Юлий Зыслин

Борис Пастернак – наша трудовая, следовательно, - золотая жила.

...Он – первый поэт России.

Об этом знаю я и ещё несколько человек, остальным придётся подождать его смерти. 

Марина Цветаева. 1926. 

Так случилось, что я родился в Москве на Тверской улице в 300-х метрах от места рождения Марины Цветаевой (Трехпрудный переулок), а последние 28 лет перед отъездом в Америку прожил опять же в 300-х метрах, но уже от дома, где родился Борис Пастернак. Причём многие годы об этом доме никто не вспоминал. А расположен он в Оружейном переулке (угол 2-ой Тверской-Ямской улицы) вблизи Триумфальной площади, больше известной как площадь Маяковского. Где-то в начале 1990 гг. московские власти задумали его снести. Общественность подняла шум и отстояла дом. На нём появилась даже мемориальная доска.

Борис Пастернак 

К творчеству Бориса Пастернака я окончательно прикипел, когда мне жена подарила дефицитный в то время сборник его стихов в малой серии «Библиотеки поэта». Борис Пастернак. Стихотворения и поэмы. Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания Л.А.Озерова. Советский писатель. Ленинградское отделение, 1977, 605 с. В этом сборнике на меня обрушился целый каскад очень близких мне стихотворений, к которым я в течение нескольких лет подбирал мелодии. Это спасло меня от творческой депрессии того времени. Позже я стал собирать всё, что связано с Пастернаком, познакомился со Львом Озеровым и даже поучаствовал как бард в двух его вечерах памяти Бориса Пастернака. За 27 лет у меня образовался некоторый архив поэта, а в моём песенном активе оказались следующие его стихи ( по алфавиту ): «Август»( «Как обещало, не обманывая...» ), «Во всём мне хочется дойти...» ( песней на эти стихи я несколько лет в России начинал свои авторские выступления ), «Быть знаменитым некрасиво...» ( запел по просьбе публики ), «Гамлет» ( «Гул затих. Я вышел на подмостки...» ), «За поворотом» ( «Насторожившись, начеку...» ), «Зимняя ночь» ( «Мело, мело по всей земле...» ), «Мне снилась осень...» ), «Моя молитва» ( из Н.Бараташвили ), «Осенний лес заволосатил...», «Сиреневая ветвь» ( «Ты в ветре, веткой пробующем...» ), «Синий цвет» ( из Н.Бараташвили ), «Сонет 66» ( из Шекспира ), «Февраль. Достать чернил и плакать!..».

Такова преамбула.

Теперь - о памятниках великому русскому поэту.

В Переделкине на могиле Бориса Пастернака стоит высокий светлый камень с его профилем, выбитым в верхней, расширенной части камня. Напротив него – лавочка. Сюда приходят почитатели поэта. Здесь звучат его стихи, чаще всего - «Август». Есть ли ещё где-нибудь традиционные памятники Пастернаку, я не знаю, но поэтический памятник - есть. Имеется в виду стихотворение Александра Галича «Памяти Б.Л.Пастернака». Ключевые строчки пришли автору 4 декабря 1966 года как раз в Переделкине, на загородной платформе, в ожидании электрички.

Разобрали венки на веники,

На полчасика погрустнели...

Как гордимся мы, современники,

Что он умер в своей постели!

И терзали Шопена лабухи,

И торжественно шло прощанье...

Он не мылил петли в Елабуге

И с ума не сходил в Сучане!

Даже киевские письмэнники

На поминки его поспели.

Как гордимся мы, современники,

Что он умер в своей постели!..

И не то чтобы с чем-то за сорок —

Ровно семьдесят, возраст смертный.

И не просто какой-то пасынок —

Член Литфонда, усопший сметный!

Ах, осыпались лапы елочьи,

Отзвенели его метели...

До чего ж мы гордимся, сволочи,

Что он умер в своей постели!

«Мело, мело по всей земле, во все пределы.

Свеча горела на столе, свеча горела...»

Нет, никакая не свеча —

Горела люстра!

Очки на морде палача

Сверкали шустро!

А зал зевал, а зал скучал —

Мели, Емеля!

Ведь не в тюрьму и не в Сучан,

Не к высшей мере!

И не к терновому венцу

Колесованьем,

А как поленом по лицу —

Голосованьем!

И кто-то, спьяну, вопрошал:

— За что? Кого там?

И кто-то жрал, и кто-то ржал

Над анекдотом...

Мы не забудем этот смех

И эту скуку!

Мы — поименно! — вспомним всех,

Кто поднял руку!..

«Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку...»

Вот и смолкли клевета и споры,

Словно взят у вечности отгул...

А над гробом встали мародёры

И несут почётный...

Ка-ра-ул!  

Это стихотворение уже в виде песни взорвалось бомбой в Академгородке под Новосибирском в марте 1968 года.

Галич об этом вспоминал так:

«...Это был, как я теперь понимаю, мой первый и последний открытый концерт, на который даже продавались билеты.

Я только что исполнил как раз эту самую песню «Памяти Пастернака», и вот, после заключительных слов, случилось невероятное – зал, в котором в этот вечер находились две с лишним тысячи человек, встал и целое мгновение стоял молча, прежде чем раздались первые аплодисменты...».

Как участник Фестиваля «Песня-68», организованного клубом физиков «Под интегралом», Галич получил серебряную копию пера Пушкина и Почётную грамоту со словами: «Александру Аркадьевичу Галичу – За лучшие песни Фестиваля «Караганда», «Старатели», «Памяти Пастернака».

Власти, сталинисты, да и начальственная писательская братия («Очки на морде палача сверкали шустро» при обсуждении в Союзе писателей «поведения» Нобелевского лауреата Б.Л.Пастернака) не простили Галичу тона стихотворения о Пастернаке и реакции интеллигенции на него. Особенно задели их слова: « …До чего ж мы гордимся, сволочи, что он умер в своей постели!» (выделено мною. – Ю.З.).  

Здесь вся наша прошлая жизнь, включая ГУЛАГ («Сучан»), самоубийство Марины Цветаевой («Елабуга») и история травли Пастернака, когда коллеги-писатели казнили его «как поленом по лицу - голосоваьем», а Галич отхлестал их поэтическими строками своей песни-памятника. Причем он здесь дважды процитировал Пастернака из сочинений доктора Живаго. Первое это «Зимняя ночь» (бытуют ещё такое его названия «Мело, мело по всей земле...», «Свеча горела на столе...», или просто «Свеча») и второе – «Гамлет» («Гул затих. Я вышел на подмостки...»).

Все, конечно, знают и помнят чтение Владимиром Высоцким, как говорится, на разрыв аорты, стихотворения «Гамлет» в одноименном спектакле Московского театра на Таганке.

Наверно, можно квалифицировать это стихотворение, как памятник поэта самому себе.

Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку,

Я ловлю в далёком отголоске

Что случится на моём веку. 

На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси.

Если только можно, Авва Отче,

Чашу эту мимо пронеси. 

Я люблю твой замысел упрямый

И играть согласен эту роль.

Но сейчас идёт другая драма,

И на этот раз меня уволь. 

Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я один, всё тонет в фарисействе.

Жизнь прожить – не поле перейти.

На моих глазах та же поэтическая галичевская бомба взорвалась и в 1988 году в популярном Московском клубе ЦДМ – Центральный Дом Медиков, что расположен на улице Герцена (ныне снова Большая Никитская) недалеко от Московской консерватории и совсем рядом с Театром имени В.В.Маяковского. Отмечалось десятилетие со дня смерти Галича. Это было время робкого проявления гласности в России. Коммунисты ещё были у власти, и имена Гумилёва, Цветаевой, Галича и других запрещённых и полузапрещённых деятелей искусства звучали ещё приглушённо.

Вечер памяти Галича, как я теперь понимаю, был для узкого круга. Показывали редкие киносъёмки. Центральными сюжетами были «Баллада о Януше Корчаке» и песня «Памяти Пастернака». Съёмки не очень качественные, но голос и гитара звучали отчётливо и воздействовали очень сильно. Атмосфера была тоже соответствующая - торжественная, эмоциональная, наэлектризованная...

Протяжный речитатив Галича, его своеобразный тембр голоса, ударение (нажим) на отдельные слова и слоги, а также отрывочный звон металлических струн его гитары – всё очень громко - производили огромное впечатление. Небольшой уютный зал ЦДМ, заполненный, по-моему, наполовину, просто замер. Представляю себе какое потрясение испытала публика в 1968 году в Новосибирске.

Творческая натура Бориса Пастернака была многосторонней. Еще в Москве мне удалось раздобыть ноты трех его музыкальных композиций. В юности поэт занимался сочинением музыки, был известным в Москве импровизатором. Для встречи в моём московском музыкально-поэтическом салоне «Свеча» (!) с Львом Озеровым, который поделился своими воспоминаниями о Пастернаке ( он с ним общался в течение 25 лет ), я пригласил студента Московской консерватории пианиста Возгена Вартаняна. Он уже выступал у меня в салоне, как ученик педагога Аллы Турянской. На пастернаковском вечере он исполнил две прелюдии поэта. Записи этого вечера хранятся теперь в «Вашингтонском музее русской поэзии».

В музее также можно ознакомиться с интервью, взятым у Алины Энгельгардт, которая, как родственница артиста МХАТ Бориса Ливанова, друга поэта, была вхожа в дом Пастернака.

В архиве музея немало материалов по воспоминаниям подруги поэта Ольги Ивинской. Этому способствовало знакомство в Вашингтоне и дружба с И.Б.Гутчиным (он помогал ей в написании этих воспоминаний) и с Б.М.Мансуровым (первым издал эти воспоминания в России).

Борис Леонидович Пастернак много лет прожил в подмосковном Переделкине (в его даче теперь музей с мемориальной доской). Он очень любил природу этой местности. Готовясь к уходу в мир иной, он написал в последние годы своей жизни сначала «Август» (1953), а затем «За поворотом» (1958), где отразилась эта любовь. Приведу второе стихотворение полностью, как реже упоминаемое, но не менее прекрасное:

Насторожившись, начеку

У входа в чащу,

Щебечет птичка на суку

Лёгко, маняще.

Она щебечет и поёт

В преддверьи бора,

Как бы оберегая вход

В лесные норы.

Под нею – сучья, бурелом,

Над нею – тучи,

В лесном овраге, за углом –

Ключи и кручи.

Нагроможденьем пней, колод

Лежит валежник.

В воде и холоде болот

Цветёт подснежник.

А птичка верит, как в зарок,

В свои рулады

И не пускает на порог

Кого не надо.

------

За поворотом, в глубине

Лесного лога,

Готово будущее мне

Верней залога.

-----

Его уже не втянешь в спор

И не заластишь.

Оно рапахнуто, как бор,

Всё вглубь, всё настежь.

В Переделкине я бывал и пел свои песни на его стихи. Единожды это случилось в музее поэта (в его рабочем кабинете) и несколько раз у могилы. Последний раз я подождал, когда все уйдут с переделкинского кладбища, и спел поэту его стихи, как бы попрощавшись с ним: впереди была Америка...

Однажды возникло здесь и стихотворение как бы ответ на его приведённое выше «За поворотом»:

В Переделкине тихо, исчезла луна,

Под сосною цветы подсыхают.

И щебечет она,

Весела и вольна

Птичка та, что страданий не знает.

А овраг, как порог, слышит птичьи лады,

Что звучат средь ветвей, не смолкая.

И легла на пруды,

На гладь тёмной воды

Тень восторженная и шальная.

Лог лесной недвижим, он пролёг как строка,

Ему Бог сон поэта доверил.

И толпою снега –

Одеял облака

Сбились в кучу, гонимые ветром.

Переход от забот в неизвестность без ссор,

Где прозрачные блики мелькают,

Где не слышится спор,

Где огромный простор,

Где душа, вознесясь, отдыхает.

1991.

И ещё.

28 мая 1975 года на радио «Свобода», где с августа 1974 года появилась новая рубрика «У микрофона Александр Галич», Александр Аркадьевич рассказывал о своём посещении могилы Пастернака весной 1974 года и о встречах с поэтом. По его словам, однажды Борис Леонидович ему сказал:

«Вы знаете, поэты или умирают при жизни, или не умирают никогда».

Заключая свой рассказ, Галич произнёс:  

«БОРИС ЛЕОНИДОВИЧ НЕ УМРЁТ НИКОГДА».

В Вашингтоне на «Аллее русских поэтов» посажено дерево его памяти, к которому можно всегда прийти и как бы пообщаться с поэтом. Перед этим деревом, первым в левом ряду Аллеи, как и перед девятью остальными деревьями Аллеи, - установлена соответствующая мраморная пластина.

Любители поэзии могут положить сюда живые цветы.

Кстати первое дерево правого ряда Аллеи – пушкинское, что прямо напротив пастернаковского дерева, а 10 февраля по новому стилю – День рождения Пастернака и одновременно День памяти Пушкина.

Вот и получается - на это намекал ещё Пушкин, - что памятники поэтам не обязательно должны быть изваяниями из камня, чугуна или бронзы: они могут просто высветиться –   стихами, песнями, листвой, цветами, памятью...