ТРАГЕДИЯ ЦЕРКОВНОГО РАЗДЕЛЕНИЯ "РЕЧЬ ИДЕТ ОБ ОППОЗИЦИИ ВОСТОК-ЗАПАД"Беседа с главным редактором журнала "Cинопсис", клириком греческого прихода св. вмч. Екатерины г. Киева священником Петром Зуевым      "Кровоточивою раною продолжает истощать Церковь раскол. Мы тяжело переживаем эту трагедию и всячески стремимся к единству. Мы ко всем людям относимся с любовью, как заповедал нам Господь, и к друзьям, и к недругам, и даже к раскольникам. Мы очень надеемся на объединение, но не такими способами, как планируют сегодня некоторые политики. Путь к единству только один - через строгое следование Преданию и канонам Церкви".

     Из Рождественского Послания Предстоятеля Украинской Православной Церкви Митрополита Киевского и всея Украины ВЛАДИМИРА

     - Какие причины лежат в основе современного раскола в Украинском Православии и существует ли реальная возможность его уврачевания?

     - Если Вы позволите, я начну со второй части вопроса. Да, я думаю, что Церковь, Главою Которой есть всесовершенный Врач - Христос, безусловно обладает благодатной силой врачевства, а значит существующий раскол может и должен быть уврачеван. Что же касается его глубинных оснований, то здесь, как мне кажется, можно особо выделить два момента - внутренний и внешний.

     Первый момент -- это характерное для нашего времени ослабление догматического сознания. Мы перестаем переживать церковное единство как таинство, перестаем дорожить этим единством как залогом нашего спасения, забывая о том, что Церковь - это таинственное созидание новой твари. Забываем о том, что вне соборного единства, вне евхаристического общения с церковной полнотой - наше спасение уже невозможно, ибо наш образ бытия не сообразен горнему, не будучи отобразом бытия тринитарного, отобразом единения в любви... Святые Отцы обосновывают созидаемое в Церкви един-ство человеческого рода его сообразованием единству Божественных Ипостасей. В этом смысле единство Церкви несет на себе отблеск абсолютного, есть понятие безусловное. Когда же мы умаляем значимость жизненного осуществления этого единства, когда мы утверждаем, что разрыв общения в Таинстве Причастия лишь "несущественная подробность", одно только "историческое недоразумение", то сбиваемся с "узкого пути" верности Святому Преданию, представляя Церковь как некую "развоплощенную" абстракцию.

     И возникает раскол... Возникает раскол, а мы находим для него оправдание... Появляются какие-то иные, доминирующие над церковным единством ценности, и ради них некоторые христиане покидают ту церковную общину, к которой ранее принадлежали, и оказываются в ситуации, когда они лишены возможность пребывать в общении с Кафолической Церковью.

     - Вы говорите "мы". Но разве мы находимся за пределами Церкви?

     - Я имел в виду иное. Вы правы, в точном смысле слова оправдания для раскола находим не "мы", а "они". Но дело в том, что среди тех, кого мы привыкли называть в третьем лице, есть люди, лица которых нам хорошо знакомы. Эти люди были членами наших общин, молились вместе с нами, разделяли с нами радость Пасхи и Рождества... И вот теперь есть "мы" и "они" - Кафолическая Церковь и те, кто от нее отпал...

     Здесь имеет смысл задуматься... "Их" вина бесспорна. "Они" покинули свои общины, "они" дерзнули противопоставить себя Церкви, предпочли общению - опыт эгоистической самости, опыт греховной замкнутости на себе... Но свидетельствует ли то, что "они" ушли, а "мы" остались, о том, что мы не несем в этой ситуации никакой ответственности за происшедшее? И можем ли мы сказать, что существующий раскол возник, так сказать, "сам собой", что догматическое сознание ослаблено только в схизматических юрисдикциях? Или, быть может, ослабление догматического сознания вообще характерно для нашего времени, а значит и для нас самих? Мы сами нередко воспринимаем догматы как безжизненные абстракции. Не только от "них", но и от тех, кто с "нами" нередко можно услышать мысль о том, что догматическое учение Церкви это суть не столь важное для спасения, и богословие это удел "профессионалов теологов", а не "простых христиан". "Западное пленение" не прошло для нас бесследно. Не опознавая в "школьном богословии" выражения своего опыта, наше церковное сознание нередко вообще с большим подозрением относится как к формулировкам этого богословия, так и к самому трактуемому ими догмату.

     Поэтому, мне кажется, что в известном смысле раскол был бы невозможен, или, во всяком случае, был бы существенно минимизирован, если бы наше церковное сознание сохранило верность святоотеческой традиции богословствования и само понятие церковного единства осмысливалось в перспективе троического богословия.

     Схизма - это не "административное преступление", а трагедия. Трагедия для нас - ибо мы реально лишились "ушедшего", не имея возможности молитвенно участвовать в его бытии. И это величайшая, ни с чем не сравнимая трагедия для того, кто оказался вне общения с Церковной полнотой и стал насельником "тьмы внешней"... Человек призван к любви, призван к тому, чтобы изменить свою жизнь через причастность к "иной" жизни. Другими словами, "мы призваны в общение", как замечательно выразил саму сущность христианства один современный мыслитель. Вне Христа это общение невозможно, оно утрачивает глубину и онтологизм. Подлинное же общение - общение мо-литвенное, евхаристическое, когда Господь всех "от единаго Хлеба и Чаши причащающихся" воссоединяет "друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие".

     Церковь - это Тело Христово. Христос не по одной видимости, а действительно стал человеком, действительно вознес наше естество, нашу человеческую природу одесную Славы. И наше общение - общение в Таинстве Евхаристии - должно носить реальный, видимый характер. Евхаристическое общение должно быть осязаемо так же, как и воскресшее Тело Спасителя. А этого "осязаемого" общения между Православной Полнотой и теми, кто находится в расколе - не существует. Его нет, и это, прежде всего, трагедия...

     Полнота Божественной Любви открылась человеку во Христе, Который есть всецелое, живое Свидетельство этой Любви. Ведь свидетель - это тот, кто приносит свидетельство, кто самим своим бытием являет образ той реальности, о которой он свидетельствует. Главным свидетелем Божественной Любви должен быть назван не сонм Христовых учеников, апостолов, мучеников и святых всех времен, а Сам Христос, Который, "будучи сияние славы и образ ипостаси" Отца, "совершил Собою" дело нашего спасения (см. Евр. 1,3).

     Но мы знаем, что и при жизни Божественного Свидетеля в самой близком к Нему кругу Его учеников нашелся тот, кто исшел из горницы, где совершалась Евхаристия... Другими словами, любое, богодухновенное или даже Божественное свидетельство, оставляет человеку свободу это свидетельство не принять. Человек волен не принять не только ученика, не только иерарха Христовой Церкви, но и Самого Спасителя... Гос-подь ни в чем не был "виновен" перед Иудой. Следовательно, ни государство, ни наше нецерковное общество не могут упрекнуть Церковь в том, что она в чем-то "виновата перед раскольниками", ссылаясь на известную сентенцию, гласящую, что "в любом конфликте всегда виновны обе стороны". Христос и Его апостолы были лучшими свидетелями. Но в мире все равно нашлись люди, которые не захотели разделить со Христом Его жизнь и покинули евхаристическую трапезу.

     И все же... И все же каждому из нас следует честно спросить себя: может ли он назвать себя достойным свидетелем Христовой любви и дарованного Им Своей Церкви единства? Вразумить брата - это не "право", а обязанность. Не мы вразумляем. Кто мы, чтобы вразумлять? Однако, не взирая на всю нашу греховность, на всю нашу немощь - устами христианина вразумляет Христос. Не самоутверждением, а страданием исполнено это вразумление. И если нас не слышат, если мы приносим некое свидетельство, а наш собеседник не придает этому никакого значения - стоит задуматься над тем, что, возможно, мы оказались плохими свидетелями и не способны умалиться настолько, чтобы в нас было ощутимо Присутствие Христа.

     - Но любовь и единение возможны лишь в свободе. Как же я могу принудить человека "находиться в единстве и любви"? Каким образом я могу "повлиять" на него, не нарушая его свободы?

     - Самоумаляясь. Через самоумаление, через исход из своей собственной, человеческой любви и пребывание в любви Христовой. Помните в чем новизна Господней заповеди о любви? "Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей" (Ин. 15,9). Надо "потесниться", умалить в себе - самого себя, свое собственное существование и дать возможность прийти Христу и Его любви... В этом как раз и заключается наша ошибка: мы пытаемся кого-то "принудить" признать свое заблуждение, обрушить на своего оппонента шквал логических доказательств и, так сказать, "заставить" его вернуться в Церковь, вернуться в пространство общения, прийти в единство... Здесь очень легко ошибиться и незаметно для самого себя впасть в гордыню, заставляя своего заблудшего собрата признать свою собственную правоту, а не правоту Христа. А мы должны просто любить и просто свидетельствовать о полноте христианской жизни. "Принуждать" и "влиять" - это не тождественные понятия. Христос никого не понуждал. Но, вочеловечевшись, став человеком, Он оказал влияние на каждого из нас, до предельной глубины преображая само наше существо... Христова Церковь сообщает человеку новый способ его бытия. И творцом этого нового способа существования человечества является Бог, Который стал человеком. Никто нас ни к чему не "принуждает". Каждый из нас совершенно свободно может выбрать или образ существования "ветхого Адама", гибель во грехе, или образ жизни "Адама Нового", то есть Христову Церковь. И не только наша свобода нигде не поколеблена, но напротив - она обрела глубину. Христово Воплощение, Голгофа и Воскресение, все то, что мы привыкли называть "домостроительством нашего спасения" - создало новую бытийную ситуацию. Нам теперь доступно не одно только существование, но Сама Жизнь. Нам доступна Жизнь безначальная - жизнь со Христом и во Христе. И в недрах этой жизни, в глубине этого нового, дарованного Христом человеку бытийного модуса и покоится последняя глубина свободы.

     - Значит "внутренний" аспект - это ослабление чувства единства, ослабление догматического сознания...

     - Я бы сказал не "чувства", а "переживания". Единство это не "часть существования", это его, существования, образ. А значит, здесь уместнее будет слово, которое сродни имени существительному "жизнь".

     - Допустим, "переживание единства". В чем же, однако, заключается аспект "внешний", о котором Вы упомянули выше?

     - Это вечный, мучительный "вопрос Востока и Запада"... "Автокефалия" или "автономия" - это вопрос, имеющий подчиненное, инструментарное, можно сказать, значение... Он не касается вероучения, не касается догматов или же, скажем, аскетической традиции, которая во многом определяет наш духовный опыт. Речь идет просто о более уместном способе организации церковной жизни на определенной территории. И никакого особого влияния на мистическую жизнь это не имеет... Однако прошло десять лет с момента возникновения автокефального движения и очевидным становится, что речь идет не только о каких-либо традициях Украинского Православия, которые были "преданы забвению со времени присоединения Киевской Митрополии к Русской Церкви", и даже не о вопросе национальном, а об оппозиции "Восток-Запад".

     Окончился период исторического "межвременья"... Я имею в виду позднее советское время, когда у империи уже не было достаточно сил, чтобы "кровожадничать" в массо-вом масштабе, и государственная машина предпочла массовому террору - террор, так сказать, "индивидуальный". Распалась последняя в мире империя... Рухнула берлинская стена, а за нею и все остальные, отделяющие нас от западного мира стены... И стало очевидным, что мы "оказались на Западе", что на смену старой, "нелегитимной" с ис-торической точки зрения, цивилизационной модели - пришла новая, которую также нельзя назвать "легитимной"...

     - Но разве марксизм - это не возникшая в контексте западного мышления идеоло-гия? Неужели советский строй в смысле исторической преемственности может быть назван более "легитимным", чем существующий, - для которого, как Вы говорите, характерна западная цивилизационная модель?

     - Я имел в виду нечто иное. Когда стало очевидным, что распад советской системы - дело времени, многие задавались вопросом: что же дальше? что придет на смену? И многие ожидали, что грядет религиозное возрождение, что Восточная Европа не только сама религиозно и национально возродится, но и принесет в западноевропейский мир новое, животворящее дыхание - дыхание Православия... Дыхание, которое привнесет в европейское бытие новый смысл и новые силы, способствуя тем самым религиозному возрождению и воссоединению Европы... Украина, древняя киевская земля - всегда была "ключевой точкой" европейского бытия. И здесь всегда существовал (и остается еще) огромный потенциал православного возрождения, возрождения православной ци-вилизации. Мы близки Западу, более того волею судеб западная традиция отчасти стала нашей собственной. Вместе с этим, не взирая на трагический опыт унии и сильные западные влияния в богословии и церковной жизни, - Украина это "органическая часть православного Востока", а, значит, чаемое нами религиозное возрождение должно происходить под знаком возвращения к византийским, святоотеческим истокам. Мы расколоты. Оказавшись между Востоком и Западом, Украина претерпела трагическое внутреннее разделение в самой себе, так как наше современное единство есть опыт со-существования двух различных религиозно-культурных универсумов: Восточной и За-падной Украины. Но от того, как сегодня определиться эта "срединная", простирающаяся между двумя полярными мирами, земля - отчасти зависит и сама судьба Запада. Нищая, голодная, во всем и от всех зависящая страна тем не менее способна оказать радикальное влияние на европейскую историю уже в силу своего положения... И как ни парадоксально это может показаться нецерковному сознанию, если дальнейшее разви-тие этой страны будет происходить под знаком секуляризации и радикального "озападнивания" - вместе с Украиной и Востоком проиграет и сама живущая ныне западным духом Европа. Эпоха европейской истории, которая развивалась исключительно по западным "канонам", пришла к концу. И как мне кажется, единственная альтернатива "американизации" европейской культуры - это установление новых отношений с Восточной Европой, где еще не угас религиозный дух...

     В этом и состоит особенность нашего современного положения: мы должны быть открыты к Западу и в то же время мы должны сохранить верность Православию. Открытость невозможна без терпимости, без сопереживания, без желания не только "говорить", но и "слышать". И вместе с тем, как сказал один современный богослов, "задачей современного поколения христиан является противостояние западной цивилизации".

     - Вы ссылаетесь на кого-то из консервативных русских богословов?

     - Нет. Эти слова принадлежат греческому богослову Христосу Яннарасу, которому, напротив, "консервативные" богословы нередко оппонируют. И я думаю, что мои слова о "нелигитимности" западной цивилизации на православном Востоке подтвердили бы многие современные богословы. Дело не в политических антипатиях... Западная модель действительно здесь "нелигитимна" и действительно противоречит самим основам православного мировоззрения и церковности... Кроме того, в данном случае слово "противостоять" означает "оставаться самим собой", что является необходимым условием для диалога с той же западной цивилизацией.

     - Не могли бы Вы уточнить, что значит "нелегитимна"? Ведь известную новизну, а значит и известную "нелегитимность", предполагает уже сам ход истории?

     - Я говорю об исторической преемственности, об органичности развития. Мы привыкли по-обывательски пользоваться словом "цивилизация". Мы думаем, что современная цивилизация это нечто универсальное, что единственная альтернатива западной цивилизации - это ее отсутствие, так сказать, "нецивилизованность". Но это не так. Если практически все православные страны существуют сегодня в условиях окцидентальной (западной) цивилизации, из этого еще не следует, что православная цивилизация вообще невозможна. Это лишь особенность нашей исторической эпохи. Цивилизация не сводится к сумме своих компонентов - к дому, в котором мы живем, к вещам, кото-рыми мы пользуемся или телевидения, при помощи которого мы можем стать очевидцем события, происходящего в другой части мира. В основе цивилизации лежит мировоззрение, те или иные метафизические установки, та или иная система базисных ценностей. И если мы говорим о современной западноевропейской цивилизации, то ее генезис, по утверждению современных исследователей, восходит ко времени Каролингского Ренессанса, когда в основу новой культуры закладывается некритически воспри-нятая мысль блаж. Августина и западный образ жизни формируется под знаком трех нецерковных по своей сути доминант: "правового формализма", "абсолютизированного интеллектуализма" и "утилитаристского позитивизма".

     - Другими словами, Вы хотите сказать, что в основе современной цивилизации лежит неправославное мировоззрение, и поэтому она не имеет права на существование в православной стране.

     - Я не думаю, что мы можем прибегать к таким выражениям как "право на существование". Христианин не должен прельщаться идеей созидания "рая на земле". Это уто-пия, и как любая иная утопическая идея, она чревата насилием.

     Земная жизнь есть путь человека к своему предельному совершенству. Уже здесь, на земле Христос призывает нас быть совершенными как совершенен наш Небесный Отец… Господь заповедал нам быть "нищими духом", "милостивыми", "алчущими и жаждущими правды", "миротворцами", "правдолюбцами"… И мы всецело должны стремиться к стяжанию этих добродетелей, ясно отдавая себе отчет в том, что полнота их жизненного воплощения достижима лишь в Царствии Славы, Царствии Небесном.

     Цивилизация - это область кесарева... Не все, далеко не все, что есть в нашей жизни - войдет в Царствие Небесное... Но если, скажем, в этом Царстве не будет дорожных знаков или такой чисто земной институции, как суд, то это еще не значит, что мы должны упразднить суд и дорожные знаки здесь, на земле. Ведь иначе нашу жизнь захлестнет хаос. Просто мы должны сделать так, чтобы человеческий суд был как можно более милосердным. В этом смысле и возможно говорить о той или иной степени "воцерковления" или "православности" цивилизации.

     Смысл цивилизации - дать человеку возможность жить, дать ему свободу от внешней среды, от насилия, от хаоса. Но она не должна заслонять собою Присутствия. Она не должна поглощать собой человеческое существование. Свобода, которую дает нам цивилизация, не должна быть иллюзорной. Важно, чтобы человек чувствовал себя свободным и от цивилизации, понимая при этом, что она есть не самоцель, но лишь средство - средство реализации Божией правды.

     - И вы думаете, что восточная цивилизационная модель такую свободу человеку дает?

     - Именно. Только я предпочел бы говорить не о "восточной", а о "православной" модели. Сегодня только ленивый не пишет о "западной и восточной ментальности", об отличии двух созерцательных установок - западной, выражающей себя в "горизонтальном", социальном действии, в оформлении и усовершенствовании мира и восточной: созерцательной, направленной "перпендикулярно" миру и сосредоточенной на Боге. И надо признать, эти высказывания, в той или иной мере правомерны. Запад, действи-тельно, расположен к действию, а Восток, действительно, расположен к созерцанию. Но Православие это не только Восток, не только "восточная ментальность". Православие - это сама, обретшая историческую плоть, Истина. Мы верим, что именно в православном Предании, окрыленная благодатью мысль может видеть "как Он есть", может обрести истинное видение как Самого Первообраза, так и его отображения - человека. Наше глубинное отличие от западного мировоззрения не в той или иной "ментальности", которая суть производное, вторичное, а в понятии личности. Западноевропейское сознание традиционно склонно к схоластическому (рациональному) представлению о Боге как о Сущности... Божие Самооткровение "Аз есмь Сущий" воспринимается в этой традиции как откровение прежде всего природное. Истоки этого мировоззрения в догматическом нововведении Запада - догмате Filioque, который подчеркивает во внут-рибожественном бытии единство природы в ущерб Троичности Лиц, ибо утверждение того, что Дух исходит от Отца и Сына как единого (сущностного) начала "возможно лишь при допущении онтологического первенства Сущности перед Ипостасями в Бо-жественном Бытии". И именно в этом принижении личностного начала, по слову Владимира Лосского, и заключается основной порок латинского богословия. Восточное же умозрение избирает иной путь и, смиренно умолкнув в преддверии тайны, - обнаруживает реальность личностного Бога. Реальность, которая не может быть постигнута ни в рамках "платоновского и аристотелевского противопоставления абстрактного и конкретного", ни в рамках античного мышления вообще... Так, "согласно каппадокийцам, ипостась не может быть сведена ни к понятию "особенного", ни к понятию "отношения". Ипостась - не производное от природы, но то, в чем природа существует, самый принцип ее существования" (прот. Иоанн Мейендорф). Отсюда и свойственный восточному богословию и образу жизни акцент на личностном. Общение между Богом и человеком в православной традиции суть общение личностное...

     В бытии человека отображена тайна Троичности... В его бытии есть "нечто" неподдающееся никакому определению, есть некая таинственная, ускользающая от всяческого определения сообразность Богу... Все мы единосущны друг другу, имеем одну и ту же природу. И вместе с тем все мы друг от друга отличаемся, являемся различными личностями. Таким образом, человечество и единосущно и многоипостасно. И именно в этом строе человеческой жизни и проявляется сообразность человека Богу.

     - Позвольте, но разве западное христианство отрицает единосущие человечества и то, что каждый из нас является личностью?

     - Нет. Дело не в теоретическом отрицании, которого там, конечно же, нет. Я говорю об ином - о том, что в силу неких догматических причин понятие личности на Западе сведено к чему-то вторичному. Это тема отдельного разговора. Повторюсь лишь, что истоки таковой антропологии лежат в западном догмате об исхождении Духа Святого "от Отца и Сына", то есть в догмате Filioque. Рациональное представление о Боге - неминуемо ведет и к рациональному представлению о человеке.

     - Мы возвращаемся к теме нашего разговора - к западной цивилизации и Украине, в которой сейчас эта цивилизация утверждается. Однако, как мне помнится, разговор о цивилизации зашел у нас в контексте украинской автокефалии. Признаюсь, мне еще не вполне понятно, в какой связи находятся эти два явления - споры об автокефалии и западная цивилизационная модель. К тому же, как мы видим, эти споры ведутся и между учеными, и между простыми христианами.

     - Вы правы, острые дискуссии ведутся сегодня не только между богословами или культурологами, но и между простыми верующими. Это значит, что проблема обуславливается актуальными для всех причинами. Ведь цивилизация это не какая-то "выспренняя", отделенная от нашего обыденного существования сфера. Напротив, нет ничего более "обыденного", чем цивилизация. А значит, нельзя говорить о том, что мнение "обычного человека" здесь, так сказать, некомпетентно. Дело не в том, какова "теоретическая подготовка" христианина: знает ли он, что такое "апофатика" и "катафатика", осознает ли в полной мере содержание понятий "усия" и "ипостась". Важно, что каждый христианин, пребывающий в общении с Кафолической Церковью в послушании Ее святым канонам, опытно знает, что значит "пребывать в Христовой любви", пребывать в несказанном единстве с Богом. И было бы ошибочным думать, что этот христианин не чувствует, что значит цивилизация, которая не посягает на его свободу, и что значит цивилизация, которая редуцирует его бытие к сугубо рационалистическим схемам, и тем самым скрадывает у него глубинное измерение его свободы - личностность...

     - Но разве не на Западе, о котором Вы только что выразились, что он якобы отнимает у человека свободу, родилась идея суверенных прав личности? И разве Византия или Российская империя могут быть названы свободными обществами, где уважительно относились к личной и национальной свободе?

     - Действительно, Запад в ходе своего развития пришел к идее "прав человека". Но это еще не значит, что в созданной им цивилизации человеку предоставляется свобода - свобода в глубинном смысле слова. Западное сознание трактует человека как субъект социума, субъект социальных отношений. Поэтому и та свобода, которую предоставляет человеку западная цивилизация суть свобода внешняя.

     - А о какой еще свободе может идти речь? Разве "свобода внутренняя" - не от одного лишь Бога?

     - Речь идет не о предоставлении этой свободы. Она действительно от Бога, и дать ее человеку цивилизация не способна. Но, к сожалению, предоставляя внешние права, западная цивилизация внутренне человека порабощает. Она не нуждается в нем как в личности, не нуждается в его творчестве, не воспринимает его как абсолютно уникальное, неповторимое бытие. Напротив, человек в этом строе жизни воспринимается только как часть общего, как часть социального организма. В западной цивилизации, особенно в современной цивилизации, которая является цивилизацией преимущественно атеистической, отсутствуют вертикальная "система соотношений". Западное сознание всегда очень высоко ценило "человечность". И это бесспорно является одним из главных преимуществ западного общества. Но человек не самодостаточен, и он не может быть поставлен во "главу угла". Человек - образ Бога. Поэтому, для того чтобы увидеть истинную красоту человеческого бытия - человеку необходимо обрести иное видение. "Точка зрения человека" недостаточна. Тайна человека может открыться лишь взгляду, который обращен к Богу.

     - Но вправе ли мы утверждать, что человеку доступна иная "точка зрения"?

     - Да, религиозный человек превосходит самого себя. В акте любви человек исступает из себя, перестает быть "только человеком". И становится богом, богом по благодати. Христианин - тварь "двухприродная", он обладает и присущей ему по рождению природой человеческой и "природой" божественной - благодатью, которую даруется ему Духом Святым. И когда человек исходит из самого себя, из своего опыта, из своих мыслей и чувствований навстречу Невечернему Свету, в Котором приходит в сердце человека Бог, человек обретает иную "точку зрения". И с этой новой, благодатной, "точки зрения" он видит свое существование уже по-иному. Он видит в глубине своего собственного существования таинственное Присутствие. И все бытие человека в свете этого Присутствия видится уже иначе.

     - Другими словами, если Восток отчасти ограничивает свободу внешнюю, но предоставляет личности свободу внутреннюю, Запад, напротив, в свободе внешней как бы "срастворяет" свободу внутреннюю?

     - "В человеке я вижу тайну богословия", - сказал как-то святой патриарх Фотий. И здесь православное сознание "почитает неведомое - молчанием". В известном смысле, Восток о человеке "молчит". В этом и заключается залог свободы, возможность свободного существования. Действительно, исторические судьбы Византии или России показывают, что здесь нередко царил деспотизм, а человек был внешне угнетен, лишен определенных прав. Было бы несправедливым об этом забывать и совсем несправедливо было бы это внешнее ограничение свободы человека оправдывать. Нельзя забывать о том, что и Византия, и царская Россия никогда бы не пали, если бы на то не было Божьего попущения…

     Но ведь на Востоке легче "быть самим собой". Жизнь здесь душевнее, сердечнее, прозрачнее. Человек, живущий на Западе, одинок. И это объясняется тем, что духовный опыт вытеснен на Западе на периферию человеческого существования. В каком же пространстве нам предлагают существовать? Это пространство секулярной культуры. Религиозный опыт вытесняется опытом секулярным. На вопрос "что есть человек?" отвечают ныне из опыта культурного. Есть ли здесь место тайне? Свободен ли этот человек? Если мы обратимся к современной культуре, то увидим: человек сведен к своей социальной проекции. А истоки этого - в тех метафизических установках, которые лежат в основе западной цивилизации. Для западной теологии преимущественно характерна тенденция редуцировать личность к отношению, умаляя при этом ее субстанциональное ядро. Отсюда и проистекает стремление к подмене личностной жизни "социальной проекцией"... Ведь современная западная культура пришла к таким устрашающим антропологическим "выводам" не самостоятельно. В известном смысле она шла вослед схоластической мысли.

     - И если теология может представляться современному человеку суммой неких абстракций, то этого не скажешь о культуре, жить в пространстве которой обречен каждый из нас...

     - Хотим мы того или нет, но мы живем не в культурном вакууме, а в конкретной культурной ситуации. А эта культурная ситуация в свою очередь рождается не из вакуума, а из нашего мироощущения, ибо культура всегда суть объективизация - объективизация состояния нашего духа.

     - Да, но тогда неправославная культурная ситуация для человека с православным мировоззрением...

     - Есть ситуация "культурной шизофрении", когда человеческое существование как бы раздваивается между "внутренним человеком", который живет религиозным опытом, и человеком "внешним", живущим в ситуации культуры... Культура, в которой мы живем, - неправославна. И более того - она является "плотью" иного миросозерцания, миросозерцания, которое Православию предельно чуждо...

     - И именно этого, по Вашему мнению, боятся люди, которые протестуют против поместности Украинской Церкви?

     - В начале нашего разговора я заметил, что в основе церковного разделения лежит оппозиция "Восток-Запад". Это не значит, что христиане, не желающие чтобы Украинской Православной Церкви был предоставлен статус Церкви Поместной, боятся именно Запада - они могут бояться и так называемой "филаретовщины". Но до тех пор, пока автокефальное движение будет оставаться верным могилянской концепции "восточной веры и западной культуры", идея поместности на Восточной Украине будет восприниматься как нечто чужеродное. Автокефальное движение родилось на Западной Украине и впитало в себя соответствующие настроения. Автокефалия здесь мыслится не как способ организации церковной жизни, а как "бегство от Москвы". На Востоке же "бежать от Москвы" православные не хотят. Напротив, в молитвенном единстве с Русской Православной Церковью, в пребывании под омофором Московского Патриарха, здесь видят залог того, что "западный ветр" не проникнет в церковные стены... "Автокефалисты это скрытые униаты", - говорят несведущие в церковных вопросах люди. И за этим стоит боязнь Запада, боязнь окцидентальной цивилизации, неким олицетворением которой почему-то (и, надо сказать, сегодня уже не совсем верно) выступает католицизм. С большей или меньшей степенью осознанности значительная часть наших сограждан не приемлет "западного выбора" Украины. И это неприятие невозможно свести лишь к политическому моменту - к сильным прокоммунистическим тенденциям на Восточной Украине. Не приемлют скорее саму цивилизацию, саму западную культуру.

     - Но разве можно не принимать западную культуру и ходить в западной одежде, смотреть западные фильмы, а отчасти и вести себя на западный манер?

     Думаю, что да. И более того - мне кажется, что в такой ситуации неприятие Запада может носить еще более жесткий характер.

     - И вы думаете, что выход в том, чтобы выработать модель цивилизации, которая бы удовлетворила как Западную, так и Восточную Украину?

     - Я не вижу иного реального выхода из ситуации, кроме долгого, кропотливого труда по воцерковлению культуры. "Православная вера и православная культура" - вот единственная концепция, которая может объединить православный Запад и Восток Украины. Если же поместность Украинской Церкви будет инструментом "озападнивания", то она обречена на регионализм: на востоке и юге Украины в этом случае поместности будут ожесточенно противиться...

     - Но ведь Украина все дальше "уходит" на Запад. Разве не логично предположить, что в связи с этим "озападниванием" она будет постепенно выпадать из зоны притяжения Русского Православия?

     - Такая вероятность существует, и видимо сторонники Киевского Патриархата на это и рассчитывают. Но ведь западная культура, которая действительно неумолимо распространяется на Восток, носит далеко не православный характер. Она свидетельствует о другом опыте: атеизм, агностицизм, либеральный протестантизм - вот к чему тяготеет современная западная культура. Почему же мы должны предположить, что в результате окцидентальной "культурной революции" в Украине успех гарантирован именно автокефальному православному движению, а не агностическим насроениям или протестантизму?

     - Так что же, Вы считаете, что для блага Украинского Православия нам необходимо совместно с Россией и другими славянскими странами укрыться от западной цивилизации за "китайской стеной".

     - Я знаю, что со мной многие не согласятся. Но мне кажется, развитие церковной жизни на Украине рано или поздно приведет к возникновению новой Поместной Церкви. Вопрос лишь в том, когда и каким образом это произойдет, - и вопрос этот совсем не праздный, поскольку от ответа на него зависит то, как повлияет приобретение нашей Церковью нового канонического статуса на Православие в целом. Что же касается высказанного Вами опасения изоляционизма, то в современном мире это практически невозможно. В мире, в котором существует Internet, отгородиться от чего-либо "китайской стеной" не представляется возможным. И в этом новом, информационном, мире существуют совершенно иные законы. Возьмем, к примеру, официальную страницу УПЦ "Православие в Украине". Посетите этот сайт и обратите внимание на ссылки в разделе "ресурсы" - вы убедитесь, что ознакомившись с материалами, помещенными на интернет-странице УПЦ, вы можете перейти на любой другой христианский сайт - будь то УАПЦ, "Истинно-Православная Церковь" либо вообще инославные. Я думаю, этот подход вполне оправдан. Мы не ставим знак тождества между расколом и кафолическим опытом, не пытаемся в угоду времени скрыть тот факт, что между нашей верой и западным христианством существуют глубинные различия. Но мы открыты христианскому миру и не имеем ничего против того, чтобы человек, посетивший наш сайт, ознакомился с информацией о жизни иных Церквей... Не принимать что-либо не значит не сопереживать, не разделять трагедии западного мира. Поэтому я думаю, что нам следует оставаться собою и быть открытыми другим. "Быть собой" не означает не видеть никого кроме себя самого. Но "быть открытым другому" - это не значит предавать забвению собственную церковную традицию. Думается, здесь уместна аналогия со средневековым градом. Чем были для средневекового человека городские стены, что они символизировали? Изоляционизм? Отказ от любви и участия к тем, кто не являлся его согражданами? Нет, городские стены как бы завершали человеческое бытие, делая место его обитания - "ойкуменой", "огражденным" пространством, то есть отобразом града Небесного. Стены не только "отделяли"... Они прежде всего "собирали", делали человеческое существование целостным, откуда, между прочим, семантическая параллель между стенами христианского града и девством, которое входит в сердцевину церковнославянского слова "целомудрие"... "Строительство града", тяжелая каждодневная работа по воцерковлению жизни и культуры - вот как, мне кажется, можно оп-ределить задачу, которая стоит перед украинским церковным сознанием.

     - Но ведь Россия - это не Запад, а Восток, и, следовательно, исходя из Вашей логики, наши с нею "стены" должны быть общими ...

     - И все же православная цивилизация существует, вероятно, ныне лишь в одном единственном месте, где вообще сведена к минимуму цивилизация - на Святой Горе Афон. Следует употреблять эти понятия, - я имею в виду понятия "Восток" и "Запад", - не отрывая их от своего религиозного содержания, то есть говорить о Православии и ино-славном Западе. Украина и Россия - это православные страны. И любая политика по отношению к России, которая не будет исходить из этой глобальной предпосылки, обречена на провал. Но проблема кризиса православного мира не сводима к оппозиции "Украина-Россия". Современные церковные нестроения, в том числе и в Украине, показывают, что их причина в отсутствии "православной ойкумены", в том, что не только Украина и Россия, но и все остальные православные страны живут сегодня "сами по себе", не осознавая, что таковое положение ненормально и ведет к величайшему историческому умалению Православия. В чем причина современных конфликтов, и что вообще разделяет сегодня православных? Дело в том, что мы замкнулись в своих религиозно-национальных мирах и не хотим знать, что есть Православие как целое. Парадоксально, но православный, восточный мир разделяют сегодня чисто западные идеи, к примеру тот же национализм, омрачивший европейское сознание со времен так называемой "Великой Французской Революции". Национализм - это грех, и в этом смысле нет необходимости указывать на его западное происхождение. И все же в историческом контексте "секулярный национализм" есть явление сугубо западное... Думается проблему необходимо рассматривать на ином, более масштабном уровне, чем уровень современного конфликта политических элит и национальных интересов восточнославянских стран. Православный мир не существует сегодня как целое. Крушение коммунизма и церковное возрождение, начатки которого явственны ныне во многих постсоветских странах, до сих пор не привели к какой-либо форме самоорганизации православного мира. "Общих", придающих его бытию целостность и завершенность, "стен" у православного мира сегодня нет, и нам, как некогда Спасителю, просто "негде приклонить голову", так как западная цивилизация является обителью иного духа. Другими словами, я думаю, что прежде чем пытаться уврачевать существующий конфликт национальных интересов необходимо осмыслить, что есть Православие как целое. Конфликтную двойственность нашего сознания можно преодолеть лишь на качественно новом уровне - уровне "тройственных" отношений любви.

     Вместе с тем мы должны быть открыты и к инославию. Наши "стены" должны быть обращены "вовнутрь", а не "вовне". "Христианский Запад, - пишет С.С. Аверинцев, - остро нуждается сегодня в православном чувстве тайны, "страха Божия", онтологиче-ской дистанции между Творцом и тварью, в православной помощи против эрозии чувства греха... Но и христианскому Востоку не обойтись без западного опыта более чем двухвековой жизни веры перед лицом вызова, брошенного Просвещением, без всего, что оказалось "наработано" западной рефлексией над проблемами нравственного богословия и сопряженного с ним богословия права, без западного вкуса к терпеливому различению нюансов, без примата императива интеллектуальной честности". Иными словами построение "стен" это лишь первый этап нашего строительства. Не в меньшей степени, чем в "стенах" мы нуждаемся и в "мостах общения", которые открыли бы нам возможность стать смиренными паломниками и странноприимными домоправителями. Помните слова одного из персонажей Достоевского: "нам дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого Божьего мира, эти осколки святых чудес"? Мало дорожить "своими" камнями. Необходимо научиться дорожить и ценить "чужое", а вернее увидеть в "чужом" самое что не есть нам близкое, то есть Живой Краеугольный Камень - Христа... Одна из моих любимых книг - это "Господь" Романо Гуардини. Это очень простая и не "научная" книга: в ней нет длинных примечаний и ссылок на литературу. Но я знаю многих православных, которые бы согласились отправиться в другой город, будь это единственный способ вновь взять ее в руки. И я не сомневаюсь, что точно также поступил бы и сам Гуардини, не будь у него иной возможности читать Достоевского.

     -Вернемся к разговору о взаимоотношениях с Россией. Согласны ли Вы с тем, что именно там ощутимо сегодня возрождение православного мировоззрения и православной культуры? А если это так, то каким образом это должно повлиять на взаимоотношение наших стран?

     -Вы правы. В России действительно явственно сегодня церковное возрождение. Там издается множество православных книг, открываются православные учебные заведения, ощутимо воцерковление интеллигенции. Но ведь Россия и Украина это все же не одно и то же. Украина - это отдельный национальный универсум. Здесь иное небо, иная поэтика, иное мироощущение... Россия близка нам... И этого не стоит стыдиться. От России не нужно "убегать"... Однако, если мы признаем, что Украина - это не Россия, а нечто иное, если мы признаем, что у нее иная историческая судьба, то мы не сможем более утверждать, что вместо творческой, ответственной позиции, вместо воцерковления культуры собственной, нам необходимо жить в пространстве культуры российской. Я понимаю, что многие православные люди, между прочим, и западные, живут в пространстве русской культуры, живут, собеседуя Достоевскому, Пушкину, Чехову. И все же задача воцерковления стоит перед каждой культурой. И мы не можем отказаться от украинской культуры на том основании, что она "недостаточно православна". Любая национальная культура не может быть православной a priori. Воцерковленность культуры это не данность, а заданность или цель. Цель, которая достигается лишь подвигом тех, кто определяет лицо этой культуры. И если наша интеллигенция отказывается от этого подвига, если она утверждает, что этот крест "слишком тяжел" - значит недостаточно православны мы сами, а не украинская культура.

     - Кроме того и церковная ситуация в Украине иная...

     - Россия не находится в такой трагической ситуации, когда Православие разделено на три конфессии. И в России нет униатской проблемы, как у нас, когда Православие, особенно в западных регионах, оказалось в ситуации постоянного идейного противостояния и силового давления со стороны Греко-Католической Церкви... Мы не можем укрыться от Запада за "китайской стеной", хотя бы потому, что Запад уже давно существует на нашей собственной "территории". В том то и дело, что здесь иная церковная и культурная ситуация и иные церковные и культурные традиции... Поэтому, благодарно и со смирением принимая все то, что может дать нам сегодня Русское Православие, мы должны самостоятельно обустраивать свою церковную жизнь, выработать свою собственную православную модель культурного и цивилизационного развития... Быть самим собой - это не значит быть врагом кого-либо. И если Украина рано или поздно придет к тому, чтобы обустроить свою церковную жизнь на началах поместности, это не значит, что мы должны дистанцироваться от тех процессов возрождения православной богословской мысли и православной культуры, которые происходят сейчас в России. "Независимость" - это все же выражение в церковной сфере не вполне уместное. Мы зависимы от Христа, Который по воле Отца, соединил нас в единое Тело - Святую Церковь. Мы зависимы от Духа, Который исполняет эту Церковь благодатью. И мы зависимы от своих собратьев - от тех, кто из послушания Отцу принадлежит к тому же Телу и напоен тем же Духом.

     Славяне склоны рассматривать автокефалию как своего рода "завершение" национального бытия. Патриархат видится нами как некий заключительный аккорд национального "самостояния", как символ прежде всего национальный... Однако это неверно. К истине очевидно ближе иной подход, когда акцент делали на том, насколько древни традиции христианства на этой территории, освящена ли она апостольской проповедью, какова заслуга этой Церкви в деле утверждения правоверия и благочестия... Такая позиция, мне кажется, более церковной. И она более созвучна идее "территориальности", которой придает такое большое значение Православие, да и вообще церковная древность. Слово "поместность" происходит от "места", то есть от "территории", а не от "нации". Это немаловажно. В Новом Завете Бог спасает не тот или иной народ, а ту или иную личность... И церковные традиции Украины - в известном смысле традиции именно "территориальные", "поместные"... Национализация Церкви, как в России, так и в Украине - уже более позднее явление. Киевские церковные традиции восходят к Киевскому Христианству, а не к могилянской эпохе, со времен которой украинское церковное сознание начало развиваться под знаком латинских влияний. И если мы действительно искренне желаем церковного единения, то нам должно обратить свой взгляд к Киевскому Христианству, которое может воистину считаться "золотым веком" Православия на нашей земле. Украине необходима универсальная, бесспорная и для Запада и для Востока, модель церковности. А этот универсализм мы можем найти в византинизме Киевской Руси, в Киевском Христианстве... Утверждение поместности Украинской Церкви не может быть неким "оружием", которым будет "сражена" Россия или те церковные силы, которые сегодня на нее ориентированы. Славянским Церквям есть смысл обратиться к византийскому опыту, где вследствие своей древности и значения в церковной истории статус автономной Церкви имеет Свято-Екатерининский монастырь на Горе Синай, а уроженец Греции не видит в Синайской Архиепископии какой-то "иной" Церкви... Греки, как это верно заметил о. Александр Шмеман, довольно редко прибегают к термину "автокефалия" имея в виду грекоязычные Церкви, хотя "технически" говоря церкви Кипра и Греции или даже патриархаты Александрии и Антиохии не что иное как автокефальные Церкви. В этом смысле Греческое Православие так сказать "полипатриархально". И я не думаю, чтобы это вредило развитию церковной жизни или богословской мысли. Ведь их объединяет византинизм... Греческое Православие полифонично, многоголосие здесь не приводит к хаосу, так как существует общая тема, общая устремленность и голос каждого одновременно и самостоятелен и зависим. Зависим и от общего звучания и от иного голоса, без которого это общее звучание невозможно...

     Мне кажется этот опыт может быть ценен и для нас. Подобно тому как грекоязычные Церкви объединяют византийские традиции, восточно-славянский православный мир способно объединить сознание принадлежности к Киевскому Христианству. Нам необ-ходима общая "тема", общая модель церковности, в которой мог бы обрести "свою" заветную правду каждый. И такой "темой", как это показал Георгий Федотов, могла бы быть тема "киевская". В отечественной истории, - пишет Федотов, - "было немало болезненных уклонов. В Москве нам угрожала опасность оторваться от вселенской жизни в гордом самодовлении, в Петербурге - растворится в романской, то есть латинской по своему корню, цивилизации... Но истинный путь дан в Киеве: не латинство, не бусурманство, а эллинство. Наш дикий черенок привит к стволу христианского человечества именно в греческой ветви его, и это не может быть незначащей случайностью"... Единство должно быть сложным, симфоническим. Оно не должно никого "угнетать".

     В единстве, которое принес Христос и которым живет Церковь - нет "подчиняющего" и "подчиненного". Здесь все соподчинены друг другу и потому -- все равны. Поэтому я думаю, что в связи с уврачеванием раскола и реальным развитием церковной жизни голос Украинского Православия в православном мире будет звучать более отчетливо, а единство восточнославянского будет приобретать более "симфонический" характер...

     - Быть может именно в этом и состоит роль Вселенского Патриарха?...

     -Мы не располагаем текстами каких-либо официальных заявлений Константинополя и, следовательно, можем говорить лишь предположительно. Но если принять во внимание, что Патриархия до сих пор не дезавуировала заявления лидеров схизматических церковных групп и парламентариев, посетивших недавно Фанар, можно придти к выводу, что Константинополь действительно может вмешаться в дела нашей Церкви, тяготея скорее к политическому, а не экклезиологическому решению проблемы. Перед нами опять-таки все то же, поразившее православное сознание "административное" осмысление церковного единства. Ведь раскол - это не только "отсутствие канонического признания". Это определенное духовное состояние. Раскол - это некий, противоположный тринитарному (сообщаемому человеку в Церкви) модус бытия. Следовательно, когда мы говорим об "уврачевании раскола" (а я бы хотел напомнить, что именно с такой просьбой обратился к Его Всесвятости Варфоломею Филарет), речь идет не о каком-то юридическом акте, не об "официальном признании", а об изменении модуса бытия.

     - Другими словами, Вы хотите сказать, что "реальное изменение модуса бытия" для тех, кто находится в расколе, возможно лишь через принесение покаяния?

     - Реально изменить способ бытия возможно лишь через покаяние и примирение, то есть через деяние сугубо внутреннее, а не внешнее. Когда же вместо принесения покаяния в грехе раскола предлагается принести покаяние "за самовольный отход от Константинопольской кафедры" - экклезиологическая логика извращается, а покаяние превращается в какую-то "военную хитрость", прибегнув к которой можно выиграть сражение со своим "конфессиональным противником". Покаяться же, напротив, значит изжить из себя само это агрессивное стремление. У того, кто покаялся - такого противника просто нет... Необходимо личное обращение. Необходимо, чтобы человек прошел сквозь сомнение, чтобы он преодолел самого себя, избавился от своей греховной "тени"... И уже тот факт, что каяться в грехе своих предшественников легко, что в этом покаянии душа не страдает, не молит о пощаде, не пытается в последнюю минуту "сбежать" - свидетельствует о том, что здесь нет ни истинного обращения, ни истинного покаяния... Церковь это не "консенсус", не "совпадение позиций и интересов". Церковь - это жизнь во Святом Духе, единство по образу бытия Пресвятой Троицы, единство Тела, множество членов которого живут одной и той же жизнью... И с каким бы сочувствием не относилась церковная иерархия к своим отделившимся собратьям, как бы не желала она вновь обрести общение с теми, кто в силу каких-либо причин оказал-ся вне общения с полнотой Церкви - радикально изменить ситуацию может лишь тот, к кому обращено это сочувствие. Если бы обретение церковного единства было бы возможно через какие-то внешние деяния, тогда бы позиция Украинской Православной Церкви действительно была бы деструктивной. Но ведь дело не в том, что наш Предстоятель и епископат "обиделись" на Филарета и ждут теперь "сатисфакции" в виде его отставки и "публичного унижения" тех, кто находился с ним в общении молитв. Это чисто политическое видение проблемы и тот, кто его обнаруживает, не понимает самих основ православного учения о Церкви...

     В каноническом праве существует такое понятие как икономия. А икономия - это дело сострадательной любви. Прибегая к икономии, Церковь идет на нарушение какого-либо канонического предписания, дабы облегчить приход ко Христу для его нарушителя. Но каноны существуют не сами по себе, они суть воплощения догматического учения Церкви в дисциплинарной сфере. Поэтому применение принципа икономии не беспредельно, оно не может покрывать все и вся. Уврачевание можно познать по плоду: врач исцеляет, приводит к целостному бытию. Но о каком исцелении и уврачевании раскола в Украине может идти речь, если в результате этого "уврачевания" может возникнуть раскол более масштабный? Наша позиция в этом вопросе, как ни парадоксально это покажется для многих, обусловлена не защитой собственных "конфессиональных" интересов, а глубокой богословской позицией, верной Священному Преданию. Ведь Предание - это не сумма абстрактных положений, а передаваемый из века в век опыт Богообщения. Поэтому, когда Блаженнейший Митрополит Владимир говорит о покаянии, как о предварительном условии для дальнейшего молитвенного общения - он выражает некое богословское свидетельство о том, что есть церковное единство. Да и какой смысл, прибегать для уврачевания раскола в Украине к грубому нарушению канонов, если, в конце концов, это все равно не привнесет в нашу церковную жизнь единство и гармонию, а вызовет лишь "кризис или даже раскол в православном мире, который по своим последствиям может напомнить церковную трагедию 1054 года", как и заявил об этом епископат УПЦ в своем обращении к Константинопольскому патриарху?

     Поэтому думается, что роль Вселенского Патриарха в деле обретения церковного единства в Украине должна заключаться не в тех или иных "дипломатических" действиях, а в догматическом свидетельстве - свидетельстве о том, что есть это самое церковное единство. Мы столкнулись сегодня не с одной лишь канонической проблемой. Раскол в Украине произошел не оттого, что "каноны Православной Церкви не предусматривают канонического механизма провозглашения автокефалии". Перед нами прежде всего проблема богословская: раскол произошел, так как для многих христиан национальное чувство стало более значимой экзистенциальной реальностью, чем церковное единство. И его можно преодолеть лишь через богословское свидетельство церковной полноты и "изменения ума" тех, кто по каким-либо причинам от нее отошел. Вернуться к церковному единству можно лишь осознав, что оно выражает собою таинство Троичного бытия... Если же существующий раскол не будет изжит изнутри, а преодолен какими-либо внешними, административными мерами, то кратковременный и иллюзорный церковный "мир" станет лишь прелюдией к новым, уже более масштабным, церковным нестроениям.

     - Вы имеете в виду, возможный церковный конфликт между Константинополем и Русской Православной Церковью?

     - Слово "конфликт" не совсем уместно. Конфликт это скорее столкновение интересов, а нам здесь угрожает несравненно более трагичная ситуация - прекращение евхаристического общения и практическое разделением Вселенского Православия на две противостоящие друг другу части: греческую и славянскую. Хотя мне лично трудно представить себе, чтобы в случае признания Филарета и его иерархии Константинополем, это решение было бы одобрено, скажем, такой авторитетной и древней кафедрой как Иерусалимская, либо Грузинской Церковью, которая также как и Иерусалимский Патриархат серьезно озабочена экуменистической политикой Константинополя. Во Вселенском Православии есть сегодня серьезные разномыслия по ряду церковных вопросов, в том числе и по вопросу об отношению к инославию. И этот вопрос уже разделил сам греческий православный мир, где существуют довольно многочисленные схизматические группы, так называемых "старостильников", отпадение которых было вызвано попыткой константинопольских иерархов найти общий язык с западным христианством, что в частности выразилось во введении нового стиля. По этой же причине - различному отношении к инославию, и, прежде всего, к католицизму - существует ныне известное противостояние между Константинополем и Элладской Православной Церковью, иерархия которой более сдержано относится к экуменической деятельности. Осознаем ли мы до конца, что может произойти, если будет прервано евхаристическое общение между Русской Церковью и Константинополем, которые являются сегодня двумя "полюсами притяжения" и выразителями двух различных подходов к ряду насущных богословских вопросов? Можем ли мы быть уверены, что это вообще не будет началом долголетнего и трудноизлечимого церковного разделения, которое ввергнет Православие в столетия внешнего, "исторического умаления" - период расколов и ересей? Я понимаю, что многие православные христиане в Украине, искренне желая православного возрождения, считают, что путь к таковому может пролегать лишь через обретение статуса поместности для Украинской Церкви. Но вся история Церкви свидетельствует о том, что нарушение кафоличности, отход от благодатного "единения во множестве" всегда ведет к трагическим нестроениям... Вспомним сравнительно недавнюю церковную историю: обновленческий раскол в России был признан Константинополем, признан также, как и "лишение" обновленцами священного сана св. Патриарха Тихона, о чем "злорадно", радуясь злу, писали советские газеты. Но принесло ли это "юридическое", формально лишь существующее признание, "высшего авторитета Вселенского Православия", церковный мир для России и авторитет для самого Константинополя? Нет, это признание ничего, кроме позора для константинопольской патриархии, не принесло и со временем о нем, как об историческом курьезе, вспоминают одни лишь церковные историки... В сегодняшней ситуации этот случай нам было бы полезно припомнить, так как он свидетельствует, что, к великому сожалению, Вселенская Патриархия в своей деятельности может руководствоваться не только исключительно Церковным Преданием, но и политической конъюнктурой… Мне неприятно это говорить. И я искренне надеюсь, что Святейший Варфоломей как мудрый архипастырь и известный в православном мире богослов далек от того, чтобы повторять ошибки своих предшественников по кафедре, вмешиваясь в дела нашей Церкви.

     "Признание" - это не нормативный акт, а выражение реально совершившегося в жизни Церкви. Каноническое признание не создает единства, а служит его окончательным выражением, ибо в основе церковной жизни лежат не юридические нормы, а таинственная, благодатная жизнь... Поэтому говорить о каком-либо "каноническом признании" Киевского Патриархата - значит просто извращать понятия и называть вещи, чужими, не свойственными им, именами. Первенство чести еще не простирает канонической власти Вселенского Патриархата на иные Поместные Церкви. Следовательно, возможное вмешательство Константинополя в дела нашей Церкви не может быть определено с помощью иного имени прилагательного как "неканоническое". И дело не в том, что поступая таким образом, Константинопольская патриархия нарушит некие "предписания" канонического права. Опасность заключается в ином. Ведь, те, кто пытается подтолкнуть его на этот шаг в сущности стремятся "легализовать" грех, привнести в Церковь модус бытия, который ей предельно чужд. Вспомним, какие планы строил глава Киевского Патриархата еще сравнительно недавно, когда говорил об уместности существования во Вселенском Православии "двух самодостаточных семей Православных Церквей". Тогда высокий сан Вселенского Патриарха для него не значил ничего, и в своем выступлении в Америке (Клифтон, 14-го ноября 1998 г.) он говорил о том, что "признание" или "непризнание" Константинополя не имеет для него существенного значения, так как в "любом украинском сельском храме за Литургией молится большее число верующих, чем в полупустых храмах Константинополя". Теперь ситуация изменилась, и, упоминая Вселенского Патриарха, он уже именует его "Всесвятейшим" и "Константинопольским", а не "турецким", как он это позволял себе ранее. Но можно ли утверждать, что позиция Филарета теперь стала иной? Опроверг ли он озвученную им ранее еретическую концепцию "двух семей"? Покаялся ли он в том, что творил ранее? Нет, просто этот способ давления на кафолическую Церковь уже устарел, и сегодня он прибегает к другой богословской фальсификации, пытаясь навязать Церкви свою позицию уже не при помощи мировой схизмы, а через мнимое "признание" Константинополя. Но вдумаемся: как первое, так и второе - ни что иное, как шантаж и попытка перенести раскол из Украины в мировое Православие. Вселенская схизма - вот что ждет Вселенское Православие, если Филарет и его иерархия будут приняты Константинополем в общение без принесения покаяния и примирения со всей церковной полнотой.

     Любой вопрос в Церкви должен рассматриваться прежде всего с точки зрения богословской, в свете Предания. Это единственно возможный подход к проблеме и если в угоду различных церковных и политических групп он будет проигнорирован, то последствия наших ошибок могут превзойти наихудшие опасения.

     Разделение - это трагедия. Но преодолеть ее можно лишь на пути жертвенной отдачи себя в любви по образу Того, Кто есть Сама Любовь...

Список литературы

     Максим Белецкий "Трагедия церковного разделения"