Иоанн Златоуст (около 350—407)

Одним из крупнейших ранневизантийских писателей был Иоанн Златоуст, подобно многим своим современникам органически соединивший в себе античного ритора и христианского богослова.

Златоуст родился и вырос в сирийском городе Антиохия, крупном культурном центре Восточной Римской империи, где скрещивались традиции самых разных народов. Мать Златоуста Анфуса была просвещённейшей женщиной эпохи, она дала сыну прекрасное домашнее образование. Риторике Иоанн обучался в школе известного оратора Ливания (314 — около 393). Недолгое время Златоуст пробыл адвокатом, что позволило ему в подробностях изучить нравы и обычаи антиохийского света, в который он стал вхож по роду деятельности.

Важным событием в жизни Иоанна Златоуста было крещение, которое он принял от епископа Антиохии Мелетия, ставшего его учителем в христианском богословии. Затем он отправился в пустыню и провёл четыре года в постах и молитвах. По возвращении в Антиохию Иоанн в 381 г. принимает сан диакона и начинает выступать с проповедями, собирая обширную аудиторию. В 398 г. Златоуста назначают архиепископом Константинополя. Есть сведения, что его пришлось вывозить из Антиохии тайно, так как горожане не хотели отпускать любимого пастыря. Его обличительные проповеди и призыв к скромному образу жизни вызвали ненависть двора и состоятельных граждан. Резкость, нетерпимость, воинственность — важные черты характера Златоуста, прекрасно чувствующиеся в напряжённом языке его речей, — тоже сыграли свою роль. «Многие осуждают меня, — говорил он, — за то, что я нападаю на богачей, но зачем они несправедливы к бедным? Обвиняю не богача, а хищника. Ты богат? Не мешаю тебе. Но ты грабитель? Осуждаю тебя. И богачи, и бедняки — равно мои дети». Иоанн высказывал отрицательное отношение и к широко тогда распространённому рабству, которое считал плодом насилия, войн и греха.

Приняв обвинения Иоанна за личное оскорбление, императрица Евдоксия созвала специальный собор, который осудил Златоуста и выслал его из города. Однако вскоре Константинополь пострадал от сильного землетрясения. Увидев в природном явлении Божию кару за несправедливое осуждение проповедника, императрица с почестями возвращает Златоуста в столицу, но в 404 г. снова подвергает его изгнанию — сначала в Армению, а затем в Питиунт (ныне Пицунда). По пути в последнюю ссылку Иоанн умирает. Среди византийских ценителей красноречия Иоанн Златоуст прославился как мастер слова, а в Православной церкви необычайно велик его авторитет как святителя и толкователя Священного Писания. Через 100 лет после кончины этот церковный писатель получил прозвание Златоуст (по-гречески Хрисостом). В риторических школах оно присваивалось лишь тем, кто в совершенстве овладел всеми тонкостями построения и словесной отделки речей, равно как и искусством их произнесения. В творчестве Иоанна соединились две традиции, лёгшие в основание всей последующей европейской культуры: античная и древнееврейская.

Более 800 проповедей мучительных бесед, отчасти действительно принадлежащих, отчасти приписываемых Иоанну Златоусту, посвящены проблемам христианского общежития, семьи, христианского воспитания, нормам поведения христианина в различных ситуациях, роли священника в общине (эта тема обсуждается в одном из лучших его произведений — «Слове о священстве»), вопросам правильного общественного устройства. Иоанн яростно обличал ереси, роскошь и разврат. Резкая нетерпимость к противникам веры сочеталась в нём с христианским смирением: «И мы ведём войну, но наша война не живых делает мёртвыми, а мёртвых (духовно) живыми. Не еретика преследую, но ересь, не грешника, а грех. Сколько бы ты меня ни бранил, от чистого сердца говорю тебе: мир, ибо любовь Отца во мне. Тем более буду любить вас, чем менее любим буду вами». Златоуст развивает и доводит до совершенства жанр гомипии — проповеди на свободную тему, позволявшей отклоняться от основного предмета и не требовавшей строгого и заранее продуманного построения. Его проповеди сохранились благодаря особым служителям-скорописцам, сопровождавшим проповедника во время выходов к пастве и фиксировавшим на письме все его речи, большей частью импровизированные. Импровизация отличала Иоанна от предшественников — языческих риторов, которые тщательно отделывали речи задолго до произнесения и выучивали их наизусть вместе с жестами и позами, необходимыми для большей убедительности.

В толкованиях Библии Иоанн предстаёт как глубокий христианский философ, разъясняющий простым христианам положения вероучения. Язык его безупречен, приёмы сопоставления и противопоставления, житейские примеры облегчают восприятие сложных предметов. Зла-тоустовы толкования пользовались большой популярностью в византийской и русской церковной традиции. «1-е увещание к Феодору падшему» (около 369 г.) обращено к сверстнику и другу юности Иоанна Златоуста. Сначала они вместе вели монашескую жизнь, но потом Феодор, соблазнившись прелестями антиохийской красавицы Гермионы, оставил поприще монаха и вернулся в Антиохию, где с головой окунулся в светскую жизнь, подразумевавшую роскошь, разгул, пиры и посещение цирка. Желая вернуть Феодора в лоно монашества, Иоанн написал два увещания, в которых призывал «падшего» товарища бежать от суетного существования и вновь обратиться к строгой жизни. Увещания подействовали, и Феодор снова стал монахом, а впоследствии даже епископом. «1-е увещание» начинается с того, что Иоанн оплакивает падение друга. Посмотрите, пишет Златоуст, вот пророк Иеремия оплакивает народы и царства, которые погибнут из-за своих грехов, я же оплакиваю Феодора — и плач мой много горше, ибо Иеремия скорбел о смерти тела чужих людей, я же скорблю о погибели души близкого человека. Душа человеческая подобна храму, и вот тот храм, что раньше был богат добродетелями, ныне опустел, и нет больше преграды порокам — свободно входят они в душу Феодора.

Главное, продолжает писатель, сохранить упование на Господа, которое можно уподобить некоей прочной цепи, связывающей человека с небом и поддерживающей его душу. Кто крепко держится за цепь, тот поднимается ввысь, а кто ослабевает, тот падает и погибает. Когда же наконец остановится в своём падении Феодор, тот, кто был самой драгоценной овцой монашеского стада? Смерть души, в отличие от смерти тела, человек в силах победить ещё при жизни. Тому есть множество примеров, «ибо многие, и ныне и во времена наших предков, уклонившись от прямого положения и свергнувшись с тесного пути, опять восстали настолько, что последующим покрыли прежнее... прославлены с победителями и причислены к лику святых". Златоуст вспоминает вавилонского царя Навуходоносора, который бросал в печь почитателей истинного Бога, но в конце концов раскаялся и утвердился в истине. Так же было и с иудейским царём Манассией, который закрыл храм и предался идолопоклонству. Но и он, и благоразумный разбойник, распятый вместе с Христом, были по раскаянии причислены к друзьям Бога, а разбойник даже попал в рай раньше апостолов. Именно покаяние даст Феодору очищение перед лицом Господа.

Далее Златоуст живописует усилия дьявола, направленные на совращение человека, картинно изображает радости рая и — для наглядного противопоставления — муки, ожидающие душу грешника в аду. Феодору нужно скорее отречься от суетной городской жизни, ведущей к погибели. Цепочка риторических вопросов изобличает всю порочность такой жизни (здесь повторяются характерные для всего творчества Иоанна упрёки богачам): «Не видал ли ты, как умирали жившие в роскоши, пьянстве, играх и прочих удовольствиях жизни? Где теперь те, которые выступали по торжищу с великой надменностью и многочисленными спутниками, одевались в шёлковые одежды... кормили нахлебников?.. Где теперь эта пышность их? Пропали огромные расходы на ужины, толпа музыкантов, угодничество ласкателей, громкий смех... жизнь изнеженная, праздная и роскошная. Куда теперь улетело всё это?». Разнообразие выражений, наглядность картин в приведённом отрывке — от Златоуста-ритора; обличение суетности — от христианского философа. Кульминацией «1-го увещания» является изображение души Феодора, «болящей» любовью к Гермионе. Феодор восхищается её красотой, но забывает, что сам может стать гораздо выше своей возлюбленной, «как золотые статуи лучше глиняных», и достичь красоты душевной, от чего его как раз и отвлекает Гермиона. Душевная же красота, несомненно, выше телесной, убеждает Иоанн, ибо вторую создают кости, кожа и слизь, до которой человеку и дотронуться-то противно, а первая имеет природу небесную и потому неподвластна тлению. Златоуст напоминает другу, что тот христианин, а какое может быть оправдание христианину, когда он поступает хуже неверных? Исцеление возможно, нужен лишь первый шаг. «Обо всём этом размыслив, стряхни с себя пыль, встань с земли, и ты будешь страшен противнику (дьяволу. — Прим. ред)». Изысканная речь и яркие образы в «1-м увещании» сочетаются со строго логичной композицией. Каждая часть сочинения представляет собой аргумент в пользу возрождения Феодора. Таких аргументов пять: возродись, и я перестану скорбеть; возродись, и ты поднимешься по цепи на небо; возродись, и ты узришь рай, а не ад; возродись, и ты приобретёшь гораздо большую красоту, чем имеешь в Гермионе; возродись, так как ты христианин и должен быть примером язычникам. В конце, как бы суммируя все доводы, Златоуст представляет возрождение Феодора делом огромной важности, призывая его победить в борьбе с дьяволом, т. е. совершить то, что удалось Христу.

"Житие Симеона Столпника"

«Дивное и невиданное чудо произошло в наши дни. Я, грешный и смиренный Антоний, решил записать, что помню. Ведь сказание о нём исполнено пользы и назидания». Такими словами начинается житие византийского святого Симеона Столпника (356—459), который стал основателем особого вида аскезы — столпничества.

В первой части «Жизни и деяний блаженного Симеона Столпника» рассказывается о детстве святого. Подобно царю Давиду (агиографы часто сравнивали святых с библейскими праведниками), он «пас стада отца своего». Однажды Симеон заговорил в церкви со стариком, который предсказал ему будущее «..должно тебе алкать, жаждать, претерпеть обиды... брань, стенать, плакать, скорбеть, отчаяться, обрести покой, возжелать, отречься от себя, унизиться и много страдать от людей, и... быть утешену ангелами». Как это часто бывает в византийской агиографии, автор жития Антоний стремился подчеркнуть, что Симеон обладал премудростью, полученной непосредственно от Бога, а не образованностью — наукой человеческой. Поэтому старик говорит святому: «..я вижу, что ты, хотя и молод годами, по разуму уже старец». После встречи в церкви Симеон семь дней плачет и молится, забыв даже о еде. Он уходит в монастырь, где вызывает недовольство монахов тем, что ведёт слишком строгий образ жизни. Симеон ел только по воскресеньям. Он обвязался снятой с колодца верёвкой, плоть под верёвкой начала гнить, от святого стал исходить смрад, из-за которого рядом с ним нельзя было находиться.

В сознании читателей жития поступки Симеона были знаками праведности. Во-первых, они показывали силу духа святого, для которого даже столь тяжкие телесные страдания — ничто. Во-вторых, они свидетельствовали о смирении, ибо струпья на плоти Симеона были зримым выражением того, что человек лишь прах перед лицом Господа. Своим поведением праведник как бы говорит Богу: «Вот, я — недостойный». Монахи пожаловались настоятелю монастыря. Тот вызвал святого и сказал ему: «Зачем смущаешь братьев, зачем нарушаешь монастырское правило?». Симеона изгнали из монастыря, и он спрятался в колодце, где водились злые духи. На седьмой день настоятелю приснился сон, в котором мужи в белых одеждах и со свечами в руках повелевали отдать им святого, угрожая спалить святую обитель. С большим трудом отыскали монахи Симеона. Поднятый со дна колодца праведник ещё три года провёл в монастыре, после чего отправился «в пустынное место» (события происходили в Сирии), выстроил там невысокое подножие из камней и простоял на нём четыре года.

Агиограф сжато излагает дальнейшую судьбу Симеона и переходит к основной части жития — перечню чудес. При этом каждое чудо предстаёт как отдельный сюжет, ни хронологически, ни логически не связанный с предыдущим и последующим повествованием.

К Симеону стекаются толпы народа, и он проповедует. Он возводит столп высотой в четыре локтя и стоит на нём семь лет. Затем люди «складывают» ему столп в 30 локтей с небольшим внутренним пространством и оградой. На нём святой проводит ещё 15 лет. Симеон совершил множество чудес он врачевал бесноватых, «заставлял хромых ходить, очищал прокажённых, косноязычным возвращал речь, расслабленным — силу бегать». Когда к столпу пришла мать Симеона, не видевшая сына 20 лет, святой не пустил её к себе. Видимо, он боялся, что любовь к матери отвлечёт его от любви к Богу. Вспомним, что в Евангелии Христос отвечает человеку, пожелавшему идти за ним, но просившему позволения сначала похоронить отца: «предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Но после того как мать Симеона умерла у столпа, он помолился за неё, и уста умершей улыбнулись, показывая, что её душа узрела рай. Являлись к столпу и сарацины (арабы). При виде великой святости Симеона, они обращались ко Христу. Дьявол навёл болезнь (нарыв) на бедро праведника, искушая его, и столпник был вынужден простоять два года на одной ноге.

Пришёл к Симеону некий вождь сарацинский. С гниющего тела святого (а он продолжал умерщвление плоти) упал на землю червь, неверный же, перед тем как уйти, подобрал его и зажал в кулаке. Симеон повелел вождю вернуться и положить червя на место. Когда тот разжал кулак, в нём оказался бесценный перл (жемчужина). Это событие святой истолковал как изъявление Божией милости. В окрестностях столпа жил огромный и ужасный змей, но стоило ему приблизиться к месту стояния Симеона, как он усмирился. Опасного разбойника Антиоха, промышлявшего в Сирии, пытались поймать многие воины. Спасаясь от них, Антиох вбежал в ограду, окружавшую столп Симеона, преследователи же не осмелились войти туда. Оказавшись в святом месте, разбойник уверовал, стал оплакивать свои грехи и умер прямо у столпа. Симеон обитал в пустыне, где не было воды, а люди, стекавшиеся к столпу ради исцеления, хотели пить. Тогда святой силой молитвы исторг из земли воду. Какие-то злодеи возжелали свергнуть святого со столпа, но в тот момент, когда они попытались влезть на вершину столпа по лестнице, лестница зависла в воздухе.

После описания чудес автор жития Антоний подробно повествует о кончине Симеона Столпника, свидетелем которой он был. Антоний рассказывает, что сначала не мог понять, действительно ли святой скончался или находится в особом молитвенном состоянии. Однако, увидев, как просияло лицо праведника, и ощутив запах мирры, который источали мощи, Антоний убедился, что тот умер. В Антиохию тело святого сопровождали 600 воинов и толпы народа. За пять миль до города мулы, тянувшие повозку с Симеоном, встали. Оказалось, что в том месте мощам Симеона было суждено исцелить от глухоты и немоты великого грешника. Только после этого процессия отправилась дальше. Мощи святого впоследствии поместили в храм его имени. По традиции в начале или в конце жития агиограф должен был указать день памяти святого, когда отмечается его кончина или перенесение мощей. Антоний делает это в конце: «Святой Симеон скончался месяца сентября первого дня...».

Роман Сладкопевец (конец V в. - 560 г.)

Самый знаменитый византийский гимнограф (сочинитель священных гимнов) — Роман Сладкопевец, живший в эпоху императора Юстиниана I (527—565 гг.). Как предполагают, Роман был крещёным евреем, уроженцем сирийского города Эмес; он служил диаконом сначала в Берите (нынешний Бейрут), а затем в столице империи Константинополе, где, возможно, принял монашеский обет. И это почти всё, что известно о жизни крупнейшего музыканта, певца и поэта.

В творчестве Романа определились основы церковного сладкогласия (хорового песнопения), и византийская, а вслед за ней и русская Церковь прославила его как святого, получившего дар источать «услады сладкопения» от самой Богоматери, и сохранила — хотя и в очень небольшом объёме — его гимны в богослужебной практике. До нас дошло 85 (из предполагаемых 1000) кондаков Романа. Кондак — особый жанр византийской гимнографии, популярный в V—VI вв. Кондак включал от 18 до 24 больших строф, или икосов (греч. «икос» — «дом»). Все они, кроме первой, имели общую ритмическую структуру и одинаковое окончание — рефрен. Первая строфа, или зачин, кондака называлась кукулием (в переводе с греческого «капюшон»). Кукулий, как и икосы, оканчивался рефреном, но отличался ритмическим рисунком. Кондак не вполне соответствовал традиционным нормам византийской литературы, ведь он писался не привычным для античности метрическим, а близким к народному творчеству тоническим стихом. Византийская литературная теория даже не могла определить, стихи это или проза.

Роман Сладкопевец во многом изменил традиционную форму кондака. До него кондаки в основном писали трёхстопным анапестом, что придавало звучанию монотонность. Сладкопевец применил различные размеры, ввёл строфу со строками разной длины. Его гимны начинают звучать напряжённо и призывно. Он часто использовал также ассонансы (созвучия гласных) и аллитерации (созвучия согласных). Встречаются у него и элементы рифмы, и синтаксический параллелизм, т. е. повторение одинаковых конструкций для большей художественной выразительности. Гимны Сладкопевца, как правило, содержат вариации на тему какого-либо библейского сюжета. Картинные подробности и диалоги помогали слушателям живее воспринимать события Священной истории. Кондак «На усопших» прославляет блаженную жизнь обитателей рая. Он состоит из шести строф. В кукулии семь строк, в остальных строфах — по девять. В последних строках всех строф рефреном повторяется слово «Аллилуйя!» («Славься, Господь!»), которое возглашают жители рая. Логика и строение фраз в каждой из строф подводят к этому возгласу, так что он оказывается смысловым и синтаксическим завершением строфы, а не формальным «довеском».

Главная мысль автора сформулирована в восклицании, с которого начинается гимн:

Сколь сладостны кущи твои

и возлюбленны,

Боже и Господи сил!

(Здесь и далее перевод С. С. Аверинцева.)

Каждая строфа кондака — новое подтверждение этой мысли. Те, кто обитает в раю, вечно восхваляют Господа «давидовым напевом» — «Аллилуйя!», следовательно, только там истинное счастье. Воззрев на радости земные, понимаешь, сколь «горька чаша житейская». Блаженны лишь жители небес. Здесь, на земле, все несчастны: кто вчера был горд и возвышен, сегодня голоден и плетётся с сумой. На этом свете плохо всем:

Неженатый в тоске угрызается,

А женатый в суете надрывается».

Бездетный грустит, у многодетного много забот.

Чтобы угодить своему чреву, обитатель земли с риском для жизни пускается по бурному морю. Блаженным усопшим это незнакомо. Ужаснее всего то, что на земле люди умирают, и тот, с кем ты вчера беседовал, ныне лежит бездыханен:

Онемели уста говорливые,

Угасли очи проворные...

Поэтому следует бояться Бога и восхвалять его, чтобы (так можно продолжить недоконченную Романом мысль) достичь единственного истинного блаженства на небесах.

КАК РОМАН СЛАДКОПЕВЕЦ ПРИОБРЁЛ СВОЙ ПОЭТИЧЕСКИЙ ДАР

Легенда рассказывает, что однажды ночью во сне Роману явилась Богоматерь, которая держала в руках некую хартию (рукопись). Лева Мария протянула Сладкопевцу один из листов хартии и повелела съесть его. Несмотря на великий страх, объявший душу Романа, он всё же решился отверзнуть уста и проглотить лист. Проснувшись на следующее утро, Сладкопевец, движимый небесной силой, взошёл на амвон (возвышение внутри церкви) и начал пес-нословить. Согласно преданию, первым его песнопением стала похвала Богородице. Часть этой похвалы до сих пор исполняется во время православного богослужения, как и сочинённый Сладкопевцем кондак на Рождество Христово.

КОНДАК «О ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ ИУДИНОМ»

Главные особенности поэзии Романа Сладкопевца наглядно (насколько это позволяет перевод) иллюстрирует кондак «О предательстве Иудином». Гимн посвящён новозаветному сюжету — предательству апостола Иуды. Деяние Иуды в глазах автора столь ужасно и немыслимо, что даже непонятно,

Как море гнев сдержало,

Как небо на землю не пало,

Как мира строение устояло...

(Здесь и далее перевод С. С. Аверинцева.)

Грех Иуды лёг печатью на весь человеческий род, поэтому в рефрене строфа за строфой повторяется просьба к Богу:

Смилуйся, смилуйся, смилуйся

Над нами, о мир подьемлюший

И объемлющий!

Традиционный для молитв повтор одного слова (или фразы), рифма («подъемлюший» — «обьемлюший»), ритмический перебой в последней строке (один ударный слог вместо трёх) — вот наиболее характерные поэтические приёмы Романа.

Самые яркие и важные для автора образы выносятся в три короткие строки, которые вставляются между длинными, разрезая каждую строфу пополам. Эти строки обычно связаны простейшими рифмами и за счёт ритмического перепада становятся ударным, кульминационным элементом строфы. Несложными, казалось бы, средствами Роман Сладкопевец добивается большой эмоциональной насыщенности стиха:

...Вот испил от вина благодатного

Тать, и пяту подъял, по Писанию,

И вышел из овчарни,

Оставив агниев стадо

Для волчьей стаи ада.

Михаил Пселл (1018 — около 1078 или около 1096)

Ярчайшим явлением византийской культуры было творчество Михаила Пселла, опытного царедворца и учёного-энциклопедиста, писавшего труды по математике и агрономии, медицине и праву, физике и военному делу, истории и философии.

Пселл родился и вырос в Константинополе, в семье небогатых родителей. Курс риторики он прошёл у известного византийского учёного Иоанна Мавропода. Государственная карьера Пселла началась с должности императорского секретаря. По его собственным словам, «ворота дворца ему открыла... учёность». Затем Пселл стал ближайшим советником императора Константина IX Мономаха (1042—1055 гг.), первым ритором государства, возглавил философский факультет высшего училища, основанного в 1045 г. в Константинополе. Император наградил его титулами, подарил дом, монастыри, земельные владения. Пселл служил при восьми .византийских правителях и всегда оказывал значительное влияние на политику государства. Особые отношения сложились у Пселла с императором Михаилом VII Дукой (1071 — 1078 гг.), воспитателем и другом которого он был. Наследие Пселла огромно, однако современные исследователи больше всего ценят его историческое сочинение «Хронография» (сам Пселл не считал этот труд своим главным детищем). «Хронография» рассказывает о жизни и деяниях 12 византийских венценосцев, начиная с Василия II Болгаробойцы (976—1025 гг.) и заканчивая Михаилом VII Дукой. Это прежде всего мемуары. Автор по своему произволу отбирает факты, сам определяет порядок изложения, вводит в повествование собственную оценку. Пселл никогда не копирует своих предшественников и отказывается от хронологического расположения событий.

Одним из первых в мировой литературе он открывает и изображает противоречивость человеческой личности. Отсюда вытекают и новые композиционные принципы. Схему изложения деяний Пселл берёт из античной биографии, однако в «Хронографии» эта схема более подвижна. Для Пселла важно не просто перечислить свойства императоров, но нарисовать психологический портрет каждого из них. О биографии Константина IX Пселл говорит: «...составлен он (рассказ о жизни императора. — Прим.ред.) по законам правды, а не риторики, и как бы уподобляется и сопереживает царю». В биографии Василия II событие упоминается лишь в том случае, если оно может служить иллюстрацией изменений в характере императора. Глава, посвящённая Михаилу IV, начинается с рассказа о его восшествии на престол и похоронах его предшественника Романа III. «Эту погребальную процессию видел и я, в то время ещё безбородый, только обратившийся к поэтическим произведениям», — отмечает Пселл. Далее идёт краткая характеристика императора, нрав которого заставляет автора «раздваиваться в своих суждениях»: если забыть преступления Михаила IV, то он покажется одним из лучших государственных деятелей. Несмотря на недостаток учёности, «с ним не мог бы поспорить ни один из прославленных императоров», ибо он «не позволял страстям повелевать рассудком, но сам повелевал страстями... Грозным был его взгляд, но ещё более грозной и всегда готовой к отпору была душа Михаила» (здесь сопоставляются черты внешности и характера).

Пселл пишет о том, как изменился Михаил к царице Зое: сначала государь «сохранял доброе расположение» к ней, а потом «запер на женской половине». Автор объясняет это болезнью императора: тот страдал эпилепсией. Далее читатель узнаёт, что припадки у Михаила случались неожиданно, а потому он «почти не устраивал выходов и неохотно появлялся на людях». Однажды император упал в припадке, когда переправлялся на коне через ручей. «Я поведал о больном императоре — посмотрим теперь на него в добром здравии», — переходит к другой теме повествования Пселл. Следует короткий рассказ о государственной деятельности Михаила — о его внешней политике, налогах и устройстве войска. И вновь автор возвращается к болезни: слабое здоровье заставляет подумать о возможных преемниках. Эти размышления Пселл представил в виде разговора Михаила с братом Иоанном, предлагающим императору усыновить «сына сестры Марии — Михаила-младшего, которому доверено начальствование над... телохранителями». Иоанн убеждает брата: «Получит он только звонкий титул, служить тебе станет лучше прежнего, для тебя будет рабом и место займёт самое низкое». Михаил последовал совету, и это явилось для Пселла поводом рассказать о племяннике императора. Выясняется, что отец Михаила-младшего «происходил из самой захудалой деревни в какой-то глуши», но потом стал баловнем судьбы. Однако, едко замечает Пселл, «как вообразивший себя Гераклом пигмей ни старается уподобиться герою, как ни заворачивается в львиную шкуру и ни пыхтит над палицей, всё равно его легко можно распознать по виду». Сам же Михаил-младший был ужасным лицемером — «питал злые намерения и желания, пренебрегал своими благодетелями», но «всё это он умел прятать под притворной маской». И снова автор «Хронографии» возвращается к теме болезни: император стал страдать от водянки. Пытаясь избавиться от недуга, Михаил отстроил монастырскую церковь, «сообщил неописуемую красоту гармонии зданий... озарил весь храм сиянием золотых мозаик и искусством художников... Но всё было впустую, срок его жизни подходил к концу, тело разлагалось, и поэтому он стал готовить себя к грядущему суду и захотел удалить с души налипшую на неё грязь». Для этого царь щедро одарял монастыри, оказывал почитание святым аскетам, «надевал на себя их рубище, укладывал подвижников на царскую постель, а сам растягивался на низком ложе, подложив себе под голову большой камень».

Прежде чем перейти к описанию пострига и кончины императора, которое бы логично продолжило рассказ о болезни и приготовлениях к смерти, Пселл неожиданно вставляет эпизод, посвящённый подавлению восстания в Болгарии. Подробный рассказ о крупной внешнеполитической акции Михаила IV вводится лишь единственный раз — как пример деятельности императора (ведь деятельность — проявление характера), ибо «было бы долго перечислять всё, что он сделал и как распорядился во время внутренних мятежей и внешних войн». Завершается биография императора Михаила тем, что он отказался от власти и поселился в монастыре, где «окончил жизнь в великом подвиге». «Во время своего царствования он многое замыслил и многое совершил и лишь в редких случаях терпел неудачи; исследуя и сопоставляя его деяния, я нахожу, что успехов у него было больше, чем промахов...» — подытоживает Михаил Пселл.