Реферат Личность Ивана Грозного 2
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
от 25%
договор
Личность Ивана Грозного
По словам Курбского, Иоанна воспитывали великие и гордые бояре на свою и на детей своих беду, стараясь друг перед другом угождать ему во всяком наслаждении и сладострастии. Когда он начал приходить в возраст, был лет двенадцати, то стал, прежде всего, проливать кровь бессловесных, бросая их на землю с высоких теремов, а пестуны позволяли ему это и даже хвалили, уча отрока на свою беду. Когда начал приближаться к пятнадцатому году, то принялся и за людей: собрал около себя толпу знатной молодежи и начал с нею скакать верхом по улицам и площадям, бить, грабить встречавшихся мужчин и женщин, поистине в самых разбойнических делах упражнялся, а ласкатели все это хвалили, говоря: "О! Храбр будет этот царь и мужествен!"
Как все люди, слишком рано начавшие борьбу за существование, Иван быстро рос и преждевременно вырос. В 17 - 20 лет, при выходе из детства, он уже поражал окружающих непомерным количеством пережитых впечатлений и передуманных мыслей, до которых его предки не додумывались и в зрелом возрасте. В
Стоит также отметить, что политические думы царя вырабатывались тайком от окружающих, как тайком складывался его сложный характер. Впрочем, по его сочинениям можно с некоторой точностью восстановить ход его политического самовоспитания. Его письма к князю Курбскому - наполовину политические трактаты о царской власти и наполовину полемические памфлеты против боярства и его притязаний. Политические думы царя вырабатывались тайком от окружающих, как тайком складывался его сложный характер. Впрочем, по его сочинениям можно с некоторой точностью восстановить ход его политического самовоспитания. Его письма к князю Курбскому - наполовину политические трактаты о царской власти и наполовину полемические памфлеты против боярства и его притязаний. Это послание поражает нас видимой пестротой и беспорядочностью своего содержания, разнообразием книжного материала. Но если пристальнее вникнуть в этот пенистый поток текстов, размышлений, воспоминаний, лирических отступлений, без труда можно уловить основную мысль, которой проникнуты все страницы. С детства затверженные автором любимые библейские тексты и исторические примеры все отвечают на одну тему - все говорят о царской власти, о ее божественном происхождении, о государственном порядке, об отношениях к советникам и подданным, о гибельных следствиях разновластия и безначалия.
Однако из всех этих усилий ума и воображения царь вынес только простую, голую идею царской власти без практических выводов, каких требует всякая идея. Теория осталась не разработанной в государственный порядок, в политическую программу. Увлеченный враждой и воображаемыми страхами, он упустил из виду практические задачи и потребности государственной жизни и не умел приладить своей отвлеченной теории к местной исторический действительности. Без этой практической разработки его возвышенная теория верховной власти превратилась в каприз личного самовластия, исказилась в орудие личной злости, безотчетного произвола, что и привело страну к ужасным последствиям.
Введение опричнины
Итак, декабрь
Нелегка внешнеполитическая ситуация. Еще в правление Избранной рады началась (1558) Ливонская война — против властвовавшего в Прибалтике на территории современных Латвии и Эстонии Ливонского ордена. В течение двух первых лет Ливонский орден был разгромлен. Немалую роль в победах русских войск сыграла татарская конница из покоренного в
В апреле
Таков был канун опричнины. 3 декабря
Задержавшись под Москвой из-за внезапно наступившей распутицы, помолившись у Троицы, царь к концу декабря добрался до Александровой слободы (ныне — г. Александров Владимирской области) — села, где не раз отдыхали и «тешились» охотой и Василий III, и сам Иван IV. Оттуда 3 января
Это был блестящий политический маневр талантливого демагога: царь выступал в тоге радетеля за интересы посадских низов, против ненавистных посадскому люду феодалов. Все эти гордые и знатные вельможи, по сравнению с которыми простой горожанин — человек третьего сорта, оказывается,— гнусные изменники, прогневавшие царя-батюшку, доведшие его до того, что он бросает государство. А «посадский мужик», ремесленник или купец — опора трона. Но как же теперь быть? Ведь государство тем и государство, что во главе государь. Без государя «к кому прибегнем и кто нас помилует и кто нас избавит от нахождения иноплеменных?»— так, по словам официозной летописи, толковали московские люди, выслушав царские грамоты. И они решительно потребовали, чтобы бояре упросили царя вернуться на царство, «а кто будеть государьских лиходеев и изменников, и они за тех не стоят и сами тех потребят».
Уже через два дня депутация духовенства и бояр была в Александровой слободе. Царь смилостивился и согласился возвратиться, но при двух условиях: «изменников», в том числе и тех, кто всего лишь «в чем ему, государю, были непослушны», «на тех опала своя класти, а иных казнити», а во-вторых, «учинити ему на своем государъстве себе опричнину».
В опричнину (от слова «опричь», «кроме» всей остальной «земли» — отсюда — земщина или земское) царь выделил часть уездов страны и «1000 голов» бояр и дворян. Зачисленным в опричнину полагалось иметь земли в опричных же уездах, а у земских, у тех, «которым не быти в опришнине», царь приказал забирать вотчины и поместья в опричных уездах и давать взамен другие в земских. В опричнине действовала своя Боярская дума («бояре из опришнины»), были созданы свои особые войска, возглавлявшиеся воеводами «ис опришнины». Опричная часть была выделена и в Москве.
С самого начала в число опричников вошли многие отпрыски знатных и старинных боярских и даже княжеских родов. Те же, кто не принадлежали к аристократам, тем не менее, и в доопричные годы в основном входили в состав «дворовых детей боярских» — верхушки феодального сословия, традиционной опоры русских государей. Внезапные возвышения таких малознатных, но «честных» людей неоднократно случались и раньше (например, Адашев). Дело было не в якобы демократическом происхождении опричников, потому будто бы вернее служивших царю, чем знать, а в том, что опричники стали личными слугами самодержца, пользовавшимися, кстати, и гарантией безнаказанности. Опричники (их число за семь лет выросло примерно в четыре раза) были не только личной стражей царя, но и участниками многих боевых операций. И все же палаческие функции для многих из них, особенно для верхушки, были главными. Кульминацией опричного террора стали конец 1569 — лето
Новые беды стране принес
Поражение оказалось тяжелым ударом не только для страны, но и для престижа царя Ивана и его опричников. И современники, и ближайшие потомки считали это событие божьей карой за бесчинства опричников. Правда, царь, как обычно, нашел виноватого: уже летом читали публично покаянную грамоту князя Ивана Мстиславского, признававшегося в том, что «государю... и всей Русской земле изменил, навел семи с моими товарыщи безбожного крымского Девлет-Кирея царя». Кто мог бы поверить этому «признанию», если сам «изменник» продолжал первенствовать в Боярской думе, а вскоре был назначен наместником в Новгород? Просто покладистый Мстиславский оказал царю услугу — взял грех на себя. Зато у царя появилась новая возможность обвинять «бояр-изменников» во всех бедах страны.
Разгром
Битва при Молодях стала победой не только над Девлет-Гиреем, но и над опричниной. Даже Ивану IV стало ясно, что сохранение этого зловещего учреждения угрожает обороноспособности страны. Осенью
Причины и цели опричнины
Каковы же были ее причины, на какие цели она была направлена и к каким объективным результатам привела?
Был ли все же какой-то смысл в этой вакханалии казней и убийств? Речь идет не об оправдании опричнины, ибо цель не оправдывает средств, и никакие «государственные соображения» не могут обелить убийство десятков тысяч невиновных людей. Речь — о задачах опричнины, о ее корнях. По концепции С. Ф. Платонова: борясь с реакционным боярством, царь опирался на дворян. Поэтому он выселял из опричных уездов враждебных ему бояр, заменяя верными дворянами.
В результате изучения истории опричнины удалось выявить много существенных фактов, которые, однако, уже не уместились в рамках платоновской концепции.
Прежде всего, о переселениях. Они вовсе не были такими массовыми, как представлялось Платонову. Еще перед Великой Отечественной войной молодой историк Г. Н. Бибиков (погибший вскоре на фронте) выяснил, что в опричнину вошли главным образом заселенные рядовыми служилыми людьми уезды, а вовсе не форпосты крупного княжеско-боярского землевладения, как полагал Платонов. А. А. Зимин показал, что выселению подлежали в основном опальные и их родня, значительное же количество местных землевладельцев было, вероятно, просто принято в опричнину. А ведь именно на опричных переселениях в основном базируется представление об опричнине как об антибоярском мероприятии.
В этой связи необходимо остановиться на вопросе об отношениях боярства и дворянства, о политических позициях этих социальных групп класса феодалов. Кобрину представляется ошибочным распространенное представление о том, что боярство было постоянной аристократической оппозицией центральной власти. Начнем с логического противоречия, заключенного в этом тезисе. Все историки единодушны в том, что вся правительственная политика XV—XVI вв. была направлена на централизацию страны, а воплощалась она в указах и законах, оформленных как «приговоры» Боярской думы — высшего правительственного учреждения. Аристократический состав думы известен и твердо установлен, ее подчас считают неким советом знати, ограничивающим власть монарха. Итак, именно бояре принимают меры, направленные на централизацию.
Экономически бояре не были заинтересованы в сепаратизме, скорее наоборот. Они не владели крупными латифундиями, расположенными компактно, «в одной меже». Крупный землевладелец имел вотчины и поместья в нескольких — четырех-пяти, а то и в шести уездах. Границы же уездов — это рубежи бывших княжеств. Возврат к удельному сепаратизму серьезно угрожал земельным владениям знати.
Титулованные бояре, отпрыски старых княжеских родов, утративших свою независимость, постепенно сливались с нетитулованной знатью. Обломки собственно княжеских вотчин, где их права еще в первой трети XVI в. носили некоторые следы прежней суверенности, составляли все меньшую часть их владений, расположенных столь же чересполосно, как и у нетитулованных бояр.
Ошибочно также, по мнению Кобрина, противопоставление бояр-вотчинников дворянам-помещикам, встречающееся в учебной и популярной литературе. В социальном составе помещиков и вотчинников не было существенной разницы: и среди тех и других мы встречаем и аристократов, и служилых людей среднего ранга, и «мелкую сошку». Нельзя противопоставлять вотчину и поместье как наследственное и ненаследственное владения: и вотчину можно было конфисковать в опале, за служебную провинность или за политическое преступление, и поместья фактически с самого начала передавались по наследству. Да и размеры вотчин и поместий не дают основания считать вотчину крупной, а поместье мелким. Наряду с крупными вотчинами было много мелких и даже мельчайших, где землевладелец наряду с эксплуатацией труда зависимых крестьян вынужден был сам пахать землю. Вместе с тем одновременно с небольшими поместьями (но таких микроскопических, как мелкие вотчины, первоначально не было) встречались и весьма крупные, не уступающие по размерам большим вотчинам. Все это очень важно, ибо как раз противопоставление крупной «боярской вотчины» «мелкому дворянскому поместью» — главная опора концепции противоборства боярства и дворянства, борьбы боярства против централизации.
Не была антибоярской и опричнина. И дело здесь не только в том, что переселения, в которых видели главный социальный смысл этого мероприятия, не были столь массовыми и всеобъемлющими. С. Б. Веселовский тщательно изучил состав казненных при Иване Грозном. Разумеется, среди погибших немало бояр: они стояли ближе к государю, а потому на них чаще обрушивался царский гнев. «Кто был близок к великому князю, тот ожигался, а кто оставался вдали, тот замерзал»,— писал Генрих Штаден. Да и казнь знатного боярина была куда заметнее, чем гибель рядового сына боярского, не говоря уже о крестьянине или «посадском мужике». В Синодике опальных, куда по приказу царя Ивана были записаны для церковного поминовения его жертвы, бояре названы по именам, а люди из низших слоев общества — часто цифрой с добавлением: «ты, господи, сам веси знаешь имене их». И все же, по подсчетам Веселовского, на одного боярина или человека из государева двора «приходилось три-четыре рядовых землевладельца, а на одного представителя класса привилегированных служилых землевладельцев приходился десяток лиц из низших слоев общества». Дьяки и подьячие, незнатные государственные чиновники — основа складывающегося аппарата государственного управления, опора централизации. Но сколько их погибло в годы опричнины! «При царе Иване,— писал Веселовский,— служба в приказном аппарате была не менее опасным для жизни занятием, чем служба в боярах».
Итак, острие опричного террора было направлено вовсе не только и даже не главным образом против боярства. Выше уже отмечалось, что и состав самих опричников был не менее аристократичен, чем состав земщины.
Таким образом, по Платонову, уничтожая аристократический строй служилого землевладения, опричнина была направлена, в сущности, против тех сторон государственного порядка, которые терпели и поддерживали такой строй. Она действовала не «против лиц», как говорит В.О. Ключевский, а именно против порядка, и потому была гораздо белее орудием государственной реформы, чем простым полицейским средством пресечения и предупреждения государственных преступлений. Говоря так, Платонов совсем не отрицает тех отвратительно жестоких гонений, которым подвергал в опричнине Грозный царь своих воображаемых и действительных врагов.
Итоги и последствия опричнины
Путь централизации страны через опричный террор, по которому пошел Грозный, был разорительным и даже гибельным для России. Централизация двинулась вперед, но в таких формах, которые просто нельзя назвать прогрессивными. Дело здесь не только в том, что протестует нравственное чувство (что, впрочем, тоже немаловажно), но и в том, что отрицательно сказались на ходе отечественной истории последствия опричнины. Рассмотрим ближе её политические последствия:
а). Первое из политических последствий опричнины Ивана Грозного заключалось в необыкновенно энергичной мобилизации землевладения, руководимой правительством. Опричнина массами передвигала служилых людей с одних земель на другие; земли меняли хозяев не только в том смысле, что вместо одного помещика приходил другой, но и в том, что дворцовая или монастырская земля обращалась в поместную раздачу, а вотчина князя или поместье сына боярского отписывалось на государя. Происходил как бы общий пересмотр и общая перетасовка владельческих прав. Результаты этой операции имели бесспорную важность для правительства, хотя были неудобны и тяжелы для населения. Ликвидируя в опричнине старые поземельные отношения, завещанные удельным временем, правительство Грозного взамен их везде водворяло однообразные порядки, крепко связывавшие право землевладения с обязательной службой. Это требовали и политические виды самого Грозного и интересы, более общие, государственной обороны. Стараясь о том, чтобы разместить на землях, взятых в опричнину, "опришнинских" служилых людей, Грозный сводил с этих земель их старых служилых владельцев, не попавших в опричнину, но в то же время он должен был подумать и о том, чтобы не оставить без земель и этих последних. Они устраивались в "земщине" и размешались в таких местностях, которые нуждались в военном населении. Политические соображения Грозного прогоняли их с их старых мест, стратегические надобности определяли места их нового поселения. Нагляднейший пример того, что испомещение служилых людей зависело одновременно и от введения опричнины и от обстоятельств военного характера, находится в так называемых Полоцких писцовых книгах
В XVI в., в результате того, что численность служилого класса росла с чрезвычайной скоростью, активно шла раздача земель служилым людям. На интенсивный рост численности повлияла борьба с соседями на окраинах немецкой, литовской и татарской, которая заставляла во что бы то ни стало увеличивать боевые силы государства. На границах протягивались линии новых и возобновленных крепостей. В этих крепостях водворялись гарнизоны, в состав которых поступали люди из низших слоев населения, менявшие посадский или крестьянский двор на двор в стрелецкой, пушкарской или иной "приборной" слободе. Этот вновь поверстанный в государеву службу мелкий люд в большинстве своем извлекался из уездов, которые тем самым теряли часть своего трудоспособного населения. На смену ушедшим в уездах водворялись иного рода "жильцы"; они не входили в состав тяглых миров уезда и не принадлежали к трудовой массе земледельческо-промышленного населения, а становились выше этой массы, в качестве ее господ. То были служилые помещики и вотчинники, которым щедро раздавались черные и дворцовые земли с тяглым их населением. В течение всего XVI века можно наблюдать распространение этих форм служилого землевладения, поместья и мелкой вотчины, на всем юге и западе Московского государства в Замосковье, в городах от украйн западных и южных, в Понизовье. Нуждаясь в людях, годных к боевой службе, сверх старинного класса своих слуг, вольных и невольных, знатных и незнатных, правительство подбирает необходимых ему людей, сажая на поместья, отовсюду, изо всех слоев московского общества, в каких только существовали отвечающие военным нуждам элементы.
Следует отметить те последствия, какими сопровождалось для коренного городского населения водворение в города и посады служилого люда. Военные слободы и осадные дворы губительно действовали на посадские миры. Служилый люд отнимал у горожан их усадьбы и огороды, их рынок и промыслы. Он выживал посадских людей из их посада, и посад пустел и падал. Из центра народнохозяйственной жизни город превращался в центр административно-военный, а старое городское население разбредалось или же, оставаясь на месте, разными способами выходило из государева тягла. Нечто подобное происходило и с водворением служилых людей в уездах.
Таким образом, к исходу XVI в. в уездах южной половины Московского государства служилое землевладение достигло своего крайнего развития в том смысле, что захватило в свой оборот все земли, не принадлежавшие монастырям и дворцу государеву. Тяглое население южных и западных областей оказалось при этом сплошь на частновладельческих, служилых и монастырских землях, за исключением небольшого, сравнительно, количества дворцовых волостей.
Нет сомнения, что описанное выше развитие служилого и вообще частного землевладения было одним из решительных условий крестьянского прикрепления. Неизбежным последствием возникновения привилегированных земельных хозяйств на правительственных землях был переход крестьян от податного самоуправления и хозяйственной самостоятельности в землевладельческую опеку и в зависимость от господского хозяйства. Этот переход в отдельных случаях мог быть легким и выгодным, но вообще он равнялся потере гражданской самостоятельности. Коренное население тяглой черной волости - крестьяне старожильцы, "застаревшие" на своих тяглых жеребьях, с которых они не могли уходить, не получали права выхода и от землевладельца, когда попадали со своей землей в частное обладание. Прикрепление к тяглу в самостоятельной податной общине заменялось для них прикреплением к владельцу, за которым они записывались при отводе ему земли.
За такой порядок стояли не только сами землевладельцы, - его держалось и правительство. С точки зрения правительственной, он был удобен и необходим. Крепкое владельцу рабочее население служило надежным основанием и служебной исправности служилого землевладельца, и податной исправности частновладельческих хозяйств.
Но мы видим, что передача правительственных земель была осложнена опричниной. Обращение земель подгонялось политическими обстоятельствами и принимало характер тревожный и беспорядочный. Пересмотр "служилых людишек" с необыкновенной быстротой и в большом количестве перебрасывал их с земель на земли, разрушая старинные хозяйства в одних местах и создавая новые в других. Все роды земель, от черных до монастырских, были втянуты в этот пересмотр и меняли владельцев, - то отбирались на государя, то снова шли в частные руки. К этому именно времени более всего приурочивается замечание В. О. Ключевского, что в Московском государстве XVI в. "населенные имения переходили из рук в руки чуть не с быстротой ценных бумаг на нынешней бирже". Только эта "игра в крестьян и в землю" доведена была до такого напряжения не одними иноками богатых монастырей, как говорит Ключевский, но прежде всего самим правительством Грозного.
Вот в чем мы видим главную причину усиления во второй половине XVI в. крестьянского выхода из местностей, занятых служилым землевладением.
Также следует отметить, что новые владельцы, как правило, не заботились о налаживании хозяйства в полученных ими поместьях и вотчинах. Одни рассчитывали на скорое возвращение их старых владений, а поэтому продавали и отдавали «на помин души» полученные ими земли. 1569-1572 годы были временем резкого подъема числа вкладов в монастыри. Немногим больше хозяйственной сметки проявляют новые господа из опричной среды, знавшие, что рано или поздно наступит конец их владычеству. Поэтому они стремились выжимать их крестьян как можно больше доходов. Хищническая эксплуатация поместий приводила часто к их разорению. Правительство стремилось прекратить этот процесс путем строгих наставлений. В поместных грамотах часто специально оговаривалось, чтобы впредь эти владения «не пустошились».
Постепенное обезземеливание крестьян, переход черносошных земель в орбиту эксплуатации светскими и духовными феодалами сопровождались в годы опричнины резким ростом податей, взимаемых государством, и земельной ренты в пользу светских и духовных землевладельцев. В годы опричнины происходили серьезные сдвиги в формах феодальной ренты. Усилился процесс развития барщины, наметившийся уже в середине XVI в.
Разорение крестьянства, обремененного двойным гнетом (феодала и государства), дополнялось усилением помещичьего произвола, что подготавливало окончательное торжество крепостного права.
Одной из широко распространенных форм крепостнического произвола было дозволение опричникам вывозить крестьян из владений земских. Штаден писал, «кто не хотел добром переходить от земских под опричных, тех вывозили насильством и не по сроку. Вместе с тем увозились и сжигались (и крестьянские) дворы». И здесь мы сталкиваемся с основной особенностью опричнины: старые формы удельных времен (свобода крестьянского выхода) используются для новых целей, т.е. для дальнейшего закрепощения.
В годы опричнины закон о Юрьевом дне продолжал действовать. Некоторые крестьяне уходили к более предприимчивым или удачливым помещикам, уплатив необходимые в таких случаях подати.
Однако обстановка опричнины с ее экономическими потрясениями и распрями среди самих феодалов отнюдь не содействовала утверждению начал законности в отношениях крестьян и помещиков. Гораздо чаще энергичные хищники из новых «господ на час» свозили крестьян в приобретенные ими разными средствами пустоши.
По С.М. Каштанову, в опричнину почти совершенно не вошли наиболее крепостнические районы центра – восточное Замосковье, тогда как менее закрепощенные районы запада и юго-запада стали опричными. Все это позволяло за счет усиления в этих районах крепостнического гнета улучшить положение опричного войска, основной опоры Ивана IV. Сердцевина наблюдений С.М. Каштанова верна: ее можно объяснить тем, что в опричнину попали главным образом земли, где светское землевладение вообще не было распространено и формы эксплуатации крестьян были анархичнее, чем на поместных землях основной территории Русского государства.
Годы опричнины явились новым этапом в истории антифеодальной борьбы крестьянства. В отличие от предшествующего времени ареной классовых битв были уже широко охвачены не отдельные села и деревни, а вся страна. Голос стихийного протеста слышался в каждом русском селении. В условиях опричного террора, роста государевых и владыческих податей и других совсем уже нежданных бедствий (мор, голод) основной формой борьбы сделалось массовое бегство крестьян и горожан, приводившее к запустению центральных районов страны. Конечно, эта форма крестьянского сопротивления феодалам еще носила пассивный характер, свидетельствовала о незрелости крестьянства, задавленного нуждой и невежеством. Но крестьянские побеги сыграли огромную и еще не вполне оценимую роль в дальнейшей истории России. Оседая на севере и «за камнем», в далекой Сибири, в Поволжье и на юге, беглые крестьяне, ремесленники и холопы своим героическим трудовым подвигом осваивали эти территории. Именно они, эти безвестные русские люди, обеспечивали экономический подъем российских окраин и подготавливали дальнейшее расширение территории Русского государства. Вместе с тем беглые крестьяне и холопы составляли основной контингент складывающегося донского, яицкого и запорожского казачества, которое сделалось в начале XVII в. наиболее организованной активной силой крестьянской войны.
Больной царь говорил боярам: "Если вы сыну моему Димитрию креста не целуете, то значит, у вас другой государь есть... Я вас привожу к крестному целованию, велю вам служить сыну моему Димитрию, а не Захарьиным; вы души свои забыли, нам и детям нашим служить не хотите, в чем нам крест целовали уже не помните; а кто не хочет служить государю - младенцу, тот и большому не захочет служить". По известию одной летописи, бояре насильно заставили присягнуть князя Владимира Андреевича, объявивши ему, что иначе не выпустят из дворца; к матери его посылали трижды с требованием, чтобы и она привесила свою печать к крестоприводной записи. "И много бранных речей она говорила. И с тех пор пошла вражда, между боярами смута, а царству во всем скудость", - говорит летопись.
Противники царя не желали видеть на престоле 13 - летнего наследника царевича Ивана, при котором отец мог в любой момент вновь взять бразды правления в свои руки. Владимир Андреевич, внук Ивана III, слабовольный и недалекий человек, казался боярам приемлемым кандидатом для противников царя. Они рассчитывали при нем вернуть себе прежнее влияние на дела государства.
Иван IV давно не доверял брату и пытался надежно оградить себя от его интриг. Он заточил в монастырь его волевую и энергичную мать, назначил в удел бояр, не вызывавших подозрений, наконец, отобрал у брата родовое Старицкое княжество и дал ему взамен Дмитров и несколько других городов.
Следя за перипетиями длительной борьбы Ивана Грозного с крупнейшим удельным владыкой опричной поры – Владимиром Старицким, можно убедиться, что эту борьбу нельзя объяснять чисто династическими причинами или болезненной мнительностью царя. Это была сознательно осуществлявшаяся политическая линия, имевшая целью сломить противника, который стал знаменем антиправительственных сил. И то, что этим знаменем сделался человек сам по себе ничтожный, сути дела не меняло.
Отношение правительства Ивана IV к Старицкому княжеству было лишь наиболее ярким образцом антиудельной политики царя Ивана. Ту же судьбу, что и князь Владимир, испытали и другие «служилые» князья. Во время опалы
Опричные гонения покончили со сторонниками Старицкого в Боярской думе. Теперь князь Владимир еще меньше, чем прежде, мог добиться царского титула при поддержке одних только своих приверженцев. В значительно большей мере судьба короны зависела от влиятельного боярства, возглавлявшего земщину. В периоды междуцарствий управление осуществляла Боярская дума, представителями которой выступали старшие бояре думы - конюшие. По традиции конюшие становились местоблюстителями до вступления на трон нового государя. Немудрено, что раздор между царем и боярами и слухи о возможном пострижении государя не только вызвали призрак династического кризиса, но и поставили в центр борьбы фигуру конюшего Челяднина-Федорова.
Между тем Грозный занят был своими военными планами. С наступлением осени он собрал все военные силы земщины и опричнины для нового вторжения в Ливонию. Поход начался, как вдруг царь отменил его, спешно покинул армию и на перекладных помчался в Москву. Причиной внезапного отъезда было известие о заговоре в земщине.
Сведения о заговоре противоречивы и запутанны. Многие современники знали о нем понаслышке. Но только двое - Г. Штаден и А. Шлихтинг - были очевидцами. Штаден несколько лет служил переводчиком в одном из земских приказов, лично знал "главу заговора" конюшего Челяднина и пользовался его расположением. Осведомленность его относительно настроений земщины не вызывает сомнений. По словам Штадена, у земских лопнуло терпение, они решили избрать на трон князя Владимира Андреевича, а царя с его опричниками истребить, и даже скрепили свой союз особой записью, но князь Владимир сам открыл царю заговор и все, что замышляли и готовили земские. Шлихтинг, подобно Штадену, также служил переводчиком, но не в приказе, а в доме у личного медика царя. Вместе со своим господином он посещал опричный дворец и как переводчик участвовал в беседах доктора с Афанасием Вяземским, непосредственно руководившим расследованием заговора. Шлихтинг располагал самой обширной информацией, но он, дважды касаясь вопроса о земском заговоре, дал две противоположные и взаимоисключающие версии происшествия. В своей записке, озаглавленной "Новости", он изобразил Челяднина злонамеренным заговорщиком, а в более подробном "Сказании" назвал его жертвой тирана, неповинной даже в дурных помыслах. И Шлихтинг, и Штаден служили в опричнине и черпали сведения в опричных кругах, где взгляд на события подчинен был предвзятой и сугубо официозной точке зрения. Противоположную версию передавали неофициальные летописи земского происхождения. Их авторы в отличие от опричников утверждали, что вина земцев сводилась к неосторожным разговорам: недовольные земские люди "уклонялись" в сторону князя Владимира Андреевича, лихие люди выдали их речи царю и недовольные "по грехом словесы своими, погибоша". Следует учесть, что данную точку зрения по поводу непосредственного участия в вышеописанных событиях, откровенно говоря, не разделяют многие историки, вплотную занимающиеся исследованиями данной проблемы. А.А. Зимин откровенно заявляет об отсутствии доверия такому историческому источнику как сведения Г.Штадена, поскольку, по словам Р.Г. Скрынникова "Генрих Штаден никогда не служил в опричнине".
Выяснить, где кончались крамольные речи и начинался подлинный заговор, никогда не удастся. Недовольство земщины носило вполне реальный характер. Недовольные исчерпали легальные возможности борьбы с опричниной. Преследования убедили их, что царь не намерен отменить опричный режим. Тогда они втайне стали обсуждать вопрос о замене Грозного на троне. Рано или поздно противники царя должны были посвятить в свои планы единственного претендента, обладавшего законными правами на трон, князя Владимира Андреевича. Последний, оказавшись в двусмысленном положении, попытался спасти себя доносом. Во время похода в Ливонию он передал царю разговоры, которые вели в его присутствии недовольные бояре. Царь увидел в его словах непосредственную для себя угрозу, начало боярской крамолы, которой он боялся и давно ждал. Вероятно, показания князя Владимира не отличались большой определенностью и не могли служить достаточным основанием для обвинения Челяднина. Популярность конюшего в думе и столице была очень велика, и Иван решился отдать приказ о его казни только через год после "раскрытия" заговора. Не располагая уликами против "заговорщиков", царь прибегнул к провокации. По его приказу князь Владимир посетил ничего не подозревавшего Челяднина и по-дружески попросил его составить списки лиц, на поддержку которых он может рассчитывать. В списки Челяднина записались 30 человек, старавшихся снискать расположение претендента на трон. Все происходило в строгой тайне, и никто не ждал беды.
Коварно "изобличив" недовольных, царь приступил к разгрому "заговора". Опричники начали с того, что взыскали с конюшего огромную денежную контрибуцию и сослали его в Коломну. Многие его сообщники были тотчас же казнены. Начался трехлетний период кровавого опричного террора, вошедшего в историю как "опричный террор".
Казни и судебные преследования расстроили механизм опричного управления. Штаден, посетивший главную резиденцию в Москве, был поражен царившим там настроением. "Когда я пришел на опричный двор, - повествует он, - все дела стояли без движения... бояре, которые сидели в опричных дворах, были прогнаны; каждый, помня свою измену, заботился только о себе". В годы опричнины пострадали многие представители феодальной аристократии. Но опричная гроза миновала крупнейшие княжеско-боярские фамилии Мстиславских, Воротынских, Бельских, Шуйских, Глинских, Одоевских, Романовых-Юрьевых. А они-то и составляли цвет Боярской думы, роль которой в этот период фактически возросла. Но все это не означало, что в опричнине в конечном итоге взяла верх высшая аристократия. Опричники Таубе и Крузе весьма метко характеризовали последнее опричное правительство, заметив, что при особе царя не осталось никого, кроме отъявленных палачей и молодых ротозеев. Представители высшей титулованной знати, появившиеся в опричнине, принадлежали ко второй категории: в большинстве своем это были люди сравнительно молодые. Их роль сводилась к внешнему представительству. Подлинными же руководителями опричной думы были Малюта Скуратов и его подчиненные, возглавлявшие сыскное ведомство. Царь, живший в постоянном страхе перед воображаемыми заговорами, слепо доверял своему главному сыщику Малюте и видел в нем всегдашнего спасителя. Скуратов помог Грозному расправиться со старой опричной гвардией. Знати имя Малюты Скуратова-Бельского было столь же ненавистно, как и имя основателя опричнины Басманова - Плещеева. Курбский желчно бранил царя за приближение "прегнуснодейных и богомерзких Бельских с товарыщи", "опришницов кровоядных". Даже среди незнатных опричников Скуратов выделялся своим худородством. В списках думных дворян опричнины его имя стояло последним. Лишь накануне полной отмены опричнины, когда влияние Малюты достигло апогея, он получил назначение на пост дворового воеводы. Такие посты могли занимать исключительно представители родословной боярской знати. Успех Скуратова невозможно объяснить одним только расположением царя. Высокое назначение было, по-видимому, следствием того, что Малюта способствовал заключению брака Грозного с Марфой Собакиной и через этот брак породнился с царской семьей. Среди дочерей Бельского одна вышла замуж за двоюродного брата царя И.М. Глинского, другая - за будущего царя Б.Ф. Годунова, а третья за князя Д.И. Шуйского, брата будущего царя. Помощником Малюты в сыскном ведомстве был думный дворянин Василий Грязной. Он также происходил из худородной семьи и начал службу у одного старицкого боярина "мало что не в охотникех с собаками". После роспуска свиты В.А. Старицкого Грязной был зачислен в опричнину и попал из псарей в царские советники. Вместе с Малютой Грязной исполнял роль следователя в деле князя Владимира, а затем руководил разгромом Новгорода. Положение Грязного пошатнулось во время чистки опричной гвардии, когда казни поверглись его двоюродные братья. Василий избежал той же участи благодаря покровительству своего друга Малюты. Едва только Скуратов погиб, Грязной лишился думного чина и был сослан в небольшую крепость на крымской границе, где попал в плен к татарам. Письма из Крыма дают весьма точное представление о характере и достоинствах главного сподвижника Малюты. Неутомимый собутыльник царя, завоевавший его благосклонность застольными шутками, Васютка Грязной сочетал в себе качества шута и палача разом. Это был человек невероятно хвастливый, тщеславный и легкомысленный. Под стать Бельскому и Грязному был думный дворянин Роман Олферов - Нащекин, выдвинувшийся в самом конце опричнины. Несмотря на полную безграмотность, он стал по милости царя хранителем печати (печатником) и возглавил весь приказной аппарат опричнины. Однажды Олферов затеял местнический спор с земским казначеем князем Мосальским и, нимало не смущаясь, написал в своей челобитной царю: "Я, холоп твой, не ведаю, почему Мосальские князи и хто они". Государственный казначей не только стерпел бесчестье, но и смиренно заявил, что "своего родства Мосальских князей не помнят", "Роман-человек великой, а я человек молодой... " В местническом деле безграмотный печатник предстает перед нами как "великий человек" опричнины.
Князю Владимиру Андреевичу также не удалось избежать террора Ивана Грозного. Он был отравлен в Москве вместе с его женой и дочерью. Гибель князя Владимира означала завершение длительной агонии последнего сколько-нибудь значительного удельного властителя на Руси.
Мы убеждаемся в полной справедливости слов Флетчера о княжатах, что Грозный, учредив опричнину, захватил их наследственные земли, за исключением весьма незначительной доли, и дал княжатам другие земли в виде поместий, которыми они владеют, пока угодно царю, в областях столь отдаленных, что там они не имеют ни любви народной, ни влияния, ибо они не там родились и не были там известны. Теперь, прибавляет Флетчер, высшая знать, называемая удельными князьями, сравнена с остальными; только лишь в сознании и чувстве народном сохраняет она некоторое значение и до сих пор пользуется внешним почетом в торжественных собраниях.
На территории старых удельных владений еще жили старинные порядки, и рядом с властью московского государя еще действовали старые авторитеты. "Служилые" люди в XVI в. здесь служили со своих земель не одному "великому государю", но и частным "государям". В середине столетия в Тверском уезде, например, из 272 вотчин не менее чем в 53-х владельцы служили не государю, а князю Владимиру Андреевичу Старицкому, князьям Оболенским, Микулинским, Мстиславскому, Ростовскому, Голицыну, Курлятеву, даже простым боярам; с некоторых же вотчин и вовсе не было службы. Понятно, что этот порядок не мог удержаться при переменах землевладения, какие внесла опричнина. Частные авторитеты поникли под грозой опричнины и были удалены; их служилые люди становились в непосредственную зависимость от великого государя, а общий пересмотр землевладения привлекал их всех на опричную государеву службу или же выводил их за пределы опричнины. С опричниной должны были исчезнуть "воинства" в несколько тысяч слуг, с которыми княжата раньше приходили на государеву службу, как должны были искорениться и все прочие следы старых Удельных обычаев и вольности в области служебных отношений. Так, захватывая в опричнину старинные удельные территории для испомещения своих новых слуг, Грозный производил в них коренные перемены, заменяя остатки удельных переживаний новыми порядками, такими, которые равняли всех перед лицом государя в его "особом обиходе", где уже не могло быть удельных воспоминаний и аристократических традиций.
Таким образом, из среды опричников стала вырастать новая знать, не отличавшаяся своими замашками от старой. Но на этот раз, вместо предков бывших удельных князей, на первые роли вышли простые боярские семьи (Захарьины и Годуновы). Это и является еще одним из политических последствий опричнины.
в). Одним из наиболее важных последствий опричнины является то, что взаимоотношения центральной власти и церкви стали очень сложными и напряженными. Церковь оказалась в оппозиции к режиму Ивана Грозного. Это означало ослабление идеологической поддержки царской власти, что в то время грозило серьёзными последствиями как для царя, так и для государства в целом. В результате опричной политики, независимость церкви в российском государстве была подорвана.
Для того чтобы понять, из-за чего возникли противоборствующиеся отношения между царской властью и духовенством, необходимо обратиться непосредственно к событиям того времени.
Мы видели, как духовенство русское могущественно содействовало утверждению единовластия; но когда московские единовластители вступили в последнюю борьбу с остатками старины, с притязаниями князей и дружины, то духовенство приняло на себя священную обязанность – среди этой борьбы сдерживать насилие, не допускать торжествующее начало употреблять во зло свою победу; усердно помогая московскому государю сломить притязания князей и членов дружины, духовенство в то же время брало этих князей и членов дружины под свой покров, блюло над их жизнью как членов церкви; так утвердился обычай, что митрополит и вообще духовенство печаловались за опальных и брали их на поруку.
Выговаривая себе неограниченное право казнить своих лиходеев, учреждая опричнину, Иоанн жаловался на духовенство, что оно покрывало виновных, и требовал от него отречения от обычая печаловаться.
Столкновение церкви и государства наиболее ярко проявилось при митрополите Филиппе. Поначалу Филипп объявил, что он согласится быть митрополитом только под условием уничтожения опричнины; Иоанн рассердился; наконец Филипп уступил убеждениям, что его обязанность нейти прямо против царской воли, но утолять гнев государя при каждом удобном случае.
Но продолжались казни; опричнина буйствовала; вельможи, народ умоляли митрополита вступиться в дело; он знал, что народ привык видеть в митрополите печальника и не хотел молчать.
Митрополит Филипп посетил царя и долго беседовал с ним наедине. Убедившись в тщетности увещаний, он выждал момент, когда царь со всей своей свитой явился на богослужение в кремлевский Успенский собор, и при большом стечении народа произнес проповедь о необходимости упразднить опричнину. Это нарушило благочиние церковной службы и имело неблагоприятный для Грозного исход. На другой день о столкновении царя с митрополитом говорила вся столица. Открытый раздор с главой церкви ставил Грозного в исключительно трудное положение. Он вынужден был удалиться в слободу и заняться там подготовкой суда над Филиппом . Опричные власти поспешили вызвать из Новгорода преданного царю архиепископа Пимена , а затем направили в Соловки особую следственную комиссию , состоявшую из опричников и духовных лиц . Соловецкие иноки сначала давали только хорошие отзывы о Филиппе. Но Пафнутий соблазнил игумена Паисия обещанием епископского сана, если он станет свидетелем против митрополита. К Паисию присоединилось несколько старцев, склоненных угрозами. Пафнутий привез их к царю. Собрали собор. Первенствовал на нем из духовных Пимен новгородский: из угождения царю он заявил себя врагом Филиппа, не подозревая, что через два года и его постигнет та же участь, какую теперь готовил митрополиту. К тому времени оппозиция в думе была обезглавлена террором, и никто не осмелился высказать вслух своих сомнений. Послушно следуя воле царя , земская боярская дума вынесла решение о суде над главою церкви .
Не зная о соборном решении или не желая ему подчиниться, митрополит 8 ноября произносит очередную проповедь. В это время в церковь ворвались опричники, сорвали с Филиппа облачение, бросили его в простые сани и увезли его в Богоявленский монастырь, а затем в Тверской отрочь монастырь, народ бежал за ним со слезами. На место Филиппа избирается троицкий архимандрит Кирилл.
23 декабря
Столкновение митрополита Филлипа с Иваном Грозным было наиболее ярким эпизодом борьбы между церковью – этим «государством в государстве» - и самодержавной властью за политическое преобладание.
Исследуя особенности иммунитетной политики в опричные годы, С.М. Каштанов установил, что именно тогда происходит восстановление тарханных привилегий монастырей, уничтоженных еще в период правления Избранной рады. С.М. Каштанов объясняет этот парадоксальный факт стремлением правительства заручиться поддержкой церковных феодалов в борьбе с княжеско-боярской оппозицией. Однако этого объяснения недостаточно. Несомненное возвращение к удельной старине, обнаруживающееся в опричной политике Грозного и проявившееся, в частности в иммунитетных мероприятиях, объясняется тем, что царь выбирал старые формы для осуществления новых целей. А одной из новых задач, которые поставлены были в опричные годы, стало полное подчинение церкви государству. Поэтому в широкой практике раздачи льгот духовным феодалам нельзя не увидеть стремления Ивана IV привязать к себе монастыри-вотчинники, противопоставить их высшей церковной иерархии – митрополиту и епископату: митрополиту царь (в отличие от Владимира Старицкого) так и не выдал ни одной жалованной грамоты. С.М. Каштанов обратил внимание на тот примечательный факт, что после
Гибель Филлипа сопровождалась почти полным перебором церковных иерархов.
Сторонника строптивого митрополита полоцкого архиепископа Афанасия Палецкого еще 17 мая
Во время новгородского похода Иван IV приказал «ограбить догола тверского епископа». Варсофоний, как известно, был сподвижником Германа Полева. Он покидает тверскую епархию и уходит «на покой» в Казанский Спасо-Преображенский монастырь. Тогда же сведен с престола один из основных противников Филлипа – архиепископ новгородский Пимен. Его сослали в монастырь в Венев, где он вскоре умер. По словам автора жития Филлипа, гонениям подверглись все враги митрополита: архиепископа рязанского Филофея также «из сана извергше». Последний раз 22 ноября
Опалы, постигшие как сторонников митрополита, так и его противников из среды высших церковных иерархов, показывают, что дело митрополита Филиппа отнюдь не сводится к личному противоборству с ним царя Ивана IV. Это была одна из последних страниц той длительной борьбы, которую вела сначала великокняжеская, а потом царская власть за включение церкви в государственный аппарат. Неизбежность и закономерность её исхода определялась тем, что русская церковь в XVI в. представляла собой один из наиболее стойких рудиментов феодальной раздробленности, без трансформации которого не могло быть и речи о полном государственном единстве. Союз с представителями сильной воинствующей церкви на Руси существовал лишь до тех пор, пока он был необходим московским государям в их борьбе за установление единодержавия. Как только эта задача была выполнена, а практика монастырей вотчинников (их крупное землевладение) и церковно-политическая теория (превосходство духовной власти над светской) вошли в резкое противоречие с теорией и практикой русского самодержавия, этот союз сначала дал глубокую трещину, а потом и рухнул.
Подавив открытое сопротивление церкви правительственным мероприятиям, Ивану IV удалось достигнуть крупного успеха в централизаторской политике. Но лишь в XVII в., после столкновения Никона (кстати говоря, поднявшего ни щит митрополита Филиппа) с царем Алексеем Михайловичем и в результате реформ Петра I, церковь была окончательно включена в бюрократический аппарат абсолютистского государства.
г). Учиненный после казни Старицкого разгром Новгорода ошеломил современников. В декабре
Считая вину черного духовенства доказанной, царь решил посетить главнейшие из монастырей в окрестностях города для того, чтобы самолично присутствовать при изъятии казны, заблаговременно опечатанной опричниками. Опричники забирали деньги, грабили кельи, снимали колокола, громили монастырское хозяйство, секли скотину. В итоге опричного разгрома черное духовенство было ограблено до нитки. В опричную казну перешли бесценные сокровища Софийского дома. По данным новгородских летописей, опричники конфисковали казну также у 27 старейших монастырей. В некоторых из них Грозный побывал лично. Царский объезд занял самое малое, несколько дней, может быть, неделю. Участники опричного похода и новгородские авторы очевидцы единодушно свидетельствуют о том, что "новгородский посад жил своей обычной жизнью, пока царь занят был судом на Городище и монастырями." В это время нормально функционировали городские рынки, на которых опричники имели возможность продавать награбленное имущество. Положение изменилось после окончания суда и монастырского объезда . В эти дни опричники произвели форменное нападение на город . Они разграбили новгородский торг и поделили самое ценное из награбленного между собой . Простые товары , такие , как сало , воск , лен , они сваливали в большие кучи и сжигали . Ограблению подверглись не только торги , но и дома посадских людей . Опричники ломали ворота , выставляли двери , били окна . Горожан, которые пытались противиться насилию, убивали на месте.
Опричные санкции против посада преследовали две основные цели. Первая состояла в том, чтобы пополнить опричную казну, а вторая - в том, чтобы терроризировать низшие слои городского населения, подавить в нем все элементы недовольства, ослабить опасность народного возмущения. Бессмысленные и жестокие избиения ни в чем не повинного населения сделали само понятие опричнины синонимом произвола и беззакония. Разделавшись с новгородцами, опричное воинство двинулось к Пскову. Жители этого города поспешили выразить полную покорность. Вдоль улиц, по которым должен был проследовать царский кортеж, стояли столы с хлебом - солью. Царь не пощадил Пскова, но всю ярость обрушил на местное духовенство. Печорскому игумену, вышедшему навстречу царю с крестами и иконами, отрубили голову. Псковские церкви были ограблены до нитки. Опричники сняли с соборов и увезли в слободу колокола, забрали церковную утварь. Перед отъездом царь отдал город опричникам на разграбление. Но опричники не успели завершить начатое дело. Участники опричного похода сообщали, будто на улицах Пскова Грозный встретил юродивого, и тот подал ему совет ехать прочь из города, чтобы избежать большого несчастья. Блаженный будто бы поучал царя "ужасными словесы еже престати от велия кровопролития и не дерзнути еже грабити святыя божия церкви". Не слушая юродивого, Иван велел снять колокол с Троицкого собора. В тот же час под царем пал конь. Пророчества Николы стали сбываться. Царь в ужасе бежал. Незадолго до опричного похода власти выселили из Пскова несколько сот семей, заподозренных в измене. Этих переселенцев опричники застали под Тверью и в Торжке. По приказу царя опричники перебили 220 мужчин с женами и детьми. Царя вполне удовлетворила эта резня, и потому он пощадил прочих жителей Пскова. Из Пскова Грозный уехал в Старицу, а оттуда в слободу. Карательный поход был окончен. Опричный разгром не затронул толщи сельского населения Новгорода. Разорение новгородской деревни началось задолго до нашествия опричников. Погром усугубил бедствие, но сам по себе он не мог быть причиной упадка Новгородской земли. Санкции против церкви и богатой торговой верхушки Новгорода продиктованы были, скорее всего, корыстными интересами опричной казны. Непрекращавшаяся война и дорогостоящие опричные затеи требовали от правительства огромных средств. Государственная казна была между тем пуста. Испытывая финансовую нужду, власти все чаще обращали взоры в сторону обладателя самых крупных богатств - церкви.
Государев разгром нанес большой ущерб посадскому населению Новгорода, Пскова, Твери, Торжка. В Торжке были убиты содержавшиеся в темнице пленные немцы, поляки и татары. Торговля Новгорода с западноевропейскими странами была подорвана на многие годы.
Мстительный и кровожадный правитель без всякой нужды залил кровью безвинных людей новгородские улицы и севернорусские деревни. Бессмысленность тех форм, в которые вылилась завершающая страница борьбы Москвы с Новгородом, совершенно очевидна.
Но, тем не менее, нельзя не признать тот факт, что ликвидация обособленности и экономического могущества Новгорода являлась необходимым условием завершения борьбы с политической раздробленностью страны. Для Ивана IV Новгород представлял опасность и как крупный феодальный центр, и как союзник старицкого князя, и как потенциальный сторонник Литвы, и как крупнейшая цитадель сильной воинствующей церкви. Не доверял он и новгородскому дворянству (из его состава ни один не вошел в состав опричнины). Именно поэтому столь сокрушительным был удар, нанесенный царем в
Таким образом, в ходе карательных походов Ивана Грозного были разорены крупные торговые и ремесленные центры страны, что подорвало хозяйство и торговлю державы. Также следует отметить, что была уничтожена их экономическая самостоятельность. Новгород после погрома
д). Внутренние потрясения не могли не отразиться на внешней политике. Была проиграна Ливонская война (1558-1583 гг.). Существуют несколько причин поражения в этой войне, в том числе и просчеты в выборе главного направления во внешней политике, но главной причиной, я считаю, является истощение сил и средств русского государства, экономическая отсталость России, которую повлекла за собой опричная политика Ивана Грозного. Россия не могла успешно выдержать длительную борьбу с сильными противниками. Хозяйство страны было подорвано в значительной степени в результате карательных походов на торговые и ремесленные центры страны. Достаточно сказать, что во всей Новгородской земле осталась на месте и в живых всего лишь пятая часть жителей. В условиях опричнины крестьянское хозяйство потеряло устойчивость: оно лишилось резервов, и первый же недород привел к голоду. «Из-за кусочка хлеба человек убивал человека»,— писал Штаден. К тому же Московское государство, подвергшееся опричному террору, оказалось практически необороноспособным. В результате этого в
Выводы
Мы рассмотрели политические последствия опричнины, если же обратиться к результатам опричнины, то можно заметить, что она не изменила структуру феодального землевладения в России. Крупное землевладение благополучно пережило опричнину, изменился персональный, но не социальный состав земельных собственников. Так, в начале XVII в. средний размер княжеской вотчины в два раза превышал средний размер имений нетитулованных феодалов. В 20-х годах XVII в. князья Оболенские в своем бывшем княжестве владели большей частью пахотных земель. И даже в конце XVII в. большинство князей, входивших в Боярскую думу, владело хотя бы символическими вотчинами на территории своих бывших княжеств.
Вернемся к результатам опричнины. Казнь Владимира Андреевича Старицкого с семьей, каким бы гнусным преступлением она ни была, привела к уничтожению последнего реального удельного княжества на Руси. Низложение митрополита Филиппа, человека, перед мужеством которого нельзя не преклоняться, оказалось шагом на пути лишения церкви ее относительной самостоятельности, превращения ее из союзницы власти в ее служанку. А такая самостоятельность была, как и существование Старицкого княжества, одним из следов удельной старины. Наконец, варварский погром Новгорода был не случаен: в политическом строе этого города сохранялись особенности, уходившие своими корнями в период феодальной раздробленности (особая роль новгородских наместников, большинство которых носило княжеский титул, право новгородского архиепископа — единственного из русских архиереев — носить белый клобук, такой же, как у митрополита, да и в новгородском летописании явно чувствовались воспоминания о былой независимости). Здесь самый воздух был, казалось, пропитан памятью о гордом «Господине Великом Новгороде». Так что, каковы бы ни были желания и намерения царя Ивана, опричнина способствовала централизации и была объективно направлена против пережитков феодальной раздробленности. Не следует также забывать о том, что в начале XVII в. в стране началось смутное время, причиной которого помимо династического кризиса, являются результаты опричного террора Ивана IV и его последствия.
Если последствия хозяйственного кризиса были со временем преодолены, то другие последствия, отдаленные, наложили стойкий отпечаток на отечественную историю. Опричнина утвердила в России режим личной власти. В. И. Ленин подчеркивал, что русское самодержавие «азиатски-дико», что «много в нем допотопного варварства, консервированного в необыкновенно чистом виде в течение веков». Было бы упрощением утверждать, что своим особо деспотическим характером русское самодержавие обязано только опричнине. Но и опричнине тоже. Опричнина — это форсированная централизация без достаточных экономических и социальных предпосылок. В этих условиях свою реальную слабость власть пытается компенсировать террором. Она создает не четко работающий аппарат государственной власти, обеспечивающий выполнение решений правительства, а аппарат репрессий, окутывает страну атмосферой страха.
Одним из существенных последствий опричнины было то, она способствовала установлению крепостного права в России. Крепостное право нельзя считать прогрессивным явлением. Дело не только в том, что наша мораль не в состоянии признать прогрессом превращение в рабов (или хотя бы в полурабов) более чем половины населения страны. Не менее существенно, что крепостничество консервировало феодализм, задерживало возникновение, а потом и развитие капиталистических отношений и тем самым стало мощным тормозом прогресса в нашей стране. Его установление, возможно, было некоей иммунитетной реакцией феодального общества восточноевропейских стран на развитие капитализма в сопредельных государствах.
Опричнина была очень сложным явлением. Новое и старое переплеталось в ней с удивительной причудливостью мозаичных узоров. Её особенностью было то, что централизаторская политика проводилась в крайне архаичных формах, подчас под лозунгом возврата к старине. Так, ликвидации последних уделов правительство стремилось добиться путем создания нового государева удела – опричнины. Утверждая самодержавную власть монарха как непреложный закон государственной жизни, Иван Грозный в то же время передавал всю полноту исполнительной власти в земщине, т.е. основных территориях России, в руки Боярской думы и приказов, фактически усиливая удельный вес феодальной аристократии в политическом строе Русского государства.
Варварские, средневековые методы борьбы царя Ивана со своими политическими противниками, его безудержно жестокий характер накладывали на все мероприятия опричных лет зловещий отпечаток деспотизма и насилия.
Здание централизованного государства строилось на костях многих тысяч тружеников, плативших дорогой ценой за торжество самодержавия. Усиление феодально-крепостнического гнета в условиях растущего разорения страны было важнейшим условием, подготовившим окончательное закрепощение крестьян. Бегство на южные и восточные рубежи государства, запустение центра страны были также ощутимыми итогами опричнины, которые свидетельствовали, что крестьяне и посадские люди не желали мириться с выросшими поборами и «правежами» недоимок. Борьба угнетенных со старыми и новыми господами из опричной среды постепенно и непрерывно усиливалась. Россия стояла в преддверии грандиозной крестьянской войны, разразившейся в начале XVII века.
После позорного поражения опричного войска и сожжения Москвы (1571 год) крымскими татарами, победу над которыми одержало земское войско князя Воротынского, царь в 1572 году заявил об отмене ненавидимой народом опричнины, и даже запретил под страхом сурового наказания упоминать само это слово. Однако она не ушла в прошлое окончательно: по одной версии, царь ее временно восстановил три года спустя; по другой — и не думал ее уничтожать: она до его кончины существовала под именем «двора».
Конец царствования оказался для царя Ивана IV трагичным. Крушение всех его внешнеполитических планов совпало со смертью старшего сына и наследника царевича Ивана Ивановича.
В состоянии глубокого душевного кризиса царь решил посмертно «реабилитировать» всех казненных по его приказу. Составленные списки рассылались по всем монастырям вместе с крупными денежными суммами на помин души убитых опричниками людей. (Из этих списков известно, что жертвами опричного террора стало около 4 тысяч человек).
В начале 1584 года у царя «открылась болезнь — какое-то внутреннее гниение». Здоровье его быстро разрушалось, ноги отказывали и его носили в кресле. Тело царя покрылось язвами. А 17 марта Иван Грозный сел играть в шахматы со своим любимцем князем Богданом Бельским, но, не успев начать игры, упал и умер. Царский трон наследовал сын Ивана IV Федор, на котором и закончилась династия Рюриковичей.