Министерство образования Российской Федерации

Новосибирский государственный университет

Гуманитарный факультет

КУРЗУНОВА ИРИНА АЛЕКСАНДРОВНА

ТРАНСФОРМАЦИЯ ДЕМОНИЧЕСКИХ МОТИВОВ В ИРОНИЧЕСКИХ ПОЭМАХ М.Ю.ЛЕРМОНТОВА

Курсовая работа

Научный руководитель:

Синякова Людмила Николаевна

Новосибирск, 2005

Содержание:

Введение.

Глава I. Демонические мотивы в литературе.

Глава II. Демонические мотивы в творчестве Лермонтова.

Глава III. Трансформация демонических мотивов в иронических поэмах «Сашка» и «Сказка для детей».

Библиография.

Введение.

М.Ю. Лермонтов - очень сложное явление в истории литературной жизни России. Поэт, проживший всего 26 лет и оставивший относительно небольшое литературное наследство, до сих пор остается неразгаданной и до конца не понятой личностью. В литературной критике творчества Лермонтова, начиная с прижизненных публикаций и кончая сегодняшним днем, можно наблюдать острую борьбу мнений, особенно по поводу такой неоднозначной темы, как демонические мотивы и их развитие в творчестве Лермонтова.

И в критической литературе далеко не новый термин – «демонизм» - обраел в лермонтоведении как бы новую жизнь, объединив в себе философский смысл (индивидуализм, эгоцентризм) с психологическим («безочарование») и художническим (демонический характер). Раскрывая какую-то одну сторону демонизма как особой системы взглядов на человека, природу и общество, исследователи дополняют друг друга, углубляя суть понятия «демонизм». Но как только речь заходит об отношении самого Лермонтова к демону и демонизму, возникает весьма противоречивая картина. На одном полюсе – поэт, вступающий в спор со своим героем, на другом – поэт – почти двойник героя; между этими крайними полюсами поэт – постепенно побеждающий демонического героя, отвергающий его.

Название работы несет на себе отпечаток условности, как и сам термин мотив. В Лермонтовской энциклопедии (1981г.) дается следующее определение: "Мотив - (от французского motif - мелодия, напев) - устойчивый смысловой элемент литературного текста, повторяющийся в пределах ряда фольклорных (где мотив означает минимальную единицу сюжетосложения) и литературно-художественных произведений".

Мотив может быть рассмотрен в контексте всего творчества одного или нескольких писателей, какого-либо литературного направления или литературы целой эпохи, а также отдельного произведения. В поэзии воплощается в ведущих темах, символах, сюжетных ситуациях, образах.

Распространившись на сферу исследований индивидуального творчества и став актуальным аспектом современного литературоведческого анализа, термин "мотив" все более утрачивает свое прежнее содержание, относившееся к формальной структуре произведения: из области "строгой" поэтики он переходит в область изучения мировоззрения и психологии писателя (или даже психологии творчества). Мотивами стали называть и характерные для поэта лирические темы или комплекс чувств и переживаний, а также константные свойства его лирического образа, независимо от того, находили ли они соответствующее выражение в какой-либо устойчивой формуле. В этом смысле термин "мотив" широко используются в исследованиях поэзии и в современном лермонтоведении. Именно в таком расширенном варианте и будет использоваться этот термин в данной работе.

Данная работа- это лишь маленькая попытка на основе всего имеющегося на сегодняшний день материала обозначить и рассмотреть основные, наиболее важные, моменты противоречивого отношения Лермонтова к созданному им образу. Цель работы – показать на примере так называемых иронических поэм показать трансформацию демонических мотивов в творчестве М.Ю. Лермонтова.

Глава I. Демонические мотивы в литературе.

Отношение к Сатане как аллегорической фигуре, воплощающей мировое зло, и одновременно конкретному его носителю, имеющему определенное материальное воплощение, в ту или иную эпоху было различным. Первый бунтовщик и возмутитель божеского порядка, носящий несколько имен (Сатана - "противник", дьявол, Люцифер и др.), в Ветхом завете выступает символом непокорности, но вовсе не мирового зла. Бунт лежал в основе сотворения мироздания. С метафизической точки зрения в основе любого бунта обычно лежат два момента, условно определяемые как позитивный и негативный:

1) свободолюбие и свобода воли; 2) тщеславие и гордыня.

Идея метафизического бунта, бунта вообще легла в основу романтического течения. Интерес к демоническому, возникший у романтиков, был не случайным; его обусловили прежде всего социальные потрясения, прокатившиеся по Европе в 18-нач. 19 вв., которые необратимо изменили общественное мировоззрение, сместив привычные акценты в трактовке общечеловеческих понятий. В "бунтующем мире" по-иному расставляются акценты на понятиях добра-зла, красивого-ужасного, рационального-иррационального, греха и искупления и, соответственно, в ином ключе переосмысляются библейские образы и мотивы.

Одним из первых к проблеме переосмысления библейской истории и библейских образов подошел Мильтон в "Потерянном рае", 1667. Как впоследствии писал романтик П.Шелли, анализируя значение, которое оказала данная поэма на мировой литературный процесс: "Ничто не может превзойти энергию и величие образа Сатаны... в "Потерянном рае". Ошибочно считать, будто он был предназначен стать общедоступной иллюстрацией воплощенного зла...». А в другой статье добавлял: "Потерянный рай" привел в систему современную мифологию… Что касается Дьявола, то он всем обязан Мильтону. Данте и Тассо представляют его нам в самом неприглядном виде. Мильтон убрал жало, копыта и рога; наделил величием прекрасного и грозного духа - и возвратил обществу" . В демонических картинах первого бунта, живописуемых Мильтоном, современники усматривали отражение революционных потрясений эпохи, в которых принимал участие и сам поэт.

Однако заложенная Мильтоном символика, несомненно, была намного шире и многообразнее. Ее отражение и развитие связано с именами Блейка ("Пророческие книги", 1794) и Бекфорда ("Ватек", 1786), которые, помимо бунтарства, вносят в образ сатаны трагические нотки. Если мильтоновский Сатана призывает вкусить познание и тем пойти наперекор Богу, то бекфордовский Эблис, напротив, наказывает за жажду запретного знания и слепое любопытство. В облике демона появляются мотивы, нашедшие впоследствии отражение у Лермонтова: печаль, отчаяние, трагизм, нежность, красота. Демон начинает вселять не страх, а глубокую печаль, это уже не отвратительное дантевское существо из преисподней, а таинственная личность, тираноборец. Мотивы "Ватека" и тема "сатанизма", поднятая им, оказала заметное влияние на творчество романтиков XIX в. "Образ восседающего на огненном шаре Эблиса, - по замечанию А. Елистратовой, - отдаленно предвосхищал Люцифера и падших ангелов Байрона, лермонтовского Демона и другие "сатанинские" образы в поэзии романтизма"

В поэме "Каин" Байрона (1821) Люцифер, раскрывающий Каину тайны бытия и подготавливающий его к испытаниям, сам низлагает с себя ответственность за мировое зло. Его слова:

"Добро и зло - две сущности, даятель

Не создает их. Вам добро он дарит?

Благим его зовите. Дарит зло?

Не называйте зло моим, покуда

Источник неизвестен"

станут программными для романтической трактовки образа Сатаны, в соответствии с теорией двойственности объединяющем в себе добро и зло. Байроновский Люцифер - дока по части казуистики. Его приговор Богу основан на многочисленных доказательствах и логических построениях , а самооправдание зиждется на дилемме:

"А кто его [добро] не жаждет:

Кто любит зло? Никто, ничто"

Аналогичной трактовки придерживался Лермонтов в "Демоне", смягчая его вину психологической мотивировкой:

"Ничтожной властвуя землей,

Он сеял зло без наслажденья,

Нигде искусству своему

Он не встречал сопротивленья -

И зло наскучило ему"

Постепенно в литературе дьявол обретал все более человеческое воплощение, претерпевая своеобразную секуляризацию и обытовление и превращаясь из внешнего источника искушения в советчика человека или даже его благодетеля, помогающего тому придти к постижению и осмыслению своего бытия. В подобной роли выступает Люцифер в драме Байрона "Каин", таинственный незнакомец в романе Годвина "Сент-Леон", черт в новелле Шамиссо "Удивительная история Петера Шлемеля", и, частично - Демон Лермонтова.

Если теологи отказывали дьяволу в праве на любовь, а народные поверья, напротив, наделяли демонических существ особой, однако низшего рода плотской страстностью, вынуждавшей их (в качестве инкубов и суккубов) к различного рода любовным отношениям с людьми, то, начиная с "Влюбленного дьявола" Казота , романтики привносят в образ Сатаны и бунтующих демонических героев высокую, хотя и "темную" духовность ("Демон" Лермонтова, баллада Саути "Адельстан", "Манфред", "Каин" и "Корсар" Байрона и др.). Данное прочтение сатанинских образов в реабилитационном ключе будет подхвачено в конце ХІХ - нач. ХХ в. литературой символизма и декаданса (Вл. Соловьев, Л. Андреев, А. Блок и др.).

Таким образом можно заметить, что демоническое мироощущение, воплощенное в лермонтовском герое, не было новостью в романтической литературе. Целое поколение писателей-романтиков пыталось, создавая свой образ Демона, выразить свое мироощущение, так и Лермонтов в своей работе продолжил и развил эту традицию.

Глава II. Демонические мотивы в творчестве Лермонтова.

Появление образа демона в творчестве – один из важнейших моментов творческой психологии Лермонтова. «Во всех стихотворениях Лермонтова, - как заметил В.В.Розанов, - есть уже начало «демона», «демон» недорисованный, «демон» многообразный. То слышим вздох его, то видим черту его лика». Этот образ «преследовал» его, как некая живая сила, существовавшая объективно, вне сознания, но одновременно как нечто субъективное, определявшее его душевный склад и поведение.

Тема Демона появилась в творчестве Лермонтова в 1829 г., в стихотворении «Мой Демон», в том же году была написана первая редакция поэмы «Демон», имеющей всего восемь редакций, причем последняя из них, как предполагают исследователи, была закончена в 1839г.

В этих ранних произведениях – декларация зла, которое пока несовместимо со страданием. Однако чуждый страданию и раскаянию Демон приходит на страницы юношеских произведений Лермонтова ненадолго. Почти одновременно (также в 1829г.) рождается Демон печальный, тоскующий. Он «своим злодействам не смеется», мечтает о любви и, наконец, «погибший ведает любовь».

Именно этот Демон обретает власть над душою лирического героя не силою разрушения, а силою своей неуспокоенности, стремлением к «образу совершенства». Как бы раздваиваясь между добром и злом, светом и тьмою, проходит Демон через все редакции поэмы, но раздвоение не означает тождества. Поэт, наоборот, показывает несовместимость обоих начал, там, где встречается добро и зло, - там вечная, неугасимая вражда. Вот поэтому ореол величия всех демонических героев Лермонтова заключается в этой «гордой вражде». Таким образом, демонизм у Лермонтова не философия зла, а демон – не символ такового.

Крепнущее в Лермонтове сознание того, что он «не Байрон», что он поэт «с русской душой», сказывается в его растущем протесте против «фанфаронов порока и эгоизма» (возможно, ничтожных подражателей байроническим героям), сказывается и на эволюции Лермонтова как певца сильной личности. Образы Арбенина, Демона (III редакция), Печорина («Княгиня Лиговская) свидетельствуют о критическом отношении автора к своим персонажам, особенно ощутимом в зрелую пору творчества писателя.

Поэтизируя Демона, давая возможность почувствовать светлые и высокие силы его души, Лермонтов не ставит вопрос о полном этическом оправдании его демонизма. Более того, образом Демона (последних редакций) и Печорина писатель развенчивает демонизм, судит его за неизбежный эгоцентризм.

Осуждение эгоцентризма сильной личности сочетается у Лермонтова с чувством жалости не столько к этой личности, сколько к ее «растраченным в пустыне» силам. Трагедия Печорина, Демона, Арбенина в том, что они тяготятся своей разрушительной энергией. Эта противоречивость отражает кризис демонизма – явления вынужденного, навязанного героям объективными обстоятельствами их бытия. Демон стал «духом зла» по воле бога, Арбенина согнул «жестокий век», Печорин изнемогает под бременем своей «ненужности», порожденной тем же веком и обществом. Каждый из них таил в себе огромные силы для добра и созидания, но каждый злом был обречен творить зло.

Все его демонические герои не достигли ни удовлетворения, ни счастья, ни элементарного спокойствия, доступного людям с чистой совестью, не вырвались из своего одиночества. Такова логика, понятая Лермонтовым, - «зло порождает зло». Демонизм же – это «анчар», несущий яд каждому, кто хоть в малой мере прикоснется к корням его – скептицизму и эгоцентризму. Лермонтов не столько судит своего опоэтизированного Демона, сколько господствующее в нем «собранье зол». Демонизм в художественной интерпретации Лермонтова тождественен антигуманизму, последний же, в свою очередь, связан с эгоцентризмом.

Уже в самой поэме «Демон» вводится антидемоническая тема, направленная не столько против Демона, сколько против демонизма.Неверию Демона противопоставлен авторский взгляд на жизнь и людей. Если «дух отрицанья» убежден в ничтожности человеческой жизни, то автор считает ее благом и высшим даром. Его глазами увидены жизнь старого Гудала т красота княжны Тамары, с болью слышит «прощанье с жизнью молодой» в ее предсмертном крике. В эпилоге поэмы показан «божий мир», уже навеки свободный от демонического взгляда и демонических соблазнов.

Глава III. Трансформация демонических мотивов в иронических поэмах «Сашка» и «Сказка для детей».

«Расставание» с Демоном было трудным. В каждом новом романтическом произведении Лермонтова он вновь и вновь заявлял о себе – столь глубок был философско-символический образ, созданный писателем. Замыслы, связанные с реализацией этой темы продолжали возникать вплоть до 1841г. Но все же основными манифестами, заявляющими о переосмыслении демонического мировоззрения и его преодолении, стали так называемые иронические поэмы «Сашка» и «Сказка для детей»

Обе эти экспериментальные поэма Лермонтова исследователи интерпретируют как романы в стихах, но все же лучше воздержаться от столь категоричного заявления, потому что перед нами не четко прорисованные формулы жанра, а скорее жанровые модальности. Эти произведения предпочтительнее видеть как неканонические, протожанровые формы, как жанровый процесс только направленный к реализации.

Как известно, еще в 1831г. Лермонтов намеревался написать длинную сатирическую поэму «приключения демона». Замысел этот тогда не был осуществлен. известным подступом к «Сказке для детей» в разработке демонической темы можно считать поэму «Сашка». Пародийность и ироничность поэмы Лермонтова несет в себе особый смысл: отрицание демонического.

Пародируя романтическую тенденцию необыкновенного героя Сашки и собственную приверженность к нему в недалеком прошлом, Лермонтов замечает:

«Но нынче я не тот уж, как бывало,-

Пою, смеюсь. – Герой мой добрый малый»

Однако многое в образе Сашки (зависимо или независимо от воли автора) в полном смысле романтично, возвышенно и граничит с необыкновенным («гордость», «желания, безбрежные как вечность» и т.п.). Но каждый раз, назвав такие черты, Лермонтов считает нужным «снизить» их.

Например:

«…В глазах его открытых, но печальных,

Нашли бы вы без наблюдений дальных

Презренье, гордость».

Далее следует фраза, несколько снижающая возвышенность отмеченного:

«… хоть он не был горд,

Как глупый турок иль богатый лорд,

Но все-таки себя в числе двуногих

Он почитал умнее очень многих».

Отказываясь («как психолог») «вскрывать характер» Сашки, выставлять его «наружу», Лермонтов, отдаляя своего героя от героев демонических, пишет:

«Пусть скажет он (журналист), что бесом одержим

Был Саша, - я и тут согласен с ним,

Хотя божусь, приятель мой, повеса,

Взбесил бы иногда любого беса.»

И уже в конце поэмы, в романтико-философском монологе, временами иронически сниженном он вновь разделяет своего автобиографического героя и Демона:

«О, если б мог он, как бесплотный дух (как Демон),

В вечерний час сливаться к облакам…

… В глуши степей дышать со всей природой

Одним дыханьем, жить ее свободой!

О, если б мог он, в молнию одет,

Одним ударом весь разрушить свет!...

(но, к счастию для вас, читатель милый,

Он не был одарен подобной силой.)»

И о себе Лермонтов пишет в начале поэмы, как об изменившемся, пережившем:

«…про темные волнения души,

Такие вещи очень хороши

Тому, кто мало спит, кто думать любит…»

«…впадал я прежде в эту слабость сам…»

Так он говорит об изменениях в своем мировоззрении.

Значительными являются строки, в которых Лермонтов отсылает нас к библейскому эпизоду обращения царя Саула к Давиду:

«И жадный червь ее [душу] грызет, грызет, -

Я думаю тот самый, что когда-то

Терзал Саула; но порой и тот

Имел отраду: арфы звук крылатый,

Как ангела таинственный полет,

В нем воскрешал и слезы и надежды;

И опускались пламенные вежды,

С гармонией сливалася мечта,

И злобный дух бежал, как от креста.

Но этих звуков нет уж в поднебесной, -

Они исчезли с арфою чудесной...»

Поэт окружает этот эпизод сетью многозначительных метафор. На одном полюсе у него - "жадный червь", терзающий душу поэта, как некогда он терзал душу Саула (для сравнения можно привести печаль Демона, что "ластится как змей). На другом полюсе - арфа Давида, ангелическое начало музыкальной гармонии, дающее исход слезам и надеждам и изгоняющее злобного духа, подобно крестному знамению. Видимо, "приставленного" к Саулу "злобного духа" Лермонтов мысленно сопоставлял сначала со своим "личным" Демоном (в юношеском стихотворении "Мой Демон", 1830-31г.г. есть такие строки:

«И гордый демон не отстанет,

Пока живу я, от меня...» ),

а затем, по мере героизации этого демона, - уже с его собственными необъяснимыми муками, источником которых теперь оказывается жестокая воля Всевышнего.

Так же в поэме есть строки, открывающие нам то, что Демон – все таки является действующим лицом, при том что фабула погружена в быт и лишена какой бы то ни было сверхъестественности. Не участвуя впрямую в событиях, демон провоцирует их:

«.. по мне всего прекрасней

Сложить весь грех на черта, - он привык

К напраслине; к тому же безопасней

Рога и когти, чем иной язык…

Итак, заметим мы, что дух незримый,

Но гордый, мрачный, злой, неотразимый

Ни ладаном, ни бранью, ни крестом,

Играл судьбою Саши, как мячом,

И следуя пустейшему капризу,

Кидал его то вкось, то вверх, то книзу»

Здесь возвышенное, отдающее романтическую дань «волшебно-сладкой» красоте Демона описание соседствует с иронически сниженным сравнением его с «чертом».

Конец незаконченной поэмы представляет собой философский диалог о природе и вечности, причины которого он объясняет так:

«…злобный бес (Демон) меня завлек

В такие толки…»

Можно считать, что эти самые «толки», это не только вышеупомянутый монолог, но и вся неосуществленная задумка Лермонтова, которая была важной ступенью в развенчании демонической темы в его творчестве.

Работа на поэмой «Сказка для детей» совпадает во времени (1838 – 1840) с завершением редактирования поэмы «Демон», что дает нам повод, сопоставляя нового героя с прежним, делать выводы о изменении демонического героя и его темы.

Он сам характеризует настроение, сопутствовавшее созданию первых вариантов произведения:

«Кипя огнем и силой юных лет,

Я прежде пел про демона иного:

То был безумный, страстный, детский бред»

В этих строках подтверждает изменение самой природы своего демонического героя, и то, что ему уже не свойственны те порывы юности, которые толкали его на «воспевание» прежнего Демона.

Так же поэт делает шутливое сопоставление своего прежнего Демона с различными «соплеменниками» Сатаны:

«Если б им была дана

Земная форма, по речам, по платью,

Я мог бы сволочь различить со знатью,

Но дух – известно, что такое дух!

Жизнь, сила, чувства, зренье, голос, слух –

Мысль – без тела – часто в видах разных

(Бесов вообще рисуют безобразных)».

Оказывается, такого рода бесплотные существа, над которыми явно иронизирует (не веря в их бытие) автор, не имеют ничего общего с Демоном, рожденным в его воображении. Но окинув взглядом возмужавшего человека прошлое, поэт сделал важное признание, оценивая юношеские замыслы:

«…и этот дикий бред

Преследовал мой разум много лет.

Но я, расставшись с прочими мечтами,

И от него отделался – стихами!»

В этих фразах видна ироничность, но вместе с тем в ней таится серьезное намерение – начало новых творческих путей, нового рубежа. Такой рубеж Лермонтов открывает произведением, отнюдь не означающим полного отказа от фантастического. Но теперь оно обретает еще более земные черты, чем в «Демоне», даже поздних редакций:

«Но этот черт совсем иного сорта –

Аристократ и не похож на черта.»

Итак, возникла разновидность демонологического героя, совместившего в себе элементы традиционности и новизны. Этот Демон не эпик, а лирик. Речь его, обращенная к маленькой Нине, совершенно лишена тех гиперболических, космагонических образов, того эпического размаха, какими произносил свои монологи Демон последних редакций поэмы.

Не раз отмечалось, что демон «Сказки» у Лермонтова гораздо мельче, чем его же обольститель Тамары, но важно другое: в «Сказке» образ демона выполняет особую структурно-композиционную функцию, являясь ироническим удвоением автора. В построении образа автора Лермонтов сначала следует за «Онегиным», создавая особый авторский мир, находящийся на метауровне по отношению к миру персонажей. Но затем демон, получив от автора слово для большого монолога, начинает сдвигаться из мира персонажей в мир автора, поскольку монолог незаметно переходит в повествование. Экспансия персонажа приостанавливается на полпути из-за отсутствия дальнейшего текста, но зато демон помещается в композиционно-структурный центр поэмы, становится своего рода средостением, соединяющим и одновременно разгораживающим мир персонажей и мир автора.

Дошедшая до нас часть произведения рисует Демона, стоящего у постели спящей девочки. Динамичность развития относится не к нему, а к картинам, возникающим из его воспоминаний. Да и в них преобладает довольно спокойное течение событий. К кульминационному моменту поэт подводит в финале: Нина появляется на балу.

Незавершенность произведения лишает возможности узнать – какие именно «чудесные…тайны» поведал девочке демон. «Тайн» как таковых в «Сказке для детей» нет. Демон, осуждающий современность, уводит свое повествование в далекое прошлое и сосредотачивает внимание на девочке-подростке, а не на себе (тоже новое в Демоне), лишь попутно делает признание:

«Такие души я люблю давно

Отыскивать по свету на свободе;

Я сам ведь был немножко в этом роде»

Когда именно, на каком этапе своего бытия был демон в «этом роде» - неведомо. Но то, что жизнь людей и его бессмертие могли когда-то ассоциироваться, - весьма любопытно, сближает его образ с образом Нины и вообще определенным типом людей. Хотя теперь (ко времени повествования) герой уже не тот, каким был когда-то, у него остались прежние критерии прекрасного, идеал, вновь обретенный при встрече с Ниной. Этот-то критерий и выражен в приведенных стихах: возвышенно романтическая окрыленность. Вместе с тем демон прост и естественен. Участие его в духовной жизни Нины сказывается то в удивительно мудрой снисходительности к ее детским причудам, то в восторге перед задатками ее необыкновенной натуры. Такое чувство, отношение Демона к героине противоположно властной страсти, требовательной и эгоистической любви его предшественника к Тамаре.

На основе рассмотренных двух иронических поэм Лермонтова мы видим что с середины 30-х годов в системе поэм поэта появляются изменения: демоническое, разрушительное начало ограничивается в правах и оценивается критически, хотя отрицающая несовершенный мир демоническая позиция не потеряла для автора своей актуальности. Злу все чаще противопоставляется добро, отрицающему взгляду – утверждающий. Противопоставление жизненных позиций в пределах одного произведения нередко переходит в их борьбу, в трагическую «несомкнутость правд» (Д.Максимов). демонический герой претерпевает ряд трансформаций - Лермонтов так не смог окончательно от него отказаться, но смог вместе со своим изменением изменить и своего демонического героя и тему, которая была с ним связана.

Библиография:

1. Андроников И.Л. Лермонтов. Новые разыскания. - Л.: Советский писатель, 1948.

2. Асмус В. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. - 1941.

3. Буревич А.М. "Земное" и "небесное" в лирике Лермонтова // Изв. АН СССР. Сер.лит. и яз., 1981, т.40, N 4.

4. Гинзбург Л.Я. Творческий путь Лермонтова. - Л.:Гослитиздат,1940.

5. Жирмунская Т. Библия и русская поэзия // Юность. - 1994.- N1,2.

6. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю.Лермонтова.- М.:Просвещение, 1973.

7. Лермонтовская энциклопедия /Институт рус. литературы АН СССР

8. Лермонтов М.Ю. Сочинения в двух томах. Том первый / Сост. И комм. И.С. Чистовой. – М.: Правда, 1988.

9. Лермонтов М.Ю. Исследования и материалы. /АН СССР, Институт рус. лит. [Ред. кол.М.П.Алексеев и др.]. Л. : - Наука. Лен. Отделение.

10. Ломинадзе С.В. Поэтический мир Лермонтова, -М.: Современник, 1985.

11. Розанов И.Н. Лермонтов - мастер стиха // Розанов И.Н. Литературные репутации. - М.: Сов. писатель, 1990.

12. Творчество М.Ю. Лермонтова. 150 лет со дня рождения. 1814-1964. - М.: Наука,1964.

13. Фохт У.Р. Лермонтов. Логика творчества. - М.: Наука , 1975.

14. Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. - М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР [Лен.отд-ние], 1961