Двусмысленные темы в поэзии Игоря Северянина

Среди множества мифов XX века живет миф и о поэте Игоре Северянине. О том, что он якобы воспел мещанство и пошлость, что ввел в свою поэзию интонации самовосхваления и самолюбования. «Северянщиной» называли дурной вкус, эпатаж, этакую «пошлятину» в поэзии. Чем же сегодня объяснить эту «северянщину?», ее проникновение а творчество поэта, безусловно, талантливого?

Самое легкое и самое простое — ирония. Поэт иронизирует над обывателем, над эпохой, над самим собой и собственными мечтами, И все же внимательный читатель отличит «стилизацию» под пошлость от самой пошлости, лирического героя от самого автора, который «прячется» за своими героем с иронической усмешкой.

Впрочем, ирония — только одна из стихий поэзии Северянина. Другая,, столь же значительная, — лиризм. В лирических стихотворениях создается новый образ — мечтателя, постоянно обманывающегося и разочаровывающегося в мире.

Отрочество и юность поэта прошли в Новгородской губернии. Север отозвался в его душе, пробудил вдохновение в «Северном триолете»:

Что Эрик Ингрид подарил?


Себя, любовь и Север.

(Северянин — псевдоним Игоря Васильевича Лотарева, особенно подчеркивающий его любовь к Северу).

Конечно же, он придумывал Север, как придумывал самого себя, как вообще вообразил себе свой мир, еще далекий от реальности. Но в этом придуманном мире, таком, казалось бы, далеком от повседневности, таком благополучном и спокойном, внезапно ощущаешь трагедию и боль. Нет никаких видимых причин, к беспокойству, но читая стихи, невольно чувствуешь тревогу, скрытую то в интонации той боли, которая натрясает страну и мир;

Твоей души очам — видений страшных лиры…

Казни меня! Пытай! Замучай! Задуши! —

Но ты должна принять! И плен, и хохот лиры —

Очам твоей души!..

Целью поэзии Северянина было познание души. Протестуя против пошлости, он удалялся на берег моря, «где ажурная пена» или «озер замок», или на «лунную аллею», где встречал королеву «в шумном платье муаровом», слушал Шопена. Называя себя «царь страны несуществующей», Северянин мог бросить вызов обществу, воспевая «ананасы в шампанском» и утверждая себя как гения. Но эта было маской. Что ж в действительности движет поэтом? О чем думал он сам? .

Из меня хотели сделать торгаша,

Но торгашеству противилась душа.

Смыслу здравому учили с детских дней.

Но в безразумность влюбился соловей,

И общественное мнение я презрел,

В предрассудки выпускал десятки стрел.

Что же было истинным в поэте? О чем думал Северянин, воспевая «мороженое из сирени», создавая причудливые новые формы? Повторяя в разных вариантах тропу в «Квадрате квадратов», он изнемогает оттого, что «заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм…» Тревога о людях, о любви, о России, И даже в самом «скандальном» стихотворении «Эпилог» упоение свободой поверхностное. Надо заметь другое, более точное самоопределение поэта: «В ненастный день взойдет, как солнце, моя вселенская душа!». Но ни читатели, ни критики не догадались, что пафос Северянина не в самопохвале, а напротив, в веротерпимости. Не бокалы и боа, а «росные туманы» и «липовый мотив» привлекают его.

Не ученик я и не учитель.

Великих друг, ничтожных брат.

Иду туда, где вдохновитель

Моих исканий — говор хат

Если прочитать эти строки без предубеждения, иначе поймешь намерения поэта. Стихотворение заключает в себе самоотрицание. Поэт ощущает себя равным миру и не скрывает своего чувства.

Ирония, характерная для стихов Северянина, была направлена не против лиц, а против явлений. Против фальши, бездушия, озлобления и невежества. Бесчисленные ландо, экипажи, кабриолеты, встречающиеся в его стихотворениях, — признаки «весеннего удушья».

Весь поэтический мир Северянина изначально двойствен. Поэт как бы взвешивает на весах добро и зло: «И в зле — добро, и в добром —злоба». Граница между добром и злом, между правдой и неправдой, по Северянину, не только зыбкая и неопределенная. Она не историческая, не социальная, не национальная. Она — личностная. Для поэта существует один критерий — нравственность,

С 1917 года в поэзию Северянина открыто врывается политическая лексика. Но мысли поэта, наблюдающего грабежи «черни», обращены к народу: «Минуют, пройдут времена самосуда, убийцу обуздает народ». Он предсказывает и будущую трагедию, и песню, которую в конце концов «живой запоет».

Северянин умер непонятым. Многие годы спустя мы обнаруживаем, что плохо знали его творчество. Пророческими стали его слова:

Как хороши, как свежи будут розы,

Моей страной положенные в гроб.