М.М. Самохина

Много лет назад в ответ на свой восторженный рассказ об очередной прочитанной книге я услышала: "А ты понимаешь, что чем больше времени и сил тратишь на чтение, тем меньше - на жизнь?" Мне тогда было чуть больше двадцати, моему собеседнику - под сорок. И книгочей он был получше меня. И вопрос его неизвестно кому адресовался - мне, себе самому или вообще человечеству.

Вопрос и последовавший за ним разговор я вспоминаю часто и в самых разных случаях - в связи с собственной жизнью, собственным чтением и, конечно, в связи с моей деятельностью библиотечного социолога. Действительно: чтение - это вместо жизни? чтобы от нее отдохнуть? чтобы о ней узнать? чтобы ее построить, улучшить? Или это просто удовольствие, и все тут?

Угол зрения

В октябре 1999 г. в Санкт-Петербурге состоялась Всероссийская конференция "Чтение современной России" (организаторы: Российская национальная библиотека, Центр современной литературы и книги, Санкт-Петербургский Русский ПЕН-клуб). Здесь были представлены разные участники литературного процесса - писатели, издатели, критики, библиотекари. Можно сказать, что косвенным образом (в частности, как респонденты исследований) были представлены и читатели.

Атмосфера встреч была свободной и дружественной. Однако сразу же выявилась разность подходов, позиций, взглядов.

Писатели и критики говорили о современной отечественной художественной литературе, ее специфике и связи с российскими традициями, о ее перспективах, ее роли в формировании и преобразовании мировоззрения человека (современного россиянина). Именно с чтением этой литературы они отождествляли сегодняшнее чтение в целом, а в образе читателя (реального и желаемого), который они рисовали, просматривался интеллигент, обращающийся к книге за глубокими мыслями и нравственными советами, наслаждающийся ею эстетически. Конечно, они сетовали, что этот читатель исчезает. Предупреждали, например, об опасности гибели традиционных толстых журналов.

Один из круглых столов назывался достаточно характерно: "Книга - культурная экспансия на утраченные территории". Выступления показывали, однако, что писатели и критики плохо представляют, что сейчас реально происходит на этих (действительно во многом утраченных) территориях и возможна ли задуманная ими экспансия.

А работники библиотек (исследователи и практики) констатировали, что нынешнее чтение меньше всего связано с серьезной современной отечественной (и не только отечественной) художественной литературой, да и значимость художественной литературы вообще уже далеко не так велика, как пять, десять, а тем паче двадцать и более лет назад. При этом они утверждали, что читатель никуда не исчез - наоборот, все прибывает, что библиотеки переполнены учащейся молодежью, а основным мотивом чтения давно является выполнение учебных заданий. Еще они говорили о читателях газет и журналов: их (и читателей, и периодических изданий) стало больше, зато денег у людей теперь гораздо меньше, на подписку и покупку не хватает, идут в библиотеки, однако у тех денег тоже нет...

Естественно, что чтение и читателя можно увидеть по-разному. Мой взгляд - это взгляд социолога-эмпирика с почти тридцатилетним стажем.

Исследовать чтение, как мне кажется, стало сейчас гораздо труднее. И не только из-за сложностей с финансированием.

С одной стороны, возможности читательского выбора расширились. С другой, время, которое человек уделяет и хочет уделять чтению, сократилось - по целому ряду причин (свободное время можно, в частности, сейчас провести гораздо более разнообразно, чем раньше).

И чтение как бы "расползлось", региональные и социальные различия увеличились: есть определенное совпадение тенденций, но нет совпадения конкретных имен и конкретных книг. Да и употребляя эти слова - "региональные и социальные различия", - я каждый раз задумываюсь об их реальном содержании. В самом деле: какие факторы действительно влияют на чтение, являются "образующими" для читательских групп, а в каких случаях - это только видимость?.. Такого рода вопросы, впрочем, выводят за пределы социологии чтения на просторы "большой" социологии - там ведь тоже идут споры по проблемам стратификации...

Читатель "рассыпан", и "сеть" исследования "захватывает" часто лишь определенную группу; проанализировать соотношение групп друг с другом и объяснить причины представленности данной группы именно в данном месте бывает достаточно сложно. А большие всероссийские исследования, которые могли бы в этом помочь, не проводятся (тут как раз время вспомнить о финансовых проблемах).

Существует, конечно, массовое чтение, в него так или иначе включено большинство. И именно в качестве "массового" читателя потенциальный респондент, скорее всего, может попасть в исследовательскую "сеть". Чтобы изучить другие характеристики чтения этого, "среднего", респондента, а тем более чтобы "поймать" респондента особого (например, "элитного"), надо знать, где закинуть "сеть", как (иногда совершенно неожиданно для респондента) сформулировать вопрос и чему верить, когда интерпретируешь полученные данные.

В таких вот сложных условиях действуют сегодня социологи. Сотрудники отдела социологических и психологических исследований Российской государственной юношеской библиотеки, где я работаю, анализируют как библиотечное, так и внебиблиотечное чтение. В каждом нашем исследовании последних лет в той или иной форме присутствует вопрос об отношении к чтению, о его роли в жизни респондентов. Набор ответов, которые предлагаются в анкетах, определяется, конечно, темой исследования, однако мы пытаемся сформулировать их так, чтобы "найти себя" мог любой - тот, кто видит себя читателем "культурным", "деловым", читателем поневоле или вовсе не читателем.

Наш основной контингент - учащаяся молодежь (от 14 до 22 лет). Это очень активная (может быть, самая активная сегодня) читательская группа. Они - безусловные сторонники "инструментального" взгляда на чтение: более 70% отмечают в анкетах о функциях чтения позицию "чтение - это необходимая часть учебы, работы", до 40% - "чтение - это способ получения нужной информации". Но их ответы демонстрируют и сохраняющийся высокий престиж чтения как символа высокой культуры, и восприятие его как личностной ценности: 60% говорят, что любят читать, каждый второй выбирает позицию "чтение - способ развития личности" [1].

Судя по данным коллег, изучающих другие возрастные группы, и по нашим собственным наблюдениям, в сознании среднего и (наверное, в меньшей степени) старшего поколений также присутствуют оба этих подхода. "Инструментальная" роль чтения уже легитимна - наряду с "культурной" (а в российском варианте - еще и с "воспитательной") и в отличие от "развлекательной": о том, что они читают для развлечения и любят соответствующую литературу, говорят не более четверти наших респондентов, но количество таких "признаний" выросло по сравнению с предшествующими годами и продолжает расти.

А анализ того, что мы называем "читательским поведением", свидетельствует: нынешняя генерация в целом оказалась гораздо практичнее предыдущих читательских поколений. В реальных, конкретных ситуациях книга воспринимается в качестве отнюдь не "учебника жизни", а просто учебника, или научного труда, или детектива, или сборника стихотворений. При этом роль художественной литературы уменьшается, а в чтении ряда групп, насколько можно предположить, и вовсе превалирует нехудожественная литература. Потому что именно она, наряду с периодикой, востребована в некоторых актуальных и развивающихся сегодня читательских ситуациях.

Беллетристика и ее читатели

В исследованиях прошлых десятилетий мы так или иначе рассматривали и сопоставляли "реальное" и "желаемое" чтение - по тематике, по авторам, по соотношению отечественной и зарубежной литературы. Они были, конечно, во многом различны. Накопившиеся за десятилетия материалы свидетельствуют: то, что сквозь идеологические барьеры не могло проникнуть в реальное чтение, накапливалось в желаемом. Туда попадали, конечно, лишь те жанры, темы и авторы, о существовании которых нашим респондентам на момент данного исследования было известно, - например, "мистика" и "ужастики" появились в анкетах лишь в середине 90-х. В списках желанных, но недоступных изданий неизменно фигурировали остросюжетная литература (чаще зарубежная) и "толстый" роман (чаще всего так называемые романы-эпопеи отечественных авторов).

Сегодня границы между реальным и желаемым определяются совсем другими, не идеологическими причинами. Массовый читатель получил от издателя все, что ему хотелось, массовое чтение приобрело естественный характер [2]. Исчез или стал гораздо менее значимым нормативный диктат: более половины респондентов последних исследований спокойно отмечают, что предпочитают остросюжетную литературу, описание необычных вещей и событий ("когда происходит то, что не могло бы произойти"), хотя с тем, что их чтение - развлекательное, соглашаются далеко не все.

Безусловно, именно за счет легкого (релаксационного, компенсаторного) чтения сохраняется преобладание беллетристики в общей структуре читаемого. Детектив, боевик, триллер, приключения, научная фантастика и фэнтези, любовный роман, мистика, эротика - на первых местах и в анкетах, и в рейтингах продаж. Такого рода литературу действительно логично рассматривать "как форму выражения коллективных желаний и фантазий читательского большинства" [3]. А эти желания и фантазии в чем-то неизменны. Можно выделить, например, два направления интересов массового читателя к беллетристике, две группы предпочитаемых тем. Интерес к "бытовой" тематике реализуется в спросе на "жизненные книги" (типовая просьба, известная в прошлом каждому библиотекарю, ныне встречающаяся гораздо реже, но не исчезнувшая вовсе), на "женские романы", книги "о сверстниках", "о земляках" и т.п. Интерес к тематике "внебытовой" - в спросе на детектив, фантастику, в каком-то аспекте - на историческую беллетристику. Превалирование тех или других тем, степень их дифференциации или взаимопроникновения в каждый исторический момент определяются воздействием различных социокультурных факторов.

Мы видели, как зарубежная остросюжетная беллетристика из недостижимой мечты превратилась в мечту осуществленную, была освоена и уступила первенство аналогичной беллетристике отечественной, разрабатывающей любимые читателями темы на близком (психологически и идеологически) материале.

Наоборот, читаемый "любовный", "женский", "розовый" роман - это роман зарубежных авторов. "Толстый" любовно-бытовой роман ушел в частности, и потому, что ушла вообще толстая книга. В прошлые времена она ценилась многими (и юными, и пожилыми) читателями именно как толстая - позволяющая долго следить за жизнью героев; теперь эту функцию взяли на себя, наверное, телесериалы.

Остался исторический роман. В этом пространстве, достаточно активно структурируемом сериями, сосуществуют и старое дореволюционное (И.И. Лажечников, Г.П. Данилевский), и старое советское (Н.П. Задорнов, В.Я. Шишков, В. Ян, конечно, В.С. Пикуль), и новое [4]. Есть основания предположить, что к новой исторической беллетристике "классического" типа обратились многие из тех, кто активно читал (или читал бы) советские романы-эпопеи. Ведь, собственно, в обоих случаях автор пишет, а читатель читает (хочет читать) о том, как вместе с "бытовым" временем протекает время историческое. Только сегодня массовый интерес сместился с советской истории на российскую (которая, впрочем, из поля этого интереса никогда не уходила). Здесь мы видим не только и вообще не обязательно "легкое" чтение - оно может быть и "познавательным", и даже "идеологическим".

Не случайно, однако, библиотекари (особенно провинциальные) в один голос утверждают, что исторической беллетристикой и вообще исторической литературой интересуются лишь представители старших поколений. Более популярна другая историческая литература, "новая" (хотя во многом вышедшая из "старого" Дюма и "старого" Пикуля), остросюжетная, сенсационная. Исторический детектив, исторический триллер, приключения героев на фоне исторических событий. Это входит в массовое чтение всех возрастных групп и, судя по всему, покупается, а не берется в библиотеке. И это, конечно, прежде всего легкое, развлекательное чтение.

Реальное свободное (не связанное с учебными заданиями) чтение "высокой" литературы характерно лишь для читательской элиты. Интересно, однако, что есть произведения, к которым вот уже в течение многих десятилетий обращается достаточно широкий круг читателей (в частности, молодых): "Вий", "Князь Серебряный" и "страшные" рассказы А.К. Толстого, купринские "Гранатовый браслет", "Олеся", "Яма", из зарубежной литературы - "Джен Эйр" Ш. Бронте, "Блеск и нищета куртизанок" Бальзака, рассказы Мопассана, некоторые романы Лондона. Это определяется их тематикой, совпадающей с тематикой массового чтения. Поэтому неудивительно, что в последнее время они упоминаются реже: их заменяет массовая или просто современная литература, описывающая аналогичные коллизии, рассматривающая аналогичные проблемы. С другой стороны, в круг чтения сегодня вошли новые представители "высокой" литературы - Толкиен и К.С. Льюис...

Как бы то ни было, преобладает массовое чтение. А что происходит с другим, "немассовым", "серьезным" ("проблемным" и "эстетическим") чтением беллетристики? (Тут надо, наверное, по российской традиции употребить другой термин - "художественная литература".)

Как я уже отметила, серьезных читателей трудно "поймать в сеть" массовых опросов, а если и "поймаешь" - сложно "обобщить". Поэтому то, что будет сказано ниже, основано не только и не столько на результатах опросов, сколько на многолетних наблюдениях - профессиональных и личных.

Понятно, что серьезное чтение отступает. Хотя издатели серьезным читателям тоже (как и массовым) предоставили сегодня все, о чем раньше они могли только мечтать. И эти книги, в общем, читаются. Уменьшается число читающих каждую из них (не случайно же падают тиражи). Уменьшается суммарное время на серьезное чтение художественной литературы.

Важно отметить, что серьезный читатель во многих случаях - тоже массовый (читает массовую литературу); различие в том, что он - не только массовый.

"Старым" серьезным читателям художественной литературы трудно удержаться на прежнем уровне. Банальность, конечно, но очень важная банальность: большая часть таких читателей ("низовая" интеллигенция, образованные служащие, пенсионеры из этих слоев) - обеднели и продолжают беднеть. Особенно заметно это в провинции. Подработка, огороды, бытовые заботы сильно мешают культурной жизни. Книги дорогие. Стремящееся к нулю свободное время сложно чему-то "уделить", оно как-то само собой тратится на телевидение, а если на чтение - то на легкое.

С другой стороны, если даже нет необходимости зарабатывать "на хлеб", расширившиеся возможности профессиональной самореализации и повышения с ее помощью жизненного уровня побуждают больше работать и меньше читать. Б.В. Дубин называет это "сменой ролей, систем соотнесения, идентификационных рамок" [5]. Он считает, что "современники среднего поколения" расстаются со своими ролями и рамками "без особых сожалений". По моим наблюдениям, так происходит далеко не всегда.

Остались навыки, остались воспоминания об удовольствии (важно подчеркнуть, что серьезное чтение для серьезного читателя - обязательно удовольствие, хотя не только оно), осталось желание это удовольствие снова испытывать. Но преодолеть (точнее - каждый раз преодолевать) всякого рода барьеры (в том числе и психологический барьер царящей вокруг и действительно засасывающей, не требующей усилий массовой культуры) удается далеко не всем. Тут важны и "прочность" индивидуальных читательских привычек, и наличие культурной среды, и многое другое.

"Старых" серьезных читателей с большой вероятностью можно найти в библиотеках; есть мнение, что в провинции их больше, чем в столицах. Библиотекари, во всяком случае, настаивают, что традиционно серьезное отношение к литературе и чтению сохраняется, но признают - не у всех и не в таком объеме, как раньше.

Поскольку одна из важнейших характеристик серьезных читателей - обращение к современной литературе (прежде всего к прозе), постольку именно об этих читателях, об этих "утраченных территориях" говорили писатели и критики на упоминавшейся выше санкт-петербургской конференции. Основу аудитории толстых журналов составляла та же читательская группа. И если не брать времена "журнального бума" конца 80-х, то читали там они (во всяком случае, большинство из тех, кто стоял за этими журналами в библиотечных очередях) вовсе не критику и не публицистику, а именно беллетристику - прежде всего романы и повести.

Нельзя не отметить, что именно "старые" читатели очень беспокоятся (и часто не без оснований), что их дети и внуки не читают серьезно, вообще не читают. Но у младших членов таких семей есть культурная среда, память детского чтения, накопленные книжные ресурсы (домашние библиотеки, собранные одним или даже несколькими поколениями). У них есть выбор - стать или не стать читателями; и тут логично рассуждать о социокультурных факторах, смене парадигм, роли массовой культуры, новых технологий и т.д. Совсем по-другому, думаю, следует рассуждать, когда мы говорим о тех, кто мог бы выйти в серьезные, "культурные" читатели из "некультурной" среды. Если, конечно, мы еще не решили, что этого не может быть, потому что не может быть никогда.

На фоне общей неоднозначной ситуации с вертикальными социальными перемещениями, ситуация с перемещениями культурными (и - шире - образовательными) выглядит особенно напряженной. Стратифицируется и коммерциализируется не только средняя школа, но и система дошкольных (в частности, всякого рода эстетических) занятий. Способные и любознательные, но "чужие" для образованных слоев дети и подростки не становятся предметом внимания ни государственных (кроме, может быть, библиотек), ни общественных структур и институтов. У этих юных людей выбора фактически нет, их стремление к серьезному чтению часто остается не только нереализованным, но и неосознанным. Любому из них может только повезти, если на его пути вовремя встретится серьезный читатель, который захочет его понять и научить...

Чтение "чтобы узнать" и чтение "чтобы научиться"

Книга - источник знаний. Журнал и газета, кстати, - тоже источники. Еще в исследованиях 70-80-х гг. фиксировалась определенная "конкуренция" научно-популярных и публицистических книг с периодическими изданиями соответствующей тематики. А сегодня роль газет и иллюстрированных журналов в структуре массового чтения стала весьма значительной. Их много, они охватывают весь диапазон "познавательных" интересов фактически всех групп населения; некоторые издания прямо ориентированы на конкретные группы.

О чем же люди хотят знать?

Это история, в частности отечественная. Это, конечно, наша сегодняшняя жизнь - и "большие" проблемы страны, всего мира, и "местные" события, и просто интересные факты. Философия, религия, искусство (особенно - современная музыка), наука (в последнее время особое внимание сосредоточено, пожалуй, на экологии и психологии), спорт, природа и культура дальних и ближних стран. Велик интерес к мемуарам; для некоторых (преимущественно пожилых) они становятся преобладающим чтением.

Вроде бы совсем разные вещи: газетное сообщение о встрече министров иностранных дел - и книга о Григории Распутине, книга о движении планет - и журнальная статья о финансовых пирамидах. Но мотив "читаю, потому что хочу знать", - общий. Где-то внутри этого поля вьются границы между знанием (даже - познанием) и информацией, они могут смещаться в зависимости и от читаемого, и от читающего...

"Познавательным" (или "информационным") может быть и чтение художественной литературы. Такого рода мотивы (наряду, конечно, с мотивами другими) играют значительную роль в обращении, например, к исторической беллетристике, политическому роману. Читатель в этом случае открывает книгу с желанием и готовностью получить оттуда информацию (знание) о незнакомой или малознакомой ему сфере жизни. Есть книги и авторы, очень для этого подходящие. Вспомним, как читались в свое время романы "Аэропорт" и "Отель" А. Хейли или романы Л. Карелина, как активно поглощалась и обсуждалась информация о специфике профессиональной деятельности героев.

Понятно, что наличие интереса к той или иной тематике, "основательность" этого интереса, его глубина обусловлены демографическими и социокультурными характеристиками человека. Но нельзя не отметить общей тенденции последнего десятилетия: традиционное серьезное "хочу все знать" все менее заметно за легкомысленным "любопытству нет предела". Столько всего интересного, что некогда особо вникать, просто прочел, удивился, другим рассказал. (Коммуникационную функцию такого чтения уже оценили, например, производители серии конфет "Держава": они рекламируют свою продукцию как "угощение для общения", а на обертках помещают коротенькие тексты, дающие темы для разговора, - например, о Екатерине и ее фаворитах.)

Особый интерес у большинства людей вызывает все необычное, ненормативное, острое. Неизменной популярностью пользуются книги, статьи, сообщения о преступлениях, катастрофах, НЛО, эзотерическая литература. Читают о выдающихся (в различных смыслах) и известных личностях: от политических лидеров до серийных убийц. Об актерах, поп-музыкантах, спортсменах и секс-символах - в частности, об их браках, разводах, скандалах и пр.

Все это, в общем-то, о жизни, хотя чаще всего достаточно далекой от обычного человека, от того, кто читает. Можно, конечно, сказать, что лучше ходить в лес, чем читать о нем, лучше играть в футбол или на гитаре, чем читать о футболистах и гитаристах. Но ведь читают же - значит, есть и такая потребность [6].

Однако печатное слово чаще всего выступает здесь именно и только как канал, по которому передается знание, по которому читатель получает интересующую его информацию. В тех случаях, когда человек может выбирать способы получения такой информации, он не обязательно выбирает чтение. Новости, например, мы чаще смотрим по телевизору, слушаем по радио.

А познавательные радио- и телепередачи если и не уменьшают в принципе читательскую аудиторию, то, безусловно, сокращают "совокупное читательское время". Мне кажется, например, что среди зрителей лотмановских телебесед гораздо больше читателей, интересующихся литературой и культурой, чем тех, кто о подобных вещах не читал и читать не стал бы, а вот по телевизору посмотрел и что-то узнал. Вторые читать Лотмана после передач вряд ли начнут. Первые же удовлетворили свой интерес, затратив меньше усилий, чем если бы все это прочли, и тоже не станут, вероятно, читать "о том же самом". Исключения, конечно, есть, но они лишь подтверждают правило...

Рядом с чтением "чтобы знать" ("познавательным" и "информационным") существует и становится все более значимым чтение "чтобы уметь".

В самом начале 90-х, проводя анализ спроса в Сочинской юношеской библиотеке, мы обратили внимание на двух пятнадцатилетних юношей, набравших пачку книг по садоводству и огородничеству. Свой выбор они объяснили достаточно внятно: "Хотим научиться выращивать огурцы, помидоры, фрукты. Потом будем их продавать, заработаем много денег и уедем в Америку". Дальнейший разговор показал, что планы молодых людей основаны на некоторых реалиях: участок земли у семьи есть, и взятые сегодня книги - уже не первые.

Факт запомнился, в частности, и потому, что был совсем не типичен, даже экзотичен (возраст и пол респондентов не очень соотносились с активной садово-огороднической деятельностью). Однако он может служить ярким примером "инструментального" чтения. Соответствующая потребность существовала всегда, но в течение многих десятилетий она фактически не удовлетворялась. Дефицитом были книги по кулинарии, шитью и вязанию, пособия для радиолюбителей и авиамоделистов, для тех, кто разводил кактусы или воспитывал щенка. И как только издательское дело "освободилось" и получило возможность ориентироваться на спрос, рынок начал заполняться такими изданиями.

Поле "инструментального" чтения широко и разнообразно; оно охватывает фактически все сферы и аспекты жизнедеятельности человека. Многие темы пользуются устойчивой популярностью: "здоровый образ жизни" и самолечение; питание и кулинария; одежда и косметика, строительство дач, ремонт квартир, домашние растения и животные, сад и огород, воспитание детей.

Многие родители (в основном, конечно, мамы) обращаются за помощью к книгам с самого рождения ребенка. Их запросы конкретны и связаны не только с "вечными" проблемами обихаживания и воспитания (например, как поощрять и наказывать), но и с теми, которые актуализировались в последние годы (например, как научить детей не попадать в опасные ситуации - не открывать двери, не ходить никуда с чужими людьми).

Общение - традиционно популярная тематика "инструментального" чтения, вобравшая и вбирающая в себя новые жизненные реалии, изменяющиеся нормы и ценности. Как "поставить" и вести себя с окружающими людьми вообще, с членами семьи и компании, с лицами противоположного пола, с теми, от кого ты зависишь, и с теми, кто зависит от тебя, - чтобы достичь поставленных целей, добиться успеха. В более широком и "гуманистическом" плане - каким быть и как понять себя, чтобы правильно и эффективно построить свою жизнь среди близких людей и в обществе. К такого рода литературе обращаются представители всех возрастных групп, мужчины и женщины. Хотя бум Д. Карнеги уже миновал, внимание массового читателя продолжают привлекать, конечно, именно книги этого типа, дающие простые советы. Читаются, однако, и более сложные авторы - Э. Берн, В. Леви, И. Кон.

Иностранные языки. Востребованы, в частности, практические пособия, словари, разговорники.

Компьютер и компьютерные технологии, Интернет. Все расширяющийся спрос на литературу и периодику этой тематики стоит несколько особняком. Для многих (особенно молодых) читателей их штудирование - одновременно и необходимое, и личностно важное занятие; извлеченные из них знания и навыки не только определяют жизненный успех, но являются некоторым символом приобщения к современной жизни и культуре.

Право, законодательство - предпринимательство, налоги, социальные выплаты, жилищные вопросы, призыв в армию и другие проблемы. Здесь в течение последнего десятилетия происходил процесс изменения значимости "форм" чтения, который в определенном смысле можно считать модельным. Сначала мы наблюдали взлет интереса к литературе этой тематики, обусловленный новыми жизненными реалиями: представители разных социальных и возрастных групп искали в книгах ответы и решения. Ответом на спрос, однако, стали не только многочисленные и разнообразные печатные издания, но и электронные базы данных "Гарант", "Консультант плюс". Сегодня ими пользуется множество людей; достаточно большую роль в организации доступа играют библиотеки, и роль эта будет расти, поскольку здесь создается широкая сеть центров правовой информации.

Рост значимости инструментального чтения определил бурное развитие наиболее, пожалуй, адекватного этому чтению вида изданий. Сегодня справочники, энциклопедии, словари - самые популярные и самые дорогие книги. Их диапазон расширяется, жанры и адресаты дифференцируются; все это происходит с активным использованием "передового опыта" Европы и Америки, издатели и читатели которых уже прошли соответствующий путь.

Познавательное чтение, безусловно, вытесняется инструментальным. Это один из важнейших аспектов общей прагматизации чтения, он определен необходимостью и желанием зарабатывать деньги, статус - и новыми открывающимися для этого возможностями. Любительские занятия переходят в профессиональные, прагматичный характер приобретает и самообразование.

И если массовое познавательное чтение делается все более поверхностным, приближаясь, с одной стороны, к чисто информационному, с другой - к развлекательному, компенсаторному, то чтение инструментальное, наоборот, становится более серьезным, поскольку деятельность, ради которой читают, требует углубления в предмет, требует частностей и подробностей.

Однако необходимые знания в обоих случаях можно получить не только с помощью книги и журнала (пример тому - описанная выше ситуация с правовой информацией). Что касается передачи умений - она, безусловно, будет более эффективна при наличии движущегося изображения. Многие потребности удовлетворяются сегодня с помощью традиционного инструментального чтения лишь за неимением других источников информации или из-за сложности доступа к ним. Поэтому все предложения рынка будут с благодарностью приняты и уже принимаются - особенно молодыми людьми.

Учебное чтение

Чтение - необходимая часть занятий фактически в любом учебном заведении. Учащиеся - огромная читательская группа. Для них, как свидетельствуют результаты всех исследований, задание является важнейшим и даже определяющим мотивом обращения к книге. В публичных библиотеках, например, это 80-90% запросов. И основное место занимает литература по гуманитарным дисциплинам (истории, экономике, праву, литературоведению, психологии, философии, политологии, социологии) - поскольку получение гуманитарных знаний связано с чтением в большей степени, чем получение знаний естественнонаучных или технических. Этому же способствует так называемая гуманитаризация - включение соответствующих дисциплин в программы всех (не только гуманитарных) средних специальных и высших учебных заведений. Вторая большая составляющая учебного чтения - классическая (и вообще включенная в программы) художественная литература.

Книгу (или, по крайней мере, ее тему) выбирает не сам читатель; он может хотеть или не хотеть читать, но все равно должен. Станет ли прочитанное интериоризованным знанием, превратится ли в умение, доставит ли эстетическое наслаждение, повлияет ли на систему ценностей - это зависит от многих причин.

Но есть, как мне кажется, два непременных условия, делающих учебное чтение осмысленным, превращающих его в действительную, не формальную часть образования. Во-первых (это, в основном, касается школьников), задание должно хотя бы чуть-чуть соотноситься с жизнью ребенка, подростка, юноши, с тем, что им уже накоплено; оно должно, в конце концов, быть понятным. Во-вторых (это касается в большей степени учащихся средних специальных и высших учебных заведений), человек должен видеть связь этого задания (и вообще этой дисциплины) со своей будущей профессией и/или со своими сегодняшними и завтрашними человеческими проблемами.

Иначе формируется псевдочитатель, получается псевдочтение и псевдообразование. Ситуации, с которыми сталкиваются достаточно часто не только родители, но и библиотекари, бывают просто абсурдными. Например: приходит в детскую библиотеку третьеклассница и говорит, что ей задали сделать доклад об истории диссидентства в России. Или: приходит домой шестиклассник с темой реферата "Платон и киники". И когда его бабушка (между прочим, кандидат философских наук) на родительском собрании выражает недоумение и спрашивает учительницу, читала ли Платона она сама, то получает потрясающий ответ: "Смотрите, вот полный класс родителей, все с высшим образованием. И никто его не читал". Или: сидят студенты в читальном зале и пишут рефераты (требуется не меньше 10-15 страниц). Будущий компьютерщик - о русской религиозной философии, будущий врач - о взглядах Макиавелли, будущий инженер-пищевик - о французской средневековой культуре. Читают соответствующую литературу. Первоисточники - очень мало и редко (да первоисточники и не на них рассчитаны), в основном ищут что попроще и с чего можно непосредственно списать. Очевидно, это и есть те самые будущие родители с высшим образованием, которым не нужны и никогда не понадобятся ни Платон, ни Макиавелли [7].

Такого рода ситуации, к сожалению, нередки: учебное чтение остается здесь лишь чтением по заданию, оно не просто бесполезно, порой оно вредно, поскольку отвращает от книги вообще и от серьезной книги в частности. И именно здесь логично искать один из корней (хотя, конечно, не единственный) "послешкольного нечтения", вторичной неграмотности, нелюбви к чтению и т.д. В особой степени касается это школьного преподавания литературы, зачастую "отчуждающего" текст, преподнося его не вовремя, на чужом для читателя языке, вне контекста его, читателя, жизненных реалий. Именно об этом говорят наши респонденты, отвечая на вопрос об отношении к литературе как учебной дисциплине: "она нравилась бы, если бы не заставляли и некоторые произведения изучали попозже", "я любила литературу, но ее странно преподавали", "мне нравится этот предмет, но не нравится, как его преподают у нас. Я хочу просто читать и наслаждаться чтением... ну, чтобы объясняли, о чем речь. Но не пытали бы анализированием текста с использованием заумных слов".

Однако нелепо было бы отрицать необходимость учебного чтения. Его значимость росла в последние годы и продолжает расти вместе с повышением значимости образования. Оно играет огромную идеологическую роль - не случайны споры и скандалы вокруг учебников по гуманитарным предметам (в частности, по отечественной истории). Детям из нечитающих семей оно дает возможность (не всегда, конечно, реализующуюся) стать читателями. Для студентов учебное чтение фактически является началом чтения профессионального.

Учебная и "околоучебная" литература занимает одно из ведущих мест на издательском рынке. Но завтра она (так же, как литература для "инструментального" чтения - а часто это одни и те же издания) может быть значительно потеснена электронными источниками информации. Собственно, процесс начат уже сегодня - выпускаются электронные учебники, развивается дистанционное образование. А многие учащиеся нашли способ с помощью новых технологий вообще не писать свои рефераты и, значит, не читать соответствующей литературы: они просто берут готовые работы (которых на специально сформированных дискетах и в Интернете уже тысячи) или компилируют свою работу из нескольких чужих.

Что принес компьютер?

Тема "чтение и компьютер", "чтение и Интернет" находится сегодня (прямо или косвенно) в поле зрения не только публицистов, но и исследователей. Проблематика исследований (которых пока еще немного) связана с бюджетом времени, с ориентацией в информационном пространстве и значимостью источников информации; объектом их являются, в основном, дети и подростки.

Опираясь на данные коллег и на собственные наблюдения, я выделила бы три "пространства", в которых чтение сосуществует и сталкивается с компьютерными технологиями.

Первое - это (прошу прощения за парадокс) "пространство времени". Точнее - свободного времени, а еще точнее - досуга. Здесь компьютерные игры и интернет-общение стали еще одним конкурентом чтения - вслед за телевидением и видео. Сильными конкурентами они являются пока не слишком часто - лишь когда речь идет о молодых и достаточно "продвинутых" жителях больших городов. Проводить досуг за компьютером мальчики и юноши предпочитают примерно вдвое чаще, чем девочки и девушки. И чем младше респонденты (исследователи начинали с 9-10-летних), тем чаще они говорят о таком досуге - как реальном, так и желаемом.

В рейтингах предпочитаемых досуговых занятий чтение сегодня не занимает места выше четвертого (при том, что предлагаемые исследователями списки состоят обычно из 15-20 позиций), а у некоторых подростковых групп может оказаться и на 10-12-м местах. Но проигрывает оно отнюдь не компьютеру, а телевидению и видео, общению со сверстниками (особенно у молодежи) и с семьей, прогулкам, спорту.

Второе "пространство", в котором традиционное чтение сосуществует с электронными технологиями, может быть описано как пространство "способов публикации" текстов, пространство форм их представления читателю.

В Интернете существует своя литературная жизнь, здесь есть и книжные магазины, и журналы, и библиотеки. Самая большая и самая известная - библиотека Максима Мошкова. Что же думает о чтении с экрана (прежде всего о чтении художественной литературы) сам Мошков?

Прежде всего, он считает нелепыми разговоры о том, что книги в сети отбивают читателей у книг на бумаге. Пока в России (а среди посетителей сайта Мошкова россиян около 40%) к сети подключено лишь 2% населения, возможно, через несколько лет их будет 5%. И из них 95% явно предпочтут бумажные книги. "Я и сам, - признается Мошков, - читаю их только на бумаге".

Тем не менее он утверждает, что бумажным книгам со временем (хотя далеко не сразу) придется потесниться: "Года через три ящичек, с которого можно читать, не калеча глаза, будет умещаться в руках, а через 10-15 лет он будет в руках у каждого. Есть масса случаев, когда книги нет нигде (весь тираж распродан, библиотека сгорела или брошена при переезде), а прочитать книгу хочется либо цитата нужна, - для таких случаев электронная библиотека идеальна. Иными словами, это очень удобное средство для хранения - и не самое удобное для чтения" [8].

Тексты новостей, информационные и справочные в Интернете читать удобно. Но есть же люди, с удовольствием читающие с экрана философские и художественные тексты. В библиотеке Мошкова, например, самые читаемые авторы сегодня - Пелевин, Лукьяненко, Акунин и Суворов...

Нельзя не отметить также, что многие - исследователи, наблюдатели и просто активные пользователи - подчеркивают "словесную природу" Интернета. Это мнение звучало и в публикациях "НЛО". Соглашаясь с Умберто Эко, что именно компьютер возвращает людей от картинки к слову, один из авторов добавляет: "В этом контексте Интернет становится не врагом книги, а, наоборот, ее союзником в борьбе против общего врага - телевидения" [9].

Третье интересующее нас "пространство" - собственно информационное. Это пространство текстов (в широком смысле), а его посетитель - человек, пришедший за информацией определенной тематики и/или определенного вида.

Например, человек хочет узнать о Наполеоне. Выбор книг огромен - от Тарле до Толстого. Но вот мультимедиа-диск "Александр и Наполеон", включающий в себя около сотни интерактивных сюжетов-постановок, почти тысячу гравюр, рисунков и картин, более 200 статей, карты и многое другое. "В одном флаконе" и книга, и музей, и кино. Подходит и для досуга, и для учебы (как ученику для подготовки задания, так и учителю для показа на уроке).

Очень модная тема - династия Романовых. Количество книг, в частности изданных в последние годы, впечатляет. Но вот одноименная мультимедийная энциклопедия - около 800 статей, фрагменты исторических фильмов, анимированные карты военных действий, исторические картины, портреты государственных деятелей...

Тем, кто пришел, "чтобы научиться", предлагаются мультимедийные энциклопедии, электронные учебники и пособия для дошкольников, школьников, абитуриентов и студентов.

Цены на электронные издания сегодня превышают (иногда значительно) цены на книги, однако есть тенденция к снижению. Пока диски недоступны большинству их потенциальных потребителей, в частности учебным заведениям и библиотекам (у которых просто далеко не всегда есть компьютеры). В частности, и поэтому основными источниками значимой информации остаются источники печатные (наряду с телевидением и межличностным общением): об их использовании говорят от 50 до 80% респондентов, в то время как Интернет и вообще компьютер называют 15-20%. Так будет, конечно, не всегда, но дело не только в финансовых и технических возможностях.

Одна из сущностных характеристик электронных изданий - интерактивность. Автор диска набрал "по теме" тексты, видеоматериалы, музыку, продумал, что с чем должно быть в программе соединено, - и получился гипертекст (конечно, такое описание примитивно, но, по-моему, основное здесь схвачено). "Гиперчитатель" читает этот гипертекст, выбирая из него то и в той последовательности, которая соответствует его, читателя, интересам и представлениям о теме. В отличие от книги, от печатного текста (из которого ведь тоже можно выбирать, листая) - целого гипертекста не существует, сидящий перед экраном его каждый раз конструирует, создает сам. От автора (и, конечно, от всех тех, чьими трудами автор воспользовался) он получает знания и представления о связях между "аспектами" этих знаний; "аудио-" и "видеочасти" издания, безусловно, обогащают восприятие, делают его "объемным". Но мне трудно представить, как можно вложить в гипертекст и вычитать из него мысль (именно мысль, а не знание), ведь мысль требует последовательности, целостности, авторского монолога. В общем, авторы такой задачи и не ставят: собственно тексты в гипертекстах - это чаще всего справки или небольшие статьи энциклопедического типа. К компьютерной культуре в полной степени относятся слова В.К. Кантора о культуре аудиовизуальной: "...она отбирает то, что и не должно входить во внутренний состав книги, что не определяет специфику ее воздействия на читателя" [10]. О том же говорит Умберто Эко, деля книги на читаемые и справочные [11].

Информационное и инструментальное чтение в принципе может быть заменено обращением к электронным изданиям и/или Интернету фактически полностью. "Познавательному" же, если говорить о "пространстве времени", просто придется снова отступить...

О роли любви и роли интеллигенции

Итак, чтение (и как занятие, и как символическая ценность) стало и продолжает становиться менее значимым. Это объективно, это одно из следствий модернизации общества, модернизации культуры.

Сокращается "читательское время". И сокращается оно не только за счет серьезного "свободного" чтения, но и за счет чтения легкого, которое стремительно теряет свои позиции как способ отдыха и развлечения. Позиции делового (учебного, инструментального) чтения пока остаются достаточно прочными, поскольку потребность в соответствующей информации удовлетворяется, в основном, с помощью печатных источников. Можно предположить, однако, что современные информационные технологии в скором времени изменят ситуацию.

Уменьшается количество читателей - точнее, количество тех, кто читает активно, регулярно; безусловно уменьшается число читателей книг.

Около 30% респондентов нашего исследования "Молодежь и классика" так или иначе соглашаются, что чтение - в частности, чтение художественной литературы - не занимает большого места в их жизни. Примерно каждый десятый из сегодняшних молодых посетителей библиотек говорит, что не любит читать. А проводя опросы в московских учебных заведениях, мы получили еще более красноречивые цифры: не любит читать каждый пятый школьник и каждый третий учащийся ПТУ.

Очевидно, для новых поколений чтение будет играть все меньшую роль. Чем доступнее становятся другие источники информации и другие способы проведения свободного времени, тем ярче проявляются все названные тенденции. И читать будут те, кто любит читать. (Между прочим, это не только любители Толстого, Пастернака или Хейзинги, но и любители женских романов - любящие именно читать, а не смотреть сериалы.)

Только те, кто любит. Можно сказать: "не больше - но и не меньше". Но лично мне - как человеку книжному и как (пусть это ужасно немодно и несовременно) интеллигенту - хочется, чтобы любящих было больше.

Читая (в частности, у глубоко мною уважаемого Б.В. Дубина) о том, как интеллигенция не принимает современность вообще и современную культуру в частности, потому что перемены разрушили ее социальный статус и единство, ее авторитет, ее "доминантные позиции носителей образцов", ее привилегии, ее "социально-цензурные возможности", - и со многим соглашаясь, я все же испытываю большие сложности с самоидентификацией. Вспоминается сцена из "Тимура и его команды". Там героиня спрашивает свою старшую сестру, кто такой Тимур. Та отвечает: "Это царь - злой, хромой, из средней истории". Но такой ответ явно не ложится на реальность знания героини о том Тимуре, который живет рядом. Поэтому она не унимается: "А если не злой, и не хромой, и не из средней истории - тогда кто?" "Тогда, - говорит сестра, - не знаю".

Может быть, никакой единой интеллигенции не было и раньше; точнее - и тогда не ощущала она себя единой?.. Ведь очень разными были "образцы", различными способами и с различными целями использовались (или вовсе не использовались) "социально-цензурные возможности". А неприятие современности (многих ее аспектов) связано, как показывают наши исследования, не просто с разрушением статуса, а с социальным и профессиональным унижением.

Интеллигенция, попадающая в наши "социологические сети", безусловно, хочет хранить и развивать свою, книжную, нишу культуры. А для этого надо поддерживать любовь к чтению (ведь всякая любовь требует поддержки). Родителям - в своих детях и внуках, библиотекарям - в посетителях библиотек, преподавателям - в учениках. "Количество" такой любви станет, думаю, одним из факторов, определяющих и роль печатного слова в культуре, и роль каналов, по которым это слово идет к читателю. "Защитники" чтения (к ним я отношу и себя) должны смириться с тем, что другие факторы будут более значимыми. Однако, чтобы оставаться (или стать) "носителями образцов", не обязательно, мне кажется, настаивать на монополии и на том, что эти образцы - единственные. Достаточно просто считать их своими.

Список литературы

1 См.: Самохина М.М. Читающая молодежь Москвы (по результатам двух исследований 1997-1998 гг.) // Библиотековедение. 1999. № 1. С. 42-49.

2 См. об этом, напр.: Стельмах В.Д. Чтение в постсоветской России // Библиотеки и чтение в ситуации культурных изменений. М., 1996. С. 197-208.

3 Менцель Б. Что такое "популярная литература" // Новое литературное обозрение. 1999. № 40. С. 393.

4 См.: Либова О.С., Муравьева Е.Г. Что читали и читают в провинциальной России // Что мы читаем? Какие мы? Вып. 3. СПб., 1999. С. 54-56.

5 Дубин Б.В. Слово - письмо - литература: Очерки по социологии современной культуры. М., 2001. С. 176.

6 Ю.А. Левада считает восприятие информации через масс-медиа ("зрительское участие") новым типом социальной активности, характерным для эпохи утверждения массовой культуры. См.: Левада Ю. От мнений к пониманию: Социологические очерки. М., 2000. С. 310-311.

7 Подробно эта ситуация рассмотрена мною еще пять лет назад, но сейчас она только усугубилась. См.: Самохина М.М. Гуманитаризация образования: взгляд из библиотеки // Человек. 1996. № 4. C. 75-87.

8 Мошков М. Книгам на бумаге придется потесниться // Книжное обозрение. 2001. № 6. 12 февраля. С. 17.

9 Сонькин В. Отцы и дети в Интернете // Новое литературное обозрение. 2000. № 3 (43). С. 323.

10 Кантор В.К. "Ворованный воздух" // Книжное обозрение. 2000. № 2. 10 января. С. 6.

11 См.: Эко У. От Интернета к Гутенбергу // Новое литературное обозрение. 1998. № 4 (32). С. 9.