Архангельская А. В.

К обобщающим произведениям примыкает "Казанская история", непосредственным предметом которой является одно из самых значительных событий начального периода самостоятельного царствования Ивана Грозного - завоевание русским войском Казанского царства. Но при этом внимание автора сосредотачивается не только на взятии Казани, но и на всей истории этого царства. Эта история начинается с легенды, неизвестной русскому историческому повествованию (видимо, она заимствована из татарского предания), о фантастическом царе "Саине ординском", который ходил на Русскую землю после смерти Батыя, освободил место на Волге от страшного двуглавого змия и создал там богатое царство, кипящее "млеком и медом" - Казань.

Далее "Казанская история" рассказывает о казанском царе Улуахмете, который затворился в созданном им "граде ледяном". В тексте излагается довольно своеобразная версия событий, связанных со стоянием на реке Угре в 1480 г. Однако центральной темой памятника все-таки было окончательное завоевание Казани при Иване IV, этому событию посвящена основная часть текста. Основными персонажами здесь оказываются "царь державы Руския" Иван (рассказ о нем автор начинал, как и в целом ряде других произведений, в том числе принадлежащих самому Ивану Грозному или самому известному его оппоненту князю Андрею Курбскому, с описания самовластия бояр в годы его детства) и казанская царица Сумбека.

На художественном стиле "Казанской истории" сказалось смешение различных литературных влияний. Исследователи неоднократно (вслед за Д.С. Лихачевым) отмечали разительное нарушение литературного этикета, свойственное этому памятнику: вопреки канонам воинской повести, враги здесь изображаются в героических красках: "един бо казанец бияшеся со сто русинов, а два же с двемя сты", "падение храбрых казанцев" сопровождается разграблением мечетей, убийствами и жестокостями, совершаемыми русским войском. Казань - это одновременно и "презлое царство сарацинское", но и "предивная Казань". И то, и другое слово - превосходная степень, образованная при помощи приставки пре-; А.С. Демин обратил внимание на то, что слово "предивный" обозначало, как правило, христианские понятия ("предивными" в древнерусских памятниках обычно именовались чудеса, знамения и под.). Но особенно неожиданным является изображение главы Казанского ханства царицы Сумбеки. Она изображается, с одной стороны, как прелюбодейка и преступница, готовая по сговору со своим любовником убить своего юного сына; но при этом она остается царицей, "красносолнечной" и мудрой, и ее низвержение с престола оплакивает все Казанское царство.

А.С. Демин отметил, что говорить только лишь о нарушении литературного этикета явно недостаточно. Эти нарушения осознанны: на казанцев переносится не просто что-то хорошее, а то хорошее, что характеризует и русских. Одними и теми же словами описываются казанский и русский воевода, казанская царица Сумбекка и русская царица Анастасия, сходно описывались редкости (например, шатер казанского царя и небывало торжественное шествие русского царя с боярами), иногда русские и казанцы объединяются словом "обои".

Такое же смешение характерно и для конфессиональных, вероисповедных вопросов. Казанцы могли обращаться к поддержке обеих вер. Иногда автор и сам не знает, какая вера посодействовала событию. В некоторых случаях казанцы даже превосходят русских в "верности" (но и не только в ней; еще одна область превосходства казанцев - женская красота; красавице Сумбекке нет равных в Русской земле).

А.С. Демин выделил следующие возможные причины этого явления:

Во-первых, возможна причина биографическая: известно, что автор "Казанской истории" попал в плен к татарам, 20 лет жил в Казани, познакомился с казанскими летописями и преданиями. Но, видимо, эту причину все-таки нельзя преувеличивать, поскольку известно также, что по возвращении из плена он вновь принял православие, был приближен ко двору и т. д.;

Во-вторых, может быть названа причина идеологическая: Казань - один из самых богатых трофеев Ивана Грозного, следовало показать, что это завоевание - особенное, здесь есть чем гордиться;

В-третьих, обращает на себя внимание читателя причина историческая: все-таки Казань - это исконно русская территория; это прекрасное место изначально входило в пределы Русской земли и лишь потом было захвачено татарами, поэтому целый ряд положительных характеристик применительно к тем или иным татарским "диковинам" можно объяснить этой чертой;

Но главной причиной А.С. Демин считает причину, которую он сам назвал "человековедческой": в ее основе лежит представление о том, что человеческая природа в целом едина; казанцы и русские - лишь частный случай сходства всех людей вообще. Автор много видел, читал и рассуждал и пришел к неупорядоченной философии человеческого сходства. Более того, он органично "вписался" в начавшийся на Руси в XV в. процесс "принятия" чужого (Афанасий Никитин, "Повесть о Дракуле", "Сказание о Магмет-Салтане").

А.С. Демин также обратил внимание на то, что в "Казанской истории" достигло апогея составление образов из литературных элементов предшествующих произведений. Источники "Казанской истории" настолько многочисленны, что постоянно обнаруживаются все новые и новые. Один из них - "Слово о полку Игореве". Соответствия "Слову", по А.С. Демину, можно разделить на 3 типа.

Во-первых, это совпадение выражений. Казанский царь "в казну свою насыпа полату полну до верха русскаго злата и сребра". Совпадения могут быть не всегда дословными, например: "много есть было в Казани сечей и боев великих, а такова сечи и бои не бысть никогда же" или "блата ... намостишася черемисскими костями".

Во-вторых, это сходство специфических слов и выражений в эпизодах. Так, описываются неустройства в Казанском царстве: "воста брань... в велможах его крамола... не хотят бо казанцы меншие болших слушати... и вси бо творяхуся велики". Эпизод, рассказывающий о бегстве от русских воинов казанского воеводы Аталыка содержит следующие элементы: "Ему же спящу ("Игорь спит")... в шатре своем ("вежи половецкии")... скоро вскочи... на конь свой, и бес пояса, и бос ("босым! влъком"), бегающе по траве ("въшуме трава")... и убивающе птицу и зверя ("избивая гуси и лебеди")". Такого набора элементов больше нет нигде. Этот эпизод вообще не отразился ни в "Задонщине", ни в "Сказании о Мамаевом побоище". "Казанская история" опирается здесь именно на эпизод из "Слова о полку Игореве".

Выделяются общие эпизоды в начале обоих памятников. Они содержат указание на пристойность рассказа ("повести сия достоит нам радостно послушати" - "не лепо ли ны"), а также упоминание современности, славы и красоты. В "Задонщине" же начало "Слова" использовано гораздо беднее; тем более бедно - в "Сказании о Мамаевом побоище".

В-третьих, возможны случаи, когда довольно большой отрывок из "Слова о полку Игореве" сжато отражается в одном эпизоде "Казанской истории". Таков рассказ о двух снах, которые видели казанский царь и казанский сеит. "В... нощь... виде сон страшен сам про себе казанский царь. Легшу ему с печалию... яко взыде месяц... темен. Другий же месяц... яко крылат, полете. В ту же нощь сеит казанский сон виде, яко стекошася... пардуси". Этот специфичный набор элементов мог перейти только из "Слова"; сон Святослава не использован ни "Задонщиной", ни "Сказанием о Мамаевом побоище".

Во всех плачах "Казанской истории" (их три: казанской царицы, русской царицы и казанских жен) упомянуты летящие птицы.

А.С. Демин обратил внимание на то, что если бы автор "Казанской истории" пользовался непосредственно списком "Слова" или хорошо помнил его наизусть, то тогда даже при существенной переработке фразеология "Слова" сказалась бы обильно - как в "Задонщине". Именно так, по мнению исследователя, отразились в "Казанской истории" "Повесть временных лет", "Сказание о Борисе и Глебе", "Повесть о разорении Рязани Батыем". Соответствующие отрывки узнаваемы. А вот "Слово о полку Игореве" отражено слишком бедно, скупо, дробно. Значит, автор "Казанской истории" не помнил "Слово" отчетливо, а тем более не имел перед собой текста памятника.

С другой стороны, если бы автор "Казанской истории" лишь смутно помнил когда-то читанное "Слово о полку Игореве", то он употреблял бы лишь отдельные яркие выражения, запавшие в память, но вряд ли отражал бы второстепенные элементы эпизодов. Но для "Казанской истории" и "Слова о полку Игореве" типичны как раз многочисленные соответствия именно второстепенных элементов эпизодов, в результате связь текстов, по мнению исследователя, не похожа на результат отдаленного припоминания.

Тогда остается, как считает А.С. Демин, только один вариант: автор "Казанской истории" мог не знать самого "Слова", а переработал не дошедший до нас памятник, отражавший его.

В научной литературе уже высказывалось предположение о не дошедшем до нас сочинении конца XIV в., в котором использовалось "Слово о полку Игореве". А.А. Шахматов условно назвал этот памятник "Словом о Мамаевом побоище". Предполагается, что его автором является Софоний Рязанец и затем его сочинение было использовано и "Задонщиной", и "Сказанием о Мамаевом побоище". А.С. Демин ставит вопрос так: не это ли сочинение привлек и автор "Казанской истории"? И этот вопрос пока остается открытым.