В. Б. Бобылева

Из всех лицейских друзей Пушкина ближе всех ему по духу был Антон Антонович Дельвиг. Добродушный и медлительный, мешковатый и склонный к лени, он обладал поэтическим даром и возвышенными мыслями. Недаром о нём, так рано ушедшем из жизни, Пушкин сказал: «Он был лучшим из нас».

После лицея судьба их развела. В апреле 1825 г. друзья встретились в имении Ганнибалов. 1825 год принес изменения и в личную судьбу Антона Дельвига. 30 октября он женился на Софье Михайловне Салтыковой, девушке образованной, восторженной, даже несколько экзальтированной, что было в духе тогдашнего воспитания. Эти черты характера особенно передают её письма, из которых, к тому же, можно узнать немало интересных житейских подробностей.

Живя в Петербурге, чета Дельвигов часто встречалась с родителями Александра Сергеевича Пушкина. Старшие Пушкины, следуя распространившейся моде, с 1825 года стали посещать ревельские курорты («ревельские воды»). Три года подряд они на всё лето отправлялись в Ревель. Интерес к экзотическим средневековым древностям у столичной публики стал возникать после опубликования А. Бестужевым-Марлинским его путевых записок «Поездка в Ревель», изданных в 1821 г. Позже, в 1827 г., свои впечатления о Ревеле оставил писатель и издатель журнала «Отечественные записки» Павел Петрович Свиньин: «…. Прекрасное местоположение, чистый благорастворенный воздух, устроение купален в море, известность врачей, удобство квартир, дешевизна жизненных потребностей и многие другие причины обращали издавна внимание жителей Петербурга на сей курорт…» [12. С. 536-537]. Многие друзья и знакомые Пушкина в эти годы посещали ревельские купальни или просто город: среди них были П.А. Вяземский и его сестра Е.А. Карамзина, И.А. Крылов, Н.М. Языков, братья Бестужевы, А.О. Смирнова-Россет, А.А.Оленина, Е. П. Ростопчина и др. Весной 1827 года старшие Пушкины и их дочь Ольга Сергеевна стали собираться в Эстляндию, в Ревель. Супруги Дельвиги решили присоединиться к ним. Для них была снята дача в парке Катриненталь (ныне Кадриорг) в доме Витта. О встрече в Ревеле с Александром Пушкиным мечтал Дельвиг. Он писал Прасковье Александровне Осиповой-Вульф, тригорской соседке Пушкина, в первые дни после приезда: «…Теперьмы в Ревеле всякой день с милым семейством Пушкина любуемся самыми романтическими видами, наслаждаемся погодою и здоровьем и только чувствуем один недостаток: хотели бы разделить наше счастье с вами и Александром….Ждём его сюда, пока еще сомневаемся, сдержит ли обещание, и это сомнение умножит нашу радость, когда он сдержит слово…» (14 июня 1827 г.) [13].

Пушкин и Дельвиг обменивались письмами. Хрестоматийно публикуется только одно письмо А.С. Пушкина, написанное им 31 июля 1827 г. из Михайловского в Ревель, где он «отчитывается» Дельвигу в том, что успел отправить ему в журнал для печати:

«…. Вот тебе обещанная элегия, душа моя. Теперь у тебя отрывок из «Онегина», отрывок из «Бориса» да эта пьеса. Постараюсь прислать ещё что-нибудь …. Если кончу послание к тебе о черепе твоего деда, то мы и его тиснем. Я в деревне и надеюсь много писать, в конце осени буду у вас; вдохновения ещё нет, покамест принялся я за прозу. Пиши мне о своих занятиях. Что твоя проза и что твоя поэзия? Рыцарский Ревель разбудил ли твою заспанную Музу?..."» [10. С. 181]. Письмо Пушкина, скорее всего, ответ на письмо Антона Дельвига. Какие свои впечатления мог излагать Антон Антонович другу в псковскую деревню, можно предположить. Ведь он писал не только ему; ревельские древности он описывал и другим адресатам. Так, 2 августа он пишет Николаю Ивановичу Гнедичу: «Далёкий, милый друг, здравствуйте….Гляну на древний готический Ревель и жалею, что не могу разделить с вами моих чувств. Здесь, что ни шаг, то древность, да и какая же? пятисот (и более) летняя…» [1].

Мужу вторит, очарованная романтикой Ревеля, Софья Михайловна. Она пишет своей подруге А.Н. Карелиной 1 июля: «Я была уже много раз в городе; ….. что поразило меня, так это ревельские улицы, такие узкие, что две кареты не смогли бы на них встретиться, без того, чтобы не раздавить друг друга; дома очень древней архитектуры: смотря на них, я думала о рыцарях, которые в них когда-то жили, и переносилась в эти счастливые времена….

Церкви особенно замечательны; в них видишь могилы рыцарей и их жен и их вооружения, свешивающиеся сверху, равно как их фамильное оружие. На некоторых из этих могил можно видеть фигуры рыцарей, сделанные во весь рост из камня. Это очень интересно. Мы посетили, между прочим, церковь св. Николая, построенную в 1317 году [8. С. 210-211].

Там мы видели тело одного герцога де Кроа, выставленное уже 150 лет взорам всех, -за долги он не был погребён…» [6. С. 168-169].

Об этом же герцоге де Кроа упоминает в письме к Гнедичу Антон Антонович: «…По приказанию вашему был я у герцога дю-Круа. Он лежит в церкви Николая, построенной католиками прежде еще реформации…» [1]. Подобного рода романтические описания рыцарских древностей и побудили Пушкина сочинить элегию на средневековую тему. К тому же не обошлось без упоминаний о немецких «баронских» предках самого Антона Антоновича.

Прими сей череп, Дельвиг, он Принадлежит тебе по праву. Тебе поведаю, барон, Его готическую славу. Почтенный череп сей не раз Парами Вакха нагревался; Литовский меч в недобрый час По нём со звоном ударялся; Сквозь эту кость не проходил Луч животворный Аполлона; Ну словом, череп сей хранил Тяжеловесный мозг барона, Барона Дельвига…. [9. С. 26]. Далее идёт поэтическое повествование об одном нерадивом студенте, который в Риге изучал медицину, но испытывал недостаток по части наглядных пособий. Поскольку будущему доктору необходимо хорошо знать части тела человека, то и студент решил добыть учебный скелет довольно необычным образом. Он за кружкой пива договорился с кистером, настоятелем городской церкви, чтобы тот помог ему вынести из могильных подвалов, где скопилось большое количество знатных покойников, кости одного из них. Для студента его предприятие закончилось весьма небезобидно, да и для кистера церкви тоже.

Однако почему Пушкин пообещал своему другу написать послание о черепе его деда? Скорее всего потому, что в письмах Дельвига были упоминания о подлинных его предках, представителях старинного рода. В церкви св. Николая, о которой писали супруги Дельвиги, они могли наблюдать серую надгробную плиту над погребением некоего Беренда Рейнгольда фон Дельвига, захороненного там 15 февраля 1699 года. На надгробии изображены лежащий рыцарь, шлем, перчатки и гербы рода Дельвигов. Многие предки Антона Антоновича были связаны с Ревелем, и их родословную можно проследить с XVII века. Некий Иоганн фон Дельвиг, лейтенант шведского королевского флота, который умер в 1652 г. в Ревеле, имел шесть сыновей. Серая надгробная плита в церкви св.Николая принадлежит одному из его сыновей, Беренду Рейнгольду (ум. в 1699 г.). А другой его сын, Отто (ум. в 1719 г.), был прямым предком Антона Антоновича Дельвига И имя своё -Антон - Дельвиг получил в русском варианте, как родовое от Отто, так как именно так звали его отца, деда и прадеда.

При изучении немецких дворянских родословных списков обнаруживается интересный факт. Род Дельвигов происходит из Вестфалии. Его представители поселились в Прибалтике с ХIII века, со времён орденского завоевания.

Отец поэта, Отто Якоб Израэль, родился в Эстляндии в 1772 году недалеко от города Пярну, в имении Саллентак (ныне Рооди); потом находился на русской службе, которая не связывала его с Прибалтикой [3. С. 68]. Не знать этого А.А. Дельвиг не мог. Поэтому, находясь в Эстляндии, он о своём баронстве то ли в шутку, то ли в серьёз упомянул, на что Пушкин сразу среагировал: «Если кончу послание к тебе о черепе твоего деда, то мы и его тиснем…»

Постановление о праве подданных Российской империи на баронский титул вошло в силу через 15 лет после столь ранней смерти Антона Дельвига, последовавшей в 1831 г. Он не узнал, что в 1868 году от 13 мая Высочайшим утверждением мнения Государственного Совета Российской империи за дворянской фамилией фон Дельвиг признан баронский титул [3. С. 79]. Своё «Послание Дельвигу» поэт смог вручить другу лишь осенью. Встреча лицейских друзей произошла в октябре, накануне лицейской годовщины - 19 числа. К этому важнейшему событию Пушкин спешил из Михайловского. «Барону» Дельвигу он преподнёс оригинальный подарок. Об этом свидетельствует двоюродный брат Антона Дельвига, Андрей Иванович Дельвиг: «…Яего (Пушкина)увидел в первый раз в октябре, когда он снова приехал из своего уединения, с. Михайловского.

17 октября праздновали день моих именин. Пушкин привёз с собой, подаренный его приятелем Вульфом, череп от скелета одного из моих предков, погребённых в Риге, похищенного поэтом Языковым, в то время дерптским студентом, и вместе с ним превосходное стихотворение своё «Череп», посвященное А. А. Дельвигу и начинающееся строфою: «Прими сей череп, Дельвиг, он Принадлежит тебе по праву;…» [2. С. 93-94].

Сведения о захоронении в версии Пушкина выглядели так:…. покойником в церковной книге Уж был давно записан он, И с предками своими в Риге Вкушал непробудимый сон. Барон в обители печальной Доволен, впрочем, был судьбой, Пастора лестью погребальной, Гербом гробницы феодальной И эпитафией плохой [9. С. 26].

Bернёмся к письмам супругов Дельвиг. Как любые путешественники, они посещали все самые интересные места в городе. Одной из достопримечательностей курортного Ревеля была мумия герцога де Кроа, о которой писали в письмах и Антон, и Софья. Её демонстрировал отдыхающим кистер той самой церкви св. Николая, где покоятся останки предка «барона» Дельвига.

С женской кокетливостью пишет Софья Михайловна 1 июля 1827 г. своей подруге о посещении мумии: «Там мы видели тело одного герцога де Кроа, выставленное уже 150 лет взорам всех, — за долги он не был погребён. Представь себе, что оно совсем не испортилось, но окаменело. Я его трогала, я снимала его большой парик, и мне показывали его собственные волосы. Он совсем не противен. Это человек лет пятидесяти, который должен был быть красив, - это видно, -и очень изящен до сих пор, он покрыт кружевами, и его черный бархатный плащ великолепно сохранился, равно как и его белые шелковые чулки и белые перчатки, хотя и разорванные, что происходит от того, что постоянно приходят его смотреть и снимают перчатки, чтобы рассмотреть его руки: они у него очень красивые и длинные аристократические ногти…» [8. С. 169]

История реального герцога де Кроа была не менее романтична и богата удивительными коллизиями судьбы. Генерал-фельдмаршал русской армии (при Петре I), игрок и дамский угодник, он неожиданно для всех в 1702 г. оставил сей грешный мир. Это повергло в отчаяние многочисленных заимодавцев. Ганзейские купцы решили воспользоваться законом Любекского права, по которому должника, не оплатившего счета, не позволялось предавать земле; они надеялись обменять тело герцога на получение своих вкладов от «знатных и богатых родственников», которые так и не объявились. В ожидании такого обмена горожане придали покойнику «товарный вид»: надели на него богатый камзол, тонкое бельё с кружевным жабо, бархатный черный плащ, на руки натянули белые лайковые перчатки, на голову - парик с косичкой, уложили в богатый гроб и поместили его в подвал церкви св. Николая (ныне Нигулисте). В суматохе городской жизни о почетном пленнике вовсе забыли и .… нашли гроб с мумией герцога через 120 лет [14. С. 37-38].

Во времена посещения Ревеля столичными курортниками было обязательным мероприятием побывать в известной церкви и познакомиться с местной достопримечательностью -мумией герцога. Как мы видим, Антон Дельвиг отчитывался перед Н. И. Гречем о выполнениии его приказания. Не исключена возможность, что Пушкин тоже об этом имел представление.

В Послании эта мысль присутствует, хотя главным героем его опуса является предприимчивый студент: Но в наши беспокойны годы Покойникам покоя нет. Косматый баловень природы, И математик, и поэт, Буян задумчивый и важный, Хирург, юрист, физиолог, Идеолог и филолог, Короче вам - студент присяжный, С витою трубкою в зубах, В плаще, с дубиной и в усах Явился в Риге…. [9. С. 27]. Далее Пушкин комментировал: «Студент по частям разобрал всего барона и набил карманы костями его… Но вскоре молва о перенесении бароновых костей из погреба в трактирный чулан разнеслась по городу. Преступный кистер лишился места, а студент принужден был бежать из Риги, и как обстоятельства не позволяли брать с собою будущего, то, разобрав опять барона, раздарил он его своим друзьям. Большая часть высокородных костей досталась аптекарю. Мой приятель Вульф получил в подарок череп и держал в нём табак. Он рассказал мне его историю и, зная, сколько я тебя люблю, уступил мне череп одного из тех, которым обязан я твоим существо-ванием…» [9.С. 28-29]. Итак, Пушкин подтверждает, что привёз череп из Риги его приятель Алексей Вульф, но о причастности к данной истории Николая Языкова не говорит ничего, как о том упоминает Андрей Иванович Дельвиг. Брат Антона Антоновича писал свои Воспоминания на склоне лет. Он многие подробности данной истории мог забыть или перепутать. Бесспорно одно: со слов самого Пушкина стала «гулять» версия о том, что предки барона Дельвига были захоронены в Риге, согласно баронскому статусу, в главном храме города, т.е. в Домском соборе. Эту мысль повторяет и Софья Михайловна в письме к Карелиной (9 февраля 1828 г.).:

«Мысли в прозе - Пушкина, и пьеса под заглавием «Череп», под которой он не пожелал поставить своё имя, - также его. Это послание, которое он написал к моему мужу, при посылке ему черепа одного из предков, которых у него множество в Риге; вся эта история — правдоподобна» [8. С. 174]. Знакомясь с «Архивом Н.М. Языкова», куда вошла его переписка с родными за период с 1822 по 1829 гг. (пребывание его в качестве дерптского студента; г. Дерпт - ныне г. Тарту), можно обратить внимание на то, что Николай Языков очень подробно и образно описывал все важные вехи своей студенческой жизни: праздники, увеселения, прогулки, поездки, чаепития и литературные вечера. Он писал о своей поездке в окрестные имения, находящиеся под Дерптом, о поездке в Ревель и Хапсаалу, в Петербург во время каникул. С 1825 г. он в приятельских отношениях с Алексеем Вульфом, который приехал из псковской губернии и поступил учиться в Дерптский университет. В письме к матери (28 июля 1826 г.) Николай Языков подробно описывает свою поездку в Тригорское с Вульфом [15. С. 256]. В этом путешествии в июле 1826 года произошла первая встреча Языкова и Пушкина, которая принесла обоим так много ярких впечатлений. Упоминания о возможности поездки в Ригу или о самой поездке в письмах отсутствуют. К тому же это мало вероятно, потому что такая поездка потребовала бы довольно много денег, а во всех письмах к братьям Языков постоянно досадует на недостаток их [15. С. 226]. Но почему Пушкин поместил бренные останки почтенного «барона Дельвига» в подземелье Рижского собора, не совсем ясно. Скорее всего, он соединил воедино фантазию о бароновых костях, написанную ему Дельвигом, и конкретный подарок - череп, привезённый ему приятелем Алексеем Вульфом, который действительно часто ездил в Ригу, так как там жила его кузина Анна Петровна Керн. То, что Алексей Вульф действительно мог заполучить череп из захоронения в Домском соборе, тоже воспринимается как неправдоподобное. Дело в том, что к тому времени, когда Алексей Вульф мог посещать Ригу, в Домской церкви не осталось склепов-подземелий. Автор этих строк ещё в июне 1998 года обращалась к руководителю научного отдела Рижского Домского собора Астриде Пантеле с вопросом: «Сохранились ли в Домском соборе захоронения (или хотя бы надгробия) фамилии Дельвигов?», - и получила следующие разъяснения: «По указу императрицы Екатерины Второй в 1772 году из городских церквей Лифляндии и Эстляндии должны были быть вывезены все склеповые останки, дабы воспрепятствовать распространению эпидемии; рижские власти выполнили это указание беспрекословно: захоронения вывезли на городские кладбища за черту города, могилы убрали; подвалы засыпали; добавлен был санитарный слой земли, отчего уровень поднялся на 1м. 10 см.; сделан деревянный пол, часть надгробных порушенных памятников убрали, позже, в 1780-х годах, вывезли всё, что мешало». «Но в Таллинне, - возразили мы, - в Домском соборе и в церкви св. Николая (Нигулисте) захоронения удалось сохранить». На что госпожа Пантеле заметила: «Значит, эстляндские чиновники во времена Екатерины II были не столь исполнительны, как лифляндские».

.… Летний отдых четы Дельвигов в Рыцарском Ревеле разбудил не столько воображение наследника древнего прибалтийского рода, сколько пушкинскую Музу. Бесспорно, Дельвиг живописно ведал своему другу свои ощущения, если при его неповоротливости он всё-таки проник в какой-либо рыцарский склеп. Так и кажется, что Пушкин сам это хорошо видел, сам переживал ощущения, спускаясь в подземелья средневекового храма.

Между друзьями и позже сохраняется игривый тон, навеянный рыцарско -средневековым каламбуром. Через два года из Болдина в Петербург Пушкин пишет Дельвигу (4 ноября 1830 г.): «Посылаю тебе, барон, вассальную мою подать, именуемую Цветочною, по той причине, что платится она в ноябре, в самую пору цветов. Доношу тебе, моему владельцу, что нынешняя осень была детородна и что коли твой смиренный вассал не околеет от сарацинского падежа, холерой именуемого и занесенного нам крестовыми войнами, т.е. бурлаками, то в замке твоём, «Литературной газете», песни трубадуров не умолкнут круглый год…» [10. С. 245]. Может не случайно что, в вассальной подати «Болдинской осени» 1830 года среди маленьких трагедий проходят мотивы, связанные с темой рыцарства, отца - барона, могильных телег и тишины гробов («Скупой рыцарь», «Каменный гость», «Пир во время чумы»).

Наши изыскания, детали которых в силу краткости данной публикации приходится опустить, показывают: стихотворное утверждение Александра Сергеевича, что высокородные предки его друга Дельвига были похоронены в одном из рижских соборов, были или ошибочны, или изящной шуткой. К сожалению, это вводит некоторых в заблуждение. Так, в латышском журнале «Majas Draugs» за 1939 год автор, подписавшийся инициалами «В. Л.», анализируя стихотворение Пушкина, все события, изложенные в «Послании», точно связывает с Домским собором в Риге, так как «именно в Домском соборе со второй половины ХV века предавали земле самых именитых рижан». Латышские исследователи не сомневаются в рижской версии стихотворения [6. С. 227]. Произведенная нами поколенная роспись доказывает другое: род Антона Антоновича Дельвига был связан с Эстляндией, с Ревелем. А в Риге, вполне, когда-то могли спать непробудным сном другие Дельвиги.

Список литературы

1. Верховский Ю. «Барон Дельвиг» Материалы биографические и литературные. Петербург: Изд-во. А.С. Когана, 1922.

2. Воспоминания А.И. Дельвига 1820 - 1870. М. − Л., 1930.

3. Гайнуллин М., Бобылева В. Эстонская пушкиниана. Таллинн: "INGRI", 1999.

4. Genealogisches Handbuch der Livlandischen Ritterschaft. Dr. Astaf v. Transche-Roseneck. 1929.

5. Genealogisches Handbuch der Estlandischen Ritterschaft. O. M. v.Stackelberg. 1929-1931.

6. Дельвиг Антон. Призвание. Стихотворения. М. 1997.

7. Инфантьев Б., Лосев А. Латвия в судьбе и творчестве русских писателей. ZVAIZGNE ABC, Riga: 1996.

8. Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России. М: БИМПА, 1991, Петербург: Издание Суворина, 1886).

9. Модзалевский Б.Л. Пушкин. Воспоминания. Письма. Дневники. М.: АГРАФ, 1999. (переиздание по Прибой 1929. Л.)

10. Пушкин А.С. Стихотворения. Собр. соч.: В 10 т. Л., 1977.Т.3

11. Пушкин А.С. Письма. Собр. соч.: В 10 т. Л., 1979. Т. 10.

12. Русский Архив. 1880 г. Кн. 2. Письма к А.С. Пушкину. С. 560.

13. Свиньин П. И моя поездка в Ревель // Отечественные записки. 1828. № 95. С. 536-537.

14. «С-Петербургские ведомости». 1866. № 163.

15. Tallinna legendid. Koostanud I. Goldman. P. Kaldoja. Tallinn. Perioodika. 1985.

16. Языковский Архив. Выпуск 1-й. Письма Н.М. Языкoва к родным за дерптский период его жизни (1822 - 1829) / Под ред. Е.В. Петухова. Спб.: Типография Императорской Академии Наук, 1913.