Краткое содержание Старик и море Эрнест Хемингуэй

«Старик рыбачил совсем один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь явно salao, т. е. самый что ни на есть невезучий, и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. Мальчику тяжело было смотреть, как старик каждый день возвращался ни с чем, и он выходил на берег, чтобы помочь ему отнести снасти или багор, гарпун и обернутый вокруг мачты парус. Парус был весь в заплатах из мешковины и, свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка».

Такова предыстория событий, которые развертываются в маленьком рыбачьем поселке на Кубе. Главный герой — старик Сантьяго, он был «худ, изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами неопасного кожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропического моря». Это он научил мальчика Манолина рыбачить, а мальчик любил старика. Он исполнен жалости к старику, хочет ему помочь.

Он готов наловить ему сардин в качестве насадки для его завтрашнего выхода в море. Вместе они поднимаются к бедной хижине Сантьяго, выстроенной из крепких трилистников королевской пальмы. В хижине лишь стол, стул, а в земляном полу выемка для готовки пищи на древесном угле. Старик одинок и беден: его трапеза — миска желтого риса с рыбой. Они беседуют с мальчиком о рыбалке, о том, что старику обязательно должно повезти, а также о последних спортивных новостях, результатах бейсбольных матчей и знаменитых игроках, таких, как Ди Маджио. Когда утомленный старик ложится спать, ему снится Африка его юности, «длинные золотистые ее берега и отмели, высокие утесы и громадные белые горы. Ему не снятся более ни драки, ни женщины, ни великие события. Но часто в его снах возникают далекие страны и львы, выходящие на берег».

На следующий день рано утром старик отправляется на очередную рыбалку. Мальчик помогает ему снести парус, подготовить лодку. Старик говорит ему, что на этот раз он «верит в удачу». Одна за другой рыбацкие лодки отчаливают от берега и уходят в море. Гребя веслами, старик чувствует приближение утра. Он любит море, он думает о нем с нежностью, как о женщине, которая «дарит великие милости». Любит он и птиц, и рыб, обитающих в бездонной зеленой толще. Насадив на крючки приманку, он медленно плывет по течению. Он мысленно общается с птицами, с рыбами. Привыкший к одиночеству, вслух разговаривает сам с собой. Природа, океан воспринимаются им как живое существо. Он знает разных рыб и обитателей океана, их повадки, у него к ним свое нежное отношение. «Он любил зеленых черепах за их изящество и проворство, а также за то, что они так дорого ценились, и питал снисходительное отношение к одетым в желтую броню неуклюжим и глупым ложным кареттам, прихотливым в любовных делах и поедающим с закрытыми глазами португальских фезалий».

Но вот начинается серьезный лов, и все его внимание сосредоточивается на леске, ее состоянии: он чутко улавливает, что происходит в глубине, как реагирует рыба на наколотую на крючок наживку. Наконец один из зеленых прутьев дрогнул: это значит, что на глубине ста морских саженей марлин стал пожирать сардин. Леска начинает уходить вниз, скользя у него между пальцев, и он ощущает огромную тяжесть, которая влечет ее за собой. Разворачивается драматический многочасовой поединок между Сантьяго и огромной рыбой.

Он знает, когда надо тянуть леску. «Клюнула, — сказал старик. — Пусть теперь поест как следует. — Он позволил лесе скользить между пальцами, а левой рукой привязал свободный конец запасных мотков к петле двух запасных мотков второй удочки. Теперь все было готово. У него в запасе было три мотка лесы, по сорок саженей в каждом, не считая той, на которой он держал рыбу».

Старик пытается подтянуть бечеву, но у него ничего не получается. Наоборот, она тянет, как на буксире, лодку за собой, медленно смещаясь к северо-западу. И старик горько сожалеет, что рядом с ним нет мальчика. Но хорошо, что еще рыба тянет в сторону, а не вниз, на дно. Проходит около четырех часов. Близится полдень. Так не может продолжаться вечно, размышляет старик, скоро рыба умрет и тогда ее можно будет подтянуть. Но рыба оказывается слишком живучей. «Хотелось бы мне на нее взглянуть, — думает старик. — Хотелось бы мне на нее поглядеть хоть одним глазком, тогда я бы знал, с кем имею дело».

Проходит ночь. Рыба тянет лодку все дальше от берега. Вдали меркнут огни Гаваны. Старик устал, он крепко сжимает веревку, перекинутую через плечо. Ему нельзя отвлекаться. Ему очень жаль, что рядом нет Манолина, который бы ему помог. «Нельзя, чтобы в старости человек остался один, — внушает он себе. — Но это неизбежно». Мысль о рыбе ни на секунду не покидает его. Иногда ему становится ее жалко. «Ну не чудо ли эта рыба, один Бог знает, сколько лет она прожила на свете. Никогда еще мне не попадалась такая сильная рыба. И подумать только, как странно она себя ведет. Может быть, потому не прыгает, что уж очень умна». Вновь и вновь сожалеет он, что рядом с ним нет его юного помощника. Подкрепившись выловленным сырым тунцом, он продолжает мысленно разговаривать с рыбой. «Я с тобой не расстанусь, пока не умру», — говорит ей старик.

Рыба начинает тянуть не так мощно, она явно ослабела. Но силы старика на исходе. У него немеет рука. Наконец леса неожиданно начала идти вверх, и на поверхности океана впервые показывается рыба. Она горит на солнце, голова и спина у нее темно-фиолетовые, а вместо носа — меч, длинный, как бейсбольная бита. Она на целых два фута длиннее лодки. Появившись на поверхности, она начинает вновь, видимо испуганная, уходить в глубину, тянуть за собой лодку, и старику приходится мобилизовать все силы, чтобы не дать ей сорваться. Впервые ему приходится сражаться с такой огромной рыбой в одиночку.

Не веруя в Бога, он читает десять раз молитву «Отче наш». Он чувствует себя лучше, но боль в руке не уменьшается. Он понимает, что рыба — огромная, что надо беречь силы. «Хоть это несправедливо, — убеждает он себя, — но я докажу ей, на что способен человек и что он может вынести». Он называет себя «необыкновенным стариком» и должен это подтвердить.

Проходит еще один день. Чтобы как-то отвлечься, он вспоминает об играх в бейсбольных лигах. Вспоминает, как когда-то в таверне Касабланки мерился силой с могучим негром, самым сильным человеком в порту, как целые сутки просидели они за столом, не опуская рук, и как он, в конце концов, взял верх. Он еще не раз участвовал в подобных поединках, побеждал, но потом бросил это дело, решив, что правая рука ему нужна для рыбной ловли.

Еще долгие часы продолжается битва с рыбой. Он держит лесу правой рукой, зная, что, когда силы иссякнут, ее сменит левая. Как нужен ему в этот момент мальчик. Но он один в огромном океане, ведущий поединок с невиданных размеров рыбой. Наконец рыба, сделав несколько кругов, начинает выходить на поверхность. Она то приближается к лодке, то отходит от нее. Старик готовит гарпун, чтобы добить рыбу. Но она отходит в сторону. От усталости мысли путаются в голове у старика. «Послушай, рыба, — говорит он ей. — Ведь тебе все равно умирать. Зачем же тебе надо, чтобы я тоже умер».

Наступает последний акт их поединка. «Он собрал всю свою боль, и весь остаток сил, и всю свою давно утраченную гордость и бросил все это против мук, которые терпела рыба, и тогда она перевернулась и тихонько поплыла на боку, едва не доставая мечом до борта лодки; она чуть было не проплыла мимо, длинная, широкая, серебряная, перевитая фиолетовыми полосами, и казалось, что ей не будет конца». Подняв гарпун, он изо всех сил, какие только в нем были, вонзает его рыбе в бок. Он чувствует, как железо входит ей в мякоть, и всаживает его все глубже и глубже… Его одолевают тошнота и слабость, у него туманится в голове, но он все-таки подтягивает рыбу к борту.

Теперь старик привязывает рыбу к лодке и начинает движение к берегу. Мысленно он прикидывает: рыба весит не менее полутора тысяч фунтов, которые можно продать по тридцати центов за фунт. Имея в виду знаменитого игрока бейсбола, он говорит себе: «Думаю, что великий Ди Маджио мог бы сегодня мною гордиться». И пусть у него руки еще кровоточат, он устал, измучен, но он одолел рыбу. Направление ветра указывает ему, в какую сторону плыть, чтобы добраться до дома.

Проходит час, прежде чем показывается первая акула. Учуяв запах крови, она, то появляясь, то исчезая в глубине, устремляется вслед за лодкой и привязанной к ней рыбой. Она спешит, потому что добыча близко. Она приблизилась к корме, ее пасть впилась в кожу и мясо рыбы, стала ее раздирать. В ярости и злобе, собрав все силы, старик ударил ее гарпуном. Вскоре она погружается на дно, утащив с собой и гарпун, и часть веревки, и огромный кусок рыбы.

«Человек не для того создан, чтобы терпеть поражение, — произносит старик слова, ставшие хрестоматийными. — Человека можно уничтожить, но нельзя победить». Он подкрепляется куском мяса выловленной рыбы в той ее части, где побывали зубы акулы. И в этот момент он замечает плавники целой стаи пятнистых хищниц. Они приближаются с огромной скоростью. Старик встречает их, подняв весло с привязанным к нему ножом. С яростью акулы набрасываются на рыбу. Они рвут ее тело. Старик вступает с ними в битву. Одну из акул он убивает.

«…В полночь он сражался с акулами снова и на этот раз знал, что борьба бесполезна. Они напали на него целой стаей, а он видел лишь полосы на воде, которые прочерчивали их плавники, и свечение, когда они кидались рвать рыбу. Он бил дубинкой по головам и слышал, как лязгают челюсти и как сотрясается лодка, когда они хватают рыбу снизу. Он отчаянно бил дубинкой по чему-то невидимому, что только мог слышать и осязать, и вдруг почувствовал, как что-то ухватило дубинку и дубинки не стало». Наконец акулы отстали. Им было уже нечего есть.

Когда он входил в бухту, все уже спали. Сняв мачту и связав парус, он ощутил всю меру усталости. За кормой его лодки вздымался огромный хвост рыбы. От нее остался лишь белый скелет. На берегу мальчик встречает уставшего, плачущего старика. Он успокаивает Сантьяго, уверяет, что отныне они будут рыбачить вместе, ибо ему надо еще многому научиться у старика. Он верит, что принесет старику удачу.

Наутро на берег приходят богатые туристы. Они удивлены, заметив длинный белый позвоночник с огромным хвостом. Официант пытается им объяснить, но они очень далеки от понимания той драмы, которая здесь произошла. Заключительные слова повести: «Наверху в своей хижине старик опять спал. Он снова спал, лицом вниз, и его сторожил мальчик. Старику снились львы».

Сантьяго, старик — главный герой повести, написанной Хемингуэем на исходе жизненного пути и ставшей важнейшим идейным и художественным итогом его творчества, своего рода духовным завещанием мастера. Действие развертывается в рыбачьем поселке под Гаваной на Кубе, в местах, где в 1939—1960 гг. подолгу жил писатель, и отмечено почти документальной точностью географических и бытовых примет. Внешне почти бессобытийная, повесть в то же время отчетливо символична, автор включает в упругое течение сюжета множество издавна волновавших его тем и мотивов.

Рыбак С., подобно персонажам других произведений Хемингуэя, человек упорного физического труда, добывающий пропитание в каждодневной борьбе со стихиями. Неимущий и одинокий на старости лет и вопреки всему продолжающий грезить об увиденных в далекой юности берегах Африки, где на ослепительном песке беззаботно резвятся годовалые львята, он находит отраду, лишь общаясь с соседским мальчиком Маноло, до поры выходящим в море на его лодке. Их роднит то, что в душе оба — упрямые романтики, беззаветно влюбленные в море и его чудеса, преклоняющиеся перед величием человеческого подвига; их общий кумир — знаменитый бейсболист Ди Маджио. Примиренный нелегким опытом с неизбежностью житейских испытаний, слывущий в селении «невезучим» (восемьдесят четыре дня кряду выходя в море, он неизменно возвращался без улова), С. тем не менее не утрачивает мужества: он уверен, что его главная битва еще впереди. В этой убежденности С. немало от стойкой натуры самого Хемингуэя, неутомимого рыболова, охотника и спортсмена и в то же время предельно взыскательного к себе литератора, десятилетиями вынашивавшего в себе замысел «великого американского романа».