Творчество Стивена Ликока. Юмор повседневности

Канадский писатель Стивен Ликок (1869—1944) приобрел большую популярность как у себя на родине, так и в других странах английского языка. Он выступает как достойный преемник замечательных классиков английской и американской литературы Чарльза Диккенса и Марка Твена.

Он родился в обеспеченной семье и получил хорошее гуманитарное образование, окончив сначала колледж, а затем и университет в Торонто. Наступили годы, посвященные преподаванию в том же самом колледже, где он когда-то учился сам. Но внутренняя неудовлетворенность приводит его, в конце концов, вновь на студенческую скамью теперь уже Чикагского университета, где он и защищает докторскую диссертацию.

Профессор политической экономии в Мичиганском университете, любимец студентов и автор ряда специальных работ в избранной им специальности, Ликок в 1910 году, то есть когда ему было уже за сорок лет, выпускает первую книгу рассказов. Как бы стремясь подкрепить свою художественную практику, он, подобно своему знаменитому учителю, английскому реалисту Теккерею, создает ряд теоретических исследований, посвященных проблемам юмора.

Перед нами подлинный энциклопедист, круг интересов которого чрезвычайно широк: наука, искусство, литература, философия.

С первых же шагов в литературе Ликок становится в оппозицию к мещанскому образу жизни, обнаруживая в нем комические ситуации, комические типы, анализу которых он и посвящает свое творчество. Канадская литература развивалась сложно и не всегда уверенно. Начиная с ее основателя Томаса Халибертона (1796—1865), она пытается ставить те или иные социальные проблемы. Это особенно заметно в произведениях канадской поэтессы И. Кроуфорд (1850—1887) «Малколм Кери», «Голодный день» и др. Но ни она, ни непосредственные современники Ликока Г. Робертс (1860—1943), П. Кармен (1861—1929) не подымаются до масштабов мировой литературной традиции. И Ликок обратился к родным по языку мастерам Англии и Америки.

Отчасти это определялось особенностями исторического развития Канады, предопределившими многослойность канадской культуры. Вначале французская колония, небогатая и нелюбимая Канада стала убежищем гугенотов, изгнанных из метрополии после отмены Нантского эдикта. Индейские племена ирокезов и гуронов были оттеснены французскими войсками с дедовских кочевий и становищ в глубину лесов и прерий.

Опорные пункты завоевателей — крепости Монреаль и Квебек — становятся не только военными форпостами, но также и центрами зарождающейся цивилизации. Здесь господствуют французская речь, французские нравы, французская культура, в частности философия Декарта и помпезный, величественный классицизм. Офицеры разыгрывают на сцене «Сида» и «Никомеда».

В XVIII веке в борьбу вступают англичане, которые, использовав противоречия между захватчиками и аборигенами, наносят поражение французскому могуществу. Канада становится частью Британской империи.

Несмотря на то, что в конце XVIII века Англия утрачивает свои заокеанские владения, Канада остается под ее властью, в области экономики и культуры неизбежно сближаясь с Америкой. В такой исторической обстановке формируются и основы канадской культуры. Английский язык становится ее формой, но французская философия, французские социальные идеи оказывают большое воздействие на общественное сознание нации. Американская революция, а также гражданская война укрепляют идеологию гуманизма и свободомыслия.

Канада — страна охотников, фермеров, рыболовов и лесорубов. Ее обитателям свойственны самостоятельность характера и сила воли. (Любопытно, что когда английский писатель Джеймс Олдридж рисует в своем романе «Охотник» поединок простого человека с обывательщиной, то местом действия он избирает Канаду.)

Поле комического широко и многообразно. Ликок остановился на юморе — форме, особенно чуткой к специфике национального характера. Недаром слово «юмор» в английском языке вначале вообще означало черту характера.

Ликок всячески прославляет юмор. Он посвящает ему большие теоретические работы, в которых придает ему огромное философское значение. Юмор для него — самое замечательное открытие нового времени. Том Сойер и Гекльберри Финн Марка Твена для него значительнее «Критики практического разума» Канта. Юмор для Ликока — средство обнаружения жизненных противоречий, при котором смех и слезы, как и в жизни, сменяют друг друга.

Ликок — автор нескольких романов, однако именно этот жанр представляет собою менее интересную часть его литературного наследия. Новелла, возникшая в эпоху Возрождения, в европейской литературе XIX века почти совершенно отступила на задний план перед романом. И только в Америке она существовала на равных правах с остальными жанрами, а у иных писателей была даже более частой гостьей. Вашингтон Ирвинг, Натаниел Готорн, Эдгар По, Марк Твен, Джек Лондон, Врет Гарт, О. Генри были и новеллистами, а многие из них — новеллистами по преимуществу. В новелле обычно есть новость, происшествие, концентрация действия, и, вероятно, поэтому жанр новеллы развивается в эпохи драматические, полные сменяющих друг друга событий. Интенсивность американского развития столкнула американцев с новеллой и утвердила ее в правах популярного жанра. Таковы англосаксонские традиции, к которым примкнул Ликок: юмор и новелла — два основных элемента его поэтики.

Однако искусство не допускает простого подражания и требует от истинного художника своей линии поведения в художественном творчестве, своего стиля. Художественная манера писателя вырабатывается в процессе осмысления предшествующего ему художественного опыта, так называемой классики. Средством усвоения — преодоления жанра часто является пародия, широко представленная в творчестве самого Ликока.

Пародия явилась для Ликока способом разобраться в тех разнообразных тенденциях, которыми изобиловала литература - его эпохи. В американской и канадской литературах были широко распространены романтически-приключенческая новелла, примыкавшая к ней детективная новелла, сентиментально-психологическая новелла, натуралистический очерк, семейная новелла и т. д.

Все эти разнообразные конкретные проявления жанра подвергались пародийному осмыслению со стороны Ликока. Его излюбленным приемом пародирования является тщательное воспроизведение всех черт поэтики пародируемого жанра, которые внезапно взрываются под конец какой-нибудь одной коварной деталью. Вместе с тем, как правило, это не только пародия, но и определенная собственная точка зрения на те факты, которые воссозданы в пародируемом произведении. Так, в новелле «Помешавшийся на тайне» высмеивается детективный жанр. Все здесь полно тех ложных многозначительных деталей, которыми так любят щеголять авторы детективных произведений. Даже «открытие», что разыскиваемый персонаж не человек, а собака, только еще подготовляет окончательный взрыв, когда детектив из усердия сам превращается в отыскиваемую собаку. Парадоксальная гиперболичность происходящего приводит к прямой нелепости, но именно к ней и стремится подвести нас автор.

Несколько по-иному обстоит дело в рассказе «№ 56». Герой этого рассказа, китаец — содержатель прачечной, который, рассматривая белье своего клиента, стремится начертить в своем воображении гороскоп его судьбы. Здесь опять-таки перед нами пародия на детектив, еще усиленная введением экзотического материала (китайская мудрость). Однако мудрость старого китайца оказывается несостоятельной — все проще и прозаичней. Обыденность при всей ее примитивности сложнее заранее построенных схем.

Данная пародия несколько уходит за пределы непосредственно пародийных целей. В ней глубже философский смысл, весомее идея о том, что разум не в состоянии опередить путь бедной, но по-своему прихотливо развивающейся жизни. Этот рассказ перекликается с чеховской «Шведской спичкой» (тоже пародийной по своему замыслу), где профессиональный сыщик оказывается не в состоянии постигнуть логику жизни.

Пародия у Ликока обращается и против сентиментальных произведений современной ему литературы. Рассказ «Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней» повествует о счастье бедной девушки, достигающей богатства и положения в свете. Первоначально рассказ развертывается вне попыток оспорить традицию. Но конец, развязка носит обобщающий характер:

«Гертруда и Роналд обвенчались. Счастье их было безоблачным. Что тут еще можно добавить? Да, еще вот что. Через несколько дней граф был убит на охоте. Графиню поразила молния. Дети утонули. Итак, счастье Роналда и Гертруды было совершенно безоблачным». Здесь равно осмеиваются как буржуазное пристрастие к счастливой развязке, так и мелодраматические штампы.

Каноны мелодрамы, как известно, требуют, чтобы порок был наказан, а добродетель торжествовала. Но в мелодраматическую концовку Ликок вносит еще одну подробность — и существенную. Полнота счастья Гертруды и Роналда зависит от целой цепи несчастий других людей. Таким образом, становится ясной антиобщественная природа такого счастья — стандартного счастья в буржуазном обществе.

Пародийный характер творчества Ликока так глубоко пронизывает его стиль, что находит отражение и в языке. Очень часто он создает пародии на привычную манеру выражений или на технические термины, употребляемые в той или иной профессиональной среде. Особенно издевается он над медицинским языком, выдумывая новые выражения: анестезия прогноза, метаболизм мозга, кости антракса; над исторической периодизацией — эпоха Карактакуса и т. д. Всем этим словам бессмысленно искать объяснение в специальных словарях. Это тонкая пародия на образ мыслей, формирующийся под воздействием определенной среды. Ликок как бы говорит, что узость интересов, сосредоточенных только вокруг какого-нибудь одного дела, невольно искажает не только образ действий, но и образ мыслей и манеру говорить. Следуя еще дальше по этому пути, писатель подчас прибегает к своеобразной словесной клоунаде. Так, вложенная в уста героя рассказа «Тайна лорда Оксхеда» фраза: «Моей дочери — падчерицы дедушки моего внука!» откровенно нелепа и абсурдна. И нелепость эта лишний раз подчеркивает бессмысленность образа жизни, маскирующего свою пустоту неоправданно сложной манерой речи. В эпоху Ликока как в самой Англии, так и в Америке и в Канаде еще сильны были пережитки викторианства. Викторианство — определенный комплекс добродетелей: моральных, политических и философских, возникших в эпоху сравнительно устойчивого развития общества. Пародия «Моя викторианская юность» описывает жизнь молодой женщины-аристократки. Рассказ вскрывает служение «голому чистогану», цепь жульнических махинаций, которые стали фундаментом этого респектабельного образа жизни. Художник отчетливо показывает, что идеализация викторианства превращается в апологию самых темных сторон бытия.

Наконец, Ликок выступает и в качестве пародиста — критика развивающегося в его эпоху натурализма.

Одна из его пародий, повествующая о двух писателях, супружеской паре, направлена против натурализма. Можно даже предположить, что это адресовано так называемым «разгребателям грязи». Не надо забывать, что Ликок — сторонник классической литературной манеры Диккенса и Твена. Унылое бытописание вызывало отпор с его стороны, а оно и составляет фундамент натурализма. Наконец, писатель был ученым, хорошо знавшим механизмы экономики, и натуралистически-поверхностная трактовка действительности не могла его не раздражать. Тогда еще трудно было предположить, что из недр этой школы выйдет огромный талант Драйзера. Ликок беспощадно высмеял эту литературу «разгребателей грязи», литературу факта и эксперимента, последовательные сторонники которой должны бы были, следуя своим теоретическим заветам, садиться в тюрьму, если хотели писать о тюрьме.

Еще язвительнее «интервью» со знаменитым актером. Оно писалось тогда, когда в Канаде (да, впрочем, и в Америке) еще не было своего сколько-нибудь значительного театра. Великий актер излагает свои будущие планы. Он хочет сыграть Гамлета в новой, оригинальной трактовке. Мера этой оригинальности становится особенно ясной, когда он объявляет, что раньше Гамлета играли в черном бархате, а он будет играть в коричневом. Но самые главные откровения еще впереди. Оказывается, актера не устраивает шекспировский текст. Знаменитый гамлетовский монолог «Быть или не быть?..» он собирается играть... молча.

«Строки Шекспира, — сказал Великий актер, когда лицо его вновь обрело свое обычное, спокойное выражение, — не нужны, совершенно не нужны — во всяком случае, когда играю я. Эти строки — не более как обычные сценические ремарки. Я опускаю их».

Ликок рисует картину, привычную для театра своего времени. Шекспир искажался, его превращали в пантомиму, заменяя мимансом гениальную сущность шекспировских стихов. Актер этого театра - эгоцентрик, позер, превращающий спектакль в парад собственного честолюбия, выбрасывающий из роли ее гуманистическую сердцевину — многозначительное слово Шекспира.

Пародия у Ликока затрагивает не только литературные формы. Он подвергает ироническому осмыслению и другие виды культуры. Они очень своеобразны, выпады Ликока против столь распространенных в прессе сенсационных «интервью». Они любопытны не только как разновидности жанра, но и как свидетельство своеобразного положения Ликока-писателя. Пишет он пародии и на знаменитые «Руководства», имеющие такое широкое распространение в Америке. Это и не удивительно, потому что Канада тесно связана с Соединенными Штатами, а сам Ликок учился и жил в Чикаго. Вновь следует напомнить, что у Ликока очень сложная литературная позиция, одновременно связывающая его не только с культурой Канады, но и с культурой США и Англии. Не следует забывать, что канадская литература с самого начала отнюдь не жалует американцев. Так, например, не кому другому, как одному из основоположников канадской литературы Томасу Халибертону принадлежит заслуга введения в литературную традицию сатирического образа дядюшки Сэма. Пародия в творчестве Ликока, таким образом, стала не только особым жанром, она стала своеобразной чертой его индивидуальной стилистики.

До известной степени все его произведения воспринимаются как пародии, за каждым из них ощущается определенный литературный адрес, как будто Ликок все время в процессе своего творчества ведет еще и литературную полемику с отсутствующим, но зримым противником. Это накладывает отпечаток на весь склад его искусства. Новелла Ликока благодаря своему пародийному смыслу сближается с анекдотом. Ликок в очень сильных дозах вводит фантастику. Он и не собирается делать вид, что очень заинтересован в соблюдении достоверности. Наоборот, он целиком оказывается во власти условности. Он ее не боится и не избегает. Фантастика для него прием, расширяющий возможности гиперболы как одной из основ поэтики комического. Его герои умирают от самых ничтожных причин, но эта необычайность — закономерность в мире комического.

Наследник просветителей и сам просветитель и рационалист, Ликок тем не менее воюет на два фронта: против так называемого здравого смысла, с одной стороны, и против мистики, иррационализма — с другой.

«Здравый» смысл, как показывает художник, отнюдь не вступает в противоречие с мистикой. «Наша позиция ясна: факт — это факт». Герой, вовлеченный своими приятелями в спиритические сеансы, рассказывает комическую историю своих злоключений. Ликок рисует мистические откровения, пронизанные торгашеским духом. Для переговоров с потусторонним миром надо обращаться к посредничеству конторы. Духов можно вызывать по телефону. Такса трехминутного разговора зависит от общественного положения духа. Мистическое общение с прадедушкой стоит пять долларов, с Наполеоном — десять. Законы буржуазной экономики распространяются и на сверхъестественный мир. Задумав посоветоваться с Наполеоном по поводу будущей войны, герой изобретает гениальный план, по которому он за ту же цену собирает целый консилиум, куда входят Нельсон и Вашингтон, Франклин и Линкольн. Комический эффект обобщен в концовке — все эти великие умы не могут сообщить ничего выходящего за пределы банальности. Всем понятно, что простодушный рассказчик — жертва хорошо организованного мошенничества, но его «интеллектуальная невинность» разоблачает не только прошлое, но и настоящее.

В другом рассказе два жулика, прикинувшиеся провидцами-парсами, надувают глупую богатую американку, строят планы ее похищения, ограбления и шантажа. Арестованные, они весьма непочтительно отзываются о ней как о старой курице, старой овце. Источник комизма здесь в двух обстоятельствах:

во-первых, мистика опять прикрывает собою мошенничество, а во-вторых, после разоблачения героиню возмущает не самый факт обмана, а именно эти непочтительные прозвища. Весь этот цикл «плодов просвещения» как-то соотносится со знаменитым произведением Толстого, и вполне возможно прямое влияние великого русского писателя.

Ликок нападал на выродившийся умозрительный рационализм, показывая его полную несостоятельность перед лицом насущных проблем бытия. Вместе с тем он обрушился и на самые формы обывательского образа жизни. Его простодушный герой постоянно попадает в нелепые положения, ибо он не в состоянии понять смысл того, что происходит. Большинство новелл Ликока посвящено разоблачению формализма институтов общества, духовной и практической неполноценности его обитателей. В рассказе «Руководство по воспитанию» он рисует тот жалкий культурный уровень, который стал уделом современного гражданина. Это обрывки сведений, данных, дат, превращающиеся в своего рода скудный стандартный багаж сознания. И опять вступает в свои права пародия. Ряд рассказов Ликока имеет сходные названия: «Как избежать женитьбы», «Как стать врачом», «Как дожить до двухсот лет». Ликок издевается над весьма распространенным в буржуазных странах явлением. Там, где жизнь стандартизируется так, как она стандартизируется в обществе своего времени, огромную роль играет система правил, так называемая практическая философия. Ликок показывает, что философии этой грош цена, что в ней нет никакого смысла, но избежать ее в буржуазном обществе нельзя. Человек жаждет постичь секрет успеха. Ему кажется, что то, что может один, может и всякий другой.

Ликок интерпретирует все это с издевкой и насмешкой, создавая своеобразный лексикон прописных истин. Прописная истина, мораль, этика, правила поведения — результат формализма людских взаимоотношений в буржуазном обществе вообще. Там, где ведущим противоречием является противоречие между коллективным характером труда и частным способом присвоения, не может быть иначе. Формализм буржуазного бытия оказывается господствующим и осознается писателем как глубоко трагический. В рассказе «Трагическая гибель Мельпоменуса Джонса» подобный формализм убивает героя, уничтожает его физически. Это является результатом ханжества и лицемерия, определявших общественные связи. Прямодушие и честность — сами по себе черты привлекательные, но и они в атмосфере всеобщей лжи оборачиваются своей противоположностью. Никто не хочет сказать Мельпоменусу, что настало время уходить, а сам Мельпоменус слишком недалек, чтобы обнаружить двойственный смысл речей, произносимых в обществе. Рассказ становится обвинением по адресу ханжей и лицемеров, с одной стороны, и простодушных толкователей общественных законов — с другой. Внешне прямо противоположная и в то же время сходная ситуация встречается в рассказе «Галлюцинация мистера Пата». Герой рассказа одержим желанием делать добро, и он делает его: кстати или некстати, все равно отвертеться от его услуг невозможно. И как прямодушие Мельпоменуса Джонса оказывается трагическим для него самого, так стремление к добру у мистера Пата становится бедствием для его друзей. Самые ценные человеческие качества, взятые как форма в отрыве от своего общественного содержания, превращаются из добродетели в злейший порок. Диктат общепринятых формальных норм очень часто и побуждает маленького человека к поступкам ему чуждым. Эти поступки выглядят нелепыми, ибо они не оправданы условиями его общественного бытия.

Герой рассказа «Моя банковская эпопея» отправляется в банк и, хотя ему нечего класть на текущий счет, кладет некую сумму, которую затем тут же берет обратно. Ликок подробно описывает разговор с управляющим, фиксирует внимание читателя на мельчайших деталях банковских операций. Тщательно выписанные детали - характерная черта стиля Ликока. Деталь служит ему, чтобы показать смысл различных поступков. Для героя рассказа все происходящее в банке — это обряд. Он не может не выполнить его - таковы условия образа жизни, но, как всякий обряд, это лишь форма. Вполне возможно, что рассказы Ликока знал Чаплин и они оказали на него воздействие, ибо тема формы-обряда очень сильна и у него. Сами элементы маски Чаплина: котелок, трость, сюртук, башмаки - это элементы общественного обряда. Торжество формальных категорий приводит героев к непосредственной лжи. В рассказе «Читающая публика» Ликок изображает продавца, во имя своей торговли расхваливающего книги, которых он не читал, и рассказывающего вымышленные истории о самом себе. Этот поступок характерен для мира бизнеса, мира хорошо поставленной рекламы.

Несмотря на то, что творчество Ликока относится к первой половине ХХ века, темы остались такими же актуальными и в ХХІ. Проблемы маленького человека, трагическое и комическое в повседневной жизни всегда интересно писателям и обычным людям. И читатель выбирает из огромного количества произведений те, которые выдержали проверку временем. Ликок сдал этот экзамен на отлично.

Литература

1. А.Савуренок Ликок Стивен Батлер. – М., 1974

2. Б.Смирнов. Стивен Ликок. – М., 2003

3. В.Борисов. Писатели Канады. – М., 1999

4. А.Поляков. Литература ХХ в. – М., 2001