Реферат

Реферат Гражданская война в России причины, сущность, последствия

Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 11.11.2024


Гражданская война в России: причины, сущность, последствия




Советская историография Гражданской войны в России отличалась удиви­тельной особенностью: чем больше на эту тему выходило книг и статей и чем объемистее они становились, тем меньше содержалось в них правды об этой войне. Еще И.А. Бунин в «Окаянных днях» не без сарказма писал, что в освещении русской революции и сопутствующих ей событий, в том числе Гражданской войны, «настоящей беспристрастности все равно никогда не будет» и в то же время выражал надежду, что «пристрастность» тех, кто ока­зался по другую сторону баррикады, будет «очень и очень дорога для будуще­го историка» 1. Настали ли уже такие времена?

Публикации последних лет на эту тему невозможно охватить. Они пред­ставлены научными исследованиями, популярными работами, разнообразной и весьма многоликой мемуаристикой, а также многочисленными изданиями архивных документов и материалов, что, казалось бы, позволяет утвердитель­но ответить на этот вопрос. Однако подобное заключение было бы, пожалуй, весьма поспешным.

Главным недостатком советской историографии было не отсутствие ра­бот по данной тематике и даже не слабая их источниковая база, а то, что это была литература, освещавшая события Гражданской войны крайне односто­ронне, исключительно с позиции победителей. Реальные факты, которые характеризовали тех или иных военачальников и тем более оценки конкрет­ных военных операций в расчет не принимались, если не подтверждали пра­вильность той концепции Гражданской войны, которая была одобрена и сан­кционирована на высшем партийно-государственном уровне. Естественно, что при таком подходе Белое движение и его лидеры из числа царских гене­ралов и адмиралов, квалифицировались как сила антинародная, антипатрио­тическая, как прислужники международного империализма.

Именно такие характеристики преобладали в многотомной «Истории Гражданской войны в СССР». Это претенциозное издание должно было по­кончить со всеми «фривольностями» в оценках этого важного и во многом уникального события XX столетия, прекратить споры о Гражданской войне, особенно о ее негативных и тяжелых последствиях, остро и долго проявляв­шихся в различных сферах жизни советского общества. Подключение к ра­боте над многотомником, наряду со И.В. Сталиным, В.М. Молотовым и дру­гими членами политического руководства страны, М. Горького должно был

очевидно, не только поднять авторитет и влияние этого издания, но и активно противодействовать русскому зарубежью, по-бунински гневно и яростно в освещении событий Гражданской войны, препятствующую воспроизведению полной и объективной ее истории.

Нельзя не отметить и того, что естественное стремление ряда современных авторов уйти от этой односторонности и предвзятости нередко со­провождается непомерным восхвалением Белого движения и чрезмерной героизацией отдельных его лидеров. Но это так же далеко от правдивого изображения истории Гражданской войны, как и сведение ее к цепи непре­рывных побед красных полководцев. К сожалению, ключ к непредвзятому анализу политики и практических действий красных и белых, победителей и побежденных все еще не найден. Видимо, поэтому некоторые исследователи даже утверждают, что объективное изучение истории Гражданской войны требует качественно иной, новой методологии, позволяющей преодолеть инерцию бесплодных споров — «за» или «против» белых или красных2.

Но пока «новая методология» будет разрабатываться, исследователям следовало бы прежде всего освободиться от политической и идеологической ангажированности, попытаться рассматривать события Гражданской войны без «классовой», политической предвзятости, без подмены одних явлений другими и, уж во всяком случае, точно соблюдая историческую последова­тельность событий и их причинно-следственные связи. А довольно частые подмены фактов и понятий при освещении событий этой войны не были случайными. Подобная практика входила непременной составной частью в официальную концепцию. Последняя же практически не допускала какой-либо иной трактовки, даже вопреки явным противоречиям и абсурду в своих подходах и выводах.

По причине политической тенденциозности от историков Гражданской войны требовали, чтобы они исходили не из раскола и противостояния в самом российском обществе, что требовало, разумеется, серьезного анализа истинных причин этого раскола, а именно из того, что это было вооружен­ное столкновение опиравшегося на внутренние контрреволюционные силы международного империализма с революционной Россией.

Гражданская война в России — событие во многих отношениях уникаль­ное: и по количеству вовлеченных в нее людей, и по огромности территории, на которой развернулись жесточайшие военные действия, и по различию тре­бований, выдвигаемых классами, социальными слоями, политическими парти­ями и т. д. Для отображения всего этого многообразия, многоцветия и многоликости необходима была очень широкая палитра красок, способная передать сложнейшие жизненные и социальные перипетии тех лет, тяжелым грузом отразившиеся на всем развитии страны, самочувствии всех ее народов. Одна­ко на вооружение была взята простая и в общем-то достаточно примитивная схема, которая должна была сгладить остроту противоречий и конфликтов, реально существовавших в российском обществе как до, так и после Ок­тябрьской революции, оправдать жестокости и насилия Советской власти, переложить ответственность за грубейшие ошибки и неудачи на внутренних и внешних врагов.

Именно такой подход и преобладал в многотомной «Истории Граж­данской войны в СССР», задуманной, не в последнюю очередь, как ответ многочисленным зарубежным критикам большевизма. Кроме русских пи­сателей эмигрировавших после Октябрьской революции на Запад и опуб­ликовавших там немало произведений, вроде бунинских «Окаянных дней», содержавших острую, а порой и весьма злобную критику того, что происходило в тогдашней России, в роли непримиримых критиков политики

действий новых хозяев России выступили свидетели событий и среди них многие непосредственные участники Гражданской войны.

Среди подобных публикаций особое внимание обратили на себя книги генерала А.И.Деникина, объединенные единым названием «Очерки русской смуты», которые в начале 1920-х гг. стали появляться в Брюсселе и Берли-

не; в конце 1920-х годов в России вышли отдельными выпусками некоторые главы из четвертого и пятого томов воспоминаний Деникина («Поход на Москву» и «Поход и смерть генерала Корнилова»).

«Очерки русской смуты», которые иногда называли чуть ли не энцикло­педией Гражданской войны в России, были и, пожалуй, остаются наиболее полными. Они содержат огромный, в основе своей достоверный, фактичес­кий материал о главных событиях Гражданской войны, настроениях, ца­ривших в Белой армии, проникнуты стремлением осмыслить причины по­ражения Белого движения, судьбу России и свою собственную — русского офицера. Воспоминания Деникина сразу же после их выхода стали предме­том весьма острой полемики и дискуссий о сущности Гражданской войны в России, ее причинах и последствиях.

Авторы и редакторы советского пятитомного труда, посвященного исто­рии Гражданской войны, имели перед собой в качестве основного антипода именно деникинский пятитомник. Первый том «Истории Гражданской вой­ны в СССР» увидел свет в 1935 г., то есть через 7 лет после того, как заверши­лась публикация «Очерков русской смуты». И несмотря на то, что разработка советской концепции истории Гражданской войны осуществлялась при не­посредственном участии партийных и государственных лидеров и деятелей науки и литературы3, превзойти своего главного оппонента этому изданию так и не удалось. Основной недостаток советского труда состоял в его односто­ронности, события Февральской, Октябрьской революций и Гражданской войны рассматривались лишь с позиции сил, находившихся в революционном лагере и полностью разделявших большевистские взгляды на происходившие собы­тия, их причины и оценку.

Семь лет, отделявшие выход второго тома истории Гражданской войны, опубликованного в 1942 г., от первого, прошли сначала в ожидании появле­ния на свет «Краткого курса истории ВКП(б)», книги, которую очень скоро окрестили «Библией социализма», а затем в тщательном его усвоении. Исто­рики должны были неукоснительно следовать «Краткому курсу», одобренно­му ЦК ВКП(б) в 1938 г., по которому сверялись все основные положения, оценки и выводы, касавшиеся главных событий развития советской страны. Это в полной мере проявилось и в ходе работы над вторым и всеми последу­ющими томами «Истории Гражданской войны в СССР». Многочисленными цитатами из произведений Ленина и Сталина авторы пытались восполнить скудость мыслей, отсутствие убедительной научной аргументации.

Центральным и в то же время наиболее уязвимым местом в марксистс­ко-ленинской концепции истории Гражданской войны в России являлось настойчивое стремление доказать, что между этой войной и Октябрьской революцией не было никакой причинно-следственной связи. Главный вывод, который проходил красной нитью через все издание, сводился к утверждению, будто Гражданская война, «столь длительная, ожесточенная и опустошитель­ная, какой она была в Советской России, не являлась необходимым и неиз­бежным следствием социалистической революции»4.

Для того, чтобы этот вывод выглядел убедительно, во-первых, запуты­вался вопрос о начале Гражданской войны, да и толковался он весьма сбив­чиво и непоследовательно, а во-вторых, историческая ответственность за нее перекладывалась то на международный империализм, то на внутреннюю кон­трреволюцию. В первом томе «Истории Гражданской войны в СССР», озаг­лавленном «Подготовка Великой пролетарской революции (от начала войны до начала Октября 1917 г.)», один из параграфов назывался «Буржуазия на­чинает Гражданскую войну». Из этого должно было следовать, что Граждан­ская война готовилась чуть ли не в самом Временном правительстве, будучи развязанной видными генералами царской армии, в первую очередь генера­лом Л.Г. Корниловым.

По мере раскрытия этой проблемы менялись оценки и формулировки, рождавшиеся под прямым воздействием «Краткого курса истории ВКП(б)». Акценты стали смешаться в сторону внешнего фактора: иностранная воен­-

77

ная интервенция изображалась как начало и первый период Гражданской войны, то положение из «Краткого курса» основывалось на заявлении В.И.Ленина на VIII Всероссийской конференции КП(б) в 1919 г., что именно всемирный империализм «вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну и виновен в ее затягивании» 5. При таком подходе внутренняя контр­революция выступала как пособница международного империализма и ей отводилась уже не главная, а второстепенная роль в развязывании Граждан­ской войны.

Разные оценки причин возникновения Гражданской воины в России невольно порождали разноголосицу и по многим другим вопросам, в том числе о начале Гражданской войны, ее продолжительности, ее ходе и резуль­татах, а также об отношении к Белому делу в целом. К примеру, авторы и составители пятитомного издания по истории Гражданской войны в России определяли ее продолжительность в три года, хотя в самом названии труда указывались 1917—1922 годы. Заключение ко всему изданию начиналось фразой «Три года Советская страна была охвачена пламенем Гражданской войны», а несколькими страницами ниже, предлагая свою периодизацию истории Гражданской войны и выделяя четыре периода ее развития, авторы говорили уже лишь о двухлетнем сроке: с весны 1918 г. по апрель 1920 года6. Что же касается событий, которые происходили после апреля 1920 г., напри­мер, в Средней Азии, Закавказье или на Дальнем Востоке, то их, в понима­нии авторов указанного труда, вообще не следовало относить к Гражданской войне. Но как же при такой трактовке Гражданской войны можно было во­обще говорить, что она была «столь длительной, ожесточенной и опустоши­тельной»? Кстати, Л.Д. Троцкий также считал 1920 год последним годом Гражданской войны 7.

Вся эта «путаница» преследовала совершенно определенную цель: как можно дальше по времени развести два события — Октябрьскую революцию и Гражданскую войну и тем самым затушевать, а то и полностью скрыть их связь и взаимообусловленность, а истоки Гражданской войны искать не во внутренних, а во внешних факторах. Не случайно поэтому начало Граждан­ской войны в России нередко связывают с началом военной интервенции капиталистических стран, пытавшихся таким образом наказать Россию за выход из мировой бойни, заметно ослабивший военную мощь Антанты. В случае же удачного развития вооруженной интервенции предполагалось за­кабалить Россию.

По существу, такой же оценки придерживался и Ленин, не раз заявляв­ший, что после заключения Брестского мира, то есть с начала марта 1918 г. период мирного строительства мог быть весьма длительным: «Гражданская война еще не начиналась... В руках Советской республики была громадная территория, за исключением того, что от нее отнял Брестский мир. Обста­новка была такова, что можно было рассчитывать на продолжительный пе­риод мирной работы»8.

Что же помешало этому? По мнению авторов «Истории Гражданской войны в СССР», мирное развитие страны было сорвано военной интервен­цией международного империализма, оказавшего полную и решительную поддержку внутренней контрреволюции, в результате чего и была развязана Гражданская война в России. Но из этого следуют по крайней мере два тесно связанных между собой вывода: выходит, во-первых, что до прямого воору­женного вмешательства иностранных держав Гражданская война на террито­рии России еще не велась, а во-вторых, что без такого вторжения внутренняя контрреволюция не решилась бы самостоятельно развязать ее. Впрочем, у Ленина эта мысль была выражена не столь прямолинейно: «Только тогда в России развернулась гражданская война», когда капиталистические Державы «целиком пошли на то, чтобы помочь в этой гражданской войне русским капиталистам и помещикам9. В этих ленинских словах шла речь о внешней помощи силам внутренней контрреволюции, а не только об вооруженной интервенции, иначе бы пришлось yтверждать, что если бы не было 

78

иностранного военного вторжения на территорию России, то не было бы и Гражданской войны в России, поскольку внутренняя контрреволюция не рас­полагала достаточными силами и средствами для ее ведения. Но так ли это?

В «Истории Гражданской войны в СССР» признается, что с первых же дней пролетарской революции против нее выступили свергнутые классы — помещики и капиталисты, которых активно поддерживали так называемые демократические партии эсеров, меньшевиков, анархистов, а также буржуаз­ные националисты всех мастей. Конечно, это еще не означало, что с первых же дней Октябрьской революции пламя Гражданской войны неминуемо дол­жно было разгореться и разнестись по всей необъятной территории России. Однако все дело в том и состояло, что расстановка политических сил в рос­сийском обществе после Октября 1917 года приняла настолько четкие очер­тания и такой обостренный характер, что избежать Гражданской войны уже вряд ли было возможно. В результате Февральской, и особенно Октябрьс­кой, революций расстановка сил существенно изменилась. Появились новые политические союзы и блоки, объединявшиеся на антибольшевистской ос­нове. Позиция каждой из социально-политических сил, готовых вступить на тропу Гражданской войны, не всегда была достаточно четкой и ясной. Новая расстановка сил включала в себя, часто весьма противоречивые по составу, целям и взглядам партии, движения и организации.

Можно выделить четыре лагеря. В первый лагерь входили те, кто продол­жал мечтать о восстановлении старых порядков, лишь несколько видоизменив их, в частности, путем установления режима парламентарной или ограничен­ной монархии. Наряду с откровенными монархистами, так и не простившими Николаю II его отречение от престола, в этом лагере была представлена нема­лая часть армии (включая ее высший командный состав), не желавшая под­держивать ни Временное правительство, ни тем более большевиков.

Второй лагерь — сторонники буржуазных преобразований, стоявшие на платформе Февральской революции. К ним следует отнести прежде всего представителей крупной российской буржуазии, а также и тех, кто хотя и поддерживал режим Временного правительства, но и резко критиковал его за непоследовательность и отсутствие твердости в осуществлении политичес­ких и социально-экономических преобразований, а главное за нерешитель­ность действий по недопущению к власти большевиков. Основную полити­ческую силу этого лагеря составляла партия кадетов, а массовую его базу — часть царской армии, чудом уцелевшей после охвативших ее процессов раз­ложения и распада. Это — генералы, офицеры и солдатская масса, относив­шие себя к подлинным патриотам и обвинявшие левые силы и движения в антипатриотизме и предательстве национальных интересов страны.

К третьему лагерю относились в основном социалистические движения, партии и организации, которые отказывались сотрудничать как с режимом А.Ф. Керенского, так и с властью большевиков. Это — меньшевики, эсеры, «народные социалисты», немалая часть среднего и младшего армейского офицерства, а также определенные слои крестьянства и представители раз­личных мелкобуржуазных групп населения.

Наконец, четвертый лагерь представлял собой широкие народные мас­сы, включая рабочих и крестьян, военнослужащих, в том числе немалое чис­ло генералов и офицеров, уставших от войны и переходивших на сторону большевиков.

Над вопросом о расстановке и соотношении социальных и политичес­ких сил в послереволюционной России ломали голову, строили свои догадки и высшие чины старой армии, пытаясь угадать, что станет с Россией, в каком направлении будут развиваться события. Излишне говорить, что большин­ство генералов, сохранивших верность своему долгу, не могло смириться с происходившей на их глазах гибелью царской армии и разрушением всей государственной жизни. Пожалуй, лучше и откровеннее других эти мысли и настроения выразил генерал А.И. Деникин, видевший главную опасность для русской армии и для России в том, что распад центральной власти неиз-

79

бежно приведет к утрате российской государственности и вызовет «балканизацию русского государства по признакам национальным, территориальным, историческим, псевдоисторическим, подчас совершенно случайным, обусловленным местным соотношением сил10. Столь неутешительный вывод генерал делал, исходя из того, что новая, большевистская власть, во-первых, уступила по Брестскому миру Германии значительную часть российской тер­ритории, а во-вторых, стала формировать свою рабоче-крестьянскую армию параллельно с расформированием старой армии. Формирование же новой, классовой армии, по мнению Деникина, преследовало цель не вести войну на внешнем фронте, отстаивая территориальную целостность России, а за­щищать Советскую власть.

Идея неизбежности гражданской войны в оказавшемся вконец расколо­том и разобщенном обществе получила распространение в массах и уже мало кем отвергалась. Более того, противостоящие друг другу лагеря видели в ней едва ли не главное средство решения сложнейшей задачи: для одних — со­хранения старой, пусть и несколько подновленной России, для других — разрушения «до основания» старого и построение нового мира. Как извест­но, те, кто отождествлял себя с Россией будущего, еще в годы мировой вой­ны выступал за поражение российского правительства в той войне и превра­щение последней в войну гражданскую.

Однако какими бы глубокими и серьезными ни были причины возник­новения Гражданской войны в России и как бы широко ни охватила массо­вое сознание идея такой войны, последняя не стала бы реальностью, если бы не проявились определенные побудительные мотивы, та последняя черта, за которой окончательно разделились и разошлись политические и социальные силы, а соглашения и компромиссы заменила вооруженная борьба, в кото­рой главными аргументами служат не доводы, а орудийные залпы.

Можно выделить по крайней мере три мотива, которые в своей взаимо­связи и взаимообусловленности извлекли на поверхность скрытые до поры до времени причины, ввергшие российское общество и его граждан в брато­убийственную войну. Кабальный для России Брестский мир для одних был возможностью отстоять революционные завоевания, а для других, особенно военных людей, был позором России, отказом силой русского оружия защи­щать честь и достоинство родины. С этим мотивом был связан, и второй, крайне жесткие методы новой власти, проводившей политику национали­зации, вылившуюся в конечном счете в сплошную «экспроприацию эксп­роприаторов», в принудительное изъятие всех средств производства и всего имущества не только у крупной буржуазии, но и у средних и даже мелких частновладельцев, при чем большинство из них были объявлены врагами народа и оказались изгоями в собственной стране. Наконец, третий мотив — красный террор, крайне жесткие, часто ничем не оправданные действия революционной власти. И хотя красный террор был в немалой степени порожден террором белым, направленным на физическое устранение вид­ных представителей Советской власти (убийство председателя Петроградс­кого отделения ВЧК М.С. Урицкого и покушение на В.И. Ленина), массо­вый характер террора красного не мог не привести к всплеску насилия в стране, вылившегося в вооруженное противостояние армий, политических партий, классов, сословий и социальных групп.

Начало массовому красному террору и возведению жесточайшего наси­лия в ранг государственной политики положило постановление Совета На­родных Комиссаров, принятое 5 сентября 1918 г. по докладу Ф.Э. Дзержин­ского. Вот его полный текст: «Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Всероссийской Чрезвычайной] Комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью:

что для усиления деятельности Всеросс[ийской] Чрезв[ычайной] Комиссии и внесения в нее большой планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей;

80

что необходимо обезопасить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях.

Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским орга­низациям, заговорам и мятежам;

что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также осно­вания применения к ним этой меры»11.

Это постановление было воспринято ВЧК и местными чрезвычайными комиссиями как сигнал к началу массового красного террора, который на «законном основании» позволял чекистам действовать с позиции полного правового нигилизма. ВЧК и до этого не очень-то церемонилась при прове­дении необоснованных арестов, обысков, конфискаций, бессудных расстре­лов граждан, но теперь она получила еще большую, по существу, ничем и никем не ограниченную свободу в своем, воистину массовом беззаконии и произволе. И хотя Ленин, по-видимому, больше для острастки, чем по при­чине действительной заинтересованности в недопущении грубейших нару­шений «революционной законности» время от времени публично отмеже­вывался от крайностей, применяемых рядом местных чрезвычайных комиссий, например, украинской, и даже заявлял, что последние «принес­ли тьму зла» ,а, тем не менее вряд ли хотел что-либо изменять в практике ВЧК, во всяком случае, пока шла война (не случайно же он наряду с Нар­коматом по военным делам относил ВЧК к важнейшим боевым органам Советской власти)
12.

«Боевые органы» Советской власти менялись местами, однако репрес­сии продолжались, набирая все новые обороты. Характерно в этом отноше­нии письмо Ленина к наркому юстиции Д.И. Курскому от 20 февраля 1922 г., в котором на Наркомюст возлагалась особенно боевая роль, включавшая в себя «усиление репрессии против политических врагов Соввласти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров); проведение этой репрес­сии ревтрибуналами и нарсудами в наиболее быстром и революционно-целе­сообразном порядке; обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии; по разъяснению народным массам, через суд и через печать, значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких других важнейших центрах; воздействие на нарсудей и членов ревтрибуна­лов через партию в смысле улучшения деятельности судов и усиления реп­рессии»13. При этом подчеркивалась необходимость воздействия партии на народные суды и членов ревтрибуналов с целью усиления репрессий. «Все это, — говорилось в письме, — должно вестись систематично, упорно, на­стойчиво»14.

Чрезмерная жестокость, которая в массовом порядке проявлялась в ходе Гражданской войны и с той, и с другой стороны вызывает разные, порой полярные суждения и оценки. Одни осуждают действия ВЧК и ее органов, захват заложников, сосредоточение в руках чекистов огромной и часто не­контролируемой власти, позволявшей им вести как розыскные, так и след­ственные действия, без суда выносить приговоры и самим приводить их — в основном расстрелы — в исполнение. Наделение ВЧК такими исключитель­ными полномочиями и правами, утверждают эти авторы, явно противоречи­ло не только правовым принципам, но и элементарным морально-нравствен­ным нормам. Критики же такой постановки вопроса, как правило, упрекают своих оппонентов в «неисторическом» подходе при оценке событий и явле­ний Гражданской войны и в попытке механически переносить нравственные и правовые ценности современности на то, что происходило в специфичес­ких условиях Гражданской войны15.

В ходе дискуссии по этой весьма непростой, да к тому же крайне поли­тизированной участниками полемики проблеме обычно выдвигаются три глав­ных аргумента. Во-первых, предпринимаются попытки представить дело так, будто красный террор, хотя и имел место, но не носил массового характера. Во-вторых, красный террор рассматривается как вынужденный, а потому и «закономерный» ответ на белый террор, развязанный врагами революции и

81

Советской власти. В-третьих, утверждается, что все жестокости были не только

вынужденными, продиктованными особыми, чрезвычайными ситуациями.

Жестокости и репрессии против собственного народа, даже если они и воспринимаются как продиктованные революционной или иной целесооб­разностью, рано или поздно, но обязательно проявят свои негативные по­следствия. Не всегда можно предсказать, где и когда обнаружит себя это зло, но то, что это непременно произойдет, сомнений быть не должно. И российская история богата такими примерами. Гражданская война в России как раз и показала убедительно, что и со стороны победителей, и со стороны побеж­денных историческая ответственность политиков игнорировалась, отодвигалась на задний план.

Не так уж много в мире стран, где бы происходившие в них революции не сопровождались гражданскими войнами, которые становились, по суще­ству, последним средством для преодоления острейших социальных проти­воречий, удовлетворения непомерных притязаний политических деятелей на власть. Как правило, гражданские войны ведут к братоубийству и проявле­ниям крайней жестокости. Не явилась в этом отношении исключением и Гражданская война в России, хотя и имела ряд существенных отличий.

Назовем некоторые из них. Во-первых, в условиях, когда она захватила огромную территорию и в нее было втянуто практически все население, все социальные слои и политические силы, люди — и очень часто — оказыва­лись не по своей воле по разные стороны баррикады. Такой участи не мино­вали даже связанные кровными узами. Брат шел против брата, дети убивали родителей, а родители проклинали своих детей. Во-вторых, по размаху и жестокости, нередко бессмысленной, Гражданская война превзошла, пожа­луй, все, что когда-лнбо переживала России. Противоборствовавшие силы словно соперничали, чьи методы и средства борьбы окажутся более свирепы­ми и изощренными, уничтожающими как можно большее число своих же соотечественников, на время превращенных в ненавистных врагов. Но глав­ной жертвой Гражданской войны был, конечно, народ, как целостность. В-третьих, существенная особенность Гражданской войны в России и одна из причин ее возникновения — это иностранная военная интервенция, в первую очередь стран Антанты, недовольных выходом России из войны с Германией и Австро-Венгрией и стремившихся вернуть ее в систему пре­жних союзнических отношений. Из этого, разумеется, отнюдь не вытекает вывод официальной советской историографии, утверждавшей, что без внеш­него вмешательства и поддержки иностранных государств Гражданская вой­на в России «никогда не приняла бы тех масштабов и форм, в которых она происходила»16.

Эти и другие характерные черты ставят Гражданскую войну в России в один ряд с самыми значительными и судьбоносными событиями XX столе­тия, последствия которых не ограничивались национальными рамками и повлияли на ход мирового развития.

Сколько бы современные историки ни спорили, откуда берет начало Гражданская война — от падения ли царизма или от победившей пролетарс­кой революции, суть дела не меняется, негативные последствия войны, и не только в сфере политики и социальных отношений, не выглядят менее тяже­лыми и всеохватывающими. Эхо кровавых событий, унесших миллионы че­ловеческих жизней, доходит и до нас — современников.

После того, как Россия вышла из мировой войны и русский фронт, сдерживавший германские войска на весьма протяженной линии — от севера до юга, фактически полностью распался, уцелевшие остатки старой русской армии в одночасье лишившейся управления и командования и превратив­шейся в стихийную массу сбитых с толку и едва оправившихся от кошмаров войны людей, разбрелись кто куда. Солдаты, главным образом, отправились в свои деревни в надежде успеть к дележу земли. Кто-то пополнил массу безработных, осев в больших и малых городах. Немалая часть военнослужащих, в том числе офицеры и генералы, а также многочисленные обездолен-

82

ный люд устремились на Юг страны, где складывалась особенно сложная обстановка, а политическая и военная ситуация выходила из-под контроля.

Это стихийное движение из центра страны на Юг, крайне разношерст­ное по своему составу и целям участвовавших в нем людей, очень красочно описал генерал А.И. Деникин. Силы эти, писал он, «стекались — офицеры, юнкера, кадеты и очень немного старых солдат — сначала одиночно, потом целыми группами. Уходили из советских тюрем, из развалившихся войско­вых частей, от большевистской «свободы» и самостийной нетерпимости. Одним удавалось прорываться легко и благополучно через большевистские заградительные кордоны, другие попадали в тюрьмы, заложниками в красноармей­ские части, иногда... в могилу. Шли все они просто на Дон, не имея никако­го представления о том, что их ожидает, — ощупью, во тьме через сплошное большевистское море — туда, где ярким маяком служили вековые традиции казачьей вольницы и имена вождей, которых народная молва упорно связы­вала с Доном. Приходили измученные, оборванные, голодные, но не павшие духом»

Сюда же, на Юг, на Дон подались, спасаясь от преследований больше­виков, и некоторые известные и весьма авторитетные военные деятели, та­кие, как генералы от инфантерии М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов, генерал-лейтенанты А.И. Деникин и A.C. Лукомский и другие. Здесь они стали спешно сколачивать из пришлых людей и местного населения Добровольческую ар­мию, которой отводилась роль ударной боевой силы Белого движения. Они преследовали две главные цели: военную — любой ценой остановить про­движение вооруженных сил молодой Советской республики на юг России, а затем, собрав в кулак все имеющиеся в этом обширном регионе антибольше­вистские силы, самим перейти в наступление и захватить жизненно важные центры страны, включая Москву, и политическую, которую кратко можно определить, как восстановление старых порядков.

Главной фигурой, с кем связывало свои надежды на успех Белое движе­ние на Юге России, по праву считался генерал Алексеев, обладавший боль­шим опытом разработки и управления крупными военными операциями. Во время мировой войны он был начальником штаба Юго-Западного фронта, командовал Северо-Западным фронтом, был начальником штаба Ставки, имел широкие контакты с политическими деятелями старой России, в том числе и с теми, кто находился в оппозиции к режиму, короткое время при Времен­ном правительстве пребывал в должности верховного главнокомандующего. Это имя было достаточно хорошо известно и в армии, и в стране. Именно поэтому с самого начала Алексееву отводилась роль не только идейного вдох­новителя Белого движения на Юге страны и его вождя, но и руководителя Добровольческой армии.

Нельзя сказать, чтобы сам Алексеев испытывал от этого назначения осо­бую радость и был слишком усерден в достижении новых и непривычных ему целей и задач. К тому же резко ухудшавшееся состояние здоровья 61-летнего генерала не позволяло ему действовать достаточно смело и решительно, как того требовала крайне сложная и тревожная обстановка, складывавшаяся на Юге России, включая и Украину, и Северный Кавказ, и Закавказье.

Положение в Белом движении и в Добровольческой армии усугублялось еще двумя неожиданно возникшими обстоятельствами. Первое было связано с определением роли, отводимой генералу Алексееву, с чем не был согласен генерал Корнилов, полагавший, что она должна быть строго ограничена рам­ками политики и направлена прежде всего на выработку стратегической ли­нии, связанной с укреплением Белого движения и привлечением на сторону Добровольческой армии все новых политических и идеологических союзни­ков, как среди местного населения, так и по всей России. Что же касается самой Добровольческой армии, ее боевой подготовки и проведения военных операций, то в роли ее командующего генерал Корнилов видел только себя. И для этого у него были свои причины: он мог тесно общаться с офицерами и солдатами, знал и учитывал их настроения, мысли и чувства, был на 13 лет

83

моложе Алексеева, имел за плечами не меньший боевой опыт, командуя в мировую войну дивизией, корпусом, а при Временном правительстве некоторое время как и генерал Алексеев, занимал пост верховного главнокоман­дующего. Но гораздо большим поводом для того, чтобы занять подобную позицию было стремление Корнилова реабилитироваться и прежде всего перед теми, кто после его неудавшегося антиправительственного мятежа и скан­дального провала его попыток вооруженным путем задушить пролетарскую революцию в Петрограде, потеряли к нему всякий интерес. Генерал Алексе­ев явно уступал Корнилову и по части бонапартистских замашек и амбиций, которые у последнего проявлялись куда сильнее и острее, чем у Алексеева. К этому следует добавить, что и личные отношения между двумя генералами не складывались из-за взаимной подозрительности и недоверия.

Второе обстоятельство могло обернуться для всего Белого движения Юга особенно тяжелыми последствиями. Речь шла о максимально широком при­влечении на сторону Белого движения донского казачества, компактно про­живавшего в этих краях и дорожившего своей вольницей. Свергнутые, но до конца не сломленные монархистские силы, активно поддержавшие рожде­ние Белого движения и Добровольческой армии, как и те, кто непосред­ственно занимался ее формированием, рассчитывали на полную и безуслов­ную поддержку казачества. В этом состоял, пожалуй, самый главный мотив превращения Юга России в плацдарм, на котором собирались антибольше­вистские силы, формировались боевые подразделения, готовившиеся к на­ступлению на территории, находившиеся под властью Советов, в том числе для похода на Москву и ее захвата.

Как явствует из письма одного из самых ярых монархистов — В.М. Пуришкевича атаману донского казачества генералу A. M. Каледину, правые силы, утратившие веру даже в лучших солдат, которые, как он писал, «разрознены и терроризованы сволочью», главную ставку в борьбе с большевиками делали на казачество, в частности, донское, и их лидера. Эти силы как манны небес­ной выжидали начала похода Каледина и его войска на Петроград, выясня­ли, когда это произойдет, «дабы сообразовать свои действия»18.

Расчеты на то, что казачье войско заменит потерпевшую крушение рус­скую армию и сможет справиться с большевиками оказались тщетными. Фактически лишь часть донского казачества, причем далеко не преобладаю­щая, готова была примкнуть к Добровольческой армии и в ее рядах сражать­ся против Советской власти. Большинство же казаков, обремененное соб­ственными трудностями и заботами, не торопилось вовлекаться в события, которые непосредственно не затрагивали их интересы, тем более, что и ис­ход их был им далеко не ясен. Атаман Донского казачьего войска генерал Каледин, прекрасно осведомленный о настроениях, царивших среди подав­ляющего большинства казаков, вначале занимал выжидательную позицию, уходил от прямого разговора с прибывавшими на Дон бывшими высокопос­тавленными царскими генералами. Он прекрасно понимал, что торопливость в этом вопросе может стоить ему не только занимаемого поста, но и самой жизни, что, собственно, и произошло.

Та часть казачества, которая примкнула к Белому движению, могла бы не расти и даже сокращаться, если бы не жестокая политика большевиков в отношении этих казаков, не переносилась на все казачество и не приняла бы форму политики «расказачивания», направленной фактически против всего казачьего сословия.

Мнение о казачестве как о контрреволюционной силе, против которой следовало применить те же методы и средства борьбы, что и в отношении «врагов народа», как-то удивительно легко и быстро овладело высшим боль­шевистским руководством. Такая позиция советских лидеров лишь ослож­няла и без того до крайности напряженную обстановку на бурлящем Юге, толкало казачество в сторону белогвардейских сил. Кого-то это, вероятно, вполне устраивало, поскольку свои военные неудачи и просчеты, а их было немало, можно было свалить на контрреволюционные действия казаков и

84

их атаманов. Весьма характерно в этом отношении письмо Сталина Ленину от 4 августа 1918 г. из Царицына, в котором едва ли не главной причиной неблагоприятной обстановки, сложившейся на ряде участков Царицынского фронта, называлась позиция казачьих частей, не желавших «вести решитель­ную борьбу с казачьей контрреволюцией»; переходят же казаки на сторону Красной армии, писал Сталии, лишь «для того, чтобы, получив оружие, на месте познакомиться с расположением наших частей и потом увести за со­бой в сторону Краснова целые полки».19

К началу 1919 г. политическое недоверие к казакам, охватившее партий­ные органы как в центре, так и на местах, вылилось в массовые репрессии против них. 24 января 1919 г. Оргбюро ЦК РКП(б) приняло секретное цир­кулярное письмо об отношении к казакам, в котором четко отразилась под­линная позиция большевиков по этому вопросу, которую долгие годы наме­ренно скрывали от партии и общества. Этот документ, позволяющий судить о сущности большевистской политики по отношению к казачеству в целом, заслуживает того, чтобы его воспроизвести полностью:

«Циркулярно, секретно.

Последние события на различных фронтах в казачьих районах — наши продвижения в глубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск — заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их рабо­ты при воссоздании и укреплении Советской власти в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, при­знать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верха­ми казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо:

1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их пого­ловно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем во­обще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.

2. Конфисковать хлеб и заставлять ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйствен­ным продуктам.

3. Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно.

4. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях.

5. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи.

6. Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних.

7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до уста­новления полного порядка.

8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить на­стоящие указания.

ЦК постановляет провести через соответствующие советские учрежде­ния обязательство Наркомзему разработать в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли.

Центральный Комитет РКП» 20.

Не требуется больших усилий, чтобы понять, какими тяжелейшими последствиями не только для казачества, но и для всей России обернулось выполнение требований, содержавшихся в этом циркулярном письме, носившем прямо директивный характер. Не удивительно и то, что сам этот документ, как и имена тех, кто его готовил и утверждал, держались в строжайшем секрете (не случайно, наверное, и то, что в протоколе данного заседания Оргбюро ЦК РКП(б) не были указаны фамилии присут­ствующих).

85

В ходе изучения материалов и документов, показывающих, как в большевистском руководстве накапливалась подозрительность в отношении казачества, которое перешло в массовые репрессии и террор, все чаще выступает на первый план фигура председателя ВЦИК и секретаря ЦК партии Я.M. Свердлова, занимавшего по данному вопросу особенно жесткую и не­примиримую позицию, которую, возможно, разделяли не все советские ли­деры. Вряд ли следует относить к малозначащему эпизоду слова Ленина, сказанные им на VIII съезде РКП(б), открывшемся 18 марта 1919 г., в день похорон Свердлова. Отдавая дань его памяти и отмечая заслуги перед партией, особенно в области организационной работы, Ленин не преминул заявить,что «мы были вынуждены всецело полагаться и имели полное основание пола­гаться на тов. Свердлова, который сплошь и рядом единолично выносил ре­шения»21. Вполне возможно, что таким необычным способом вождь партии хотел публично откреститься от некоторых решений, в том числе и касающих­ся казачества, принятых по настоянию Свердлова, но не получивших полного и однозначного одобрения в руководящих партийных кругах.

Политика уничтожения казачества как сословия разделялась далеко не всеми как в самой партии большевиков, так и особенно среди тех, кто сочувствовал Советской власти и был готов бороться за ее идеалы. К сожа­лению, те, кто осмеливался критиковать официальную политику больше­виков по отношению к казачеству, нередко подвергались незаслуженным гонениям.

Одним из тех, кто встал на защиту казачества и с удивительной настой­чивостью и убежденностью, проявив редкостное мужество и отвагу, доказы­вал руководителям партии и советского государства несправедливость и пагубность предпринимаемых в отношении казачества неоправданно жестких и жестоких мер, был командарм 2-ой Конной армии Ф.К. Миронов, кото­рый в оценке роли казачества в революции и Гражданской войне резко рас­ходился с официальной линией партии, был смещен со своего веста, аресто­ван и убит в 1921 г. в Бутырской тюрьме. Вся «вина» этого выдающегося военного деятеля состояла, как это ни парадоксально звучит, лишь в том, что он энергичнее, чем кто бы то ни было старался привлечь казачество на сторо­ну Советской власти, отказывался от применения насильственных методов, в том числе и «расказачивания», и который воспринимал формулу «социальная справедливость» в ее высоком и подлинном смысле, целиком посвятив себя борьбе за ее претворение в жизнь. В своем последнем предсмертном письме на имя председателя ВЦИК М.И. Калинина от 30 марта 1921 г. Миронов, приводя ленинские слова о том, что революционное движение в Россия по­шло зигзагами, писал: «Острые углы этих зигзагов в 1918—1919 гг. больно резали мою душу за темное, невежественное, но родное мне донское казаче­ство, жестоко обманутое генералами и помещиками, покинутое революци­онными силами, заплатившее десятками тысяч жизней и полным разорени­ем за свою политическую отсталость, а в 1920—1921 гт. эти углы стали еще более резать за судьбу социальной революции при виде страшной экономи­ческой разрухи. И теперь, когда всеми осознаны эти острые углы, когда сами вожди открыто признали (в этом, если бы я даже действительно был виноват, мое оправдание!), что мы зашли дальше, чем теоретически и политически было необходимо, когда произнесено, чтобы отстающие успели подойти, а забежавшие вперед не оторвались от широких масс, когда сказано, что мы должны помогать везде и всюду усталым и истерзанным людям — неужели клевета восторжествует над тем, кто искренно и честно, может быть, споты­каясь и ошибаясь, отставая и забегая вперед, не шел все к той же одной для коммуниста цели — делу укрепления социальной революции» 22.

Тем временем обстановка на Юге продолжала усложняться и станови­лась все более непредсказуемей. После долгих и трудных переговоров три генерала - Алексеев, Корнилов и Каледин согласились образовать некое подобие триумвирата, в котором роли распределялись следующим образом: на Алексеева возлагалось общегражданское управление, внешние дела и фи-

86

нансы, Корнилов своими бесконечными ультиматумами и угрозами поки­нуть Юг и перебраться в Сибирь добился все-таки полноты своей военной власти, а Каледин, оставаясь атаманом казачьего войска, должен был скон­центрировать свое внимание на управлении Донской областью.

Впрочем с таким трудом образованный «триумвират» просуществовал недолго. 29 января 1918 г. части Добровольческой армии потерпели сокру­шительное поражение от революционных войск под командованием Р.Ф. Сиверса, которые, успешно развивая наступление, освободили Таганрог и подошли к Ростову-на-Дону. Не выдержав столь серьезного и неожиданного поражения, Каледин сложил с себя все полномочия и покончил жизнь само­убийством. 13 апреля того же года в сраженье под Екатеринославом (Красно­даром) был убит командующий Добровольческой армии генерал Корнилов. Его неожиданная гибель повергла в состояние подлинного шока как офице­ров, так и солдат этой армии, отрицательно сказавшись на ее боеспособнос­ти. Вот как описал это событие один из самых верных сторонников Корни­лова генерал Деникин: «Генерал Корнилов был один в своей комнате, когда неприятельская граната пробила стену возле окна и ударилась об пол под столом, за которым он сидел; силой взрыва его подбросило, по-видимому, кверху и ударило об печку... Рок — неумолимый и беспощадный. Щадил долго жизнь человека, глядевшего сотни раз в глаза смерти. Поразил его и душу армии в часы ее наибольшего томления.

Неприятельская граната попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли.

Вначале смерть главнокомандующего хотели скрыть от армии до вечера. Напрасные старания: весть разнеслась, словно по внушению. Казалось, что самый воздух напоен чем-то жутким и тревожным и что там, в окопах, еще не знают, но уже чувствуют, что свершилось роковое»23.

Командующим Добровольческой армией стал Деникин. Спустя пять с небольшим месяцев, в сентябре 1918 г., умер и последний член «триумвира­та» генерал Алексеев, подписавший приказ о вступлении Деникина в коман­дование Добровольческой армии. После смерти Алексеева Деникин стано­вится единоличным и непререкаемым лидером всего Белого движения на Юге и предводителем армий Юга России. Он командовал фронтом, растянув­шимся от Царицына до Одессы, включая такие важные центры, как Воронеж, Орел, Киев. На этом пространстве в один миллион квадратных километров с населением до 50 млн человек располагались 18 губерний и областей. С этого плацдарма Деникин готовил и предпринял поход на Москву.

Троцкий, считавший, что судьба революции заново решалась в сраже­нии за Казань в августе 1918 г., вынужден был признать, что Южный фронт «все время был самым упорным, самым длительным и самым опасным»24. В июле 1919 г., анализируя крайне опасную ситуацию, сложившуюся к тому времени на различных фронтах Гражданской войны, ЦК РКП(б) особо вы­делил «нашествие с юга на Украину и на центр России». В письме, с которым партия обращалась к своим членам и всему населению страны и в котором содержался призыв к борьбе с Деникиным, отмечалось, что основная задача текущего момента в том, чтобы, не останавливая победного наступления Красной Армии на Урал и Сибирь, напрячь все силы Советской республики, чтобы отразить наступление Деникина и победить его. «Наступил, — говори­лось в письме, — один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции». И далее: «При­фронтовая полоса в Российской Социалистической Федеративной Советс­кой Республике за последние недели страшно разрослась и необыкновенно быстро изменилась. Это — предвестник или спутник решительного момента войны, приближения ее развязки»25.

Поход Деникина на Москву, на победоносный исход которого рассчи­тывал не только он сам, но и его западные покровители, потерпел полный провал как с военной, так и с политической точки зрения. Разгромленные и

87

деморализованные, лишенные руководства, остатки деникинскнх войск были отброшены за Дон, а сам Деникин эмигрировал на Запад.

Обиды многие годы не давали Деникину покоя вновь и вновь возвра­щая его к российским событиям, которые глубокой болью отложились в его памяти. В 1937 г. он опубликовал небольшую статью под названием «Кто спас Советскую Россию от гибели?», весь смысл и главный пафос которой сводился к тому, чтобы снять с себя ответственность за провал его похода на Москву, объясняя это предательством маршала Польши Ю. Пилсудского, который не поддержал Деникина и не стал добиваться свержения Со­ветской власти, в чем, по мнению Деникина, проявился «безграничный национальный эгоизм» Пилсудского, явно «переигравшего» Деникина. Он обвинял Пилсудского и в том, что тот сознательно стремился к гибели Бе­лого движения и его вождей, которые, как и Деникин, отказывались при­знавать полную государственную самостоятельность Польши и ее право голоса в решении вопроса о будущем земель, некогда отошедших к Рос­сии26. Противники Пилсудского в Польше тоже ставили ему в вину то, что он спас Советскую власть

Анализ хода Гражданской войны позволяет выделить наиболее значи­тельные события, которые в своей совокупности рисуют военно-политичес­кую ситуацию, складывавшуюся на огромном театре военных действий. В конце мая 1918 г. произошел «чехословацкий мятеж», который некоторые исследователи склонны рассматривать даже как начало Гражданской войны в России 28. Однако это событие, при всем его значении и таившейся в нем серьезной опасности для Советской власти, вряд ли можно отнести к исто­кам, а тем более к главным причинам Гражданской войны. События развива­лись не совсем так, как это освещалось в советской исторической литерату­ре. Если верить существовавшей тогда точке зрения, чехословацкому мятежу страны Антанты изначально отводили роль главной ударной силы, которая по крайней мере на первых порах должна была отвлечь внимание Советской власти от готовившейся военной интервенции Англии, Франции, США, Япо­нии и некоторых других государств против Советской России.

Проблема, связанная с пленными чехами и словаками была головной болью еще Временного правительства. Первоначально планировалось пере­бросить чехословацкий корпус во Францию прямым путем, но ввиду того, что он был небезопасен, было решено, что более надежный, хотя и долгий, пролегает через Сибирь и Владивосток. При этом, как отмечал будущий пре­зидент Чехословацкой республики Т. Г. Масарик, специально для этого при­езжавший в Россию, чехословацкие части должны были передвигаться на восток не как боевые подразделения, а как частные граждане, имея при себе небольшое количество оружия29. Сам Масарик вскоре выехал из России в США, где состоялись его переговоры с президентом В. Вильсоном, в ходе которых обсуждался и вопрос о чехословацком корпусе.

Формирование корпуса проходило достаточно сложно. Из 200 тысяч военнопленных чехов и словаков, несмотря на сильное давление, принужде­ние и угрозу вновь направить в австрийскую армию тех, кто отказывался вступать в формируемое соединение, удалось привлечь в его состав лишь 50 тыс. человек, что впрочем для того времени было немало. Уже в ходе продви­жения чехословацкого корпуса на восток было решено осуществить под его прикрытием высадку первых интервенционистских сил на Севере и на Даль­нем Востоке. Когда цели командования корпуса стали очевидными и пока собирались необходимые силы для того, чтобы остановить его продвижение на восток, белочехи успели захватить ряд важных в стратегическом отноше­нии городов Поволжья, Урала и Сибири, помогли активизироваться в этих местах антибольшевистским силам. Теперь Красной Армии приходилось ве­сти борьбу как бы на два фронта: против иностранных войск, вторжение которых Запад представлял как необходимую меру, направленную на возвра­щение России в состав Антанты и ее участия в мировой войне, а также против Белой армии, состоявшей в основном из остатков старой русской армии

S8

и небольшого процента «добровольцев», которые нередко вставали под зна­мена белых, ясно не понимая, за какие цели они воюют.

Высадкой войск на Севере и захватом Архангельска и Мурманска, а также на Дальнем Востоке и оккупацией Владивостока иностранные держа­вы пытались не только с помощью военной силы поддержать антисоветскую оппозицию, какие бы силы в нее ни входили, но не забывались свои соб­ственные интересы. При том, что основной силой при осуществлении интервенции на Дальнем Востоке была Япония, которой отводилась главен­ствующая в этом регионе роль в борьбе против молодой Советской респуб­лики, Соединенные Штаты вовсе не желали усиления японского влияния в этом регионе. В свою очередь, Япония, давно мечтавшая о захвате дальнево­сточных российских земель, тоже не очень-то намеревалась таскать каштаны из огня для американцев. Вторжение японских войск осуществлялось в основ­ном с территории Маньчжурии, где были сосредоточены белогвардейские силы во главе с генерал-лейтенантом Г.М. Семеновым. Здесь же обосновался и ад­мирал A.B. Колчак, провозгласивший себя «Верховным правителем российс­кого государства» и установивший военную диктатуру на Урале, в Сибири, и на Дальнем Востоке. Действуя рука об руку с интервентами, особенно япон­цами, Колчак представлял серьезную опасность для Советской власти, по­скольку угрожал отделить от России огромные территории — от Урала до Дальнего Востока.

Из всех вождей Белого движения наибольшую опасность для Советской власти представлял, пожалуй, адмирал Колчак. Как подчеркивалось в выше­приведенном письме ЦК РКП(б), «Колчак и Деникин — главные и един­ственно серьезные враги Советской республики»30. Были, разумеется, и дру­гие вожди Белого движения — барон П.Н. Врангель, возглавлявший после разгрома Деникина вооруженные силы Юга России, бежавший за границу с частью своей разгромленной армии, H.H. Юденич, один из руководителей Белого движения на Северо-Западе России, организовавший в октябре—но­ябре 1919 г. поход на Петроград, но потерпевший поражение и с остатками своей армии отступивший в Эстонию, а оттуда эмигрировавший на Запад.

На Дальнем Востоке, как и в других регионах России, где находились иностранные войска, постепенно завязывался тугой узел острых противоре­чий как между самими интервентами, так и между ними и местным населе­нием, что ослабляло силы и позиции Белого движения и способствовало победе Советской власти и Красной Армии.

Для правильного понимания и глубокого осмысления последующей ис­тории Советской России важно выявить причины поражения Белого движе­ния и победы молодой Советской республики в этой до крайности изнури­тельной и испепеляющей войне. Их немало. Выделим лишь главные, в том числе объясняющие не только поражение сил, стремившихся не допустить укрепления власти большевиков, но и позволяющие понять, почему Граж­данская война в России оказалась столь затяжной и необыкновенно жесто­кой, а ее последствия для нарождавшегося на российской земле нового госу­дарства такими тяжелыми. По этим, во многом ключевым, вопросам идут достаточно острые споры, выявляются разные подходы, взгляды и оценки. Они в той или иной степени затрагивают достаточно широкий спектр про­блем, прежде всего таких, как, например, цена победы, методы и средства ведения войны с той и с другой стороны, характер и степень ее последствий для дальнейшего развития России и становления ее нового облика.

Одна из основных, если не основная, причина всех неудач Белого дви­жения, приведших в конечном счете к его жесточайшему поражению, зак­лючалась в том, что ни одна из входивших в его состав военно-политичес­ких организаций, включая самих руководителей, не имели четкой и ясной программы, которая определяла бы цели и задачи этого движения и была бы способна привлечь на его сторону широкие массы населения. Увещева­ния, вроде того, что над Россией нависла грозная опасность и что необхо­димо восстановить поруганные большевиками честь и достоинство офице-

89

ров, к чему любил призывать Корнилов, уже не достигали той цели, на которую были рассчитаны. Господствовала одна, объединявшая всех, идея - уничтожение и полное искоренение большевизма в России и недопуще­ние того, чтобы страна окончательно и навсегда оставалась под властью большевиков.

Лидеры Белого движения намеренно скрывали свои политические при­страстия, вводя в заблуждение даже свое ближайшее окружение, не раскры­вая до конца свои истинные цели и потаенные намерения. Одни мечтали вернуть многострадальную страну к старым порядкам, другие, в том числе и те, кто продолжая придерживаться монархистских убеждений, не исключали возможность введения несколько подновленного режима, который бы отли­чался от режима Временного правительства не по существу, а по методам управления и был бы более жестким и бескомпромиссным. Не исключалась и возможность проведения более глубоких, чем при Временном правитель­стве, реформ, но которые бы непременно вели страну по пути буржуазного развития.

Пожалуй, единственным политическим пунктом, сближавшим их всех, хотя бы внешне, был созыв Учредительного собрания. Ему, как и прежде, отводилась роль своего рода третейского суда, который должен решить, ка­ким быть российскому государству по форме и существу. Однако и этот ло­зунг не выражал настрой и состояние российского общества, оказавшегося насильственно втянутым в водоворот событий Гражданской войны и уже не в состоянии был объединить антибольшевистскую оппозицию.

Во главе Белого движения и Добровольческой армии находились выс­шие чины царской армии, которые, и это вполне естественно, главную став­ку делали на ту часть русской армии, которая, как им казалось, хотя и не смогла победить внешнего врага — австро-германские войска, но уж внут­реннего противника одолеть сумеет. В этом также состояла одна из причин поражения Белого движения, лидеры которого слишком поздно осознали, что процесс распада и разложения, глубоко парализовавший войска, имел всеобщий характер и затрагивал не какие-то отдельные части или соедине­ния, а всю армию в целом.

Попытки расширить и укрепить за счет «добровольцев» сохранившиеся армейские части, состоявшие в основном из офицерства, не увенчались серь­езным успехом. Не привели к желаемым результатам и те старания, которые  предпринимались, чтобы возродить порядки и традиции русской армии и практически заново создать вооруженные силы, сделав их боеспособными. Эти силы, однако, больше напоминали не хорошо организованные и высоко дисциплинированные боевые части, а отдельные, плохо взаимодействующие друг с другом, часто разрозненные отряды, лишенные единого оперативного руководства. Впоследствии Деникин назовет эту разобщенную и разъединен­ную массу «человеческой накипью»31, которая в военном отношении не пред­ставляла серьезной силы, способной энергично противостоять натиску Крас­ной Армии.

Безусловно важной причиной поражения Белого движения можно счи­тать уровень руководства им, а также морально-политические и личные ка­чества его вождей. Нельзя отрицать, что в Белое движение входило немало боевых генералов, за плечами которых было не одно выигранное сражение в русско-японскую и мировую войны. Более того, они обладали несравнимо более глубокими, чем командиры Красной Армии, военными знаниями, зна­чительно большим боевым опытом, а также умением командовать крупными войсковыми соединениями. Достаточно сказать, что в числе военных руко­водителей Белой армии было два верховных главнокомандующих — генера­лы M В Алексеев и Л.Г. Корнилов, главнокомандующие фронтами — А.И. Деникин H И. Иванов, H.H. Юденич, командующий Черноморским фло­том адмирал A.B. Колчак, ряд командующих армией, корпусом, высокопос­тавленных штабных генералов - П.Н. Врангель, П.Н. Краснов, A.C. Лукомский и многие другие.

90


Однако, как показал опыт, у Гражданской войны есть свои законы и свои резоны. Те методы и средства ведения боевых действий, которые ус­пешно применялись на фронтах войны с иностранными государствами, да­леко не всегда давали такие же благоприятные результаты в условиях войны гражданской, когда линия фронта, по существу, проходит по живому телу населения единой страны, которому всякий раз приходилось делать непрос­той выбор в пользу той или иной стороны, причем часто позиции воюющих сторон трудно было понять и определить. В этих случаях не винтовка рожда­ет власть и не уровень военно-технических знаний определяет успех или неуспех сражений, а нечто другое, гораздо более важное, крепко-накрепко связывающее фронт и тыл, четко фиксируя и отражая состояние и измене­ния, происходящие в умах и настроениях людей. Как раз этого и не достава­ло вождям Белого движения, которых население страны все чаще отождеств­ляло не с будущим России, а с ее прошлым, от которого она уходила.

Командный состав и офицерский корпус Добровольческой армии, в боль­шинстве своем остававшиеся верными своим убеждениям и искренне наде­явшиеся на возрождение старых порядков, могли предложить народу лишь идеологию освобождения России от большевиков, которую широкие массы отказывались принимать потому, что свои беды и страдания они связывали не столько с Советской властью, сколько с властью белых.

Командиры Красной Армии, явно уступая белым офицерам и тем более генералам в военных знаниях и боевом опыте, гораздо лучше разбирались во внутриполитической обстановке, расстановке сил, настроениях, царивших в обществе. Это давало им возможность привлекать на свою сторону огромные массы людей и проводить победоносные сражения, которые нередко приво­дили военных специалистов в замешательство и недоумение от завидной смелости и необыкновенной дерзости, с какими проводились эти операции.

Серьезным просчетом Белого движения можно считать и то, что оно так и не смогло сплотиться вокруг единого лидера. Вождей у белых было много, но лидера всероссийского масштаба среди них не оказалось. Многие, оче­видно, видели в этой роли только самих себя. Это не могло не сказаться отрицательно на координации действий белых армий и наращивании их бо­евой мощи. Нельзя не согласиться с теми исследователями, которые спра­ведливо считают, что «настоящих общенациональных вождей харизматичес­кого типа Белое движение так и не выдвинуло, зато в избытке оказалось беспредельствующих вожаков»32. Среди них были не только военные, но и политические неудачники, надеявшиеся на реванш. Что касается противо­борствующей стороны, то там недостатка в лидерах не было.

Разобщенность, взаимная подозрительность и недоверие друг к другу составляли такую же характерную примету Белого движения, как и скрытая вражда внутри самого движения. На Юге России, например, в Добровольчес­кой армии противостояли друг другу два течения: ставленники Алексеева и ставленники Корнилова. Между ними постоянно происходили «скрытый раздор и тайная борьба»33. Аналогичные или похожие процессы отмечались и в других отрядах Белого движения, когда их главные руководители, столк­нувшись с первыми же трудностями, «выходили из игры» так же легко и просто, как и присоединялись к нему. Один из участников Белого движения на Севере России описал далеко не единичный случай подобного поведения руководителей этого движения: «Перевернулась страница неумолимой исто­рии и неведомо, что она собой прикрыла — героическую ли доблесть гор­сточки честных и сильных людей, защищавших белое дело, или недостойную капитуляцию тех, кто волею судеб встал во главе белого движения Севера, не имея на то ни достаточного государственного опыта и знаний, ни сильной воли к достижению намеченного, ни просто мужества и воинской доблести, — в тяжелую минуту покидая на произвол тех, чьими жизнями так бестре­петно распоряжались в продолжении полутора года»34.

Некоторые не в меру спесивые вожди Белого движения, уверовавшие на первом этапе борьбы против Советской власти в свои силы, спешно создава­-

91

ли правительства на местах и сами же становились их самопровоглашенными руководителями. Появление таких правительств на Юге, Севере и Востоке страны не мотив скрыть слабости и противоречия внутри Белого движения, которое, не имея единого центра и единого руководства, без надлежащей поддержки местного населения в любой момент могло разва­литься, что, собственно, в итоге и произошло.

Стремление некоторых белых вождей установить на периферии России режим личной диктатуры, отгородившись от событий, происходивших в цен­тральной части страны, отражало центробежную тенденцию и отвечало ин­тересам интервенционистов, добивавшихся раскола, а затем и распада Рос­сии и образования на ее территории так называемых самостоятельных, на самом же деле зависимых от иностранных держав, государств с марионеточ­ными правительствами во главе. Подобные планы вынашивались примени­тельно к таким российским регионам, как Дальний Восток, Сибирь, Урал, Украина, некоторые районы, расположенные вдоль южных границ страны.

Белое движение в России не имело будущего и потерпело сокрушитель­ное поражение в значительной мере и потому, что его все чаще стали рас­сматривать не как национально-русское явление, несмотря на то, что лидеры этого движения очень ревностно относились к тому, чтобы образовавшуюся на местах власть считали не просто правительством, а непременно русским правительством, а скорее как к иностранному, созданному и активно под­держиваемому из-за рубежа. Когда помощь и поддержка иностранных дер­жав стали не столь эффективными, вожди Белого движения, пытаясь снять обвинения и упреки в свой адрес за то, что слишком большие надежды они возлагали на зарубежных союзников, заговорили по-другому и стали откры­то критиковать державы Антанты, обвиняя их в том, что они проводили в России своекорыстную политику, соблюдая «только свои собственные инте­ресы и далее этого не шли». Всерьез обеспокоенные тем, что тесный союз с Антантой может лишь усилить общественную критику по адресу всего Бело­го движения и его лидеров за утрату ими национальных черт они стали открещиваться от своих зарубежных союзников, упрекая их, что те «ничего реального России как таковой не обещали; а ... русские национальные ин­тересы были им совершенно чужды и они расценивали их невысоко». Но несмотря на это вожди Белого движения не хотели считать «союзников» предателями35.

По мере расширения военных действий, в ходе которых большевики выигрывали все более решающие сражения, происходило значительное су­жение базы Белого движения и Добровольческой армии. Белые генералы уже не только не могли проводить успешные наступательные операции, но и сохранить складывавшееся на фронтах статус-кво, что вызвало массовое де­зертирство и переход многих военных специалистов, сотрудничавших с Бе­лым движением, на сторону Советской власти. Это значительно облегчало положение Красной Армии и способствовало военной выучке бойцов и бое­вой мощи частей и соединений.

Военные успехи Красной Армии на фронтах Гражданской войны могли бы быть достигнуты и гораздо раньше, а жертв среди ее бойцов и командиров было бы намного меньше, если бы в большевистском руководстве не суще­ствовали острые разногласия и противоречия по вопросу об отношении к так называемым военспецам, из которых, кстати, впоследствии выросли выдаю­щиеся военачальники советских вооруженных сил.

В этом, как и в ряде других не менее принципиальных вопросов, столк­нулись позиции двух главным соперников, претендовавших на особое поло­жение в руководстве партией и страной. Известно, что все военные дела, включая создание и подготовку Красной Армии, Ленин поручил Л.Д. Троцкому. В годы Гражданской войны роль Троцкого еще больше укрепилась, его возводили в ранг едва ли не главного военного лидера и основного специалиста по военным вопросам. Деятельность Троцкого в годы Гражданской войны некоторые исследователи не без оснований называют его «звездным часом36.

92

Однако в советскую историографию это имя вошло со знаком минус. Как отмечал Ю.И. Кораблев, вклад которого в изучение Гражданской войны трудно переоценить, начало необъективному освещению роли Троцкого на фронтах Гражданской войны положил Сталин в середине 1920-х годов во время борьбы против троцкизма, а продолжил фальсификацию К.Е. Воро­шилов. На Троцкого, пишет исследователь, «возлагалась вина за поражение Красной Армии на Восточном, Южном и Западном фронтах»37. Этому не в малой степени способствовала книжка Ворошилова «Сталин и Вооруженные силы СССР», преследовавшая вполне определенную цель — принизить, на­сколько это возможно, заслуги Троцкого в Гражданской войне и в то же время возвеличить роль Сталина, полководческий «гений» которого якобы помогал находить выход из самых трудных военных ситуаций и в конечном счете выиграть эту войну.


В годы Гражданской войны положение Троцкого действительно было почти бесконтрольным, что позволяло ему единолично решать многие важ­ные проблемы фронта, расстановки военных кадров, военного строительства и даже военной стратегии. Это не могло не вызвать у ряда партийных руко­водителей, в том числе у Сталина, крайне негативных эмоций. Существовав­шая в их отношениях подозрительность и взаимная неприязнь часто вылива­лась в открытое противостояние, в частности, по вопросу о привлечении на сторону Красной Армии военных специалистов. Сталин поддерживал «воен­ную оппозицию», выступавшую против линии партии и конкретно Троцко­го. Широкое привлечение военных специалистов, по мнению Троцкого, дол­жно было ускорить процесс создания регулярной армии и серьезно ослабить структуру и состав Белой армии, вынужденной терять свои высокообразо­ванные в военно-техническом отношении кадры, располагающие к тому же опытом проведения крупных сражений.

Несогласие с Троцким касалось не только данного, но и ряда других военных вопросов, в том числе принципов, на которых должна строиться Красная Армия. В частности, далеко не все разделяли точку зрения Троцко­го, заявлявшего: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни»38. Все эти споры и разногласия, часто заканчивавшиеся отставками тех, кто стоял у истоков создания новой армии, например, наркома по военно-морским де­лам Н.В. Крыленко, отрицательно сказывалось и на положении на фронтах Гражданской войны, а нередко приводило даже к поражениям и затягива­нию сроков подготовки и проведения тех или иных военных операций.

К числу причин, приведших к поражению Белого движения, следует отнести и такой фактор, как плохое взаимодействие фронта и тыла. В после­днее время широкое хождение в исторической литературе получила доволь­но эффектно звучащая формула, согласно которой в Гражданской войне в России противоборствовавшие силы — белые и красные — не столько по­беждали своих противников на поле боя, сколько проигрывали друг другу на внутреннем фронте. Имеется в виду, очевидно, состояние тыла и обществен­ный настрой населения тех мест, где происходили эти сражения. Именно в этом красные оказались сильнее, потому и окончательная победа была на их стороне. Попытки объяснить, а, возможно, и оправдать поражение Белого движения тем, что оно было лишено прочного тыла, тогда как у красных и тыл был больше и пропаганда была налажена лучше, предпринимались еще бывшими руководителями Белого движения. Так, в Берлине в 1929 г. был опубликован доклад одного из них — A.A. фон Лампе, который в качестве одной из решающих причин неудачи вооруженного выступления белых на­зывал как раз отсутствие у них широкого и прочного тыла. «Достаточно толь­ко, — говорил он, — одного беглого взгляда, чтобы бросилось в глаза то неблагоприятное для белых обстоятельство, что если у красных тылом, рай­оном снабжения, неисчерпаемым источником людского резерва, столь необ­ходимого на войне, была вся Россия, — то тыл белых почти неизбежно све­шивался в море, только временами, во время успехов белых, отходя от него».

93

Разумеется, автор не преминул заявить что если красные для урегулирования своего тыла прибегали к простому, но действенному средству, а именно к террору, к пулемету, которые всегда и на всякий тыл действовали отрезвляюще, то белые должны были применять иные меры, более подходящие к той

законности, которую они якобы несли с собой. И, как следствие, делает свой главный вывод Лампе, «получалось, что при полном произволе в тылу крас­ных, там царил относительный порядок, а при полной законности в тылу белых тыл их был безусловно далек от порядка». О том, какие порядки ус­танавливались на захваченных белыми территориях и с какой жестокостью подавлялись выступления местного населения, восстававшего против навя­зываемых ему режимов, хорошо известно, и никакие теоретизирования на этот счет не могут скрыть преступления, которые творила Белая армия. Но, пожалуй, наибольший интерес в докладе Лампе представляет следующее умо­заключение: «Мне кажется, что из всего сказанного можно сделать только один и немалый вывод: белые могли бы победить красных, если бы они сами, в своих методах, в своей деятельности... стали тоже красными»39.

Победоносный для Советской власти исход Гражданской войны не принес исстрадавшейся России столь желанного умиротворения и успокоения. Помимо огромных людских потерь, война причинила колоссальный ущерб всему народному хозяйству страны, ни одна его отрасль не уцелела, про­изошло невиданное обнищание широчайших народных масс. За годы Граж­данской войны Россия потеряла, по самым приблизительным, в основном заниженным оценкам, не менее 13 миллионов человек40. В это число обычно включают убитых на фронте, расстрелянных, умерших от голода и эпидемий, в особенности от чумы, которая буквально косила людей.

Что касается материального ущерба, причиненного Гражданской вой­ной, то он, по официальным данным, составил 50 млрд золотых рублей. К концу войны промышленные предприятия производили лишь 20% довоен­ной продукции41. Колоссальный ущерб был нанесен сельскому хозяйству, транспорту и другим отраслям экономики.

Война — и в этом тоже одно из ее негативных последствий — придала происходившим в советском обществе процессам, в том числе и его мораль­но-нравственному состоянию, сильно деформированный характер. Некото­рые исследователи полагают, что было бы неправомерным напрямую связы­вать то, что происходило в годы Гражданской войны, с репрессиями 1930-х годов. Однако эта связь не только прослеживается достаточно четко, но в этом как раз и заключается одно из самых трагических последствий Граж­данской войны.

Гражданская война не разрешила, да, очевидно, и не могла разрешить все противоречия развития России, а некоторые из них еще более обостри­лись. Политика военного коммунизма, опиравшаяся на систему военно-при­казного управления страной и обществом с широким применением бюрократических и репрессивных мер, не могла не обнажить эти противоречия и в стране и в самой большевистской партии, не вызвать недовольство различ­ных слоев населения. Страна шла навстречу системному кризису, который затронул самую чувствительную сферу отношений — партии, государства и общества (но об этом в следующей главе).
Примечания

1 См. БУНИН И.А. Окаянные дни. М. 1991, с. 23.

2 См. МИХАЙЛОВ И.В. Гражданская война в современной историографии: виден ли свет в конце тоннеля? - Гражданская война в России: события, мнения, оценки. Памяти Ю.И.Кораблева. М.,2002. с.641.

3 Первый том «Истории Гражданской войны в СССР» (1935) вышел под редакцией М.Горького, В. Молотова, К. Ворошилова, С. Кирова, А.Жданова, А.Бубнова, Я.Гамарника, И.Сталина. Второй том (1942) не досчитася более половины прежних редакторов и остались лишь четверо - В.Молотов, К.Ворошилов, А.ЖдановЮ И.Сталин. Третий
94

(1957 г.), четвертый (1959 г.) и пятый (I960 г.) тома выходили уже и вовсе без влиятельных редакторов, которых заменила редакционная комиссия, состоявшая из людей, не столь авторитетных в партийных и научных кругах, что можно рассматривать как явное падение к тому времени интереса к теме Гражданской войны со стороны высшего политического руководства страны.

4 История Гражданской войны в СССР. Т. 5. М. 1960, с. 366.

5 ЛЕНИН В.И. Полн. собр. соч. Т. 39, с. 343.

6 История Гражданской войны в СССР. Т. 5, с. 366.

7 ТРОЦКИЙ Л.Д. Моя жизнь. М. 2001, с. 404.

8 ЛЕНИН В.И. Полн. собр. соч. Т. 40, с. 300-301.

9 Там же, с. 303.

10 См. ДЕНИКИН А.И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. — апрель 1918 г. М. 1991, с. 167.

11 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 19, оп. 1, д. 192, л. 2.

12 См. ЛЕНИН В.И. Полн. собр. соч. Т. 50, с. 338.

13 Там же. Т. 44, с. 396.

14 Там же, с. 396, 397.

15 См. Красная книга ВЧК. Т. 1. М. 1989, с. 7.

16 См. Советская историческая энциклопедия. Т. 4. М. 1963, с. 687.

17 ДЕНИКИН А.И. Указ. соч., с. 157.

18 Цит. по: Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917—1921 гг. Документы и материалы, М. 1997, с. 30.

19 Там же, с. 77.

20 Цит. по: Известия ЦК КПСС. 1989, № 6, с. 177-178.

21 ЛЕНИН В.И. Полн. собр. соч. Т. 38, с. 146.

22 Филипп Миронов, с. 648—649.

23 ДЕНИКИН А.И. Указ. соч., с. 298, 299.

24 См. ТРОЦКИЙ Л.Д. Указ. соч., с. 404.

25 ЛЕНИН В.И. Полн. собр. соч. Т. 39, с. 44, 53.

26 См. ДЕНИКИН А.И., ЛАМПЕ A.A. фон. Трагедия Белой армии. М. 1991, с. 8.

27 См. ПАРСАДАНОВА B.C. Юзеф Пилсудский, - Вопросы истории, 1996, № I, с. 66.

28 См. Историки спорят. Тринадцать бесед. М. 1988, с. 48.

29 МАСАРИК Т.Г. Мировая революция. Т. 1. Прага. 1926, с. 222.

30 ЛЕНИН В.И. Полн. собр. соч. Т. 39, с. 46.

31 ДЕНИКИН А.И. Указ. соч., с. 159.

32 См. Гражданская война в России, с. 642—643.

33 См. ГУЛЬ Р.Б. Ледяной поход, ДЕНИКИН А.И. Поход и смерть генерала Корнилова, БУДБЕРГ А. Дневник 1918-1919 годы. М. 1990, с. 25.

34 Цит. по: Белый Север. 1918—1920. Мемуары и документы. Выпуск II. Архангельск. 1993, с. 203.

35 См. ДЕНИКИН А.И., ЛАМПЕ A.A. фон. Указ. соч., с. 19.

36 См. Гражданская война в России, с. 299.

37 Там же, с. 300.

38 ТРОЦКИЙ Л.Д. Указ. соч., с. 401.

39 См. ДЕНИКИН А.И., ЛАМПЕ A.A. фон. Указ. соч., с. 22, 31.

40 См. Гражданская война в России, с. 328; Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ-НКВД. T. 1. М. 1997, с. 49. Называются цифры — 12 млн человек (Мировые войны XX века. Книга первая. М. 2002, с. 633) и около 8 млн человек (История Гражданской войны в СССР. Т. 5, с. 370).

41 См. История Гражданской войны в СССР. Т. 5, с. 370.



1. Реферат на тему Beowulf Essay Research Paper In the beginning
2. Реферат Анатомические обоснования медицинских манипуляций
3. Реферат Система Інтернет 2
4. Изложение на тему На ростанях
5. Реферат Администрирование локальных сетей
6. Реферат Центральная низменность
7. Реферат на тему Розквіт Македонії та її гегемонія в Греції Східний похід Олександра
8. Реферат на тему Rubin V Coors Brewing Co Essay Research
9. Реферат Формы, виды и разновидности туризма
10. Реферат Социальная терапия