Реферат Князь Святослав Ярославич и некоторые аспекты его политики
Работа добавлена на сайт bukvasha.net: 2015-10-28Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
от 25%
Подписываем
договор
Министерство образования и науки РФ
Федеральное агентство по образованию
Государственное образовательное учреждение
Высшего профессионального образования
Тюменский государственный университет
Институт Истории и политических наук
Кафедра отечественной истории
Рецензия на статью:
КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ ЯРОСЛАВИЧ
И НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ЕГО ПОЛИТИКИ
Выполнил:
Студент 1 курса
Группы №390
Чунихин Егор
Проверил:
К.и.н. ст. преподаватель
Васиховская
Наталья Сергеевна
Тюмень 2009
В рецензируемой работе рассматривается статья «Князь Святослав Ярославич и некоторые аспекты его политики», автором которой является Короленков Антон Викторович, кандидат историчечких наук. В статье на первый план выдвигается вопрос о личности Святослава Ярославича и его политике, а также о событиях, произошедших во времена его правления страной. Центральным вопросом работы, где автор добился наиболее существенных результатов, являются некоторые спорные аспекты деятельности Святослава, в особенности на те, которые связаны с его приходом к власти в Киеве и с княжением там.
Фигура Святослава Ярославича, третьего сына Ярослава Мудрого, князя черниговского, а затем и киевского, давно привлекает внимание исследователей. Один из самых выдающихся деятелей своей эпохи, победитель половцев, покровитель культуры, но в то же время — зачинщик первой распри среди потомков Ярослава, положивший начало «выгнанью братню». Ученые анализировали как политику Святослава в целом, так и отдельные ее стороны.
Прежде всего автор статьи рассматривает одну из самых дискуссионных тем — переворот 1073 г., приведший Святослава на вершину власти. «В лето 6581. В лето 6581. Въздвиже дьявол котору в братьи сей Ярославичих. Бывши распри межи чеми, быста с собе Святослав со Всеволодомь на Изяслава. Изиде Изяслав ис Кыева. Святослав же и Всеволод внидоста в Кыев, месяца марта 22. И седоста на столе на Берестовомь, преступивше заповедь отню». Летописец так объясняет причины случившегося: Святослав, «желая болшее власти, Всеволода бо прелсти, глаголя, яко Изяслав сватится со Всеславом, мысля на наю, да аще его не вариве, имать нас прогнати. И тако взостри Всеволода на Изяслава».
А.В. Короленков размышляет: как расценивать обвинения, которые Святослав выдвигал против старшего брата? Одни исследователи отрицают их обоснованность (требовалось оправдать изгнание Изяслава); другие, напротив, признают их истинность (Изяслав хотел вернуть себе Новгород, где во время его бегства в Польшу в 1068-1069 гг. сел сын Святослава Глеб). Однако здесь необходимо верно расставить акценты. Кто был обороняющейся, а кто наступающей стороной? Со второй половины 1060-х гг. позиции Святослава неуклонно усиливались: после смерти Ростислава Владимировича в 1066 г. он вернул себе Тмутаракань, а не позднее 1069 г., как упоминалось, в Новгороде вокняжился его сын Глеб. Авторитет Святослава, по-видимому, вырос и в глазах киевлян: он прославился громкой победой над половцами под Сновском и вместе со Всеволодом заступился за них перед Изяславом, когда тот возвращался из Польши, собираясь сурово покарать мятежных подданных. Весьма правдоподобно выглядит гипотеза А.В. Назаренко о том, что уже в 1069 или 1070 г. Святослав начал переговоры о браке с Одой, племянницей германского короля Генриха IV, противника короля Польши Болеслава, который, в свою очередь, был союзником Изяслава. Именно это обстоятельство, как полагает исследователь, заставило киевского князя прекратить борьбу с Всеславом, отбившим у него Полоцк, но затем потерпевшим поражение под Голотическом. Изяслав Ярославич предпочел не развивать успех, а пойти на союз с полоцким правителем в противовес коалиции Чернигова и Германии (а заодно, добавим, и Переяславля). Этот союз мог заметно усилить позиции Изяслава, и его братьям пришлось поторопиться с выступлением против него.
Таким образом, обвинения, выдвигавшиеся Святославом в адрес Изяслава, по-видимому, соответствовали истине, по крайней мере в той части, касавшейся переговоров Изяслава и Всеслава. Но речь шла лишь об оборонительной мере со стороны киевского князя, который не мог не чувствовать нависшей над ним угрозы. Вообще содержащиеся в Повести временных лет обвинения Святослава в адрес Изяслава имеют целью выгородить Всеволода, а потому вполне возможно, что они соответствующим образом подкорректированы. Сам же переяславский князь поддержал Святослава, очевидно, в расчете на приращение владений и усиление своего влияния — ведь в случае успеха он становился уже не третьим, а вторым среди русских князей.
Наступление Святослава и Всеволода на старшего брата началось уже в конце 1060-х гг. Но автор задается вопросом: почему же переворот совершился лишь в 1073 г.? Однозначного ответа на этот вопрос источники не дают, но некоторые предположения на сей счет вполне возможны.
По-видимому, черниговский и переяславский князья старались как можно тщательнее подготовиться к свержению Изяслава, что, в свою очередь, давало возможность последнему принять определенные контрмеры. В начале 1070-х гг. он женил своего сына Ярополка на Кунигунде, падчерице Деди, маркграфа Саксонской (Лужицкой) восточной марки. Его отношения с королем Генрихом IV были весьма натянутыми. «Деди как нельзя лучше подходил для роли политического противовеса» Экберту II и Удону II, маркграфам Майсенской и Саксонской северной марок и родственникам жены Святослава Оды, которые при необходимости могли нейтрализовать Болеслава II. Однако противники Изяслава предприняли еще один шаг: примерно в 1072 г. начинаются переговоры о браке между сыном Всеволода Владимиром и Гидой (Гитой), дочерью англо-саксонского короля Харальда. Гида пользовалась покровительством датского короля Свена Эстридсена, начавшего в это время сближение с Генрихом IV, союзником Святослава Ярославича. Таким образом, к черниговско-переяславско-германской коалиции присоединялась еще и Дания. Однако все это требовало времени, и в 1073 г. переговоры еще могли продолжаться. Вполне возможно, что сведения о союзе Киева и Полоцка заставили Святослава и Всеволода поторопиться, а брак состоялся уже после свержения Изяслава.
Подготовка, по-видимому, велась и в пределах Руси, однако о ней известно совсем немного. Когда Изяслав разгневался на старца Киево-Печерского монастыря Антония «из Всеслава» (Антоний осуждал вероломный захват Всеслава), Святослав «в ночь поя Антонья Чернигову», что, несомненно, подняло его авторитет. Настроения киевской верхушки, вероятно, он прощупал во время пребывания в Киеве в мае 1072 г., когда участвовал в перенесении мощей св. Бориса и Глеба, и убедился в ее поддержке — об этом говорит отсутствие всякого сопротивления Святославу и Всеволоду во время переворота 1073 г., считает А. Короленко.
М.Б. Свердлов, опираясь на западноевропейские источники, предположил, что первоначально Святослав действовал один, поскольку Изяслав при обращении за помощью к европейским монархам жаловался лишь на того из братьев, который выгнал его из Киева (т.е. на Святослава). Но что значит «первоначально»? В Киев черниговский и переяславский князья вступили вместе, поэтому очевидно, что еще до того, как Изяслав покинул Русь, они действовали заодно. Другое дело, что Изяслав не считал нужным информировать об этом западноевропейских правителей: во-первых, его потенциальным союзникам вряд ли понравилась бы перспектива войны не с одним, а с двумя сильнейшими князьями Руси, во-вторых, он, возможно, надеялся в случае конфликта нейтрализовать Всеволода и потому не видел необходимости раньше времени во всеуслышание объявлять его своим врагом.
Итак, Святослав стал киевским князем. Теперь предстоял раздел волостей. Уже прежде владевший Черниговом, Новгородом, Тмутараканью, Муромо-Рязанской землей, частью Верхнего Поволжья, возможно, третью Смоленска, теперь он, помимо Киева, захватил, очевидно, и Волынь, которая ранее принадлежала Изяславу. После смерти Святослава и Владимира Волынского был выведен его сын Олег, который сел там, скорее всего, еще при жизни отца. В.А. Кучкин полагает при этом, что с конца 1060-х гг. до 1076 г. во Владимире Волынском княжил Владимир Мономах, а Олег там сел лишь после похода в Польшу. Исследователь исходит из того, что сын Всеволода Ярославича вокняжился в этом городе еще во время первого изгнания Изяслава (после восстания в Киеве в 1068 г.), ибо Мономах мог участвовать в заключении мира с поляками («на Сутейску мира творить с ляхы») только в 1069 г., когда Болеслав и Изяслав вступили в пределы Руси, чтобы вернуть последнему киевский стол. Сразу после цитированных слов в «Поучении» Мономаха говорится: «Оттуда пакы на лето Володимерю опять. Та посла мя Святослав в Ляхы». Стало быть, до 1075 г. Мономах княжил во Владимире Волынском и лишь после возвращения из похода против чехов уступил его Олегу.
Однако приведенная реконструкция представляется не единственной за возможных. Прежде всего следует автор отмечает, что переговоры в Сутейске с участием Владимира могли проходить не обязательно в 1069 г. Ведь заключение договора в Сутейске, если его относить к 1069 г., должно было состояться во второй половине апреля, а Мономах приехал во Владимир, судя по «Поучению», лишь летом. Сомнительно, что почти полтора месяца после подписания мира он оставался в захолустном Сутейске; думается, договор был заключен не в апреле, а самое раннее —в мае, и не в 1069, а 1075 г. Равным образом и столкновения между русскими и поляками могли происходить не только в 1068-1069 гг., но и в 1073-1075 гг. Молчание источников на сей счет ничего не доказывает. Оно вполне объяснимо, если учесть, что король явно не участвовал в этих столкновениях. Внимание же хронистов было сосредоточено прежде всего на деяниях монарха.
Что же касается поездки Владимира Мономаха в Берестье, то ее также не обязательно относить к 1068-1069 гг. То, что приказ о ней отдали оба князя, Святослав и Всеволод, а приказ о походе в Чехию — только Святослав, ни о чем еще не говорит. Удивляться приходится скорее тому, что в 1075 г. последний действовал через голову брата. Вряд ли это было правилом. Сожжение Берестья, таким образом, вполне могло иметь место в 1073-1075 гг. и стать одним из проявлений русско-польского «розмирья», которое и пришлось урегулировать в Сутейске.
Но как быть с троекратным упоминанием «Поучения» о пребывании Мономаха во Владимире? В первый раз он был там накануне поездки в Берестье, затем — перед заключением мира в Сутейске, в третий раз — между пребыванием в Сутейске и походом в Чехию. А.Короленко ставит вопрос: княжил ли он там?
Относительно первого упоминания Мономаха на Волыни возможны два толкования: 1) он правил там, но затем ввиду неясности ситуации на западной границе Святослав прибрал эту область к рукам; 2) княжич приехал во Владимир в «командировку» для поддержки Олега в случае вражеского вторжения. Второе упоминание объясняется просто: Мономах прибыл туда для ведения переговоров в Сутейске. Третье упоминание о его присутствии во Владимире связано с подготовкой похода против чехов. Согласно «Поучению», он прибыл во Владимир летом («оттуда пакы на лето Володимерю опять»), а чешская кампания, по расчетам В.А. Кучкина, началась не позднее сентября 1075 г., что хронологически увязывает оба события.
И еще одно обстоятельство, которое нужно иметь в виду. Как следует из «Поучения», поход против Чехии начался с Волыни. Было бы странно, если бы во время подготовки похода эти стратегически важные земли контролировал Всеволод, а Святослав озаботился их приобретением лишь после окончания экспедиции.
Сказанное позволяет сделать вывод, что Волынь в 1073-1076 гг. принадлежала Святославу.
Что же получил в результате переворота Всеволод? Вне всякого сомнения — Туров: о своем пребывании в нем в 1076 г. Владимир пишет в «Поучении». Гораздо более сложен вопрос о Смоленске. Автор «Поучения» сообщает, что в юности ходил к Смоленску (еще при Изяславе), после чего отправился во Владимир Волынский для переговоров в Сутейске. Следует оговориться, что Смоленск (точнее, видимо, доходы с него) был поделен между Ярославичами. Представляются возможными два объяснения: 1) Всеволод захватил Смоленск еще во время пребывания Изяслава в «Ляхах» в 1068-1069 гг. и при молчаливом согласии вернувшегося оттуда киевского князя владел им и далее, выплачивая тому (до его вторичного изгнания) и Святославу их доли доходов; 2) Изяслав отправил Владимира в Смоленск и инспекционными задачами незадолго до переворота в марте 1072 г., после которого Мономах вокняжился там, но спустя некоторое время уехал на Волынь. После же смерти Святослава Всеволод отправил сына в Смоленск, чтобы тот охранял город от возможного наступления со стороны Изяслава и его польских союзников.
И, наконец, главная проблема: за кем остался Чернигов? Определенную путаницу в вопрос о разделе владений внесло сообщение В.Н. Татищева, будто Святослав, сев в Киеве, передал Всеволоду Чернигов, Борису (то ли Вячеславичу, то ли неизвестному по другим источникам Святославичу) Вышгород, а сыновьям — Глебу Переяславль, Давыду Новгород, Олегу Ростов. О.М. Рапов, принимая эти сведения, полагал, что был произведен крупномасштабный размен: Всеволод обменял Переяславль и Ростов на Чернигов, Муромо-Рязанскую землю и Тмутаракань; неуверенность у исследователя вызвало лишь сообщение о передаче Новгорода Давыду. Другие ученые придерживаются более умеренной точки зрения, полагая, что к Всеволоду перешел только Чернигов.
Точка зрения О.М. Рапова, почти полностью принявшего указания В.Н. Татищева, в ряде пунктов противоречит источникам. О том, что Переяславль остался за Всеволодом, можно заключить из «Поучения» Мономаха, автор которого наведался туда накануне отъезда к Сутейску и после похода в Чехию. Если датировка первого визита спорна, то второго очевидна: 1076 г. Было бы странно, если бы после экспедиции в Чехию Владимир прибыл в город, принадлежащий Святославу, но вполне логично, что он навестил в Переяславле отца и сообщил ему об обстоятельствах, связанных с походом. Крайне сомнительно и утверждение В.Н. Татищева о передаче Ростова Олегу. В 1096 г. тот заявил сыну Мономаха Изяславу, княжившему в Муроме: «Иди в волость отца своего к Ростову, а то (Муром. — А. К.) есть волость отца моего». Таким образом, Олег четко отделяет Ростов от владений своего отца, что он вряд ли стал бы делать, если бы, как сообщает В.Н. Татищев, получил его в 1073 г.
Автор думает, что куда сложнее обстоит дело с Черниговом и разбирает аргументы pro et contra пребывания его под властью Всеволода в 1073-1076 гг.
Еще Н.М. Карамзин указывал со ссылкой на «Житие Феодосия Печерского», что после изгнания Изяслава Всеволод вернулся «в область свою»49, т.е. в Переяславль, а не Чернигов. Однако названный источник не летопись и поэтому в нем нет четкой фиксации смены княжений. Под «своей областью» мог иметься в виду и Чернигов, который также становился для Всеволода «своим», если он получил его от Святослава. Не совсем убедителен и другой аргумент: Святослав вряд ли оставил бы брату одновременно и Чернигов, и Переяславль. Но ведь справедлива и обратная логика: разве допустил бы Всеволод, чтобы Святослав владел и Киевом, и Черниговом? А пренебрегать мнением Всеволода Святослав не посмел бы, без его поддержки он не решился бы на переворот.
Говоря об окончании усобицы за Чернигов в 1094 г., автор Повести временных лет отмечает: «Володимер же (Мономах. — А.К.) створи мир с Олегом и иде из града на стол отень Переяславлю; а Олег вниде в град отца своего». Летописец, замечает А.Е. Пресняков, «ничего не знает о "праве" Всеволода перейти в Чернигов, раз Святослав занял Киев». Однако отправной точкой цитированных пассажей, по-видимому, является тот факт, что у Олега больше прав на Чернигов, ибо его отец Святослав получил город от самого Ярослава Мудрого, а отец Владимира Всеволод — лишь от одного из своих старших братьев.
В.А. Кучкин обращает внимание на то, что Мономах, говоря о своей поездке в Переяславль в 1076 г., не упоминает, что ехал к отцу, тогда как отметил это обстоятельство при сообщении о предыдущем прибытии туда. «Напрашивается естественный вывод, что в промежутке между первым и вторым приездами Мономаха в Переяславль на Руси произошло перераспределение княжеских столов», в результате которого Всеволод получил Чернигов, а его сын Владимир — Переяславль. «События 1078 г.55 застают Всеволода Ярославича в Чернигове... Едва ли Всеволод мог получить или захватить Чернигов после смерти брата Святослава. Не видно никакой борьбы сыновей Святослава за отцовское наследие вплоть до того момента, когда Олег Святославич был лишен своего княжения. Скорее всего, Чернигов был отдан Всеволоду по соглашению с самим Святославом». Отдавая Чернигов Всеволоду, Святослав, в сущности, ничем не рисковал, ибо при необходимости мог отнять город у брата.
Автор производит разбор аргументов в пользу противоположной точки зрения. Прежде всего он отмечает, что в источниках не зафиксирован факт перехода Чернигова под власть Всеволода. Самые ранние данные о его правлении там появляются в летописи лишь под 1077 г. Очень странно, что столь важное событие, как смена княжения в Чернигове, втором городе Южной Руси («Русской земли»), и трехлетнее правление там Всеволода, не упомянуты ни одним источником, тогда как восьмидневное пребывание у власти в том же городе Бориса Вячеславича в мае 1077 г. аккуратно зафиксировано в летописи. Нельзя не отметить, что не только в Повести временных лет, но и в «Поучении» Мономаха Всеволод начинает фигурировать в Чернигове лишь в 1077 г.
Не совсем верно утверждение об отсутствии данных о борьбе сыновей Святослава за Чернигов после смерти отца до лишения Олега владимирского княжения. Олег был выведен из Владимира и оказался в Чернигове под арестом вскоре после возвращения в Киев Изяслава, что могло быть как раз проявлением такой борьбы (возможно, превентивным ударом со стороны Ярославичей). Прочие же Святославичи могли просто не счесть свои силы достаточными для схватки за «стол отень». Нельзя считать доказанным и то, будто Всеволод «едва ли» мог завладеть Черниговом после смерти брата. Летопись вообще в этой части излагает события крайне лаконично, и остается только гадать, о чем она недоговаривает.
Как видим, едва ли не любой аргумент каждой из сторон можно парировать контраргументом, и в принципе приходится признать что окончательное решение вопроса о том, кому принадлежал Чернигов в 1073-1076 гг., из-за недостатка источников вряд ли возможно. Но именно недостаток содержащейся в источниках информации, позволяет, как представляется, кое-что прояснить.
При любом решении вопроса о судьбе Чернигова в 1073-1076 гг. ясно, что Святослав обладал солидным перевесом над Всеволодом. Новый киевский князь стал явно могущественнее по сравнению с предшественником. К тому же Изяславу приходилось считаться с двумя братьями, Святославу же лишь с одним. Но это еще не значит, что он имел на младшего брата «неограниченное влияние»69. Доказывая подобное утверждение, М.С. Грушевский приводил слова Мономаха из «Поучения»: «Посла мя Святослав в Ляхы»70. Случай, действительно, чрезвычайный, но мы не знаем, какими обстоятельствами он был вызван. Нельзя исключить, например, болезнь Всеволода, помешавшую ему соблюсти формальности при отправке сына в Польшу. К тому же последний в «Поучении» передавал суть происшедшего, а в таком случае было достаточно указать, от кого исходил приказ de facto, а не de jure.
Немалое значение для киевского князя имела и поддержка киевлян. Несомненно, во многом именно благодаря ей быстро и бескровно совершился переворот в 1073 г. — Изяслав покинул стольный град явно без боя и до прибытия братьев71. Даже западноевропейский хронист Сигеберт из Жамблу писал, что Изяслав был изгнан «всей страной». Но сохранились ли симпатии киевлян к Святославу в дальнейшем? П.В. Голубовский пишет, что новый великий князь окружил себя черниговскими боярами, для которых Киевская земля была чужой. Это не могло не вызвать недовольства киевлян и в итоге породило длительную борьбу между «матерью городов русских» и Черниговом. Высказывалось также предположение, что и сам Святослав чувствовал себя в Киеве чужаком, более тяготея к Чернигову, где его и похоронили, когда он умер. П.П. Толочко отмечает, что при сообщении о кончине князя в 1076 г. в летописи ничего не говорится о сочувствии киевлян покойному.
Между тем эти соображения представляются неубедительными. Мы не знаем, по чьей воле, своей или Всеволода, Святослав был погребен в Чернигове. Молчание летописи о реакции киевлян на его смерть и вовсе ничего не доказывает. Повесть временных лет вообще крайне скупо освещает киевское княжение Святослава, причем конкретная информация о событиях 1073-1076 гг. носит либо нейтральный, либо неблагоприятный для него характер. Отсутствует и заключительная характеристика Святослава — «некролог», очевидно, по принципу de mortuis aut bene, aut nihil.
Таким образом, А.В. Короленков может с определенной долей уверенности утверждать, что во время княжения в Киеве Святослав пользовался поддержкой местного населения, прежде всего, конечно, верхушки. Он сел на киевском столе «чрес закон», не соблюдя «заповедь отню» «пребывать мирно, послушающе брат брата», но обретенною властью пользовался достойно и снискал репутацию одной из ярчайших личностей своей эпохи.
Оценивая работу в целом, можно сказать, что автор проявил умение разбираться в сути поставленной проблемы. А.В. Короленков пишет очень ясно и понятно для читателя, делая замечания и некоторые уточнения существующих понятий. Автор углубляет наше представление об исследуемом материале, раскрывает новые его стороны, до этого неизвестные для большинства читателей.
Работа заслуживает высокой оценки, а ее автор, несомненно, достоин положительной оценки со стороны критиков. Работа удовлетворяет всем требованиям статьи, раскрывающей всю суть темы.
ОИ. 2003. № 4. С. 168—166.
©2003г. А.В. КОРОЛЕНКОВ
