алкоголя, героина и барбитуратов и стала ревностной последовательницей одной небольшой ре­лигиозной общины в Кейтонсвилле. Тик почти прошел — энер­гия, которая лежала в его основе, казалось, полностью истощи­лась той «маской зла», которую она поддерживала в течение двух часов, что сделало возможным отказ от нейрохирургической операции, предложенной Университетом Джона Хопкинса. Ред­кие приступы боли были вовсе не такими сильными и даже не требовали медикаментозного лечения.

А еще Флора начала экспериментировать с гетеросексуаль­ными взаимоотношениями и вскоре вышла замуж. Однако сме­на ее сексуальной ориентации явно была временной и доста­точно поверхностной; она смогла вступить в сексуальные от­ношения со своим мужем, но нашла их болезненными и не­приятными. Брак Флоры распался через три месяца, и Флора вернулась в круг лесбиянок, но теперь уже не испытывая тако­го чувства вины. Ее состояние улучшилось настолько, что она вышла из больницы и стала таксистом в Балтиморе. Хотя в пос­ледующие годы у нее были свои взлеты и падения, она не нуж­далась в госпитализации и не возвращалась в психиатрическую больницу, которая могла бы стать ее домом на всю оставшуюся жизнь.

За все пятьдесят с лишним лет работы практикующим пси­хиатром я видел множество более впечатляющих долговремен­ных улучшений, чем то, которому я был свидетелем в случае с Флорой. Я не мог не заметить иронии или даже своего рода кос­мического юмора в том факте, что после многих лет исследований и занятия медициной и психиатрией наиболее впечатляю­щий терапевтический результат, с которым мне приходилось сталкиваться за всю мою жизнь, был достигнут вовсе не с помо­щью официально признанного психиатрического лечения. Это был результат процесса, скорее напоминающего средневековый экзорцизм или вмешательство целителя-мага, чем респектабель­ную рациональную терапевтическую процедуру, основанную на открытиях современной науки.

ВОПЛОЩЕНИЕ АРХЕТИПА ДАФНЫ
История Марты

Богатый спектр трансперсональных феноменов, включав­ших переживания идентификаций с другими формами жизни, включая деревья и связанные с ними садоводческие ме­роприятия. Иногда подобные переживания показывают глубо­кую связь с различными эмоциональными и психосоматичес­кими проблемами. В подобных случаях полный переход подобных переживаний из подсознания в сознание является необходи­мой предпосылкой исцеления. Это может быть проиллюстри­ровано историей болезни Марты, моей тридцатидвухлетней клиентки, которая приняла участие в нашей экспериментальной программе по ЛСД-психотерапии после нескольких меся­цев безуспешных попыток лечения различными психофар­макологическими веществами и другими традиционными ме­тодами.

Психиатрический диагноз Марты включал такие формули­ровки, как «странные жалобы на ипохондрию» и «пограничный психоз со смутным искажением телесного образа». Наиболее по­разительной была жалоба Марты на очень странные ощущения в ногах и теле, которые было очень трудно описать: «Я чувствую, что с моим телом творится что-то совершенно неправильное». Эти симптомы возникли после того, что сама Марта назвала «неоднократное сексуальное домогательство» со стороны одно­го из ее коллег, симпатичного молодого человека. Марта была очень привлекательной, но сильно сопротивлялась даже мысли о постоянных отношениях и браке. Она считала, что ее сексу­альные проблемы начались еще в детстве, когда она подверглась насилию со стороны старшего кузена.

Несколько первых ЛСД-сессий Марты протекали сравни­тельно обычно, они были сфокусированы на ее травматичном детстве и на различных аспектах ее рождения. На одной из бо­лее поздних сессий содержание ее переживаний радикально из­менилось. Она почувствовала, как в ее ногах разрастается стран­ное ощущение, которое вскоре стало столь сильным, что это невозможно было вынести. Марта решила прервать сессию и попросить меня сделать ей инъекцию торазина — то, чего на наших психоделических сессиях мы старались избежать любой ценой. Назначение транквилизаторов в самой середине «пло­хого путешествия» — к сожалению, весьма распространенная практика среди психотерапевтов традиционного направления — вполне в состоянии «заморозить» переживание на весьма не­простой стадии. Это мешает позитивному разрешению лежа­щих в основе проблем и делает успешное завершение сессии невозможным.

Разговаривая с Мартой, я попытался выяснить, почему она хочет прервать сессию. «Это полное безумие, — ответила она, — но мне кажется, что если это будет продолжаться, я превращусь в дерево». Я заверил Марту, что она не превратится в дерево, не­зависимо оттого, насколько убедительными кажутся ее ощуще­ния, что это вот-вот случится. Самое худшее, что может с ней случиться, это что она будет ощущать себя деревом. Я рассказал Марте, что переживания очень убедительной идентификации с различными природными объектами являются обычным случа­ем для психоделических сессий и не несут в себе никакой угро­зы. Некоторое время спустя Марта успокоилась и согласилась продолжать сессию.

Как только она закрыла глаза и обратила взор внутрь, неяс­ные ощущения в ее теле и ногах стали усиливаться, но на этот раз Марта была в состоянии это выдержать. Когда она позволи­ла им набрать полную силу, она осознала, что то, что она вос­принимала как ненормальные ощущения и искажения своего тела, является вполне нормальным и естественным для суще­ствования в образе дерева. Она встала прямо, вытянув руки по направлению к небу, и сохраняла это положение в течение до­вольно долгого времени. На ее лице застыло восторженное вы­ражение, и стало ясно, что она наконец начала получать от сес­сии удовольствие.

Марта чувствовала, что ее пальцы удлинились и стали ветвя­ми с богатой листвою. Она видела солнце и получала его свет, переживая на клеточном уровне таинственные процессы фото­синтеза — основу и секрет жизни на нашей планете. Ее тело ста­ло стволом дерева, она ощущала активность клеток камбия, и чувствовала ток соков через систему сосудов, пронизывающих заболонь. Ее ступни и пальцы росли и разветвлялись, пока не превратились в запутанные корни, проникшие глубоко в зем­лю. Марта ощущала обмен воды и минералов, происходящий в крошечных корешках и корневых волосках дерева. Ее завора­живала достоверность неожиданных открытий, касавшихся ана­томии и физиологии деревьев, полученной с помощью этих пе­реживаний.

Однако ее инсайты не ограничивались ботаническими ас­пектами этих переживаний, они имели глубоко божественную природу и явно относились к мифологической и духовной сфе­рам. То, что поначалу казалось просто астрономическим солн­цем, источником физической энергии, поддерживающей всю без исключения жизнь на нашей планете, стало также Космичес­ким Солнцем, источником силы творения и законом мирозда­ния. Также и почва, в которую уходили корни дерева, стала Геей, фантастической мифологической фигурой матери-земли. Само дерево приняло мифологическое значение, и стала Древом Жиз­ни. Таким образом, переживания, которые вначале были очень тяжелыми и пугающими, превратились в экстатические и эзо­терические.

Позднее на этой сессии случилось еще одно переживание, раскрывающее глубокое архетипическое значение симптомов Марты. Она идентифицировалась с Дафной, прекрасной юной нимфой, дочерью речного бога Пенея. Согласно греческой ми­фологии, Дафна посвятила себя Артемиде, и, как и богиня, от­вергала брак. Ее преследовало множество поклонников, но она отвергла всех, в том числе и бога Аполлона. Когда бог стал преследовать ее, Дафна стала молиться земле и своему отцу, прося спасти ее, и превратилась в лавр. Этот инсайт имел особый смысл в свете того, как сильно Марта противилась браку, и того факта, что симптомы проявились после того, как ей начал оказывать настойчивые знаки внимания ее привлекательный коллега. Пос­ле этой сессии Марту уже не беспокоило искажение восприятия ее тела, и она стала спокойнее относиться к идее о замужестве и создании семьи.

ИСЦЕЛЕНИЕ ДЕПРЕССИИ С ПОМОШЬЮ СЕФАРДСКОЙ МОЛИТВЫ
История Глэдис

Несмотря на то что именно книга Зигмунда Фрейда «Введение в психоанализ. Лекции» и мой восторг по поводу нее побудили меня заняться психиатрией, мое восхи­щение теориями Фрейда и его методами терапии были серь­езно подорваны моим более поздним клиническим опытом. Я все так же восхищался Фрейдом как великим первооткры­вателем глубинной психологии, но вместе с тем был уверен, что большинство его теоретических концепций не смогли пройти проверку временем и нуждаются в существенном пе­ресмотре. Куда более сильные возражения вызывали у меня применяемые им стратегии терапии.

Во время психиатрической практики я видел множество па­циентов, которые после многих лет психоанализа могли читать лекции о своих эмоциональных и психосоматических симпто­мах и их связи с различными постнатальными биографически­ми проблемами, такими как оральный каннибализм, приучение к туалету, первичные эпизоды и комплексы Эдипа и Электры. Однако их интеллектуальные открытия не привели к равно впе­чатляющим клиническим результатам. Мои опыты с терапевти­ческим использованием холотропных состояний сознания дали прямо противоположные результаты. После сильных психоде­лических переживаний и сессий холотропного дыхания мы час­то становились свидетелями поразительных терапевтических результатов, но не имели ни малейшего представления о том, как и почему они происходят.

Выдающимся примером подобного типа является история Глэдис, молодой женщины, принимавшей участие в одном из наших пятидневных семинаров в Эсалене. Как она рассказала в самом начале семинара, она уже четыре года страдала от серьез­ных приступов депрессии, сопровождавшихся сильной тревогой. Эти приступы приходили каждый день рано утром и, как пра­вило, длились несколько часов. В это время ей с трудом удава­лись самые простые вещи — принять душ, почистить зубы и одеться. С традиционной точки зрения подобные черты харак­теризуют ее депрессию скорее как «эндогенную» (буквально «по­рожденную внутри»), чем «реактивную» (вызываемую внешни­ми обстоятельствами жизни).

На наших пятидневных семинарах по холотропному дыха­нию участники обычно проводили две сессии в качестве дыша­щих, а две другие в качестве сиделок у своих товарищей. На сво­ей первой сессии холотропного дыхания Глэдис получила очень сильные переживания, во время которых она столкнулась с раз­личными травмирующими событиями собственного младенче­ства и детства. Она также пережила несколько последователь­ных эпизодов собственного рождения. Ее ощущения по поводу сессии были очень хорошими, хотя и не принесли никакого за­метного облегчения ее утренних депрессий.

Вторая ее сессия, которая произошла два дня спустя, унесла ее глубже в подсознание и практически полностью состояла из переживаний процесса рождения. Результатом была невероят­ная активация физической энергии, которая является важным шагом в работе над избавлением от депрессии, состояния, ха­рактеризуемого глобальной блокадой эмоциональной и физи­ческой энергии. Однако, несмотря на интенсивную работу тела в период завершения сессии, она не достигла удовлетворитель­ного результата. Подобная ситуация является редким исключе­нием для тех случаев, когда предпринимаются систематические попытки облегчить интеграцию сессии.

На следующее утро депрессия проявилась как обычно, но была куда более ярко выраженной, и также приняла совсем иную форму, чем имела прежде. Вместо обычной заторможен­ности, отсутствия инициативы и апатии Глэдис была сильно взволнована. Первоначально мы планировали провести на ут­ренней сессии открытое обсуждение для всей группы, во вре­мя которого участники могли бы задать любые вопросы об их собственном процессе, методе холотропного дыхания и теории. Однако, видя, в каком состоянии находится Глэдис, мы реши­ли изменить программу и немедленно провести с ней экспериенциальную работу.

Мы попросили Глэдис лечь в середине комнаты, глубоко по­дышать, слушать расслабляющую музыку, которую мы постави­ли, и не сопротивляться любым переживаниям, которые могут появиться в подобной ситуации. Примерно пятьдесят минут Глэ­дис испытывала сильную дрожь, удушье и кашель, издавала гром­кие звуки и, казалось, боролась с невидимыми врагами. Потом, она рассказывала, что в этой части сессии она переживала свое трудное появление на свет, но на этот раз глубже, чем прежде.

Позднее во время этой сессии крики Глэдис стали более чет­кими и напоминали слова неизвестного языка. Мы уговаривали ее не сдерживаться, вне зависимости от того, какую бы форму ни принимали эти крики, без цензуры или отбора, даже если они кажутся ей бессмысленными. Постепенно ее движения превра­тились в очень стилизованные и подчеркнутые, а ее слова стали четко различимыми. Однако язык, на котором она говорила, мы не только не знали, но и не смогли определить. В какой-то мо­мент Глэдис села и начала повторять довольно навязчивый текст, который звучал как какая-нибудь молитва, и это продолжалось еще некоторое время.

Воздействие этого происходящего на группу было очень сильным. Не понимая слов и не зная, что именно переживает в этот момент Глэдис, большинство участников были глубоко тро­нуты, многие начали плакать. Некоторые приняли медитатив­ные позы и соединили руки в молитве. Когда Глэдис перестала петь, она успокоилась и легла на спину, перейдя в состояние бла­женства и экстаза, в котором оставалась больше часа, совершен­но неподвижно. Позднее, описывая собственную сессию, Глэ­дис сказала, что испытывала настойчивую потребность сделать то, что она делала. Она не понимала, что произошло, и подчер­кнула, что совершенно не имеет представления, на каком языке она произносила молитву.

Карлос, аргентинский психоаналитик из Буэнос-Айреса, принимавший участие в этом семинаре, сказал, что Глэдис пела на великолепном сефардском языке, который он неплохо знал. Этот язык, известный также под названием «ладино», был свое­образным гибридом средневекового испанского и иврита. По странному совпадению, Карлос, бывший евреем по происхож­дению, несколько лет изучал этот язык, бывший его хобби. Глэ­дис не была еврейкой и не знала ни иврита, ни испанского. Она никогда не слышала о существовании ладино и не знала, что это за язык. Карлос перевел то, что повторяла Глэдис, и что произвело такое сильное впечатление на остальных членов группы. Буквально это звучало так: «Я страдаю и буду страдать всегда. Я плачу и всегда буду плакать. Я молюсь и всегда буду молиться».

Во время этого впечатляющего завершения сессии, когда она произносила сефардскую молитву, Глэдис справилась с депрес­сией, и ее состояние стабилизировалось на вполне комфортном уровне. После того семинара в Эсалене мы дважды встречались с Глэдис и выяснили, что ее депрессия больше не возвращалась. Это было одно из самых глубоких и впечатляющих исцелений, которые мне приходилось наблюдать за всю мою психиатричес­кую карьеру. Однако этот эпизод и то глубокое воздействие, ко­торое он оказал на Глэдис, и по сей день остается тайной и для нее, и для нас.

БУРНЫЕ ПОИСКИ СЕБЯ
История Карен

Похоже, в этой жизни моей судьбой или, если угодно, кар­мой стало участие в различного рода спорных проектах и видах деятельности. По крайней мере, в отношении моего не­утихающего интереса к свойствам психоделиков и необычным состояниям сознания в целом дело обстоит именно так. Годы исследований в этой области убедили меня, что взгляды, гос­подствующие сегодня среди психиатров традиционного направ­ления и касающиеся природы человеческой психики и созна­ния, глубоко ошибочны и требуют радикального пересмотра. Я также пришел к выводу, что множество находок в области ис­следования сознания бросает серьезный вызов материалистичес­кому видению мира западной науки, особенно в том, что каса­ется взаимоотношений между сознанием и материей.

Свои идеи и замечания я высказывал во множестве книг и статей. Ни один из выводов из этих новых находок не породил больше сомнений, чем концепция «духовного кризиса», кото­рую я разработал вместе с моей женой Кристиной. С течением лет мы пришли к выводу, что множество состояний, которые в настоящее время диагностируются как психотические и огуль­но, без разбора, лечатся подавляющими лекарствами, на самом деле являются трудной стадией радикальной личной трансфор­мации или духовного раскрытия. Если они правильно поняты и получили соответствующую поддержку, эти психодуховные кри­зисы могут завершиться эмоциональным и психосоматическим исцелением, удивительными психологическими изменениями и эволюцией сознания.

Термин «духовный кризис» {spiritual emergency) описывает проблемную природу подобных состояний, но в то же время, указывает на их позитивный потенциал. Это игра английских слов, с одной стороны, ссылается на некий кризисный процесс, но в тоже время исходное латинское слово emergere указывает на возможность подняться на более высокий уровень психо­логической работы и духовного осознания. В подобных случа­ях мы обычно обращаемся к китайской пиктограмме «кризис», которая иллюстрирует основную идею духовного кризиса. Эта пиктограмма состоит из двух образов, один из которых означа­ет «опасность», а другой — «благоприятная возможность». Мы описали и обсудили эту концепцию в своих книгах «Неисто­вый поиск себя» и «Духовный кризис» (Гроф и Гроф, 1989, 1991).

Природа и целительный потенциал психодуховных кризисов могут быть проиллюстрированы историей Карен, с которой мы имели возможность работать в Эсалене, сообществе, где мы про­жили много лет. Карен была грациозной молодой женщиной в возрасте около тридцати лет, светловолосой и гибкой, выделяв­шейся в толпе своей мягкой, мечтательной красотой. Внешне Карен казалось очень тихой и застенчивой, но очень яркой и фи­зически активной. Детство Карен было невероятно тяжелым. Ее мать покончила жизнь самоубийством, когда дочке было всего три года, и девочка в этот момент находилась в квартире. Она росла в обществе отца-алкоголика и его второй жены, очень эмоциональ­но и физически агрессивной. Уйдя из дома, когда ей было чуть меньше двадцати, Карен переживала периодические приступы депрессии и компульсивного обжорства.

Карен путешествовала, училась, влюбилась в джаз и стала великолепной джазовой танцовщицей и даже, временами, пре­подавала танец. Она любила петь и стала профессиональной мас­сажисткой. Карен поселилась в деревне, где познакомилась и стала жить вместе с Петером, мягким и любящим человеком. Хотя они не поженились, у них была трехлетняя дочь Эрин, ко­торую они оба очень любили.

История Карен представляет собой наиболее потрясающий край пространства, лежащего между постепенным, мягким ду­ховным развитием и экстремальным характером духовного кри­зиса. Но при этом многие моменты ее переживаний типичны и для любого человека, находящегося в процессе трансформации. Кризис Карен содержал все элементы настоящего духовного кризиса. Он длился три с половиной недели и полностью пара­лизовал ее жизнь. Переживания были настолько интенсивны­ми, что она нуждалась в непрерывном двадцатичетырехчасовом наблюдении. Через несколько дней после начала пробуждения некоторые из ее друзей, которые знали, насколько нас интере­суют подобные случаи, попросили нас принять в этом участие, и мы видели ее почти каждый день в последние две с половиной недели кризиса.

Как и во многих других подобных случаях, кризис начался внезапно и стремительно, и Карен оказалась настолько погру­жена в него и поглощена своими переживаниями, что не могла позаботиться о себе или об Эрин, которая все это время остава­лась с отцом. Друзья Карен в Эсалене, где она жила, решили, что вместо госпитализации они будут по очереди присматривать за Карен все двадцать четыре часа в сутки. Из дома ее перевели в специальную комнату, а ее друзья выступали в качестве сиде­лок: смены из двух человек проводили в ее комнате по два-три часа каждый день. За дверью стоял компьютер, чтобы сиделки могли записывать и читать информацию и высказывать свое мнение о состоянии Карен. Они записывали все, что она гово­рила или делала, какую еду и напитки употребляла и какого типа поведения следует ожидать следующей паре.

В первый же день кризиса Карен заметила, что ее зрение ста­ло более четким, а не «неконтрастным и расплывчатым» как обычно. Она услышала голоса женщин, сообщавшие ей, что она вступает в благоприятные и важные переживания. В течение многих дней ее тело охватывали волны сильного жара, и Карен преследовали видения пламени и красных полей; время от вре­мени ей казалось, что ее поглощает огонь. Чтобы утолить невы­носимую жажду, которую она ощущала, принесенную пылаю­щими чувствами, она выпивала огромное количество воды. Ка­залось, ее несла сквозь эти переживания некая мощная энер­гия, которая текла сквозь нее, открывая ей множество уровней ее бессознательного и знакомя с воспоминаниями, эмоциями и физическими ощущениями, хранящимися в нем. В глубокой возрастной регрессии она пережила множество травм из более ранних периодов своей жизни, таких как суицид матери и пос­ледующие физическое насилие со стороны приемной матери. Однажды детская память о том, как ее побили ремнем, внезап­но сменилась другим переживанием, и она вдруг почувствовала себя страдающим черным африканцем, которого постоянно же­стоко пороли на переполненном невольничьем корабле.

Карен прошла через физическую и эмоциональную боль сво­его собственного биологического рождения, и снова пережила рождение собственной дочери. Она пережила смерть много раз и во множестве различных форм; ее одержимость смертью зас­тавила людей, ухаживавших за ней, всерьез задуматься о возмож­ной попытке самоубийства. Однако суицид был все же малове­роятен, так как в ее комнате были соблюдены все меры предос­торожности на этот случай, а ее сиделки проявляли максимум внимания. Все они тщательно следили за Карен, постоянно на­ходились рядом и уговаривали ее держать переживания в себе, а не претворять их в жизнь.

Время от времени Карен чувствовала связь со своей умер­шей матерью, а также с другом, который погиб в результате не­счастного случая год назад. Она говорила, что ей их не хватает и что она хочет к ним присоединиться. В другое время Карен ви­дела умирающих людей или чувствовала, что умирает сама. Мы объяснили ей, что вполне возможно пережить смерть символи­чески, без смерти физической, и за подобным опытом обычно следует переживание психодуховного кризиса. Затем мы попро­сили ее держать глаза закрытыми и предложили полностью пе­режить эту последовательность умирания внутри и выражать вслух все трудные эмоции, которые при этом возникнут. Она согласилась и вскоре прошла через это столкновение со смер­тью к другим переживаниям.

На пару дней Карен была захвачена переживаниями, вклю­чавшими элементы зла. Временами она чувствовала себя древ­ней ведьмой, принимающей участие в магическом ритуале жер­твоприношения, в другое время чувствовала, что в ней скрыт жуткий монстр. Когда дьявольское создание излучало свои де­монические энергии, Карен наводняла комнату злыми тирада­ми и, с жуткими гримасами на лице, каталась по полу. Ее сидел­ки, осознав, что эта злоба направлена не на них, старались за­щитить ее от травм и поощряли полное самовыражение этих импульсов.

Иногда ее переживания фокусировались на сексуальности. После переживания ряда травматичных воспоминаний из ее соб­ственной биографии, она почувствовала пробуждение сильной энергии в районе таза. Карен всегда считала сексуальность низ­ким инстинктивным побуждением, роднящим нас с животными. В одном из своих глубоких духовных переживаний этого эпизода она получила прозрение, являвшееся частью некоторых эзоте­рических традиций, в особенности Тантры: сексуальное побуж­дение есть не просто биологическая потребность, а выражение божественной духовной силы. Карен чувствовала себя так, буд­то она является первой женщиной, которой даровано это осоз­нание, и выражала благоговение этой мистической ролью даю­щей жизнь матери.

Во время другого переживания Карен почувствовала еди­нение одновременно с планетой и ее населением. Она ощуща­ла, что и планета, и люди находятся на грани гибели. Она уви­дела, что планета находится на пути к уничтожению, и у нее возникло несколько четких и детальных инсайтов относитель­но ситуации в мире. Она видела образы советских и американ­ских лидеров, держащих пальцы «на кнопке», и давала точные и часто забавные комментарии по поводу международной по­литики.

На несколько дней Карен напрямую подключилась к силь­ному творческому каналу и продолжала выражать множество своих переживаний в форме импровизированных песен — это было весьма примечательное зрелище. Как только внутренняя тема выходила на поверхность сознания, она создавала на эту тему песню или вызывала из памяти уже существующую, кото­рая казалась ей подходящей, с удовольствием распевая ее в те­чение всего процесса. Скорость и художественные качества этого процесса были поразительны.

Парапсихические способности Карен, так же как и ее чув­ствительность и настроенность на окружающий мир, были нео­бычайно высокими. Она была способна «видеть насквозь» лю­бого находящегося рядом человека, часто предвидя действия своих друзей. Создавая изрядный дискомфорт для всех присут­ствующих, Карен очень прямолинейно комментировала любые межличностные игры, которым была свидетелем, и немедленно уличала тех, кто слишком жестко себя контролировал или был недостаточно гибким, не желая сотрудничать с другими. В ка­кой-то момент двое ее друзей спешили на дежурство, разгова­ривая о Карен по дороге к ее комнате. Когда они вошли в ком­нату, Карен, похоже, уже знала, о чем они говорили, и присое­динилась к разговору, как будто присутствовала при нем с само­го начала.

Через две недели некоторые из трудных, болезненных состо­яний стали сходить на нет, Карен стала испытывать больше бла­готворных, наполненных светом переживаний, и ее связь с бо­жественным источником постепенно усиливалась. Она видела внутри себя священную драгоценность, излучающую свет жем­чужину, которая символизирует ее внутренний центр, и она про­водила много времени, мягко разговаривая с ней и обучая ее. Карен также получила из внутреннего источника инструкции о том, как любить себя и заботиться о себе, и чувствовала, что тем эмоциональные раны, которые она носила в своем сердце и теле, исцелились. Карен сказала, что она прошла сквозь «второе рож­дение» и суммировала свои чувства в следующей фразе: «Я от­крыта жизни, любви и себе».

По мере выхода Карен из своих переживаний, она станови­лась все менее погруженной в свой внутренний мир и проявля­ла все больше интереса к своей дочери и другим людям из свое­го окружения. Она стала есть и спать более регулярно и все боль­ше могла позаботиться о себе. Вскоре она выразила желание за­кончить этот процесс, и вернуться домой. Ей стало ясно, что окружавшие ее люди тоже готовы к тому, чтобы этот эпизод за­кончился. Карен и те, кто ей помогал, пришли к соглашению, что она вернется домой и снова возьмет на себя обязанность за­ботиться о себе и о дочери.

У нас не раз появлялась возможность поговорить с Карен после этого эпизода, и мы были очень рады видеть множество позитивных изменений, которые произошли с ней за то время, пока он длился. Ее настроение сильно улучшилось, и она стала куда более уверенной в себе и общительной. Ее возросшая уве­ренность в себе позволила ей воспользоваться своим прекрас­ным голосом и выступать в качестве певицы не только в кругу друзей. Ее переживания, которые могли бы привести к госпита­лизации в психиатрической клинике, весьма неприятному ди­агнозу и лечению транквилизаторами, которое могло растянуть­ся не на один год, в этом случае обернулись глубоким исцеляю­щим и трансформирующим опытом.

СЛЫШАТЬ ГОЛОСА — НЕ ВСЕГДА СИМПТОМ ШИЗОФРЕНИИ
История Евы

В конце 1960-х годов, мой брат Пол и его бывшая жена Ева, тоже психиатры, эмигрировали в Канаду. Они поселились в Га­мильтоне, Онтарио, и начали работать на факультете психиат­рии Университета Макмастерса. Для того чтобы получить ка­надскую медицинскую лицензию, они должны были сдать все требуемые экзамены, и поскольку, чтобы поддержать себя ма­териально, они оба были вынуждены работать в психиатричес­кой больнице, то, готовясь к экзаменам, занимались по вечерам и в выходные, часто за полночь.

Несколько недель сильного стресса и недостатка сна не про­шли для Евы даром, и однажды, занимаясь поздно ночью, она услышала странный голос. Голоса для психиатра означают очень плохие новости, поскольку этот симптом приносит с собой уг­рожающую перспективу серьезного душевного заболевания, а именно параноидальной шизофрении. Преодолев первый при­ступ ужаса, Ева поняла, что голос говорил не на чешском, ее род­ном языке, или английском, на котором она говорила вполне свободно и который могла понимать, а на каком-то неизвест­ном ей языке. Это не слишком типично для шизофрении, где голоса передают конкретную и вполне понятную пациентам весть, обычно приказывая, угрожая или унижая их.

Хотя Ева не смогла ни понять, что говорил голос, ни даже определить язык, на котором он говорил, он явно звучал как структурированный язык, а не как нечленораздельная тарабар­щина. Поскольку она была уверена, что происходящее имеет значение, Ева решила записать услышанное и проконсультиро­ваться с каким-нибудь лингвистом. Чешский, в отличие от анг­лийского, является языком фонетическим, который позволяет записать фонемами любые услышанные слова и позднее воспро­извести их с достаточно высокой точностью.

По счастливому совпадению, Пол вскоре встретился с Асафом, хорватским врачом, который недавно приехал в Канаду и оказался человеком необыкновенным. Помимо всего прочего, он обладал фотографической памятью, был суфийским шейхом и выучил несколько языков. Внезапно Ева почувствовала жела­ние поделиться с Асафом тем, что с ней случилось, и зачитать то, что ей удалось записать. Асаф был поражен, потому что вос­произведенного Евой оказалось достаточно, чтобы понять ска­занное. Голос говорил на древнеарабском языке, и это был эзо­терический суфийский текст его ордена, который был частью тайной устной традиции.

Узнав текст, Асаф немедленно признал Еву своей ученицей. Несколько месяцев спустя он отправил Еву натри недели в Юго­славию, в один из центров своего ордена, для того чтобы она прошла специальную подготовку. Югославские суфийские учи­теля отправили ее в штаб-квартиру ордена в Конье, Турция, и согласовали этот визит с главой ордена, шейхом Деде Лорейном. До Турции Ева добиралась сама, и точное время ее прибытия не было известно суфиям Коньи. Когда она ехала в Конью на авто­бусе, что было последним этапом ее путешествия, она заметила статного старика с седой бородой, который сел в автобус одно­временно с ней. У него было прекрасное выразительное лицо и ясные глаза; к концу путешествия Ева была им совершенно оча­рована. Когда автобус прибыл в Конью, старец вышел на одной остановке с Евой и растворился в толпе.

Ева нашла штаб-квартиру суфиев, и, когда она сообщила о своем приезде, ей было назначено время аудиенции у шейха. На­ступило долгожданное время аудиенции, Ева постучала в дверь кабинета шейха и была поражена тем, что увидела на пороге ка­бинета того самого старца, который ехал с ней в автобусе и чей вид ее так сильно заинтриговал. Поскольку никто не знал, когда приезжает Ева, то, что шейх Деде путешествовал в одном авто­бусе с ней, оказалось невероятным совпадением. Следующим сюрпризом стали слова шейха о том, что он ждет ее много лет. Он рассказал Еве, что он знал, что она придет задолго до того, как ее внутренний голос привел ее к суфийскому учителю в То­ронто. Ева не стала рассказывать о подробностях ее визита к шейху и точном содержании их беседы, поскольку оно должно было оставаться тайной. В конце визита Евы в Конью шейх на­учил ее суфийским духовным упражнениям, которые, после ее возвращения в Канаду, Ева успешно использовала со своими пациентами.

В начале 1970-х годов, я узнал о других переживаниях, в корне изменивших мое отношение к такому феномену, как «голоса», который, согласно моей психиатрической подготовке, являлся симптомом серьезного душевного заболевания. Я проводил се­минар на ранчо Уэстербек-Ранч в Соноре, штат Калифорния, прекрасном центре по изучению человеческих возможностей, одним из многих, созданных по образцу Эсалена. Во время пе­рерыва на ланч Пэт Уэстербек, владелица ранчо и наша хозяй­ка, представила меня Хелен Шукман и Биллу Тетфорду, двум психологам из Нью-Йорка, которые в то время были у нее в го­стях. Хелен была клиническим психологом и исследователем, штатным доцентом медицинской психологии в Колумбийском университете Нью-Йорка. Билл являлся штатным профессором медицинской психологии в медицинском центре, где они рабо­тали, и главой отдела, где преподавала Хелен.

Во время ланча Хелен рассказала нам свою захватывающую историю. Во время большого эмоционального стресса и межлич­ностного конфликта между ней и Биллом она стала видеть очень символические сны и образы, а также услышала то, что она на­зывала «голос». Казалось, что этот голос что-то быстро диктует ей, но не словами, а каким-то видом телепатической передачи. К немалому удивлению и ужасу Хелен, голос представился ей как Иисус. Хелен, еврейка по национальности и ученая-атеистка, психолог и преподаватель очень престижного академи­ческого учреждения, сперва, как и Ева, ужаснулась, решив, что это приступ психоза, но затем заметила, что голос точно цити­рует достаточно длинные отрывки из Библии, которые она не читала, и делает вполне конкретные замечания лингвистичес­кого характера относительно тех ошибок, которые были допу­щены в различных переводах этих отрывков. Хелен смогла про­верить точность переданной ей информации.

По предложению и при поддержке Билла, Хелен начала заносить всю полученную информацию в свой ноутбук, запи­сывая все на скорую руку; на следующий день она перечиты­вала свои записи Биллу, и он их печатал. Специально для меня Хелен отметила, что эти записи не были автоматическими, она могла прерваться в любой момент и в любой момент снова взяться за записи. Когда она приняла решение заняться этим гигантским проектом, Хелен поразила себя тем, что начала очередную запись с предложения: «Это курс, посвященный чудесам». Хелен чувствовала, что это было специальным за­данием, которое она «где-то, когда-то, как-то согласилась выполнить».

После ланча Хелен показала мне результаты этого их с Бил­лом совместного рискованного начинания, толстый мануск­рипт, озаглавленный «Курс чудес», и поделилась со мной ос­новной дилеммой, которая была с ним связана. С одной сто­роны, она ощущала настойчивую потребность опубликовать эту рукопись и поделиться ею с публикой, но вместе с тем она бо­ялась, что ее посчитают сумасшедшей и это разрушит ее репу­тацию серьезного ученого. После ланча Хелен спросила меня, не могу ли я разрешить ей поделиться этой историей с члена­ми моей группы и выделить час на обсуждение. «Люди, кото­рые приходят на ваши семинары, более непредвзяты и объек­тивны, чем все остальные, и мне бы хотелось попытаться. Для меня это будет очень важным испытанием», —объясняя свою просьбу, сказала она.

Я с радостью согласился и реакция группы (так же как и моя собственная) была столь восторженной и воодушевляющей, что, похоже, перевесила все сомнения Хелен, и она покинула ранчо с намерением попытаться опубликовать свое примечательное со­чинение. Когда «Курс чудес» был опубликован, он очень быст­ро стал бестселлером и сенсацией не только среди трансперсо­нальных психологов, но и у читающей публики в целом. Вскоре за ним последовало «Пособие для студентов», содержащее 365 уроков, предлагавших упражнение для каждого из дней года, и «Руководство для преподавателей». Этот трехтомный комплект был переведен более чем на тридцать языков и продан тиражом полтора миллиона экземпляров.

ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЕРЕСЬ, ПРИНЕСШАЯ ПЛОДЫ
История Милады

Выше, в предисловии к истории Карен, я уже описывал нашу концепцию «духовного кризиса», новый подход к спонтан­ным случаям холотропного состояния сознания, который заме­няет не проводящее никаких различий фармакологическое по­давление симптомов психологической поддержкой и стимули­рованием пациента на «прохождение всего процесса до конца». Эта терапевтическая стратегия не ограничивается состояниями с сильным духовным акцентом — мы смогли применить ее для многих пациентов, чьи необычные переживания не включали проявлений духовных элементов.

Та невероятная ересь, которой я был привержен в ходе моей профессиональной карьеры, продвинула эту стратегию еще на один шаг дальше. Во время моей работы в пражском Институте психиатрических исследований, я применил к нескольким па­циентам с диагнозом «психоз» стратегию, диаметрально проти­воположную той, что использует соответствующая подавляющая терапия с транквилизаторами. Фактически я устроил серию сес­сий с применением ЛСД, чтобы активировать и углубить про­цесс, использовать присущий ему изначально целительный по­тенциал и привести его к позитивному итогу. Примером подоб­ного подхода может служить история Милады.

Милада, тридцативосьмилетний психолог, до начала лече­ния с применением ЛСД много лет страдала от сложного невро­тического расстройства, сопровождавшегося рядом обсессивно-компульсивных и органико-невротических симптомов, а также симптомов истерической конверсии. Она начала долговремен­ную терапию психоанализа с отцом чешского психоанализа, встречаясь с ним три раза в неделю по пятьдесят пять минут. На пятом месяце психоанализа она была госпитализирована в свя­зи с развитием острых психотических симптомов.

Важной частью ее клинической симптоматики была бредо­вая эротоманская система. Милада была сильно влюблена в сво­его начальника и ощущала непреодолимое сексуальное влече­ние к нему. Она была уверена, что эти чувства являются взаим­ными и ее возлюбленный тоже их разделяет. Если верить ей, это сильное эротическое и духовное единство, существующее меж­ду ними, не могло быть выражено открыто — его приходилось переживать внутри собственной психики, за фасадом их весьма формальных социальных взаимоотношений. Она чувствовала, что ее начальник, который был женат и имел детей, не мог от­крыто выражать свои чувства, по крайней мере поначалу.

Несколько недель спустя у нее начались галлюцинации — она слышала голос своего воображаемого возлюбленного. В этих галлюцинациях она слышала, как он описывает свои пылкие чув­ства к ней, обещая в будущем прекрасную совместную жизнь, и давая советы, порой весьма специфические. В утренние и ноч­ные часы Милада испытывала сильные сексуальные ощущения, которые интерпретировала как половой акт на расстоянии, ко­торый магическим образом осуществляет ее тайный любовник. Хотя в реальной сексуальной связи с собственным мужем ей никогда не удавалось достичь оргазма, во время этого эпизода она испытывала соответствующие ощущения невероятной силы.

Постепенно природа их воображаемого взаимодействия из­менилась. Теперь начальник убеждал Миладу, что им обоим нуж­но развестись, и тогда они смогут жить вместе. Когда Милада начала действовать под воздействием своих заблуждений и гал­люцинаций, ее госпитализация стала неизбежной. Однажды ут­ром она оставила своего мужа и, с детьми и несколькими чемо­данами, предприняла попытку переехать в квартиру своего на­чальника. Она даже подралась с его женой, которая не хотела пускать ее в квартиру. После нескольких месяцев безуспешного медикаментозного лечения различными транквилизаторами и антидепрессантами, а также сеансами индивидуальной и груп­повой психотерапии, она начала программу переживательной ЛСД-терапии.

После двенадцати сессий со средней дозой ЛСД психотичес­кие симптомы полностью исчезли, и Милада получила всеобъ­емлющее прозрение собственного иррационального поведения. Теперь она интерпретировала эротическую манию по отноше­нию к своему начальнику как перенос на него своих чувств к отцу, который вел себя очень холодно и от которого ей никогда не удавалось получить эмоциональный отклик. В серии после­дующих сессий она проработала целый ряд сложных невроти­ческих и психосоматических проблем.

Переживая различные травматичные воспоминания из раз­личных периодов своей жизни, Милада смогла проследить кор­ни своих нынешних проблем до их эмоциональных источников в ее несчастливом младенчестве и детстве. Кроме того, она мно­го времени уделяла своей непростой семейной ситуации: ее муж был бесчувственным и жестоким, а также эмоционально и фи­зически агрессивным. Он был убежденным членом коммунис­тической партии, полностью погруженным в то, чтобы сделать карьеру, и не оказывал ей никакой эмоциональной поддержки. К тому же двое их детей имели признаки серьезных эмоциональ­ных расстройств, которые нуждались в профессиональной коррекции.

Затем переживания во время сессий сместились в перина­тальную область, и Милада пережила различные аспекты своего трудного появления на свет. Она испытала богатый спектр пе­реживаний, связанных с процессом смерти и возрождения. Эмо­ции и физические ощущения, связанные с биологическим рож­дением, во время которого умер ее брат-близнец, были столь ужасны, что Милада назвала эту сессию «психологической Хи­росимой». Когда процесс родов наконец завершился и Милада пережила смерть собственного эго, я ожидал значительного улуч­шения, как это обычно бывает с большинством пациентов-невротиков.

Однако, к моему большому удивлению, вместо этого я стал свидетелем внезапного и полного возобновления исходной пси­хотической симптоматики, которая не проявлялась уже много месяцев. Единственным отличием было то, что я полностью за­менил ее шефа в роли главной цели ее эротоманских фантазий и переживаний. В процессе психотерапии у Милады развился психоз переноса. Теперь она была уверена, что находится под моим гипнотическим влиянием, и ощущала со мной постоян­ную связь как во время ЛСД-сессий, так и в перерывах между ними. Она переживала постоянный обмен мыслями и даже вер­бальную связь.

Особенно интересно было то, что в некоторых из этих ил­люзорных интервью мы «продолжали психотерапию». В какой-то момент я уехал на неделю в Голландию, в Амстердам, на кон­ференцию по ЛСД-психотерапии. В течение всего этого време­ни Милада, госпитализированная в пражский Институт психи­атрических исследований, продолжала свои воображаемые психотерапевтические сессии с моим участием. Мы «обсужда­ли» различные аспекты ее жизни, и она выполняла то, что сове­товал мой воображаемый голос. В эти сессии входило и несколь­ко часов ванн и ежедневные тренировки, и совершенствование в женских искусствах, таких как вязание и вышивание.

В конце концов, в одном из этих иллюзорных разговоров я решил бросить эти терапевтические игры и стать ее любовни­ком и мужем. Я предложил ей обращаться ко мне не «доктор Гроф», а «Станя» (уменьшительно-ласкательная форма моего имени), и задействовать неформальную грамматическую версию второго лица, используемую обычно родственниками, близки­ми друзьями и возлюбленными. В чешском, как и во многих дру­гих языках, разница между близкими и официальными отноше­ниями выражается средствами языка (как французские «tu» и «vous», немецкие «du» и «Sie», испанские «tu» и «Usted»).

Я также позволил Миладе взять мою фамилию вместо фа­милии ее мужа. Я постоянно заверял ее в своей любви к ней, говорил, что ее развод уже организован, и просил ее переехать ко мне вместе с детьми. Помимо всего прочего Милада теперь утверждала, что в вечерние и ночные часы она проводит со мной «гипногамические сессии». Галлюцинации о сексуальных кон­тактах и ощущениях в это время она интерпретировала как уро­ки получения наслаждения от секса, которые я организовал для нее, чтобы усилить эффект психотерапии. Из контекста ее ЛСД-сессий было ясно, что на глубочайшем уровне жаждущего вол­шебства мышления Милады явление переноса отражает ее сим­волическую взаимосвязь с ее матерью.

В какой-то момент Милада стала проводить по многу часов в день в разных причудливых позах, иногда лежа в постели, иног­да стоя. Однажды одна из медсестер рассказала мне, что она до­статочно долго простояла на кончиках пальцев, вытянув вперед сомкнутые в замок руки. Когда медсестры ее спросили, что это она делает, Милада выгнала их вон, со словами «оставьте меня в покое, я его (то есть меня) обнимаю». Я немедленно стал мише­нью для шуточек медсестер — они изводили меня, рассказывая, что Милада точно измерила мой рост и держала руки на соот­ветствующем уровне от пола.

Внешне принимаемые Миладой позы напоминали те, кото­рые я наблюдал у кататонических шизофреников, в качестве про­явления симптома «восковой гибкости» (flexibilitas cerea). Как и Милада, они долгое время проводили в странных и порой экс­центричных позах. Однако кататония Милады существенно от­личалась от ступора шизофреников в одном — до нее всегда до­ходили обращенные к ней слова, и ее было очень просто вывес­ти из этих поз, обратившись к ней и заставив вступить в диалог. Тогда она принимала нормальную позу и вполне была способна поддерживать разумную беседу.

Она также понимала, что именно она делает, предлагала для этих действий потрясающие объяснения. Милада рассказала нам, что в это время ее эмоциональное и психосоматическое со­стояние сильно зависело от положения ее тела. В некоторых позах она переживала экстатическое блаженство, всеохватыва­ющие чувства и ощущение единения с космосом. В других позах она чувствовала глубокую депрессию, тошноту и какую-то сверхъестественную тревогу. Она чувствовала, что это повторя­ет ситуацию в ее пренатальной жизни, когда она была едина со своим братом в утробе своей матери.

На основе предыдущего опыта с другими клиентами я еже­недельно назначал Миладе ЛСД, несмотря на продолжающиеся симптомы психоза, и эти сессии почти полностью состояли из негативных переживаний транс персонального характера. Это было важным акцентом в переживании неприятных внутриут­робных воспоминаний, которые были связаны с эмоциональ­ными стрессами и болезнью ее матери в период беременности, различными эмбриональными кризисами и механическим дис­комфортом от того, что она делит материнскую утробу со своим братом-близнецом. Все это сопровождалось трудной кармичес­кой последовательностью и архетипическими переживаниями демонической природы.

В финальной фазе лечения во время одной из сессий имело место совсем уж необычное явление. На это раз прием ЛСД выз­вал парадоксальный эффект: вместо провоцирования холотропных переживаний он вернул Миладу к норме. Как только это случилось, она начала обращаться ко мне именно так, как в то время в Чехословакии пациент должен обращаться к врачу. Она дистанцировалась от мира своего психоза и предложила инте­ресные психологические прозрения на эту тему. Естественно, когда эффект от наркотика стал проходить, симптомы психоза переноса вернулись.

На следующей сессии она пережила несколько часов глубо­ких экстатических ощущений, с чувством космического един­ства в качестве преобладающего паттерна. Она отождествилась с Божественным Ребенком в чреве Великой Матери-Богини. К моему глубокому удивлению, после этой сессии прежние пси­хотические и невротические симптомы исчезли, а личность была полностью восстановлена. По описанию Милады, теперь она могла воспринимать себя и окружающий мир совершенно по-новому. У нее появилось желание жить, новое восприятие при­роды и искусства, полностью трансформировалось отношение к детям, и она обрела способность расстаться со своими нереа­листичными амбициями и фантазиями. Она смогла вернуться на работу и должным образом выполнять свои обязанности, до­биться развода с мужем и начать жить самостоятельно, заботясь о двух своих детях.

Много лет спустя, когда Чехословакия уже стала свободной, мне несколько раз удалось повидаться с ней во время моих ви­зитов домой. Выяснилось, что ее состояние ничуть не ухудши­лось, оставаясь столь же великолепным. Милада смогла спра­виться с эмоциональными кризисами в жизни двух ее детей, на которых очень сильно сказались бурные брачные отношения их родителей. Она даже не испытала эмоционального надлома и не была госпитализирована, когда ее дочь совершила самоубий­ство, бросившись под поезд. Хотя она испытывала глубокое горе и боролась с чувством вины по поводу смерти дочери, она впол­не могла вести обычную жизнь.

После падения «железного занавеса» в странах Восточной Европы, когда наши семинары по холотропному дыханию и трансперсональной психологии охватили и эту часть мира, Ми­лада прошла обучение и получила сертификат фасилитатора. Весьма противоречивая еретическая стратегия терапии, таким образом, добилась одного из самых потрясающих улучшений, с которыми мне приходилось сталкиваться за все пятьдесят с лиш­ним лет моей психиатрической практики.

МАГИЯ ПЕСОЧНИЦЫ
Котенок в роли психотерапевта

Как мы уже неоднократно имели возможность убедиться, ис­пользование таких терапевтических методов, вызывающих холотропные состояния сознания, как терапия с применением психоделиков и холотропное дыхание, существенно увеличивает количество случаев синхронии. Синхрония также часто наблю­дается у людей, переживающих духовное пробуждение. Вначале я думал, что это отражает особую взаимосвязь между совпадения­ми и холотропными состояниями сознания, но со временем при­шел к заключению, что это скорее связано с трансперсональны­ми установками, чем с особым состоянием сознания.

На наших семинарах мы часто наблюдали невероятные со­впадения, даже прежде чем начинались холотропные сессии, когда участники выбирали себе партнеров, или еще по дороге на семинар. Мы часто были свидетелями необычно высокого поля синхронии, связанных с «игрой в песочнице», невероят­ной терапевтической техникой, разработанной нашим близким другом, недавно умершей Дорой Калф. Мы с Кристиной часто встречались с Дорой, поскольку практически во время каждого нашего визита в Швейцарию мы останавливались в ее прекрас­ном старом доме в Цолликоне, что близ Цюриха. Мы испробо­вали эту технику под ее руководством, используя ее невероят­ную коллекцию принадлежностей для этой техники.

Как утверждала Дора, идея игры с песком была подана ей некем иным, как самим Карлом Густавом Юнгом. Дора вышла замуж за датского барона, который был намного ее старше, и жила с ним в Голландии. После смерти мужа она вместе с деть­ми вернулась в Швейцарию, без особого успеха ища новые пер­спективы и цели в жизни. Случилось так, что она вместе с деть­ми часто приезжала в маленькую деревню, в которой часто про­водил отпуск со своей семьей Карл Густав Юнг. Когда Дора и Юнг встретились, женщина поделилась с ним своим желанием найти свое призвание. И Юнг предложил ей поэксперименти­ровать с терапевтическим использованием игр с песком и дал ей основные инструкции, как это делать.

Техника игры в песочнице очень проста. Используется ко­робка определенного размера (примерно 60x80 см), частично заполненная чистым песком, и большое количество предме­тов, представленных на полках. Это фигуры людей различных рас и профессий, животных, деревьев и характерных домов из разных стран, камни или раковины, мифологические персо­нажи и символы. Задача клиента состоит в том, чтобы создать сцену, используя любые фигуры и объекты по собственному выбору. Игра с песком не использует стандартный набор при­надлежностей — каждый терапевт создает свою коллекцию. Дора собрала огромную коллекцию объектов и фигурок со всего мира.

Мы с Кристиной просто влюбились в эту технику, после того как испытали на себе ее силу, и включили ее в программу наших месячных эсаленских семинаров. Одна из комнат в Большом доме Эсалена, где проходили наши семинары, регулярно офор­млялась для игры в песочнице. Фигурки отчасти брались из на­шей собственной коллекции, а отчасти — из чемоданов наших гостей. Кроме тех редких случаев, когда на семинаре присутство­вали Дора и ее сын Мартин, нашим штатным терапевтом по иг­рам с песком был юнгианский психолог и один из старших уче­ников Доры — Сесил Берни.

Один из наиболее примечательных и веселых случаев син­хронии, которые нам случалось наблюдать в связи с игрой в песочнице, произошел на нашем месячном семинаре, на кото­ром Мэри, одна из участниц, играла на нервах буквально всех остальных участников. Она непрерывно говорила, превозно­сила свой брак, свою интимную жизнь и сексуальную доблесть своего семидесятилетнего мужа. У нее были «самые невероят­ные оргазмы, фантастические переживания в ходе дыхатель­ной работы, величайшие мандалы» и так далее. Когда Эмметт Миллер, гипнотизер, который прибыл на семинар в качестве гостя, попросил участников представиться с соответствующи­ми движениями и жестами, она вышла из комнаты, вбежала обратно через открытую дверь, сделала дикий пируэт и вык­рикнула свое имя, а затем выбежала из комнаты через другую дверь.

Каждому члену группы стало ясно, что ее напыщенные па­негирики были отчаянными попытками скрыть реальность, ко­торая очень сильно от них отличается. Когда настало ее время играть в песочнице, она создала сложную и очень замысловатую сцену, которая представляла ее идеализированную жизнь и ро­мантический брак. Она была очень взволнована этим и стала ис­кать Сесила, Кристину, меня и Эла Драккера, эсаленского мас­сажиста и специалиста по акупунктуре, чтобы показать нам свое невероятное творение. Когда она собрала всех вместе, то насто­яла на том, чтобы мы пошли и посмотрели на ее фантастичес­кую сцену. Она практически притащила нас в Большой дом и провела вверх по лестнице в комнату для игр с песком.

Когда мы туда прибыли, она была в шоке. Когда она выхо­дила, то оставила дверь комнаты открытой, и в ее отсутствие в комнату забрался котенок и использовал коробку в качестве ко­шачьего лотка. Он прыгнул в коробку, сбил несколько важных фигурок и нагадил в той части сцены, которая представляла са­мое сильное искажение реальности. Увидев, что произошло, Мэри почувствовала, что ее сердце разбито, а душа опустошена. Мы вышли из комнаты, а она в одиночестве стояла над своей разоренной сценкой, потом убрала экскременты, досыпала чи­стый песок и вымыла фигурки. Делая все это, она размышляла над тем, что произошло. Она убрала некоторые фигурки и заме­нила их новыми, в результате чего возникла новая сценка, куда более реалистичная и честная, чем прежде.

Несколько месяцев спустя во время обеда на Международ­ной трансперсональной конференции на Филлип-Айленде в Ав­стралии мы заговорили о синхронии, и Сесил Берни рассказал эту историю Майклу Харнеру, антропологу, который был изве­стен своим язвительным юмором и умением очень быстро реа­гировать на различные жизненные ситуации. Майкл и Сесил часто вступали в словесные перепалки. «Ну что я могу сказать, Сесил, — мгновенно ответил Майкл.— Котенок-то оказался те­рапевтом получше тебя!»

Приложение
ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ
ПСИХОЛОГИЯ И ТРАДИЦИОННАЯ НАУКА

ΚΟΓΔΑ НАУКА СТАНОВИТСЯ СЦИЕНТИЗМОМ
Карл Саган и его «Мир, полный демонов»

Смелые наблюдения исследователей сознания, накопленные во второй половине XX века, и основные положения трансперсональной психологии встретили недоверие и силь­ное творческое сопротивление академических кругов. Транс­персональная психология, появившаяся на свет в конце 1960-х годов, была восприимчива к культурному контексту и отно­силась к духовным и религиозным традициям древних и ко­ренных культур с почтением, обусловленным результатами современных исследований сознания. Она также охватывала и интегрировала в себя широкий спектр аномальных явлений и данных наблюдений, бросавших вызов самой парадигме науки, которые традиционная теория объяснить не могла. Однако, несмотря на всю полноту охвата и проработанность обоснова­ний, новое научное поле представляло собой столь резкое от­клонение от традиционного мышления, присущего научным кругам, что его не удалось примирить с традиционной психо­логией и психиатрией, с декартово-ньютониановской парадиг­мой западной науки.

Ввиду этого новая наука была чрезвычайно уязвима для об­винений в ненаучности, иррациональности и даже «чокнутости», особенно со стороны тех ученых, которые не были знакомы с той огромной массой данных, на которых и основывалось но­вое направление. Подобные критики также игнорировали тот факт, что многие первопроходцы этого революционного направ­ления обладали весомыми академическими заслугами. Эти пер­вопроходцы создали и приняли для себя новое, трансперсональ­ное видение человеческой психики не из-за своего незнания фундаментальных положений традиционной науки, а потому что обнаружили, что прежняя концепция совершенно непригодна для работы с новыми данными и результатами наблюдений. Ог­ромное сопротивление оказывалось теми представителями ака­демического сообщества, которые считали существующее науч­ное мировоззрение точным и вполне определенным описанием реальности и упорно придерживались своих взглядов, остава­ясь глухими к каким бы то ни было фактам, идущим вразрез со сложившейся системой.

Характер и энергичность реакции некоторых ученых-тради­ционалистов на любые проявления духовности в целом и транс­персональную психологию в частности во многом напоминает фанатизм религиозных фундаменталистов. Их отношению свой­ственно отсутствие солидного научного обоснования и игнори­рование либо искажение всех существующих свидетельств, и они остаются глухи к фактическим данным наблюдений и логичес­кой аргументации. Более тщательное исследование открывает правду: то, что, по их утверждениям, является реальным, науч­но доказанным положением вещей, вне всякого сомнения — колосс на глиняных ногах, поддерживаемый сонмом априорных метафизических предположений.

Одним из наиболее ярких представителей этой категории ученых был профессор астрономии и космических наук Корнельского университета (Нью-Йорк) Карл Саган. Выдающийся ученый в своей области, он заслужил мировое признание своим участием в роли экспериментатора почти во всех запусках автома­тических межпланетных аппаратов, запуском проекта по поиску внеземного разума SETI (Search for Extraterrestrial Intelligence), со­зданием телевизионного сериала «Космос», получившего массу лестных отзывов, и разработкой совместно с Фрэнком Дрейком дизайна золотой пластины с посланием землян внеземным ци­вилизациям, которая была установлена на борту космического аппарата «Пионер-10» — первого космического корабля, отпра­вившегося за пределы Солнечной системы. Незадолго до смер­ти Сагана (он страдал раком костного мозга) его научно-фанта­стическая повесть «Контакт» легла в основу восторженно при­нятого зрителями одноименного фильма.

Однако вместо того чтобы наслаждаться профессиональны­ми успехами и репутацией в своей области знаний, Саган по не­понятной причине начал необыкновенно эмоциональный и ре­шительный крестовый поход против всего, что он считал ирра­циональным, ненаучным и оккультным. Он занял позицию не терпящего никаких возражений судьи, выносящего вердикт в от­ношении данных, предоставляемых самыми разными специа­листами из нескольких других областей, включая парапсихоло­гию, танатологию, психоделические исследования, антрополо­гию и сравнительное религиоведение.

Для выполнения задачи очистки культуры от скверны ок­культизма и суеверий Карл Саган стал одним из членов-основа­телей организации под названием Комитет по научному рас­следованию заявлений о паранормальных явлениях (CSICOP — Committee for the Scientific Investigation of Claims of the Paranormal), связал свое имя с журналом «The Skeptical Inquirer» («Любопытный скептик») и прибегнул к услугам мага Джеймса Ранди, который должен был доказать, что все заявления о пара­нормальных случаях — обман. Венцом его трудов стала книга страстных филиппик, обличающих опасности увлечения ирра­циональным, — «Мир, полный демонов» («The Demon-Haunted World»).

Впервые Карл связался со мной посредством восторженно­го письма, которое он написал мне вскоре после выхода из пе­чати моей книги «Области человеческого бессознательного» («Realms of the Human Unconscious»). В этой книге я рассказал, что мои пациенты, проходящие курс ЛСД-психотерапии, часто переживали сильную регрессию, в ходе которой они вспомина­ли и чрезвычайно эмоционально заново проживали свое биоло­гическое рождение, что сопровождалось и чисто физическими ощущениями. Мне удалось выделить четыре стереотипа пере­живаний, характерных для этого процесса, которые отражают следующие друг за другом стадии родов. Я назвал их базовыми перинатальными матрицами (БПМ).

БПМ-1 относится к предродовому периоду (концу срока бе­ременности), заканчивающемуся непосредственно с началом ро­дов. БПМ-2 отражает переживание плодом клаустрофобного ужаса и ощущения безнадежности, возникающих на той стадии родов, когда матка сокращается, а ее шейка еще не открылась. БПМ-3 соотносится с трудностями прохождения через родовой канал, которое начинается, как только шейка матки раскрыва­ется достаточно широко. И наконец, БПМ-4 передает пережи­вания момента рождения на свет и воссоединения с матерью, следующего непосредственно за рождением. Проживание соб­ственного рождения заново и в полном сознании сопровожда­ется переживанием психодуховной смерти и возрождения.

Особенно Карла восхитило мое описание четвертой пери­натальной матрицы, которая обычно включает в себя видения яркого света и в его сиянии — различных архетипических фи­гур. По его мнению, высказанному в статье, опубликованной в 1979 году в журнале «Atlantic Magazine», мои наблюдения явля­ются смертельным ударом по заявлениям приверженцев мисти­цизма, часто говорящих о видениях, наполненных божествен­ным светом и небесными созданиями. Он пришел к выводу, что то, что мистики считают сверхъестественным сиянием и анге­лоподобными существами, на самом деле просто младенческие воспоминания о появлении на свет в ярко освещенной больнич­ной палате в окружении облаченных в медицинские халаты аку­шеров и сестер. Таким образом, восприятие этих событий как некоего нуминозного опыта — лишь следствие не полностью сформировавшихся у новорожденного зрения и способности распознавать образы.

Интерпретация Карлом перинатальных видений, почерпну­тых из моей книги, резко контрастировала с моим описанием этого феномена. Имея опыт наблюдения буквально за сотнями психодуховных смертей и возрождений, я осознал, что прожи­вание собственного рождения заново служит своего рода врата­ми к юнгианскому коллективному бессознательному, а сопро­вождающие этот процесс архетипические видения онтологичес­ки реальны и не могут быть сформированы из нашего ощуще­ния материального мира. Этот вопрос имеет громадное теоре­тическое значение ввиду провокационного утверждения Карла о природе реальности, которое послужило эпиграфом к его magnum opus — сериалу «Космос»: «Космос — это все сущее, все, что было, и все, что будет».

Позднее в своей книге «Мозг Брока», в которой Карл по­святил моей работе целую главу под названием «Околоплод­ная Вселенная», он снова допустил искажение моих слов. Ко­нечно же он имел полное право сделать свои выводы из моих наблюдений, однако игнорировать мою интерпретацию и спус­кать на меня всех собак, представая этаким разоблачителем мистицизма, — это уже несколько иное. Увлекшись этим, он также не учел того факта, что вторая половина «Областей че­ловеческого бессознательного», книги, на которую он ссылал­ся, была целиком посвящена подробному описанию духовных переживаний с множеством клинических примеров. Матери­ал этой книги стал, по сути, одним из источников транспер­сональной психологии — направления, пытающегося соеди­нить в одно целое подлинную духовность и науку, а также снабдил эзотерическое мировоззрение практическими свиде­тельствами.

По мере того как трансперсональная психология, прикла­дывая все усилия к приданию духовной сфере «законного» ста­туса, продолжала развиваться и обретать более устойчивое по­ложение в научных кругах, для Карла и комитета CSICOP она становилась все большим раздражителем. В конце концов Карл предложил мне, как стойкому члену небольшой группы профес­сионалов, встретиться с ним лицом к лицу в открытой дискус­сии и обсудить теоретические вопросы, касающиеся данной дис­циплины. Я принял приглашение и встретился с ним в номере одного из бостонских отелей. Кроме нас на встрече присутство­вали моя жена Кристина, жена Карла Энн Друян и наш общий друг, психиатр и исследователь из Гарварда Джон Мэк.

Карл начал наш разговор с того, что напомнил мне о моей обязанности как специалиста в области медицины и психоло­гии ответственно и взвешенно отбирать ту информацию, кото­рую я собираюсь обнародовать, так как к словам ученого, нося­щего разнообразные титулы, непрофессиональная аудитория относится очень серьезно. Он подчеркнул, что для ученого чрез­вычайно важно сообщать тем, у кого нет возможности самосто­ятельно сформировать свое мнение, только проверенные, прав­дивые научные данные. Затем он привел ряд примеров, иллюс­трирующих, как различные ложные сообщения и фальсифика­ции вводили публику в заблуждение. Он вспомнил о случае с немецким жеребцом, которого прозвали Умница Ганс (der kluge Hans), — какутверждал его хозяин, обман которого впоследствии был раскрыт, Ганс умел считать. Он также упомянул об «утке» итальянского происхождения — сообщали, что в ходе раскопок в этой стране из земли извлекли некое тело, и это якобы был окаменевший человек исполинского роста, — и о некоторых дру­гих подобных случаях. В этот момент я прервал Карла и сказал ему, что, по-моему, все эти истории не имеют отношения к тому, о чем мы собирались побеседовать.

— А что, по-вашему, имеет отношение к нашему разговору?», спросил он.

— Проблема онтологического статуса трансперсонального опыта — ответил я. — Например, опыт отождествления себя с другими людьми и иными формами жизни, достоверные внете­лесные переживания, видения с участием архетипических существ и пространств, а также унаследованная от предков расовая, кар­мическая и филогенетическая память. Являются ли все эти явле­ния галлюцинациями и фантазиями, не имеющими ничего об­щего с реальностью, или примерами подлинной связи с иными аспектами реальности и источниками соответствующей инфор­мации, которые обычно недоступны для нашего сознания?

— Приведите пример! — потребовал он. Судя по выражению его лица, он был в некотором замешательстве.

Я описал несколько случаев, когда люди, находясь в холотропном состоянии сознания, переживали опыт отождествле­ния себя с различными элементами материального мира либо входили в контакт с историческими и архетипическими облас­тями коллективного бессознательного. Во всех этих случаях людям удавалось получить доступ к информации, которая, со­вершенно очевидно, была далеко за пределами того объема зна­ний, который они приобрели за всю свою жизнь обычными сред­ствами. В трех из этих примеров наблюдался опыт отождествле­ния с животными (орлом, китом и львом), в двух — с исторически­ми событиями (см. истории Ренаты и Карла) и в одном — неясное архетипическое видение грозной Матери-богини малекулан Новой Гвинеи (см. историю Отто).

Пока я говорил, Карл восстановил самообладание и занял позицию авторитетного наставника.

— А, так вот вы о чем! Что ж, все это легко объяснимо, ни­чего загадочного, — парировал он. Американские дети смот­рят телевизор в среднем шесть часов в день. Они смотрят массу разных передач, в том числе научно-популярные — на каналах «Нова» или «Дискавери», например. Большую часть они забы­вают, но их мозг — удивительный орган, который записывает абсолютно все. В дальнейшем в необычных состояниях созна­ния на базе этих данных порождается некая новая информа­ция, относящаяся к возникшей ситуации. Но вы, человек, име­ющий опыт в области науки и медицины, должны понимать, что мы располагаем только той информацией, которая проник­ла в наш мозг посредством органов чувств. Чтобы владеть лю­бой другой появившейся информацией, люди должны ее ка­ким-то явным образом где-либо и когда-либо получить.

Я был разочарован. В своих рассуждениях Карл основывал­ся на старом афоризме британских философов-эмпириков, пре­вратившемся в известный догмат монистической материалис­тической науки: Nihil est in intellectu quod поп antea fuerit in sensu («Нет ничего в сознании, чего бы не было раньше в ощущении»). Если в переживаниях моих пациентов присутствовала некая, по-видимому, новая информация, значит, они должны были каким-то образом где-то когда-то в течение своей жизни ее получить с помощью своих органов чувств. Это должно быть очевидно каж­дому, кто изучал естественные науки, — как может образован­ный человек думать по-другому?! Карл твердо придерживался традиционной точки зрения, не желая даже допускать, что су­ществуют неоспоримые исследовательские данные, ставящие под сомнение то, что он считал само собой разумеющимся.

Чувствуя, что мы зашли в тупик, я обратился к танатологии, дисциплине, изучающей смерть и процесс умирания. За послед­ние несколько десятков лет исследователям удалось собрать в данной области удивительные данные, касающиеся внетелесного опыта в околосмертном состоянии. В отличие от многих дру­гих трансперсональных явлений, такие переживания можно до­вольно просто подвергнуть объективной проверке. Поскольку подобные материалы фигурировали в большом числе книг-бест­селлеров, телевизионных ток-шоу и даже в некоторых голливуд­ских фильмах, я подумал, что доказать мои слова не составит труда.

Я привел в пример исследования в области танатологии, которые независимо друг от друга подтверждали, что во время внетелесных переживаний в околосмертном состоянии осво­божденное от телесной оболочки сознание способно устанав­ливать непосредственный контакт с ближайшей окружающей средой, а также с различными удаленными объектами без по­мощи органов чувств. В книге Кена Ринга под названием «Мыс­ленный взор» («Mindsight») описано потрясающее исследова­ние, в ходе которого было замечено, что способность абстра­гировавшегося от тела сознания воспринимать окружающую среду появлялась даже у людей, от рождения лишенных зре­ния. Они впервые в жизни начинали видеть, и все присутству­ющие могли подтвердить: то, что они видели, соответствует действительности. Кен назвал это явление «достоверный внетелесный опыт».

В этой связи я также процитировал пример из книги «Вос­поминания о смерти» («Recollections of Death», 1982) кардиохи­рурга Майкла Сабома, изучавшего околосмретные переживания своих пациентов. Я рассказал Карлу, что один пациентов Майк­ла Сабома смог подробно описать процесс собственной реани­мации, предпринятой после остановки сердца в ходе операции. Он сообщил, что сначала его бестелесное сознание наблюдало за процессом откуда-то из-под потолка. Затем оно заинтересо­валось процедурой и переместилось ниже, заняв такое положе­ние, из которого были хорошо видны показания приборов. Во время беседы после успешной реанимации пациент, к удивле­нию Сабома, смог воспроизвести всю последовательность дей­ствий при реанимации, включая изменение положения неболь­ших переключателей на измерительной аппаратуре в соответ­ствии с действиями операционной бригады.

Рассказав об этом случае Карлу, я спросил его, как бы он объяснил его с той материалистической точки зрения, которой он придерживается. После небольшой паузы он уверенно заявил:

— Совершенно ясно, что ничего этого на самом деле не было! Я недоверчиво покачал головой, не веря своим ушам.

— Что вы имеете в виду — не было? Уважаемый кардиохи­рург Майкл Сабом рассказал об этом в своей книге, основыва­ясь на результатах исследований, проведенных со своими па­циентами. Каково ваше объяснение описанных явлений? Что вы думаете по поводу всего этого? — спросил я.

На этот раз Карл взял паузу подольше — было очевидно, что он всерьез задумался, пытаясь найти ответ.

— Я вот что скажу, — нарушил он наконец тишину. — Кар­диохирургов в мире много, и конкретно это мало кто знает. Вот он и придумал невероятную историю, чтобы привлечь к себе внимание. Это же чистый пиар!

Единственное объяснение, которое смог найти Карл этому удивительному случаю, способному изменить всю систему зна­ний, это отнести его на счет мошеннической саморекламы уче­ного, жаждущего славы.

Я был шокирован. Последние слова Карла серьезно подо­рвали то уважение, которое я питал к нему. Я понял, что его ми­ровоззрение не научно, а скорее наукообразно. Оно приняло форму непоколебимой догмы, глухой к любым доказательствам. Стало также ясно, что наша с ним беседа достигла окончатель­ного тупика. Я видел, что Карл не желает даже задуматься о том, что его убеждения, возможно, нуждаются в пересмотре и изме­нениях в соответствии с вновь открывшейся информацией, пред­почитая сразу поставить под сомнение квалификацию, порядоч­ность и здравомыслие своих коллег-ученых. Он был столь убеж­ден в своем знании вселенной, в том, чего в этом мире точно не может быть, что не чувствовал ни малейшей необходимости бо­лее внимательно рассмотреть сенсационные данные.

Мои мысли по поводу решительности Карла в отстаивании своих научных убеждений любой ценой подтвердились позднее скандалом с участием комитета CSICOP по поводу так называе­мого эффекта Марса. В ходе своего исследования, первоначаль­но задуманного с целью разоблачения астрологии, французские хронобиологи Мишель и Луиза Гоклены установили, что 22% обследованных европейских чемпионов в разных видах спорта родились в момент восхода или кульминации Марса. К их удив­лению, данное исследование скорее подтвердило, чем опровер­гло предсказания астрологов. Учитывая то, что при равномер­ном распределении это число должно было составить около 17%, статистическая вероятность случайного преобладания среди чемпионов рожденных под Марсом составляет всего одну деся­тимиллионную.

Публикация результатов исследования Гокленов привела троих членов CSICOP — Пола Курца, Джорджа Эйбелла и Марвина Зелена — в ярость. Они вступили в полемику, сначала об­рушившись с критикой, а затем проведя собственное исследо­вание. После обмена серией резких высказываний они, вместо того чтобы признать, что их результаты, по сути, подтвердили выводы Гокленов, прибегли к умышленной подтасовке своих данных. Обман раскрыл в 1981 г. соучредитель и член руководя­щего Исполнительного совета CSICOP Деннис Ролинз в своей статье, озаглавленной «Звездный ребенок» («Starbaby»). Когда Ролинз понял, что его организация стремилась не рассказать правду, а охранить от посягательств свою идеологию, он посчи­тал, что лучше остаться честным человеком, чем заниматься огульной охотой на паранормальных ведьм.

В 1984 году меня пригласили выступить с докладом о моих исследованиях психологического значения родовой травмы и базовых перинатальных матрицах (БПМ) на Всемирном аст­рологическом конгрессе в Люцерне, где в числе докладчиков фигурировал и Мишель Гоклен. В программе значилось также выступление еще одного новообращенного — астролога Ганса Айзенка, убежденного критика фрейдовского психоанализа, продемонстрировавшего в своей работе, что степень излечения как получающих лечение, так и не получающих его пациентов, страдающих эмоциональными расстройствами, примерно оди­накова. Известность ему принесло изречение «Никто пока не доказал, что психоанализ более эффективен, чем разговор с доброжелательным соседом». В своем докладе на астрологичес­ком конгрессе он по-прежнему скептично высказывался в от­ношении психоанализа, однако признавал тот факт, что его собственные исследования убедили его в важности астрологии.

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ВОСТОК
Появление ЛСД в Советском Союзе

С1960 по 1967 год я работал на факультете изучения межлич­ностных отношений пражского Института психиатричес­ких исследований. За все эти годы моей главной обязанностью было исследование терапевтического и эвристического потенциа­ла психоделиков. В это время единственной страной, помимо Швейцарии, которая официально производила фармакологичес­ки чистый ЛСД, была Чехословакия. Будучи главным участни­ком психоделической исследовательской программы, я имел неограниченный доступ к этому веществу.

В 1964 году меня и моего коллегу, Зденека Дитриха, по об­мену пригласили на шесть недель в Советский Союз для изуче­ния проводимых в здесь исследований неврозов и психотерапии. В это время деятельность советских психиатров направлялась коммунистической идеологией, и единственно возможной тео­рией неврозов была теория, основанная на результатах, полу­ченных в ходе экспериментов И.П.Павлова над собаками. Ле­чение ограничивалось приемом лекарств, содержащих бром и кофеин, терапией сном, гипнозом и приемом транквилизато­ров. В СССР практически не существовало глубинной психоте­рапии, аналогичной исследуемой нами и интересующей нас.

Было не просто спланировать нашу поездку таким образом, чтобы она была и интересной, и познавательной. Однако нам удалось выяснить, что в Ленинградском психоневрологическом институте им. Бехтерева была группа ученых под руководством профессора Мясищева, которая занималась собственной разно­видностью динамической психотерапии. Мы решили провести четыре недели в этом институте. Кроме того, Ленинград очень красивый город, и его стоит посетить хотя бы даже ради одного Эрмитажа, с его потрясающей коллекцией произведений ис­кусств! Также мы запланировали визит в Сухуми, город в Гру­зии, для того чтобы посетить большой обезьяний питомник, рас­положенный на берегу Черного моря. В питомнике проводились экспериментальные исследования неврозов на примере гамад­рилов. Ввиду политической ситуации в СССР мы также долж­ны были непременно нанести визит академику Андрею Снежневскому, главе Московского института психиатрии Академии медицинских наук СССР и главному идеологу советской пси­хиатрии.

Перед поездкой в СССР мы решили, что возьмем с собой 300 ампул с ЛСД-25 по 100 микрограммов каждая. Препарат был произведен чехословацким фармакологическим предприятием и находился в списках официальной фармакопеи наряду с таки­ми утвержденными лекарствами, как тетрациклиносодержащие антибиотики, инсулин и аспирин. Это было еще до гарвардско­го скандала, в результате которого ЛСД запретили, и в то время в нашей деятельности не было ничего противозаконного. Во время первого совещания в институте им. Бехтерева мы сделали доклад о нашей работе с психоделиками и предложили провес­ти ЛСД-сессию с участием всех заинтересованных членов команды.

Команда отделения неврозов под руководством доктора Страумита занималась поверхностной формой динамической психотерапии. Несмотря на то что психологи и психиатры это­го отделения, в особенности молодые специалисты, интересо­вались психоанализом, им приходилось держать это в глубокой тайне. Книги Фрейда в Советском Союзе были запрещены из-за того, что его модель человеческой психики основывалась на преобладании в человеке низменных эгоистических инстинк­тов, а такие люди не годились для создания в будущем идеаль­ного коммунистического общества. Кроме того, это порочило пролетарских революционеров, объясняя их жажду свергнуть правящий класс тем, что ими владел неразрешенный эдипов комплекс. Команде Бехтерева нужно было быть очень осторож­ной, чтобы не попасть под обвинение в том, что они поддались этой ереси.

Члены терапевтической команды с большой радостью согла­сились отправиться в путешествие в глубинные пространства своей психики при помощи средства, на котором не лежало пе­чати фрейдизма. В Ленинграде мой коллега и я посещали и на­блюдали индивидуальные и групповые занятия психиатров из института им. Бехтерева, проводили ЛСД-сессии с сотрудника­ми института и ходили в знаменитый музей Эрмитаж. Во время моего пребывания в Ленинграде я также читал в аудитории ин­ститута им. Бехтерева лекции о психотерапии с применением ЛСД, свободные для посещения. В те годы я свободно говорил по-русски, поэтому большая часть аудитории могла понимать мой доклад без дополнительного перевода.

В то время нигде на территории Советского Союза не про­водились официальные клинические исследования психодели­ков. Существовало несколько проектов базовых лаборатор­ных исследований, одно из которых проводилось в институте им. Бехтерева. Биохимик Лапин изучал воздействие псилоцибина, вещества, идентичного ЛСД, на кровеносные сосуды ушей кроликов. Ходили слухи, что в КГБ во время допросов и при иде­ологической обработке использовались мескалин и ЛСД. Рус­ские, лишенные полной информации об остальном мире ввиду строгой цензуры, жаждали получить информацию о всем, что творилось за границей. Интерес был огромный, и я делал док­лад в целиком заполненной аудитории.

В день моей лекции я провел ЛСД-сессию с доктором Страумитом, возглавлявшим факультет. Он настоял на своем учас­тии в моей презентации и желании поделиться с аудиторией сво­им опытом в ее конце. Моя лекция была запланирована на ран­нее утро; переживания доктора Страумита оказались очень глу­бокими и значимыми, и когда он стал рассказывать о них, он все еще пребывал под воздействием так называемого остаточ­ного галлюциногенного эффекта. Его отчетливая речь оказала огромное влияние на аудиторию, и это событие определенно имело успех.

В России мы оказались как раз в такой момент, когда нам удалось стать свидетелями интереснейших политико-научных событий. Во время нашего пребывания в Ленинграде по всему Советскому Союзу распространились сенсационные слухи об исторической операции «Солнечный свет», осуществленной в 1958 году. Это был первый случай прохода Северного полюса на корабле — американской субмарине «Наутилус», проплывшей под арктическим льдом. В 1959 году, посреди холодной войны, французский журналист сообщил сенсационную новость о том, что «Наутилус», лишенный обычных средств электронной свя­зи из-за толстого слоя полярного льда, успешно обменивался те­лепатическими сообщениями с военной базой.

Перед самым нашим прибытием в Ленинград академик Ле­онид Васильев, всемирно известный психолог и обладатель Ле­нинской премии, упомянул об успехе американцев на конфе­ренции, на которую советские ученые собралась в честь годов­щины изобретения радио. Он предсказал, что использование энергии, лежащей в основе экстрасенсорного восприятия, вста­нет на одну ступеньку с открытием атомной энергии. Коммен­тарий Васильева воодушевил и заинтересовал не только профес­сионалов, но и военные круги.

Советское правительство было встревожено тем, что, воз­можно, США способно добиться военного превосходства бла­годаря использованию психического оружия. В течение года после этой лекции Васильев был главой специальной лаборато­рии парапсихологии в Ленинградском университете. Это было началом золотой эры советских парапсихологических исследо­ваний, проводившихся под эгидой советских вооруженных сил и секретных служб. Годовой бюджет этих исследований состав­лял около 20 миллионов рублей. В то время это было немного больше, чем аналогичная сумма в долларах США. Однако такое положение вещей было выгодно и для американских парапси­хологов, потому что уделение повышенного внимания парапси­хологии в Советском Союзе делало эту область важной для на­циональной безопасности США и, следовательно, заслуживаю­щей поддержки правительства США.

Во время нашего четырехнедельного пребывания в Ленин­граде подробный обмен знаниями во время занятий с примене­нием психоделиков и вечеринки, подогретые водкой «Старка», которую готовили по старинному царскому рецепту, крепко сдружили нас. Когда мы уезжали оттуда, направляясь в Москву и Сухуми, мы отдали нашим ленинградским коллегам изрядное количество оставшихся ампул с ЛСД, чтобы они могли продол­жить свои исследования. После визита в Москву, город, инте­ресный, конечно, более в культурном, чем в профессиональном смысле, и замечательной поездки в Сухуми на субтропическое побережье Грузии, мы вернулись в Прагу.

Этот опыт имел интересное продолжение три года спустя, когда я стал сотрудником Университета Джона Хопкинса в Бал­тиморе, штат Мэриленд. Психиатрическая клиника Генри Фиппса, где я обучал студентов психотерапии, регулярно по средам проводила семинары и лекции с участием приглашенных пре­подавателей. Одним из гостей был доктор Исидор Цифферштайн, американский психиатр, уроженец Белоруссии. Благо­даря тому, что он свободно говорил по-русски, он ежегодно по­сещал институт им. Бехтерева и участвовал в индивидуальных и групповых терапевтических занятиях, как и мы во время нашей поездки по СССР. Так как институт им. Бехтерева был един­ственным местом в Советском Союзе, в котором существовала школа психотерапии с определенным терапевтическим подхо­дом, доктор Цифферштайн вскоре стал официальным экспер­том США по советской психотерапии. Он путешествовал по стране, читал лекции и писал статьи по этой тематике.

Его визит в клинику Генри Фиппса был одним из пунктов программы его лекционного тура. Как обычно, после описания работы профессора ленинградской школы Мясищева доктор Цифферштайн поделился с нами наблюдением, которое его са­мого весьма озадачило. По его словам, он ездил в институт им. Бехтерева каждый год вот уже в течение нескольких лет. Но во время последнего визита он стал свидетелем новых удивитель­ных событий. Радикально изменилась интеллектуальная атмос­фера института. Во время его предыдущих визитов большинство дискуссий с сотрудниками института вращалось вокруг имени

Ивана Петровича Павлова, российского лауреата Нобелевской премии и жителя Ленинграда. Терапевты пытались обосновать свои теоретические концепции и терапевтические стратегии, ссылаясь на работы Павлова.

К удивлению Цифферштайна, во время его последнего ви­зита такой ситуации уже не наблюдалось. Все молодые психо­логи и психиатры постоянно говорили о восточной философии, различных школах йоги и дзен-буддизме. Они упоминали такие книги, как «О, дивный новый мир!» и «Остров» Олдоса Хаксли, «Путешествие на Восток» Германа Гессе. Это было задолго до начала перестройки и гласности. Зная, что упоминание о воз­можной связи между психоделическими сессиями, проводимы­ми сотрудниками, и изменением их интересов может иметь для них неприятные последствия, я сдержался и не стал говорить о наиболее вероятном объяснении таинственного открытия док­тора Цифферштайна.

Для меня это стало лишь еще одним доказательством того, что я вижу постоянно в моей собственной работе: как только зна­ющие психиатры и психологи с хорошим академическим обра­зованием получают возможность испытать холотропные состо­яния на себе, они понимают, что материалистическое научное мировоззрение неспособно объяснить подобные состояния, и выбирают в качестве более подходящего варианта духовные фи­лософские школы Востока и мировые мистические традиции.

ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПСИХИКА И КОСМОС
Что нового о нашем сознании могут сказать планеты

Одной из самых приятных неожиданностей за пятьдесят с лишним лет, которые я посвятил исследованию сознания, было открытие пророческой силы астрологии. Работа с холотропными состояниями сознания и их испытание на себе самом постепенно разрушает материалистическое мировоззрение, де­лая человека более открытым к различным эзотерическим уче­ниям. Вместе с тем мой скептицизм по отношению к астроло­гии был весьма силен и устойчив и не покидал меня на протя­жении многих лет исследования сознания. Мысль о том, что звез­ды могут иметь что-то общее с состояниями сознания, не говоря о событиях, происходящих в мире, казалась мне абсурдной и противоречащей здравому смыслу еще долгое время после того, как я открыл для себя духовные философские школы Востока, акупунктуру и «И цзин» («Книгу перемен»).

Открытие астрологии продлилось для меня на долгие годы. Впервые я столкнулся с ней в 1966 году, когда меня пригласили поучаствовать в одной из программ чехословацкого ТВ — ток-шоу, на котором обсуждался психоделический исследователь­ский проект, возглавляемый мной в пражском Институте пси­хиатрических исследований. В этой программе принимал учас­тие и мой словацкий коллега, психиатр Эуген Йонаш. Эуген очень интересовался астрологией, которую изучал на протяже­нии 25 лет, и знал астрологические традиции, бытовавшие в Ва­вилоне, Ассирии, Египте и Индии. Из-за марксистской цензу­ры он не мог использовать термин «астрология» и говорил о сво­ей работе как об «изучении космобиологического воздействия».

В рамках той телевизионной программы, в которой мы оба участвовали, он рассказывал о своем исследовании влияния космобиологических факторов на репродуктивную функцию жен­ского организма. С помощью сведений, обнаруженных им в древней книге по ведической астрологии, он пытался предска­зывать пол будущего ребенка и объяснять причину периодичес­ких сбоев календарного метода контрацепции Огино-Кнаусса. В ходе данного исследовательского проекта, осуществленного совместно с университетами Братиславы и Гейдельберга, ему удалось на основании гороскопа, составленного по времени за­чатия, правильно предсказать пол ребенка в семнадцати случа­ях подряд. Статистическое значение этих результатов было по­истине космическим. Необходимо подчеркнуть, что все это про­исходило за много лет до того, как появилась возможность оп­ределять пол плода посредством ультразвукового обследования.

У нас с Эугеном была возможность переговорить в зале пе­ред началом ток-шоу, и после короткой беседы о наших иссле­довательских проектах мы решили пообедать вместе на обрат­ном пути с телевидения. За обедом Эуген поделился со мной своим энтузиазмом и увлеченностью астрологией и постарал­ся убедить меня в том, что натальная и транзитная астрология могла бы послужить чрезвычайно полезным инструментом для наших психоделических исследований. Некоторое время спу­стя он и правда предоставил мне любопытные данные по не­скольким моим ЛСД-пациентам, которые опирались исклю­чительно на их натальные карты и текущие транзиты. Я нашел эту информацию очень интересной, однако мой скепсис в от­ношении астрологии, являвшийся результатом моего академи­ческого образования, был слишком силен и не позволил мне принять предложением Эугена и погрузиться в серьезное изу­чение этой науки.

Хотя этого случая и было недостаточно, чтобы в одночасье превратить меня в страстного полконника астрологии, он заро­дил во мне зерно, которое пустило росток лишь через много лет. В 1973 году, когда я уже семь лет занимался психоделическими исследованиями в Мэрилендском научно-исследовательском центре психиатрии (Балтимор), мне предложили преподавать в институте Эсален и жить на территории его кампуса в Биг Суре (Калифорния). Через несколько месяцев я связался со студен­том из Гарварда Ричардом Тарнасом, приехавшим в Эсален для работы над диссертацией по ЛСД-психотерапии. Он слышал о моей деятельности и пришел просить меня быть членом диссер­тационной комиссии. На тот момент единственным пустующим местом в Эсалене была маленькая студия в подвальном этаже дома, в котором размещался я. Рик переехал в нее, и наши рабо­чие отношения быстро выросли в близкую дружбу.

С этого момента начался новый этап моего интереса к аст­рологии. В Эсалене мы с Риком познакомились с Арне Треттевиком, человеком, целиком посвятившим свою жизнь астроло­гии. Он всегда носил с собой книгу «Американские эфемери­ды» и заглядывал в нее каждый день, если не каждый час, следя за взаимосвязью планетных транзитов и событий в его жизни. Арне действовал не так, как Эуген: он не просто делился с нами своими наблюдениями, он учил нас рассчитывать транзиты и обсуждал с нами основные характеристики архетипов планет, и мы, таким образом, могли удостовериться в базовых положени­ях астрологической науки.

Стратегия Арне сработала, и мы с Риком, получив первый астрологический опыт, убедились в важном значении астроло­гии. Заинтересованность Рика оказалась достаточно глубокой, чтобы прервратиться в итоге в дело всей его жизни. Я же про­должал заниматься холотропными состояниями сознания, но теперь уже использовал астрологию в качестве важного инстру­мента исследований и неотъемлемой их части. На протяжении лет я и Рик были одной командой, дополняя друг друга. Моя задача состояла в сборе интересных клинических данных при проведении психоделических сессий, семинаров и тренингов по холотропному дыханию, наблюдении мистического опыта, вне­запного духовного пробуждения и психотических вспышек. Рик, пользуясь своими превосходными знаниями и опытом в астро­логии и истории культур, изучал возникающие при этом астро­логические взаимосвязи.

Работая по этой схеме многие годы, мы накопили достаточ­но убедительных доказательств, вполне конкретно подтвержда­ющих важнейшие положения астрологии. Этот материал выя­вил существование системы взаимосвязей между характером и содержанием холотропных состояний сознания и планетных транзитов, рассчитанным для данного человека. Первым знаком возможно существующей удивительной связи между астрологи­ей и моими исследованиями холотропных состояний было осоз­нание того факта, что мое описание феноменологии четырех базовых перинатальных матриц (БПМ), паттернов переживаний, связанных со стадиями биологического рождения, оказалось удивительно похожим на характеристики четырех архетипов, привязанных астрологами к внешним планетам Солнечной си­стемы. Мое описание БПМ базировалось на независимых кли­нических наблюдениях, которые я проводил задолго до того, как познакомился с астрологией.

Позитивные аспекты первой перинатальной матрицы (БПМ- 1) — проживание заново моментов безмятежного внут­риутробного существования, а также сопутствующие ощущения исчезновения границ, необъятного экстаза, космического еди­нения, выхода за рамки времени и пространства и соприкосно­вения с мистическими областями реальности — четко отражают тот архетип, который астрологии ассоциируют с Нептуном. То же происходит и с негативным аспектом БПМ-1, возвращени­ем к переживанию дородовых тревог. В этом случае исчезнове­ние границ имеет не мистическую, а психотическую природу; оно приводит к замешательству, бредовому мышлению, возник­новению ощущения химического отравления и параноидального восприятия реальности. Эта матрица также психодинамически связана с алкогольной или наркотической интоксикацией и за­висимостью. Именно эти качества астрологи приводят, говоря о темной стороне архетипа Нептуна.

Яркими чертами БПМ-2 — соотносимыми с «безвыходной» стадией родов, в течение которой матка сокращается, а шейка матки все еще остается закрытой, — являются озабоченность ста­рением и смертью, ощущение тяжести судьбы и тяжелых родов, депрессия, подавленность, удушье и голод. Эта матрица также приносит чувства несостоятельности, неполноценности и вины. Она ассоциируется со скептицизмом и глубоко пессимистичес­ким взглядом на жизнь, деструктивным кризисом смысла жиз­ни, неспособностью радоваться чему-либо и полной потерей контакта с божественными гранями реальности. В астрологии все эти качества являются атрибутами негативной стороны ар­хетипа Сатурна.

Невероятно точное соответствие астрологических характе­ристик с эмпирическими аспектами БПМ-3 особенно удиви­тельно, поскольку эта матрица представляет собой необычное сочетание элементов, типичных для последней стадии биоло­гического рождения. Сюда относятся неослабный напор стихий­ной движущей силы, столкновение титанических энергий, дионисийский экстаз, рождение, секс, смерть, перерождение, унич­тожение и скатология. Далее можно упомянуть переживание тесной взаимосвязи между жизнью и смертью и присутствие мотивов вулканического извержения, очищающего огня и по­тустороннего мира — городского, криминального, психологи­ческого, сексуального и мифологического. Все эти атрибуты в астрологии характеризуют архетип Плутона.

И наконец, описание признаков БПМ-4 — переживания по­явления на свет через родовой канал — тесно коррелирует с ар­хетипом Урана. Это единственная планета, архетипическое зна­чение которой существенно отличается от природы своего ми­фологического тезки. Как убедительно продемонстрировал Рик в своем эссе, целиком посвященном этой теме, архетип, связы­ваемый с Ураном, на самом деле в точности отражает основные черты героя древнегреческой мифологии Прометея (Тарнас, 1995). Ему присущи такие черты, как нахождение неожиданно­го выхода из сложных ситуаций, разрушение и выход за преде­лы границ, блестящие озарения, проявление Прометея, внезап­ный взлет на новый уровень понимания и сознания, освобож­дение и избавление от прежних ограничений.

Обнаружение столь сильного подобия описания четырех ос­новных архетипов планет и явлений, связанных с базовыми пе­ринатальными матрицами, само по себе стало экстраординар­ным событием, особенно учитывая, что последние возникли со­вершенно независимо и из совершенно других источников, не­жели первые. Однако еще более поразительным стала находка Рика, обнаружившего позднее, что в тот период, когда в горос­копах находящихся в холотропных состояниях людей имеют место важные транзиты соответствующих планет, регулярно воз­никают опыты конфронтации с этими матрицами.

За многие годы исследований мы смогли подтвердить этот факт тысячами специальных наблюдений. Ввиду этого удиви­тельно точного соответствия астрология — точнее, транзитная астрология — оказалась для исследований сознания тем самым давно разыскиваемым Розеттским камнем, который послужил ключом к пониманию природы и содержания настоящих, про­шлых и будущих холотропных состояний, как спонтанных, так и искусственно вызванных.

Соответствия в прошлых переживаниях, которые представ­ляют собой в первую очередь теоретический интерес, можно ис­пользовать в качестве базы для исследований по долготе (longitudinal research). Анализ текущих транзитов может принес­ти большую пользу в работе с пациентами, переживающими «спонтанный духовный кризис», рисуя схему ранее необъясни­мых переживаний и их временных параметров. А возможность делать на основе будущих транзитов необыкновенно точные предсказания является ценнейшим инструментом планирования психоделических и холотропных сессий.

Современная евроамериканская цивилизация находится под столь сильным влиянием материалистической науки, что для преодоления ее чар, для того чтобы подвергнуть радикальному пересмотру наше восприятие человеческой психики и природы реальности, без'которого невозможно постичь новую информа­цию, обычно нужны годы изучения холотропных состояний и неоднократное испытание этих состояний на себе. Неудивитель­но, что этот процесс оказывается трудным и встречается с ог­ромным сопротивлением. Объемный массив данных наблюде­ний за холотропными состояниями и астрологическими явле­ниями, бросающий вызов научным устоям, невозможно интег­рировать в научные концепции, просто поставив небольшую заплатку и сделав несколько косметических изменений и несу­щественных локальных допущений. Для этого требуется всеобъ­емлющая ревизия знаний, которая разрушит самые фундамен­тальные метафизические положения и убеждения материалис­тической науки и создаст на их месте новые.

Последствия таких изменений конкретно для психологии и психиатрии охватывают пространство гораздо более широкое, чем те вещи, о которых я все эти годы говорил в своих книгах — значительно расширенная модель человеческой психики, гораз­до более сложная многоуровневая структура эмоциональных и психосоматических расстройств, существование и терапевтичес­кое использование внутреннего исцеляющего разума («внутрен­него радара») и некоторые другие. Еще одна область, требую­щая радикального пересмотра в свете новых данных, — роль ме­дицинской модели в психиатрии и ее влияние на клиническую практику, особенно в отношении постановки шаблонных диаг­нозов-ярлыков.

Поскольку переживания пациентов как в обычных, так и в холотропных состояниях сознания в любой конкретный момент демонстрируют почти полное соответствие с архетипическими областями планет, находящихся в транзите, они подвержены по­стоянным изменениям. Практикующие врачи и теоретики, пы­тающиеся разработать жесткую систему классификации психи­атрических диагнозов, видят тщетность своих усилий. В данный момент мы используем уже четвертую редакцию официального «Американского руководства по диагностическим и статисти­ческим критериям» («American Diagnostic and Statistical Manual», DSM-IV), но психиатры и психологи продолжают выражать свое разочарование по поводу недостаточного соответствия между описанием диагностических категорий и реальными клиниче­скими картинами, наблюдающимися у их пациентов.

С астрологической точки зрения подобная неустойчивость клинической картины отражает постоянно меняющееся аспек­ты (углы) между планетами и соответствующими архетипичес­кими влияниями. В разные периоды времени две или более пла­нет располагаются на небе в некой значимой конфигурации; эти конфигурации имеют особенно важное значение и оказывают особенно длительное влияние, если в них входят внешние пла­неты от Юпитера до Плутона. Комбинированное архетипическое поле, связанное с этими планетами, придает переживаниям на этом периоде определенное качество, определяет их Zeitgeist, дух времени.

В течение всего отрезка времени с 1960 по 1972 год, напри­мер, наблюдалось сближение Плутона и Урана — единственный подобный случай на протяжении всего XX века. Со всей опре­деленностью можно утверждать, что эта архетипическая комби­нация как нельзя лучше соответствовала длительному периоду значительных психодуховных изменений дионисийского типа, характеризовавшихся общественным подъемом, развитием дви­жения за права человека, прорывам в области технологий, ради­кальными нововведениями в музыке и других искусствах, сек­суальной революцией, появлением феминизма, студенческими беспорядками и широко распространившейся контр культурной деятельностью.

В 1990-е годы основное архетипическое влияние оказывало, напротив, сочетание Нептуна и Урана. Это был период глубо­ких, но в целом ненасильственных духовных и социальных пе­ремен, «бархатных революций» — объединение двух Германий, освобождение восточноевропейских стран, мирного распада Советского Союза, грозной супердержавы. В это время обще­ство стало лучше принимать юнгианскую психологию, и в спис­ки бестселлеров попало множество книг по духовной тематике. Трансперсональные отношения нашли свое отражение в кино. Мифология, околосмертные переживания, похищения людей инопланетянами, инструментальная транскоммуникация (ИТК) и виртуальная реальность привлекли внимание как специалис­тов, так и широкой публики (Тарнас, 2006).

В период этих важных мировых транзитов подобные сочета­ния планет, образуя значимые аспекты с определенными пла­нетами в индивидуальных натальных картах, приобретают так­же персонифицированное значение для отдельных людей. Эти расположения планет впоследствии отражаются в тенденциях конкретных эмоциональных и психосоматических расстройств. В итоге психиатры, практиковавшие в различные периоды вре­мени, видят одно и то же явление по-разному. Это подсказыва­ет нам адекватное объяснение тому факту, что задача создания законченного и пригодного в любых ситуациях руководства DSM с самого начала представляет собой большую проблему.

Но это еще не все. В рамках ежегодного курса, который мы с Риком Тарнасом ведем в Калифорнийском институте интеграль­ных наук (CIIS) в Сан-Франциско, мы рассказываем о крупней­ших школах глубинной психологии и анализируем астрологи­ческие карты их основателей. Вскоре становится очевидным, что эти первопроходцы не были способны объективно исследовать пространства психики своих пациентов и делать универсальные выводы, которые могли бы остаться неизменными навсегда. Они смотреди на проблемы пациентов сквозь свои субъективные шаблоны восприятия или искажающие линзы, изначально при­сущие конфигурации их карт и транзитов на момент проведе­ния обследований.

Таким образом, за исключением случаев физиологически обусловленных расстройств, в психиатрии не существует жест­ко установленного списка изучаемых феноменов. Следователь­но, результат какого-либо исследования эмоциональных и пси­хосоматических расстройств нефизиологического генеза зави­сит от сложного взаимодействия некоторого числа факторов, конфигурации планет для всего мира, определяющей Zeitgeist на данный период, и индивидуальных транзитов, придающих ту или иную окраску переживаниям пациентов.

Представление о психиатрии как о науке, обладающей чет­ким описанием устойчивых и не меняющихся со временем па­тологических состояний и арсеналом направленных средств и методов, не что иное, как иллюзия. В этих обстоятельствах един­ственным приемлемым подходом представляется путь описания психических расстройств в терминах взаимосвязей и инструмен­тов, которые можно использовать для анализа ситуации в какой-либо конкретный момент времени, и составления их характе­ристики в терминах феноменологии переживаний пациента и их взаимосвязи с его планетными транзитами. Для корректиров­ки выводов необходимо также принимать во внимание глобаль­ную конфигурацию планет и карты и транзиты самого исследо­вателя.

Зависимости, открытые астрологией, настолько сложны, за­тейливы, креативны и высокообразны, что это не оставляет со­мнений в их божественном происхождении. Они предоставля­ют убедительные доказательства глубоких, осмысленных дей­ствий, легших в основу созидания, и существования высшего космического разума, выполнившего их. При этом возникает очень любопытный вопрос: может ли существовать всеохваты­вающее мировоззрение, которое способно дать пристанище ас­трологии и ассимилировать ее выводы? После многих лет, про­шедших не без сомнений и неприятных событий, я пришел к заключению, что такое мировоззрение, которое вбирает в себя и объясняет как мой опыт и наблюдения, полученные в ходе ис­следования сознания, так и астрологическую науку, существу­ет. Однако это мировоззрение диаметрально отличается от сис­темы убеждений, преобладающей в современной западной ци­вилизации.

Я дал описание этому мировоззрению в своей книге «Кос­мическая игра. Исследование рубежей сознания», а также пред­ставил его в сжатой форме в одной из глав моей последней кни­ги «Психология будущего». Это видение реальности основано на переживаниях и инсайтах, возникших в холотропном состо­янии, и изображает вселенную не как материальную систему, а как бесконечно сложную игру Абсолютного Сознания. В древ­неиндийских текстах содержится описание подобного воспри­ятия космоса — там события, происходящие в мире феноменов, называются словом «лила», божественная игра. Этот древний способ восприятия вселенной становится все более сопостави­мым с различными революционными изменениями в науке но­вой парадигмы.

Если космос является порождением высшего разума, а не неким сверхорганизмом, создавшим самого себя, то становится намного более правдободобно, что астрология — одна из мно­гих разных систем, из которых сплетена ткань вселенной. Ее можно рассматривать как полезное дополнение к аппарату на­уки, а не как непримиримого соперника научного мировоззре­ния. Концептуальная открытость по отношению к такому под­ходу поспособствовала бы использованию огромного потенци­ала астрологии как клинического и исследовательского инстру­мента в психиатрии, психологии и психотерапии, равно как и во многих других дисциплинах.

Главную причину жесткой конфронтации ученых-традици­оналистов и астрологии хорошо иллюстрирует моя полемика с Карлом Саганом, бывшим лидером «научной» оппозиции аст­рологии. Узнав о моем интересе в этой области, он сказал мне: «Я не могу понять, как вы, умный и образованный человек, мо­жете верить в подобную чушь. Астрология — это же полная ерун­да! Стоя рядом с вами, я влияю на вас больше, чем какой-то там Плутон». Карл обладал блестящими способностями и тут же произвел в уме нужные вычисления, исходя из величин массы, расстояния и гравитационного поля. Результат привел его к оче­видному выводу, что планеты не могут оказывать сколь-либо су­щественного физического воздействия на человеческую психи­ку и события, происходящие в мире. Увы, ему не хватило вооб­ражения представить себе какой-либо иной механизм, задей­ствованный в данном случае.

Скепсис Карла в отношении физического влияния планет на человеческую психику и мировые события разделяют и все образованные астрологи. Они думают не в терминах логических цепочек из физических причин и следствий, а в терминах синх­ронных взаимосвязей. Чтобы принять астрологическую точку зрения, нужно избавиться от представления о вселенной как о механической и полностью детерминированной системе и за­менить его образом вселенной, созданной высшим космичес­ким разумом по своему гениальному проекту. Согласно астро­логическому мировоззрению, универсальная схема мира состо­ит из систематических взаимосвязей между движением и аспек­тами планет и динамикой мира архетипов. И поскольку архетипическая динамика управляет событиями материального мира и наполняет их содержанием, мы, руководствуясь поло­жением планет, можем сделать выводы и предсказать, какого рода события стоит ждать в материальной реальности.

Важно подчеркнуть, что астрологические предсказания яв­ляются архетипическими, а не конкретными. Для вынесения суждения об астрологии недостаточно полагаться лишь на тот факт, что она несовместима с традиционной научной мыслью. Критики, желающие, чтобы их воспринимали всерьез, должны быть знакомы с теорией и практикой астрологии и обладать со­ответствующими знаниями архетипической психологии. Следу­ющий шаг — провести свои исследования и оценить, в какой степени данные практических наблюдений совпадают с астро­логическими предсказаниями. Я убежден в том, что после про­ведения подобного исследования жертвой непредубежденного ученого падет не астрология, а монистическое материалистичес­кое мировоззрение академической науки.

ЭПИЛОГ

Мои наблюдения и опыт, накопленные за пять десятиле­тий, на протяжении которых я занимался исследовани­ем холотропных состояний, как своих, так и тысяч других лю­дей, существенным образом изменили мое личное и научное ми­ровоззрение. Истории, описанные в этой книге, представляют небольшую, но показательную часть событий, которые способ­ствовали этой трансформации.

В 1956 году, когда я заканчивал медицинский факультет Пражского университета, я разделял со всем академическим со­обществом и с нашей культурой представление о вселенной и о психическом устройстве человека, которое было сформировано западной материалистической наукой. Это представление о мире было основано на метафизической предпосылке, что вселенная представляет собой механическую систему, которая строго де­терминирована и в которой материя первична. Жизнь, созна­ние и разум рассматривались как более или менее случайные по­бочные продукты материи, — явления, которые случайно воз­никли после миллиардов лет эволюции инертной неорганичес­кой материи в маленькой, ничем не примечательной части огромной вселенной.

Эта парадигма не допускала существования никакого Выс­шего Разума, или руководящего плана, стоящего за этой вселен­ной. Все это невероятное многообразие форм, открытое различ­ными отраслями науки, от астрономии, квантовой физики и хи­мии до биологии и психологии, рассматривалось как результат бессмысленных и случайных сочетаний материальных частиц. Вселенная представлялась как огромная и полностью детерми­нированная механическая система, которая управляется исклю­чительно законом причины и следствия.

Согласно этой парадигме, вселенная, по существу, создала сама себя. Частицы неорганической материи просто случайно сложились в органические соединения, а те, в свою очередь, слу­чайно самоорганизовались в клетки. Вся дарвиновская эволю­ция от одноклеточных организмов до человека происходила в результате случайных генетических мутаций и естественного отбора. Согласно этому мировоззрению главным механизмом эволюции в природе было выживание наиболее приспособлен­ных и воинственная, эгоистичная стратегия генов. Эта теория вполне объясняет и оправдывает то, что кажется сейчас наибо­лее характерным для поведения в человеческом сообществе — преследование личных интересов в ущерб и за счет других, что проявляется как в частной жизни, так и на более широкой эко­номической, политической и военной арене.

Этот мрачный образ человеческой природы был подкреплен открытиями глубинной психологии, родоначальником которой был Зигмунд Фрейд, согласно которой все наше поведение в конечном счете мотивируется основными животными инстин­ктами. С этой точки зрения чувство любви является не чем иным, как просто реакцией на нашу врожденную враждебность или десексуализированным интересом к родителям. Нравственное по­ведение основано на страхе наказания, интерес к эстетике явля­ется психологической защитой против сильных анальных им­пульсов и т. д. Без общественных ограничений, карательных мер и супер-эго, созданного запретами и наставлениями наших ро­дителей, мы все погрязли бы в разврате, убийствах и воровстве, как Фрейд очень красноречиво описал в своей книге «Неудов­летворенность цивилизацией» (Фрейд, 1971b).

Религиозные верования и духовный интерес любого рода Фрейд и его последователи рассматривали как проявление суе­верий, легковерия, примитивного магического мышления, пер­вичных процессов и обсессивно-компульсивного поведения, яв­ляющегося результатом подавления анальных импульсов и не­разрешенного комплекса Эдипа или Электры. Эта точка зрения, опять же, была впервые высказана Зигмундом Фрейдом в его работах, таких как «Тотем и табу» и «Будущее одной иллюзии» (Фрейд, 1971а и 1971с). Начисто отметая возможность и закон­ность чего бы то ни было духовного, он не проводил никакого различия между примитивными народными верованиями и сложными системами, основанными на многовековых глубоких исследованиях души и сознания, такими как различные школы йоги, буддизм и суфизм. А непосредственное восприятие духов­ных измерений реальности некоторыми людьми рассматрива­лось им как проявление серьезных психических расстройств.

Мои профессиональные наблюдения и личный опыт за пос­ледние пятьдесят лет, примером которых являются истории, описанные в этой книге, серьезно подорвали вышеописанное мировоззрение и заставили меня усомниться в его основных ме­тафизических положениях. Преодолевая значительное интел­лектуальное сопротивление, у меня постепенно сложилось со­вершенно иное понимание вселенной, психики и человеческой природы. Это мировоззрение имеет сходство с системами чело­веческой мысли, которые Олдос Хаксли назвал вечной филосо­фией, а особенно с великими восточными философскими уче­ниями. Согласно моему теперешнему представлению о реаль­ности, сознание составляет фундаментальный аспект существо­вания, равный или, возможно, высший по отношению к материи, а вовсе не ее случайный продукт.

Сейчас я убежден, что вселенная была сознана космическим сознанием и высшим творческим разумом (anima mundi) и про­низана им на всех своих уровнях и во всех своих измерениях. Об­раз космоса как гигантской супермашины с ньютоновскими ха­рактеристиками, состоящей из отдельных строительных блоков (элементарных частиц и материальных объектов), уступил место образу единого поля, органического целого, в котором все части взаимосвязаны. Теперь каждую индивидуальную человеческую душу я рассматриваю как неотъемлемую часть общего поля еди­ного космического сознания, по своей сути однородную с ним.

Более конкретно, чтобы понять мои наблюдения и опыт хо­лотропных состояний, мне пришлось существенно расширить модель, используемую в настоящее время в традиционной пси­хиатрии и психологии. Категории биологии, физиологии, постнатального развития и фрейдовского индивидуального бессоз­нательного оказались совершенно непригодными для этой цели. Кроме постнатального развития новая карта должна была включать еще две области: перинатал ьную (связанную с травмой рож­дения) и трансперсональную (включающую родовую, расовую, коллективную и филогенетическую память, кармический опыт и архетипическую динамику).

Радикальные изменения произошли также в моем представ­лении относительно того, что в традиционной психиатрии при­нято называть психопатологией. Теперь я ясно понимаю, что эмоциональные и психосоматические расстройства, которые не имеют органической основы (психогенной психопатологии), не могут быть адекватно объяснены с позиций травматического опыта, перенесенного в младенчестве, детстве и в последующей жизни. Корни этих заболеваний уходят гораздо глубже — в пе­ринатальный уровень и в трансперсональные сферы. Хотя сна­чала осознание такой глубины эмоциональных и психосомати­ческих проблем может поставить в тупик, оно более чем уравно­вешивается открытием новых эффективных терапевтических механизмов, действующих на глубоком бессознательном уров­не (которые связаны с повторным переживанием рождения, с опытом прошлых жизней, с переживанием космического един­ства и многими другими).

Не менее важным аспектом нового понимания человечес­кой психики является открытие ее собственной внутренней ис­целяющей мудрости. Цель традиционных видов психотерапии заключается в том, чтобы достичь интеллектуального понима­ния того, как действует психика, почему возникают симптомы и что они означают. Затем на основе этого понимания разра­батываются различные техники, которые терапевты могут ис­пользовать для лечения своих клиентов. У этого подхода есть один серьезных недостаток — поразительное отсутствие согла­сия между психологами и психиатрами в отношении наиболее фундаментальных теоретических вопросов и, как следствие этого, невероятное число конкурирующих школ и направле­ний психотерапии. Работа с холотропными состояниями пред­ставляет радикально противоположную альтернативу, — при этой работе происходит мобилизация глубокой внутренней мудрости клиента, которая управляет процессом исцеления и трансформации.

Особенно удивительной и отрадной особенностью нового мировоззрения — в противоположность академической науке — является то, что оно признает онтологическую реальность обыч­но скрытых и невидимых духовных измерений существования, и не навешивает ярлыки психопатологии на тех людей, которые способны их воспринимать. Вследствие этого серьезный духов­ный поиск считается важным и вполне разумным и обоснован­ным. Важно, однако, подчеркнуть, что это относится к истин­ной духовности, основанной на личном опыте, а не к догмати­ческой идеологии официальных религий.

Новое мировоззрение, которое я только что здесь кратко описал, это не произвольное построение и не результат теоре­тических размышлений. Это философский взгляд, который возникает спонтанно у тех людей, которые смогли освободиться от отпечатков, наложенных травмой их рождения и начальны­ми этапами их жизни, и которые имели глубокий трансперсо­нальный опыт. Глубокая эмпирическая работа такого рода ра­дикальным образом влияет на наш образ жизни. Нетрудно предположить, что для успешного существования в этом мире важное значение имеет разум или общее умственное развитие человека — способность обучаться и запоминать, думать и раз­мышлять и адекватно реагировать на наше материальное ок­ружение. Более поздние исследования указывают также на важ­ность «эмоционального разума» — способности адекватно ре­агировать на наше человеческое окружение и умело строить наши межличностные отношения (Гоулман, 1996). А наблю­дения, сделанные в результате изучения холотропных состоя­ний, подтверждают основное положение вечной философии: качество нашей жизни в конечном итоге зависит от того, что можно назвать духовным разумом.

Духовный разум, или мудрость, — это способность так стро­ить свою жизнь, чтобы она служила отражением глубокого фи­лософского и метафизического понимания реальности и само­го себя, достигнутого посредством личного опыта в результате систематического духовного поиска. В буддийских писаниях такая духовная мудрость называется праджня парамита (транс­цендентальная мудрость). В отличие от догматов официальной церкви, духовная мудрость, приобретенная в результате эмпи­рического самоисследования, способна полностью разрушить научное материалистическое мировоззрение. В то же время она является эффективным средством против фундаменталистско­го непонимания и искажения духовных знаний. Концепция «ра­зумного плана» представляет собой дополнение к тому, что на­ука открыла относительно эволюции космоса и жизни, а не при­митивную и ограниченную альтернативу.

Систематическое и ответственное изучение себя с исполь­зованием холотропных состояний ведет к эмоциональному и психосоматическому исцелению и позитивной трансформации личности. На протяжении ряда лет я имел возможность наблю­дать подобный процесс на примере многих людей, которые были заняты серьезными духовными исканиями такого рода. Неко­торые из них занимались медитацией и имели регулярную ду­ховную практику, другие участвовали в психоделических сеан­сах под опытным руководством или в различных видах эмпири­ческой психотерапии; некоторые выбрали путь шаманизма. Я также был свидетелем глубоких позитивных изменений у тех людей, которые получали адекватную поддержку во время спон­танных случаев психодуховного кризиса.

Переживание психодуховной смерти и возрождения и эм­пирическое соединение с позитивными постнатальными или пренатальными воспоминаниями ведут к уменьшению ирра­циональных побуждений и амбиций. Подобный опыт способ­ствует уменьшению агрессии, достижению внутреннего покоя, принятия самого себя и терпимости по отношению к другим людям. Как правило, это также бывает связано с переключе­нием фокуса внимания с прошлого и будущего на настоящий момент и с пробуждением повышенного интереса к жизни — способности получать удовольствие от простых аспектов жиз­ни: повседневных дел, еды, занятий любовью, природы и му­зыки. Еще одним важным результатом этого процесса являет­ся обретение духовности, которая имеет универсальную и ми­стическую природу, является всеобщей и не принадлежит ни­каким конфессиям.

Дальнейшее углубление процесса духовного раскрытия и трансформации происходит обычно в результате трансперсо­нальных переживаний, таких как отождествление с другими людьми, целыми группами, с животными и растениями. Допол­нительный трансперсональный опыт дают случаи сознательно­го восприятия событий, происходящих в других странах, куль­турах и исторических периодах, и даже мифологических сфер и архетипических существ коллективного бессознательного. Пе­реживание космического единства и своей собственной боже­ственной природы ведет к еще большему отождествлению со всем творением и приносит чувство восторга, любви, сострада­ния и внутреннего покоя. То, что начиналось как психологи­ческое исследование бессознательных слоев психики с терапев­тическими целями, автоматически превращается в философский поиск смысла жизни и путь духовных открытий.

Одним из наиболее замечательных последствий различных форм трансперсонального опыта является спонтанное пробуж­дение и развитие глубокого гуманистического и экологическо­го интереса и потребности в служении какой-либо общей цели. Это связано с осознанием, почти на клеточном уровне, что гра­ницы в этом мире произвольны и что каждый из нас тождествен со всей тканью существования. Становится совершенно очевид­но, что все, что бы мы ни делали с природой, мы делаем также с самими собой. Различия между людьми, касаются ли они пола, расы, цвета кожи, языка, политических убеждений или религи­озной веры, кажутся теперь не угрожающими и пугающими, а интересными и обогащающими.

У людей, с которыми произошла подобная трансформация, возникает глубокое чувство, что они являются гражданами всей планеты, а не гражданами отдельной страны или членами опре­деленной расовой, социальной, идеологической, политической или религиозной группы. Очевидно, что если бы такая транс­формация произошла в достаточно больших масштабах, она по­высила бы наши шансы на выживание. Похоже, что сейчас мы вовлечены в некую драматическую гонку, которая не имела пре­цедента во всей истории человечества. На карту поставлено ни больше ни меньше, как сама жизнь на нашей планете. Если мы будем продолжать действовать старыми методами, последствия которых крайне разрушительны, очень маловероятно, что чело­вечество выживет. Однако если достаточное количество людей пройдет через процесс глубокой внутренней трансформации, описанный здесь, это значительно повысит вероятность того, что мы сможем справиться с грозными проблемами, стоящими пе­ред нами, и использовать тот огромный творческий потенциал, который мы заключаем в себе как вид, чтобы создать лучшее будущее.

БИБЛИОГРАФИЯ^*

Aziz, R. 1990. С. G.Jung's Psychology of Religion and Synchronicity. Albany: State University of New York Press.

Bache, С. M. 1988. Lifecycles: Reincarnation and the Web of Life. New York: Paragon House.

Franz, M. von. 1980. On Divination and Synchronicity: The Psychology of Meaningful Chance. Toronto: Inner City Books.

Freud, S. 1971. Civilization and Its Discontents. The Standard Edition of the Complete Psychological Works ofSigmund Freud, Vol. 21. London: The Hogarth Press.

1971. The Future of an Illusion. The Standard Edition of the CompletePsychological Works ofSigmund Freud, Vol. 21. London: The Hogarth Press.

1971. Totem and Taboo. The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, Vol. 13. London: The Hogarth Press.

Fuller, J. G. 1951. The Ghost of 29 Megacycles. London: Souvenir Press.

Gauquelin, M. 1973. Cosmic Influences on Human Behavior. New York: Aurora Press.

Goleman, D. 1996. Spiritual Intelligence: Why It Can Matter More Than /ζ).New York: Bantam.

Grant, J., and D. Kelsey. 1967. Many Lifetimes.

Greyson, В., and N.E. Bush. Distressing Near-Death Experiences. Psychiatry 55. (1992):95.

Grof, S. 197'5. Realms ofthe Human Unconscious: Observations from LSDResearch. New York: Viking Press. 2000. Psychology of the Future.

1998. The Cosmic Game: Explorations of the Frontiers of Human Consciousness. Albany: State University New York Press.

Grof, C„ andS. Grof. 1991 .The Stormy Search forthe Self: A Guide toPersonal Growth through Transformational Crises. Los Angeles: J. P. Tarcher.

Grof, S., and C. Grof. 1989. Spiritual Emergency: When Personal Transformation Becomes a Crisis. Los Angeles: J. P. Tarcher.

Holler, S. A. 1994. The Gnostic Jung and the Seven Sermons to the Deauf.Wheaton, IL: Quest Books.

Jung, C. G. 1960. Synchronicity: An Acausal Connecting Principle. Princeton, NJ: Princeton University Press.

1964. Flying Saucers: A Modern Myth of Things Seen in the Skies.

1973. Letter to Carl Selig, February 25, 1953. C. G. fung's Letters, Vol. 2, Bollingen Series XCV. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Koestler, A. 1971. The Case of the Midwife Toad. New York: Random House. Mack, J. 1994. Abductions.

1999. Passport to the Universe.

Macy, Μ. H. 2001. Miracles in the Storm: Talking to the Other Side with the New Technology of Spiritual Contact. New American Library.

2005. «The miraculous side of instrumental transcommunication». A lecture at the Seventh International Conference on Science and Consciousness in La Fonda Hotel, Santa Fe, NM.

Mansfield, V. N. 1995. Synchronicity, Science, and Soul-Making: Understanding Jungian Synchronicity through Physics, Buddhism, and Philosophy. Chicago: Open Court Publishing.

Moody, R. A. 1975. Life After Life: The Investigation of a Phenomenon Survival of Bodily Death. Atlanta: Mockingbird Books.

1993. Reunions: Visionary Encounters with Departed Loved Ones. New York: Villard Books.

Perry, J. W. 1974. The Far Side of Madness. Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall.

1976. Roots of Renewal in Myth and Madness. San Francisco: Jossey-Bass Publications.

Rawlins, D. October, 1981. «Starbaby.» Fate 34.

Ring, К. 1982. Life at Death: A Scientific Investigation of the Near-Death Experience. New York: Quill.

Ring, K., and S. Cooper. 1999. Mindsight: Near-Death and Out-of-BodyExperiences in the Blind. Palo Alto, CA: William James Center for Consciousness Studies.

Rogo, D. S., and R. Bayless. 1979. Phone Calls from the Dead. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall.

Sabom, M., and N. Michael 1982. Recollections of Death: A Medical investigation. New York: Harper & Row.

Sagan, C. 1979a. «Amniotic Universe: Reflections on Birth, Death, and God.» Atlantic Monthly: 39-45.

1979b. Broca's Brain. New York: Random House.

1983. Cosmos. New York: Random House.

1997. The Demon-Haunted World; Science as a Candle in the Dorfc.New York: Ballantine Books.

Senkowski, E. instrumental Transcommunication (ITC).» An Institute for Noetic Sciences lecture at the Corte Madera Inn, Corte Madera, CA, July, 1994.

Schwartz, L. 1981. World of the Newborn.

Strieber, W. 1987. Communion.

Другие книги Станислава Грофа:

1. Области человеческого бессознательного: данные иссле­дований ЛСД. М.:ТП, 1994.

2. Человек перед лицом смерти (вместе с Джоан Хэлифакс). М.: ACT, 2003.

3. ЛСД-психотерапия /LSD Psychotherapy. Hunter House, Pomona, California, 1980.

4. По ту сторону смерти (вместе с К. Гроф) /Beyond Death: Gates of Consciousness. Thames & Hudson, London, 1980.

5. Древняя мудрость и современная наука /Ancient Wisdom and Modern Science. State University New York (SUN Y) Press, 1984.

6. За пределами мозга: смерть, рождение и трансценденция в психотерапии. М.: ACT, 2003.

7. Путешествие в поисках себя. М.: ACT, 2004.

8. Выживание человечества и эволюция сознания / Human Survival and Consciousness Evolution. State University New York (SUNY) Press, 1988.

9. Духовный кризис: когда преображение личности стано­вится кризисом (редактор-составитель, вместе с К. Гроф). М.: ACT, 2003.

10. Неистовый поиск себя (вместе с К. Гроф). М.: ACT, 2003.

11. Холотропное сознание: три уровня сознания и как они дают форму нашим жизням (вместе с Хэлом Беннеттом). М.: ACT, 2003.

12. Книга мертвых: учебник жизни и смерти/ Books of the Dead: Manuals for Living and Dying. Thames and Hudson, 1994.

13. Космическая игра: исследование рубежей человеческого сознания. М.: ACT, 2003.

14. Надличностное видение: исцеляющие возможности нео­бычных состояний сознания. М., ACT, 2000.

15. Революция сознания: трансатлантический диалог (совме­стно с П. Расселом и Э. Ласло). М.: ACT, 2004.

16. Психология будущего: уроки современных исследований сознания. М.:АСТ, 2001.

17. Зов ягуара. М.: ACT, 2001.

18. Величайшее путешествие: человеческое сознание и тай­на смерти. М.: ACT, 2007.

19. Когда невозможное возможно: приключения в необыч­ных реальностях. М.: ACT, 2007.

ЧТО ТАКОЕ ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Трансперсональная психология — одно из направлений со­временной психологии, которое начало оформляться как са­мостоятельная область исследований в конце 1960-х годов в США. Основателями этого направления выступили широко из­вестные психологи, психотерапевты и мыслители А. Маслоу, С. Гроф, А.Уотс, Э. Сьютич, М. Мерфи, С. Криппнер и др. Трансперсональная психология имеет глубокие корни в исто­рии культуры и религии, в мировых духовных практиках, ко­торые научно обоснованы в классической и современной пси­хологии. Лидерами современной трансперсональной психоло­гии являются С. Гроф, К.Уилбер, Ч. Тарт, А. Минделл, С. Криппнер и другие, каждый из которых развивает свое направление исследований, методы и школу.

Трансперсональная психология изучает сознание в широком спектре его проявлений: множественность состояний сознания, духовный кризис, околосмертные переживания, развитие инту­иции, творчества, высшие состояния сознания, личностные ре­сурсы, парапсихологические феномены. Она опирается на це­лостное видение человека в перспективе его духовного роста, классическую и неклассическую философскую антропологию, мировые духовные традиции, разнообразные способы самопоз­нания и психотерапии, такие как медитация, холотропное ды­хание, телесно ориентированная психотерапия, терапия искус­ством, работа со сновидениями, активное воображение, само­гипноз и т. д.

Прикладное значение трансперсональной психологии в том, что она предлагает новый взгляд на психическое здоровье и пато­логию, обеспечивая интегративный, многоаспектный подход к человеку. Трансперсональные (надличностные) переживания обладают особо мощными целительными возможностями, име­ют огромное значение для творчества, эстетического и этичес­кого развития. Особую актуальность приобретает трансперсо­нальный подход в лечении наркомании и алкоголизма как ви­дов духовного кризиса, психотерапии неврозов и психозов, в психологическом оздоровлении общества.

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Доктор медицины, доктор философии Станислав Гроф — психиатр с пятидесятилетним опытом исследований необычных состояний сознания, один из основателей и главных теоретиков трансперсональной психологии. Родился в столице Чехослова­кии Праге 1 июля 1931 года. В 1956 году получил диплом врача от Медицинской школы Карлова университета в Праге и сте­пень доктора наук от Чехословацкой академии наук. С 1956 по1967 год Гроф — практикующий психиатр-клиницист. В этот же период он активно изучает основы психоанализа и принима­ет участие в новаторских научно-исследовательских проектах. В 1959 году он удостаивается премии Кюфнера — националь­ной чехословацкой награды, ежегодно вручаемой за наиболее выдающийся вклад в области психиатрии.

Свои первые исследования с клиническим использованием психоделиков доктор Гроф проводил в Институте психиатричес­ких исследований в Праге, где он был назначен главным иссле­дователем программы «систематического исследования эврис­тических и терапевтических возможностей ЛСД и других пси­ходеликов». В 1967 году был приглашен в качестве стипендиата для клинической и исследовательской работы в Университет Джонса Хопкинса, Балтимор, штат Мэриленд.

По прошествии двух лет остался в Соединенных Штатах и продолжал свои исследования в качестве руководителя психи­атрических исследований в Мэрилендском центре психиатри­ческих исследований и как ассистент-профессор психиатрии в клинике Генри Фиппса при Университете Джонса Хопкинса в Балтиморе, Мэриленд. В 1973 году доктор Гроф был приглашен в институт Эсален в Биг Суре, Калифорния, где жил до 1987 года, занимаясь писательской работой, проводя семинары, лекции и разрабатывая техники холотропного дыхания вместе со своей же­ной Кристиной Гроф. Также он входил в Совет попечителей Эсаленского института.

Гроф является основателем Международной трансперсональ­ной ассоциации (МТА) и ее бессменным президентом. В этой роли, вместе с Кристиной он организовал и провел крупные меж­дународные конференции в Соединенных Штатах, в бывшей Че­хословакии, в Индии, Австралии и Бразилии. В настоящее вре­мя живет в Милл-Вэлли, Калифорния, проводит учебные семи­нары для профессионалов по холотропному дыханию и транс­персональной психологии и пишет книги. Также является профессором психологии Калифорнийского института интег­ральных исследований (КИИИ) в Сан-Франциско и аспиран­туры пацифизма в Санта-Барбаре и проводит лекции и семина­ры по всему миру. Кроме того, он проводит обучающие семина­ры для профессионалов («Трансперсональные тренинги Грофа»), а также выступаете лекциями и семинарами по всему миру.

В 1993 году получил почетную премию от ассоциации трансперсональной психологии за существенный вклад в раз­витие трансперсональной психологии, по случаю проведения 25-го юбилейного съезда, который проходил в Асиломаре, Ка­лифорния.

В год своего 75-летнего юбилея (2006) Гроф удостоен одной из самой престижных мировых премий за выдающийся вклад в развитие науки — премии фонда Гавелов, которую ему вручит президент фонда Вацлав Гавел 5 октября 2007 года.

Опубликовано 140 его статей в профессиональных журна­лах, а также множество книг, которые были переведены на 16 языков, включая немецкий, итальянский, испанский, пор­тугальский, голландский, шведский, датский, русский, чешс­кий, польский, китайский и японский.

ОБ АВТОРЕ

Станислав Гроф является одним из основателей транспер­сональной психологии и Международной трансперсональной ассоциации. Вместе с женой, Кристиной Гроф, он разработал холотропное дыхание — уникальный метод самопознания, пси­хотерапии и духовного роста. Автор книг: «Области человечес­кого бессознательного: данные исследований ЛСД» (1976), «Человек перед лицом смерти» (вместе с Джоан Хэлифакс, 1977), «ЛСД-психотерапия» (1980), «За пределами мозга: смерть, рождение и трансценденция в психотерапии» (1985), «Путеше­ствие в поисках себя» (1987), «Неистовый поиск себя» (вместе с К. Гроф, 1990), «Холотропное сознание: три уровня сознания и как они дают форму нашим жизням» (вместе с Хэлом Беннеттом, 1992), «Космическая игра: исследование рубежей человечес­кого сознания» (1997), «Надличностное виденье: исцеляющие воз­можности необычных состояний сознания» (1999), «Психология будущего: уроки современных исследований сознания» (2000), «Зов ягуара» (фантастический роман, 2001), «Величайшее путе­шествие: сознание и тайна смерти» (2006).

Станислав Гроф является одним из величайших исследовате­лей нашего века. В этой книге он знакомит нас с целым собрани­ем историй, которые, подобно рассказам Марко Поло, настолько выходят за пределы нашего опыта, что сначала невольно возни­кает сомнение в их реальности. Однако если вы остаетесь откры­тыми, вы начинаете видеть, насколько глубоки, достоверны и важ­ны эти истории и насколько они расширяют наше понимание наших собственных и человеческих возможностей.

ХОЛОТРОПНОЕ ДЫХАНИЕ

Информация для читателей, интересующихся холотропным дыханием или прохождением трансперсонального тренинга Грофа

www.holotropic.com

Почтовый адрес: 38 Miller Ave, РМВ 516, Mill Valley, СА 94941 Tel: (415) 383-8779 Fax: (415) 383 0965 E-mail: [email protected]

ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ

Занимается распространением трансперсональных знаний че­рез обучающие семинары, конференции, исследовательские про­екты и издательскую деятельность. Трансперсональные практики укоренены в трансперсональной психологии, в опыте мировых духовно-религиозных традиций, атакже во внеконфессиональных древних и современных психотехнологиях трансценденции и эк­стаза (шаманизме, авангардном искусстве, науке и психотерапии).

ПРОГРАММЫ ПРОЕКТА

• Семинары и конференции по трансперсональной психоло­гии и холотропному дыханию

• Международная программа по трансперсональной психоло­гии и психотерапии Grof Transpersonal Training (Трансперсональ­ные семинары Грофа)

• Трансперсональное консультирование и коучинг: применение трансперсональных методов для личностного развития и развития организаций

(495)518-54-47,(495)109-31-00 Интернет: www.transpersonal.ru

СЕМИНАРЫ ПО ТРАНСПЕРСОНАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ И ХОЛОТРОПНОМУ ДЫХАНИЮ

Если вы хотите повысить уровень жизненной энергии, полнее использовать свои возможности, интересуетесь применением транс персональной психологии в бизнесе, личностном росте, пси­хотерапии, педагогике и т.д., посетите вводные однодневные се­минары, которые проводятся каждый месяц.

Шестидневные семинары по трансперсональной психологии и холотропному дыханию — эффективному методу психотерапии и самопознания — предназначены для личностного роста и повы­шении квалификации психологов, психотерапевтов, психиатров, врачей, педагогов, а также всех интересующихся практическими применениями трансперсональной психологии.

Метод разработан основателями трансперсональной психоло­гами Станиславом и Кристиной Гроф специально для использо­иания уникальных познавательных и целительных возможностей необычных состояний сознания.

Холотропное дыхание эффективно при работе с большинством психосоматических и психических расстройств, но самая главная область его применения — глубинная работа над собой, где оно наи­более эффективно и может прекрасно дополняться традиционны­ми подходами. Еще одна область применения холотропного дыха­ния — поиск нестандартных решений и творческих прорывов.

Вводная программа по трансперсональной психологии и холотропному дыханию состоит из трех шестидневных семинаров по сле­дующим темам:

1. Введение в теорию и практику холотропного дыхания и трансперсональной психологии.

2. Голоса и языки переживаний и методы интеграции транс­персонального опыта.

3. Духовный кризис, экстрематьные состояния и архитектура психопатологии.

В программе семинаров:

• история, теория и практика холотропной терапии и транс­персональной психологии, сущность психотерапии, принципы ассистирования в сессиях;

• голоса переживаний и языки переживаний, архетипические ситуации и язык мифа;

• методы интеграции необычных состояний сознания; сессии холотропного дыхания и ритуальные процессы

(495)518-54-47,(495)109-31-00 Интернет: www.transpersonal.ru

ПРОСНИТЕСЬ В МИРЕ ОСОЗНАВАЕМЫХ СНОВИДЕНИЙ!

То, на что Кастанеда и тибетские йоги тратили годы, может стать реальным за считанные недели благодаря новейшим техно­логическим разработкам Института осознаваемых сновидений. С помощью Курса осознаваемого сновидения и портативного при­бора для обучения осознаваемому сновидению РЕМ-Дримера (REM-DREAMER), который будет вашим личным тренером, вы сможете быстро стать мастером-сновидцем.

(495) 518-54-47, (495) 109-31-00 Интернет: www.transpersonal.ru

* У младенцев и детей ясельного возраста есть сильная врождённая по­требность в удовлетворении инстинктов и безопасности, которую детские психиатры называют анаклитической (от греческого anaklinein — держаться за кого-либо, опираться на кого-либо). Это подразумевает потребность в поддержке, ласке, утешении, возможности с кем-то поиграть и быть цент­ром внимания тех, кто о тебе заботится. Если эти потребности не удовлетво­ряются, это имеет серьезные последствия для будущего индивидуума.

* Буквально у автора: "peak of Darien". К юго-западу от Кубы Колумб обнаружил побережье Панамы, которое он счел юго-восточной оконечно­стью азиатского материка. До появления легенд об Эльдорадо «Дарийский берег» считался сказочно богатым местом и стал нарицательным топонимом. - Примеч. пер.

* В переводе Т.Щепкиной-Куперник. — Примеч. пер.

* Библиография составлена по анг. оригиналу автора. — Ред.