Доктор геолого-минералогических наук С. Шульц (младший)

Более чем на четыре километра протянулась главная улица Санкт-Петербурга Невский проспект. Прямой, как стрела, от Адмиралтейства до площади Восстания, он делает затем небольшой поворот и доходит до площади Александра Невского. "Большая першпективная дорога" во все времена была главным въездом в город. Вдоль улицы расположено множество прекрасных зданий. Чтобы оценить красоту и неповторимость Невского проспекта, эти четыре километра следует пройти пешком. Путеводителем на небольшом отрезке пути может служить публикация Сергея Сергеевича Шульца (см. "Наука и жизнь" №№ 9 и 11, 2001 г.). Дойдя по нечетной стороне улицы до набережной реки Мойки, можно перейти на противоположную сторону и прогуляться к Дворцовой площади.

Когда-то в первые годы существования Санкт-Петербурга именно здесь на берегу Мойки, на краю просеки, давшей начало будущему Невскому, был построен дом (№ 18) сподвижника Петра - адмирала Корнелия Крюйса. Этот голландец был приглашен в Россию в 1697 году во время посещения Петром Амстердама. Крюйс прибыл с большим отрядом голландских офицеров, корабельных мастеров и матросов и по указанию Петра начал строительство русского флота в Воронеже (в 1699-1700 годах), а затем в Архангельске (в 1701-1703 годах).

Адмирал Крюйс принял активное участие в работах по созданию Адмиралтейской верфи, где отныне должны были создаваться корабли российского флота.

Как и большинство сподвижников Петра, адмирал испытал и милость Петра, и его жестокий гнев. Когда вблизи Ревеля Крюйсу не удалось догнать шведский флот - два флагманских корабля сбились с фарватера и сели на мель, - он был схвачен, лишен всех званий и наград и приговорен к смертной казни, которую Петр, едва его гнев остыл, заменил ссылкой в Казань. В 1719 году адмирал был помилован, возвращен в Петербург и вновь приближен ко двору. Петр вернул ему дом на Мойке и назначил вице-президентом Адмиралтейской коллегии. Адмирал Крюйс не намного пережил Петра I.

Некоторое время домом Крюйса владели потомки, а затем его купил портной Иоганн Нейман, существенно перестроив: часть дома, выходившая на Невскую перспективу, осталась одноэтажной, но к ней пристроили расширявшее дом двухэтажное здание, выходившее на Мойку. Нейман открыл в доме знаменитый на весь Петербург Кабинет восковых фигур. В "Санкт-Петербургских ведомостях" имеется описание этого заведения. "Здесь, - сообщает газета, - можно видеть персону Короля Французского с Королевою, Дофином и Принцессами Его Величества дочерями, также всю Высокую фамилию Его Величества Короля Английского и всех знатнейших министров французского двора в совершенной величине их роста, в платье и со всем убором, в котором они при дворе ходили". Как указывает газета, одежда на восковых фигурах пожертвована в Кабинет теми царствующими особами, фигуры которых в нем представлены. "За помянутое смотрение берется с персоны по произволению, а именно - по полуполтине, по два гривенника и по десять копеек".

В последние годы царствования императрицы Елизаветы в бывшем доме Крюйса была размещена школа пажей, преобразованная в 1759 году в Корпус пажей, по образцу версальского. Большинство пажей были детьми придворных чинов и офицеров гвардии. Они подразделялись на пажей (до 14 лет) и камер-пажей (15-18 лет). Юношей обучали немецкому, латинскому и французскому языкам, физике, геометрии, фортификации, алгебре, истории, географии, геральдике. С 1759 года штат пажей расширен, появились звания рейт-пажей и ягт-пажей, в обязанности которых входило сопровождать императрицу во время поездок верхом и на охоте. Рейт-пажей положено было иметь по штату 18, а ягт-пажей - 6.

В октябре 1802 года Александр I преобразовал Пажеский корпус в военно-учебное заведение, и его перевели на Садовую улицу в Воронцовский дворец.

В доме № 18 в годы царствования Екатерины II располагался магазин посуды немецкого купца Альбрехта, считавшийся лучшим в Петербурге. Когда фаворитом Екатерины стал Платон Зубов, в городе широко распространились случаи отравления. Известно, что и Потемкин, и замечательный историограф при дворе императрицы Михаил Щербатов, и многие другие погибли тогда от яда. Весьма своевременным поэтому было опубликованное в "Санкт-Петербургских ведомостях" объявление, что в посудной лавке Альбрехта на углу Мойки покупателям предлагают "разные хорошие и редкие товары из серпантинова камня, который не терпит ничего ядовитого, из которого имеются у него разные сервизы".

В годы царствования Александра I этот дом был приобретен богатейшим петербургским купцом Кононом Котоминым. По заказу нового владельца архитектор Василий Петрович Стасов поставил на месте старого дома новое здание. Работы по строительству дома продолжались в течение 1812-1815 годов. В эти годы дом приобрел облик, который в основных чертах сохранился до настоящего времени. Центральная часть, выходящая на Невский проспект, по бокам окаймлялась двумя лоджиями с четырьмя дорическими колоннами в каждой. Третий и четвертый этажи отделялись от нижних выступающим портиком, под которым и располагались колонны. Впоследствии лоджии были заложены при перестройке дома по проекту архитектора Дмитревского в 1856 году, но колонны остались. Сохранились и скульптурные вставки, дополняющие пышность отделки.

Сдаваемые в наем помещения котоминского дома были чрезвычайно дороги. В 1820-х годах на третьем этаже разместилась редакция "Литературных Листков", издававшихся Фаддеем Венедиктовичем Булгариным. Это была одна из первых литературных газет того времени, дополнявшая издаваемый Булгариным и Гречем журнал "Сын Отечества". Здесь с 1824 года жил и сам Булгарин. О нем известный в те годы литератор А. Е. Измайлов писал, намекая на службу Булгарина в 1807 году в наполеоновских войсках:

Ну, исполать Фаддею!

Пример прекрасный подает!

Против Отечества давно ль

служил злодею?

А "Сын Отечества" теперь

он издает.

Булгарин действительно служил в наполеоновской армии, сражался против русских, но сражался-то он именно за свое отечество - за Польшу, за ее свободу и независимость.

В "Литературных Листках" Булгарин периодически печатал обзоры и заметки под общим заголовком "Прогулки по Невскому проспекту". Из этих публикаций можно извлечь много интересного.

В шестом выпуске "Литературных Листков" за 1824 год Булгарин сообщает, что он "посещает только доброго, честного швейцарца Вольфа, который с лишком 15 лет занимается своим ремеслом и заслужил уважение посетителей своей честностью и добротой своих товаров".

Действительно, нижний этаж дома Котомина занимала кондитерская Вольфа и Беранже, пользовавшаяся огромной популярностью и посещавшаяся всей светской молодежью Петербурга. Это заведение было своеобразным клубом того времени: здесь собирались писатели, поэты, журналисты, художники. Кондитерская просуществовала довольно длительное время. Именно здесь встретились перед трагической дуэлью 27 января 1837 года Пушкин и его секундант Данзас, который уже сделал нужные приготовления к дуэли. Он нанял парные сани, заехал в оружейный магазин Куракина за пистолетами, выбранными до этого Пушкиным. Было около четырех часов дня. Выпив стакан лимонада или воды (Данзас не помнит), Пушкин вышел с ним из кондитерской, они сели в сани и отправились по направлению к Троицкому мосту и далее к месту дуэли.

Кондитерская Вольфа и Беранже привлекала внимание тайной полиции, которая установила за ней самое пристальное наблюдение. Переодетые жандармы и нанятые агенты, располагавшиеся за столиками кондитерской с газетами и журналами в руках, старались записать каждое услышанное крамольное слово. Большое количество сыщиков посещало кондитерскую Вольфа зимой и весной 1831 года, в период польского восстания.

Хотя многие знали о существовании слежки, кондитерская продолжала оставаться местом откровенных и живых бесед между молодыми людьми. Здесь в читательском салоне можно было получить иностранные газеты и журналы, поступавшие из многих европейских стран, и различные альманахи. В конце 1830-х и в 1840-х годах читальню часто посещал молодой Федор Достоевский. Весной 1846 года ему был представлен юный Николай Чернышевский. В те же годы в кондитерской бывал Герцен. Читальня и курительная при кондитерской Вольфа были великолепно обставлены. Как отмечал журнал "Иллюстрация", "роскошь мебели, сервизов, до последнего блюдечка и ложки, все в китайском стиле, заставляли людей бегать смотреть на это диво".

В конце XIX века место кондитерской Вольфа занял французский ресторан "Альберт", известный изысканнейшей кухней и чрезвычайно высокими ценами. В другой части котоминского дома расположились книжный магазин Дейбнера и один из первых петербургских фотографических салонов Карла Шапиро, а также музыкальный нотный и парфюмерный магазины. Там же размещались Адмиралтейская аптека и винный магазин "Дерби". Владельцем дома с 1883 года был Д. А. Пастухов, продавший его в 1898 году А. Г. Елисееву, одному из членов Торгового товарищества братьев Елисеевых.

В наши дни в бывшем доме Котомина на углу Невского и Большой Морской улицы располагается один из самых крупных и известных в Санкт-Петербурге антикварно-букинистических магазинов, переведенный сюда более двадцати лет назад с Литейного проспекта. Именно этот магазин явился организатором первых в нашей стране книжных аукционов.

В той части дома Котомина, где когда-то находилась кондитерская Вольфа и Беранже, на углу Мойки и Невского, в наши дни открыто литературное кафе.

Дом Котомина отделен от следующего дома по Невскому проспекту (№ 16) началом Большой Морской улицы, которая соединяется с Дворцовой площадью перед Зимним дворцом двойной аркой Главного штаба с видом на Александровскую колонну. Когда-то здесь располагались занимавшие большую часть территории современной Дворцовой площади Луговая, Миллионная улицы и Морской рынок, к которому первоначально и вели улицы Морской Слободы - Большая и Малая Морские.

При Екатерине II Академия Художеств несколько раз объявляла конкурс на застройку участка между Невским проспектом и примыкавшей к Зимнему дворцу Дворцовой площадью "великолепны ми домами". Это и было выполнено в начале 1780-х годов. По проектам архитекторов Ю. Фельтена и А. Квасова на месте центральной части нынешнего здания Главного штаба был сооружен дворец для любовника Екатерины II Д. А. Ланского, дворец затем перешел к Кушелевым. Тогда же были построены рядом с дворцом дом Я. А. Брюса и здание гостиницы "Европа". К тыловым частям этих домов примыкали многочисленные служебные постройки, которые и занимали большую часть пространства между Дворцовой площадью и Невским проспектом. После того как было возведено здание Главного штаба, значительную часть этих построек снесли и участок Большой Морской улицы, располагающийся между аркой Главного штаба и Невским проспектом, обстроили каменными домами. Уже в начале ХХ века левее арки Главного штаба по Большой Морской одним из выдающихся архитекторов Петербурга Ф. И. Лидвалем построено здание для Азовско-Донского банка, в котором в настоящее время размещаются Центральный телеграф и Междугородная телефонная станция (ныне дом № 3/6 по Большой Морской улице). Этот дом - классический образец архитектурного стиля модерн в городе, так же как и другие постройки Ф. И. Лидваля.

Стоящий рядом с постройкой Лидваля дом на углу Невского и Большой Морской - дом № 16 по Невскому - находится на том месте, где в 1766 году стоял дом генерала Иллариона Яковлевича Овцына (архитектор А. В. Квасов).

Овцынский дом многократно перестраивался в XIX веке, последняя его перестройка произведе на архитектором Л. Ф. Шперером в 1880 году. Владельцами дома во второй половине XIX и начале ХХ века были графы Зубовы - Александр, Андрей, Сергей и Валентин Платоновичи. Нижние этажи дома снимала торговая фирма венских коммерсантов Мандль, которые разместили здесь один из самых фешенебельных в Петербурге магазинов готового платья. Рядом располагались магазин картин и эстампов М. Ф. Буша и фотография Лоренса. В доме размещалась также Санкт-Петербург ская музыкальная школа.

Дом № 14 принадлежал во времена Екатерины II (до 1778 года) придворному кофишенку (мастеру кофейных дел) Петру Васильевичу Мышлевскому. Позже дом многократно менял владельцев и в конце XIX - начале ХХ века принадлежал известному домовладельцу Г. Г. Больдерману. В 1939 году на месте этого дома Б. Р. Рубаненко (ученик архитектора И. А. Фомина) возвел существующее и в настоящее время здание школы № 210. Это здание дает представление о характере многих построек сталинской эпохи.

Далее следует дом № 12 постройки 1910 года (архитектор В. И. Ван-дер-Гюхт), осуществленной для Коммерческого банка "Юнкер и Ко". Это образец эклектики начала века, вобравший в себя некоторые черты архитектурного стиля модерн.

Когда-то на этом месте стояло здание, украшенное пилястрами, весь верхний этаж его занимал в 1819-1822 годах М. А. Милорадович, петербургский военный генерал-губернатор, герой наполеоновских войн. О Милорадовиче сохранилось такое количество анекдотов, устных рассказов, легенд, что, когда их собрали в начале ХХ века, они составили несколько книг. М. А. Милорадович отличался поразительной храбростью и сохранял невозмутимое спокойствие в сражениях в самых опасных местах. Под ним убивали лошадь, пуля пробивала его шляпу, а он закуривал трубку или небрежно играл золотой табакеркой, подбадривая солдат. А. И. Герцен относил Милорадовича к разряду людей, занимавших "не только все военные места, но девять десятых высших гражданских должностей, не имея ни малейшего понятия о делах и подписывавших бумаги, не читая их. Они любили солдат и били их палками не на живот, а на смерть оттого, что им ни разу не пришло в голову, что солдата можно выучить, не бивши его палкою. Они тратили страшные деньги и, не имея своих, тратили казенные: красть собак, книги и казну у нас никогда не считалось воровством. Но они не были ни доносчика ми, ни шпионами и за подчиненных стояли головой. Один из полнейших типов их был граф Милорадович, храбрый, блестящий, лихой, беззаботный, десять раз выкупленный Александром из долгов, волокита, мот, болтун, любезнейший в мире человек, идол солдат, управлявший несколько лет Петербургом, не зная ни одного закона..."

При Милорадовиче состоял в качестве чиновника по особым поручениям поэт и будущий декабрист Федор Глинка. Он вспоминает, как однажды явился к своему начальнику и Милорадович, "лежавший на своем зеленом диване, закутанный в дорогие шали, закричал навстречу: "Знаешь, душа моя! У меня сейчас был Пушкин. Мне ведь велено взять его и забрать все его бумаги; но я счел более деликатным пригласить его к себе и уж от него самого вытребовать бумаги. Вот он и явился очень спокоен, с светлым лицом и, когда я спросил о бумагах, он отвечал: "Граф! Все мои стихи сожжены: у меня ничего не найдете в квартире, но, если вам угодно, все найдется здесь (он указал пальцем на свой лоб). Прикажите подать бумаги, я напишу все, что когда-либо написано мною (разумеется, кроме печатного), с отметкой, что мое и что разошлось под моим именем". Подали бумаги, Пушкин сел и писал, писал... и написал целую тетрадь. Вот она (граф указал на стол у окна), полюбуйтесь. Завтра я отвезу ее Государю. А знаешь ли, Пушкин пленил меня своим благородным тоном и манерою обхождения". На другой день я пришел к Милорадовичу поранее. Он возвратился от Государя, и первым словом его было: "Ну вот, дело Пушкина и решено!" И продолжал: "Я подал Государю тетрадь и сказал: "Здесь все, что разбрелось в публике, но вам, Государь, лучше этого не читать". Потом я рассказал подробно, как у нас дело было. Государь слушал внимательно и, наконец, спросил: "А что же ты сделал с автором?" - "Я? Я объявил ему от имени Вашего Величества прощение!" - Тут мне показалось, что Государь слегка нахмурился. Помолчав немного, он с живостью сказал: "Не рано ли?" Потом, еще подумав, прибавил: "Ну, коли уж так, то мы распорядимся иначе: снарядить Пушкина в дорогу, выдать ему прогоны и, с соблюдением возможной благовидности, отправить его на службу на юг". Вот как было дело. Между тем, в промежутке двух суток разнеслось по городу, что Пушкина берут и ссылают. Гнедич, с заплаканными глазами (я сам застал его в слезах), бросился к Оленину. Карамзин, как говорили, обратился к Государыне, а Чаадаев хлопотал у Васильчикова, и всякий старался замолвить слово за Пушкина. Но слова шли своею дорогою, а дело исполнялось буквально по решению".

Двумя годами позже, в 1822-м, Милорадович переехал из дома № 12 по Невскому проспекту в предоставленные ему казенные апартаменты на Большой Морской улице. Для перевозки имущества генерал-губернатора на новую квартиру был прислан особый отряд. На Морской Милорадовичу предстояло прожить три года с небольшим, прежде чем он был смертельно ранен П. Г. Каховским на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Милорадович выехал на площадь к поднявшим мятеж полкам с дурными предчувствиями. И они его не обманули.

Дом № 12 по Невскому в годы, когда в нем жил граф Милорадович, принадлежал торговому дому Калержи. Предки рода Калержи упоминаются в венецианских хрониках начиная с первой половины XIV века; позже ветвь рода Калержи переселилась в Грецию, а в XVIII веке - в Россию. Иван Калержи, занимавшийся торговлей пшеницей и сальными свечами, которые он с большой выгодой вывозил из России в Турцию и Италию через Азовское, Черное и Средиземное моря на принадлежавших ему судах, составил себе огромное состояние.

Поселившись в Санкт-Петербурге в 1816 году, он вскоре приобрел дом на Невском проспекте, где в качестве "Генерального консула семи греческих островов" устраивал приемы, приглашал к себе приезжавших в столицу знатных иностранцев, включая представителей известнейших европейских фамилий. Иван Калержи приложил много усилий для вовлечения России в борьбу за освобождение Греции от турецкого ига.

Замуж за Ивана Калержи была выдана одна из самых знаменитых юных красавиц Санкт-Петербурга - дочь генерала Фридриха Карла Нессельроде, героя Бородинского сражения, племянника канцлера Российской Империи Карла Васильевича Нессельроде, на протяжении почти сорока лет руководившего внешней политикой России. В качестве свадебного подарка жених преподнес шестнадцатилетней невесте вклад в банке на ее имя на 600 тысяч золотых рублей и дом на Невском проспекте.

Однако брак Ивана Калержи с Марией Нессельроде, которая при венчании приняла фамилию мужа, продолжался недолго и вскоре окончился разрывом. Дальнейшая жизнь Марии Калержи, знаменитой пианистки, ставшей любимой ученицей Шопена и Листа, протекала в основном в Париже, где она купила особняк на Анжуйской улице и открыла салон, который посещали представители художественного и музыкального мира. Шопен считал Марию Калержи самой талантливой из всех своих учениц. Но одновременно пианистка иногда выполняла и секретные поручения русского двора, передавала информацию о тайных замыслах правительства Луи-Филиппа своему дяде, канцлеру К. В. Нессельроде. Несколько лет ее ближайшим другом и любовником был граф Моле, министр иностранных дел в правительстве Луи-Филиппа. Важнейшую роль сыграла Мария Калержи при захвате власти Луи Бонапартом в дни создания во Франции Второй Империи. О ней пишет Виктор Гюго в знаменитой "Истории одного преступления":

"Когда Париж покрылся в 1852 году баррикадами и по приказу Бонапарта по всему городу производились аресты, одни лишь окна Елисейского дворца оставались всю ночь освещенными. Редкие прохожие наблюдали мелькавшие в окнах "привидения преступления". Среди них были и женщины. Одна из этих женщин, Калержи, была русская - высокая, белокурая, веселая, причастная к тайным дипломатическим интригам, показывавшая шкатулку, наполненную любовными письмами графа Моле, чуть-чуть шпионка, бесконечно обольстительная и отчаянная женщина".

Эта знаменитая красавица, "немка по происхождению, гречанка по мужу, русская по воспитанию, полька по национальности матери и влечению сердца" была воспета многими поэтами. Теофиль Готье писал о ней в "Эмалях и камеях", Гейне воспел Марию Калержи в "Романсеро". Но самые поразительные, полные страсти и горечи бессмертные стихи посвятил Марии Калержи один из величайших польских поэтов - Циприан Камиль Норвид. Его роман с Марией Калержи продолжался всего около полутора лет, в 1842-1844 годах, но ей посвящены многие стихи, написанные Норвидом и позже, полные воспоминаний о ней, любви и отчаяния.

В конце 1830-х и в 1840-х годах Мария Калержи часто приезжала в Санкт-Петербург с концертами и останавливалась всегда в своем доме на Невском проспекте. Она обладала значительным состоянием, и, когда концертные выступления Рихарда Вагнера в Париже в 1840 году закончились неудачей, все убытки Калержи приняла на свой счет. Как в Петербурге, так и в Париже большое количество нуждавшихся музыкантов, художников и писателей, в том числе многие польские эмигранты, вынужденные покинуть родину после восстания 1830-1831 годов, были обязаны ей постоянной денежной помощью.

Последние годы своей недолгой жизни Мария Калержи провела в Варшаве, выйдя замуж за героя обороны Севастополя 1854-1855 годов 30-летнего подполковника С. С. Муханова, назначенного директором варшавских театров. Но вскоре тяжелый ревматизм приковал пианистку к постели. Когда до Листа дошла весть о ее безвременной смерти, он устроил в Веймаре грандиозный концерт, где впервые исполнил посвященную Марии Калержи сонату. "Она играла как никто, - говорил Лист. - Кому довелось слушать ее, тот, конечно, этого не забудет, потому что это была не игра, но единственное в своем роде воссоздание творчества".

Когда в конце XIX века была открыта поэзия Норвида, умершего в полном забвении и нищете в приюте для неимущих в Париже, польские писатели и поэты приезжали в Петербург, чтобы посмотреть на дом, принадлежавший музе Норвида - Калержи, который тогда еще существовал. Но в те годы он принадлежал уже коммерсанту Сергею Владимировичу Шишкину, сдававшему нижний этаж фирме искусственных драгоценных камней Г. Фиоле и обувному магазину Петерсон. Позже дом был куплен Коммерческим банком "Юнкер и Ко" и полностью перестроен в 1910-1911 годах по проекту архитектора В. И. Ван-дер-Гюхта. Находящийся рядом дом № 10 - одна из самых ранних построек этого участка Невского проспекта. Он, по-видимому, спроектирован архитектором А. В. Квасовым, хотя подтверждающей это документации не сохранилось. Дом строился для купца Петра Михайловича Перкина, а с 1773 года принадлежал коллежскому советнику Ивану Даниловичу Либериху.

Для ближайшего родственника Петра Перкина - публичного нотариуса Ивана Перкина был построен и соседний дом № 8 по Невскому. Сходство композиций фасадов домов № 8 и № 10 связано с тем, что оба дома строил один архитектор для близких родственников. Эти дома, не подвергавшиеся существенной перестройке, дают полное представление об архитектурном стиле и характере построек на Невском проспекте в первые годы царствования Екатерины II. Особенно хорошо сохранился дом № 10 с превосходно найденными пропорциями и изяществом декоративного оформления. Фасад дома № 8 был несколько переделан в 1830-х годах и позднее, в 1850-х, когда его приобрел конструктор, изобретатель и предприниматель Франц Карлович Сан-Галли. Более всего он прославился изобретением батарей парового отопления. Сконструированные им батареи были поставлены в Зимнем дворце, а потом и в других домах Санкт-Петербурга. Благодаря деятельности основанной им фирмы батареи получили широчайшее распространение во всем мире.

На протяжении почти всего XIX века в домах № 8 и № 10 размещались торговые выставки картин и скульптур, салоны для продажи гравюр и эстампов, книжные лавки и магазины, торговавшие французской, немецкой, итальянской литературой. Большой известностью пользовался располагавшийся в доме № 8 в конце XIX и начале ХХ века книжный магазин, принадлежавший Ф. К. Сан-Галли.

Соседние дома № 4 и № 6 первоначально сооружались по проектам, сходным с проектами домов № 8 и № 10, хотя и были несколько более значительны по размерам. Их строительство также финансировалось семейством купцов Перкиных, хотя дом № 6 в 1780 году достался по закладной калужскому купцу Андрею Григорьевичу Губкину. Дома эти в конце XIX века надстроены четвертым и пятым этажами. В доме № 6 в конце века располагались модный магазин Бертран, часовой и ювелирный магазин Бурхард и известный всему Петербургу магазин граммофонов, принадлежавший той же фирме "Бурхард". Дом № 4 приобретен Главным штабом и приспособлен для размещения учреждений военного ведомства.

Дом № 2, угловой, выходящий на Дворцовую площадь, приобрел современный облик в 1845-1846 годах, когда был перестроен архитектором И. Д. Черником, который продолжил этим зданием гигантскую постройку Карла Ивановича Росси - дуговое здание Главного штаба. При этом не только фундамент, но и многие внутренние части здания, где прежде размещалось Вольно-Экономическое Общество, сохранились в первоначальном виде; полностью изменен только фасад. Нижняя часть дома отделана гранитом репакиви; монументальные пятиметровые угловые двери парадного подъезда на углу здания украшены львиными мордами, венками и шестиконечными звездами. Сверху - Афина Паллада среди ядер, пушек и знамен держит щит с двуглавым орлом.

После перестройки, осуществленной архитектором И. Д. Черником, дом № 2 стал частью Главного штаба. В здании Главного штаба размещались военное министерство, Генеральный штаб и Министерства иностранных дел и финансов. В доме № 2 открылся крупнейший в империи Географический магазин. По уровню и разнообразию картографической продукции этот магазин на протяжении многих десятилетий не имел себе равных в мире. Склады магазина оказались столь обширны, что пачки старинных карт, географических альбомов и атласов извлекались из них даже в конце 1930-х годов. Планы, схемы и карты городов России, составленные в начале ХХ века и изданные Генеральным штабом, во времена Сталина были засекречены и до сих пор хранятся в спецхранах наших библиотек.

Во внутренней части здания расположены несгораемые помещения, в которых в прошлом размещался архив Главного штаба. Чугунное литье для этих несгораемых помещений и чугунные доски для пола выполнялись по макетам, проверявшимся и утверждавшимся императором Николаем I.

Вот мы и вышли на Дворцовую площадь - главную площадь Санкт-Петербурга.